Текст книги "Герои – моя слабость"

Ливия негодующе замотала головой.

– Так ты не маленькая?

Малышка снова покачала головой, потом выбралась из-под ветвей, согнула одну ногу и неуклюже запрыгала на другой.

– Великолепно! – Плутовка восторженно захлопала тряпичными ладошками. – А можешь дотянуться пальцами до носочков?

Ливия наклонилась, согнув колени, и дотронулась до сапожек. Кончики ее прямых каштановых волос коснулись земли.

Плутовка заставила девочку выполнить и другие упражнения, проверяя ее ловкость. Под конец Ливия обежала несколько раз вокруг ели, а кукла весело подгоняла ее, приказывая бежать все быстрее и быстрее.

– Ты удивительно сильная для своих трех лет, настоящая спортсменка, – с одобрением заключила Плутовка.

Ливия остановилась как вкопанная. Сердито нахмурившись, она исподлобья посмотрела на куклу, вытянула руку и показала ей четыре растопыренных пальца.

– Извини, я ошиблась, – мгновенно признала Плутовка. – Я решила, что ты младше, потому что не умеешь разговаривать. – Энни с облегчением увидела, что ее слова вызвали у Ливии скорее обиду, чем стыд. Плутовка склонила голову набок, и кудрявая рыжая прядь упала ей на глаза. – Трудно, наверное, совсем не разговаривать. Я говорю постоянно. Болтаю и болтаю. По-моему, я очаровательна. Ты согласна?

Ливия серьезно кивнула.

Плутовка посмотрела на небо, словно над чем-то раздумывая.

– Ты когда-нибудь слышала, как… выпускают на волю секрет?

Ливия покачала головой, с любопытством глядя на куклу и делая вид, будто Энни тут вовсе нет.

– Я люблю выпускать секреты на волю, – продолжала Плутовка. – Если я скажу: «Секрет свободен», то могу рассказать тебе о чем угодно, а тебе никак нельзя сердиться. Мы с Энни часто играем в эту игру, и, представляешь, она делится со мною своими самыми гадкими секретами. Вот в прошлый раз она призналась, что сломала мой любимый красный мелок. – Плутовка запрокинула голову, широко открыла рот и пронзительно взвизгнула: – «Секрет свободен!»

Ливия округлила глаза и выжидающе затаила дыхание.

– Чур, я первая! – затараторила Плутовка. – И помни… Тебе нельзя злиться, когда я скажу. Я тоже не буду ругаться, если ты мне что-нибудь расскажешь. – Кукла наклонилась и тихо, доверительно начала: – Вот мой секрет… поначалу ты мне не понравилась, потому что у тебя красивые каштановые волосы, а у меня рыжие. Я тебе ужасно завидовала. – Она смущенно потупилась. – Ты сердишься?

Ливия помотала головой.

– Это хорошо. – Настало время проверить, готова ли девочка признать связь между куклой и кукловодом. Энни притворилась, что шепчет что-то на ухо Плутовке.

Кукла просительно посмотрела на нее.

– Нам в самом деле пора, Энни?

Энни впервые заговорила:

– Да, пора.

Плутовка со вздохом повернулась к Ливии:

– Энни говорит, что нам пора возвращаться домой. – Малышка подобрала с земли свои шишки и поднялась. Энни замерла в нерешительности, потом заставила куклу наклониться к девочке и громко прошептать: – И еще Энни сказала, что если ты будешь гулять одна и встретишь Тео, то беги скорее к мамочке, потому что он не понимает маленьких детей.

Ливия сорвалась с места и бросилась к дому. Энни осталось только гадать, послушается ли она совета куклы.

Когда Энни покинула Харп-Хаус, уже стемнело, но на этот раз она не собиралась брести впотьмах, вооружившись против своего буйного воображения одним лишь фонариком. Сорвав с крюка на кухне ключ от «рейнджровера» Тео, она вернулась домой на машине.

При коттедже не было гаража, лишь посыпанный гравием пятачок для парковки рядом с домом. Энни оставила автомобиль там, вошла в дом через боковую дверь и включила свет.

В кухне царил полнейший разгром.

Глава 7

Энни потрясенно обвела глазами кухню, напоминавшую свалку мусора: открытые нараспашку дверцы шкафов, выдвинутые ящики, рассыпанные по полу столовые приборы и кухонные полотенца. Она бессильно опустила на пол рюкзак. Содержимое опрокинутого мусорного ведра было разбросано повсюду вместе с бумажными салфетками, упаковочной пленкой, разорванным пакетиком макарон и другими мелочами, лежавшими прежде на полках. Аляповатые солонка с перечницей, не тронутые вандалами, стояли на подоконнике, но дуршлаги и сита, мерные стаканчики и поваренные книги были свалены в кучу посреди кухни поверх горки рассыпанного риса.

Энни посмотрела в сторону темной гостиной, и по спине у нее пробежал холодок. Что, если проникший в дом злоумышленник еще здесь? Она попятилась к двери, опрометью бросилась к машине, плюхнулась на сиденье и заблокировала двери.

В замкнутой клетке автомобиля ее прерывистое дыхание казалось оглушительным. Ей некого было позвать на помощь, не к кому бежать – поблизости ни добрых соседей, ни друзей. Ее охватил ужас. Что же делать? Искать спасения в городе? И кто кинется ее защищать на этом богом забытом острове, где нет ни закона, ни властей? Полицейские приезжали с материка, только когда случались по-настоящему серьезные преступления.

Нет, на полицию рассчитывать не приходилось, как и на жителей острова. Что бы ни говорили географические карты, Энни пересекла границу штата Мэн, оказавшись в государстве, где царили анархия и беззаконие.

Ей оставалось разве что вернуться в Харп-Хаус, но туда она обратилась бы за помощью в последнюю очередь. Раньше ей казалось, что ее проделки в доме Тео – потусторонние шумы и кровавые пятна – всего лишь невинные шалости, но, похоже, она ошибалась. Было ясно, что погром в коттедже – дело рук Тео. Он решил посчитаться с ней.

Энни пожалела, что, в отличие от остальных островитян, не держит в доме оружия. Едва ли она сумела бы пустить его в ход, не отстрелив себе ненароком руку или ногу, но с ружьем или пистолетом она бы не чувствовала себя такой беззащитной.

Энни придирчиво оглядела салон «рейнджровера». Новенькая, последнего образца аудиосистема, спутниковый навигатор, зарядное устройство для телефона, а в бардачке – документы на автомобиль вместе с руководством по эксплуатации. На полу возле пассажирского сиденья лежал скребок для ветрового стекла, а сзади – большой зонт. Куча бесполезного хлама.

Энни не могла сидеть в машине до скончания века.

«А я бы осталась, – не согласилась Пышка. – Я сидела бы и ждала, пока кто-нибудь меня спасет».

Только никто не рвался ее спасать. Энни щелчком кнопки открыла багажник и осторожно выбралась из «рейнджровера». Поозиравшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подкрадется к ней сзади, она медленно обошла машину. В багажнике лежала небольшая лопата с коротким черенком. Всякий здравомыслящий островитянин возит с собой такую, чтобы откопать увязший в снегу автомобиль.

«Или чтобы упрятать под землю мертвое тело», – шепнула Пышка.

Энни вдруг вспомнила о коте. Что с ним случилось? В доме ли несчастное животное, или она спасла его от воображаемой опасности только для того, чтобы обречь на мучительную смерть?

Схватив лопату, Энни вытащила из кармана пальто фонарик и крадучись направилась к дому.

«Здесь ужасно темно, – с опаской пробормотал Питер. – Я, пожалуй, вернусь в машину».

Выпавший накануне снег подтаял и замерз, превратившись в ледяную корку. Энни не смогла бы различить следы под ногами даже при ярком свете, не то что в потемках. Она подошла к переднему фасаду дома. Едва ли Тео стал бы слоняться поблизости после всего, что натворил, но кто его знает? Энни обогнула допотопные деревянные клетки для ловли омаров, лежавшие возле входной двери, и, согнувшись в три погибели, подкралась к окну гостиной. Потом осторожно подняла голову и заглянула в комнату.

Там было темно, но Энни увидела достаточно, чтобы понять, что гостиной тоже досталось. Опрокинутое темно-серое кресло, похожее на самолетное, лежало на боку, диван стоял криво, подушки валялись на полу, а висевшие на стене картины покосились, словно по комнате пронесся ураган.

Стекло запотело от ее дыхания. Энни подняла фонарь повыше и направила луч в дальнюю часть гостиной, высветив сброшенные с полок книги и расписанный граффити комод в стиле Людовика XIV с выпотрошенными ящиками. Кота, живого или мертвого, нигде не было видно.

Пригнувшись, Энни обошла коттедж, направляясь к задней двери. Здесь было еще темнее, и она острее ощутила свою беспомощность, оторванность от остального мира. Боязливо вытянув шею, она заглянула в окно спальни, но не смогла ничего различить в темноте. А вдруг Тео прячется в доме и подглядывает за ней из мрака?

Собравшись с духом, она осветила спальню фонариком. Комната выглядела так же, как утром, когда Энни ее покинула – легкий беспорядок, оставленный второпях, ничего особенного.

– Какого черта ты делаешь?

Энни вскрикнула и резко обернулась, выронив лопату.

Тео стоял в темноте позади дома, их разделяло не более двадцати шагов.

Она бросилась бежать тем же путем, каким пришла. Вдоль боковой стены дома к машине, все быстрее и быстрее перебирая ногами. Мысли лихорадочно метались у нее в голове. Поскользнувшись, она растянулась на льду и потеряла фонарик, но кое-как поднялась на ноги и помчалась дальше.

«Главное, добраться до машины. И заблокировать двери. Скорее, пока он тебя не схватил». Энни готова была отдавить Тео ноги колесами, если он попробует ее задержать, а то и вовсе сбить. Переехать его же собственным «рейнджровером».

С бешено колотящимся сердцем она обогнула дом со стороны крыльца, выскочила на дорожку, подняла голову…

Тео стоял, небрежно прислонившись к пассажирской дверце автомобиля, скрестив руки на груди, и со скучающим видом смотрел на Энни.

Резко остановившись, она застыла на месте. Одежду Тео составляли джинсы и грубая куртка из черной замши. Ни шапки, ни перчаток.

– Странно, – спокойно произнес он. Полоска света, пробивавшаяся из кухонного окна, падала ему на лицо. – Не помню, чтобы в детстве ты страдала припадками безумия.

– Я? Да это ты психопат! – Слова эти вырвались у Энни случайно, она вовсе не хотела играть с огнем, задирая Тео. Фраза повисла в воздухе, и Энни испуганно втянула голову в плечи.

Но Харп не набросился на нее, а невозмутимо заметил:

– Этому пора положить конец. Думаю, ты и сама понимаешь, верно?

Тео задумал ее прикончить. Разумеется, убийство – наилучший способ завершения всей истории. Она судорожно схватила ртом воздух.

– Ты совершенно прав. Прав во всем. – Энни медленно попятилась, стараясь не делать резких движений.

– Я понимаю. – Тео разомкнул и опустил руки. – В шестнадцать я был настоящим чудовищем. Не думай, что я ничего не помню. Но несколько лет консультаций у психолога сделали свое дело, я стал другим.

Ну нет, при подобной патологии никакие психиатры не могли бы помочь.

– Да, да. Отлично. Я рада за тебя. – Энни продолжала пятиться.

– Все это в прошлом. Ты ведешь себя глупо. Не будь смешной.

Внезапно Энни охватила злость.

– Убирайся! Ты достаточно натворил.

Тео выпрямился, оттолкнувшись от машины.

– Я ничего не сделал, черт возьми. И это тебе следует убраться!

– Я побывала в коттедже и видела твое послание. – Энни понизила голос, стараясь смягчить резкость тона. – Скажи мне только… – Она заговорила еще тише, чувствуя, как голос предательски дрожит. – Ты… что ты сделал с котом?

Тео склонил голову набок.

– Должно быть, смерть Марии стала для тебя слишком жестоким ударом. Может, тебе нужно с кем-то поговорить.

Неужели он и впрямь верил, что это у нее проблемы с психикой? Но не стоило его раздражать.

– Да, да, я так и сделаю. Поговорю с кем-нибудь. Так что ты можешь вернуться домой. Возьми машину.

– Ты говоришь о моей машине? Той, что ты взяла без разрешения?

Тео уверял, что она может брать машину, когда ей вздумается, но Энни не собиралась пререкаться с ним.

– Я больше не буду. Уже поздно, а у тебя, должно быть, полно работы. Увидимся завтра утром. – Только не после всего, что случилось. Энни решила, что найдет другой способ отблагодарить Джейси, потому что не могла заставить себя снова переступить порог Харп-Хауса.

– Я уйду, как только ты объяснишь, почему бродишь крадучись вокруг коттеджа.

– Я не пряталась. Просто… прогуливалась.

– Вздор. – Он подошел к боковой двери дома, распахнул ее и скрылся внутри.

Энни опрометью кинулась к машине, но опоздала. Тео вышел из коттеджа.

– Что там творится, черт побери?

Его возмущение казалось таким искренним, что Энни поверила бы, не знай она Бо так хорошо.

– Все в порядке, – тихо проговорила она. – Я никому не скажу.

Он ткнул пальцем в сторону коттеджа:

– Ты думаешь, я это сделал?

– Нет, нет. Конечно, я так не думаю.

– Нет, думаешь. – Глаза Тео сверкнули гневом. – Ты не представляешь, как мне хочется уйти прямо сейчас, предоставив тебе разбираться с этим самой.

– Т-так почему бы тебе не уступить своему желанию?

– Не искушай меня. – В два длинных прыжка Тео преодолел разделявшее их расстояние. Энни отпрянула, но его пальцы сомкнулись у нее на запястье. Она попыталась вырваться, Тео потянул ее к двери. – Ты не могла бы заткнуться? – рявкнул он. – У меня уши болят от твоего визга. Вдобавок ты распугаешь всех чаек в округе.

В его голосе звучало раздражение, а не угроза, и это произвело на Энни неожиданное действие. Страх куда-то улетучился, она вдруг почувствовала себя ужасно глупо. Сейчас она походила на героиню старого черно-белого кино, на одну из тех бестолковых девиц, которых уносят, взвалив на плечо, Джон Уэйн или Гэри Купер. Ей не понравилось это чувство, и, оказавшись в доме, она перестала отбиваться.

Тео выпустил ее руку.

– Кто это сделал? – Он не отрывал от ее лица настороженного хмурого взгляда.

Энни сказала себе, что Харп ее разыгрывает, но ей в это не верилось. Не найдя достойного ответа, она призналась:

– Я думала, разгром устроил ты.

– Я? – Тео выглядел искренне озадаченным. – От тебя одни неприятности, и я бы дорого дал, чтобы ты вовсе здесь не появлялась, но зачем бы мне устраивать погром там, где я собираюсь работать?

Послышалось мяуканье. В кухню проскользнул кот.

Одна загадка разрешилась.

Повисла неловкая пауза. Тео долго оцепенело смотрел на кота. Потом перевел взгляд на Энни. Наконец он заговорил тем мягким, подчеркнуто терпеливым тоном, каким говорят с детьми или умственно отсталыми:

– Что здесь делает мой кот?

Вероломное животное, выгнув спину, потерлось о его ноги.

– Он… увязался за мной.

– Черта с два. – Подобрав кота, Тео почесал его за ухом. – Что эта безумная женщина вытворяла с тобой, Ганнибал? – «Ганнибал?» Кот уткнулся мордочкой в куртку хозяина и закрыл глаза. Тео с котом на руках перешел в гостиную. Энни последовала за ним, чувствуя себя все более неуютно. Он включил свет. – Что-нибудь пропало?

– Я… я не знаю. Телефон и компьютер я брала с собой, но… – Внезапная мысль заставила ее похолодеть. «Куклы!» Плутовка лежала у нее в рюкзаке, но остальные…

Обежав Тео, Энни метнулась в студию. Там под окном стояла низенькая полка, где обычно хранились краски, кисти и прочие художественные принадлежности. Вымыв ее неделю назад, Энни устроила там кукол. Они выглядели в точности так же, как утром, когда она выходила из дома. Пышка с Питером сидели между Милашкой и Лео.

Тео просунул голову в студию.

– Милые у тебя друзья.

Энни хотелось взять кукол на руки, поговорить с ними, но только не на глазах у Тео. Он направился в спальню. Она поспешила за ним.

Куча одежды в углу дожидалась, пока Энни ее разберет – нужно было избавиться от части вещей Марии, чтобы освободить место для собственных. На стуле между окнами висел забытый лифчик, а рядом сброшенная утром пижама. Обычно Энни застилала постель, но в этот день поленилась, оставила белье в беспорядке, да вдобавок бросила на краю матраса банное полотенце. И самое ужасное – посреди комнаты валялись со вчерашнего вечера ярко-оранжевые трусы.

Тео обвел глазами весь этот хаос:

– Да, вандалы тут потрудились на славу.

Он еще отпускал шуточки!

Кот задремал у него на руках, но Тео продолжал гладить его по спине, перебирая длинными пальцами густую черную шерсть. Он медленно вернулся в гостиную, затем перешел в кухню. Энни поспешно толкнула ногой под диван книгу, посвященную искусству эротической фотографии, и торопливо устремилась за ним.

– Ты не замечаешь ничего странного? – спросил Тео.

– Да! Мой дом превратился в помойку.

– Я не об этом. Посмотри вокруг. Тебе не бросается в глаза что-то необычное?

– Вся жизнь проносится у меня перед глазами, как при ускоренной перемотке. Ты это имел в виду?

– Хватит пороть ерунду.

– Извини, ничего не могу с собой поделать. Я всегда шучу, когда испугана. – Она попыталась увидеть странность, о которой говорил Тео, но не могла сфокусировать внимание. Мысли ее разбегались. Тео в самом деле ни при чем, или он просто искусный актер? Но кто еще мог устроить такое? Барбара предупреждала, что на острове полно чужаков, однако если в дом вломились бродяги, почему ничего не пропало? Хотя, с другой стороны, тут и красть-то особенно нечего. Разве что наследство Марии. Мысль о том, что кто-то мог знать о наследстве, заставила Энни застыть на месте. Она придирчиво оглядела кухню. Мусорное ведро перевернуто, по полу рассыпаны рис и макароны, но ничего не разбито, не сломано. – Пожалуй, могло быть и хуже, – произнесла она наконец.

– Совершенно верно. Нет разбитого стекла. Вроде бы ничего не пропало. Похоже, это сделано умышленно. Может, кто-то на острове затаил на тебя злобу? – Энни выразительно посмотрела на Тео. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что означал этот взгляд.

– Не смотри на меня. Это ты считаешь меня врагом.

– И неудивительно!

– Я не сказал, что виню тебя за это. Я был гадким, испорченным мальчишкой. Я лишь хотел подчеркнуть, что у меня нет мотива.

– Рассказывай! Еще как есть, и не один. Ты хочешь заполучить коттедж в свое владение. Я вызываю у тебя неприятные воспоминания. Вдобавок ты… – Энни вовремя осадила себя, у нее едва не вырвались неосторожные слова.

Но Тео с легкостью прочитал ее мысли.

– Я вовсе не психопат.

– А я и не говорила, что ты псих. – Хотя не сомневалась в этом.

– Энни, я был тогда ребенком. Вдобавок тем летом я переживал сложный период.

– В самом деле? – Энни могла бы многое на это возразить, но промолчала, решив, что сейчас не самое подходящее время выяснять отношения с Харпом.

– Давай временно исключим меня из списка подозреваемых. – Он примирительно поднял руку, потревожив спящего кота. – Считай это гимнастикой для ума. Ты снова вернешь мое имя в начало списка, как только мы закончим обсуждение.

Тео издевался над ней. Энни следовало бы прийти в ярость, но она почувствовала странное умиротворение.

– Других подозреваемых в моем списке нет. – Хотя, возможно, кто-то знал, что в доме спрятано нечто ценное. Интересно, они нашли что искали? Энни изучила содержимое книжного шкафа, но не составила описи вещей, хранившихся в студии, не осмотрела ящики и полки. Откуда ей знать, не пропало ли наследство Марии?

– Ты после приезда ни с кем здесь не ссорилась? – Рука Тео вновь нетерпеливо взметнулась. – Кроме меня.

Энни покачала головой:

– Нет, но меня предупреждали насчет бродяг.

Тео опустил кота на пол.

– Не нравится мне эта история. Ты должна сообщить в полицию на материке.

– Насколько я понимаю, они даже не почешутся, если речь не идет об убийстве.

– Да, ты права. – Он расстегнул молнию на куртке. – Давай разгребем этот завал.

– Я сама справлюсь, – торопливо выпалила Энни. – Ты можешь ехать.

В глазах Тео мелькнуло сочувствие.

– Если б я собирался тебя убить, изнасиловать или учинить еще какое-нибудь зверство, о чем я, по-твоему, только и мечтаю, то давно бы это сделал.

– Рада, что этого пока не случилось.

Тео пробормотал что-то себе под нос и скрылся в гостиной.

Снимая пальто, Энни подумала о книгах и брошюрах по самосовершенствованию, в которых говорится, что нужно следовать своим инстинктам. Но инстинкты запросто могут обманывать. Вот как сейчас, к примеру. Потому что Энни едва ли чувствовала себя защищенной.

Ночью, забравшись наконец в постель, Энни снова начала кашлять, отчего заснуть стало еще труднее. Но как тут расслабиться, когда Тео Харп разлегся на розовом диване? Он наотрез отказался уезжать, даже после того как Энни приказала ему убираться. И самое ужасное – какая-то часть ее существа хотела, чтобы он остался. Восемнадцать лет назад было то же самое. Тео прикинулся другом, завоевал ее доверие, а потом превратился в жестокое чудовище.

День выдался тяжелый, изнурительный, и в конце концов Энни задремала, а потом провалилась в глубокий сон. На заре бледно-серый утренний свет коснулся ее век, и Энни охватило блаженное чувство покоя, какое бывает, когда вставать еще рано и можно понежиться в постели. Наслаждаясь уютным теплом и приятным дремотным туманом, она свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку. Как вдруг на что-то наткнулась.

Глаза ее широко открылись.

Тео лежал рядом на кровати. Растянувшись на спине. Совсем близко. В двух дюймах от нее.

Энни почувствовала, что задыхается. Из горла ее вырвался сдавленный хрип.

Глаза Тео остались закрытыми, но губы зашевелились:

– Предупреди меня, если соберешься завизжать, – пробормотал он. – Чтобы сначала я успел покончить с собой.

– Что ты здесь делаешь? – проскрежетала Энни, не в силах закричать.

– Проклятый диван едва не переломил мне спину. Он слишком короткий.

– Я же сказала тебе лечь на кровати в студии!

– Она завалена коробками. И там нет одеяла. Слишком много мороки.

Тео, одетый в джинсы и свитер, лежал поверх покрывала, кутаясь в плед, который Энни выдала накануне. В отличие от ее всклокоченной гривы, которая к утру сваливалась войлоком, его волосы выглядели безупречно. На смуглых щеках Харпа темнела живописная щетина, а бронзовая кожа, доставшаяся ему от матери, смотрелась особенно эффектно на фоне белоснежной наволочки. Наверное, и дыхание у него было свежим. Похоже, двигаться с места он не собирался.

С Энни слетели последние остатки сонливости. Всякое желание нежиться в постели начисто пропало. В голове возникали возмущенные тирады, одна яростнее другой. «Черт бы тебя побрал! Да как ты смеешь!», но все они напоминали реплики какой-нибудь романтической героини из старого романа ужасов. Энни скрипнула зубами.

– Встань, пожалуйста, с моей кровати.

– На тебе есть какая-нибудь одежда? – спросил Тео, не открывая глаз.

– Да, не сомневайся! – воскликнула Энни, пылая праведным гневом.

– Вот и отлично. Значит, у нас не будет проблем.

– У нас не возникло бы проблем, даже будь я голая.

– Ты в этом уверена?

Неужели Тео и вправду заигрывал с нею? Если бы она не проснулась окончательно, его уловка могла бы сработать. Энни вскочила с кровати, с опозданием вспомнив о желтой фланелевой пижаме с Санта-Клаусом – шуточном подарке одной из подруг. Схватив со стула халат матери и снятые вечером носки, она вихрем вылетела из комнаты.

Шаги Энни стихли. Тео улыбнулся, лежа в полумраке. Он уже не помнил, когда в последний раз ему так хорошо спалось. Он чувствовал себя почти отдохнувшим. Даже просто лежать здесь, поддразнивая Энни, было…

Он поискал и наконец нашел нужное слово, но оно показалось бесконечно далеким, непривычным. Тео на мгновение задумался, прежде чем признать, что слово это точно выражает его мысль.

Поддразнивать Энни было… забавно.

Она перепугалась до смерти, смотрела на него с ужасом (что неудивительно), но не отступила. Даже много лет назад, нескладным, неуверенным в себе подростком, она была куда храбрее, чем ей казалось. Кто бы мог ожидать такого от девочки, которую постоянно подавляла и унижала властная мать? К тому же Энни обладала обостренным чувством справедливости, она всегда точно знала, что хорошо, а что плохо. Антуанетта Хьюитт не ведала сомнений. Возможно, это в ней и привлекало Тео, когда оба они были детьми.

Появление Энни на острове обернулось для него настоящей катастрофой, и, к несчастью, она не собиралась никуда уезжать. Ох уж это проклятое соглашение, подписанное отцом при разводе. Тео рассчитывал, что сможет приходить в Мунрейкер-Коттедж, когда ему вздумается, и работать там, но приезд Энни перечеркнул все его планы. Впрочем, дело было не только в коттедже, но и в самой девушке, в ее смешной наивности и в прочной связи с прошлым, которое Тео стремился забыть. Энни слишком много знала о нем.

Обнаружив ее на дороге, он пришел в бешенство. Поэтому и заставил Энни толкать машину, отлично зная, что ей это не под силу. Усевшись за руль, громогласно отдавая команды толкать сильнее, Тео испытал странное чувство. Он будто стал другим человеком. Самым обычным парнем, который не прочь немного подшутить над соседкой.

Глупая иллюзия. В нем не было ровно ничего от нормального парня. Но тем утром Тео почти поверил, что это не так.

Он нашел Энни на кухне, возле раковины. Накануне общими усилиями они кое-как убрали следы погрома, и теперь девушка мыла собранные с пола столовые приборы. Она стояла спиной к Тео, ее непокорные кудри цвета темного меда хаотично рассыпались по плечам. Его всегда привлекали классические красавицы с правильными чертами, а Энни отнюдь не принадлежала к этому типу. Внезапно вспыхнувшее желание смутило Тео. Впрочем, он уже забыл, когда в последний раз обладал женщиной, и свое возбуждение приписал непроизвольной реакции тела.

Он вспомнил ее пятнадцатилетней. Нескладная, смешная, она так страстно, так безоглядно влюбилась в него, что ему даже не пришлось прилагать усилий, чтобы произвести на нее впечатление. Его неуклюжие сексуальные потуги казались теперь комичными. Подобные истории – обычное дело для прыщавого подростка. Возможно, эта страница его биографии – единственное, что роднило Тео с нормальными людьми.

Простой темно-синий халат доходил ей до середины голеней, открывая ноги в пижамных брюках из желтой фланели с изображением Санта-Клауса, пытавшегося протиснуться в дымоход.

– Прелестная пижамка.

– Теперь ты можешь ехать домой, – огрызнулась Энни.

– У тебя нет пижамы с пасхальным кроликом?

Энни резко повернулась, упершись кулаком в бок.

– Да, мне нравится сексуальное ночное белье. Подай на меня в суд, если это запрещено законом.

Тео рассмеялся. Смех прозвучал негромко, надтреснуто, и все же это был самый настоящий смех. Энни Хьюитт казалась существом, сотканным из света, без малейшей примеси темноты. Огромные глаза, усыпанный веснушками нос и грива растрепанных волос придавали ей сходство с феей. Не с одним из тех хрупких, эфемерных созданий, что грациозно порхают с цветка на цветок, а с хлопотуньей, вечно занятой добрыми делами. Крошки феи, подобные ей, не осыпают небо волшебными блестками, они не могут и шагу ступить, не споткнувшись о спящего сверчка. Тео почувствовал, что напряжение немного отпустило его.

Энни смерила его хмурым взглядом от макушки до пяток. Он привык, что женщины на него заглядываются, но обычно в их глазах читался интерес, а не отвращение. Конечно, за ночь его одежда измялась, и ему не мешало бы побриться, но неужели он выглядел настолько отталкивающе? Лицо Энни недовольно скривилось.

– Может, у тебя хотя бы дурной запах изо рта?

Тео понятия не имел, о чем она толкует.

– Я воспользовался твоей зубной пастой, так что, думаю, нет. А почему тебя интересует этот вопрос?

– Я составляю список самых мерзких твоих черт.

– Ну, если ярлык «психопат» по-прежнему занимает в нем первую строчку, тебе необязательно пополнять перечень. – Тео говорил легким, непринужденным тоном, будто шутил, хотя оба они знали, что это не так.

Схватив веник, Энни принялась яростно подметать с пола остатки риса.

– Вчера ночью ты появился на редкость вовремя. Интересно, как это вышло?

– Я спустился с холма, чтобы забрать свою машину. Помнишь ее? «Рейнджровер», который ты умыкнула. – Вообще-то он сам разрешил ей пользоваться автомобилем, ну и что с того?

Энни хватило ума не поддаться на провокацию. Она оставила обвинение без внимания.

– Ты чертовски быстро добрался до коттеджа.

– Я прошел по берегу.

Энни вымела веником сор из угла.

– Жаль, что именно вчера ты не подглядывал в окна моего дома, забавляясь со своим телескопом. Ты бы знал, кто сюда вломился.

– Впредь я буду добросовестнее.

Энни наклонилась, чтобы подобрать макаронину, застрявшую в щели под плитой.

– Почему в день моего приезда ты вырядился как Красавчик Браммел?[13]13
  Джордж Брайан Браммел (1778–1840) – знаменитый английский щеголь, законодатель моды эпохи Регентства; пользовался репутацией человека с безупречным вкусом.


[Закрыть]

Тео не сразу сообразил, о чем идет речь.

– Небольшое исследование. Я хотел почувствовать, каково это – скакать на лошади в старинной одежде. – Не удержавшись, он добавил: – Мне нравится влезать в шкуру моих персонажей. Особенно самых извращенных и испорченных.

Лицо Энни исказилось от ужаса, Тео даже захотелось извиниться. А впрочем, с какой стати? Он скользнул взглядом по кухонным полкам.

– Я проголодался. Где у тебя зерновые хлопья?

Энни спрятала веник в шкаф.

– Кончились.

– А как насчет яиц?

– Были, да все перевелись.

– А хлеб?

– Ни крошки.

– Так-таки ничего?

– Увы.

– А мой кофе остался?

– Совсем чуть-чуть, и я не собираюсь им делиться.

Тео начал открывать дверцы шкафчиков, изучая содержимое.

– Похоже, ты не привыкла делать запасы, а жителям островов без этого не обойтись.

– Оставь в покое мои продукты.

Он нашел остатки молотого кофе на нижней полке холодильника. Энни попыталась вырвать пакетик у него из рук, но Тео поднял его высоко над головой.

– Будь милой девочкой.

«Милой». Дрянное, никчемное слово. Вдобавок вовсе не из его лексикона. Легковесное слово, лишенное духовного достоинства. Чтобы быть «милым», необязательно быть отважным, идти на жертвы, обладать стойкостью и силой духа. Если бы от него требовалось только быть милым и ничего больше…

Он уронил руку и медленно потянул за пояс халата Энни. Полы разошлись, открыв треугольный вырез пижамной кофточки. Тео прижал ладонь к белому клинышку кожи, видневшемуся в вырезе. Глаза Энни изумленно округлились.

– Забудь о кофе. Сними это, я хочу взглянуть, насколько выросло то, что у тебя под пижамой.

«Милая фразочка, ничего не скажешь. Милее не бывает».

Но вместо того чтобы влепить ему пощечину, как он того заслуживал, Энни презрительно скривила губы.

– Ты просто сумасшедший. – Метнув на него свирепый взгляд, она стремительно вышла из кухни.

«Ты верно подметила, – подумал Тео. – Помни об этом, Энни».