Текст книги "Медовый месяц"

Они были в дороге с вечера понедельника, но еще не добрались даже до Оклахома-Сити. Около Бирмингема они потеряли глушитель, а на выезде из Шривпорта прорвало шланг водяного охлаждения; вдобавок пришлось дважды латать одну и ту же шину. Хани верила в удачу, но отложенные на крайний случай деньги таяли быстро, к тому же она чувствовала, что, если не поспит, ехать дальше не сможет.

В противоположном углу кабины Шанталь спала как дитя, ее щеки разрумянились от жары, пряди черных волос трепетали в открытом окне.

– Шанталь, проснись!

Шанталь причмокнула во сне, словно ребенок в поисках соски. Она сладко потянулась, и ее грудь под белой курткой сплющилась.

– Что случилось?

– Ты должна повести машину. Мне нужно хотя бы чуток поспать.

– Хани, я же волнуюсь за рулем. Давай просто заедем на стоянку, там и поспишь.

– Нам нельзя останавливаться, иначе завтра ни за что не доберемся до Лос-Анджелеса к восьми утра. Мы и так уже выбились из графика!

– Хани, мне не хочется вести. Я буду сильно нервничать.

Хани собралась было надавить посильнее, но передумала. Последний раз, когда она заставила Шанталь сесть за руль, сестра так ныла всю дорогу, что Хани все равно поспать не удалось. Грузовичок опять вильнул к разделительной желтой полосе. Она затрясла головой, пытаясь обрести ясность мыслей, и тут, заметив впереди фигуру голосующего, нажала на тормоз.

– Хани, ты что делаешь?

– Не твоя забота.

Она свернула к обочине и выпрыгнула из кабины, не заглушив мотор, чтобы не пришлось опять терять время, пытаясь завести его. Переступив через рваный резиновый сапог, она двинулась к обочине шоссе. Голосовавший пошел навстречу, волоча старый серый туристский мешок.

У Хани не было намерения подвергать Шанталь опасности, подвозя какого-нибудь извращенца, поэтому она решила внимательно изучить возможного попутчика. Парню на вид было чуть больше двадцати, приятное лицо, лохматые каштановые волосы, жидкие усики и заспанные глаза. Подбородок был несколько безвольным, но она решила, что это ни о чем не говорит: скорее всего здесь более отражается характер его предков, нежели его собственный.

Приметив старые брюки и спортивную майку, она спросила с надеждой в голосе:

– Из армии?

– Не-а. Не из армии.

Ее глаза сузились.

– Из колледжа, что ли?

– Проучился семестр в штате Айова, но вышибли.

Она слегка одобрительно кивнула:

– Куда направляетесь?

Он выглядел совершенно безобидным, но точно такими же были и те киллеры из сериалов, о которых она читала в журнале «Нэшнл инквайрер».

– Приходилось водить грузовик?

– А то как же. И трактора тоже. Мои предки фермерствуют. У них ферма недалеко от Дюбюка.

– Меня зовут Хани Джейн Мун.

Он прищурился:

– Немного странное имя.

– В самом деле? Ну, мне не пришлось его выбирать, поэтому буду признательна, если вы оставите свое мнение при себе.

– Договорились. Меня зовут Гордон Деланис.

Хани знала, что последнее слово остается за ней, и не могла позволить себе ошибаться.

– Гордон, вы ходите в церковь?

– Не-а. Больше не хожу. Хотя и был методистом.

Методист, конечно, хуже, чем баптист, но тоже сойдет. Засунув большой палец руки в карман, она уставилась на него, всем своим видом давая понять, кто здесь главный.

– Мы с сестрой Шанталь едем в Калифорнию, там Шанталь должна участвовать в телевизионном шоу. Мы едем без остановок и должны быть там завтра к восьми утра, иначе пропустим то, что, похоже, является нашим последним шансом остаться на плаву. Только попробуйте что-нибудь отмочить, и я тотчас вышибу вашу задницу из этого грузовика. Вы поняли меня?

Гордон кивнул так неопределенно, что у Хани зародилось подозрение, что он, похоже, не более смышлен, чем Шанталь. Она повела его к машине и, когда они добрались, объявила, что вести будет он.

Посмотрев на нее сверху вниз, он почесал грудь.

– Кстати, а сколько вам лет?

– Скоро будет двадцать. И я только на прошлой неделе вышла из тюрьмы, где сидела за то, что прострелила голову одному типу, поэтому, если не хотите неприятностей, сидите смирно.

Он на это ничего не ответил, а просто забросил рюкзак за сиденье, потом заморгал, увидев Шанталь. Хани вскарабкалась на пассажирское сиденье, усадив Шанталь в середине. Парень включил передачу, и машина с ревом выехала на шоссе. Через какой-то миг Хани уже спала.

Несколько часов спустя ее что-то разбудило, и, увидав, как Гордон Делавис и Шанталь Букер строят друг другу глазки, Хани поняла, что совершила большую ошибку.

– Вы действительно очень красивая, – сказал Гордон, и его кожа под загаром приобрела розовый оттенок, когда он посмотрел на Шанталь.

Опершись локтем на спинку сиденья, Шанталь склонилась к нему, словно сушеница на ветру.

– Мне безумно нравятся мужчины с усами!

– Правда? А я уж подумывал сбрить их.

– Ах, ни в коем случае! Вы с ними прямо вылитый мистер Берт Рейнольдс.

Всю остальную дорогу Хани не сомкнула глаз. Голосок Шанталь стал прерываться от восхищения.

– Мне кажется, это так заманчиво, что вы едете автостопом через всю страну, просто чтобы узнать жизнь.

– – Полагаю, нужно все повидать, если хочешь стать настоящим художником, – отвечал Гордон. Он принял влево, обгоняя старую развалюху, гремевшую почти так же, как и их пикап.

– Никогда раньше не видела художников.

Хани не понравились нежные, сентиментальные нотки в голосе Шанталь. Не нужно им больше никаких осложнений. И почему это ее сестра обязательно кидается на каждого встречного парня? Хани решила, что сейчас самое время вмешаться:

– Неправда, Шанталь. А как насчет того человека, что приходил в парк делать роспись над «Домом ужасов»?

– Это не настоящее искусство, – насмешливо сказала Шанталь. – А Гордон – настоящий художник!

Хани нравилась роспись над «Домом ужасов», но ее вкусы в живописи носили более католический уклон, чем у большинства людей. Гордон бросил на Шанталь еще один страстный взгляд, и Хани решила поставить его на место.

– И сколько же картин вы написали, Гордон?

– Не знаю.

– Больше сотни?

– Ну, не так много.

– А больше пятидесяти?

– Скорее всего не больше.

Хани фыркнула:

– Не пойму, как можно называть себя художником, не написав и пятидесяти картин.

– Так ведь дело в качестве, – заметила Шанталь. – А не в том, сколько всего написано.

– С каких это пор ты стала таким крупным специалистом в живописи? Уж мне-то доподлинно известно, что тебя» привлекают лишь те картины, на которых есть голые люди!

– Гордон, не принимайте слова Хани близко к сердцу. На нее иногда находит.

Хани хотела было приказать повернуть к обочине и высадить этого маменькиного сынка из грузовика, но, понимая, что без него они могут опоздать в Лос-Анджелес на прослушивание, она придержала язык.

Хани сочла, что ей еще рано самой садиться за руль, но любоваться распускающей слюни парочкой было выше ее сил, и она решила еще раз просмотреть бумаги, которые дала ей Моника Уоринг. Там был составленный от руки план маршрута в студию, а также заметка о «Шоу Дэша Кугана». Хани углубилась в заметку.

События, наблюдая за развитием которых можно лопнуть со смеху, начинают разворачиваться сразу после того, как бывший наездник родео Дэш Джонс (Дэш Куган) женится на прекрасной представительнице высшего света Восточного побережья Элеонор Чедвик (Лиз Кэстлберри), и оказывается, что второй брак – вещь еще более увлекательная, чем они думали. Но его неодолимо тянет к деревенской жизни, в то время как она предпочитает шикарные вечера с коктейлями. Дело осложняется тем, что его очаровательную дочку-подростка Селесту (роль пока вакантна) и почти взрослого сына Элеоноры Блейка (Эрик Диллон) влечет друг к другу.

Хани поморщилась от фраз типа «наблюдая за развитием которых можно лопнуть со смеху». «Шоу Дэша Кугана» не показалось ей таким уж забавным, но поскольку она не могла позволить себе критиковать его, то решила, что мистер Куган не станет участвовать во всякой халтуре.

Хани в отличие от Шанталь никогда не сходила с ума от кинозвезд, но всегда тайно восторгалась Дэшем Куганом. Она смотрела его фильмы еще ребенком. Однако Хани не могла не заметить, что прошло уже немало времени, прежде чем он опять появился на экранах. Да и фильмы о ковбоях теперь были уже не так популярны.

Хани охватило предчувствие чего-то хорошего впереди. Она была не из тех, кто преклоняется перед кинозвездами, но разве не замечательно, если у нее действительно появится шанс встретиться с Дэшем Куганом в Голливуде? Наверное, это было бы здорово.

Глава 3

Хани протянула лучшее летнее платье Шанталь в приоткрытую дверь комнаты для отдыха заправочной станции «Шелл»:

– Поторапливайся, Шанталь! Уже почти одиннадцать. Пробы начались три часа назад.

Хани вспотела от волнения, и ее старая футболка прилипла к груди. Она машинально вытерла влажные ладони о шорты и стала смотреть на проезжающие мимо машины.

– Шанталь, да поторапливайся же! – Хани ощутила, как внутри все похолодело. А что, если пробы уже закончились? Сначала на автостраде близ Сан-Бернардино сломался грузовик, затем Шанталь и Гордон устроили на обочине ссору двух влюбленных. У Хани появилось чувство, что все это дурной сон, словно она пытается добраться до какого-то места, а у нее ничего не получается. – Если ты не поторопишься, Шанталь, мы вообще пропустим пробы!

– Мне кажется, у меня вот-вот начнутся месячные. – Из-за двери раздалось хныканье Шанталь.

– Я уверена, что там, куда мы едем, есть комнаты для отдыха.

– А что, если там не будет этих аппаратов с тампаксами? Что я тогда буду делать?

– Я выйду куда-нибудь и куплю тебе эти чертовы тампаксы! Шанталь, если ты не будешь готова через минуту…

Дверь открылась, и на пороге появилась Шанталь – свежая и очаровательная в белом летнем платье, словно с рекламы стирального порошка «Тайд».

– Не надо так кричать.

– Извини, я уже совсем вымоталась. – Хани схватила сестру за руку и потащила к грузовику.

Гордон выполнил ее указание и сидел в машине, не заглушив двигатель. Хани оттолкнула его и сама села за руль. Она выехала со стоянки на шоссе прямо на красный свет. Хани никогда не бывала в городе больше Чарлстона, поэтому шум и суматоха Лос-Анджелеса ужаснули ее, но времени обращать внимание на свои страхи не было. Прошло еще тридцать минут, прежде чем она отыскала студию в одном из переулков Бэрбанка. Хани ожидала увидеть нечто великолепное, но из-за высоких бетонных стен это место походило скорее на тюрьму. Прошло еще некоторое время, пока охранник открыл ворота и разрешил им въехать внутрь.

По указанию охранника Хани повела грузовик вниз по узкой улочке, а затем свернула налево к другому зданию с бетонными стенами и несколькими маленькими окошками около входа. К тому времени, когда пришла пора выходить из машины, Хани была мокрая, и у нее был такой вид, словно она только что приняла душ. Она надеялась избавиться от Гордона еще на заправочной станции, но он отказался покинуть Шанталь. С покрытым щетиной подбородком и перепачканной одеждой вид у него был не слишком привлекательный, и Хани велела ему остаться в машине. Как и у сестры, у Гордона уже вошло в привычку выполнять ее приказы, и он согласился.

Встретившая их в вестибюле женщина сказала, что пробы еще продолжаются, но уже вызвали последнюю претендентку. Хани в ужасе замерла, боясь услышать, что они опоздали, но вместо этого женщина провела девушек в довольно жалкую комнату ожидания, обставленную разномастной мебелью, с кипой старых журналов и банок от содовой, оставленных прежними посетителями.

Не успели они войти в пустую комнату, как Шанталь тут же принялась ныть:

– Я боюсь, Хани! Давай уйдем отсюда. Мне ничего здесь не надо.

В отчаянии Хани подвела Шанталь в висевшему на стене грязному зеркалу:

– Взгляни на себя, Шанталь Букер! Да половина звезд Голливуда не выглядит так замечательно, как ты! Ну-ка, расправь плечи, подбородок выше! Кто знает, может, сейчас в эту дверь войдет Берт Рейнольдс!

– Но я ничего не могу поделать/Хани. Я так боюсь! И еще, после того как я встретила Гордона Делависа, я уже не думаю столько о Берте Рейнольдсе.

– Да ты и двадцати четырех часов не знакома с Гордоном, а в Берта влюблена уже два года! Разве можно отказаться от неге так быстро. Все, я больше не принимаю ни одного твоего возражения! Да все наше будущее зависит только от одного дня!

Дверь позади них отворилась, и послышался мужской голос:

– Скажите ей, что мне нужно видеть Росса, хорошо?

Хани по привычке настроилась дать бой любому, кто будет оспаривать их право здесь находиться. Стиснув зубы, она обернулась.

А потом сердце девушки провалилось куда-то вниз.

Когда он вошел в комнату, у Хани появилось чувство, что на нее налетел тяжелый фургон, сорвавшийся с тормозов на крутом спуске. Ей никогда не приходилось видеть более красивого молодого человека; лет двадцати с небольшим, высокий и стройный, темно-каштановые волосы в беспорядке падают на лоб. Нос и подбородок резко очерчены и покрыты загаром, как и положено мужчине. Глаза под густыми бровями такого же ярко-бирюзового цвета, как и седла на карусельных лошадях в парке, и они, казалось, способны заглянуть в самые укромные уголки женской души. В тот самый момент, когда Хани смотрела в эти бирюзовые, проникающие в самую душу глаза, она ощутила, как у нее внутри просыпается незнакомое доселе существо.

Хани внезапно вспомнила о своих недостатках, которые со всей беспощадностью тут же возникли перед глазами, – веснушчатое мальчишеское лицо, безобразные волосы и рот как у рыбы-прилипалы. Шорты перепачканы смазкой карбюратора, футболку она залила апельсиновым «крашем», а на одном из резиновых шлепанцев оторвалась резинка. Хани страшно удручали ее тщедушное тело и маленькая грудь, и ей казалось, что у нее не было ни одной по-настоящему женской черты, за которую можно было бы зацепиться.

Незнакомец спокойно оглядел Хани и Шанталь, не находя, по-видимому, ничего странного во встрече с двумя онемевшими девушками. Хани попыталась выдавить из себя хотя бы «привет», но это ей так и не удалось. Она ждала, что разговор начнет Шанталь – Шанталь всегда была смела с парнями, – но сестра спряталась у нее за спиной. Когда Шанталь наконец открыла рот, ее слова были адресованы не великолепному незнакомцу, а Хани.

– Это Джерид Фэйрхэвен, – прошептала она, прячась еще дальше за спину Хани.

Откуда, интересно, Шанталь его знала?

– П-п-привет, мистер Фэйрхэвен, – осмелилась наконец Хани. Она выдавила из себя приветствие дрожащим голоском маленькой девочки, во всяком случае, ничего похожего на зычный крик, которым она осаживала служащих парка, в ее голосе не было.

Глаза мужчины изучали те части Шанталь, которые не удалось спрятать за маленьким телом Хани. Он не улыбался – его тонкий, резко очерченный рот был неподвижен, – но все равно у Хани внутри все перевернулось, словно белье под руками прачки.

– Меня зовут Эрик Диллон. Джерид Фэйрхэвен – это моя роль в «Судьбе».

Хани смутно припомнила, что «Судьба» была одной из любимых мыльных опер Софи. То, как Эрик смотрел на Шанталь, причиняло ей почти физические страдания. Хотя на что она рассчитывала? Неужели она надеялась, что ее заметят, когда рядом Шанталь?

Мужчины были единственной областью, где Шанталь чувствовала себя как рыба в воде, и Хани никак не могла понять, почему сестра все еще прячется за нее, а не выходит вперед и не начинает, как обычно, беседу. Не в силах больше вынести положение, в котором она выглядит не только безобразно, но и глупо, Хани с трудом перевела дыхание:

– Меня зовут Хани Джейн Мун. А это – моя сестра Шанталь Букер. Мы приехали из Паксавачи-Каунти, Южная Каролина, для того чтобы получить для Шанталь роль в «Шоу Дэша Кугана».

– В самом деле? – У Эрика был глубокий звучный голос. Он подошел ближе и стал рассматривать Шанталь с головы до пят, не обращая внимания на Хани. – Рад тебя видеть, Шанталь Букер. – Он произнес это так нежно и вкрадчиво, что у Хани побежали по спине мурашки.

К полному изумлению Хани, Шанталь потащила ее к двери:

– Пошли, Хани! Уйдем отсюда сейчас же!

Хани попыталась было сопротивляться, но Шанталь была настроена решительно. Слезливая и ленивая Шанталь, неспособная обидеть даже муху, потащила ее через всю комнату!

Хани ухватилась за аппарат с газированной водой.

– Что с тобой случилось? Мы никуда не пойдем!

– Нет, пойдем! Я ничего здесь не буду делать. Уходим немедленно!

Дверь приемной отворилась, и в проеме показалась утомленного вида женщина с папкой в руках. Увидев Эрика Диллона, она на мгновение смутилась, а затем повернулась к Шанталь:

– Мы готовы посмотреть вас, мисс Букер!

Ее появление оказалось для Шанталь новым, уже непреодолимым препятствием, и ее короткий мятеж захлебнулся. Девушка отпустила руку Хани, ее нижняя губа начала дрожать.

– Пожалуйста, не заставляйте меня!

Подавив чувство вины перед сестрой, Хани постаралась произнести твердым голосом:

– Ты должна идти. У нас нет другого выбора.

– Но…

Эрик Диллон шагнул вперед и взял Шанталь за руку:

– Ну, не бойся, я пойду с тобой.

Хани увидела, как Шанталь отпрянула от прикосновения Эрика, но потом решила, что это ей показалось, потому что Шанталь ни разу в жизни не отшатывалась от мужчин. Плечи сестры покорно опустились, и она позволила Эрику вывести ее из приемной.

Дверь закрылась. Хани приложила руку к сердцу, чтобы не дать ему выскочить из груди. Их будущее целиком зависело от того, что сейчас произойдет, но почему-то она думала только о встрече с Эриком Диллоном. Вот если бы она была прекрасна, он непременно заметил бы ее! Ведь нельзя же обвинить человека в том, что он не обращает внимания на безобразную провинциальную девчонку, которая к тому же смахивает на мальчишку.

Хани нетерпеливо пересекла комнату и подошла к единственному окну взглянуть на автомобильную стоянку. Где-то вдали она услышала сирену «скорой помощи». Ладони ее увлажнились. Чтобы успокоиться, Хани несколько минут считала свой пульс, затем выглянула в окно. Там не было ничего интересного – какие-то кусты, мимо проехало несколько грузовиков.

Дверь отворилась, и появилась Шанталь, на этот раз одна.

– Они сказали, что я не подхожу для этой роли, у меня другой типаж.

Хани поморгала.

Не прошло даже и пяти минут.

Они ехали через все Соединенные Штаты Америки, а эти люди не провели с Шанталь и пяти минут!

Все мечты Хани рассыпались, словно старая, пожелтевшая бумага. Она вспомнила о деньгах, накопленных с таким трудом и потраченных на то, чтобы сюда добраться. Ее надежды и планы рухнули. Весь мир ощетинился против нее, опасный и неуправляемый. Она могла потерять свой дом и свою семью. А они не потратили на Шанталь даже пяти минут!

– Нет!

Хани бросилась к двери, из которой вышла Шанталь, и побежала по коридору. Она не позволит поступить с ней таким образом! После всего, что ей пришлось вынести! Кому-нибудь придется за это заплатить!

Шанталь звала ее, но Хани уже увидела в конце коридора металлические двери с горящей над ними красной лампой, и голос сестры прозвучал для нее словно с расстояния в тысячу миль. Когда она подбежала к дверям, сердце ее вырывалось наружу. Хани изо всех сил толкнула дверь и ворвалась в студию:

– Сукины дети!

К ней недоуменно повернулось полдюжины голов. Все они находились в глубине студии около какого-то оборудования – размытые в полумраке мужские и женские лица. Одни стояли, другие сидели вокруг стола, заставленного кофейными чашками и пакетами из-под еды. Эрик Диллон стоял с сигаретой, прислонившись к стене, но даже его очарования оказалось недостаточно, чтобы заставить ее забыть о свершившейся здесь несправедливости.

Со стула вскочила высокая и суровая женщина.

– Минуточку, юная леди, – сказала она, приближаясь к Хани. – Вам здесь делать нечего!

– Мы с сестрой проделали весь этот путь из Южной Каролины, сукины вы дети! – закричала Хани, отбросив стоявший у нее на пути складной стул. – Мы прокололи три шины, потратили почти все наши деньги, а вы не уделили ей и пяти минут!

– Вызовите охрану! – бросила через плечо женщина. После этого Хани обрушила всю свою ярость на нее:

– Шанталь красива и мила, а вы обошлись с ней как с кучей раздавленного собачьего дерьма…

Женщина щелкнула пальцами:

– Ричард, ну-ка убери ее отсюда!

– Думаете, раз вы такие большие голливудские шишки, то можете обращаться с ней, как с мразью! Да ты сама мразь, ясно тебе?! И ты, и все эти козлы вокруг тебя!

Еще несколько человек повскакивали со стульев. Хани повернулась к ним – глаза горят, в горле ком.

– Вы все будете гореть в аду! Вы будете корчиться в адском огне вечность и…

– Ричард! – лающим голосом позвала женщина. Рыжеволосый толстяк в очках вышел вперед и схватил Хани за руку:

– Убирайся отсюда!

– Черта с два! – Размахнувшись ногой, Хани изо всех сил ударила его по голени и сама зашипела от боли, ушибив через жалкие шлепанцы незащищенные пальцы ног.

Мужчина, воспользовавшись ее замешательством, стал подталкивать ее к двери:

– Это закрытое заседание. Нечего здесь скандалить!

Хани отчаянно сопротивлялась, тщетно пытаясь вырваться из его цепких пальцев:

– Отпусти меня, безмозглый баран! Я уже убила одного такого! Я убила троих!

– Вы вызвали охрану? – раздался новый голос, принадлежавший седовласому джентльмену в рубашке и галстуке, явно смахивавшему на начальника.

– Да, Росс, я вызвал, – ответил ему кто-то. – Они уже идут сюда.

Хани протащили мимо Эрика Диллона, бросившего на нее отсутствующий взгляд. Толстяку Ричарду удалось дотащить ее почти до самых дверей. Он был сырым и рыхлым и вряд ли бы справился с кем-нибудь покрепче. Но Хани была такой маленькой. Если б только она была покрупнее, посильнее и помужественнее! Она бы ему показала. Она бы им всем показала!

Хани колотила толстяка кулаками, осыпала всех самыми скверными словами, которые только могла вспомнить. Они все так самоуверенны и самодовольны, богаты, всех их дома ждали семьи и постели, где можно провести ночь.

– Отпустите ее, – произнес кто-то за спиной Хани, растягивая слова. Голос был резким и усталым.

Женщина с суровым лицом негодующе втянула воздух.

– Только после того, как ее выведут отсюда!

Снова раздался усталый голос:

– Я сказал, отпустите ее!

Вмешался седовласый джентльмен по имени Росс:

– Не думаю, что это мудрое решение.

– Меня не волнует, мудрое оно или нет. Ричард, убери от нее руки.

Свершилось чудо, и Хани оказалось свободной.

– Подойди сюда, хани[4]4
  Хани (honey) переводится с английского как «дорогая, милая».


[Закрыть]!

Откуда ему известно ее имя? Девушка повернулась к своему спасителю.

Рот у него был окружен глубокими, как борозды, складками, а лоб разделял след от шляпы: выше следа кожа была бледной, а ниже – покрыта темным загаром. Мужчина был худ и строен, и Хани сразу отметила, что у него саблевидные ноги наездника. Первой ее мыслью было, что этот человек сошел с афиши, где красовался со «стетсоном» на голове и с «Мальборо» в зубах; правда, для афиш лицо было чересчур уж помятым. Цвет его коротких жестких волос был неопределенным – какая-то запыленная смесь блондина, шатена и рыжего. По виду ему можно было дать сорок с небольшим, хотя ореховые глаза выглядели на миллион лет.

– Откуда вы знаете мое имя? – спросила девушка.

– Я его не знаю.

– Вы назвали меня Хани.

– Так это и есть твое имя?

Глаза у него были добрые, и девушка кивнула:

– Хани Джейн Мун.

– Так вот оно что.

Хани ждала, что мужчина пройдется по поводу ее имени, но он стоял спокойно, ни о чем не спрашивая и просто позволяя себя рассмотреть. Хани понравилось, как он одет: старая джинсовая рубашка, неопределенного цвета брюки, ботинки – все удобное и изрядно поношенное.

– Подойди поближе, – произнес мужчина после небольшой паузы. – Заодно и с мыслями соберешься.

У Хани начала кружиться голова оттого, что она так долго кричала; у нее урчало в желудке, болели пальцы ног.

– Вот это другое дело, – сказала она, изо всех сил стараясь сохранить достоинство.

Когда он провел ее к нескольким стульям, за которыми находилось некое подобие экрана из светло-голубой бумаги, среди присутствующих раздался ропот, но Хани не обратила на него внимания.

– А не сесть ли нам прямо здесь, Хани? – предложил ее собеседник. – Если не возражаешь, я попрошу парней на время нашего разговора включить камеры.

Джентльмен по имени Росс шагнул вперед.

– Не вижу в этом никакой необходимости.

Спаситель Хани только бросил на него спокойный, холодный взгляд.

– Ты уже неделями занимался этим по-своему, Росс, – произнес он твердым голосом. – И мое терпение истощилось.

Хани подозрительно посмотрела на камеры:

– Зачем нужно включать эти камеры? Вы хотите, чтобы у меня были неприятности с полицией?

Мужчина усмехнулся:

– Полиция придет скорее за мной, чем за тобой, малышка!

– Неужели? С чего бы это?

– Давай-ка лучше я тебя немного поспрашиваю, ладно? – Он кивнул на стул, вовсе не заставляя садиться, а предоставляя ей право выбора. Хани внимательно посмотрела ему в глаза и, не обнаружив там ничего подозрительного, села.

Это было мудрое решение, поскольку ноги ее уже не держали.

– Не скажешь ли мне, сколько тебе лет?

Уже первый вопрос заставил Хани изрядно забеспокоиться. Она внимательно посмотрела на собеседника, стараясь угадать его намерения, но лицо оставалось непроницаемым, как сумка на «молнии».

– Шестнадцать, – призналась она наконец, к собственному удивлению.

– А выглядишь ты скорее лет на двенадцать-тринадцать.

– Я выгляжу мальчишкой, но я ведь не мальчик.

– Мне не кажется, что ты выглядишь мальчиком.

– Правда?

– Конечно. На мой взгляд, ты смышленая и шустрая малышка.

Прежде чем Хани успела спросить собеседника, не покровительствует ли он этим свиньям, сторонникам мужского шовинизма, ей был задан следующий вопрос:

– Откуда ты?

– Из Паксавачи-Каунти, штат Южная Каролина. Живу в парке развлечений на Серебряном озере. В этом парке находятся американские горки «Черный гром». Вы, должно быть, слышали о них. Это самые большие американские горки на всем Юге. А некоторые говорят, что и во всей стране.

– Да нет, кажется, о них я ничего не слышал.

– По правде говоря, может быть, я уже и не живу в парке. На прошлой неделе шериф велел нам убираться.

– Мне очень жаль это слышать.

Его сочувствие показалось Хани столь искренним, что она постепенно рассказала обо всем, что с ними произошло. Поскольку собеседник был так нетребователен и, казалось, деликатно оставлял ей возможность не отвечать на некоторые вопросы, Хани забыла и о находившихся рядом других людях, и о включенных камерах. Забросив ногу на ногу, она машинально потерла рукой болевшие пальцы ног и принялась рассказывать ему обо всем. Хани рассказала о смерти дядюшки Эрла, о «Бобби Ли» и предательстве мистера Диснея. Единственное, что она утаила, было психическое состояние Софи: Хани не хотелось, чтобы собеседник узнал, что в их семье была душевнобольная.

Немного погодя выяснилось, что пальцы ног болят уже не так сильно, но как только Хани начала описывать путешествие по стране, внутри у нее все вновь перевернулось.

– Вы видели мою сестру? – спросила она мужчину. Собеседник кивнул.

– И как вы все только могли не оценить ее достоинств? Как можно было с ней так обойтись? Как по-вашему, она красивая?

– Да, несомненно, она очень мила. Мне понятно, почему ты ею так гордишься.

– Конечно, горжусь! Она красива и мила и пришла сюда, несмотря на то что была напугана до полусмерти!

– Напугана до полусмерти – это еще мягко сказано, Хани. Она не могла даже усидеть перед камерой. Не каждый создан для карьеры на телевидении.

– Она бы все смогла сделать, – упрямо возразила Хани. – Люди могут все, если настроятся как следует.

– Тебе уже давно приходится пробиваться в жизни, размахивая кулаками, да?

– Я делаю то, что приходится.

– Ты говоришь так, словно нет никого, кто бы о тебе позаботился.

– А я сама о себе забочусь. И о семье тоже. Я собираюсь найти нам где-нибудь дом. Место, где мы все сможем быть вместе. И мы не станем рассчитывать на чью-то благотворительность!

– Это хорошо. Никому не нравится жить на милостыню.

Они замолчали. Хани заметила, как иногда двигаются виднеющиеся в полумраке силуэты. Было что-то неприятное в том, как эти люди наблюдают за ней, не произнося ни слова, – просто сидят, словно стая хищников.

– Ты когда-нибудь плачешь, Хани?

– Я? Нет, черт возьми!

– А почему?

– Да что толку плакать?

– Могу поспорить, что ты плакала, когда была маленькой.

– Только сразу после того, как умерла мама. А с тех пор, как только становится туго, я иду кататься на «Черный гром». Думаю, это самое лучшее, что можно получить от американских горок.

– Я не совсем понимаю.

Хани не собиралась рассказывать ему, что чувствует себя на горках ближе к Богу, и просто сказала:

– Горки дают надежду. Они позволяют прорваться через самые страшные испытания в жизни. Мне кажется, они могут помочь пережить даже смерть близких.

Хани отвлек какой-то шум. Она увидела, как за камерами Эрик Диллон хлопнул ладонью по металлической двери и вышел из студии.

Собеседник Хани устроился на стуле поудобнее.

– Хани, я хочу попросить, чтобы ты кое-что сделала для меня. Не думаю, что это будет слишком сложно. По-моему, присутствующие здесь люди многим тебе обязаны. Ты проделала такой большой путь, и самое меньшее, что они могут сделать, это устроить тебя с сестрой на несколько дней в отличном отеле. У вас будет много еды, за вами там присмотрят, а они за все это заплатят.

Хани недоверчиво посмотрела на своего спасителя:

– Да эти люди относятся ко мне не лучше, чем к мухам на тухлом мясе! С чего это они вдруг заплатят за хороший отель для нас с Шанталь?

– Потому что я велю им так сделать.

Уверенность, с которой он это сказал, вызвала у Хани одновременно и зависть, и восхищение Ей захотелось стать такой же всемогущей и чтобы люди точно выполняли то, что она прикажет Хани подумала о сделанном ей предложении и не смогла найти в нем никакого подвоха. Кроме того, вряд ли она сможет вести грузовик обратно в Южную Каролину, если не поест хорошенько и не выспится. Не говоря уже о том, что деньги у них почти кончились.

– Хорошо, я останусь. Но только до тех пор, пока не решу, что готова отправиться в обратный путь. – Мужчина кивнул, и все сразу же вскочили со своих мест. Присутствовавшие шепотом посовещались в углу студии, после чего вперед вышла измученного вида ассистентка, сопровождавшая Шанталь на пробы. Назвавшись Марией, она сказала Хани, что поможет им с Шанталь устроиться в отеле. Мария назвала ей имена и некоторых других находившихся в студии. Женщина с суровым лицом отвечала за распределение ролей и была боссом Марии. Седовласого джентльмена в костюме с галстуком звали Россом Бэчерди – он был одним из продюсеров.

Мария повела ее к дверям студии. В последний момент Хани обернулась и обратилась к своему спасителю: