Текст книги "Разгадай меня (сборник)"

Глава 4

Сны возвращаются.

Они оставили меня на какое-то время сразу после того, как я была заключена на базе с Уорнером. Мне показалось, что я потеряла свою птицу, ту самую белую птицу с золотым хохолком на голове, напоминающим корону. Она часто встречалась мне в моих сновидениях. Она плавно и уверенно летела над миром, как будто знала все наперед, как будто у нее были свои секреты, о которых мы и не подозревали даже, и словно показывала нам дорогу в безопасное место. Она оставалась моей последней надеждой в горестной темноте сумасшедшего дома до той самой минуты, когда я встретила ее близнеца – точно такую же птицу-татуировку на груди Адама.

Мне показалось, будто она вылетела из моего сна, чтобы отдохнуть у него на груди. Я подумала, это и есть сигнал, послание и теперь я буду всегда в безопасности. Словно бы я улетела из заточения и наконец отыскала мир и надежное убежище.

Я и не ожидала снова увидеть свою птицу.

Но вот она вернулась и выглядит точно так же. Это та же самая белая птица в том же синем небе с той же золотистой короной. Только на этот раз она как будто застыла на месте. Она машет крыльями на месте, как будто ее держит невидимая клетка, как будто она обречена вечно повторять одни и те же движения. И это только кажется, что птица летит: да, она действительно находится в воздухе, ее крылья работают. Создается впечатление, будто она может свободно парить в небесах. Но она застыла на месте.

Она не в состоянии взлететь.

Или упасть.

На прошлой неделе этот сон мне снился каждую ночь, и семь раз утром я просыпалась, вся дрожа. Меня буквально трясло, и в рассветном холоде я боролась с тем, как бы успокоить мое ноющее сердце.

И силилась понять, что все это могло бы означать.

Я выползаю из кровати и скользящим движением втягиваю себя в один и тот же костюм, который я ношу здесь каждый день. Это единственная моя одежда. Она темно-фиолетового цвета, как спелая слива, – почти черная и немного поблескивает на свету. Это единый комбинезон, закрывающий меня от шеи до запястий и щиколоток. Он плотно прилегает к телу, но ничуть меня не стесняет.

В нем я передвигаюсь, как настоящая гимнастка.

Кроме того, у меня имеются пружинистые полусапожки, которые сшиты идеально по моей ноге. В них я могу ходить совершенно бесшумно. И еще есть перчатки до локтя из черной кожи, чтобы я не дотрагивалась до чего-то такого, чего мне касаться голыми руками нельзя. Соня и Сара поделились со мной одной из своих заколок, и впервые за долгие годы у меня появилась возможность убрать волосы с лица. Я ношу хвост, который затягиваю высоко на затылке, почти на макушке. Кроме того, я научилась самостоятельно, без посторонней помощи, застегивать свой комбинезон, а в нем я выгляжу умопомрачительно. Я чувствую себя непобедимой.

Это подарок от Касла.

Он велел сшить этот костюм на заказ специально для меня еще тогда, когда меня не было в «Омеге пойнт». Он посчитал, что мне понравится носить именно такой костюм. В первую очередь он защищает меня от самой себя и от всех остальных, но в то же время оставляет возможность причинять боль другим. Если бы мне этого самой захотелось. Или пришлось бы. Костюм сшит из какой-то особенной ткани, и мне в нем в жару прохладно, а в холод, наоборот, тепло. Пока что он меня ни в чем не разочаровал.

Пока что пока что пока что

Я иду завтракать одна.

Сони и Сары никогда нет в комнате к тому времени, когда я просыпаюсь. Их работа в лечебном отсеке никогда не заканчивается, и они не только умеют исцелять раненых, они еще дни напролет пытаются создавать всевозможные противоядия и мази. Мне удалось поговорить с ними один-единственный раз, и тогда Соня постаралась объяснить мне, что некоторые виды энергии могут истощаться, если мы при этом сильно напрягаемся. Оказывается, мы можем исчерпать запас энергии до такой степени, что наш организм окажется на грани разрушения. Девушки говорят, что они мечтают изобрести лекарства, которые будут использовать при многочисленных повреждениях тела в тех случаях, когда они не будут успевать справляться с большим количеством ранений. В конце концов, их всего двое. А война, похоже, неотвратима.

Я вхожу в столовую, но головы по-прежнему поворачиваются в моем направлении.

Я представляю собой интересное зрелище, аномалию даже среди аномалий. Мне пора бы уже к этому привыкнуть после всех тех долгих лет. Я должна была бы стать сильнее, успеть пресытиться их вниманием и вообще стать безразличной к мнению всех остальных.

Я много еще чего должна была бы научиться делать.

Взор мой чист, руки произвольно по бокам, и я стараюсь сделать вид, что не могу смотреть никому в глаза, потому что увлечена вот тем крохотным пятнышком на стене на расстоянии метров двадцати от того места, где я сейчас нахожусь.

Я стараюсь казаться просто еще одной единицей из их общего числа.

На лице – никаких эмоций. Губы неподвижны. Спинка прямая, кисти расслаблены. Я робот, я призрак, скользящий сквозь толпу.

Шесть шагов вперед. Пройти мимо пятнадцати столиков. 42 секунды, 43, 44, и счет продолжается.

Я напугана.

Я напугана.

Я напугана.

Я со всем справлюсь.

Нас кормят здесь всего три раза в день. Завтрак с 7 до 8 утра, обед с 12 до часу дня, ужин с 5 до 7 вечера. Ужин сделали на час дольше, потому что это конец дня, ну, как будто некая награда за то, что мы хорошо потрудились. Но прием пищи здесь – это не удовольствие какое-нибудь и вовсе уж не роскошь. Здесь происходит все совсем не так, как это было у Уорнера. Здесь мы сначала стоим в длинной очереди, потом берем заранее наполненные едой миски и направляемся в зону приема пищи – это прямоугольные столики, выстроенные в несколько рядов по всему залу. Ничего лишнего нам не дают, а потому на тарелках никогда ничего не остается.

Я замечаю в очереди Адама и сразу направляюсь к нему.

68 секунд, 69, 70, и счет продолжается.

– Привет, красотка!

Какой-то мягкий комок попадает мне в спину. Падает на пол. Я поворачиваюсь, на моем лице срабатывают 43 мышцы, что требуется при том, когда человек хмурится. И только потом замечаю его.

Это Кенджи.

Широкая непринужденная улыбка. Глаза цвета оникса. Его прямые волосы как будто стали еще темнее и жестче и теперь так и лезут ему в глаза. Нижняя челюсть дрожит от сдерживаемого смеха, губы кривятся, над скулами образовались выпуклости вроде яблок – это все из-за улыбки, с которой он как будто силится совладать. Он смотрит на меня так, словно я заявилась сюда с обрывками туалетной бумаги в волосах или со мной произошло еще что-то такое же несуразное. И тут я невольно думаю о том, почему же я и в самом деле не проводила в его компании свое свободное время с тех пор, как мы приехали сюда. С формальной точки зрения он в общем-то спас мне жизнь. И Адаму. И Джеймсу тоже.

Кенджи нагибается и поднимает с пола то, что весьма напоминает свернутые в комок носки. Он многозначительно взвешивает их в руке, словно раздумывает, а не швырнуть ли их в меня еще разок.

– Куда направляешься? – интересуется он. – По-моему, мы с тобой должны были встретиться именно здесь. Касл говорил мне, что…

– Зачем ты принес с собой сюда носки? – обрываю его я. – Здесь люди пытаются поесть.

Он застывает на месте, но лишь на долю секунды, потом закатывает глаза к потолку. Подходит ближе ко мне. Дергает меня за хвостик.

– Я опаздывал на встречу с вами, ваше высочество. У меня не оставалось времени на то, чтобы еще надеть носки. – И он указывает сначала на носки в руке, потом на свои ботинки.

– Фу, как грубо!

– Удивительно, у тебя действительно странные методы доказывать, что тебя так и тянет ко мне.

Я мотаю головой, едва сдерживая смех. Кенджи удалось меня позабавить. Этот парень – настоящий ходячий парадокс. В нем как будто соединились, с одной стороны – Решительная Серьезная Личность, и с другой – Двенадцатилетний Мальчишка, Едва Достигший Половой Зрелости. Но я уже забыла, что в его присутствии действительно как будто становится легче дышать. И смеяться, кажется, куда более естественным, когда он где-то рядом. Поэтому я продолжаю свой путь, мысленно дав себе зарок не проронить сейчас ни единого слова, хотя улыбка у меня так и рвется наружу. Я хватаю поднос и решительно устремляюсь в глубину кухни.

Кенджи отстает от меня лишь на полшага.

– Итак, сегодня мы работаем вместе.

– Угу.

– И что же ты вот так запросто проходишь мимо меня? И даже не хочешь сказать мне «привет»? – Он прижимает носки к груди. – Я повержен. Я ведь уже придержал для нас отдельный столик, и все такое.

Я бросаю на него беглый взгляд и иду дальше.

Он нагоняет меня.

– Я серьезно. А ты можешь себе представить, как это бывает ужасно, когда вот ты машешь кому-то рукой, а тебя при этом просто игнорируют, и все. А потом ты выглядишь круглым идиотом, когда начинаешь свое: «Нет, правда, я клянусь, я знаю эту девчонку, мы с ней хорошо знакомы», – но тебе уже никто не верит, и тогда…

– Ты шутишь? – Я резко останавливаюсь посреди кухни. Поворачиваюсь. На моем лице отображено полное непонимание. – Ты заговорил со мной всего, может быть, один раз за те две недели, пока мы тут живем. Я вообще тебя почти не видела.

– Хорошо, не горячись только, – говорит он и встает так, чтобы преградить мне путь. – Мы с тобой оба понимаем, что ты никак не могла не заметить всего вот этого, – тут он указывает на себя, – и если ты сейчас задумала играть со мной в свои игры, я должен заявить тебе вполне официально, что у тебя из этого ничего не получится.

– Что такое? – Я морщу лоб. – О чем ты тут гово…

– Ты не можешь так долго играть со мной и казаться недотрогой. – Он загадочно приподнимает брови. – Я ведь даже не могу коснуться тебя. Вот видишь, как слово «недотрога» поднимается на совершенно другой уровень. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Господи! – произношу я одними губами, мотаю головой и уже громко добавляю: – Да ты просто сумасшедший.

Он падает на колени передо мной:

– Да! Я сошел с ума из-за твоей небесной любви!

– Кенджи!

Я не поднимаю взгляда, потому что боюсь посмотреть, что творится вокруг, но мне отчаянно хочется, чтобы он замолчал. И чтобы между нами сейчас оказался целый зал. Я понимаю, что он шутит, но я единственная, кто догадался об этом.

– Что? – спрашивает он, и голос его грохочет, заполняя все пространство вокруг: – Неужели моя любовь смущает тебя?

– Прошу тебя, ну пожалуйста, встань сейчас же и говори потише…

– Ни за что.

– Почему нет? – умоляю я.

– Потому что, если я начну говорить тише, я не услышу сам себя. А это, – заключает он, – моя любимая роль.

Я даже на него смотреть не могу.

– Не отвергай меня, Джульетта. Я так одинок.

– Что с тобой стряслось?

– Ты разбиваешь мне сердце. – Его голос звучит еще громче, он в нарочито преувеличенном отчаянии размахивает руками, да так активно, что чуть не задевает меня, и мне приходится в панике пятиться от него. Но тут я осознаю, что все смотрят именно на него.

Их это развлекает.

Я выдавливаю из себя какую-то кривоватую улыбку и, робко оглядывая зал, с удивлением действительно убеждаюсь в том, что на меня не смотрит ни один человек. Мужчины скалятся, видимо, они привыкли к выходкам Кенджи, а женщины не сводят с него глаз, в которых смешиваются восхищение и что-то еще.

И Адам тоже смотрит на него. Он стоит со своим подносом в руках, чуть склонив голову набок, и по всему видно, что он смущен. И как только наши взгляды встречаются, он неуверенно улыбается мне.

Я направляюсь к нему.

– Эй, крошка, подожди. – Кенджи в один прыжок настигает меня и хватает за руку, как только я успеваю сделать несколько шагов. – Ты же понимаешь, мне просто не хочется оставить тебя в покое. – Он следит за моим взглядом и, заметив Адама, хлопает себя ладонью по лбу. – Ну конечно же! Как я мог позабыть? Ты влюблена в моего соседа по комнате.

Я поворачиваюсь к нему.

– Послушай, я благодарна тебе за то, что теперь ты будешь помогать мне в моих тренировках. Это действительно так. Спасибо тебе за это. Но нельзя же вот так признаваться мне в вымышленной любви, тем более на глазах у Адама. И пропусти меня, а то скоро время завтрака закончится, ладно? Я его и так редко вижу.

Кенджи неторопливо кивает и выглядит теперь мрачней тучи.

– Ты права, прости. Я все понял.

– Спасибо.

– Адам ревнует, потому что мы любим друг друга.

– Иди уже за своей миской! – Я подталкиваю его, может быть, слишком сильно, а сама едва сдерживаю смех.

Кенджи тут один из очень немногих – не считая Адама, разумеется, – кто не боится дотрагиваться до меня. На самом деле, конечно же, никому не следует ничего опасаться, когда я одета в свой замечательный костюм, но я обычно во время еды снимаю перчатки, а моя репутация идет далеко впереди меня. Люди предпочитают держать дистанцию. Но хотя я один раз совершенно случайно напала на Кенджи, он меня не боится. Мне кажется, потребуется что-то астрономически грандиозное и ужасное, чтобы сломить его.

И это вызывает у меня восхищение.

Адам неразговорчив. Впрочем, ему не надо ничего мне сообщать. Достаточно одного короткого «привет», потому что в этот миг я замечаю, что губы его немного кривятся на одну сторону, он как будто становится чуточку выше и немного напряженнее и скованнее. И хотя я немного знаю об этом мире, но я хорошо умею читать ту книгу, которая написана прямо в его глазах.

В том, как он смотрит на меня.

Глаза его как будто еще сонные, и это меня беспокоит, но взгляд все такой же нежный. Он сосредоточен на мне и полон чувств, и от этого мне всегда хочется броситься в его объятия, когда он появляется рядом со мной. Я наблюдаю за его бесхитростными движениями. Вот он переносит вес с одной ноги на другую, хватает поднос, кивает кому-то в знак приветствия. Но в то же время я слежу за каждым изменением в положении его тела, пока оно перемещается в пространстве вокруг нас. Этих моментов, когда мы вместе, так мало, их так не хватает, что у меня постоянно теснит в груди и еще начинает ныть сердце. Он заставляет меня забывать обо всем и становиться такой непрактичной…

Он хочет, чтобы моя рука была всегда в его руке.

А я хочу вечно смотреть на него.

– С тобой все в порядке? – спрашиваю я, а на душе у меня тревожно из-за прошлого вечера.

Он кивает. Пытается улыбнуться, но я вижу, с каким трудом у него это получается.

– Да. Я… м-м… – Он прокашливается. Набирает в легкие побольше воздуха. Отворачивается. – Да, прости меня за вчерашнее. Я, в общем… немного переживал.

– О чем?

Он смотрит куда-то через мое плечо. Хмурит лоб.

– Адам…

– Да?

– Почему ты переживал?

И снова наши взгляды встречаются. Глаза у него немного расширены. Округлены.

– Что? Нет, ни о чем.

– Я тебя не пони…

– Вы о чем так долго тут болтаете, ребята?

Я резко поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Кенджи стоит прямо за мной. У него на подносе наставлено так много еды, что меня даже удивляет: как это ему удалось. Наверное, он убедил поваров, что ему сегодня требуется дополнительное питание.

– Ну так что же? – Кенджи смотрит на нас не моргая и ждет ответной реакции. Потом он дергает головой чуть назад, словно показывает нам следовать за ним, после чего уходит сам.

Адам шумно выдыхает, но выглядит таким далеким, словно думает о чем-то своем, и я решаю оставить тему вчерашнего вечера. Но очень скоро мы все равно об этом поговорим. Я уверена, что тут ничего страшного нет. Я даже уверена, что тут вообще ничего нет.

Мы скоро поговорим, и все будет хорошо.

Глава 5

Кенджи ждет нас за пустым столиком.

Раньше к нам за едой присоединялся Джеймс, но теперь он нашел себе компанию других таких же мальчиков в «Омеге пойнт» и предпочитает есть вместе с ними. Похоже, он тут самый счастливый из нас троих, и я счастлива потому, что счастлив он, но должна признаться, мне не хватает общения с ним. Правда, мне страшновато говорить об этом. Иногда я даже сама не уверена в том, что мне действительно хочется узнать причину такого его отношения: почему он не остается с Адамом в те минуты, когда появляюсь я. Мне вовсе не хочется узнать о том, что, возможно, другие мальчики успели убедить его в том, будто бы я опасна. То есть я, разумеется, опасна, но я только

Адам устраивается на скамейке, и я моментально подсаживаюсь к нему, придвигаясь поближе. Кенджи выбирает себе место напротив нас. Адам и я держимся за руки, но прячем их под столом, и я наслаждаюсь роскошью момента, потому что мы просто снова вместе и снова рядом. Я все еще в перчатках, но того, что он близко, мне хватает. У меня внутри как будто распустились цветы, и их лепестки приятно щекочут всю мою нервную систему до последней клеточки. Просто удивительно, как он действует на меня, что он заставляет меня испытывать, какие при этом мысли рождаются у меня в голове! Это похоже на то, что кто-то выполнил сразу три моих желания: касаться, чувствовать и наслаждаться. Это самое странное, что только могло произойти. Сумасшедшее невозможное счастье, завернутое в цветную бумагу, перевязанное красивой ленточкой с бантиком и хранящееся у меня в сердце.

И мне часто кажется, что я не заслуживаю такой привилегии.

Адам чуть меняет позу, и при этом теперь его нога прижимается к моей.

Я смотрю на него, и он мне улыбается, причем его почти незаметная улыбка говорит мне о многих вещах, да о таких, о чем за столом во время завтрака даже не вспоминают. Я заставляю себя дышать ровно и едва сдерживаю ухмылку. Стараюсь сосредоточиться на еде. Надеюсь только, что я не покраснела.

Адам прильнул к моему уху губами. Я чувствую нежный звук его дыхания еще прежде, чем он начинает говорить.

– Да вы, ребята, просто отвратительно смотритесь, вы в курсе?

Я вздрагиваю и поднимаю глаза на Кенджи. Он замер с ложкой на полпути ко рту, склонив голову набок и внимательно разглядывая нас. Потом он ложкой указывает на нас и добавляет:

– Что это еще за ерунда? Вы что там, под столом, в прижималки начали играть или еще что-то новенькое изобрели?

Адам отодвигается от меня, правда, всего на пару сантиметров, и раздраженно выдыхает:

– Знаешь что, если тебе не нравится, можешь убираться отсюда. – Он кивает на столики вокруг. – Тебя сюда садиться никто не просил.

Вот таким становится Адам, когда изо всех сил старается быть вежливым с Кенджи. Когда-то в прошлом, еще на базе, они были друзьями, но получилось так, что Кенджи научился провоцировать Адама на самые плохие поступки. На секунду я даже и забыла о том, что сейчас они соседи по комнате.

Интересно, как им там живется вместе?

– Это все фигня, ты же сам знаешь, – отмахивается Кенджи. – Я же только сегодня утром сказал тебе, что должен сидеть вместе с вами обоими, ребята. Касл хочет, чтобы я помог вам поскорее адаптироваться. – Он презрительно фыркает и кивает на меня: – Послушай, я ума не приложу, что ты такого находишь в этом парне, ты бы пожила с ним вместе хоть немного! Этот тип всегда в плохом настроении, вечно какой-то угрюмый.

– Я не угрюмый…

– Еще какой угрюмый, брат. – Кенджи ставит посуду на столик. – Я только и слышу от тебя: «Заткнись, Кенджи», «Ступай спать, Кенджи», «Никто не желает тебя видеть голым, Кенджи». А я-то уж наверняка знаю, что тысячи особ еще как желают увидеть меня голым…

– И сколько ты должен здесь сидеть? – Адам отворачивается и свободной рукой потирает глаза.

Кенджи выпрямляется. Поднимает ложку, но лишь для того, чтобы пронзить ею воздух.

– Вы вообще должны радоваться тому, что я присел за ваш столик. Общаясь с вами, я поднимаю вас в глазах окружающих.

Я чувствую, как напрягся Адам, а потому решаю вмешаться:

– Эй, давайте поговорим о чем-нибудь другом, ладно?

Кенджи ворчит. Закатывает глаза к потолку. Наконец-то отправляет в рот ложку с едой.

Все это меня начинает сильно беспокоить.

Теперь, когда я могу пристальнее разглядеть Адама, я замечаю какую-то усталость в его глазах, тяжесть в выражении лица, напряженность мышц плеч и рук. Теперь мне становится особенно важно узнать, чем же он занимается здесь, в этом подпольном мире. Что он делает такого, о чем мне не рассказывает. Я чуть заметно тяну его ладонь на себя, и он поворачивается ко мне.

– С тобой точно все в порядке? – шепчу и понимаю, что задаю один и тот же вопрос снова, и снова, и снова.

Его взгляд моментально теплеет. Он хоть и усталый, но уже более мягкий. Он отпускает мою руку под столом, но только для того, чтобы положить мне ее на колено. Его ладонь скользит по моему бедру, и я почти теряю контроль над собой и забываю все слова еще до того, как он чуть прикасается губами к моим волосам, но его губы задерживаются, и я не могу более сосредоточиваться. Я нервно сглатываю, да так громко, что при этом чуть не роняю вилку на пол. Только теперь я осознаю, что он, в общем-то, так и не ответил на мой вопрос. Потом он отворачивается, некоторое время смотрит на свою миску и только потом говорит:

– Со мной все в порядке.

Но я продолжаю сидеть неподвижно, почти не дыша, а его рука все так же рисует замысловатые узоры на моей ноге.

– Мисс Феррарс, мистер Кент…

Услышав голос Касла, я чересчур резко выпрямляюсь, так, что невольно ударяюсь костяшками пальцев о столешницу. Есть в его появлении что-то такое, что заставляет меня чувствовать себя так же, как ученица перед учителем, заставшим ее врасплох как раз в тот самый момент, когда она успела напроказничать прямо на уроке в классе. Адама, например, ничуть не всполошило появление в столовой Касла. Я стараюсь не заскулить от боли в руке, и в этот момент чувствую, как пальцы наших с Адамом рук снова переплетаются. Он подносит мою ушибленную руку к губам и нежно целует ушибленные костяшки пальцев. Каждую по очереди, при этом не сводя глаз со своей миски. Я слышу, как Кенджи кашляет – он чуть не поперхнулся, бедняжка.

Я не отпускаю руку Адама и поднимаю голову.

Касл стоит возле нашего столика, а Кенджи уходит отнести пустую посуду на кухню. Он хлопает Касла по спине, как будто они старые добрые друзья, а Касл, в свою очередь, одаривает Кенджи приветливой улыбкой.

– Я сейчас вернусь, – кричит Кенджи через плечо, потом изворачивается и показывает нам большой палец в знак одобрения. – Только постарайтесь не раздеваться у всех на глазах, хорошо? Не забывайте, что здесь есть дети.

Я морщусь и смотрю на Адама, но он, что как-то странно, продолжает внимательно изучать содержимое своей миски. С тех пор как к нам подошел Касл, он еще не произнес ни единого слова.

Я решаю говорить за нас обоих и приклеиваю на лицо широкую улыбку:

– Доброе утро.

Касл кивает, дотрагиваясь до отворота своего блейзера. Он стоит прямо, как всегда, полный сил и самообладания. Его лицо просто сияет, когда он обращается ко мне:

– Я просто пришел поздороваться и проверить вас. Вы молодец, я так счастлив видеть, что вы расширяете круг своих друзей, мисс Феррарс.

– Правда? Спасибо. Только я не могу принять похвалу на свой счет, – уточняю я. – Это же вы сами велели мне сесть за завтраком рядом с Кенджи.

Улыбка Касла становится напряженной:

– Да. Конечно. Что ж, в таком случае я счастлив, что вы решили воспользоваться моим советом.

Я киваю на свою еду. Рассеянно тру пальцами лоб. Адам выглядит так, как будто он вообще не дышит. Я собираюсь произнести хоть какие-нибудь слова, но Касл меня опережает.

– Ну, мистер Кент, – говорит он, – мисс Феррарс сообщила вам о том, что теперь она будет тренироваться вместе с Кенджи? Я надеюсь, что это ускорит ее прогресс.

Адам ничего ему не отвечает.

Касл упорно продолжает:

– Я действительно подумал, что ей, может быть, интересно поработать и вместе с вами. При условии, конечно, что я буду все это контролировать.

В глазах Адама появляется озабоченность. Он чем-то встревожен.

– О чем вы говорите?

– Ну… – И Касл замолкает. Я замечаю, как он переводит взгляд от меня к Адаму и обратно. – Я полагаю, было бы интересно провести тестирование с вами и с ней. С обоими вместе.

Адам поспешно встает, при этом он чуть не ударяется коленом о стол.

– Я решительно против.

– Мистер Кент… – начинает Касл.

– Ни за что на свете, черт возьми…

– Но выбор остается за ней…

– Я не хочу здесь это обсуждать…

Я вскакиваю на ноги. Адам готов разнести все вокруг. Он сжал руки в кулаки, глаза его сузились до яростных щелочек, лоб напрягся, он весь трясется от переизбытка энергии и возбуждения.

– Что происходит? – требую я ответа.

Касл качает головой и говорит, но обращается при этом не ко мне:

– Я просто хочу посмотреть, что происходит, когда она дотрагивается до вас. Вот и все.

– Вы с ума сошли…

– Решать ей, – продолжает Касл, голос его остается на удивление спокойным. – Это не имеет никакого отношения к вашему личному прогрессу…

– Какому прогрессу? – вмешиваюсь я.

– Просто нужно помочь ей определить, каким образом можно влиять на неодушевленные предметы, – говорит Касл. – С людьми и животными нам уже все понятно – мы знаем, что тут достаточно одного-единственного прикосновения. Растения, похоже, вообще никак не реагируют на ее способности. Но как насчет всего остального? Тут… другое дело. Она пока что не знает, как справляться с этим, вот я и хочу помочь ей. Вот и все, что мы делаем. Помогаем мисс Феррарс.

Адам делает один шаг, чтобы встать поближе ко мне.

– Если вы помогаете ей выяснить, как можно разрушить неодушевленные предметы, зачем же вам понадобился я?

На какую-то долю секунды Касл выглядит побежденным.

– Я и сам не знаю, – признается он. – Но сами ваши отношения уникальны. Они восхитительны и неподражаемы. Особенно если учесть все то, что нам уже стало известно. Тут…

– А что вам стало известно? – взвиваюсь я.

– …возможно все, что угодно, – продолжает свою речь Касл. – Что все взаимосвязано каким-то образом, но каким, мы пока понять не можем.

Но Адама это не убеждает. Он крепко сжал губы, так, что они превратились в тонкую линию. Похоже, ему не хочется отвечать.

Касл поворачивается ко мне. Он хочет, чтобы его голос прозвучал восхищенно:

– А вы как считаете? Вам это было бы интересно?

– Интересно? – Я смотрю на Касла. – Я даже не понимаю, о чем вы тут говорите. А еще я хочу узнать, почему никто не отвечает на мои вопросы. Что вам удалось узнать об Адаме? – спрашиваю я. – Что с ним не так? Что-нибудь не так? – Я смотрю на них обоих по очереди. Адам тяжело дышит, но старается, чтобы это оставалось незаметным, при этом он не перестает сжимать и разжимать пальцы. – Кто-нибудь, пожалуйста, скажите мне, что тут происходит.

Касл хмурится.

Он изучает меня, он смущен, брови его сдвинуты, как будто я разговариваю на каком-то давно забытом языке, который он не слышал уже много лет.

– Мистер Кент, – начинает он, все еще глядя на меня, – должен ли я сделать вывод, что вы еще не поделились нашими открытиями с мисс Феррарс?

– Какими еще открытиями? – Мое сердце отчаянно заколотилось, да так, что сразу заболело.

– Мистер Кент…

– Это не ваше дело, – огрызается Адам, при этом его голос звучит негромко и спокойно, но слишком уж мрачно.

– Она должна знать…

– Мы пока еще сами ничего не знаем!

– Мы знаем достаточно.

– Ерунда! Мы еще не закончили…

– Все, что осталось, это протестировать вас двоих вместе…

Адам встает перед Каслом, слишком резко хватая со стола свой поднос.

– Может быть, – говорит он, тщательно подбирая слова, – но только как-нибудь потом. – И поворачивается, чтобы уйти.

Я дотрагиваюсь до его руки.

Он останавливается. Опускает поднос снова на стол и разворачивается ко мне. Между нами всего пара сантиметров, и я тут же забываю о том, что мы находимся в переполненном людьми зале. Его дыхание такое горячее, а жар его тела окончательно растворяет мою кровь, и она выплескивается ярким румянцем на моих щеках.

Паника исполняет кульбит за кульбитом по всему моему организму.

– Все просто замечательно, – говорит он, но я почти не слышу его, потому что слишком уж громко стучат оба наших сердца. – Все будет хорошо. Я обещаю.

– Но…

– Я обещаю, – повторяет он, хватая меня за руку. – Клянусь, я все устрою.

– Устрою? – Мне кажется, что я сплю. И еще, будто я умираю. – Что именно «устрою»? – Что-то как будто ломается в моем мозгу, что-то происходит помимо моего желания и воли, и я теряюсь, теряюсь, я ничего не понимаю и продолжаю тонуть в этом полном непонимании происходящего. – Адам, я не пони…

– То есть я угадал, да? – Кенджи возвращается к нам. – Вы собрались сделать это прямо здесь? На глазах у всех? Предупреждаю, эти столики не такие уж удобные, как это кажется на первый взгляд…

Адам отстраняется от меня и хлопает Кенджи по плечу, выходя из зала.

– Не надо.

Это все, что я слышу от него, и он исчезает.