Текст книги "Низвержение Света"

– Да нет, красавица, нет, – обнадежил он и махнул рукой себе за спину. – Там, чуть дальше последнего дома, отмель. Просто сейчас на дождях река поднялась, но через несколько дней сойдет. Повозка не пройдет, но как-то управляемся.

Примерный расклад мне был ясен – придется ждать, пока река снова опустится, тогда прошагаем по камушкам. Однако Сэрс задал мужику странный вопрос:

– Сколько?

– Че? – тот опять вспомнил свое любимое слово и в очередной раз скривился.

Но я поддакнула:

– Действительно, че? Ты о чем сейчас, Арай?

– Мост, – терпеливо пояснил кейсар. – Сколько стоит ремонт?

Сельчанин забыл о траве и своей репе, с обескураженным видом подошел ближе, чтобы получше разглядеть нас обоих. Однако на вопрос ответил:

– Там подпорки нужны основательные, без них снова рухнет. А строители из города меньше двадцати золотых за такую работу не возьмут.

Кейсар послушал и нырнул рукой в правый рукав. Вытащил оттуда горсть монет, перебрал большим пальцем на ладони, после чего протянул мужчине:

– Семнадцать. Больше нет.

Такой великодушный жест заставил сельчанина осесть на землю, а меня, напротив, подскочить и заголосить:

– Ты спятил? Араюшка, у тебя разум дождями размочило! Это все твои деньги? Ты вообще понимаешь, что нам еще топать и топать? А жрать на что будем? Я забыла сказать, что у меня при себе лишь немного медяков? Любовнички мои в Эльдусе как-то все подарками заваливали, которые я там и бросила, уже не продашь!

Он просто покосился в мою сторону, но продолжал протягивать руку вперед. Решил уже, значит. Я попыталась дернуть его за рукав, но он ловко увернулся и отступил на пару шагов. Пришлось ему объяснять подробнее, чтобы больше не смела перечить:

– Я служитель Света, Ви.

А я лишь руками всплеснула. Видимо, это кодекс чести такой – раз кто-то нуждается, а у него есть, то надо отдать. А иначе у Арая внутри что-нибудь сломается, и тело замертво рухнет. Я бы этот экспонат в южную школу привела, где калечного лечить отказались, – пусть хоть со стороны посмотрят, какими благочестивыми должны быть настоящие заклинатели. Но и у тех перебор, и у этого перебор, золотую середину я так и не нащупала.

Деревенские налетели уже всей гурьбой, окружили нас, деньги взяли и тепло благодарили. И как будто даже извинялись:

– Так ведь даже если еще три золотых найдем, мост за пару дней не восстановят! Отмель быстрее покажется, ливни-то прекратились!

Но Арай не для своего удобства эту плату вносил. Зато хоть что-то хорошее из его поступка получилось – нам буквально не позволили уйти в лес и там заночевать. Уговорили остаться в теплой комнате, принесли горячей еды. Я так соскучилась по настоящей кровати, что едва не расплакалась, а от жирного бульона с краюшкой свежего хлеба живот запел счастливую песню. Сэрсу пришлось смириться, что мы несколько дней проведем в этом селе, иначе местным будет не по себе, если не окажут благодетелю должного гостеприимства. А уж когда нам нагрели воды для мытья, я готова была расцеловать этих людей каждого в отдельности.

После отпаривания в кадке Арай показался в нашей спаленке – уже снова в безупречном наряде и посвежевший. Возможно, он тоже умел радоваться простым мелочам, пусть и не говорил об этом. А вечером, уже затемно мы вдруг услышали снаружи громкие пьяные голоса. Через некоторое время и нам принесли бутылку вина.

– Вот, попейте с долгой дороги, лучше всего согревает, – сказала хозяйка, которая тоже уже заметно была навеселе, и сразу же испарилась, чтобы не надоедать невозмутимому гостю.

Я лукаво глянула на своего спутника и сказала то, что он тоже уже понял:

– Гуляют! Нет, ты понимаешь, они на мост собрать не могли, но на вино – пожалуйста. Не самодельное, успели уже до города сгонять. Не обидно?

Он промолчал. Пришлось самой продолжить:

– Арай, так они на твои деньги гуляют. Может, золотой пропьют, а может, и все. Ты им последнее отдал, а моста, боюсь, мир так и не увидит. Рыдаешь в душе, да?

– Нет, – он наконец-то разомкнул губы. – Я делаю свое дело, остальные делают свое. Другие не влияют на то, что я свое дело сделал.

– Обалдеть! – Я откинулась назад на шаткой табуретке. – И так много слов сказал! Похоже, очень важный урок выдал?

– Да. Подумай.

Я приличия ради глубоко задумалась. Есть у меня одно дело, но до черных демонов юга я вряд ли сумею добраться. Поэтому вино меня заинтересовало сильнее. Бутылка была уже распечатана и почата, я помахала ею в воздухе:

– Пить ты, конечно, не станешь. Слушай, Арай, мы уже сто лет знакомы, так что пора начинать откровенничать – чему вас в Сэрсе учили, что ты такой забавный оттуда вышел? Назови хоть основные запреты, тогда донимать по ним не буду.

– Будешь.

Я едва не подавилась смехом и глотком вина.

– Да, буду, но зато с осознанием, что давлю на больное!

А чистая постель, как и горячая ванна, оказывается, благотворно отражаются на его настроении. Кейсар далеко не всегда готов был отвечать на провокации, но сейчас смилостивился:

– Вино запрещено. Танцы запрещены. Песни запрещены.

Я сделала еще глоток, одновременно с теплом в теле расслабляясь:

– Понятно. То есть понятно, что если бы в младенчестве помер, то так бы не мучился. А мычать себе под нос можно?

– Не при мне.

Я веселилась, наблюдая за его бесстрастным лицом:

– Почему же? Сразу в поперечнике сломаешься?

– Песни и вино тревожат душу. Душа должна пребывать в незыблемой гармонии.

– У тебя вместо души репа с соседнего огорода, что ты так боишься ее потревожить? В этом и заключается твоя школа бесчувствия? А с женщинами что?

– И женщины, – равнодушно добавил он. – Спать.

– Спать с женщинами запрещено, или ты пошел спать?

Ответил он мне на вопрос тем, что лег на свою кровать и закрыл глаза. Какой же он все-таки милый. Как какой-нибудь речной камушек, который может ходить и совсем немного говорить. Налегать на вино я не стала, еще неизвестно, сколько в этой Светом забытой деревеньке придется торчать. Но засыпала с широкой улыбкой. Арай Сэрс, который мне не понравился с первого взгляда, на поверку оказался экземпляром еще интереснее, чем в начале знакомства. Я как будто уже даже привыкла к его странностям, ну а он, очевидно, привыкал к моим, раз до сих пор меня не бросил. И ведь отвечает – пусть нехотя, будто всю природу свою ломает, но постепенно открывается мне, как – я в этом абсолютно уверена – никогда никому до сих пор не открывался.

Глава 6. Но ближе никого

К сожалению, вода спадала быстрее, чем я надеялась, потому наслаждаться теплой постелью довелось всего пару ночей. На следующий день сельские гулянья продолжались, но я их больше не комментировала. Видела, как живут эти люди – рыбачат с пристани, выращивают кур и репу, зарабатывают на тяжких трудах несколько медяков, чтобы утром заново приступить к работе. Мост им очень нужен, но не сойти с ума от безнадеги – еще нужнее. Мы с Араем прогулялись до речки, оценили неожиданно жаркую погоду, вернулись и до отвала наелись несладкой каши, что похмельная хозяйка успела сварганить к нашему возвращению. Она была доброй и гостеприимной, но к своим гостям не приставала – в деревне уже все поняли, что странствующий заклинатель не слишком это любит, а его болтливая спутница в любом случае хвостиком плетется за ним.

Но поскольку утром мы выдвигались в долгий путь, вечером я прикончила остатки вина – и неожиданно сильно захмелела. Присоединяться к деревенским не хотела, но и уснуть не могла. Тихонько по полу подползла к кровати Арая и некоторое время разглядывала морщинистое лицо. Спал он бесшумно, а дышал настолько ровно и незаметно, что иногда казалось, будто вовсе не дышит.

Я боязливо протянула руку к его щеке, но меня тотчас перехватили за запястье. Зуб даю, что еще миг назад он крепко спал, но заклинателя его уровня даже во сне врасплох не застанешь. Он открыл глаза – а ресницы-то у него длинные, густые, хоть и седые.

– Что? – спросил тихо, слегка скосив на меня взгляд. Вокруг серых радужек тонкой полоской серебрилась магия.

Проникновенно объяснилась, стараясь держать хмельной настрой в узде:

– Хотела проверить, если до тебя дотронется женщина, то ты сразу обратишься в пепел?

– Нет.

Я выпучила глаза, точно он выдал нечто любопытное:

– Не сразу или не обратишься?

– Второе. Я сейчас тебя держу, – он указал взглядом на кулак, все еще зажимающий мое запястье. – Что ты хотела сделать, Ви?

Я аккуратно вынула руку из захвата, да он и не удерживал. Подперла ею щеку, преданной рабой заглянула ему в глаза и жалобно попросила:

– Покажи свое настоящее лицо. Пожалуйста, Арай. Один раз покажи – и отстану.

Он сел, не спуская с меня взгляда. Смотрел теперь так же пристально сверху.

– Видишь иллюзии? Тогда в тебе уже открыта светлая магия.

Пришлось признать с досадой:

– Не вижу я саму иллюзию. Просто догадалась, что она есть, а ты сейчас окончательно подтвердил. Хочу увидеть.

– Зачем?

Я улыбнулась и придумала ироничную причину, потому что простое любопытство выглядит мелочью – а некоторые давно привыкли не обращать внимания на мелочи:

– А может, ты красавчик? Сразу влюблюсь и замуж за тебя выйду.

– Нет.

– Что нет – не красавчик или не выйду?

Он устал от разговора, снова лег и отвернулся спиной. Не реагировал даже на то, что я долго тыкала его пальцем в лопатку. Между прочим, только что произошла небывалая подвижка в наших отношениях – до недавнего времени он вообще не позволял мне к себе прикасаться, а теперь готов даже это терпеть, лишь бы на вопросы не отвечать.

Рано утром мы отправились в дорогу. Мы с ним оба чрезвычайно ловкие, поэтому могли не слушать предупреждения селян о том, что лучше выждать еще два дня, когда отмель откроется целиком. Сняли обувь, чтобы не промочить, я перепрыгивала по камням впереди, кейсар следовал за мной. А я, хоть и опасалась упасть в воду, бесконечно оборачивалась: так сильно мне нравился его немного нелепый вид, когда старик задрал рясу до колен и тоже переступал босыми ногами по скользким булыжникам. Но шелковые штаны не пожалел, снимать их не стал, как, впрочем, и я: и мои штанины из мягкой замши почти сразу до щиколоток промокли. Но я-то девушка, провожающие на берегу не поймут, если до пояса снизу разденусь, а он кого стеснялся? Хотя не беда, на жарком солнце ткань быстро просохнет.

В первое время мы спасались продуктами, что нам с собой собрали благодарные выпивохи. Но когда-нибудь эта проблема встанет ребром. Я просто решила обозначить ее чуть раньше – вернее, чтобы не ныть об усталости, просто искала темы для болтовни:

– Арай, я в кошеле несколько медных монет нащупала – хватит на одну ночь на постоялом дворе или пару сытных ужинов. А может, у тебя с географией туго? Вот у меня туго – и то немного понимаю. На юге полно жирной добычи – как-нибудь протянем, плевать, что без хлеба и соли. Но скоро начнутся большие города и голодные леса, отсюда даже охотники уезжают, потому что охотиться уже не на кого. Да и нельзя подстрелить оленя в каком-нибудь баронстве – поймают и законно обвинят. Ау, ты слушаешь меня? Или ты не только нем, но и глух?

– Слушаю, – отозвался он нехотя.

– Весьма за это благодарна! – обрадовалась я. – Тогда продолжаю. В дороге всякое случается. Вот ты сам недавно обычной простудой болел, пусть и из-за заклятия, но никто не застрахован. Руку можно поранить, ногу подвернуть, ботинки износить, нож потерять, устать топать и пожелать уже наконец-то купить лошадей – да мало ли! И маковую булку хоть раз в неделю зажевать не помешает. Слыхал? У меня только от упоминания о булке живот мурлыкать начал! Арай, признай хотя бы, что ты совершил ошибку, отдав вообще все золотые монеты. Признай – и тогда я постараюсь молча вникать в суть твоей бесхребетной доброты! Ау, служитель Света, иногда надо что-то отвечать, иначе я чувствую себя странно.

Подергать бы его за седые лохмы, так ведь не дастся. Он на просьбу не отреагировал, потому я продолжила ворчать, подстраиваясь под его шаг:

– Мой страх тоже пойми. Если в этом мире и найдется что-то, к чему я искренне привязана, то это деньги!

– И я, – вставил он. – Раз идешь за мной.

Я со смехом согласилась:

– Ладно, уговорил, и ты. А иначе и не объясню, почему бросила сытую жизнь ради твоей хмурой компании. Вспомнила! Ты же обещал меня к концу пути на кейсара выучить, но даже не приступал. Но давай-ка о насущном. Что будем делать, если нужда прижмет?

– Справимся.

Я нервно поинтересовалась:

– И как же мы справимся?!

Наконец-то он разродился идеей:

– Будем продавать твое тело.

От неожиданности я остановилась, дабы осознать. А потом кинулась следом и закричала:

– Эй, стой, ты же пошутил? Ты только что пошутил, да?! То есть ты и шутить умеешь?

Но он монотонно произнес:

– Ты уже так зарабатывала.

Я от возмущения даже на его спину замахнулась, но вовремя остановила кулак. Похоже, он мою ложь принял как есть – вот как вылила, так и понял. Не начинать же сейчас запоздало отрицать:

– Я-то зарабатывала, но ты как подобное можешь предлагать? Ау, по-твоему, именно так служат Свету – продают невинную деву неземной красоты за маковую булку?

– Невинную?

– Да замолчи ты уже! Башка от твоей болтовни разнылась!

И все-таки через несколько дней, когда мы добрались до небольшого городка, я на самом деле была готова продавать тело за ложку горячей похлебки. Не свое, конечно, у меня как раз под боком вредный старикашка завалялся – но он крин кому сдался. А в преддверии поселения, как назло, целыми рядами раскинулись вкусно пахнущие таверны, постоялые дворы и даже приличные ресторанчики. Им не нужны были вывески – достаточно было распахнуть окна с жарких кухонь. Но пока я заново пересчитывала свои несколько монет и прикидывала, стоит их потратить прямо сейчас или лучше оставить на более тяжелый случай, Арай повернул влево и пошагал по последней городской улочке, где дома были невысокими и небогатыми – точь-в-точь обычная деревенька.

Он заглядывал в каждый двор и выдавал один вопрос:

– Работа?

Чаще всего люди качали головами и махали – дескать, иди дальше. Вот, что он задумал – просто заработать немного, исполняя небольшие поручения. Поняв это, я уже летела вперед и звонким голосом спрашивала:

– Добрый хозяин, не найдется ли какой работенки для самого настоящего заклинателя?

Работенка нашлась, хоть завались. Арай поправил старухе забор всего лишь за медяк – она за те же труды другому отдала бы гораздо больше. Но когда соседи увидели, что сделал он это всего двумя пассами руками, принялись зазывать к себе:

– Служитель Света, а за починку крыши сколь возьмешь?

– Уважаемый заклинатель, у нас собака прихворала – не глянешь?

Арай не называл цены. Он просто брал сколько давали – и некоторые заметно скупились. Я кривилась, но помалкивала, так мне уже хотелось закончить и наесться до отвала. Мне-то ничего делать не приходилось, поэтому я просто болтала с горожанами о том о сем. А одному мужичку просто чесалось поговорить именно с кейсаром, когда тот вынужден был зажечь аж три круга магии вокруг ног, чтобы поднять сильно просевший в почву старый дом. Поначалу ничего не получалось, но он продолжал свои попытки, меняя нарисованные в воздухе знаки и движения руками.

– Светлый старец, благодарю за старания! Это ничего, что в оплату предложу лишь крынку молока? – Не дождавшись ответа, хозяин наседал дальше: – А сколько вам лет? Дюже любопытно! Вы отчего молчите?

Пожилая соседка, стоявшая рядом, подбоченилась.

– Не их светлое дело – болтать с простыми смертными. Это очень большой маг – вишь, как у него вокруг ног сейчас кругами засветилось? Я точно знаю, так только у очень больших магов делается. Странно, что по дворам побираться ходит…

– А чего странного? – поддержала разговор женщина с младенцем на руках. – Сколько их, этих светлых магов по всяким орденам – не всех же пристроят. Но гонор у них от рождения велик, тут не поспоришь. Вот и не говорит с простыми людишками.

Хозяин дома зашипел:

– Ну-к язык прикуси, дура! Может, старец немой? А ты над калечным насмехаешься! И работы у него по этой причине нет. Прикидывай, как со стыда сгоришь, когда узнаешь, что у калеки язык отсутствует – а ты тут зубы скалила!

Как раз сейчас Арай почему-то решил ответить, хотя впервые наступило время промолчать:

– Нет.

Жители, собравшиеся уже целой толпой, в недоумении переглянулись. И пока добрые сплетники не сделали вывод о непомерном гоноре, я начала заливать:

– А вы ведь почти угадали! Старикан мой был немым, с самого рождения ни одного звука выдавить не мог. А потом встретил чудотворца и – держитесь на ногах! – заговорил. Но слова еще не все выучил, поэтому их так мало. Но я каждый день даю ему уроки, по три новых слова в неделю запоминает!

Арай на мгновение остановил свои труды, чтобы посмотреть на меня. Ободренная его взглядом, я приосанилась. А горожане загалдели:

– На-адо же, как интересно! А ты ему кто, красавица, внучка али дочка?

– Любовница! – огорошила я и обвела всех многозначительным взглядом, чтобы еще пошире рты разинули. – Я, грит, триста лет Свет топчу, но такой хорошенькой барышни не встречал. Будь, грит, мне любовницей, но у меня от старости уже немощь в штанах, поэтому я ночами лишь по тебе поползаю да успокоюсь, зато жалованье буду тебе платить такое, как будто у меня в штанах все еще змей живой. Ну я и согласилась, чего на такое не согласиться?

– На-адо же…

И синхронно уставились на кейсара. Он, конечно же, смотрел только на меня – и в бесстрастном взгляде я вполне могла представить осуждение или хохот. Вновь повернувшись к дому, Арай в последний раз взмахнул руками, приподнимая здание еще на палец, потом подошел к нам, молча взял у застывшего мужичка крынку и пошагал по улице обратно. Я отвесила людям поклон и полетела за ним.

– Сегодня в постоялом дворе комнату снимем, да? – Я радостно прыгала рядом. – Поесть бы да помыться.

Арай коротко кивнул, чем сделал меня абсолютно счастливой.

Вошли мы в самое первое заведение, но уже внутри стало понятно, что не про наши нынешние доходы это местечко: слишком роскошно, персонал выряжен в одинаковые костюмы и носится с подносами туда-сюда меж блестящими столиками. Кейсар открыл ладонь, показывая хозяину за стойкой все полученные заработки, а тот сразу скривился:

– Вали отсюда, нищеброд! Повадились тут вонь разводить! Тебе тут не дешевая забегаловка, а гостиница и отменный ресторан для благородных господ!

И еще зачем-то тряпкой швырнул. Арай бездумно и невероятно грациозно уклонился, но после просто развернулся и пошагал на выход. А для меня было непостижимым такое смирение. Да, сейчас у генерала нет при себе золотых монет, но он не перестает быть от этого могущественным кейсаром и правой рукой самого брата императора! Почему он даже слова не возразил, чтобы поставить зазнайку на место? Тоже в его дурацком ордене подобному научился? Или служить Свету в его понимании означает «позволять вытирать о себя ноги»?

Когда заклинатель уже вышел за дверь, я наклонилась к стойке, чтобы перекинуться парой слов с хозяином. Тот сощурил подслеповатые глаза и тотчас ожил:

– А ты, черноглазка, можешь и остаться – отыщем для тебя комнату!

– Ты знаешь, на кого сейчас голос повысил? – процедила я.

– На кого? – он бросил взгляд на дверь. – На странствующего монаха?

И вдруг я припомнила, что Арай нигде не называл своего имени: то ли не хотел быть узнанным в пути, то ли избегал помпезности, которая обязательно появится, стоит кому-то узнать о его положении. Но раз он не хочет, то и я права не имею. Поэтому за миг изменила свой ответ:

– Моего друга, который отличается таким непроходимым чистоплюйством, что иногда бесит. Он даже если сдохнет, вонять не начнет. Жди меня после полуночи.

Мужик распахнул глаза в полном восторге.

– Придешь? Тогда давай сговоримся, где встретимся!

– Сама найду. По запаху, – пообещала я с ласковой улыбкой. – И вырежу тебя вместе со всей семьей. Я-то Свету не служу, поэтому такие грехи не прощаю. Ты испортил настроение человеку, у которого настроения отродясь не водилось. Не уверена, что он сам заметил, но я из нас двоих отвечаю за злую память.

Послала ему воздушный поцелуй, оценила недоверие в глазах и полетела, чтобы догнать Арая. А тот уже стоял под вывеской в другое заведение. Решили попытать счастья там, но уже на входе за спиной раздался истошный вопль – это тот самый мужик пытался нас догнать:

– Простите, добрый господин, за резкость слова! Ежели желаете, то сделаем большую скидку!

– Не надо, – сообщил Арай, уже делая шаг вперед.

Я же обернулась и огорченно поморщилась, даже ногой топнула от разочарования. Уж не знаю, почему ресторатор так проникся моей угрозой и сразу поверил, но теперь же действительно не заглянешь и обещание не выполнишь – дурное влияние Арая и на моем характере сказывалось: если некто одумался, то не за что и проучать.

В этой таверне за те же монетки нас снабдили чистой комнатой на две кровати, отличным ужином и горячей ванной. И пусть здесь обстановка была не такой роскошной, но разница в цене эту мелочь с лихвой покрывала.

Кружка подогретого вина и жирный рис с приправами заставили забыть обо всех тревогах. Даже о том, что в моей жизни нет никаких тревог. Я размякла и болтала с подвыпившими гостями за соседними столиками о том, как здесь живется и добр ли к своим подданным местный граф. Рассказала о герцогстве Нарега, из которого путь держим, и как полны тамошние леса дичью и плодами. Потом вспомнила о своей недавней сказке – и так она мне понравилась, что я решила повторить ее для новых слушателей:

– Любовница я ему! Я, грит, триста лет Свет топчу…

Арай, что сидел напротив, вдруг поднял пальцы, нарисовал в воздухе красный знак и будто толкнул слабым движением в мои губы, отчего те мгновенно запечатались. Я не могла их разжать, как бы ни старалась! Мычала, мысленно каялась, извинялась, указывала взглядом на тарелку, где еще оставалась еда, и намекала, что так и поесть не смогу. Но он оставался невозмутим. Собеседники некоторое время пытались меня дозваться:

– И что дальше-то было?

Так и не получив ответа, утихомирились.

Печать безмолвия отлипла от моего рта уже после того, как мы поднялись в комнату. Я утешала себя тем, что прихватила со стола кувшинчик с вином, который поставила на низкую тумбу. Но поняв, что могу говорить, взвизгнула и бросилась на Арая, пытаясь ухватить его за локоть. Он, как обычно, без труда увернулся – слишком быстрый. Но ведь и я не медленная! Я впервые при нем показала всю свою природную ловкость и в небольшой комнате все же смогла его настичь и крепко вцепиться в руку.

– Научи! – заныла жалобно, хотя и улыбалась от уха до уха. – Вот этому научи! Выглядело несложно.

– Почему не злишься? – уточнил он.

Я действительно уже успокоилась, а причину произнесла вслух:

– Потому что я всегда много болтала, но ты ни разу меня не затыкал магией! А это значит, что я никогда тебя не раздражала! Может даже, тебе нравится моя болтовня!

– Меня ничто не раздражает.

Я ехидно ухмыльнулась:

– Но сегодня-то я тебя все-таки достала, значит, могу! Научи, а!

Он отступил, отняв у меня свой локоть, и медленно показал знак в воздухе – символ прочерчивался красноватыми отблесками. Я попыталась повторить в точности, но ничего не выходило. Возможно, мешали мои опасения, что случайно вместо знака стряхну с пальцев дымку темной магии. Арай внимательно наблюдал за моими попытками, а потом потребовал:

– Пробуй левой.

Я подняла другую руку, и уже с третьей попытки знак засветился в воздухе. Я отправила его в рот кейсару – и тот кивнул, признавая, что получилось. Правда, сразу же снял заклятие каким-то неуловимым жестом. Будучи вне себя от счастья, я готова была его обнять, но знала, что не оценит, потому с трудом отступила и взялась за вино. Но обсудить успех я была обязана. Арай сел на свою кровать, а я – на пол, упершись спиной в свою.

– Вот теперь ты мне настоящий учитель! Это значит, что во мне все-таки есть светлая магия? Как же мне ее пару лет назад недоставало, когда я в ордены на учебу пыталась попасть! Ой, слушай, а до меня ведь только что дошло – ты левша, раз сражаешься левой рукой, но знак чертил правой. И ложку держишь правой.

– Правша. Но в левой магии больше.

– У тебя правая рука тоже слабее? Тогда мне левой пытаться колдовать?

Он безразлично пожал плечами – мол, сам не знаю. Видимо, просто надо пробовать. Вино уже давно немного ударило в голову, а я очень радовалась, что Арай не укладывается спать. Наоборот, сидит и смотрит, будто ждет продолжения разговора. А я пришла в такое настроение, что без компании сейчас на стену бы полезла. Но я опасалась сказать что-нибудь, после чего он ляжет и отвернется – знаю, много раз проходили. И поэтому молчала, тоже поглядывая на него между глотками. Вдруг он заговорил сам:

– Почему ты всем врешь про любовницу?

Я усмехнулась:

– Смешно же просто. Ты их лица видел? Ну и защита – если на меня кто позарится, то будет иметь дело с тобой. Если ты, конечно, в тот миг не изобразишь, что впервые меня видишь – с тебя станется!

Серые глаза смотрели пристально, кейсар даже не моргал. И тщательно обдумывал каждую следующую реплику:

– Позарятся – ты красивая. Почему не выйдешь замуж за хорошего человека?

Я понимала, как много вопросов скрывается под одним этим. Зачем мне терпеть лишения? Зачем куда-то идти или чему-то учиться, если я могу выбрать едва ли не любого мужчину и очаровать? Причем в моей воле выбрать супруга по любви, достатку или любому другому ориентиру. А если муж окажется плохим, то я сумею за себя постоять – еще ползать у меня в ногах будет, посмей он меня обидеть. Я опустила лицо, больше не могла смотреть во внимательные глаза – и тем более не хотелось, чтобы он в этот момент видел мои. Всеми силами я старалась не напоминать себе о прошлом, но иногда оно всплывало в голове красными вспышками и делало больно всему телу.

Собралась и придумала, что ответить:

– Не буду врать, я много думала об этом. Но потом поняла, что никогда не выйду замуж. А если выйду, то только ради какой-нибудь цели. И та цель не будет связана с моими чувствами.

– Почему?

Перед глазами все стало красным, будто я снова видела реки, залитые кровью. Возможно, это просто цвет вина, которого я перебрала. Отставила кувшинчик на пол и вскинулась:

– Раз ты сегодня так словоохотлив, то лучше о тебе поговорим! Я так и не поняла, в чем смысл этой вашей школы бесчувствия!

– Ты трешь запястье, – заметил он, после чего я мигом прекратила это бездумное движение. – Ви, а если полюбишь мужчину?

– Вот уж от этого я точно избавлена!

– Не умеешь любить? Как я?

– В самую точку! – я хохотнула. – Но пришли мы к этому явно разными путями. То есть снова возвращаемся к твоему бесчувствию. Как вас научили отключать вообще все человеческое?

Он погрузился в долгую паузу. Но все еще не изменил позы, то есть я могла рассчитывать на продолжение, и наконец хоть чего-то дождалась:

– Подавлять эмоции, чтобы они не управляли, трудно. Далеко не всем удается.

– Ну это понятно, – рассмеялась я тихо. – Слушай, а вас всех из Сэрса называют кастратами – ну, эмоции-то с этого места надо начинать подавлять. Вам в раннем детстве хозяйство аккуратно ножичком чикают?

– Нет. – Арай даже не моргнул.

– Сами чикаете?! – Я округлила глаза в уважительном ужасе.

Но он опроверг мою потрясающую догадку:

– Нет. Если у человека нет рук, можно ли его хвалить, что не стал вором? Если у человека нет плоти, то может он одержать победу над плотью?

Видимо, он выдал прямо какую-то цитату из их учения. Я обдумала и поджала губу, соображая:

– Ясно. То есть побеждаете плоть, оставляя хозяйство в покое. Дашь хоть глазком глянуть? А то на слово в такое не поверю!

– Нет.

– Ну кто бы сомневался!

– Касаться может только жена.

Такие откровения, произнесенные абсолютно бесстрастным тоном, смешили донельзя.

– А я к тебе прикасалась! То есть я теперь жена?

– Нет. Позволил, потому что тебе это надо.

– Ради чего такие исключения? – деланно выдохнула я. – Влюбился, как и все прочие мужики?

Опять долгая пауза перед ответом, который меня несколько удивил:

– В тебе кровь демонов. Порочная кровь заставляет тебя прикасаться к близким людям. Иначе тебе будет плохо.

Я почти обиженно насупилась:

– А ты мне близкий, что ли?

– У тебя больше никого нет.

Надо же, а в его непроницаемой башке, оказывается, много мыслей бродит – и обо мне в том числе. Но зато столько интересного накопилось – какое-то чудо-винишко сегодня попалось: хмельная я, а язык знатно развязался у кейсара!

– Арай, а ты про жену упомянул. То есть вы можете жениться?

– Только те, кто остановил совершенствование по этому пути.

– И что потом? Они по сравнению с вами, образцами нравственности, выглядят бессильными детишками?

– Что-то не могут. Например, получить «тысячелетнюю жизнь».

Я от возбуждения едва не вскочила на ноги. А вот это уже настоящее откровение, которое только в сплетнях и совсем поверхностно в книгах упоминалось. Но я удержалась, чтобы не сбить его с мысли, только скрестила ноги и выпрямила спину.

– Ты правда можешь прожить тысячу лет? А потом еще тысячу, если повторишь?!

– Да.

– Вот это здорово! – я еле сдерживала восторг. – Я слышала байки про этот ритуал. Говорили, что для получения бессмертия надо убить ребенка!

– Разве что в себе, – произнес он.

– Расскажи же! Сколько длится этот ритуал? Или это называется медитацией?

– Несколько десятков дней. У меня было тридцать.

Я сгорала от нетерпения:

– Всего лишь месяц?! Но это же совсем ерунда! Почему так мало заклинателей ее проходят?

– Сначала тренируешься годами останавливать жизненные процессы. В медитации нельзя есть, пить и дышать.

– Что?! Но это же невозможно!

– Поэтому мало.

Он должен был после этого ответа улыбнуться! Просто обязан! Давно уже заподозрила, что ему не чужда ирония. Однако уважения во мне он прибавил – я даже представить себе не могла такие уровни самосовершенствования! И любопытство накрывало меня все сильнее:

– И что происходит в этот месяц? Это трудно?

– Да.

– Что опять да? Подробнее можно? Ты просто лежишь трупом и не шевелишься? Или что-то беспрерывно говоришь? Или… клятый крин, я даже не могу прикинуть еще варианты!

– Расскажу. Но сначала ты. Каким путем ты научилась не любить? – он выделил интонацией слово «ты».

Настроение потухло. Он предлагал сделку – откровенность за откровенность. Но я пока даже для самой себя на этот вопрос толком ответить не могла, потом соображу и обязательно ему расскажу, скрыв только ненужные подробности. Я опустила взгляд и зевнула:

– Кажется, спать пора. Ты сам-то заметил, что на год вперед сегодня наговорил?

– Да.

Арай не спорил – и уже через пару минут спал. А я еще не меньше часа смотрела в темный потолок и думала. С трудом вымела из головы красные вспышки, старую ненависть к черным демонам, переключила мысли на кейсара. Он стал разговаривать намного больше – то ли привык ко мне, то ли смирился с ролью учителя. Ему будет трудно всерьез обучать меня, используя только жесты и односложные слова, вот и идет на такие жертвы. Должна ли я быть ему за это благодарной? Пусть идет в зад, если хочет благодарностей! Но я, видать, пойду за ним, потому что у меня больше никого нет. А он стал. Кем-то, пока не обозначенным четким термином. И я ему стала. Поэтому и начал делать уступки.