Текст книги "Владыка Смерти"

Глава 2

Хотя демоны время от времени размножались, они делали это не так, как люди. Любовь для них стала развлечением и искусством, а их семя было бесплодным, поэтому демонессы не могли рожать детей и прекрасно обходились без этого. Возможно, эшвы, забравшие ребенка Наразен из склепа, в отличие от других, стали питать к младенцу материнские чувства. Но, скорее всего, малыш для них был игрушкой, и на его месте мог оказаться детеныш пантеры или змеи. Так или иначе, но эшвы провели много месяцев, нянчась с младенцем, хотя время в стране демонов течет совсем не так, как в земле смертных. В Нижнем Мире годы пролетают иногда за день, а порой быстрее или медленнее. Тем не менее, эшвы долго возились с ребенком.

Днем они оставляли его одного, но всегда в безопасном месте, например в брошенном дупле филина. Как бы то ни было, но, оставляя ребенка, они всегда зачаровывали его, поглаживая прядями своих волос, и навевали на него крепкий сон. Малыш все это время даже не шевелился. Никто не смог бы его найти. Если зверь подходил к этому месту, он не чуял ничего и уходил прочь. По ночам эшвы брали ребенка с собой. Они вскармливали младенца молоком леопардов, лисиц и диких оленей, а позже травами, цветами и разными плодами. Дитя, столь странно рожденное, росло под опекой прекрасных странниц и участвовало в их ночных прогулках. Он привык к бессловесному языку эшв. Перед тем как малыш произнес первое слово человеческой речи, он уже мог позвать птицу, летящую под облаками, и змею, выползающую из-под камня. И хотя ни один смертный не мог увидеть демонов, этот младенец знал об эшвах все, благодаря своим сверхъестественным способностям командовал ими и ничего не боялся. Если бы он воспитывался среди людей, это была бы уже совсем другая история.

Черты обоих родителей странным образом смешались в их чаде. Цвета их волос – рыжий и белокурый – придали волосам ребенка оттенок созревших абрикосов. Цвета глаз родителей – золотистый и голубой, – смешавшись, сделали глаза малыша шафраново-зелеными. Он был прекрасен, как его отец и мать, но близость между мужеподобной Наразен, королевой Мерха, и по-женски прелестным мертвым юношей наложила отпечаток и на ребенка: младенец не был ни мальчиком и ни девочкой, а и тем и другим одновременно. Воистину, подходящая игрушка для эшв.

Демонессы не воспитывали ребенка и решили ничему его не учить. Но, общаясь с ними, он сам многое узнал. Инстинкт, отец всех человеческих чувств, вел его с той же легкостью, с какой пузырьки воздуха поднимаются со дна озера. Все дни напролет ребенок проводил в снах и грезах, а ночами гулял среди теней. Иногда он вместе с эшвами летал над землей. Внизу мелькали сверкающие огнями города и равнины морей, выглядевшие в лунном свете стеклянными равнинами. Ребенок видел горы, окрашенные в розовый цвет лунным сиянием. Пустыни казались ему снегами.

Эшвы и малыш давно покинули Мерх. Они много путешествовали. Иногда ребенок замечал на темных равнинах людей, но видел их глазами демона, или почти демона… В полночь он не раз танцевал с черными детенышами пантеры, а над ним плыли эшвы, кружась под тихую музыку – шорох листвы.

Несомненно, демонессы вскоре устали бы от своего подопечного или просто забыли бы о нем. В одну прекрасную ночь, увлеченные чем-нибудь другим, они бы не вернулись за ребенком туда, где его оставили; хотя они по-своему и любили его. Эшвы есть эшвы. Однако, прежде чем произошло неизбежное, один из князей ваздру призвал эшв к себе в Драхим-Ванашту, подземный город демонов. Много земных суток могло пройти за один час Нижнего Мира. Зато, если бы поручение князя ваздру оказалось сложным, то время на земле по сравнению с подземным текло бы медленно и незаметно, как песок на морском берегу. Но даже мечтательные эшвы понимали, что нельзя оставлять беззащитное человеческое дитя на произвол судьбы, ведь младенец непременно умрет, если о нем некому будет позаботиться.

И тогда демонессы отнесли ребенка в старый сад, где в голубых сумерках с деревьев слетали белые цветы, устилая гладь пруда. Младенца посадили возле статуи мальчика, играющего на дудочке. Статуя казалась очень старой. В трещинах рук гнездились муравьи. Ребенок, заинтересовавшись, немедленно превратился в существо женского пола. Маленькая девочка положила головку на каменное бедро, ее абрикосовые волосы обвились вокруг его ног.

– Посмотрите-ка сюда, – говорили муравьи, и ребенок понимал их. – Еще одна статуя. Но на ней нет трещин, и она двигается.

Вдруг из зарослей цветущих деревьев возле пруда появился отвратительный карлик. Его ноги были такими кривыми, что живот почти волочился по земле. На поясе, явно хвастаясь, он носил огромный меч из сверкающего металла, украшенный ослепительными драгоценностями. Лицо карлика напоминало омерзительную маску, разбитую вдребезги и склеенную без должного умения. Любой обычный ребенок, увидев такое чудовище, зажмурился бы от страха и расплакался, не испытывая ни малейшего любопытства. Но малыш, выросший на руках эшв, ничуть не испугался. А ведь карликом был не кто иной, как один из низших демонов, дрин.

– Ха! – воскликнул дрин, слизывая толстыми губами муравьев. – Если бы вы были бы чуть побольше и спустились вниз, мы бы неплохо провели время.

Дрины любили заниматься любовью с насекомыми Нижнего Мира.

Но тут появились эшвы. Они скользнули над прудом, словно два темных лебедя. Увидев их, ребенок мгновенно изменился. Его органы преобразовались. Превращение произошло непроизвольно, подобно тому как хамелеон меняет цвет или цветок закрывается на закате солнца. Изменение формы тела оказалось не слишком приятным, но вполне естественным для ребенка.

Зато у дрина превращение малыша из девочки в мальчика вызвало приступ дикого непристойного смеха. Он низко поклонился эшвам, поцеловав их лодыжки, и поздравил с необычной находкой.

Ребенок не знал языка дринов, но чувствовал, что речь идет о нем. Он понял: эшвы собираются покинуть его. Печаль, присущая только людям, охватила малыша, он испугался и начал всхлипывать, тараща золотисто-зеленые глаза. Карлик подошел к нему и надел на шею серебряную цепь с драгоценным камнем точно такого же цвета, как его глаза.

– Взгляните, повелительницы, – обратился дрин к демонессам, – теперь у вашего воспитанника три глаза. На этом камне я вырезал имя, как вы приказали.

Малыш посмотрел на символ, выгравированный на драгоценной гемме. Он не мог прочесть то, что написали демоны на одном из семи языков Нижнего Мира, но все же понял, как должно оно звучать. Там было написано – Симму, что на языке демонов означало Дважды Прекрасный.

Эшвы подошли к ребенку и поцеловали его. Их поцелуи напоминали легкий огонь, голова у него закружилась, и он закрыл глаза. Дрин запрыгал, крича:

– Поцелуйте и меня! Поцелуйте меня тоже!

Но эшвы не обратили на него внимания. Они унесли ребенка, а дрин остался один, ворча и прыгая на одной ноге.

В нескольких милях к западу от того места стоял храм. Вокруг него раскинулись рощи и пастбища. Там цвели сады и стояло несколько усадеб. Белые птицы вили гнезда на крышах домов и летали повсюду. Монахи, жившие в храме, проповедовали сдержанность и скромность, но само здание храма окружали желтые столбы, украшенные золотыми обручами. Тут и там стояли статуи богов и мудрецов, руки и лица которых были вырезаны из слоновой кости и инкрустированы серебром.

У дверей храма, за час до восхода солнца, эшвы оставили ребенка. Они грустно улыбались своим туманным и озорным мыслям о том, какого шалуна сюда принесли. Затем они посмотрели на малыша и прослезились.

Увидев их слезы, ребенок тоже заплакал, впервые с тех пор, как его унесли из склепа в Мерхе.

Но восток бледнел, ожидая восхода солнца. Птицы махали крыльями, как веерами, взлетая на крыши домов, и эшвы покинули плачущего ребенка. Они закружились в водовороте темного узора волос и одежд, растворились в темноте и вернулись в Нижний Мир еще до того, как последняя звезда исчезла с небосвода.

Солнце встало. Вскоре из храма вышли четверо молодых монахов и обнаружили ребенка, сидящего на ступеньках, – голого мальчика, в возрасте двух лет, с зеленой драгоценной геммой на шее. Малыш горько плакал. Появление монахов не успокоило его, он не реагировал на их слова и продолжал плакать, даже когда они взяли его и унесли в храм. И в последующие дни его глаза были наполнены слезами – он никак не мог утешиться.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВЛАДЫКА НОЧИ

Глава 1

Теперь для Симму наступило время жизни среди людей, время забвения. Он напоминал дерево зимой – дремлющее растение без плодов и листьев. Весна пробуждает дерево; она бы пробудила и Симму. Но до его весны было еще очень далеко.

Эшвы ушли, а вскоре исчезли и воспоминания, связанные с ними. Забывая эшв, месяцы, проведенные с ними, и то, что он едва не стал одним из них, околдованный их чарами, мальчик не помнил своего прошлого – кем он был и кем мог стать. Теперь он превратился в простого смертного, приобрел человеческие черты.

Симму оставался мальчиком, ибо все в нем теперь стало мужским. Он забыл о том, что мог выглядеть иначе. Теперь необычный малыш ничем не отличался от обычного беспризорного ребенка, лишнего рта, который невозможно прокормить. Конечно, он забыл имя, которым его нарекли демоны. В человеческих языках не существовало аналога знаку, начертанному на камне дринов. Благочестивые братья, приютившие малыша из милосердия, назвали его Шеллом, что означает «раковина», утверждая, что нашли мальчика в море слез. Монахам понравился яркий зеленый камень, и они милостиво приняли его в уплату за содержание ребенка, положив драгоценность в сокровищницу храма.

Шелл, который прежде звался Симму, вырос при храме. Таких, как он, было несколько. Братья охотно брали под свою опеку каждого, кто не имел явных физических недостатков и обладал приятной внешностью – не могли же боги принимать к себе уродов или калек. Предпочтение отдавалось тем детям, рядом с которыми находили плату в знак надлежащего почтения и благодарности. Живя среди опоясанных золотом колонн, дети служили богам, восхваляя идеалы бедности и смирения.

У воспитанников храма был отдельный двор, где они играли, резвились и бегали под присмотром многочисленных послушников, в чьи обязанности входила забота о мальчиках, поскольку женщинам запрещалось ступать на священную землю храма. Хотя многие питомцы были слишком юны, они неуклонно подчинялись жесткому распорядку: дети просыпались, ели и ложились спать всегда в одно и то же время. Любой, даже самый маленький из них ежедневно совершал молитву перед изваяниями двух богов, возвышающихся над стенами храма. Детей заставляли преклонять перед ними колени и низко опускать головы. Тех же, кто осмеливался всхлипнуть или засмеяться, наказывали. Боги вселяли суеверный страх в сердца детей. Лик одного был синим, другого – красным. Их головы венчали серебряные короны, а нижняя часть туловища изображала животное: синий бог был тигром, а красный – овном. Они считались повелителями стихий: Синий Тигр обладал властью над штормовыми ветрами, а Красный Овен – над летней засухой. Боги эти остались от старого культа, гораздо более древнего, чем тот, что исповедовали теперь в храме. Считалось, что тигр и овен охраняют детей, и воспитанники относились к ним со странной смесью предупредительного почтения и насмешки.

Мальчиков, когда им исполнялось двенадцать лет, принимали в братство. С шести лет обучали их чтению и письму. В десять лет они приступали к изучению потемневших от времени свитков и пыльных книг, составляющих огромную библиотеку. Много занимаясь, дети изучали историю земли и войн, что на ней велись; они изучали предания, пытались осознать сущность их мира, имевшего странную плоскую форму, подобную блюду, на котором моря и горы окружала неизвестная субстанция – океан или эфир. Им открывались тайны природных богатств и законов этой земли, людей и животных, населяющих ее. Кроме того, будущих послушников посвящали в таинства ритуалов и учений храма. Мальчики читали заветы великих пророков и мессий, поучавших, что необходимо покоряться божьей воле, ценить каждого человека и творить лишь добро.

В полумиле к востоку от монастырской ограды находились хозяйственные постройки. Сюда допускались женщины. Они стирали одежды монахов и шили новые, готовили еду и пекли хлеб. Неподалеку возвышался Дом Даров. Туда охотники приносили десятую часть своей добычи, земледельцы – двадцатую часть собранного урожая. Купцы отдавали монахам одну пятую часть своего годового дохода, полученного от продажи товаров. Иногда какой-нибудь богач преподносил дар храму – малахитовое блюдо или нитку жемчуга, чтобы братья помолились за него. Когда девушка из богатой семьи выходила замуж, она просила благословения богов в Святилище Дев, расположенном в роще к западу от храма. В знак благодарности она должна была заплатить столько золота, сколько весила ее правая рука. Когда женщине приходил срок разрешиться от бремени, ее муж в благодарность богам приносил кувшин вина. Если же рождался мальчик, и он был здоров, его отец жертвовал храму небольшую раку. Стоила же она кошель серебра, или семь снопов пшеницы, или три овцы.

Перед праздниками – а их было пять в году – несколько молодых монахов избирались для паломничества по всему краю. В их обязанности входило благословлять каждого пришедшего к ним и исцелять болезни. За паломниками следовали две или три повозки, на которые складывали дары, полученные в знак признательности. Перед праздником сбора урожая в путь отправлялся сам настоятель монастыря. Он правил колесницей, крытой балдахином и влекомой четырьмя белыми быками. За ним следовали аж пять повозок.

Облачение настоятеля шилось из желтого шелка, символизирующего могущество света и чистоту дня, и было украшено рубинами и изумрудами – камнями мудрости и любви. Молодые братья носили одеяния из желтого полотна. Зимой они надевали плащи из шерсти, подбитые желтым мехом пустынной лисицы. Все монахи отращивали волосы, ибо верили, что подстригаться – грех и для мужчин, и для женщин. Но еще большим грехом считалось бритье бороды, поэтому монахи тщательно ухаживали за своими волосами и смазывали их душистыми маслами из кувшинов, стоявших в Доме Даров. Каждый вечер огромный зал монастыря убирался, словно для пиршества. Братья ели и пили в свое удовольствие. Вина, мяса, хлеба и сладостей – всего у них было вдоволь. Религия запрещала монахам удовлетворять только одно плотское желание – возлежать с женщиной или мужчиной. Все остальное они могли себе позволить. Тем не менее, монахи ели только раз в день, хотя им разрешалось съесть немного фруктов и хлеба утром и в полдень. Раз в году, в середине зимы, монахи постились: ели лишь рыбу и пресный хлеб, а вместо красного вина пили белое.

Издавна повелось, что заболевших привозили в монастырь. Мужчин оставляли во Внешнем Дворе, а женщин – в Святилище Дев. Монахи осматривали больных, и их исцеляющие прикосновения и снадобья творили чудеса. Бывало, больной появлялся во время обеда, тогда помощь запаздывала, и Смерть опережала монахов. «Увы, боги суровы и требовательны», – вздыхали братья. Дважды в день монахи преклоняли колени перед богами и возносили им хвалу за их великодушие и всепрощение.

Это была богатая страна, и народ в ней жил глубоко верующий, поэтому храм доил ее, как хорошую корову.

Среди роскоши, ритуалов и святынь рос Симму, получивший имя Шелл. Он все забыл и находился словно во сне, но все же был прекрасен и изменчив.

Глава 2

Когда Симму, названному Шеллом, исполнилось десять лет, в храме появился еще один мальчик, на год постарше. Его отправил сюда отец, один из королей кочевого племени далекой страны Южных пустынь. Мальчика звали Зайрем. Он был сыном короля и его любимой жены, но так получилось, что именно он внес разлад в их жизнь.

У кочевников была коричневая кожа, волосы цвета глины и красноватые глаза, а мальчик, рожденный женщиной их племени, оказался темноволосым и смуглым, словно тень ранней ночи, с глазами цвета зеленой воды, отражающей голубое небо.

– Что это значит? – воскликнул король, ворвавшись в свой алый шатер. Он давно подозревал жену в связи с каким-то чужестранцем. Но несчастная женщина была верна мужу и, пытаясь убедить его в своей правоте, спросила, встречал ли он когда-нибудь в этих краях человека, похожего на его сына.

– У него волосы моей матери, – добавила она. – А глаза как у моей бабушки.

– И ты хочешь, чтобы я поверил, что ребенок не унаследовал ничего, кроме внешности предков по материнской линии? – воскликнул король.

– По крайней мере, он такой же красивый, как и его отец, – смиренно ответила женщина.

Король смягчился, услышав это, и больше не вспоминал о случившимся. А ребенок был и в самом деле очень красив. Время шло. Мальчик, взрослея, становился все привлекательнее. Он отличался от остальных мягкими манерами, необыкновенными зелено-голубыми глазами, за что и полюбился женщинам своего племени. Лишь старики избегали смотреть на него.

– Не к добру этот темный цвет, – говорили они. – Как козы королевского стада носят клеймо, отличающее их от других, так и эти темноголовые уже с самого рождения отмечены и заклеймены – судьба предназначила их в слуги демонам и Черному Шакалу, Владыке Ночи. – И, сказав так, старики сплевывали, дабы очиститься от этих слов.

Тот, кого величали Черным Шакалом и Владыкой Ночи, носил множество имен и титулов – таким созданиям люди старались придумывать самые абстрактные и необычные имена. Но никто не называл его истинного имени, хотя всем оно было известно – Азрарн, князь демонов, Владыка Тьмы.

Несмотря на эти разговоры, любимая жена короля горячо привязалась к сыну, юному отпрыску королевской династии. Замечая, что с годами мальчик становится все красивее, она все больше опасалась за его жизнь.

«Кругом враги, – размышляла она. – Молодые завидуют ему, а старики его ненавидят. Все знают, что демоны бродят по ночам, но ведь мой сын ночью спит! Он добр и невинен. А вдруг мужчины возьмут его на охоту, приведут в логово львов и оставят там безоружным – тогда мальчик погибнет. Или кто-нибудь вскроет ему вены, когда малыш будет отдыхать в полдень в тени пальм. Став взрослым, он может жениться на какой-нибудь стерве, а ее братья убедят ее в том, что она обручилась с дьяволом, и та отравит его».

Мать горевала, но ни с кем не могла поделиться своими печалями. Ей не у кого было спросить совета и неоткуда ждать помощи. Ведь даже ее муж относился к сыну с неприязнью.

Однажды, когда Зайрему уже исполнилось пять лет, мужчины ушли на охоту, а в стане появилась таинственная старуха. На ней были отвратительные зловонные шкуры, а в ее спутанных волосах позвякивали железные кольца и отшлифованные временем кости. Вокруг запястья старухи обвилась живая золотая змея. Взгляд у бродяжки был проницательный и чистый, как у молодой девушки.

Испугавшись, женщины племени держались подальше от нее, но любимая жена короля, пережившая слишком много страхов, чтобы бояться еще чего-нибудь, подошла к старухе и спросила, чего она хочет.

– Отдохнуть в тени и испить холодной воды, – ответила старая карга, а заметив Зайрема, добавила: – Вот и все, пожалуй.

Но жена короля нахмурилась. Она провела старуху в свой шатер и усадила на дорогие ковры. Собственноручно она поднесла ей хлеба и лучшего вина из королевских запасов, а для змеи поставила блюдце молока. Затем женщина достала ларец из красного песчаника и вынула оттуда свои серьги из бирюзы, золотые браслеты, янтарные кольца для ног и напоследок – птицу из оникса, принадлежавшую еще ее матери, и три большие жемчужины. Она разложила все это перед старухой.

– Очень красиво, – прошамкала та, прищурив молодые глаза.

– Возьми все, – попросила ее женщина. Старуха оскалила девять оставшихся зубов.

– Ничего в мире не делается просто так, – произнесла она. – Что же ты хочешь взамен?

– Безопасности для моего сына. Хочу, чтобы он остался жив, – ответила мать Зайрема и излила душу перед старой колдуньей.

Когда она умолкла, карга проговорила:

– Ты подумала, что я ведьма… и ты оказалась права. Я сделаю все, что в моих силах, для твоего мальчика, но он может и не отблагодарить меня так, как ты, ведь нет такого блага, вместе с которым не пришла бы беда. Когда стемнеет, приводи своего ребенка к лиловым скалам и жди там. Тебя встретят и проводят ко мне.

– А если я не приду?

– Тогда и я не смогу тебе помочь, – промолвила ведьма и поднялась, скрипя костями. Женщина указала на драгоценности, но ведьма остановила ее:

– Мне ничего этого не надо. Я назову свою цену ночью.

Когда возвратился король и его воины, любимая жена короля вышла к мужу, поцеловала его и попросила:

– Простите меня, мой господин, я оставлю вас одного этой ночью. Голова раскалывается от боли, я мечтаю только об одном – прилечь в шатре и остаться наедине с ночной тишиной.

Король все еще любил жену и выполнял все ее просьбы. Она же тайком привела в шатер Зайрема, а когда сумерки окутали землю, они незаметно проскользнули в пальмовые заросли и поспешили к лиловым скалам. Мальчик всю дорогу смеялся – ночная прогулка казалась ему веселой игрой.

Закат раскрасил горизонт в зеленые тона. В воздухе не чувствовалось даже легкого дуновения ветра. Вдруг с запада налетело облако. Оно опустилось на землю, окутав Зайрема и его мать. Женщина, испугавшись, прижала сына к себе, а в следующий момент все пришло в движение, но уже через секунду замерло, и облако медленно рассеялось. Мать и сын не могли узнать места, где оказались, они не знали, как попали сюда.

Вокруг раскинулся сад с необычными деревьями. Из-за высоких каменных стен не было видно ничего, кроме черного беззвездного неба. Под ногами лежал мягкий зеленый песок, и четыре медные лампы, висящие по углам сада, выхватывали из темноты черные деревья с оранжевыми плодами и кусты, источающие странный аромат. А в центре сада стоял ярко освещенный каменный колодец. И хотя женщина была очень испугана, ей очень хотелось заглянуть в него. Не вода, а огонь сверкал в глубине колодца. И тут появилась ведьма. Она вошла в сад через дверь в каменной стене и, заботливо прикрыв ее за собой, подошла к жене короля.

– Ну, вот вы и пришли, – сказала ведьма. – Теперь я хочу кое-что тебе поведать. Там, в глубине колодца, куда ты заглядывала, горит древний огонь земли. Если ты ступишь в него, то мигом обратишься в пепел. Так будет с каждым, за исключением маленьких детей. Скоро все в этом мире научатся коварству и жестокости. Но дети еще многого не знают. В них нет злобы. Чем младше ребенок, тем лучше. Тогда огонь воздвигает защиту против любого зла. Никакое оружие, никакие болезни не смогут причинить вреда тому, кто однажды испытал силу огня. Только время властно над ним, только смерть от старости страшна ему. Но их время течет медленно – восставший из огня проживет не меньше двухсот лет.

Жена короля слушала ее, побледнев и широко раскрыв глаза. Ведьма продолжала:

– Я говорю это потому, что твоему мальчику уже почти пять лет. Лучше бы он был новорожденным младенцем. Сейчас огонь причинит ему боль. Сможешь ли ты вынести его крики, когда он ступит туда, чтобы стать неуязвимым и никогда больше не чувствовать боли?

Жена короля затрепетала. Она крепко прижала мальчика к себе, а он, не понимая, о чем идет разговор, разглядывал удивительный сад.

– Я выдержу это, – наконец выдавила она. – Но если ты обманешь меня и не поможешь ему, я тебя убью!

– Неужели убьешь? – захихикала карга. Ее позабавил гнев женщины.

– Да, несмотря на твою магию. Я разорву тебя голыми руками и зубами перегрызу тебе глотку! Старуха ухмыльнулась, оскалившись.

– Никакого обмана, – прошамкала она. – Хорошо, что ты напомнила про зубы. – Ведьма придвинулась к матери Зайрема, ее ясные глаза засверкали. – Посмотри сюда. – Старуха показала на свои глазницы. – Когда мое зрение к старости ослабло, я с помощью заклинания купила себе новые глаза. Это глаза молодого мужчины. Он умирал и отдал их мне, чтобы выжить. «Лучше быть слепым, но живым», – сказал он. «Вот именно», – согласилась я. Смотри, какие замечательные глаза у меня теперь. Но мои несчастные зубы – они почернели, болят и выпадают! А у тебя зубы острые, крепкие и белые. Достаточно острые и крепкие, чтобы разорвать горло несчастной старухе. Отдай мне свои прекрасные зубы! Это моя цена за услугу твоему сыну!

Жена короля вздрогнула, но, взглянув на Зайрема, поцеловала его и ответила:

– Решено. Такая плата означает честную сделку. В тот же миг ведьма схватила ребенка. Она обвязала шнурком его темные вьющиеся волосы и поставила на край колодца. Зайрем, испугавшись, в ужасе обернулся, но не успел сделать и шагу, как ведьма, крепко вцепившись в шнурок, столкнула его в огненную бездну. Сжимая шнурок, она окунула мальчика в жуткий огонь неуязвимости, и пламя охватило все тело ребенка.

Как и предупреждала ведьма, мальчик кричал от боли, но такого жуткого крика его мать не ожидала. Она зажала уши руками и тоже кричала, пока не охрипла. Женщине казалось, что она вместе с сыном чувствует нестерпимую боль.

Когда, наконец, оба голоса смолкли, ведьма вытащила из колодца бесформенное обугленное и почерневшее тело и осторожно положила его на зеленый песок.

Увидев, что стало с ребенком, женщина зарычала, словно зверь, и бросилась на ведьму. Но та только рассмеялась.

– У тебя больше нет клыков, чтобы укусить меня, – сказала старуха и улыбнулась ослепительно белыми, ровными, молодыми зубами. А жена короля действительно осталась без зубов. – Потерпи минутку, – попросила ведьма. И не успела она произнести это, как обугленное создание на песке забилось в судорогах. Черная обугленная корка сошла с его тела, словно грязь с сосуда из слоновой кости. Мальчик целым и невредимым застыл на песке, а от черноты остался лишь глянцевый блеск темных волос и черные пушистые ресницы. И еще в мальчике появился какой-то отсвет пламени, словно блики солнца на золоте.

– Он мертв? – прошептала мать, видя, что мальчик не шевелится.

– Мертв! – засмеялась ведьма. – Посмотри, он дышит! – Она подвела женщину поближе и вдруг, выхватив нож, изо всей силы всадила его в сердце Зайрема.

Мать мальчика дико закричала.

– Ну и глупая же ты, – засмеялась ведьма и показала ей нож. Клинок погнулся и сломался, словно его пытались вогнать в каменную стену, а на теле ребенка не было даже царапины.

Мать Зайрема вела себя очень осторожно, уходя из стана Алых шатров. Но, как гласит мудрость людей пустыни, нельзя закрыть кувшин так, чтобы внутрь не попало ни песчинки. У короля были и другие жены, а у тех – сыновья. Один из мальчиков после ужина вышел умыться к пальмовому дереву и заметил, как мать Зайрема вместе с сыном скрылась в сумерках. Между женами и сыновьями короля никогда не прекращалось соперничество. Мальчик решил, что нужно обязательно проследить за Зайремом и его матерью.

Женщина вернулась около полуночи, и один взгляд на нее привел маленького шпиона в ужас – лицо несчастной было белым, волосы спутаны. Она очень торопилась, задыхалась, хватала воздух ртом, и мальчику почудилось, что в темном провале ее рта нет зубов. Не успела бедняжка войти в свой шатер, а юный соглядатай уже побежал к своей матери, чтобы все ей рассказать. А уж та, конечно, поспешила к королю и сообщила, что мать Зайрема всю ночь резвилась с демонами и сейчас вернулась со своим сыном-демоном, а зубы свои отдала в обмен на заклинания.

Король заподозрил неладное, поверив в колдовство, тем более что всегда недолюбливал темноволосого Зайрема. Остаток ночи он шагал взад-вперед по своему шатру, а когда заря разлилась по пустыне и смыла ночь, направился к шатру любимой жены. Он пересказал ей сплетни, обвинив во всех грехах земных, и добавил, что хотел бы убедиться в целости ее зубов.

Мать Зайрема поняла, что ни правда, ни ложь не спасут ее. Тогда она решила объединить их, чтобы выиграть время.

– Мой повелитель, – заплакала женщина, – я боюсь признаться в том, что натворила. Вижу, как глупо поступила, воображая, что могу что-то скрыть от вас. Будьте же милосердны ко мне! Я жаловалась на ужасную головную боль, но на самом деле у меня страшно болели зубы. Я давно уже мучилась с ними, но старалась сохранить это в тайне, лишь молила богов освободить меня от страданий. Однако все оказалось бесполезно. И вот, наконец, в наших краях появилась женщина, сведущая в травах. Я поведала ей о своем горе. Знахарка сказала, что никто и ничто не поможет мне, если не вырвать зубы, потому что их корни сгнили и, хотя с виду они здоровы, вскоре яд их отравит мое тело. И поэтому, мой господин, я, стыдясь, тайно отправилась к этой женщине, и та согласилась вырвать мне зубы. А твой сын, которого я взяла с собой, был единственной моей отрадой. Теперь ты, конечно, бросишь меня, потому что я безобразна, и тогда я умру от горя.

Короля тронуло раскаяние любимой жены, и он поверил ее рассказу. Он заверил свою жену, что будет любить ее по-прежнему, а зубы – не единственное ее украшение. Король признал женщину виновной лишь в том, что она хотела обмануть его и рисковала своей жизнью и жизнью ребенка в страшной пустыне, он пожурил ее за это.

Затем он послал за своим недостойным сыном-сплетником, наказал мальчишку, а его мать, придумавшую небылицы, в знак дружбы подарил другому королю. Но, отдавая ее, он предупредил:

– Остерегайся речей этой лисицы, ибо лживы они.

Прошло пять лет. Годы всегда идут своим чередом, оставляя след в памяти людей. Племя Шатров кочевало по пустыне, меняя пастбища и оставляя за собой вытоптанные луга. Бывали времена неурожаев и засухи, и тогда люди просили у небес дождя, но случалось, что дождей было так много, что даже мелкие ручейки выходили из берегов.

Зайрему исполнилось десять лет, и, хотя любимая жена короля больше не родила ни одного ребенка, мальчик уже не был младшим сыном короля. Да и мать Зайрема больше не была любимой женой.

У короля появилась новая жена. Глаза ее напоминали красный янтарь. Она многое знала, вырастила несколько сыновей и теперь стала любимицей короля. Но все же ни один из ее сыновей не мог соперничать красотой с Зайремом.

Старцы привыкли к Зайрему и перестали повторять, что его смуглая кожа – символ ночи. И иногда даже беседовали с мальчиком. Но за их дружелюбными улыбками скрывалась тень чего-то невысказанного, но готового сорваться с языка, словно заржавевший нож, который в любую минуту можно вычистить.

Зайрем рос молчаливым и мечтательным. Укачивая малыша, его мать плакала и повторяла:

– Что помнишь ты, любимый мой? Забудь все… Не было огня, не было боли, не было сада с зеленым песком. И даже если когда-то ты вспомнишь об этом, не говори ничего, ничего…