Текст книги "Няка"

Бутылка подходила к концу, и Оксана, разомлев, монотонно рассказывала Зине историю своего знакомства с покойной. К своим 23 годам Криворучко смогла закончить лишь три курса экономфака. Учеба была ей в тягость, и что самое неприятное – отвлекала от главного. А главным для Оксаны были походы в ночные клубы, где она вот уже лет пять безуспешно пыталась кого-нибудь подцепить. Но вот беда: чтобы вести ночную жизнь, требовались деньги. А их у Криворучко не было. Отчаявшись устроиться по специальности (которую она, по сути, и не получила), Оксана пошла в продавцы-консультанты. Изможденная, со впалыми щеками бизнес-леди открывала в Эмске первый бутик для полных дам, и малороссийская стать Криворучко показалась ей словно созданной для ее специализированного заведения.

Как-то Оксана тянула пиво, сидя у стойки бара в ночном клубе. Она дожидалась, когда подтянутся подходящие парни. И тут услышала за спиной очень уверенный и не очень трезвый женский голос:

– Сто грамм Хеннесси, плиз.

Криворучко живо повернула голову, чтобы глянуть на богачку, и встретилась взглядом с довольно упитанной блондинкой примерно ее лет. Как зачарованная, она перевела глаза на ее пальцы, в которых была зажата пятитысячная. «Шлюха, сразу видно, – решила Оксана и глотнула пива. До знакомства с Ульяной она ни разу не встречала богатых и при этом независимых женщин.

Тут кто-то из тусовщиков нечаянно толкнул незнакомку. Та пошатнулась и плеснула дорогим напитком на оголенное пышное плечо Криворучко. Если бы это была какая-нибудь голытьба, Оксана обязательно бы возмутилась. Но перед ней была ухоженная, «дорогая» особа. Может, и с низов, как и сама Криворучко, но сейчас явно вращающаяся в лучшем обществе. Тем более, облили ее не каким-нибудь дешевым пойлом, а благородным алкоголем.

– Я тебе топик испортила? – участливо обратилась к ней незнакомка. – Извини, ради бога. И не переживай, я тебе новый куплю.

– Вообще-то, это дорогая вещь, – поджав губы, отвечала Криворучко. – Мне ее специально из Италии прислали.

Девица еще раз окинула взглядом «дорогую» вещь, хотела что-то сказать, но… промолчала.

– Если только ты мне купишь что-то не менее приличное, – продолжила Криворучко.

– Окей, вот пять тысяч. На них можно подобрать неплохой топик в «Бигги».

Оксана вспыхнула. «Бигги» был тот самый бутик, в котором она работала.

– В «Бигги»? Но там самый маленький размер – 54-й!

– А на тебе какой? – простосердечно удивилась незнакомка.

На Оксане был именно 54-й, но она полагала, что выглядит максимум на 50-й.

Меж тем, блондинка сама поняла бестактность своего заявления.

– Меня Ульяна зовут, а тебя? – с улыбкой обратилась она к Оксане. – Давай коньяку накатим? За мою новую жизнь.

Оксана с радостью согласилась угоститься за счет новой знакомой. Ульяна оказалась прекрасной слушательницей и вскоре знала о собутыльнице буквально все. При этом о себе не сказала ни слова.

– Э, ты про новую жизнь говорила, – вдруг вспомнила Криворучко. – На диету, что ли, садишься?

– В том числе, и на диету, – улыбнулась Ульяна. – Со старым покончено. Лулу больше не существует.

Оксана в уме прикинула: да, все сходится, ее знакомая – дорогая проститутка, которая решила завязать. У них принято носить такие экзотические клички…

Около трех ночи Ульяна сказала, что им пора ехать.

– Куда? – нетвердым языком спросила Криворучко.

– Ко мне. Хочешь, будем жить вместе? У меня никого нет.

– А родители?

– Мама погибла, когда мне было 16. А потом и папа умер. Половина маминых денег мне сразу после ее смерти отошла, а потом и папины, и мамины разом.

– И… много?

– Нам с тобой хватит.

Вот и все, что удалось узнать Оксане. С тех пор она прожила семь чудесных месяцев. Ульяна не скупилась ни на тряпки, ни на развлечения. Подружки решили худеть – Кибильдит сразу два годовых абонемента в «Аполло» купила. А они, между прочим, по 70 тысяч каждый да плюс персоналки, массаж… В декабре они полетели на шопинг в Милан – расплачивалась Ульяна. На Новый Год девушки отдыхали в Доминикане – банковала, понятное дело, Кибильдит. 17 января богатой наследнице исполнилось 22 года – они летали в ресторан аж в Москву. В феврале у Оксаны день рождения был – Кибильдит ей сережки с бриллиантами. Оксана потом навела справки: такие больше ста тысяч стоят.

– Неужели у твоей вандербильдихи мужика не было? – прервала рассказ Оксаны Рыкова.

– Неа. Никогда я не слышала, чтобы она кому-то звонила, или ей кто-то. Иногда у меня такое ощущение возникало, что она с Луны свалилась.

– Но ты, клуша, сидела спокойно. Нет бы пролазить ее комп, мобильник… А вдруг она какая-нибудь аферистка, и ее разыскивает Интерпол?..

Через минуту Криворучко сморило. Зина осмотрелась. О, ноутбук! Отлично, сейчас она наставит колов около свадебных снимков Филатова и Замазкиной на Одноклассниках, отошлет с чужого адреса пару-тройку хамских писем бывшим любовникам, замутит «срачную» разводку на женском форуме, настрочит убийственных комментов возле фотографий каких-нибудь красоток… В общем, работы предстояло немало.

– Что за сверхсекретность, е-мое? – выругалась Зинка, когда не смогла зайти в операционку. – Наставила паролей по кой-то ляд. Но не надо считать бабушку Зиновью слабоумной. Она прекрасно понимает, что надо ввести дату рождения и тогда…. Нет, мимо. Может быть, так?.. Опять не то. Dura? Sterva? Нет. Значит, остается одно – Suka. Не сработало? Не может быть!

В сердцах Рыкова захлопнула ноутбук и вдруг поняла, что очень голодна. Вызвав в воображении видение лазаньи, она съела-таки куриную грудку – правда, посолив ее.

– Рацион, конечно, скудноват, – констатировала она. – Но ладно, доберу калораж чипсами.

Толчками под бок Рыкова призвала Оксану подвинуться и дать ей место на диване. Брякнулась, по своей привычке, навзничь и тут же провалилась в сон. Но минут через десять вдруг проснулась и поняла, что спать ей совсем не хочется. В голову лезли неприятные картины. Умирающая Ульяна. Серая тень, заволакивающая ее лицо и сгущающаяся в мимических морщинках. Запрокинутая голова. И слово.

– Что же она сказала? – Зинка села на диване. – Какую-то бессмыслицу. Ерунду. Абракадабру.

Она глянула на спящую Оксану и тут же в ее мозгу вспыхнуло: няка! Именно это слово стало последним, слетевшим с губ Ульяны Кибильдит.

* * *

Утром Зинка застала Оксану, выписывающую что-то на бумажку.

– Че строчим? – Рыкова бесцеремонно встала у товарки за спиной.

– Я не поняла, а кому теперь все это останется? – чуть покраснев, растерянно отвечала Криворучко. – Эта квартира? Брюлики? Комп? И вообще… у нее наверняка где-то и бабок лежит немерено?

– Закатай губу, красава, – издевательски рассмеялась Рыкова.

– Вот чего я не понимаю, так это человеческого эгоизма, – мстительно пробубнила Криворучко. – Знать, что лучшая подруга нуждается и вот так спокойно оставить ее без средств к существованию… Но раз Ульяне брюлики больше не нужны, так их, наверно, можно себе забрать?

– Ну, кое-что придется продать. Хоронить-то ее на какие шиши собираешься?

– Хоронить? А это что, тоже моя обязанность?

– А чья же? Родственники пока не объявились, да и не факт, что они есть. Не в холодильнике же твоей подружке лежать. Ищи паспорт и дуй в морг.

– Зин, – прерывающимся голосом заканючила Криворучко. – Как это – в морг? Я не поеду… я боюсь… давай вместе… Ну пожалуйста…

– Найдешь паспорт – позвонишь. Так и быть, помогу тебе. Вон за то колечко.

…В редакции Рыкова появилась за четверть часа до полудня. Алина укоризненно посмотрела на нее, хотела что-то сказать, но Зина перехватила инициативу:

– И не говори! Так умаялась вчера на твоем фитнесе, что еле встала сегодня. Впору было больничный брать, да ты же знаешь, какая я патриотка…

И для вящей убедительности Рыкова схватилась за поясницу, при этом болезненно вскрикнув и мученически перекосив лицо.

Она не имела привычки сразу же браться за работу. Первые час-два рабочего времени посвящался личной переписке, перестукиванию по аське, хихиканью в скайпе и зависанию на сайтах знакомств. Оказалось, за ночь в ящик упало сразу три интересных письма. Некий Алекс в ответ на ее анкету предлагал интимные отношения с материальной поддержкой. Правда, ставил некое условие… Зина фыркнула и удалила мэйл. Другой, 21-летний Виктор звал где-нибудь «словиться». Рыкова только задумалась, как бы позабористее отбрить наглого малолетку, как в корреспондентскую вошла взволнованная Корикова.

– Зин, и ты молчишь?! – с укоризной, переходящей в негодование, обратилась она к подруге. – Или ты вчера не была в «Аполло»? Слышала, там девчонка умерла?

– И даже видела. А что это так тебя взволновало?

– Это же настоящее ЧП! Делаем срочно в номер! И давай ищи ее фото.

– Для работы с источниками мне понадобятся кое-какие карманные деньги и машина. Как минимум, на полдня. Надо будет объехать несколько точек.

– Понты, как много в этом звуке, – со своего места подал голос Ростунов. – Алин, ты уверена, что с таким томным подходом к работе Рыкова успеет дать ЧП в номер?

– Пока Зина добывает фото, я сгоняла бы в морг, – предложила Замазкина. – А Димон мог бы оперативно что-нибудь подснять.

– Ну надо же, сколько доброхотов! – осклабилась Рыкова. – Алин, прошу, угомони этих статистов, иначе, боюсь, я не смогу найти нужные аргументы, чтобы убедить источников продать нам фото покойной.

– Все! Мне это надоело! – вспылила Корикова. – Немедленно дуй за фото и подробностями ЧП. Через час жду звонка с подробным докладом. А если его не будет, задание будет полностью передано Замазкиной. Со всеми вытекающими!

Насупившись, Рыкова хлопнула крышкой ноутбука и неспешно процокала к выходу.

Проводив ее долгим взглядом, Алина присела на край стола и вздохнула:

– Кто бы знал, как мне с ней тяжело…

* * *

Рыкова покинула редакцию, мстительно улыбаясь. Как она сказала: доложить через час? Ну это, допустим, чересчур. А вот через час с четвертью она, так и быть, снисходительно отрапортует, что, естественно, все пучком, подробностей вагон и маленькая тележка, а фото на руках. Правда, пришлось кое-кого подмазать… а, точнее, троих человек… сожительницу покойной, патологоанатома и свидетельницу вчерашней трагедии, анонимную клиентку «Аполло». Так что будьте добры, Алиночка, возместите мне три тысячи рубликов.

– Подай мне кофе в розовую гостиную, – приказала она Оксане, переступив порог ее жилища. – И доложи, что нарыла за время моего отсутствия.

Но Криворучко не сдвинулась с места и лишь виновато улыбалась.

– Не поняла. Где паспорт, красава? Или ты хочешь, чтобы твою благодетельницу похоронили под табличкой с номером, как последнюю бомжиху?

– Зин, я его не нашла… я все обыскала… я прямо не знаю…

– Хватит блеять. Где искала?

– Везде. Под матрасом, в письменном столе, в стенке. Даже в бачок унитазный заглянула!

– Я дезориентирована твоим тупоумием. Слейся с окружающей средой минут на пять. Мне нужно подумать.

Чувствуя себя провинившейся, Криворучко послушно исполнила приказ. А Рыкова затянулась сигаретой и попыталась вжиться в образ Кибильдит. Ясен пень: она не хотела, чтобы Криворучко совала нос в ее жизнь, потому и спрятала документы. Но вот куда она могла их положить? Так, чтобы их гарантированно не раскопала любопытная компаньонка? Надо же, без жратвы голова совсем не думает… Рыкова рванула на себя ручку холодильника.

– Ого, красава, ты без меня уже пару фитнес-блинчиков с фитнес-сгущенкой умяла! – расхохоталась она, увидев на полке вскрытый пакет с замороженными полуфабрикатами. – А меня чем на обед побалуешь?

– Ой, а я не знаю, что ты любишь, – заюлила Криворучко. – Хочешь, поджарю тебе оставшийся блинчик?

– Жертвую его тебе. А это что за пакеты в морозилке лежат?

– Да всякая замороженная трава, – поморщилась Оксана. – Это у Ульянки вместо ужина было. Бросит на сковородку, зальет водой, минут десять потушит и наворачивает. Причем без майонеза и даже без булки.

– Что ж, придется и мне поесть этой гадости, – и Зина вытряхнула содержимое пакета в кастрюлю. Брокколи, кочанчики брюссельской капусты и нарезка из перца спикировали в кипяток, а следом за ними туда же приземлилась небольшая кожаная книжечка. Зина ловко выцепила ее из бурлящего варева и глазам своим не поверила: это был паспорт Ульяны Кибильдит.

– Тю! – присвистнула она, перелистнув пару страничек. – Боюсь, не судьба Ксю сделаться богатой наследницей…

* * *

– Чушь собачья! Ерунда на постном масле! – спустя полминуты брызгала слюной Криворучко. – У Ульяны не было никакого мужа!

– Успокойся, красава, выкури сигаретку, – Рыкова похлопала ее по плечу. – И поверь, наконец, в том, что все богатства Ульяны отойдут ее законному супругу Максиму Александровичу Брусникину 1975 года рождения, брак с которым был заключен четыре года назад.

– Да что же это такое, – запричитала Криворучко. – Еще вчера я была обеспеченной девушкой, а сегодня осталась у разбитого корыта!

– Хватит гнусить. Быстро поехали в морг. А пока ты собираешься, дай-ка я ульянины альбомчики полистаю.

Просмотр фотографий дал Рыковой некоторое количество хоть какой-то информации. В пышке с белокурыми пушистыми волосами до изрядной попы она узнала юную, не старше 16 лет, Ульяну. Школьница позировала на фоне белого здания с колоннами. А вот другой снимок – Кибильдит на пикнике, в обнимку с темноволосым парнем. На их лицах лежат солнечные блики, да и снято с дальнего расстояния – детально физиономии не рассмотреть. А вот фото с подружками – толстушка зажигает в ночном клубе. А вот Ульяна машет с заднего сиденья кабриолета. Впереди – брюнет, который со смехом говорит что-то сидящей за рулем темноволосой женщине. И опять его лица не рассмотреть – мужчина сидит вполоборота. Неужели это и есть ее покойный богатенький папаша? Нет, что-то больно молодой…

– Окса-а-ан, – позвала Рыкова. Ответа не было. Она быстро вытащила из альбома четыре снимка и спрятала в сумку. Но где же Криворучко? Зина прошла в зал. Оксана с закрытыми глазами лежала на диване.

– Я думала, ты одеваешься, а ты развалилась как свинья в стойле! – напустилась на нее Рыкова.

– У меня последствия шока, – простонала Криворучко. – Съезди одна, ладно? Какая разница, кто им привезет паспорт?..

– Давай тут без подлянок. Второй труп за два дня – это для меня будет перебор.

– Да нет, Зин, мне просто надо отлежаться…

– А я как всегда, самая здоровая! Ладно, жди, я скоро вернусь, – и она хлопнула дверью.

Через полчаса она уже всхлипывала, общаясь с патологоанатомом.

– У нее нет родственников, поймите вы это, Сергей Петрович. Улечка была круглой сиротой. Я была ей самым близким человеком…

– А по паспорту у нее есть муж. Пусть он и явится за телом.

– О чем вы, док? Мы прожили с Улечкой четыре года, и я никогда не видела никакого мужа. Все говорит о том, что это фиктивный брак, заключенный в юности с непонятной целью. И вы думаете, этот Максим Брусникин явится сюда? Да он и слыхом не слыхивал, что с Улечкой стряслось несчастье, – и Рыкова вновь залилась слезами.

– Ну не убивайтесь вы так. Все проходит, и это пройдет…

– Но скажите хотя бы, что показало вскрытие? От чего умерла Улечка? Впрочем, я и так знаю: у нее были такие проблемные почки…

– Да, почки у нее действительно воспаленные, как будто она пяток пиелонефритов перенесла. Но и с такими можно было жить долго и более-менее счастливо.

– Что же свело ее в могилу во цвете лет?

– У вашей подруги был порок сердца. От его декомпенсации она и скончалась.

– Порок сердца? И она, зная свой диагноз, занималась спортом?

– Да, похоже, не знала она своего диагноза. И с таким пороком могла бы прожить очень долго. Но, видимо, неадекватные физические нагрузки и вызвали остановку сердца.

Не спеша отобедав в суши-баре, в начале пятого Рыкова направилась в редакцию.

– Где тебя носило??? – разом бросились к ней все. – Про график забыла? Первая полоса горит!

– Не сгорит, – и, достав из ящика пилочку, Зинка принялась обрабатывать ногти.

– Выкладывай, что нарыла, – едва сдерживая бешенство, обратилась к ней Алина. – И на будущее: бери трубку, когда тебе звонит главный редактор!

– Я общалась с источниками, мне было не до тебя, – ледяным тоном отвечала Зинка.

– Если не сдашь текст через 45 минут, ты мне больше не подруга!

– Раньше, чем через 50 и не жди, – успела ответить Зина, прежде, чем Корикова хлопнула дверью.

* * *

Надменно выслушав восхваления Кориковой (Алина никак не ожидала, что Рыкова способна написать столь информативный, богатый деталями, текст), Зина налила себе мартини. В редакционном холодильнике у нее всегда стояла бутылка итальянского вермута, которым она любила ознаменовывать окончание рабочего дня. Обычно она приглашала Корикову (Алина пила чай), но сегодня Рыкова была обижена на подругу.

На кухню вошла Замазкина, на ходу поправляя растрепавшиеся за день пышные белокурые волосы. Увидев Зину, она чуть заметно изменилась в лице – в это время Рыковой обычно уже не было в редакции, а вот она, Таня, только заканчивала работу и шла жарить яичницу для мужа. Потом она оставалась поработать еще, а Филатов ехал на тренировку или в гараж. Дома молодые встречались лишь поздно вечером.

Нарезая колбасу, Таня нашла в себе силы сказать:

– Устала, наверно, с этим расследованием? Попьешь с нами чайку?

В ответ на это любезное приглашение Зинка демонстративно сделала три больших, громких глотка и, наконец, процедила:

– Иди лучше мужа ублажай. А то наш отъевшийся мотылек облюбует цветочек посвежее.

Тане стоило больших усилий промолчать. Она полоснула ножом по яйцу и вылила его в сковородку.

– Да, красава, и не советую допоздна торчать на работе, – продолжала Рыкова. – Пока ты тут пытаешься в редакторы выбиться, супружник в твою же квартиру зазноб водит. Но ты, наивное создание, свято веришь в это вранье под названием «тренировки»…

– С чего ты взяла? – не выдержала Замазкина. – И когда ты вообще от нас отстанешь? Сколько можно? Ведь уже два года прошло. И ты сама же бросила Димку…

Последнюю фразу Замазкина сказала в целях дипломатии. Филатов не распространялся о причинах разрыва с Зиной, но почему-то вся редакция знала, что он застукал Рыкову с любовником. Хотя у корреспондентки Юлечки Колчиной, например, по этому поводу было особое мнение: ее бывший муж бросил Зинку потому, что она так и не подарила ему лялечек.

– Да, я бросила. А ты тут же подобрала, – спесиво отвечала Рыкова. – Такие, как ты, позорят весь наш женский род, сбивая цены и утверждая мужиков в мысли, что все мы дешевки!

– Ты это в общем сейчас сказала или о ком-то конкретно? – после такого лобового оскорбления Замазкина уже не могла делать вид, что ничего не происходит.

– Я сказала обо всем женском роде, – криво улыбнулась Рыкова, бросив быстрый взгляд на руку Замазкиной, которой та инстинктивно сжала нож. – А так, красава, ничего личного!

– Зин, я не сделала тебе ничего плохого, – после некоторой паузы проникновенно заговорила Замазкина. – И я искренне не понимаю, за что ты меня так ненавидишь. В чем я виновата перед тобой? В том, что люблю Димку? Который тебе, по большому счету, никогда не был нужен?

– Это он тебе сказал? – хмыкнула Рыкова и заговорила как бы сама с собой: – А то, что я ему голубцы два года фаршировала и котлеты крутила – это, конечно, не считается. Какая там благодарность, когда на горизонте возникла бессловесная и на все согласная белесая моль!

– Это ты о ком сейчас сказала? – порог кухни переступил Филатов.

– Да так, мысли вслух, – чуть смутившись, Рыкова отхлебнула мартини и потянулась за сигаретой.

Замазкина шмыгнула носом. Она отнюдь не была кисейной барышней, но перед Рыковой чувствовала себя как кролик перед удавом. Не потому, что боялась Зину. Ей не хотелось, чтобы все, а главное – муж, решили, что она одержима ревностью к его прошлому. Поэтому Замазкина искренне старалась относиться к Рыковой нейтрально. Но из этого мало что получалось…

– Че ревешь? – допытывался Филатов у жены. Та молчала. Он перевел взгляд на Рыкову: – Тебе опять неймется?

– Отвянь, – пренебрежительно бросила Зинка.

– Не разговаривай так со мной, понятно? – голос Димона сделался ниже.

– Вот только не надо посягать на свободу моего самовыражения. Отрабатывай домостроевские практики на своей клухерье, а самодостаточных гордых девушек оставь в покое.

– Как ты ее назвала? – Филатов в три шага подскочил к бывшей сожительнице и крепко схватил ее запястья. Рыкова с Замазкиной враз вскрикнули. – Быстро извиняйся!

– Накось, выкуси! – с торжествующим лицом выкрикнула Рыкова в лицо Филатову, прекрасно зная, что он ее пальцем не тронет.

– Быстро, я сказал! Покалечу! – и он еще сильнее сжал ее руки.

В этот момент дверь отворилась и на пороге возникла Колчина. Ее скоропалительному браку и столько же скорому разводу с Филатовым минуло уже четыре года, но она до сих пор жеманничала при нем, надеясь неизвестно на что.

– Отпусти ее немедленно, кобель! – заголосила она. – Каков! При живой жене пытается залезть на другую!

Филатов удивленно глянул на Колчину, а та продолжала тоненьким истеричным голосом:

– Бессовестный! Не пропускает ни одной юбки! Уже нельзя стало заварить себе кофе, чтобы он не подкараулил и не набросился! Зинуль, он не успел тебя изнасиловать?

– Да я бы его в два счета в евнухи посвятила, – Рыковой очень понравилась идея Колчиной опорочить репутацию Филатова. – Но ты права: оставаться с ним наедине реально опасно.

– Да вы что, девчонки, – обескураженный, Димон сделал шаг назад и повернулся к жене: – Тань, они свистят.

– А что тогда заюлил? – открылось второе дыхание у Рыковой.

– Да, что залебезил-то? – поддакнула ей Колчина. – Хочешь на всех стульях посидеть и чистеньким остаться?

Все более вдохновляясь от криков друг друга и почти поверив в то, что Филатов пытался поругать их честь, Рыкова с Колчиной наступали на бывшего мужа.

– Дим, пойдем отсюда, – наконец, нашлась Замазкина. – Пусть эти выдры тут глаза другу другу повыцарапают. Сами-то верите в свои сказки… старушки?

Замазкина знала, что возраст – больное место Колчиной. Она вспомнила, какой концерт учинила экс-жена ее мужа, когда два месяца назад коллектив поздравил ее с 30-летием. С благосклонной миной она выслушала комплименты и повзвизгивала над подаренным розовым котенком (одетым в кружевной нагрудничек с надписью «Love is…”). Но когда Рыкова торжественно вытащила из-под стола кактус в горшке, Колчина затрепетала всем телом и отшатнулась от дара, словно от ведра с нечистотами.

– Я же просила пионы, – еле выдавила она из себя.

Рыкова пощелкала у нее перед носом пальцами:

– Вернись к реальности, красава. Какие пионы в середине зимы? А этот любо-дорого – и радиацию выводит, и разные интересные мысли навевает, – подмигнула ей Зинка.

– Какие еще мысли? – покраснела Колчина.

– Уж в тридцатник можно не строить из себя воспитанницу обители кармелиток, – скабрезно захихикала Рыкова. – Ты глянь, экий исполин. Вот и появился у тебя свет в оконце. То есть, на подоконнике.

Юлечка поперхнулась шампанским и, давясь рыданиями, убежала в туалет. В тот вечер она оттуда так и не вышла. Несмотря на то, что под дверями дамской комнаты перебывала масса парламентеров, которые уговаривали, задабривали и даже ругали Колчину, та продолжала истерично рыдать, голося словно кликуша со стажем.

– Подарить… мне… такое, – взвизгивала она. – Я по-человечески просила пионы!

– А земляники тебе не насыпать в кулачок? – острила Рыкова. – Харэ капризничать.

– Это не каприз! Мне для дела надо!

– Для какого еще дела?

– Для важного! – проорала Колчина из-за двери. – Мне умные люди посоветовали! Если мыть голову отваром лепестков пиона, то…

– То уровень твоего развития, наконец-то, достигнет показателей десятилетнего ребенка?

– Пионы привлекают в дом мужчину, а кактус… кактус… Ты специально это сделала!

Туалет огласился новым приступом рыданий.

– Вот ведь жертва мракобесия, – Зинка переглянулась с Кориковой и Замазкиной. – Все, я лишаю тебя подарка. Этот дивный фаллический символ украсит мою девичью светелку. А тебе, – она постучала кулаком в дверь кабинки, – советую привыкать к земле. Шутка ли, четвертый десяток пошел.

…

Выпустив пар на ненавистную Замазкину, Зинка враз подобрела. После кружки мартини на нее накатила усталость. Эх, развалиться бы сейчас перед компом и на пару часиков зависнуть на «Одноклассниках!.. Рыкова потянулась за очередной сигаретой, как у нее зазвонил телефон.

* * *

– Ужас! Кошмар! – запищала трубка голосом Криворучко. – Приезжай скорее! Меня обокрали!

На месте выяснилось следующее. Отлежавшись, Оксана пошла за продуктами на ужин. А когда через час вернулась, то нашла входную дверь отпертой. Некто вошел в квартиру, открыв замок ключом.

– Все вынесли! – всхлипывала Криворучко. – И комп, и сотик, и брюлики, и дорогущие шмотки! Хорошо хоть я успела продать ульянкино колечко с сережками. Есть на что похоронить подруженьку.

– Значит, кто-то знал, что тут есть чем поживиться? – с мрачным лицом предположила Зина. – Колись, с кем еще Ульянка водила знакомство.

– Да ни с кем!

– Тогда кто еще мог иметь ключи от этой квартиры? Эх, чует мое сердце, что тут не обошлось без мужика…

– Брусникин? – предположила Оксана.

– Не, всяко не он. Какой смысл воровать у самого себя? Давай рассказывай, чем занималась Ульяна. Ты-то, понятное дело, целыми днями хрены валяла и к стенке приставляла, а она? Дома с тобой сидела?

– Как же, усидишь дома с такими деньжищами. Она целыми днями где-то свистала. И фиг дозвонишься до нее. Звонишь, звонишь, а она то недоступна, но телефон отключен.

– А тебе она как объясняла, где шатается?

– Она передо мной не отчитывалась. Иногда вообще дня на три уезжала. А куда – не понятно.

– Куда-куда, к хахалю, – без тени сомнения выпалила Рыкова. – Ты хоть догадалась ее сотовый прошерстить?

– Она его из рук не выпускала! Даже в туалет с ним ходила. А на ночь отключала и куда-то прятала.

– А звонили ей часто?

– В основном, ей СМС-ки приходили.

– И какие? Хорошие или наоборот?

– Ты знаешь, – важно заговорила Оксана, – наверно, она и правда крутила с кем-то роман. Получит СМС-ку, прочитает, улыбнется и не стирает. А потом еще раз прочитает, по-новому улыбнется и только потом удалит.

– И давно ей начали приходить такие СМС-ки?

– Да как сказать, месяца два…Но ведь ему ничего не достанется? Нет?

– Для этого неплохо бы завещание глянуть. Но я что-то сомневаюсь, что она его написала. А теперь хошь-не хошь, а милый друг ничего с нее не поимеет, все этому пресловутому Брусникину отойдет. О, идея! А не ее ли хахаль зачистил квартирку? Узнал, что Ульянка того-с и решил хоть слегка прибарахлиться. И сейчас форсит перед какими-нибудь лярвами ульянкиным «Верту»… Давай-ка из интереса позвони на ее номер!

В ответ на это предложение Криворучко побледнела и замотала головой:

– Н-н-нет, я боюсь.

– Чего это?

– А вдруг она сама трубку возьмет?

Рыкова выразительно постучала кулаком по столу.

– А ты что, не слышала, что такое бывает? – лепетала Криворучко.

– Не пори чушь, – голос Рыковой звучал повелительно. – Чего застыла? Столбняк напал?

Дрожа от страха, Криворучко нажала несколько кнопок.

– Никто не берет, – доложила она.

– Зато где-то наяривает классическая тягомотина – навострила уши Рыкова.

– Да это у соседей по телеку, – и Криворучко поспешно нажала отбой.

– Нет, красава, не по телеку. Набери-ка еще раз.

– Да никто ж не берет, – голос Криворучко задрожал еще сильнее.

Рыкова, глядя ей в глаза, потянула на себя телефон. Оксана слабо запротестовала, но в итоге разжала пальцы. Вскоре откуда-то вновь глухо заиграл «Танец Анитры». Удерживая вызов, Зина пошла на звук. Следом за ней жалким хвостиком потрусила Криворучко. Словно крыса под волшебную дудочку Рыкова миновала прихожую, вышла на кухню и остановилась перед дверью на лоджию. Музыка зазвучала громче.

– Он где-то здесь! – торжествующе объявила она и распахнула дверь.

На лоджии царил беспорядок. Какие-то тюки, тазы, велосипед, деревянный ларь. Рыкова прислушалась: мелодия лилась как раз из него. Как полицейский спаниель, напавший на схрон наркодилера, Зина принялась энергично рыться в содержимом ларя. Бледная Криворучко каменным изваянием стояла рядом.

– Вот он, родимый! Йес! – и Рыкова с торжествующим лицом распрямилась над ларем. – Только как он сюда попал? Оч-чень непонятно… Ба, а это что? Екорный бабай, да это же искомые фамильные драгоценности! И шубейка ульянкина тут, и ноут… Нич-чего не понимаю. Зачем нашему таинственному вору понадобилось перенести вещи сюда?

Тут, озаренная внезапной догадкой, она перевела на Криворучко гневный взгляд.

– Вот оно что! Я, значит, рысачу по моргам, утрясаю твои проблемы, а ты тут за моей спиной умирающей прикидываешься и меня же обворовываешь! Ах ты крыса! – и Рыкова огрела Оксану первой попавшейся тряпкой.

– Зиночка, милая, – зарыдала Криворучко. – Ну прости меня… Я без тебя пропаду…

– Как тебе это вообще в голову могло придти? – продолжала бушевать Рыкова. – Это же за гранью добра и зла!

– Хорошо тебе о высоком рассуждать. А я на что дальше жить буду? И что я такого сделала? Эти шмотки все равно ей уже не нужны, а я хоть в кои-то веки в приличном похожу.

– Да на твою пердень ни одна ульянкина вещь не влезет! Как ты свой 54-й хочешь в ее 44-й втиснуть!

– Я похудею, я займусь собой…

– Да ни фига ты не займешься! Привыкла, что тебе все с неба падает. Все, красава, эти ценности я изымаю. Да-да, в воспитательных целях.

И Рыкова принялась деловито паковать найденные вещи.

– Как это – в воспитательных целях? – зароптала Оксана. – А как же я?

– Ты не медаль, на моей шее тебе не место, ступай-ка ты в люди!

– Зинуль, ну давай поделимся по-братски. Прошу тебя…

– По-братски – это по твоим гнилым понятиям как? – прищурилась Рыкова. – Тебе все, а мне вот эту юбочку говняного цвета? В общем, вот тебе мой райдер: цацки пополам, я сейчас выберу, какие мне надо… Дальше… тряпье тебе, я такие унылые расцветки не ношу. А вот шубейку заберу, уж не обессудь. Всю жизнь мечтала о голубой норке в пол.

– А «Верту»? А ноут? – нервно облизнула губы Криворучко.

– Слишком много вопросов. Потом решим, а пока я накладываю на ценности карантин, – отмахнулась от нее Рыкова, которая уже положила глаз на дорогую технику. – Ноут надо хакеру везти, пароли ломать…

– Это зачем?

– А у тебя самой неужели нигде не свербит? Кем была твоя товарка? Чем занималась? И в каком кино собиралась сниматься?

– В кино?! – брови Оксаны взлетели вверх.

– Да-да, красава. Это мне Кир по секрету шепнул. И что такое, к примеру, няка? Это тебя не гложет? А ведь это было последнее, что она сказала перед тем, как…

– Няка? – оживилась Оксана. – Я отлично знаю, что это такое. Вернее, кто.