Текст книги "Ретроградная звезда (сборник)"

Татьяна Аксёнова
Ретроградная звезда

© Аксёнова Т. В., 2019

© Оформление ИПО «У Никитских ворот», 2019

Признание

Вот интересно, кто-нибудь вообще читает предисловия?

Ну, кроме автора, конечно.

Надеюсь, что нет. Потому, что я сейчас начну признаваться в любви брутально и не очень поэтично.

Любовь у нас с Татьяной давняя и, слава Богу, платоническая. Иначе бы я ей не предисловия, а эпитафии писал.

Только окрыленная уникальным поэтическим талантом женщина может позволить себе порхать по жизни бабочкой и жалить, как пчела всех без разбору. Впрочем, говорят, что пчелы кусают пользительно. И ещё у них есть мёд. Божественный мёд поэзии.

За это поэтам прощается всё. И бестолковость поступков, и резкость суждений, и безбашенная неприспособленность к жизни реальной. Особенно, если мёд поэзии приносит окружающим очаровательная поэтесса.

Вот не люблю я бесполых определений. Поэзия Аксёновой настолько женственная, искренняя, что рука не поднимается приписывать ей мужицкое звание «поэт». Таня Аксёнова – барышня, даже не дама досочинявшаяся стихов до юбилейного издания, а вечно влюблённая взбалмошная девчонка. Значит всё-таки «поэтесса».

Хотя, по мастерству владения словом, по глубине и многогранности таланта Татьяна Аксёнова намного превосходит большинство стихоплётов в штанах.

Даже в этом маленьком сборнике, посвященном исключительно любви затронуто множество глубинных проблем мироздания, которые тысячи лет не могут разрешить самые многомудрые философы…

Впрочем не стоит читать предисловия к хорошей поэзии – лучше читать стихи. Учить наизусть и подбирать мелодии.

Наслаждайтесь!

Ваш Александр Чистяков, Председатель Русского литературного общества

Случай

 
– Где мои семнадцать лет?
– На Большом каретном…
 

Владимир Высоцкий

 
«Можжевеловый куст, можжевеловый куст»!..
Мягких шишек в иголках нет…
Был кармашек мой пуст, а фонарик столь тускл —
Не нащупывал пистолет,
 
 
Из которого выстрел не прогремит,
Как в душе моей – чёрный гром.
Ты женат и пока что не знаменит —
Зауряден, как всё кругом…
 
 
С хрустом ветер ноябрьский ломает кабан:
Треск ветвей, он из речки – шасть!
Ты целуешься, словно срываешь банк.
Жаль, что некуда нам упасть…
 
 
Полетели бы кубарем под откос,
Вдруг забывши о том, что зверь,
Ледяной и смрадный, (кой чёрт занёс?)
Там отряхивается теперь!
 
 
Наверху – прощальный рыдает клин
И роняет нам свой «курлык»,
А внизу – кабан, что приплыл один,
К отступлению не привык.
 
 
Стоя, вжавшись друг в друга – о, страшный сон! —
Столбенели мы под кустом
Без ружья, хоть охота открыть сезон,
Без костра и спичек, при том!
 
 
… Мне как будто бы снова семнадцать лет —
Жизнь рассеялась, точно дым…
Можжевельник, припрятавший пистолет,
Вздрогнет выстрелом холостым.
 

«Печаль в объятиях оркестр сжимала…»

 
Печаль в объятиях оркестр сжимала:
Виолончель рыдала скрипке: «Мало!..»
А скрипки всхлипы стоном заглушало
Гобоя жало,
 
 
Зиял рояль проёмами столетий —
Он оживал в дуэтах Доницетти,
Но в белом цвете, как и в чёрном цвете
Его лица – таился оттиск смерти…
 
 
Наш разговор под сбивчивость кларнета
Метался между тем и этим светом.
И тенью Фауста на отсветах паркета
Дрожала флейта.
 
 
Но Вы не слышали. Вы говорили: «Поздно…»
Последний день дышал тромбоном грозным,
Что от испуга, жалобно и просто
Прощал нам прозу…
 
 
Оркестр стихал – печаль владела миром,
Что от непониманья миртой вымер.
Лишь ветка слабая смычка – рапирой
Фехтует с лирой.
 
 
Мы встретились. Случайно. Вот – ошибка
В закономерностях фиоритуры гибкой
И гармоничной, как моя улыбка,
Как ночь и скрипка…
 

«Как жадно рябину клюют воробьи…»

 
Как жадно рябину клюют воробьи,
Так молча гляжу я на губы твои:
Ах, мне же без них – умереть!
 
 
Когда мы вдвоём – о другой говорят
Желанные губы – рябиновый яд:
Не слушать бы мне, не смотреть,
 
 
Уйти, отвернуться!.. Но льются стихи
Живою водою – светлы и легки,
Из уст – поцелуем – в уста.
 
 
Ещё сигарету твою докурю…
Погибелью, словно, рябина, горю,
Спаси меня, ради Христа!..
 
 
Губам суждено моим горько пылать
Стихами и жаждой, и осень – как знать? —
Отдаст им свой вещий огонь.
 
 
Я кровь на чернила свою извожу
И вновь на запретные губы гляжу,
Как птицы – зимой – на ладонь.
 

День Божьей Матери Казанской

 
День Божьей Матери Казанской
Обыкновенным мне казался
Позднеосенним, серым днём.
 
 
Снег жил ещё в утробе неба
И на моей ладони не был,
Заставив тосковать о нём…
 
 
А ты руки моей касался
В день Божьей Матери Казанской,
Но о любви мне не сказал.
 
 
Пришлось читать стихи в усадьбе,
Где после чьей-то пышной свадьбы
Нам о́тдали каминный зал…
 
 
А я всё думала: «Венчались?
Иль, может, просто так встречались,
Как принято в наш страшный век?..»
 
 
Ещё о том мне у рояля
Подумалось, что где-то в зале
Сидит бездушный человек…
 
 
Меня отпугивает это
И вновь уйду я, не согрета
Предснеговым, осенним днём
 
 
В цветах, овациях, под топот.
Зачем они камин не топят,
Заставив сожалеть о нём?..
 

Любовь

 
Любовь – это, наверное, обман?
Прекрасный, вечный сон без продолженья…
Ко мне она спускается сама,
Без приглашенья.
Не во́время, некстати, невпопад,
Как седина в воронокрылый волос.
Лавиной с гор, снося, как водопад
Всё, что ещё под ней не раскололось…
Кому-то нежность, жертвенность даря,
Меня ж – на пепелище, на руинах
Оставила… Но ей благодаря
Есть крылья у меня – два сильных сына.
Любовь – это, наверное, туман?
Всевышняя способность к всепрощенью —
Не видеть зла, чтоб не сойти с ума
От ощущенья
Беспомощности… Красотою строк
И чистотою звуков музыкальных
Ко мне любовь приходит, словно Бог —
Исповедально.
Чем поделиться надо ей со мной,
Пока я сплю и грежу сквозь ресницы?
Но этот сон с печалью неземной
Давно мне снится…
 

Последний снег

Памяти Геннадия Куркова

 
Последний снег —
Пушистый, словно клевер,
Глубокий, словно сон…
 
 
Под ним ты вечно
Устремлён на Север
И – погребён…
 
 
Недавно пела я тебе: «Голубчик, не уезжай!»
А ты старался подыграть получше, гитару сжав…
 
 
Когда рука моя бросала комья
Тебе вослед,
Я помнила, что были мы знакомы
Сто тысяч лет,
 
 
Воссоздавала каждое объятье
И каждый взгляд,
Как ты сказал, что львы и даже львята
На ветках спят,
 
 
Как на руке твоей – большой и щедрой —
Спала и я,
Как этот снег, оледенённый ветром,
П о с л е д н я я…
 
 
Ох, степь кругом, как в пе сне – смерти жало,
Не вырвать чтоб…
Одна тебя я в губы провожала,
Другие – в лоб…
 
 
Как ты махал в окно мне утром летним,
Так я – зимой…
«Не уезжай, голубчик!..» Свет последний,
Любимый мой…
 

«Жёлтый глянец уснувшей листвы…»

 
Жёлтый глянец уснувшей листвы
На продрогшем, дождливом асфальте
Ярче звёзд, что влажнеют
На небе, чернеющем в шесть…
 
 
Всё осталось в минувшем, увы?
Ну, и Вы меня тоже оставьте…
Ничего нет важнее,
Чем знать, что на свете Вы есть.
 
 
Если слух мне и память напрячь,
И придумать про счастье былое,
То, окажется, правда —
На свете счастливее нет…
 
 
Мы бредём по листве октября,
Взявшись за руки, Дафнис и Хлоя —
Звёзд жемчужных парада
Участники, льющие свет.
 
 
Если время возвратно, как жизнь —
Всё у нас ещё только вначале.
И тогда Вы – со мною,
Тогда Ваша память – моя.
 
 
Для чего на асфальте зажглись
Наши звёзды? Их листья качали,
Точно лодки длиною
От неба до небытия…
 

Мокрые аллеи

 
Когда искала я тебя
На ливнем залитых аллеях,
То радуга вдали алела,
Спектрально белый луч дробя.
 
 
Вдруг, разрывая материк
Своею арочной дугою,
Она земную жизнь другою
И мне представила на миг.
 
 
Для тех, кто в эту арку вхож
Есть в каждой капле – самоцветы,
Парадоксальны все предметы
И каждый – на другой похож.
 
 
Лишь тем, кто в эту арку вхож —
Приоткрывается завеса
Того, что прочим неизвестно.
Я жду под ней, что ты придёшь…
 
 
Деревьев кисти с двух сторон
Кропят накопленною влагой —
Я промокаю, как бумага,
Я жду тебя с Конца Времён.
 
 
И говорю на языке,
Хоть это знание – сокрыто,
Корнями ветхого санскрита
С Создателем накоротке.
 
 
О том, о сём – стихами всё —
Первоначальной формой речи.
Теперь я, вроде, не перечу,
Судьбы вращая колесо.
 
 
О том, что радужная жизнь —
Невероятна. Но лелею
Мечту, как мокрую аллею,
Где мы – два дерева – сплелись.
 

Метаморфоза

 
Дождь, превращающийся в снег —
Моей любви метаморфоза:
Кристаллизующийся в слёзы,
Преобразующие смех
 
 
В улыбку горькую мою.
Имею ль на неё я право?
Когда кричат нечасто «браво»,
А я – читаю иль пою?
 
 
А, может быть, танцую вальс,
Ловя хрусталинки, что тают…
Любовь – есть истина простая,
Преобразующая нас.
 
 
Снег, превращающийся в дождь,
Тебя испить мне – не напиться
И, запрокинув клюв, как птице,
Смириться с тем, что ты идёшь
 
 
Ко мне, со мной танцуя вальс,
И губы мокрые целуя.
Знать, никогда не утолю я
Той жажды, что сближает нас…
 
 
Дождь, превращающийся в снег,
Снег, превращающийся в воду —
Такая странная погода,
Преобразующая всех…
 

Может быть

 
Чудесной, небесною песней влетела весна —
Мы будто бы в бухте сиреневых тайн:
О, рыбы, забудьте, что значит – летать,
О, птицы, забудьте, как хочется плыть,
Будите мечту и мечтайте любить!..
 
 
И полнятся радостью страсти бока челнока:
Мы бьёмся в снастях, как тунец и форель!
И льётся сирень, и смеётся свирель,
И, трепетно, словно редчайший улов,
Нас высвобождает из сети Любовь,
 
 
Чтоб сетью сиреневых, душных ветвей —
Опутав, качать в колыбели своей —
На дне челнока, на прошитых луною волнах,
Ведомой цыганской иглою, внахлёст!
Мы будем лунатики моря, мы – мост
 
 
Для рыб, чтоб летать, а для птиц, чтобы плыть.
Мы просто уйдём по воде, может быть…
 

Не поворачивает вспять светило

 
Луна не поворачивает вспять —
Рождается и снова убывает.
Как солнце в полумесяц продевают,
Чтоб день за днём плотнее нанизать,
 
 
И получается затмение, как тмин,
Добавив в кофе, ощущают терпкость,
Так мы с тобою, встретившись, затмив
Друг другу солнце, щуримся и терпим…
 
 
Любовь не прерывает вечный круг —
Рождается и вьётся по спирали.
Пока влюблённые не отстрадали,
Они не разжимают рук. Но вдруг,
 
 
Когда их чаша выпита до дна,
Когда последней капли не хватило,
Чтоб жажду утолить… Чья в том вина?
НЕ ПОВОРАЧИВАЕТ ВСПЯТЬ СВЕТИЛО.
 

Внезапно

 
Внезапно всё оборвалось
В каком-то поезде, в дороге…
От слёз ночами не спалось,
От глаз, взыскующих и строгих —
 
 
Чей Страшный здесь творится суд?
И где же ангелы витали,
Которые всегда спасут,
Которые всегда спасали?..
 
 
Сердцебиение колёс
Живые стуки заглушило.
И всё куда-то унеслось.
Жизнь-смерть метель запорошила.
 
 
Ты по ночам не спал всегда…
Касанья рук и губ – напрасны!
В окне мелькали города…
Соединяли провода
Нас телефонные нечасто —
 
 
Так часто, как хотелось бы…
Но наше трепетное эхо
Звучит, приказывает б ы т ь!
Оно велит тебе доехать…
 
 
Но ледяной сковал испуг
В вагоне неостановимом
Остановившееся вдруг..?
Меня промчавшееся мимо…
 

Рябиновый сок

 
Мои очертанья подёрнулись пеплом,
Как листья в туман…
Ну, что я успела? Любила и слепла,
Сходила с ума.
 
 
Лишь, может быть, спелой рябиновой гроздью —
На радость пичуг
Ещё я успела встревожить морозный,
Нетающий дух?
 
 
Костром этих горьких, коралловых ягод —
Нет! – кровью своей —
Согреть ту ладонь, что и на́день, и на́год
Сплеталась с моей?..
 
 
Согреть, опалить, невзирая на зиму,
Что вечно – зима.
И это страдание невыносимо —
Я знаю сама.
 
 
Мои очертанья подобны виденью —
Огонь-то – высок!
О, жизнь – наважденье, пью твой каждый день я
Рябиновый сок…
 

Цыганское

 
Душа моя усталая —
           Цыганский старый бубен…
Какою нынче стала я
           И что со мною будет?
Гадать себе, конечно же,
           Повременю до лучшего —
Крошится ночь кромешная
           В ладонь кофейной гущею.
И свечка-богомолица
           Дрожит перед лампадою,
И чаша воском полнится,
           И я куда-то падаю…
Паденья, воспаренья ли —
           Не всё равно, наверное.
Длина стихотворения
           Не зря же мне отмерена?
Дыханье – чаще, гуще ли,
           То – реже и размеренней…
Пусть всё, что там отпущено
           Повременит до времени.
Сегодня я задумаюсь
           О том, что предпочтительней:
Кто Т А М зажёг звезду мою
           Так ярко и мучительно?..
 

«Я носила рубашки любимых мужчин…»

 
Я носила рубашки любимых мужчин,
Я любила их запах.
Но из тех, за кого бы пошла – ни один
Не позвал меня замуж.
 
 
Все потом возвращались и звали, но я
Уплывала далёко
Мимо больше не мной обжитого жилья,
Мимо тающих окон…
 
 
Что ж, всему – своё время,
Рубашкам – свой срок,
Сосны не без износа…
 
 
Всем, кого я согрела:
Вот – Бог, вот – порог
И, наверное, посох…
 

Цыганка

 
Нити су́деб сматывая клубком,
Раскуривая чёрную тучу,
Поёт как плачет! О ком, о ком?
Сладостно и тягуче…
Страшны всезнаньем пропасти глаз —
Вчерашний вулкан потухший.
Поёт ли, плачет – о нас, о нас,
О наших заблудших душах!
Вчера лишь вечером – пляс, гульба,
Гаданье, вино, гитары.
В глаза глядела сама судьба
Как-будто иконой старой.
Вчера заглядывать – обожгут
Игрою огня живою!
Шальную кровь остановит жгут:
Клубок размотали двое…
И выла скрипка, и конь храпел,
Ложились на юбку плечи…
А нынче – пепел. Никто не пел.
Но только душе – не легче!
Чьё сердце, смотанное в клубок,
Зажато в ладони смуглой?
А смысл сжатия столь глубок,
Сквозь пальцы сочась на угли…
Что вдох её – что глубокий стон.
Пустыня – клубами дыма.
Янтарный Бог, Ты – цыганский сон,
Веками плывущий мимо…
 

«Три ночи, проведённые с тобой…»

 
Три ночи, проведённые с тобой
Окупятся разлукою недельной…
«Оп! – говорят, – Ходи, цыганка, пой!»
А я уже – не та, на самом деле.
 
 
Нет, я могу ещё пройтись огнём
И вынуть сердце песней у любого.
Но что мне в нём, в любом? Ах, что мне в нём?..
Я приговорена к тебе любовью.
 
 
Три ночи как три карты – мой запас
Три времени прожить мгновеньем Ока,
Что грянет, словно старый контрабас,
Биеньем истекающего срока…
 
 
Недели мчат как лошади в поту…
Несёт меня кибитка, в хлам разбита.
Да, я – не та, я усыпила ту,
Которая тобою не забыта!
 
 
Да, я уже печальна и мудра:
Три карты, знаю, выпадут к разлуке.
И захлебнётся скрипка у шатра.
И поползут доверчивые слухи.
 
 
«Ну, – говорят, – цыганка, расскажи!
Пообещай счастливое гаданье…»
Я никогда не опущусь до лжи.
Я промолчу о том, что с нами станет.
 
 
Нет, я могу всё изменить за мзду,
Качнув плечей ленивым океаном…
Ты позови! Я за тобой пойду,
Как за цыганом.
 

Вечер плёлся за мной…

 
Под мостом Мирабо
Тихо Сена течёт
И уносит нашу любовь…
 

Г. Аполлинер

 
Вечер плёлся за мной,
Утомлён и обижен
И шаги гулкой аркой двора
Превращались в рефрен
Ржавой крыши Парижа
Над гудящим помостом утра…
И стучали в висках
Эхом нот – метрономом,
Рикошетом мощёного дня
Прямо в уши вонзались,
Саксонским дифтонгом
Прямо в сердце терзали меня!..
По мосту Мирабо,
Над задумчивой Сеной,
Где твой образ витал надо мной
И звучала любовь
Отдалённым рефреном —
Вечный Жид проходил стороной.
Он меня обогнал, обогнул и запутал
Над извилистым сводом реки…
Показалось мне вдруг, поглощённой минутой,
Что украл он твои башмаки!
(Хрупкий мост наших рук покачнулся, обутый
В электрические огоньки…)
Возвращайся скорей,
Догоняй мою муку,
Мою тайну узнай до конца,
Сквозь шаги во дворе
Будем долго друг друга
Целовать – пить левкои лица…
Сто кварталов ещё от моста до моста —
Под мостом всё равно – суета…
 

«У старой скорби – новое лицо…»

 
У старой скорби – новое лицо,
У новой песни – старое названье…
Мне грезится – с твоей руки кольцо
Надето на меня окольцеваньем.
 
 
Скатилась под ноги Луна и я шепчу:
«Не подрезай мне крылья, мой любимый!
Я всё равно однажды улечу
И, всё равно, как снег, невозвратимо.
 
 
Что мне – кольцо? Что мне твоё кольцо,
Морозящее холодом металла?
Я запрокину нежное лицо.
Ты взмолишься, чтоб я не улетала,
 
 
Но подо мною – полная Луна:
Мани́т магнит неодолимой силы.
Я – птица. И должна лететь одна,
И промедление – невыносимо.
 
 
А по кольцу ты сможешь угадать,
Что я живу по замкнутому кругу.
Сними его, попробуй волю дать,
И ты поймёшь, что́ можем дать друг другу!
 
 
Здесь, подо мною, звёздные миры,
Вдруг разверзается живая бездна…
Непоправимы правила игры.
И я в твоих объятьях не исчезну.»
 
 
У старой скорби – новый персонаж,
У новой песни – старые куплеты…
Вновь запорхает беспощадный, наш
Снег, сердце леденящий даже летом…
 

Эспанья

 
Из огня появляется силуэт
Обожжённой глины:
Проще чёрного платья – нет,
Нет мадонны – тоскливей.
Ритм её сердца – в биении кастаньет,
Это – капли дождя, для которых Времени нет,
Век от века они становятся чаще и гуще,
Оседая на дне зрачков тяжкой кофейною гущей…
 
 
Смотрят в упор – сквозь поток – эти очи мадонны,
Вынося приговор всем влюблённым,
Откладывающим поцелуи – сквозь дождь – на потом.
Что́ все столетние струи пред очей затаённым огнём?..
Она проходит, а колокол юбки звонит над мостом
                                                                  «Ангелус».
Ангельский лоб, сатанинский намёк уст,
Печальный цвет розы, плачущей в волосах,
Поза замершей птицы – раскрывающий небо – взмах…
 
 
Танца неспешные переборы
Заколотятся вдруг испуганным сердцем,
Позволяя огню сильней разгореться…
И только строгие горы
Сохранят эту песню желаний, любви и терзаний,
Вечной корриды тебя и меня,
Жёлтого пепла – лилового неба,
Тьмы смерти и жизни огня,
Ведь где бы ты не был —
Однажды солнце закроет мулета и это —
Как Огромное Ухо Быка в окровавле́нной руке
                                                                матадора.
 
 
Покуда есть эхо в Толедо
И строгие горы
Хранят стогитарную страсть,
И пока есть святые отцы —
Человеку всегда есть – во что впасть.
 
 
И покуда стоит Мадрид —
В нём будут рождаться новые люди,
Которых мадонна как молнии в землю метать будет,
Питая песчаную матерь-утробу
Свежей стожертвенной кровью,
Мучась Вечною Неразрешимой загадкой —
Л Ю Б О В Ь Ю…
 

Посвящение испанке Стелле

 
Канте хондо! Танцуем со мной, моя Стелла,
Синекрылая Ка́рмен,
В переходе ты жаркою птицей слетела
На рукав мне…
 
 
Канте хондо! Ты не обозналась, сестрица,
Что ж, смотрите,
Хороводом за юбкою юбка струится —
Так танцуют в Мадриде.
 
 
Канте хондо! Ты, пташка моя, из Пильсеты,
Я же – из Подмосковья,
Как похожи твои и мои кастаньеты!
Ты напомнишь мне – кто я…
 
 
Канте хондо! О, Стелла – звезда золотая,
Бёдра – страсть, бёдра – бубен.
Как легко мимо нас поезда пролетают —
Так не будет…
 
 
Канте хондо! Колечко – вон той синьорите!
Птица синяя, Ка́рмен,
Ты слетела в метро, так бывает в Мадриде,
На рукав мне…
 

«Я одуванчики стряхну с твоих волос…»

 
Я одуванчики стряхну с твоих волос,
Как в дом родной, войду в твои объятья…
Чего ни объяснить не в силах, ни понять я —
Со мною и с тобой сбылось.
 
 
Разъединённое – слилось? Но вот опять:
Дом покидать и неприкаянной скитаться,
Без покаянья умирать и не сквитаться
С несчастной долей? Не дождавшись, ждать?..
 
 
Привычен мне мой одинокий пульс.
Несбыточно со мной любое чудо!
Как поцелуй через решётку, буду
Перетекать в тебя прощаньем – пусть!
 
 
Пусть разобьёт нас электрички гул,
Пусть разорвёт решётка наши руки,
Но снова пережить все эти муки,
Прости меня, Любовь, я не смогу.
 
 
Не вижу я ответа на вопрос
О том, на что ответ находит каждый…
Но знаю: чудо посещает дважды
И застревает в завитках волос.
 

Блюз

 
Все слишком заняты собой,
А тут – любовь! – мощь водопада…
И жизнь обрушилась от взгляда.
И только непрерывный бой
 
 
Настенных жалобных мгновений
Стоит в ушах, как наважденье…
– Тахикардия, – говорят.
Снимают с тела электроды.
А я бегу на этот взгляд,
Из коридоров и палат,
В котором смысл моей природы!
 
 
А взгляд молчит. Он затаён.
Его пустынность замечая,
Бегу я, ничего не чая,
Как будто – светоч мира – он…
 
 
И если я остановлюсь,
То упаду на дно, на камень,
Затихнут ходики и канет
Сердцебиение как блюз…
 

Ибо крепка, как смерть

 
Заставила сердце болеть
Пустая, нелепая фраза…
Я тоже училась не сразу
Любить не на жизнь, а на смерть
 
 
И всё отдавать, и не знать,
Что… завтрашний день уготовит…
И вдруг – твердокаменный довод
Закрыл мне уста, как печать,
 
 
И сердце сдавила тоска,
Дышать сразу сделалось нечем…
Ты – мёртв? Ну, а мёртвому легче
Не чувствовать и не искать.
 
 
Но труп не бывает живым!
И лгать не умеют ладони.
Что ж, спи, пусть Любовью не тронет
Тебя обескровленный Рим.
 
 
Он даже в паденье своём
Одарит тебя по-имперски:
Ты будешь с разбуженным сердцем
Искать в нём разрушенный дом…
 

Ты будешь мой

 
Ты будешь мой. Над капищем и тленьем
И в семени грядущих поколений
Наш сплав, благословенный ответвленьем,
Уже святой.
 
 
Чрез тернии ты шёл в мои молитвы.
Отныне я Звездою Откровений
Войду в тебя – то будет свет
Реликтовых растений —
Реликвий Бытия.
 
 
Сияй, Любовь! Танцующих развратниц
Преображая в звёзды Магдалины,
Мы погружаемся в долины танцев
Вдвоём с тобой.
 
 
В том смысл веков – в соединеньи вечном
Двух Вечностей, в спирали бесконечной
Летящих сонмом стрел остроконечных —
Живых стихов!..
 

Певчий дрозд

 
Я – певчий дрозд, я упаду в ладони клёна,
Окоченею на ветру. Как ни дыши
На труп – на съёжившийся пруд незастеклённый —
Не отогреть, не возвратить моей души.
 
 
Ноябрь уносит к облакам дыханье песни —
В проёмах туч, она, прощальная, слышна.
О, как тоска тебя обнимет на безлесье,
На голой круче как вскручинит тишина!..
 
 
Я остывать в твоих ладонях не устану,
Я буду счастлива, обласкана во сне.
И – пусть умру! – не перестанет в каждой стае
Звучать весна напоминаньем обо мне…
 

Бабье лето

 
Бабье лето – оно для бабочек,
Легкокрылых и легкомысленных…
А найдётся ли пара тапочек,
Если душу стихами выстелить?..
 
 
А найдётся ли сердце верное?
Вспыхнет свечкою – тихо, искренне?
И полюбит оно, наверное,
Если прошлое с корнем выскрести…
 
 
Погрустнела рябиной горькою,
Разуверилась в чьих-то жалобах.
Счастье бабье, оно – под горкою.
В горку – тяжко, и я – не стала бы…