Текст книги "Взмах. Былое и дали в поэмах и стихотворениях"

Татьяна Батурина
Взмах. Былое и дали в поэмах и стихотворениях

© Батурина Т. М., 2019

© ГБУК «Издатель», оформление, 2019

От автора

 
Взмах,
    полёт,
        Вечность…
Что споспешествует благополучному
течению человеческой жизни в земном мире
и счастливому продолжению её
в необъятной Вселенной?
Люди всегда будут думать об этом –
чаянно ли, нечаянно…
Народная мудрость просвещает:
«Каков жит, таков и побыт».
Да уж, лучше не скажешь…
Пролистаем страницы своих книг-судеб,
припомним прошедшее, помолимся
о будущем.
Очень надеюсь, что любители чтения
удостоят своим вниманием
книгу «Взмах»
и, может быть, примут к сердцу
былое и дали её поэм
и стихотворений.
 
 
Благодарю вас.
 

Весна

2019

Летописно

 
Прошу тебя, ветка, раскройся,
Распой мне свои небеса,
Пока не распелись колосья,
Не выспела люба-краса.
 
 
Ах, люба!
Пространность, прозрачность,
Приятственность яви и сна!
Неспешно восходит прекрасность
В лесу, на реке, у окна –
Везде, где спроста одиноко
Слежу за извольем весны
Являться с любой стороны:
Все Божии дали ясны,
Миры летописно красны!
 

2019

Росток воскресный

 
Я их пережила – и страсти, и страданья,
Они вели-влекли неведомо куда…
Так мнилось мне, так ставились преданья!
Окрест – рядок к рядку – топорщились года.
 
 
Сначала их ростки цветочно-травяные
Мой взор ласкали, тож цветочно-травяной,
И стебли спелых лоз, лучи перевивные,
Качали сны мои, сияли надо мной.
 
 
А ныне всякий день – таинник многолесный:
Туда ль иду-бреду? А ну как заблужусь…
И дивно ль, что всегда найду росток Воскресный,
И душу – хоть в слезах! – но выведу на Русь.
 

2018

Праотцы

 
Провижу род, святой над ним покров –
Красно глазам от знаменных полков!
О, русская испытанная рать,
Привыкшая за правду умирать!
 
 
Такой завет дал Александр Невский
Святой Руси – мы помним тот завет,
Как Отчие призывные повестки
И клятвы, для которых срока нет.
 

2018

Грустника в дедовой избе

 
Под укрытьем Господнего Лика
Родословная доля жива:
Не напрасно ветвика-грустника
Красный угол в избе обжила.
 
 
Вкруг струистого иконостаса
Расселилась на снимках родня,
Неразлучна средь ночи и дня:
И рядком, и недале от Спаса,
И вдобавок напротив меня.
 
 
В полный рост перед родом покамест
Я стою на житейском юру,
Стукнет время –
поплачу, покаюсь
И по-доброму, может, помру,
А по-доброму – знать, поутру…
 
 
Словно гроздья лозы родословной,
Грустья мудрости лики хранят:
Всякий правый и всякий виновный
Всенаследным прощением свят.
 
 
В тихой грустности тихая радость,
Обретённая в робкой мольбе:
Не грустника ль душевную здравость
Нагрустила фамильной судьбе?
 
 
Дед грустничный туманится рьяно:
«Ты старшая тепе́ря, Татьяна,
Не чинися, согнися дугой
Да и будь всему дому слугой!»
 
 
По грустнике я память равняю
Да поминные слёзки роняю…
 

2019

Пролог[1]1
  Пролог – церковная книга для богослужения, содержащая краткие слова на годичные праздники, жития святых и отрывки из писаний святых отцов (сл. Даля).


[Закрыть]

 
Татьяна, перед ликом Невским
Сокрыв платком надменность лба,
Склонилась ниц: сама мольба!..
И словно про́логом вселенским
Её раздвинулась судьба.
 
 
Татьяна (то есть я) узнала
Огни, светившие вдали
И рядом – с детского начала:
Святые шли со мной, вели
По велим данностям земли…
 
 
О, я постигла тягу мига!
Долга житейская верига,
Но Невский улыбался мне,
На верном скачучи коне,
Но честен век, и вестень-книга[2]2
  Вестень-книга – совестная книга, куда записываются вести о прижизненных деяниях человека (авт. неологизм).


[Закрыть],
Поди, написана вчерне.
 

2019

Тит
^{Поэма щита}

 
Терновка мне видна издалека –
Ещё с дороги, со столичной трассы.
Вот я с моста спускаюсь сыскоска:
Внизу плотвой пузырится река
И шебаршатся речи старика
С неистребимым взором ястребка –
Поди намял кому-нибудь бока
Иль учинил другие выкрутасы,
Теперь плетёт геройские балясы…
 
 
И всех-то учит, всех-то совестит,
Пересекает всякому дорогу –
Всея родни, всея округи Тит!
Кто ни честил вдогон его дороду…
 
 
То бродит, парусиною пыля,
Вдоль улиц за скучающим народом,
А то вдруг заелозит колея –
И дедова запырится тулья,
Как чучело, над чьим-то огородом.
 
 
Следит, пугает… Но каков закал:
Теснит людей и в зной, и в холодину!
Про тайну Тита знает стар и мал:
Он денно-нощно ищет дисциплину.
Не раз-не два заботная родня
Узилищем для тронутых страшила,
Тит только похохатывал: «Брехня,
Что на мою найдётся чья-то сила!
А коли так, родимая семья,
Держись меня, не то возьмусь за шкворень,
Чтоб помнила: моя семья – семь я,
Так Бог велел, а Богу я покорен».
 
 
А нынче дед добрался до меня:
– Залётная, живёшь на дармовщинку,
Не бережёшь хозяйского огня,
Изводишь на гово́рю про глубинку,
А это препустая болтовня,
Почитывали, знаем, не в новинку…
 
 
Я дрогнула, но двинула в ответ
Простительно-неробкие резоны:
Мол, про Отчизну не было и нет
Пустых письмен, а подлые трезвоны
Лжецов зазря пугают Русский свет…
Тит проморгался, погрозил перстом:
– Ох, и гневлива, чистая кумоха[3]3
  Кумоха – лихорадка (казач.).


[Закрыть],
Но и права: пустое на пустом
Настеливает новая эпоха,
А нам к чему? Мы старому верны,
Уставному… Бывали властелины…
А нынешние, может, и годны,
Но дисциплины нету, дисциплины!..
 
 
С тем и ушёл своей дорогой Тит
В раздумиях о титульном народе.
Взгрустнулось мне: хоть старенький, но щит,
К тому ж душой уже в иной природе,
Где соловьится всякий воробей
И где не золко сердцу и не колко…
А сколь таких в Россиюшке моей!
 
 
И вправду: сколько?..
 

2011

Роси́чка

 
Блеснул во мгле равнины снежной
Дороги ранней чистотел,
И русской грусти неизбежной
Порыв, как тройка, пролетел.
 
 
Мелькнуло краткое виденье,
Волненье в сердце улеглось –
Давай, душа, творить варенье
Из русской ягоды авось!
 
 
Авось проглянут дали Божьи –
Не те, прикрытые снежком
Времён обугленные пожни,
К тому ж забытые тишком.
 
 
Не эти, браням беспредельным
Свои – родимей ковылей!
Привыкла Русь к путям скудельным,
Да чтоб из праха и камней…
 
 
Но за привычкою отвычка
Всегда грядёт, как новина:
И вот уж зорьная росичка
Жемчужит здесь, где купина
 
 
Кустов, дерев и трав являет
Свою укромную красу,
Ну, а краса – она сияет,
Вьёт вдоль земелечки росу!
 
 
И дивно ль, что равниной нежной
Опять лошадочки бегут,
И путник с грустью неизбежной
Следит цветущий чистопут…
 

2000–2018

Бога́тищев кров
^{Поэма земли}

 
Под ветошной тягой узла
Брела, походочку дряхлея, –
Не нищенка, не слезолея,
Но видно: без дома-угла…
 
 
Я мимо пройти не смогла:
– Откуда ты, баба, идёшь?
Каким тебя ветром шатало,
А может, исхлёстывал дождь?
 
 
Она застеснялась устало:
– Шатало, хлестало… Так что ж?
К путям мы привычные смалу.
Я, вишь ли, из бедных сортов,
Приймачка, жена завозная,
Вот в ро́дный Бога́тищев Кров
Вертаюсь, дойду ли – не знаю.
Мне б только погост углядеть
С могилкой родимой мамани,
Хочу, вишь, её приодеть,
А то ведь свои ж басурмане
С покоищ сбивают кресты
И топчут поминную травку.
Знай, скорби мои не пусты…
Дойду – так пойду на поправку.
 
 
И впрямь: как-то нехороша.
Вгляделась я в серые очи:
Когда столь смиренна душа?
Когда уж смиряться нет мочи…
 
 
– Постой, а Бога́тищев Кров –
Откуда богатое имя?
Поди, засылали сватов
В дома с закромами тугими!
А ты говоришь, что бедна…
 
 
Тут баба качнулась навстречу:
– Так что ж, на Руси ведь война!..
Не люди затеяли сечу,
А тати с низов да верхов
С отецкими бьются корнями…
Во тлах и Бога́тищев Кров,
Не избы там – яма на яме,
Но жить-то ведь надо… Иду.
Потом уж притянутся дети,
Мужик ещё в ко́ем году
Ушёл и за них не в ответе…
 
 
Бывает…
Но нету даров
Ответней, чем –
Землю ора́ти,
И бедный Бога́тищев Кров
Россию
ужо
побогатит.
 

2011

Разговор со старцем

 
– Что меня будит?
Огласок пространства,
Шелест оврага иль выплеск звонка?..
Старец сказал:
– Заповедное у́дит
Душу из мира – уж больно тонка,
Чтоб упастись от мирского державства…
 
 
– Как же без родненьких дома и сада,
Как же без пра́внучек мне обойтись?
Старец ответил:
– Привьётся рассада
К пажитям рода – того ей и надо,
Ты же, коль будят, вставай и молись!
 

2019

Взмах

 
Войдёт любовь и поцелует в очи,
И приголубит венчик на челе,
И молвит: «Был до счастия охочий…» –
И затрепещет свечка о крыле.
 
 
Ты разве был?
Ты есть в иных сверканьях,
В других пределах, в новых сторонах!
Я зрю: в твоих запястьях-зарукавьях
Упруго скрыт живой вселенский взмах.
 

2018

Про Россию

 
Ужель съезжаешь, плач измызганный красивя?
Мне недосуг: кружусь в тетрадках препростых,
Что ни малюю – всё выходит про Россию,
И кажется, она мой правит стих
 
 
А ты заводишь взор и душеньку спесивью
За Отчий круг – туда, в приманчивую даль…
Слепая суетность! Глядел бы на Россию,
Авось понравилась бы Русская скрижаль,
Где промыслительно и твой означен род,
И Русский колокол, и Русский небосвод…
Но ты в лапландский хлад иль в жаркость абиссинью
Бежишь от счастья, не предчувствуя Россию.
 

2011

Летописец

На сугубый плач и слёзы обратися…

Патриаршая летопись

(под 6756 годом)

 
Это Русь глаголит, просит: «Обратися!»,
Надрывают сердце ветхие листы…
Неужель промчалась жизнь корыстью-рысью,
Засушила очи пылью суеты?
 
 
Как про это вызнал древний летописец?
Иль святой, иль гений?
Или пращур мой?
Размотал клубочек из родимых нитиц,
Обозрел сквозь время облик именной.
 
 
И увидел…
Что бы ни увидел предок,
Он упал пред Богом, набираясь сил,
Плачем разбавляя сажевость чернил…
 
 
Жизнь спустя
Для малых несмышлёных деток
По воде спасенья летопись пустил.
 

2010

Зна́мения татьяне

ВСПЫШКА

…По измождённому лицу узким лучом словно скользнула тень ножа Ощутила лишь сильную вспышку сна, толчок в неизвестность, давно, с рождения, знакомую до мельчайших подробностей света и мглы…

РАЗДЫШАЛОСЬ…

 
Раздышалась память снегом и дождём,
Превеликим зноем раздышалась,
И скользнула в живу душу жалость:
– Сколько лет тянулись тихим порожнём
Без любви, без ра́дости, без жертвы?
– Жаль моя, я никуда без церквы,
А она не в бре́внах – в ре́брах искони́
И всему на свете доброму сродни!
 
 
Раздышалось небо, раздышалось –
Ах, повремени, Татьяна, малость,
Глянь: у дома светит кроткое лицо,
На руке сияет робкое кольцо,
На крыльцо слетает, как серебрецо,
В белом оперенье чьё-то письмецо́ –
Может быть, от рода вестка-памятцо?
Всякое там имя, всяко житьецо:
Будешь умной, Таня, – будешь поминать,
Будешь с милым другом счастье знаменать.
 

2019

Край
^{Поэма любви}

 
А кто здесь бывал, кто бродил до меня,
Что видел при вспышках ночного огня?
Красуется рядом – велик не велик! –
И просится к сердцу цветок-чаровник.
 
 
И просится в душу тоска не тоска,
А то, что наречь помогают века:
И нежность, и жалость, и слёзы тайком,
И благоговенье пред малым цветком.
 
 
Земля!
Ты всегда до предела моя,
От света рожденья до судного дня.
Всегда накануне рассвета и мглы
Едина до смерти, до красной золы.
 

«А и вправду дивное село…»

 
А и вправду дивное село –
Дивное! Садами заросло,
В деревах блуждаю благовольно,
Вспоминаю дом, что хлебосольно
С присказкой: «Мечи, что есть в печи!» –
Предъявлял вчера мне калачи,
Жа́ренье, варенье и печенье,
Вя́ленье, сушенье и моченье.
Пили тоже много, пели тож –
Ой, да на Руси не пропадёшь!
Но главнее главного – реченья,
Тут уж не до щей, не до печенья,
Попадись кому на язычок,
Я-то знаю, потому молчок,
Но зато уж ушки на макушке…
Оценили мой маневр старушки,
Не остались старики в долгу
(Им бы лишь бы бабы ни гу-гу…),
Но, любя златую середину,
Вместе все поведали былину,
И, воспоминая дивный сказ,
Я в садах гуляю, про запас
Собирая шелесты и красы,
Ладя стихотворные балясы…
 

«Одолел солдатчину Игнат…»

 
Одолел солдатчину Игнат –
Кто теперь? Ни пахарь, ни солдат.
Позади – военная неволя,
Впереди – родимая недоля.
Дошагал до дому, седоус.
Ну, а дом не полон и не пуст –
 
 
Вовсе нету отческого дома…
Времени трухлявая солома
Занесла сгоревшее село,
Вся судьба Игната – наголо.
 
 
Не зовёт, не чудится Татьяна,
Сам-один стоит среди бурьяна.
«Как жила, любезная жена?
Может, и теперь ещё жива?
Под какою кровлей, кем сохранна
Временем гонимая Татьяна?»
 
 
…То ли ветер налетел врасплох,
То ль донёсся чей-то тихий вздох.
Оглядел Игнат свою деляну:
«Поживу, пожду, поди, Татьяну».
 
 
Жил и ждал, не помня лет и зим,
Поневоле стар и нелюдим,
Ставил дом и нянчил огородец
И копал диковинный колодец.
 
 
Год копал – земля была темна,
На второй – пробился свет со дна,
А на третий словно засияло
В глубине небесное зерцало.
 
 
Отразился в небе чей-то лик –
В глубину Игнат лицом проник:
Показалось? Вроде показалось,
Но на сердце будто что осталось…
 
 
И судьбу свою в единый миг
Не умом – душой Игнат постиг:
Для Татьяны, помня про живую,
Добывал он воду ключевую.
 
 
Стало быть, водица непроста…
И потом до самого креста
Воду величал Игнат Татьяной –
Словно бы женою богоданной.
 
 
А вода, прозрачная, как скло,
Собрала вокруг себя село –
По доминке, словно по крупинке,
По тропинке, словно по пылинке…
 
 
Что к сему добавить я могу?
Мысль ясна, но замкнута в кругу
Времени, а вымысел беспечен
И в пристрастье к мистике замечен.
 
 
Втайне понимаю: я права,
Коль вода Татьянина жива,
Только что ей жизнь моя и бренность?
Разве что роднит одноименность.
 
 
А ещё – любови старина,
Что сквозь чудеса и времена
Кличет нас из ласкового края,
Под лебяжью руку собирая.
 

2012

В лугах

 
В луга шуршащие, колючие,
В луга прозрачные летим,
Где росы полнятся летучие
Пчелиным стоном золотым.
 
 
Здесь лёгкость юная, волшебная
Во мне звенит, как тетива,
А низом стелется целебная
Собачья тайная трава.
 
 
И рыщет он, мой пёс оранжевый,
Среди пуховых смирных пчел:
Что он читает носом сажевым,
А после думает о чём?
 
 
Хочу, чтоб и смешно, и весело,
Развесив розовый язык,
Моя собака куролесила,
Лишь радость пробуя на клык!
 
 
А то в унынье и суровости
В дому скитается за мной,
Перенося тоскливо новости
Моей свободы разливной.
 
 
Лети, весёлая охотница,
Пока не выжжен луг дотла,
Пока росы цветная горница
Влажным-влажна, светлым-светла…
 

1975–2019

Прости́ны[4]4
  Прости́ны – прощение (др.-рус.).


[Закрыть]

 
Тень прощания взор укрывает
Белым платом и алой метелью –
Так бывает?
Надснежной свирелью
Живу душу мою овевает
Ветр прощенья: бывает, бывает…
 
 
И́схнет[5]5
  И́схнет – иссохнет (др.-рус.).


[Закрыть] сердце иль совоссияет
С белым светом?
Надснежной гардиной
Над оконной родной крестовиной
Утро сердце умилостивляет
И прости́нами увеселяет!
 
 
О, святые прощенья-прости́ны!
Все начала в них, все сердцевины –
Столь старинны они, столь былинны,
Что иной не провидят судьбины
Даже зоркие гроздья рябины
Сквозь окошечко родовичей…
 

2019

Сонет

 
Случившееся нынче иль вчера,
Не ставшее ни счастьем, ни бедою,
Наскучивает скоро, что игра
В шары, да и проходит чередою.
 
 
Зато былою ветреностью лет
Любуюсь, ведь она не повторится,
Как молодая грозка-пламенница,
Сверкнувшая из небыли в рассвет.
 
 
Всё это ты, душа моя, всё ты
Надумывала тайны и мечты,
Изобретала радостный раёшник[6]6
  Раёшник – гранёное стёклышко, показывающее предметы в радужных цветах (сл. Даля). Здесь: призма радостных явлений бытия (авт. неологизм).


[Закрыть]…
 
 
Труды порой бывали нелегки,
Но ты носила в милые деньки
Корону на главе, а не кокошник!
 

2019

Царицын
^{Триптих}

I. Имя

 
Во времени оном, когда набело
Вкруг былей росли небылицы,
Царицыно Имя на город сошло –
Как милость Небесной Царицы.
 
 
Доныне струится целебный елей
На пьяно-забвенные лица –
Ужели они царицанских кровей
Во граде Небесной Царицы?
 
 
Скучает народ самой подлой тоской
И алчет нетрезвого быта,
Порой разумея: престольной Москвой
Великая Русь позабыта.
 
 
Гуляем да пляшем, да пьём, да поём,
Да жалимся Божьему Царству,
Как землю Отецкую, души внаём
Сдаём самому государству.
 
 
Но так ли грозны переветы судьбы
И грехопадений плени́цы,
Коль всякую тварь обымают мольбы
И слёзы Небесной Царицы?
 
 
Смущённо колеблется сердцем народ,
Держатель Царёвой землицы:
А если Царицын – исход и восход
К Престолу Небесной Царицы?..
 

1999

II. Пророчество

 
Уж не пора ль, перекрестясь,
Ударить в колокол в Царьграде?
 

Ф. И. Тютчев

 
А Царьград от Царицына недалеко:
Соименники звёздное пьют молоко
Там, на Млечном Пути, на дороге царей,
Но пустынно Земле без былых алтарей.
Возвратится ль Царицын, вернётся ль Царьград?
Обмираю, душою скользя наугад
В даль, где время царицынский вьёт вековей:
Царицанка я – стало быть, царских кровей.
Оттого эта странная древняя грусть,
Что Христова престолонаследница Русь
Не царицей живёт на крещёной земле –
Словно нищенка, роется в древней золе:
В той золе ещё дышит царьградский подзол,
Той золой осквернён Православный престол.
Неужель на Руси не родится пророк,
Не восплачет, сколь грозен царьградский урок?
 
 
…Пять веков без креста Византия и храм,
Пять веков здесь курится чужой фимиам,
Но не клонит София святого лица,
Дабы кто не восхитил златого венца.
То – венец ожиданья, и немудрено:
Воспарит над Софией однажды вольно
Восьмилучье креста, воссияет алтарь,
И восславит Христа Православнейший царь.
И София, подъяв над владыкой венец,
Лебедицей взлетит с цареградских крылец…
Совершится пророчество, нет ли – как знать,
Ведь в Царьграде пока надмевается тать,
Аки беркут, когтится во древних дверях,
Аки лев, вьётся в рыке при древних камнях.
Долго ль зверю кружить меж святых колоннад?
Скоро ль колокол Божий прибудет в Царьград?
Или Русь-царицанка забыла про щит,
Что Олегом к вратам цареградским прибит?
 

Стамбул, июль 1996

III. Дар-гора

 
Дар-горской переулок туманно тосклив,
Словно древние-древние нити наитий
Чья-то боль порвала – и пропал перелив
Небывалых теперь уже чувств и событий.
 
 
Я юницей жила среди яблонь и слив,
С белобровкой-дроздихой вела переклик,
Подорожник лелеял родные дорожки,
Заодно и худые мои босоножки,
Но, наверно, юница опрятно цвела,
Коли с ней Дар-гора разговоры толкла.
 
 
На земельке, дарёной когда-то царём
Погорельцам-гольцам приречного посада,
Всякий рос огородником и кустарём,
Почитая Царицын знатнее Царьграда:
Там ведь турки засели по милости зол,
Одолевших когда-то народ византийский, –
Да ведь это ж для всех православных позор!
И, наверное, крест –
И по чести российский.
 
 
Ох, и много родная земля наплела
Былей-небылей, сказочных нитей-наитий
Насквозила!
Как мать, за собою вела
В дали святожи́тий и простецких прожитий.
Да и то: Дар-гора не одна ведь была
Вручена царски-щедрым указом посаду:
Много раньше Царица Небес придала
Святоцарское Имя поволжскому граду.
И – невидимо! – Имя во граде живёт,
И мольбы о распятых соборах поёт.
 
 
…Вот Царицын вернул Александров собор –
Не вернёт ли очам царица́нским отраду,
Обратив долгочаемый взор на Босфор:
Не пойдёт ли с крестом Православным к Царьграду?
 

2019

Нараспев

 
По Волге, как вечность, тянулась баржа –
Как целые годы!
И зноем, которым томилась душа,
Туманились воды.
 
 
Мы с чайкой-кричайкой со взгорка песка
Баржу провожали –
Ничью!
Не с того ль вдруг вскружила тоска
Песчаные дали?
 
 
С того ли, с сего ли потух окоём,
Вскипела окрестность,
И знойную томность омыла дождём
Родная небесность.
 
 
Я чайку прикрыла ладонью на миг,
Она встрепенулась,
Сквозь ливень вспорхнул в небеса её клик –
Ко мне не вернулась,
Исчезла за струйным нарядом дерев…
Я тоже исчезну:
К благим небесам возлечу нараспев
Сквозь мокрую бездну!
 

2019

Аспара́гус[7]7
  Аспарагус – самый пышный многолетний вид спаржи семейства лилейных (лат.).


[Закрыть]

 
Высверкнул солнца абрис –
Тонко вскипел парус,
Волны пронзили борт
С именем «Аспарагус» –
Яхта помчала в порт!
Там, в садах, аспарагус
Благостен и здоров,
Имя его что парус –
Лилия средь садов,
Даже луканька[8]8
  Лука́нька – бес (др. – рус).


[Закрыть] – хаос
Сроду не рушил кров
Пышной лилейной спаржи:
Люди не знают слаже,
И зеленей, и глаже,
И не гадают даже:
Чья, из каких сортов,
Вестница чьих штормов,
В коих спасался парус
С именем лилии-спаржи?
Ах, ну каков аспарагус!
 

2019

Раскат на оке

 
Жарить картоху на певчем огне,
Пить молоко на нежнейшем легато[9]9
  Легато – (ит.) музы кально-связное исполнение мелодии.


[Закрыть] –
Вдруг, аки чудо, в стаканах – стаккато[10]10
  Стаккато – (ит.) музыкально-отрывистое исполнение мелодии.


[Закрыть] –
Киндзмараули и песнь наравне!
 
 
Музе ж пристало в пиано[11]11
  Пиано – (ит.) музыкально-тихое, негромкое исполнение мелодии.


[Закрыть] – вине
Виться и в таловой млеть купине:
Ах, прикорнуть на её локотке,
Ах, убаюкаться в нотном платке
Под благодвиженье вод на Оке!..
 
 
Будьте ж заздравны, порадки[12]12
  Порадки – наивные радости (авт. неологизм).


[Закрыть] раската –
Музыка памяти и жития,
Где веселюсь не последняя я!
 

2019

Бальзамин

 
О родине, о доме – лучшем самом! –
Не позабыть: там светит свет живой,
И молод мамин голос зазывной,
И стены детской столь любимы мной,
Что не побелкой пахнут, а бальзамом,
А улица, влекущая домой,
И ныне умещается во взгляде –
От солнышка до вынянченных глин…
 
 
Ужо цветёт во встречном палисаде
Какой-нибудь хороший бальзамин,
И пялится лучистое оконце
Наивным склом на солнечный закат,
Как будто за день не хватило солнца!
И ветр стучит в калитку нараскат.
 
 
Сиротский стук не слышать невозможно –
Так древен он, так жалостно-тосклив…
Но где же пёс в тревоге заполошной,
Где летный дед с щербатой миской слив?
В зелёных снах кирпичная дорожка –
Трава, трава без проблеска цветка,
А припозднись хозяин на немножко,
Ушёл бы дом с разгульного свистка.
Но вон, гляжу, кудрявится картошка
Вкруг погреба и птичьего кутка,
Висят рябые тряпки на заборе –
С нужды, поди, не взыскивает тать…
Пожалуй, поздно плакать о разоре
Земли – и рано вечность призывать.
 
 
Жива ведь Русь от веку и доныне,
Не зря лечу я в праздничном поплине
В домашнюю бальзамовую даль
С мечтою о хорошем бальзамине!
 
 
А сей цветок не жалует печаль.
 

2010

Сухари

 
Хвала ржаному караваю
До малых крошечек его!
Я хлеб жую да поживаю
Внутри народа моего.
Навряд какая перенова
Спугнёт задиристость кваска!
А щей святая установа,
Где и картошечка пухова,
Где и капусточка хрустка!..
Хватало б только мисок-ложек,
Лилась бы брага в скобтари,[13]13
  Скобтари – деревянные чашки с двумя ручками-скобками (др. – рус).


[Закрыть]
Но для житейских переможек
Всего нужнее сухари
И ладны с ними, и привычны
Любые хоженья-труды:
И те, что кротко горемычны,
И те, что водят от беды.
 
 
По всей Руси в молебной лести
Сушили хлеб не впопыхах –
И он, что русич, честь по чести
Крепчал при семьях на часах.
 
 
От роду вечность озирая
Через обмолвки в букварях,
Я чудом знаю: и до Рая
Русь долетит на сухарях!
 

2011

Мать и дитя
^{Триптих}

I. Лавина

 
На белых холстах долгожданного сына встречала,
Но, муки снося, не от боли – от горя кричала.
Не чуяла рук милосердных, заботливых, древлих,
Не чаяла свету от слёз неизведанно велих,
Когда среди ночи душа на мгновенье прозрела
И страшные виды на скле пустоты разглядела.
В бреду ли, во сне ли, но видела льдистые горы,
В которых скользила она безо всякой опоры
С младенчиком голым у сердца, с младенчиком спящим,
Во зло и добро на руках материнских входящим.
Вдруг, словно из бездны, вползла-накатила лавина
И выбила, вырвала, выкрала млечного сына!..
Рванулась вослед, заметалась во льдах обомлело,
Кричала душа, сотрясалось ознобное тело,
И тихо сказала кому-то сквозь дверь повитуха:
«Авось разродится, коль хватит природного духа…»
 
 
Когда же младенец исшёл из жемчужного чрева,
Увидела мать над собою янтарное древо,
А перевязали алмазную нить-пуповину –
Навеки забыла бредовые льды и лавину.
 
 
Но странной тревогой с той ночи наполнены очи,
Куда-то глядят, и глядят, и глядят что есть мочи –
Куда?
Все ведь дали давно у судьбы на ладони
Покорно видны с высоты запредельной долони…