Текст книги "Привычка возвращения весны: веяния и странствия"

Татьяна Михайловна Батурина
Привычка возвращения весны: веяния и странствия

Автор выражает искреннюю признательность Сéргию Михайловичу Чукину за попечительскую помощь в издании книги.

В оформлении использованы живописные работы волгоградского художника Анатолия Александровича Михайлова.

© Батурина Т. М., 2021

© ГКУ ВО ЦИМТО, оформление, 2021

* * *

Жизнь, как прежде, впереди

Стран-ствия. Стран-ники. Стран-ница. Про-стран-ство. Пространство стихов Татьяны Батуриной, собранных в этой книге, – Мироздание. В нём связаны воедино горы и долины, города и веси, север и юг, Запад и Восток. Прочитывая стихотворение за стихотворением, вместе с героиней-странницей идёшь из Петербурга в Москву, из Москвы в Волгоград, из Омска на Украину, оттуда вновь в Москву, а далее – Кипр, Стамбул, Рим, Ашхабад. И они не выстраиваются в одну линию, как маршрут путешествия на географической карте. Всюду – образ Руси, Святой Руси, «послушницы небес» с её храмами и крестами, свечами и лампадками, с её Куликовым полем – святым полем, с сердцем её – Москвой, где «сорок сороков крестов сияют воедино». Этот образ делает пространство объёмным, даже маленькая Бекетовка в Сталинграде, где прошло «перволетие» лирической героини, раздвигается до границ мироздания. Всё, где бы ни была героиня, проходит сквозь её сердце, и где бы она ни была, она возвращается на Русь, в родные донские, волжские степи, дорогие сердцу тем, что

 
Здесь видно Россию с любого холма,
Здесь молятся Богу, на век невзирая.
 

В книге странствий Татьяны Батуриной ощущается связь с древнерусской литературой. Жанр «хождений», или по-древнерусски «хожений», в Святую Землю – духовный центр христианского мира, служил осознанию Руси как части этого мира. Не случайно и у Т. Батуриной рядом стоят Переславль-Залесский, Сергиев Посад, Синай, Иордан, Иерусалим, идут одной чередой лики Александра Невского, Сергия Радонежского, Иоанна Златоуста, Иоанна Богослова, Иоанна Лествичника.

А из Иерусалима мы сразу попадаем в глубь Руси, в село Молёбку, в самом названии которой – молитва, «христоприимный отдых ходока». И «Царьград от Царицына недалеко», между ними существует неразрывная внутренняя связь через имя, может быть, имя Самой Царицы Небесной. Подобно тому, как Игумен Даниил в своём «Хожении» называет себя «игуменом русским», лирическая героиня видит себя на Святой Земле русской славянкой:

 
В простой, по-славянски пошитой рубахе
В бессмертную воду вхожу.
 

Неизменно возвращается героиня в родительский дом, постоянно, сердцем, во времени… В стихах – ощущение весны. Весна – это молодость, вспоминания о которой связаны с Ленинградом и Херсонесом, Гурзуфом и Коктебелем. Это надежды. Это Русь, где «Талый ветр теребит палисады». Это Пасха, светлее которой Праздника нету. Всюду веет весенний ветер. Пространство в стихах неотделимо от времени, а будущее – от прошлого. Там, где Татьяна Батурина пишет:

«…Когда состарится вино – когда-нибудь… давным-давно…» – и глагол в будущем времени сочетается одновременно с наречиями «когда-нибудь» и «давным-давно» – это не грамматическая ошибка, это ощущение единовременности бытия. Или его мгновенности. Или повторяемости, неизменного, привычного, вечного возвращения весны. В странствии, в дороге стираются границы между временем и пространством: размётываются по ветру года, путник «меряет пешочком время о́но».

Ещё одна тема навеивается стихами Т. Батуриной – тема поэзии. Многие места, где побывала лирическая героиня, она проживала ещё и через поэзию, литературу. Ленинград и набережная Мойки, Царское село, Михайловское – это, конечно, Пушкин, который «с народом Божии глаголы пером гусиным примирил»;

Кабул – Хафиз (Хафез); Салоники – Бакхилид, Андижан – Кабир. В поэзии раскрывается Истина, и истинные русские поэты – те, которые «евангельский познали идеал». В истине формируется и выражается русский дух: «Растите, русские стихи, Растите Русь». Она есть «краткий перевод с Небесного на дольний».

В ней отражается и гармонизируется сложный мир, в котором противопоставлены жизнь и смерть, родное и чужое, стольный град и деревня, юность и старость, древность и младость.

Так же гармонична поэтическая речь Татьяны Батуриной. В её строках сквозит удивительно тонкое чувство языка. Церковнославянизмы и народно-разговорные слова передают содержание, настроение, дух произведений, дополняются и украшаются неповторимыми авторскими образованиями: «нéпути-пути», «души-плакуши», «вестень-книга» и многие другие. Стихи звучат: «Крепок Кремль Московской прави под святым Крестом»; «Дни ясны, и красны, и гласны»; «…все на свете свирели пели, и пели, и пели, и пели»; «Свой глас, окликающий мир миротворно, свой кров – Мирозданья покров», где помимо стечения сонорных звуков обыгрываются слова с корнями «-мир-» и «-кров-».

Поэтический сборник Татьяны Батуриной «Привычка возвращения весны: веяния и странствия» включает в себя стихотворения разных лет, в том числе и новые, сегодняшние. Перед глазами читателя не только проходят страны-стороны, где побывала сама поэтесса, где открывался постепенно перед нею мир, но предстаёт взросление души, постижение ею смысла бытия, ценностей истинных и ложных. И, с одной стороны, мы видим взгляд на былое со всей глубиной понимания прошлого и настоящего, но, с другой стороны, это не подведение черты, а привычное ожидание весны, потому что «жизнь, как прежде, впереди».

О. А. Горбань,

доктор филолологических наук, профессор ВолГУ

Кров

I

 
У всех свои брани, свои кавардани –
Что миру до волей моих?
Но ладные люди не в лад обрыдали
Мой сад, мой обычай, мой стих.
 
 
Неужто мой лик изовьётся фантомно
В розариях хитных дворов?
Изгласится глас мой, словущий потомно?..
Да полно! Возбранен мой кров.
 
 
От века до века, от распри до славы
Мой родич умнел на чуток,
А с ним возрастала родимость державы,
Что роза – домашний цветок.
 

II

 
У всех свои брани, свои кавардани,
Их тени темнятся в очах
Людей, что в невольных страстях обрыдали
Свой плач, свой удел, свой очаг,
 
 
Свой лик многоструйный,
сквозящий фантомно
В сияньи энергомиров,
Свой глас, окликающий мир миротворно,
Свой кров – Мирозданный покров.
 
 
Но всякий спасён, сторонящийся розни,
Лелеющий корни свои, –
Являйтесь в молитвах, сердечные прÓзри,
Во имя Превечной Любви!
 

2021

Про́лог[1]1
  Про́лог – церковная книга кратких сведений о годичных праздниках, житиях святых и святописаниях (сл. Даля).


[Закрыть]

 
Татьяна, пред великим Невским
Сокрыв платком надменность лба,
Склонилась ниц: сама мольба!..
И словно про́логом вселенским
Её раздвинулась судьба.
 
 
Татьяна (то есть я) узнала
Огни, светившие вдали
И рядом – с детского начала:
Святые шли со мной, вели
По велим даностям Земли…
 
 
О, я постигла тайну мига!
Долга житейская верига,
Но Невский улыбался мне,
На верном скачучи коне,
Но честен век, и вестень-книга,
Поди написана вчерне.
 

Санкт-Петербург,

Александро-Невская лавра

2019

Привычка возвращения весны

 
Талый ветр теребит палисады,
Дни ясны, и красны, и гласны:
Ах, как любо сиянье рассады
В ненаглядных оконцах весны!
 
 
Полелеять бы прихоть вселенску –
Стиховую весеннюю нить:
Отвести от окна занавеску
И устами к устам говорить…
 

Святая Русь

2021

На Москве

Станиславу Юрьевичу Куняеву

 
Вся заоблачная сень –
Певчий свет Московской крыти:
Строю рифмы третий день,
А четвёртому не быти,
Как не стать иной Москве:
Не по чину златоглавой
Усмиряться чуждой славой,
Чудовской служить тоске!
 
 
Русь стоит не на песке –
Хоть златом! –
на колоске
На пшеничном, на ржаном
(Настоящем золотом!)
Да на древностной Москве –
На поставе на земном:
И без брани, и без брави
Крепок Кремль Московской прави
Под Святым Крестом.
 

2021

Отец и матерь

 
Ложились отческие рати
Во снеги смертны, не во сны…
Но шли и шли отец и матерь,
Всё шли по времени войны.
 
 
Их души прятал Огнь Небесный
От преисподнего огня –
И возвышался ход сокрестный
В святом предчувствии меня.
 

Советский Союз и Европа, 1941–1945

2002

Автопортрет с тюрей

 
Среди апельсинных ноктюрнов,
С бокалом свечи золотой?
Нет, с ложкой над кашею-тюрей,
В сорочке из марли пустой.
 
 
Так крепко я ложку держала,
Что сгинула в нетях война:
Видать, победиха-держава
И тюрей спасаться вольна!
 
 
Она присмотрела за мною,
И я не забыла о том,
Как мать подпирала спиною
Наш талый, наш глиняный дом,
Как вечером с доброго неба
Снимал мой усталый отец
Пшеничное солнышко хлеба,
А вместо звезды – леденец.
 

Сталинград, 50-е годы

2001

Угол парка

 
Угол Парка –
Не тот ли, не там ли,
Где в мороз не пускали детей
На ученье?
Не там ли из мямлей,
Как из платьев, росли без затей?
В жёлтом круге домов шлакоблочных
Угол Парка то зелен, то бел.
Сколько вод протекало проточных
Через этот укромный предел!
Вот вдали появляется кто-то:
Ближе, ближе… совсем на виду!
Это мама с базарной охоты
Поспешает на полном ходу –
Через Парк.
Обернётся сторицей
Нашей маме судьбы целина:
Детский сад, магазин и больница,
Три дороги, а в общем одна –
Через Парк,
В нашу будущность прямо,
В наши с братом рассветы и тьмы…
Угол Парка, дорога и мама –
Нет у памяти слёзней сумы.
 

Сталинград, 50-е годы

1989

Широка страна моя родная

 
По край двора овражная раскоска
Укромной изукрашена травой,
И рядышком –
на цыпочках! –
берёзка,
А беленькая шустренькая Розка –
Тёть-Манина любименькая козка –
Шелковой услащается листвой.
 
 
Сегодня мой черёд взирать на нежность
Рогатую:
брат Витька на пруду
Бекетовском,
жалея нашу бедность,
Выстругивает чаканку-дуду –
Спешит!
И вот уж вьётся флейта лета
У дома,
а за близеньким углом
Поскрипывает старая телега
Со сказочным торгашным барахлом.
Старьёвщик,
пожимая Витьке руку,
Нахваливает дудку так и сяк:
Она, мол, инвалидскую докуку
Развеивает,
это не пустяк,
Бери что хошь за дудку
и за так…
Да, не пустяк, и Розка не в обиде,
 
 
Вон как сияют белые шелка!
Вся улица сияет на планиде
Послевоенья –
ох, и широка!..
 

Сталинград, 1955

2020

Школьное счастье

 
Я помню советскую школу
В Отраде, в начальной поре,
Где нас обучали глаголу,
И счёту, и думной игре –
Кто лучше,
кто выше, кто краше!
 
 
Но были мы ровня-родня
Исконного племени «наши»:
Росли на общинной ведь каше! –
Жмень ржицы на жмень ячменя…
 
 
Ах, добрая школьная каша,
И доброго хлеба припас,
И добрая баба Малаша,
Творившая кашу для нас!
 
 
Я помню советскую школу
На солнечной на Дар-горе,
Вовек бы её ореолу –
Небесно-земному раздолу –
Сиять даргорской детворе!
 
 
Ах, добрые школьные своды…
При них – стадион «Пищевик»,
Где мчались спортивные годы
К победам сквозь радостный крик!
 
 
Я помню советскую школу,
Разбежный раскидистый двор,
 
 
И Лёшку, чей свист за окном
Туманил мой радужный взор,
И полечку под радиолу
На майском балу выпускном
Так помню!..
 

Сталинград, 1962

2020

О, рай!

 
Вспомянула Бекетовский край,
Заглянула в своё перволетие,
И летящею рифмою «рай»
Облеклось во груди междометие:
«О»!
Румянились нежность и юнь
На родимой земле-разноцветовке,
Огородовке и ветроветовке,
Где певучий кузнечик-июнь
Возглашал мирозданность Бекетовки!
 

Волгоград

2021

Порфир – сердце мира

 
Детства милые земли
Из-под руки не вижу:
Слепотно…
Не затем ли
Сердце ближе и ближе?
 
 
В нём ни одной таинки –
Я провела раскопки:
Взрыды сошли в пылинки,
Грёзы вструились в тропки,
Горечи – в зори алы…
 
 
Дело, Господь, за малым:
Хоть бы врастила лира
Алые звуки в лалы,
В крепь первача-порфира –
Красного сердца Мира!
 

2019

Нету све́тле праздника

 
Дéвицей-косицей-босоножкой,
Ветерковой ленточкой виясь,
Колокольной звончатой дорожкой
Ты летела, светлому дивясь.
 
 
Всё светилось: камешки и мошки,
Палисадов алая цветва,
Вдоль канав – бутылочные брошки,
Вдоль дворов – лежалые дрова.
 
 
На холме светился храм столетний!
Матушка учила: «Про запас…»,
А вчера приснилась: «Нету светлее
Праздника, чем Пасхочка, у вас…»
 

Отрада, предмостье Волгограда

2020

Поле жизни и смерти

 
Пустынная доля, невечный приют,
Напрасные жалобы-пени,
А руки неправду плетут и плетут
В извечной тоске повторений.
Доколе выстуживать древнюю даль
Немереной русской дороги?
 
 
Я шла, да споткнулась:
лежала медаль,
Как тайна земли-перемоги.
Потом я увидела спящих солдат:
На белом мерцанье метели,
На ржави металла и крови
У врат
Небесных
Их мощи белели.
Их души,
Небесные створы прейдя,
Избыли земное сраженье,
Призывные клики земного вождя:
Иное им слышится пенье,
Иные им видятся дали дорог,
Иные мерцают метели,
Тепло без шинелей, легко без сапог,
Доспехи давно во скудели…
 
 
Чей прах не оплакан и не погребён,
И попран пятой мародёра?
Никто, кроме Бога, не знает имён
Всех ратей Небесного взора.
 
 
Всё ж память земная не камень лежач,
Но слава, сокрестная стягу
Прощанья: и поздний раскаянный плач,
И эта медаль «За отвагу».
 
 
Врачуй свои боли слезою своей,
Душа,
И молитвой – чужие…
Над спящими в мае поёт соловей
О том, что у Бога все живы.
 

Хутор Степно, Калачевский р-н

2003

Макинтош

 
Прошёл через деревню,
Как сквозь ненастный день,
Старушечью роевню
Его вспугнула тень.
 
 
В сумятице испуга
Гадали, но вотще:
– Шпиён?
– Али ворюга!
– В ненашенском плаще…
 
 
Ещё смущали сумка,
Узорочье штиблет,
А Глаша-полоумка
Грозила, караулка,
Прохожему вослед.
 
 
Глядела, как прискочкой
Шёл путник за увал
И странно-светлой точкой
Вдруг из виду пропал.
 
 
Убогая завыла,
Как будто кто утоп:
Ведь там,
в степи, окоп
И старая могила!
 
 
А странник у берёзы Раскинул макинтош,
 
 
В глазах мерцали слёзы,
И голос плакал тож.
 
 
Упал крестом, стеная,
Цепляясь за полынь:
– Прости, меня, родная!
Услышал:
– Не простынь…
 
 
Предвечные печали,
Томительная дрожь –
Такой и жаждал дали…
 
 
А бабки всё гадали:
– Из наших с кем-то схож?
– Куды там…
– Но пригож!
 
 
Когда б ещё свидали
Заморский макинтош…
 

Ниж. Омка

2011

Свято поле

 
Как больно, Господи, как жалко
Всего, что спрятано в груди!
У дома вдруг вскричала галка…
Что, Куликово впереди?
 
 
Да сколько ж можно Свято Поле
Пытать копытом и огнём!
Доколе, Господи, доколе…
Ответил Бог: «Перемогём».
 

Прохоровка

2011

Не ставьте горькую на стол

 
На свете много ль истинных чудес?
Вот на Руси: в любой заглянешь лес –
Там древний крест невидимо стоит
Или часовня листьями струит.
 
 
Все на Руси привыкли ко всему:
Копейку чтят и нищую суму,
Благодарят за праведную ложь,
Стрясая быль с дырявеньких подошв.
 
 
Не на Руси ли истина в родне,
А потому, как водится, в вине?
О, здесь подвох: вино или вина?
Вопрос хитёр, а истина одна.
 
 
Она в любви от края и до края
И в том, что все прейдут земной раздол.
Прошу: не ставьте горькую на стол,
Не пейте,
поминая…
 

Святая Русь

2020

Ог'нь лампадный

 
Во мгле всегласного разлада
Всея́ вселенския оси
Струись,
Воскресная лампада,
Во имя Спаса на Руси!
 
 
Её извенчивают ветры,
Её выхмаривает хмарь,
Но отродясь родные ветви
Лучатся в окна,
словно встарь,
Когда владала домом печка
Зимой, а летом – керогаз,
Когда ладком, не напоказ,
Взвевалась утренняя свечка,
Да и крестовая аптечка
Домовный радовала глаз,
Следя с плетёной этажерки
За всеми в доме и вовне:
Готовы ль детки к медповерке,
Тепла ли шторка на окне
И плотно ль прилегают дверки
Веранды к матушке-стене?
 
 
Лампада тоже зналась с печкой,
И с этажеркой,
и с окном,
Светясь внимательным сердечком
Над старым, старым,
старым склом…
 
 
…Неуж не чуешь, тать разладный:
Изгáрен твой кощунный глас,
Коль оглавляет Огнь лампадный
Сам Старый, Старый, Старый Спас?
 

Святая Русь

2021

На полянке

 
С Москвою в древнем кумовстве,
По чину москвитянки
Я каждый год живу в Москве
У храма на Полянке.
 
 
Вот кличет на молебный слёт
Заутренняя по́звень –
Бегу! Под ноженькой поёт
Стремительная подземь.
 
 
Преудивительных статей
Отеческие недра:
Москва стоит на пустоте,
А держится за Небо.
 
 
И то: хранит златой престол
Златая пуповина,
Ведь сорок сороков крестов
Сияют воедино!
 

Москва

1994

Татьянин день

 
Сумрак фиолетов,
Крыши зелены,
В домике поэтов
Свечи зажжены.
 
 
В белом переулке
Красное крыльцо,
В маминой шкатулке
С камушком кольцо.
 
 
Вспомню я колечко –
Словно зазвенит!
Мамино сердечко
Камешек хранит.
 
 
И пока витает
Над свечой пиит,
Камушек не тает,
В золоте блестит.
 
 
И в ответ блистая
И персты сплетая,
Под шумок и чих
Я читаю стих,
А в стихе златая
Даже запятая!
 

Переделкино

25 января 2002

Черновики-беловики

Черны мои черновики…

Николай Рубцов

 
Не оттого ль черны черновики,
Что так чисты движения руки:
Ведь ей дано, про душу не солгав,
Не пряча слово в узенький рукав,
Явить на свет зелёный взор строки…
Не от земли ли вы, черновики?
 
 
Не оттого ль белы беловики,
Что в чёрный прах истёрты башмаки,
И так босым не терпится ногам
Пройтись по райским шёлковым лугам,
Где не страшны ни кочки, ни пеньки…
Не от небес ли вы, беловики?
Быловеки…
 

Святая Русь

1975–2003

Муза

 
Не чаровница сумрачного бала
С велеречивым и ломотным ртом,
А скифская приземистая баба
С огромным детоносным животом –
В дыму луны, в пуху степного плёса
Пришла, овеянная чабрецом,
И головой своей простоволосой
Качнула ветку света над крыльцом.
 
 
Спросила: «Я живу иль умираю?»
Чабрец дышал и вянул на свету
Не пред вратами лепотного рая –
Перед дверьми в земную тесноту.
Так и стоит.
Давно истлели двери,
Дремучей степью выстлалось крыльцо,
И смотрят удивительные звери
В её древлесиянное лицо.
 

Таганрогское городище

1985

Воспоминание о первом вечере поэзии

 
Сцена, разубористая стая
Зрителей, любезная вполне,
Всё ж немею в яркой тишине
С залом круговым наедине –
Пчёлка, залетевшая извне,
Крылышками юными взметая
Не огни свечей – поэзострочки,
Рябенькие бледные листочки,
Развевая прочерки и точки,
Ночью надиктованные мне…
 
 
…Что за диковатые цветочки,
С крылышками пчёлки наравне,
Светятся в поэзокупине?..
 

Омск, 1966

2021

Праречь

 
…Гарко… дымно… даль во мгле…
свет изъела тля
розни?..
 
 
Ты нужна Земле,
Родина моя!
 
 
Мутят бесы вкругаля
Речки и поля,
Мразят дождики и снег,
Лики и слова…
 
 
Древен идольский набег –
Русь вовек жива,
Коль сумела приналечь
Против смерти на прамеч[2]2
  Пра – предлог, означающий родство или связь в дальнем восходящем или нисходящем (предков, потомков): сл. Даля.


[Закрыть] –
На Господню речь
Праземéль, право́д
Прáдедов –
и вот
Праведно молюсь:
«Ты прасвéтна, Русь!»
 

2021

Когда есть храм

 
Помыслить не могу о странниках
без страха:
Всегда ли под звездой охранною бредут?
Хотя б ребёнок тот,
на ком худа рубаха
И кто, по летней благости, разут.
 
 
Совсем ещё дитя со млечными плечами,
Но речь не о летах –
о том, куда идёт.
Ах, Господи, глядит без горя и печали,
Хотя сума тоща и подвело живот.
 
 
Но, слава Богу,
путь закончился укромный
Благополучно, без опасностей и бед,
Поскольку звал вперёд удел белоцерковный,
Сиял над тьмою Всеученья свет.
 
 
Привиделось?
Но столь несуетно, невтаем…
Наверно, мы в себе не помним дивных сил:
Уж коль в иных мирах мятёмся и витаем,
В земном – родимом! – и подавно колесим.
 
 
А коли вымысел, одна за то расплата –
Исподтишка стоять над собственной душой.
Проговорись,
чему была ты соглядатай,
Увы, случайный и по времени чужой?
 
 
Но лучше промолчи, душа,
во славу Божью,
От грешной болтовни утратам несть числа…
Когда есть храм,
вовек не быти бездорожью.
Не ты ль сама во храм в неведении шла?
 

Белая Церковь

1994

Сны и пробуждения

1

 
Асфальты, мосты и каналы –
До самых небес сквозняки!
И белой Лебяжьей Поляны
Чрез белую речку мостки.
 
 
Деревня румяна-беляна,
Околица тоже бела:
По белу Лебяжья Поляна
В свой птичник меня привела.
 
 
Но много ль гусей здесь и уток?
Есть куры, но нет лебедей,
К тому ж искусительный смуток
Гуляет средь добрых людей:
Сверкнёт ли крестьянская воля,
Коснётся ли пасмурных лбов?
Неуж вековуха-недоля
Послаще заморских хлебов?..
 
 
И всё же не меркнет деревня,
Надеясь на русскую грусть:
Авось, хоть на имечке древнем
Лебяжья удержится Русь.
 

2

 
Лебяжья Поляна, родные метели
Берёзам-рябинам,
 
 
Морозные сны деревенской скудели
В пуху лебедином.
 
 
Туманно и снежно в окошке, а гляну
Сквозь зимнюю мéледь –
Спускается ночь на Лебяжью Поляну,
Как чёрная лебедь
С высокой повадкой мерцательной вьюги,
Но значит ли это,
Что вьюга завьюжит в ледовые крýги
Таи́нницу света?
 
 
Ах, чёрная лебедь не вьюге покорна,
А белой двойнице
В простом оперенье дневного покрова
Под стать багрянице.
 
 
И в белой деревне над белой рекою,
И в целой юдоли
Ни та, ни другая не знают покоя
В стяжании воли…
 

3

 
Хозяйка звенькнула ведром –
Во мне возник небесный гром,
Наметилось ненастье –
Привычное, ко счастью.
 
 
Болею, видно. Взаперти
Сижу смирней смирены,
Страшась и нéпути-пути,
И всякой перемены.
 
 
Ни зги, ни крошки, ни глотка,
И мысли жарче пуха…
Не взять ли примус за бока
И кипяченьем молока
Унять киченье духа?
 
 
Ему, вишь, близок
Млечный путь –
Пора искать заочный!
Ужо́, возвышенную муть
Затмит глоток молочный.
 
 
Здесь – мудрость.
Гром во мне утих,
Разгладилось ненастье.
Ах, не напал бы новый стих
Творить (опять!) высокий штих
И млеть стиховной страстью!
 
 
Хозяйка, плавная, как сон,
Является пред очи:
– Ступай-ка, миленькая, вон!
Тебе уж мало ночи?
 
 
Я вышла вон, а тут, вовне,
Прекрасная природа,
И коль вовне, то и во мне
Всё – Божия угода.
 
 
(Душа опять рядит долги
И чает воскресенья,
И верит, что простят враги,
Наследуя спасенье…
 
 
Ужель вотщé который год Тяну глоток глагольный?)
 
 
Всё это – краткий перевод
С Небесного на дольний.
 

4

 
Лицо с мороза в розах –
Ах, сладок размороз,
И нет в его угрозах
Всамделишных угроз!
 
 
Входи, душа-Дуняша,
Готовы калачи,
А там и баба-каша
Донежится в печи.
 
 
Дуняша в новом платье,
В расшиве армянка:
– Вечор вернулись братья
С районного толчка –
Кабанчика толкали…
 
 
(Но весть уже стара:
Вечор они взалкали,
Алкали до утра,
Поныне спят,
Царь-пушка
Нежней их канонад,
Об этом бабка Грушка
Мне сделала доклад.)
 
 
И Дуня знает много
Историй про село,
Но нынче,
слава Богу,
Светло её чело:
– Хорошая обнова…
Фабричная халва…
И мамина корова
По-прежнему жива…
 
 
Вот кончена трапéза,
Садимся на диван
В бемоли и диезы
Обряживать баян.
 
 
Дуняша носит в гости
Свои карандаши:
Моей чернильной остью
Не выразить души.
 
 
Я раньше знала пяльцы,
Но музы стоят свеч –
Баяном грею пальцы,
Рисует Дуня печь:
– Пускай горит поленце,
Когда не будет нас… –
Дуняшенькино сердце
Страдает про запас.
 
 
Ужель грядущей жизни
Дитя провидит тень:
Языческие тризны
Горящих деревень?
 
 
Не плачь, душа-Дуняша,
Косицу теребя,
Расти, пока есть каша,
А уж Христова чаша
Сохранна для тебя…
 

Лебяжья Поляна

1970–2004