Текст книги "Хочешь – верь, хочешь – не верь"

Татьяна Булатова
Хочешь – верь, хочешь – не верь

Моим любимым бабушкам и дедушкам посвящается

Елизавете почему-то всегда снятся покойники всех мастей и разной степени родства. Некоторых она побаивается, потому что те строгие. Приходят ночью и смотрят прямо в глаза с очевидной укоризной: «Почему ты нас не поминаешь?»

Елизавета откуда-то знает, кто перед ней и как зовут, хотя живьем ни разу не видела. Только на фотографиях.

– Я буду, – обещает она им и перед работой заходит в иконную лавку. – Зинаида, Ольга, Евдокия, Александр…

Некоторых из тех, кто снится чаще других, Елизавета ждет с нетерпением. И даже загадывает: сегодня или не сегодня. Придут или не придут? Если «приходят», она радуется, а наутро встает с хорошим настроением и в задумчивости пьет кофе, вспоминая мельчайшие детали последней «встречи».

– Представляешь, – рассказывает Елизавета мужу и вытирает с глаз слезы. – Бабушка – в синем пальто, вокруг шеи – зеленый крепдешиновый шарфик в белый горох. А дедушка – в шляпе, под руку ее поддерживает. Старосветские помещики. Довольные такие…

– А чего ж ты плачешь-то, лапуля?! – то ли раздражается, то ли расстраивается супруг и гладит Елизавету по спине.

– Гру-у-устно…

– Ну… – тянет тот. – Это жизнь.

– Жизнь, – с готовностью соглашается Елизавета и с пристрастием ревизора смотрит на свежевыкрашенные стены в кухне: – Переборщила с зеленым.

– Ну и ладно, – успокаивает ее муж, согласный на все, лишь бы она вынырнула из воспоминаний и перестала лить слезы по поводу краткосрочности ночной «встречи».

– Вот и не ладно! – сердится Елизавета, недовольная результатом. – Слишком много зелени. Вон и лицо у тебя от этого зеленое, как недозрелый банан. Могу представить, какого я цвета!

– Что ты, лапуль! Ты просто у меня смугленькая немножко.

– В детстве после желтухи мне тоже так говорили: «Какая смугленькая!» А я в зеркало на себя смотреть боялась. Подойду – а там одни глаза на желтом фоне. Еще мама мне анорак болотный купила, куртку такую на меху… Таньке, главное, розовый! А та щекастая, кровь с молоком. Что ни наденет – кукла куклой. И тут я… В болотном анораке, представь себе. Худая, бледная! Таньку за щечку все потрепать старались, а на меня как на привидение смотрели. Ненавижу болотный! Между прочим, только бабушка с дедушкой помнили, что я голубой люблю. И когда к нам приезжали, к Таньке не бросались, как угорелые, не сюсюкали, а все больше со мной старались разговаривать, чтобы я родителей к ней не ревновала и себя любимой чувствовала. Они, в отличие от мамы с папой, как-то это понимали!

Супругу становится так жалко Елизавету, что он лихо предлагает:

– Так давай перекрасим эти стены, к чертовой матери. Перекрасим – и все!

– С ума сошел! – возмущается та и проклинает день, когда ей в голову пришла идея сделать кухню в зеленых тонах.

Безумно жалко было потраченного времени: сколько она над этим дизайном мудровала, сколько интерьерных журналов пересмотрела! Все думала: так – не так, убрать – оставить? Хотелось, чтоб все в тон и чтоб глазу приятно. А получилось совсем не то. Может, он и прав, муж-то? Взять и перекрасить. И дело с концом.

Успокоившись, Елизавета уходит в напоминающий бомбоубежище коридор, сосредоточенно смотрит на стены, покрытые лохмотьями старых обоев, и возвращается в кухню с фотоаппаратом в руках.

– Не надо меня фотографировать! – возмущается супруг и отворачивается.

– Да я не тебя, – отмахивается Елизавета и наводит объектив на кухонную стенку.

– На продажу хочешь выставить? – догадывается муж и с ужасом думает о предстоящих мероприятиях: бесконечные телефонные звонки, бесконечные осмотры, чужие люди, демонтаж… И – сто процентов: будут выносить – обязательно что-нибудь обдерут. Вот как пить дать! Или новые двери, или дорогущие выключатели с мясом вырвут!

– Уже звонили, – в унисон его мыслям произносит Елизавета и делает очередной снимок.

– По поводу кухни? – дрожащим голосом уточняет супруг.

Елизавета смысл вопроса не улавливает и терпеливо поясняет:

– Завтра забирают кровать. За шкафом приедут сегодня.

– А кухня?

– Кухня-то? Нормально… Сейчас фотографии Танечке отправлю, и решим, что делать…

Супруг, услышав имя свояченицы, облегченно выдыхает, понимая, что опасность преувеличена, и, отойдя к окну, заинтересованно смотрит на сороку, прыгающую по уличному подоконнику то в одну, то в другую сторону.

– Ну, это надо же! – изумляется муж и стучит по стеклу. Сороку это нисколько не смущает, она продолжает свой незамысловатый танец, а потом в нерешительности останавливается и тоже смотрит на человека за стеклом. – Смотри! Смотри! – кричит он жене. – Сорока прилетела. Красавица какая! И крылья зеленью отливают! Как раз под твою кухню.

– Сорока? – всполошилась Елизавета и метнулась к окну. – Кыш! – замахала она на птицу руками. – Кыш отсюда!

– Ну зачем ты ее прогнала?! – огорчился супруг, увидев за окном опустевший подоконник.

– Скажи спасибо не голубь! – заявила довольная Елизавета.

– А голуби-то тебе чем помешали? Глупые безобидные птицы. Нажрутся, нахохлятся и сидят рядком.

– Когда в окно залетает голубь – это плохо, – объясняет Елизавета.

– Чушь какая! – сопротивляется муж очередному суеверию.

– Ничего не чушь! Голубь – это чья-то душа. И нехорошо, потому что неизвестно: то ли за тобой прилетели, а то ли умер кто – знакомый или близкий. Вот и мучайся, пока не узнаешь.

– Ничего не понимаю, – раздражается супруг, не улавливая логики в происходящем. – Вон, на втором этаже, окно всегда приоткрыто. Голубей кормят прямо из окна. И ничего, никто не умер. Уже весь подоконник загадили, а еще все живы: гробов не видно. А тут вообще не голубь, а какая-то безобидная сорока!

– 

...

конец ознакомительного фрагмента