Текст книги "Заговор вероятностей"

Глава 3. Пробный поход

В дороге неожиданно догнал дождь, или поджидал их в котловине постепенно набегающих возвышенностей, но от этой свежести воздуха, свалившейся вместе с грозовыми тучами и шквалами проливающейся влаги на зелень растительности и так в буйстве августовского расцвета, Свете все время хотелось спать. Она заставляла себя раскрыть веки, смотрела с трудом на плещущие по окнам автобуса волны, на грязевые бурные ручьи на дороге и опять закрывала глаза, прижимаясь к теплу плеча Ивана.

На автостанции Псебая сообщили страшную весть: вчера в три часа дня, когда начиналась гроза, из-за плохой видимости разбился АН-2, на который не достался билет Ивану. На этом самолете летели и разбились две девушки из Уфы. У них были путевки на маршрут Псебай – Красная Поляна.

Под навесом Свету, очнувшуюся, наконец, от сна, от холодных, совсем не летних брызг, от замерзших в промокших резиновых тапочках ног, от холодящего болоньевого плаща, начал трясти озноб. И неожиданно Иван скомандовал:

– Давайте, девушка, переодевайтесь в сухие носки и сухую обувь, здесь мамы нет, и в походе на носилках вас никто не понесет. И быстренько, а то сейчас за нами автобус с турбазы придет.

В здании автовокзала, выполнив приказы Ивана, Света познакомилась с земляками. В возрасте где-то под сорок лет Петр Иванович и Маргарита Яковлевна были из Волгограда, с завода « Красный Октябрь» Они тоже приехали по «горящим» путевкам и опаздывали на день. Петр Иванович работал начальником прокатного цеха, а его жена – заведующей заводской столовой. Дети у них были уже взрослые, и Петр Иванович, служивший в юности на Урале, заразился горами, всю жизнь мечтал сходить пешком через горы, но волей судьбы так и просидел все отпуска на даче за Волгой. А тут предложили на юбилей две путевки, и жена согласилась, соблазнившись пребыванием после похода в течение недели на сочинском пляже. Хотя переход через перевалы смущал и настораживал, – вдруг окажется не под силу.

Оба в одинаковых синих спортивных костюмах, в прозрачных пластиковых плащах с капюшонами, в первую минуту они показались Свете такими пожилыми, даже старыми, что она всерьез подумала, а вдруг, кроме них с Иваном, будут одни пенсионеры? Но, когда разговорились, Света поняла, что Петр Иванович – немногословный юморист, рыбак, любитель футбола, не отказывающийся от выпивки, душа любой компании. По тому, как легко прикалывал Маргариту Яковлевну, было ясно, что он полностью привык ей подчиняться, и в то же время сохранял свою независимость и свободу действий.

На турбазе все разъяснилось. Группа, куда попала Света, сформировалась из двух регионов – Волгоградской области и города Уфа из Башкирии.

На общем сборе вечером Петра Ивановича единогласно избрали старостой. Да и выбора особенного не было: двое мужчин и семнадцать женщин. И две сгоревшие в самолете девочки тоже были из Уфы.

Второй мужчина был кучерявый симпатичный башкир, с изящной красавицей-женой с черными загадочными глазами. А остальные девчонки – с Волжского и Уфимского химкомбинатов. Еще были среди всех доярка, две продавщицы, медсестра, преподаватель английского языка из технического вуза, инженеры, экономисты и она, Света, студентка.

И с группой Ивана все было понятно сразу – студенты московских и ленинградских вузов. Иван сразу же растворился в своей среде, где было пять гитар в кожаных чехлах, девчонки – все в коротеньких разноцветных шортиках, открытых майках, без лифчиков, в фасонистых босоножках, несмотря на пронизывающий ледяной ветер с недалеких снежных гор.

А Света расстроилась – дома, в Волгограде на балконе осталась сушиться ее любимая трикотажная спортивная футболка «Локомотив» и прикольная бейсболка. И теперь по жаре в горы нужно было одевать только плотную рубашку с длинными рукавами.

И после ужина, когда на танцплощадке с лужами по периметру включили большой кассетный магнитофон, она с большим сожалением маленькими маникюрными ножницами отрезала подол своей батистовой ночной рубашки, подшила край, вставила метр пригодившейся тонкой резинки.

Девчонки убежали на танцы. Света примеряла с брюками новую кофточку с большим открытым на груди вырезом, с оборочками по краю, без рукавов, когда в дверь постучал Иван.

Он был такой привлекательный, заграничный – в импортных узких джинсах, белой трикотажной футболке, джинсовой куртке, с большим фотоаппаратом на ремне через плечо, с пушистым после душа чубом, зачесанным на лоб. И Света в своей самодельной кофточке почувствовала себя Золушкой на балу без своего парчового наряда.

– Ты чего прячешься? Пойдем, я тебя с нашей группой познакомлю. Мне уже кличку прилепили – « Старик». Представляешь, они студенты, а я – старик для них после армии, хотя уже в вузе восстановился. Ведут нас инструкторы по туризму – студенты из пединститута Майкопа подзарабатывают на каникулах. Будем идти с интервалом один километр. Сначала наша группа номер один, а ваша – номер два, за нами. А на кордонах будем жить все вместе. Готовить еду, спать. Света, а хочешь, я в вашу группу перейду? Мне Петр Иванович понравился.

– А у нас женская команда. Тебя девчонки Волжского сразу женят! – Света вдруг с ужасом почувствовала в своей интонации язвительные точечки ворчливого жаргона своей матери, многоопытной проводницы. – А я тоже, между прочим, студентка второго курса Волгоградского пединститута. Будущая учительница физкультуры.

– Понятно, почему ты привыкла командовать! У вас там, в группе, наверное, одни парни? Студентка, спортсменка, комсомолка – пойдем, потанцуем! Завтра рано утром – пробный поход. Отбой, как в казарме, по расписанию. Но ты же выспалась в автобусе у меня на груди! И, знаешь, даже слегка похрапывала. Шучу, просто немного сопела.

И эта несуразная кофточка из ночной рубашки, и этот пижон с шикарным фотоаппаратом через плечо напоказ, и его приколы – все собралось в кучу. Света разозлилась, и вся несдержанность, невоспитанность, внешняя бравада городской девчонки выплеснулись наружу:

– Иди, танцуй со своими студентками в узких шортиках, из-под которых трусики выглядывают! Топай, топай, «Старик», а я лягу тут и дальше спать буду.

Она сорвала байковое одеяло со своей железной казарменной койки. Десяток точно таких же коек заполнял все пространство большого зала с разбросанными сумками, чемоданами, брошенными в беспорядке женскими вещами. Света в своей новой кофточке, вельветовых брюках легла спиной к Ивану, натянула одеяло на голову, чтобы не разреветься на его глазах от непонятной обиды.

– Ну, как знаешь! Спокойной ночи! – Иван закрыл за собой скрипучую дверь, а Света ударила больно кулаком по железной спинке кровати от злости на себя: «Думала, он тебя уговаривать начнет? „Самомнения поубавить, – человек получится“, – вспомнила Света бабушкину мудрость. – Больше он ко мне не подойдет».

А утром на торжественной линейке возле деревянного забора из штакетника почтили минутой молчания не доехавших до этого похода несчастных девочек. Студенты видели в поселке трагические в своем безысходном горе фигуры родителей в черном. Но, когда пили традиционный компот, Петр Иванович всех рассмешил, выловив из стакана большую красную бусину на веревочке, которую всем показал и одел на шею со словами:

– Кто не будет слушать меня, того прикажу кинуть в быструю речку. Такое право дает мне этот амулет

И все, очнувшись, захлопали, а вокруг кучерявились омытые прошедшим дождем кусты и деревья. И долгожданное солнце уже позолотило небо на востоке, когда смеялись и щурились на кадрах вовремя подоспевшего фотографа. И Иван оказался рядом с Петром Ивановичем на фоне невысоких гор во втором отряде теперь уже с изменившимся соотношением – трое мужчин среди семнадцати улыбающихся и прекрасных, каждая по своему, девушек и женщин.

Вот эта непредсказуемость жизни, когда ты не знаешь, что тебя ждет через секунду, другую, полная загадочность существования, – это двигатель прогресса. Что подумаю, что сделаю, – как свободное плавание в невесомости, – делают нашу жизнь бесценной. А это не жизнь, когда все твое существование расписано по годам, дням, секундам. Нам нужна полная неопределенность.

И чтобы светило солнце. И рядом улыбался, пусть даже только один час, несколько минут в сутки, твой лучший друг.

Все дорожные рытвины и канавы были доверху залиты водой, но дорожки из щебенки были чисты от грязи. И хотя Иван улыбался с перекрашенной перекисью яркой блондинкой, аппаратчицей Волжского химкомбината, Света была счастлива, когда он подтягивал ремни на рюкзаках у доброй половины жаждущих его внимания. И когда, проходя мимо, тихонечко, чтобы другие не услышали, сказал:

– Ну, что, выспалась, вредина? Из-за тебя я вчера весь вечер с парнями пил вино. Я с вами иду! Привыкай! С рюкзаком у тебя, я вижу, все нормально, Светик-Семицветик?

И Свете захотелось чмокнуть его в щеку просто за то, что был рядом.

Псебай – поселок, расположенный в живописной долине реки Малая Лаба, в окружении заповедного леса, гор, ручьев, озер и рек, на юго-восточной окраине Краснодарского края. В переводе с древнетюрского «псебай» означает «место, богатое водой».

Он лежит на высоте четыреста метров над уровнем моря. Климат в поселке предгорный, с умеренной влажностью. Здесь не бывает сильных ветров, а солнце светит сто восемьдесят дней в году. Летом на Псебае не жарко, температура не превышает плюс двадцать пять – двадцать семь градусов. Зимой столбик опускается до минус восьми градусов. Снег на горных склонах держится в течение четырех-шести месяцев.

В девятнадцатом веке Псебай был местом княжеской охоты. В 1862 году право на пользование угодьями приобрел великий князь Сергей Михайлович Романов, двоюродный брат Николая П. Он велел построить в Псебае охотничий домик и подсобные помещения для прислуги и содержания собак.

В Псебае находится управлении Восточного кордона единственного на Кубани Кавказского биосферного заповедника. И двенадцать месяцев в году этот уникальный музей природы принимает туристов.

Эта уютная котловина с такими пологими, по-домашнему близкими вершинами, с обрывистыми склонами, издали зеленеющими полянами вековых лесов, встречающимися по дороге выше человеческого роста зарослями шуршащей крупными листьями уже без початков кукурузы, была дверью, за которой прятался неизведанный, таинственный мир высоченных гор, которую каждый мечтал поскорее открыть.

День разгулялся и как бы раздвоился. Первую половину шли по дороге, потом по тропинке вверх, купаясь в лучах солнца и хмелея в ожидании скорого праздника.

Его, солнца, было так много, оно вокруг, и ты в его заводи. Одни лучи упруго, как мячики, отскакивают от тебя, роятся вокруг, создают натянутую сетку, и тебе кажется, что ты с трудом пробираешься через эту мешанину снующих препятствий. Другие буравят все тело, захлестывают его, просачиваются через твои клетки, разгоняют кровь, и зажигают, включают невидимые моторчики бесплотной энергии, и заряжаешься на сумасшедшие поступки, на которые в реальной жизни без помощи солнца был бы не способен решиться.

И мы, осторожные существа, трусливо прячемся от этих выбросов энергии в застенки машин, комнат с кондиционерами, под тень деревьев, в прохладу рек и озер.

А солнце смеется над нашими глупыми потугами укрыться от галактического управления нами, возомнившими себя Гераклами сегодняшней жизни.

Проводник, мужик невысокого роста, жилистый, немногословный, перед обедом, после короткого, минут на пятнадцать перекура, вдруг свернул в сторону остроконечной скалы. Она маячила вроде невдалеке, загораживая край неба, но, до которой шли, уже заметно поднимаясь вверх по зеленеющему склону. Пока она не выросла угрюмо прямо перед ними с черной, обугленной, осыпавшейся щебнем и камнями гранитной стеной, с обгоревшими до черноты остатками кустарников и огромных деревьев в радиусе добрых пяти десятков метров. Это было место падения врезавшегося в скалу, потерявшего управление самолета. Аварии, произошедшей два дня назад, во время грозы.

На дороге в стороне стояли два милицейских «УАЗа». И все вокруг было усыпано осколками, обрывками вещей, деталями самолета, которые не успели сгореть дотла, а просто были залиты хлынувшим проливным дождем.

Милиционер, видимо, главный, требовательно махнул, чтобы группа остановилась. Проводник объявил привал, и они вместе с Петром Ивановичем пошли, оглядываясь по сторонам, к машинам.

Эта с закругленными краями, выгоревшая дотла поляна стала местом гибели двенадцати человек. Не спасся никто.

По краю, на зеленой траве были в ряд выложены собранные остатки вещей. Следователь в штатском, вспотевший, уже немолодой, в очках, светлой парусиновой кепке и в рубашке с короткими рукавами, попросил:

– Товарищи! Я понимаю – у вас поход, но, может быть, вы поможете нам еще раз прочесать вот этот участок? – и он махнул рукой в направлении скалы. – И еще. У вас в группе есть две девушки, которые из Уфы до Краснодара летели вместе с погибшими. Мы их заберем на опознание. Поможете?

Когда Петр Иванович передал просьбу следователя, девчонки, как по команде, зарыдали в голос. Все женщины тоже прослезились. Девушек с рюкзаками посадили в милицейскую машину, а вся группа смотрела, как осторожно, словно живая, эта машина спускалась по крутому склону. И вскоре сделалась похожей на спичечный коробок на фоне этого разбега вроде бы невысоких гор, заросших темной щетиной слившихся воедино деревьев.

– Светка, вот парадокс жизни! Здесь, на поляне, мог бы валяться мой разбитый фотоаппарат или мой не сгоревший ботинок! Представляешь, а я расстроился, что мне билет не достался, и пришлось на поезде добираться. Петр Иванович говорил, что в кустах нашли коробку с чайным сервизом, где все чашки были целые. От людей – одни сгоревшие фрагменты, а сервиз целый. Учительница везла дочери в подарок из краевого центра. И дождик, как заправский пожарный, все затушил. Грустное начало нашего восхождения. Лишь бы мать ничего не узнала, а то сразу сюда примчится.

Света, совершенно не подумав, что она делает, схватила обеими ладонями правую ладонь Ивана, крепко сжала, прижала к своей груди. Иван замер от неожиданности, услышав, как рядом с его пульсом взволнованно колотится на мягкой возвышенности девичьей груди чужое неравнодушное сердечко.

– Иван! Это судьба! И теперь проживешь еще сто лет! Жалко всех. А поход у нас пройдет отлично, вот увидишь!

Иван левой рукой прижал Свету к себе, совершенно забыв, что они невольно оказались в кружке своего второго отряда:

– Значит, и наша встреча на вокзале – тоже судьба? – после этих слов Света очнулась, вырвалась из объятия, сдернула в растерянности свой рюкзак с плеч и опустилась на зеленую, уже подсохшую землю:

– А, ну тебя! Все прикалываешь! – Иван сел рядом, но тотчас же возле них объявился Петр Иванович:

– Молодежь, никаких перекуров! Пошли работать!

Вся группа сложила рюкзаки в кучу. Иван молча пошел за Петром Ивановичем и проводником к скале.

Остатков вещей было мало: женский босоножек без пары, перочинный нож, женская хозяйственная сумка, пуговицы, кошелек. Основной поиск был накануне, когда привезли мужчин местного колхоза прямо с уборки урожая, пока комбайны простаивали в ожидании солнечной погоды.

А сейчас бродили маленькими группками по пепелищу, боясь остаться наедине с этими, застывшими в горе, остовами обугленных, черных, только позавчера устремленных к небу и солнцу жизнерадостных многометровых пихт

Особенного ничего не нашли, но в саже перемазались основательно. Проводник отвел группу к реке. Перекусили сухим пайком. Иван полез в холодную речку сполоснуться. Петр Иванович сначала отговаривал, потом махнул рукой:

– Заболеешь в походе, буду тебя лечить.

Вернулись в поселок, с удовольствием поужинали и отправились в поселковую общественную баню. Свете было жарко, и она не взяла с собой теплую кофту. В парилке долго орали песни, лили кипяток на раскаленные камни, брызгались холодной водой, так что местные жительницы с домашними тазиками терпеливо дожидались в узком длинном коридоре, когда уберутся эти бесшабашные приезжие.

Вечерний свежий ветер с гор прохватил и охладил разгоряченное тело. А, может быть, воды холодной из речки напилась без меры, а еще до этого были промокшие под ливнем кроссовки. Ночью зазнобило. Проснулась, как от толчка, – не хватает воздуха. Села на кровати и чуть не уплыла – закружилась голова. Легла, а зубы, как от испуга, начали выстукивать непонятную мелодию, все громче и решительнее. Закуталась в одеяло, но дрожь, как заразная болезнь, перескочила на руки, ноги, сотрясая все тело в лихорадочном, веселом танце. Зашуршала пакетом из рюкзака, отыскала крупные таблетки аспирина, чиркнула спичкой. Стуча стеклом, плеснула в стакан из графина воды, протолкнула в больное горло лошадиную дозу. Легла, продолжая трястись вместе с растянутыми пружинами скрипучей кровати, уговаривая себя успокоиться и заснуть.

Ночь уже улеглась основательно, и близкие звезды обнимали весь небосвод. Свету продолжало знобить под легким байковым одеялом, пока не сняла с соседней пустовавшей койки дополнительное одеяло, закуталась, через полчаса изошла липким потом и снова начала пылать.

Утром проснулась с резкой болью в горле, не могла говорить. За завтраком выпила еще одну таблетку аспирина, запила кружкой горячего кофе с цикорием.

После завтрака всех собрали по группам на инструктаж по технике безопасности и предупредили – в поход ничего лишнего не брать.

На складе выдали горные ботинки, штормовки, спальник с вкладышем, накидку целлофановую на себя и на рюкзак, коврик пластиковый, банки с тушенкой и сгущенкой, пачки сахара, шоколад, крупу, буханки хлеба. И когда Света сложила свои личные вещи и всю обязательную амуницию в армейский рюкзак отчима, попробовала его поднять, то поняла, что вчерашний утренний пробный поход – это легкая усмешка опытного альпиниста над новичком – схватил два килограмма на плечи и готов, как мотылек, порхать на солнце. А шестнадцать или даже больше килограммов, и все время вверх, – вот, где познается сила духа, выносливость, спортивная злость и вера в себя. И еще – крепкая спина и отсутствие жалости к себе.

Петр Иванович стоял над душой:

– Девочки, все вещи в сумки. Их на автобусе до Красной Поляны в объезд гор повезут. Берите самое необходимое, а то в горах побросаете. А уж на море потом будете наряжаться

И некоторые не выдержали психологически, так же, как Света, примерив в комнате невозможно тяжелые рюкзаки. В горы отважились отправиться только двенадцать из семнадцати женщин и трое мужчин.

– Ну, что, Светик, выдержишь темп с таким грузом? Наложила, наверное, зеркал и бигуди? Валентина, сестра нашего инструктора Верочки, кстати, очень хорошенькие девчонки семнадцати и девятнадцати лет, как они сами сказали, призналась, что инструкторы специально идут не впереди группы, а сзади, чтобы собирать «урожай»: у них дома штук десять дорогих электрических бритв, художественной литературы – не счесть, халаты, босоножки, кошельки и всякая мелочь. Они на кордонах потом все это барахло оставляют, а после сезона забирают. Давай посмотрим, что еще вытащить можно, пока машина на Красную Поляну не ушла. Хотя я, если очень-очень попросишь, тебе помогу, в беде не брошу.

Света одной рукой еле-еле приподняла рюкзак Ивана, прошептала:

– А ты решил все свои модные вещи с собой нести, чтобы быть неотразимым перед девочками?

Иван обиделся, отобрал свой рюкзак:

– Света, не забывай, что у нас – все групповое снаряжение. Петр Иванович – кремень. Женщин жалеет, а мы тащим запасы продуктов на семь дней. У меня тут даже вилок капусты, зелень на супы, и картошки килограмма три. Так что, вьючные ишачки, это мы – Игорь, Петр Иванович и я. А вдруг мы с тобой решим в горах свадьбу сыграть? Привезу из похода мамочке молодую жену. Согласна?

– Болтун! – Света покраснела. Рыться в рюкзаке, в личных вещах в присутствии Ивана было неудобно. Положила спортивные тапочки, тоненький альбом для рисования, толстый карандаш, еще одну пару носок, застегнула опустевшую легкую сумку, написала на картонке фамилию, имя и отнесла в автобус. Фамилия была матери, новая, по отчиму, как в путевке: Ковальчук Надежда. Когда приехала в Псебай, объяснила в конторе, что приехала вместо матери, которая заболела, показала паспорт. Махнули рукой: «Ладно. Самое главное, все печати на путевке в порядке. Да и путевка не «сгорела».

Иван пошел следом. На бирку он, конечно, не посмотрел.

– Пойдем, Светочка, побродим у реки, – он обнял ее за плечи, – со вчерашнего дня в себя прийти не могу, хожу, как ненормальный. Вот разбился бы на той поляне, и никого после меня не осталось бы, кроме матери. Тосковала бы по мне, да еще одноклассники на вечере встречи в школе меня бы вспомнили. Я после армии, точно старик, рядом с вами.

Света сдернула его руку со своего плеча:

– Иван, не хандри. Мы – друзья! – говорить могла уже с трудом, прошептала. – У меня парень в Волгограде. Понятно?

– Конечно, понятно! Недотрога! Все равно моей женой станешь, рано или поздно. Можно, я тебя один раз поцелую перед походом? А то на тропе будет не до поцелуев, – и он сжал неожиданно своими крепкими руками плечи, притянул к себе растерявшуюся Свету и поцеловал где-то в щеку, а потом в шею.

– Иван! – она вырвалась. – Твои шуточки переходят все границы. Ты приехал горами любоваться? Я тоже. Будем любоваться. А все остальное – глупости.

– Ладно, философ. Влюбишься – посмотрим, как запоешь, недотрога.

К ним подошел Петр Иванович:

– Иван, – Петр Иванович покачал головой, – придется эту девочку в медпункте оставить на пару– тройку дней. Вдруг на тропе свалится? Тогда будут проблемы для всей группы. Нужно идти к руководству.

– Миленький Петр Иванович! – слабым шепотом прохрипела Света, схватив Петра Ивановича за рукав. – Вчера в столовой повариха сказала мне, что горы лечат. У меня есть аспирин, я не буду пить холодную воду из реки, и все пройдет! Вот увидите, все будет нормально.

– Точно, Петр Иванович! Станет Свете плохо, я ее назад приведу. Тут же везде люди. И мы с ней поедем в Красную Поляну на автобусе. Или с другой группой пройдем перевал, – Свету поразила решимость Ивана пожертвовать походом, ради которого они и приехали сюда, в предгорье Кавказа.

Петр Иванович снял с затылка свою плетенную белую шляпу, в которой напоминал озабоченного отчетом бухгалтера, расчесал пятерней свои густые пока, с проседью темные волосы, и Света увидела, что он совсем еще не старый, а очень симпатичный сорокалетний мужчина, достаточно накаченный. И не случайно, наверное, его жена в самый последний момент, уже после завтрака отказалась от поездки на автобусе, а быстренько переоделась в спортивный костюм, чтобы идти с группой в горы.

– Ладно, идем, как планировали. Харчи уже получили, в журнале по технике безопасности все расписались, разрешение нам дали. С богом, ребятки!