Текст книги "Книга поколений – 2. Ленинградским троцкистам посвящается"

Книга поколений – 2
Ленинградским троцкистам посвящается
Татьяна Дмитриева

© Татьяна Дмитриева, 2024

ISBN 978-5-0064-3353-3 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-3352-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга поколений-2

Ленинградским троцкистам

посвящается

Неслучайная случайность

Когда я писала первую «Книгу поколений», не на все вопросы мне удалось найти ответы. В судьбах моих близких людей оставалось много «белых пятен», но найти информацию, объясняющую поведение моих предков в те, покрытые мраком, периоды у меня не получалась. Часть документов можно было получить только в читальных залах Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска и других городов, часть – за деньги, но никто не гарантировал, что ты покупаешь не «кота в мешке». Принцип – «днем деньги, вечером стулья» некоторые архивы взяли на вооружение и торгуют информацией «вслепую». Для моей семьи и поездки по стране, и оплата за информацию представлялись малодоступными. Но если дело правое, судьба сама идет навстречу.

Предыдущая книга была посвящена моей бабушке – Жестянниковой Розе Вульфовне, которая в 1936 году была арестована за знакомство с троцкистами. Жила она в Нижнем Новгороде (тогда в Горьком), была в 1935 году секретарем парткома в Горьковском Институте Марксизма-Ленинизма. В те годы в Сормовском и Горьковском педагогических институтах, а так же в ИМЛ и других ВУЗах было разоблачено несколько ячеек («гнезд») «троцкистов». Среди них были десятки знакомых моей бабушки. Поэтому книга посвящалась не только ей, но и всем нижегородским троцкистам.

Род Жестянниковых был большим, семьи были дружными и многодетными. Большая часть братьев и сестер жила в Ленинграде (Петербурге, Петрограде). Их судьбы тесно переплетались с судьбой Розы, но в первой книге они упоминались скорее вскользь, чем с историческими подробностями. А их судьбы были не менее яркими и трагическими, чем жизнь моей бабушки.

И вдруг судьба делает мне подарок. Оказывается, в Санкт-Петербурге живет замечательный человек, мой дальний родственник, талантливый поэт, бард и сценарист Евгений Пальцев. Как потом выяснилось, его прабабушка и мой прадедушка являются родными братом и сестрой. Евгений заинтересовался историей своего рода, берущего начало от Жестянниковых, и начал писать книгу «Прогулки по генеалогическому саду». Он копает гораздо глубже меня, с далеких времен основания рода. Не буду комментировать книгу, которая еще не закончена, но жду ее с нетерпением. Евгений, ведя раскопки прошлого Ленинградских (Петербургских) родственников, вышел и на моих родных, так как нижегородская и ленинградская ветви пересекаются именно на фигуре моей бабушки.

Начиная поиски информации о ней, он нашел в интернете ссылку на мою книгу, прочел ее и написал в издательство с просьбой помочь связаться с автором. Так мы познакомились: два человека, потомки одного рода, не чуждые писательства и интересующиеся историей своего рода.

С этого момента наши поиски стали совместными. Евгений посещал Санкт-Петербургские архивы, вел поиски в интернете по тем лицам, о существовании которых я и не подозревала. И в его поисках тоже не обошлось без «случайностей». Вдруг выяснилось, что соседи, с которыми они много лет жили бок о бок, тоже оказались из рода Жетсянниковых. Поневоле поверишь, что случайностей не бывает. Евгений стал щедро делиться с нами результатами поисков.

Моя старшая дочь тоже оказалась полезной в его работе. Дело в том, что Ольге по суду удалось доказать родство с моей бабушкой Розой, а у Евгения такой возможности не было. Родство с бабушкой и юридическое образование давало ей право и возможность получать документы из архивов ФСБ на сестер и братьев Розы Вульфовны. Так что и у нас было, чем порадовать Евгения.

Однако не все было так безоблачно. Не все документы удавалось получить.

Начнем с мужа бабушки, моего дедушки Гришанина Николая Ивановича. В его судьбе было много белых пятен, которые не удалось прояснить в рамках первой книги. В молодости был он открытым троцкистом, но «ошибок» своей молодости не скрывал. Поэтому «пришить» ему было нечего. Работал он на Чернореченском химическом комбинате в Дзержинском Горьковской области инженером цеха, откуда и был арестован. По слухам «тюремного телеграфа», его застрелили во время допроса, когда он отказывался давать показания на Блюхера и Рокоссовского, с которыми служил в одной армии в гражданскую войну. Были ли они знакомы, история умалчивает, так как он был командиром артиллерийской батареи, а они – кавалеристами. Но его «крутили» на компромат против них, которым он вообще вряд ли обладал, а выдумывать отказывался.

Между тем официальный ответ его сыну (моему отцу), в послевоенные годы гласил, что Гришанин Николай Иванович был приговорен к 10 годам без права переписки. Была ли это отписка «от балды», не опираясь на документы, или документы все же были, но с другими формулировками?

Похоже, что документы были либо утеряны (что вряд ли), либо умышленно уничтожены, потому что даже в те времена убийство на допросе могло быть наказано, так как даже в конце 30-х годов для расстрела нужен был хотя бы приговор «тройки». Фальсифицировать смерть как происшедшую по естественным причинам было сложно и хлопотно, проще было уничтожить дело вместе с телом.

К такому выводу мы с дочкой пришли после того, как она получила отрицательный ответ из всех существующих архивов страны, как местных, так и центральных. Все ответы выглядят одинаково:

Так судьба моего дедушки остается окутанной тайной. Из всех возможных остается один вариант. Сначала его, как троцкиста, могли сослать в одну из республик (тогда ссылали в Узбекистан, Киргизию, Таджикистан). На 10 лет без права переписки. Потом «выдернули» в Москву вместе с делом для дачи показаний на военачальников, а после убийства дело вернули снова в республику. Такие вещи случались, но все равно в СССР можно было найти следы, куда именно было передано дело. А тут – никаких следов. Скорее всего, тайное уже вряд ли станет явным.

Кроме «облома» с дедушкиным делом, нас постигла и еще одна неудача. Выяснилось, что на бабушкиного брата Льва тоже существует уголовное дело, но получить его представляется маловероятным. Как ни странно, ФСБ выдает (хотя бы частично) копии дел. Так Ольга получила дела на бабушкину сестру Эсфирь и брата Якова. А про Льва она получила ответ, что дело передано в МВД. Ответ МВД можно приводить как шедевр бюрократического мастерства. Список необходимых документов таков, что его в принципе невозможно собрать. Читайте и наслаждайтесь!

Совершенно замечательная бумага. Перечень документов таков, что для дел столетней давности собрать пакет документов невозможно. Вряд ли у кого-то из потомков сохранилось свидетельство о смерти, более того – вряд ли оно куму-то выдавалось. Сам Лев Вульфович погиб на войне в 1942 году, погиб тогда же и его сын. Давно умерла и его дочь Лилия, а, возможно и внучка. Были ли правнуки, сейчас выясняет Евгений. Но даже, если они и есть, вряд ли они по жизни таскают с собой старинные архивы на своих прародителей.

И все же позже, после получения материалов из Новосибирского архива, у нас появился документ, подтверждающий факт смерти, но надобность в архивах МВД отпала, так как Новосибирский государственный архив предоставил интересующие нас документы.

С документом о праве наследования еще смешнее. Мало того, что наследовать тогда было нечего – недвижимость была казенная, машин и сбережений не было. А уж указывать в нем право доступа потомков к архивным документам никому бы и в голову не пришло. То есть к документам столетней давности МВД подходит с требованиями законов 2004 и 2011 года.

Особенно умиляют разрешения или доверенность наследников (а если их нет?), но самый шедевр заключен во фразе: «В связи с тем, что с даты оформления архивного дела в отношении Жестянникова Л. В. до настоящего времени 75 лет не прошло…» и далее по тексту. Скорее всего, речь идет о деле 20-х – 30-х годов прошлого века, а сам фигурант погиб в 1942 году, то делу этому (видимо, о троцкизме) явно уже около 100 лет. И свидетельство о смерти непременно нужно, то есть ФСБ достаточно подтверждения родства, а МВД этого явно мало. Как говорил король в «Маленьком принце»: «Если я прикажу утром солнцу закатиться, а оно этого не сделает, то кто будет виноват – я или солнце?».

Но мы не теряли надежду и получили ответ из Новосибирского архива. Забавно, что из всей семьи Лев был самым безобидным – в 20-х годах в брошюре о социал-либералах указал на необходимость мировой революции, что позднее было признано ошибочным и троцкистским. Больше за ним грехов не водилось, и служил он стране верой и правдой, причем на вполне ответственных должностях. Тем интереснее посмотреть на его «административное» дело и на несколько лет, о которых нам ничего не было известно.

И вот оно свершилось: из Государственного архива Новосибирской области пришел ответ, проливающий свет на «белые пятна» в биографии Льва Вульфовича.

Комментарий:

Для простоты изложения в дальнейшем повествовании мы не станем уточнять партийную принадлежность по периодам членства. Дело в том, что партия многократно меняла свое наименование, начиная свою историю с 1903 года. Порядок переименования был таков: РСДРП – РСДРП (б) – РКП (б) – ВКП (б) – КПСС.

До 1917 года в РСДРП было два крыла – меньшевистское и большевистское. Раскол происходил из-за принципа демократического централизма, которого придерживались большевики. Меньшевики же считали, что нижние партийные звенья имеют право высказывать свое мнение.

На VII (апрельской) Всероссийской конференции в апреле 1917 года окончательно оформилась организационная структура РСДРП (б).

В марте 1918 года на VII Съезде РСДРП (б) было решено создать новую программу партии, так как старая была полностью реализована. Кроме того, было решено переименовать партию в Российскую коммунистическую партию большевиков – РКП (б). А новая программа партии была принята на VIII Съезде РКП (б) в марте 1919 года.

30 декабря 1922 года I Всесоюзный Съезд Советов одобрил договор об образовании СССР. А в декабре 1925 года на XIV Съезде РКП (б) был провозглашен курс на построение социализма в отдельно взятой стране. На этом же Съезде было решено переименовать РКП (б) во Всесоюзную коммунистическую партию большевиков – ВКП (б). Была увеличена численность Центрального Комитета партии, а Секретариат ЦК стал главным исполнительным органом партии.

В октябре 1952 года на XIX Съезде партии ВКП (б) переименована в КПСС – Коммунистическую партию Советского Союза (источник: msk.kprf.ru).

А пока поиски продолжаются, вернемся к тем белым пятнам, которые были в моей первой книге.

Жизнь и смерть Жестянникова Изолита Григорьевича

Изолит Григорьевич не был родным братом моей бабушки Розы, более того, они даже не были знакомы, а упоминается он только потому, что его арест сыграл важную роль в судьбе всех его родственников. В первой «Книге поколений» я писал о нем более подробно, но информация о его судьбе заканчивалась на пятилетнем сроке заключения в ИТЛ. Напоминаю в сжатом виде содержание статьи из первой книги.

Жестяников Изолит Григорьевич, 1904 года рождения, – двоюродный брат бабушки, проживавший в Ленинграде. С ним она практически не была знакома, но по поводу родства с ним и ее осведомленности в его деятельности ее упорно «раскручивали» на допросах. А обвинялся он, ни мало, ни много, в организации убийства Сергея Мироновича Кирова. Настоящий убийца, Николаев, был давно арестован, но сам факт смерти Кирова послужил поводом для того, чтобы расправиться с Троцкистско-Зиновьевском центром в Москве и Ленинграде.

На момент ареста Изолит Григорьевич служил заместителем командира 4-го артиллерийского полка по политической части Ленинградского военного округа в Красногвардейске. Из всех членов семьи он был арестован первым – 21 декабря 1934 года. Его обвиняли в подпольной антисоветской деятельности, принадлежности к «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группе Сафарова, Залуцкого и др.», а заодно «в терроризме, диверсионной и контрреволюционной деятельности». Всего из этой группы было без санкции прокурора арестовано 77 человек, из которых 65 состояло в партии и занимало должности в партийных, хозяйственных и советских органах. Никаких конкретных обвинений им не предъявлялось, но все были приговорены к разным срокам наказания – концлагерям и высылке.

Всего за 2,5 месяца после выстрела в Смольном в Ленинграде и области арестовали 843 человека, за весь 1935 год – 26515, а в последующие три года – еще 64248.

Изолит Григорьевич прямо упоминается в материалах дела по убийству С. М. Кирова. На следствии всех арестованных допрашивали о принадлежности к зиновьевской оппозиции и знакомстве с Л. В. Николаевым – убийцей С. М. Кирова.

Примерно 30 человек из них признали свою принадлежность к оппозиции и называли имена тех, с кем поддерживали отношения. В связях с Николаевым не признался никто. 25 человек, в том числе и Жестяников, признали свою принадлежность к зиновьевской оппозиции в прошлом, что до XV съезда партии (до 1927 года) к ней примыкали. Позже оппозиционной деятельностью не занимались и фракционной работы не проводили, хотя и имели отдельные случайные встречи с некоторыми зиновьевцами.

Остальные заявили, что ни в какую оппозиционную группу никогда не входили и даже не знали о ее существовании. Обвинительное заключение не выносилось, конкретных обвинений не предъявлялось, фактов преступной деятельности выявить не удалось. Как шутили в то время – «ни за что у нас 10 лет дают».

Принадлежность Жестяникова Изолита Григорьевича к контрреволюционной организации изобличалась показаниями Звездова и Ханика. Членство в организации Жестяников отрицал, но подтвердил знакомство с Хаником и показал, что слышал от него антипартийные разговоры.

Изолит Григорьевич Особым совещанием при НКВД СССР был приговорен к 5 годам заключения в концлагере.

Дело было пересмотрено в судебном порядке в 50-60-х годах. Суд вынес решение о прекращении дела в связи с отсутствием состава преступления. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС восстановил в числе многих других и И. Г. Жестяникова.

Материалы взяты из открытых источников фонда Александра Яковлева.

Судьба Изолита Григорьевича Жестяникова сыграла свою роль в судьбах всех родственников. Известно, что из партии был исключен его брат, Жестяников Давид Григорьевич. Он был снят с должности заведующего райвнуторга Валдайского района. На партийном собрании ему задавали вопрос, как он, коммунист с 33-летнем стажем, не разоблачил своих братьев?

От товарищей по партии он получил решение: «за связь с врагами народа и за сокрытие от парторганизации, что его братья исключены из партии и репрессированы, из рядов партии исключить». После исключения из партии беды нарастали лавинообразно, но нам известно только о снятии Жестяникова Давида Григорьевича с должности. Что было потом, история умалчивает, хотя могло быть все, что угодно, начиная от концлагеря и заканчивая расстрелом. Надеюсь, что жизнь его пощадила.

К моменту написания первой книги я не располагала документами о дальнейшей судьбе Изолита Гргорьевича, но, благодаря Евгению, у меня есть информация о расстреле Жестянникова Изолита Григорьевича. Так часто случалось: сначала подсудимому давали небольшой срок, потом дело пересматривала «тройка» и выносила более строгий приговор. Евгений нашел вот такой документ:

В нем одна описка – дата ареста названа на два месяца позже реальной, но это не принципиально. Что он был арестован раньше очевидно из формулировки об увольнении из армии от 26.12.1934. Про первоначальный приговор – 5 лет ИТЛ – здесь ничего не сказано, зато однозначно понятно, что Жестянников Изолит Григорьевич, бывший помполит 4-го Туркестанского артиллеристского полка, был осужден 9.09.1937 года (то есть более чем через 3 года после ареста) к высшей мере наказания. И указана точная дата реабилитации – 23.08.1957.

Теперь становится понятным, почему мы не могли найти ничего о жизни Изолита Григорьевича после отбытия наказания. Не было такой жизни. А мог бы еще жить и служить стране, и, возможно, воевать за нее, так как был офицером и коммунистом.

Эсфирь Вульфовна (Владимировна)

Сестра бабушки Розы – Жестянникова Эсфирь Вульфовна, которая во многих документах числится как Эсфирь Владимировна, в первой книге упоминалась только как врач, проживавшая в Ленинграде вместе со своими родителями – Отцом Вульфом и матерью Марией. Практически о ее судьбе почти ничего не было известно. Создавалось впечатление, что ее миновала жестокая судьба ее братьев и сестер в период политических репрессий. Это не могло не удивлять, так как такие номера в то время не проходили.

Моя дочь Ольга и наш новый родственник, Пальцев Евгений, продолжали поиски и нашли много интересного, и, в первую очередь, ответы на вопросы о годах, о которых нам ничего не было известно.

Из первой «Книги поколений» следовало, что виделись Роза и Эсфирь редко, только, когда Роза приезжала в Ленинград навестить родителей. Тем не менее, можно судить о том, что семья была дружная, в переписке они состояли и с Розой и с ее мужем – Гришаниным Николаем Ивановичем. К Эсфири они обращались с вопросами о тех членах семьи, которые тоже жили в Ленинграде, ей же сообщил Гришанин об аресте Розы.

В семейных легендах тетя Фира фигурировала редко, мои родители навещали ее еще до моего рождения, и когда они вспоминали об этом, то говорили об ее бедности, страшной худобе и неукротимом желании прикалываться. Я, тогда ребенок, была уверенна, что речь идет о поездке к тете в Ленинград, и только сейчас поняла, что навещали ее в Марийской СССР в селе Кунжер, где она проживала вместе с сестрой Розой на улице Кирова, 5. Обе сестры вынуждены были после отбытия наказания жить на поселении и не имели права вернуться в Ленинград до реабилитации.

До ареста Роза жила в Горьком, а Эсфирь – в Ленинграде, а после тюрем, ссылок и исправительно-трудовых лагерей они снова, как в детстве, стали жить вместе, поддерживая друг друга. Несомненно, дружной была семья Жестянниковых. Это будет видно еще не раз из биографий братьев, которые всю жизнь помогали сестрам и родителям.

Беда настигла Эсфирь в июле 1937 года. К тому времени двоюродный брат Изолит был уже расстрелян, родной брат Яков уже был арестован и расстрелян, сестра Роза была арестована, и со дня на день ее ожидал приговор, связанный с отбытием восьмилетнего тюремного наказания. Было бы странно, если бы такие обстоятельства не повлияли на судьбу Эсфири.

Кто читал «Книгу поколений», те уже знают, что все неприятности начинались с партийных собраний. Так же случилось и в жизни доктора Эсфири Жестянниковой. Но сначала от нее в адрес парткома поступило заявление от 13/V-1937 г., в котором она сообщала об аресте своих родных.

В партком I Ленинградского мединститута

Им. Академика Павлова

От кандидата в ВКП (б)

Э. В. Жестянниковой

ЗАЯВЛЕНИЕ

Сообщаю, что 16/X-36 г. органами НКВД в Ленинграде арестован мой родной брат Жестянников Яков Владимирович. По какому делу, не знаю. О нем могу сообщить, что в течение нескольких лет работал в V армии секретарем ныне расстрелянного троцкиста Смирнова И. Н. Непосредственно перед арестом в течение 2-3-х месяцев работал на заводе «Двигатель», на котором было раскрыто вредительство, о чем я узнала из газет, но фамилии брата среди указанных не было.

В настоящее время брат беспартийный, находился в партии с 1918 г. по 27 г., в 1927 году получил строгий выговор с предупреждением за поступки, дискредитирующие члена партии. При апелляции в ЦК ВКП (б) был исключен.

Кроме того, недавно получила письмо от мужа сестры, живущей в Горьком, о том, что она арестована органами НКВД в г. Горьком якобы за связь с троцкистами. Точно сказать не могу. Он была секретарем в Институте Марксизма-Ленинизма, который уже заканчивала.

Была членом ВКП (б) с 1919 г. до момента ареста. Муж ее член партии с 1919 г., из партии не исключен.

Мои взаимоотношения и связь с ними.

Брат жил в Ленинграде, в том же доме, что и я, но видела его я только 1—2 раза в месяц, когда он приходил с тем, чтобы дать моему отцу денег, так как отец в основном находился на его иждивении. Иногда бывало, что я его и не видела в течение 2—3 месяцев.

С сестрой виделась очень редко, раз в 3—4 года, когда она приезжала на несколько дней увидеться с родителями. С 1918 года она не живет в Ленинграде, все время находилась в разных местах Горьковского края. Переписывались редко, раза 3—4 в год.

Я живу сейчас со стариком отцом.

13/V-37 г. Жестянникова, Ленинград.

Два месяца потребовалось коллегам по работе и партии, чтобы подготовиться к партийному собранию, которое должно было решить судьбу тети Фиры. Для ясности нужно сказать, что с 1 января 1935 г. больница им. Эрисмана, в которой работала Эсфирь Владимировна, была передана I-му Ленинградскому Медицинскому Институту как клиническая база Института.

 
Выписка из протокола
партийного собрания больницы имени Эрисмана от 11/VII-37
 
 
Повестка дня:
– Разбор дела Жестянниковой
 
 
Слушали:
Разбор дела Жестянниковой.
 

Т. Абросимова:

Жестянникова все время от меня скрывала об аресте ее брата и сестры за принадлежность к троцкистам, хотя они арестованы в октябре 1936 г., а заявление она подала 16 мая 1937 г. Связь у Жестянниковой с братом и сестрой была. А так же Жестянникова скрыла об этом при даче ей характеристики в военную часть.

Жестянникова:

Я не скрывала об аресте брата, а на 10-й день я сообщила партгрупоргу Григорьевой, а затем я написала заявление секретарю парткома. Относительно рекомендации – я пришла к секретарю парткома 11/V, которая уже об этом знала. В военкомате об аресте я сообщила, и в чем замешаны мои родственники.

Связь у меня с ними такая: раз в месяц он (брат Яков) приходил и давал деньги, разговоры носили частный характер – как жизнь и т. п. С сестрой я переписывалась очень редко. Последнее письмо я получила от мужа сестры, что она арестована.

Вопросы:

Архипов:

1/. Вызывалась ли она в НКВД?

2/. Краткая биография сестры и брата, какого числа арестован ее брат?

Бабков:

3/. Сколько у вас братьев?

4/. Который из братьев арестован?

Абросимова:

5/.Когда он арестован и когда она узнала и сообщила в парторганизацию?

6/. Почему в январе не сообщила?

7/. Почему характеристику дала Абросимова, и почему Григорьева считается парторгом?

8/. Почему нет парторга Григорьевой?

9/. С какого года кандидат и была ли в комсомоле?

Автобиография Жестянниковой

Дочь ремесленника. Вся семья получила высшее образование в царское время. Старший брат (Илья, он же Гилель) исключен из партии в 1925—26 г. За что, не знаю. Затем был принят, и в прошлом году был исключен из партии. Сестра (Роза) – член партии с 1919 г. Второй брат (Лев) – член партии с 1917 г. Сейчас находится в Ленинграде. Третий брат (Яков) с 1917 г. член партии, работал в армии с троцкистом Смирновым. В 1925 г. был исключен из партии, поступил на завод «Двигатель». За что он арестован, не знаю. В 1927 г. работал на заводе Свердлова начальником снабжения. На заводе «Двигатель» было обнаружено вредительство, я думаю, он был замешан.

В НКВД взяли подписку о невыезде.

Вопрос: Брат, который приехал в Ленинград – сообщил ли он парторганизации?

Ответ: Брат работает в Колывани Западно-Сибирской области.

Архипов:

Вопрос ясен. Здесь привлекается вся семья. И вся семья, мне кажется, замешана. Надо исключить из кандидатов в члены партии.

Родионова:

Совершенно ясна картина. Надо исключить из партии, так как она скрыла свою связь с троцкистом – своим братом и не сообщила в парт. комитет.

Лахман:

Мне кажется, со стороны Жестянниковой нет искренности в ответах, а какая-то путаница. Обман парторганизации был и в 1927 г. Нужно исключить из партии за прямую активную связь с братом троцкистом.

Гельштейн:

Вопрос ясен. Настоящее гнездо троцкистов, в котором Жестянникова участвовала. Надо исключить из партии. Надо спросить Григорьеву, почему она не поставила перед нами вопрос.

Бабков:

Нужно исключить из партии. Она во время нахождения в нашей организации себя не проявила, обманывала нашу организацию.

Соловьев – Григорьеву:

Жестянникова решила запутать нашу парторганизацию – не пошла к своему секретарю, а через парторга института сказала ей. Нужно исключить – в партии не может быть.

Абросимова:

Сегодня вопрос поставлен не случайно. Жестянникова подала заявление в конце мая. Нам нужно было расследовать это дело. С Григорьевой я говорила, она мне сказала, что Жестянникова ей сказала через 3 недели после ареста. Жестянникова прикидывается глупенькой, она, как будто, не знала, что нужно рассказать все парторганизации. Это не случайно. Все это сделано, чтобы замазать. Я присоединяюсь к общему мнению – исключить из партии за обман партии. За связь с троцкистскими организациями, за неискренность, ложь в автобиографии при вступлении в партию – не сказала, что два брата исключались из партии за троцкизм.

Тов. Эйгина:

Правильно были подняты вопросы о том, что мы медленно подходим к этому вопросу. Ведь оказывается, вся семья – троцкистская. Правильно поставлен вопрос об исключении.

Тов. Лахман:

Просить парторганизацию выяснить вопрос с товарищами Ивановым и Григорьевой, которые не сообщили об этом вовремя Абросимовой.

ПОСТАНОВИЛИ (единогласно):

Исключить из партии за скрытие принадлежности к троцкистско-зиновьевской группе брата и сестры, за обман партии, выразившийся в том, что она скрыла об этом при вступлении в партию и за неискренность.

Жестянникова просит слово. Собрание разрешает.

Жестянникова:

Я в бандитской семье и троцкистской не замешана. Семья еврейская могла всегда проживать в Ленинграде.

Партсобрание предлагает парторгу мнение парторганизации о поведении Жестянниковой довести до сведения органов НКВД.

Председатель /Абросимова/

Секретарь /Григорьева-Соловьева/

Решение партийного собрания должно было быть одобрено или опротестовано партийным комитетом. Такое заседание парткома состоялось через два дня, 13/VII-37. Как уже подсказывает опыт читателей первой книги, партком всегда поддерживал решения собраний, чтобы его не обвинили в пособничестве врагам народа.

Выписка из протокола №19 заседания

парткома I-го Л. М. И. от 13/VII-37 г.

СЛУШАЛИ:

О Жестянниковой /докладывает т. Абросимова/:

Брат и сестра Жестянниковой, как троцкисты, арестованы; при вступлении в кандидаты партии скрыла о том, что ее братья были исключены из партии; долгое время скрывала и теперь об аресте брата; к тому же она скрыла соц. происхождение.

Не могу удержаться от комментария. В царское время отец Эсфири (а также Льва, Ильи, Якова, Абрама и Розы), потомственный жестянщик, был признан неблагонадежным как пролетарий, участвовавший в большевистском кружке. А после революции он стал считаться чуждым элементом, так как был кустарем-одиночкой, но несколько раз в жизни брал учеников, а еще ему помогал старший сын, что трактовалось как наем работников. И второе: при вступлении кандидатом в члены партии она даже теоретически не могла сообщить ни об исключении из партии сестры, ни об аресте обоих, так как факт вступления в кандидаты произошел намного раньше исключения сестры и ареста обоих.

Жестянникова:

Отец наемной силы не имел, он все время работал с братом. Об аресте брата я не скрывала, а сказала Григорьевой и просила довести до сведения парторганизации.

Вопрос:

Кто из родственников исключен из партии за троцкизм?

Ответ:

Двоюродный брат выслан в Кировские дни. Брат первоначально исключался в 1925 г., а потом в 1934 г., как меньшевик, и сестра.

Вопрос:

Есть ли еще в семье коммунисты?

Ответ:

Есть брат – член партии.

Вопрос:

Причина приезда брата в Ленинград, ведь он – ответственный работник.

Ответ:

В связи с арестом брата и сестры он с ответственной работы снят. В Ленинград приехал с разрешения парторганизации.

Вопрос:

Говорила ли при вступлении в кандидаты об исключении из партии брата-троцкиста?

Ответ:

Я в то время не знала, что брат – троцкист.

Вопрос:

При проверке и обмене партдокументов говорили, что скрыли это при вступлении в партию?

Ответ:

Меня об этом не спрашивали, и я не говорила.

Вопрос:

А говорили ли, что брат – троцкист?

Ответ:

Да, говорила.

Вопрос:

Какую выполняла работу?

Ответ:

Последнее время не имела.

Вопрос:

Занималась ли в парт. кружке и чувствуете ли себя подготовленной к переводу в члены партии?

Ответ:

В кружке занималась, но политически недостаточно грамотна.

Вопрос к Григорьевой:

Говорила ли вам Жестянникова об аресте брата и сестры?

Ответ:

Да, она мне говорила, но не с тем, чтобы я об этом довела до сведения парторганизации, но я все же об этом заявила бывшему секретарю парткома Иванову, впоследствии т. Эйгиной и в спецотдел.

Ковалев:

Решение партгруппы больницы об исключении Жестянниковой правильное. Жестянникова нечестно поступила при вступлении в кандидаты партии, скрыла об исключении из партии родственников. Вся семья, видимо, была спаяна и продолжала работу в духе политики Троцкого.

Либерман:

Когда у беспартийных арестовывают родственников, они ставят об этом в известность и общественную организацию, и партком. А Жестянникова – кандидат партии, сама об аресте брата и сестры никому не говорила, а узнали через третьих лиц.

Жестянникову исключить из партии.

Поликарпов:

При вступлении в партию Жестянникова скрыла об исключении из партии родственников, при проверке и обмене документов опять ничего не говорила. К партии относится небрежно. За пять лет пребывания в кандидатах, имея высшее образование, она для перевода в члены партии не подготовлена, парторганизации об аресте брата и сестры не говорила. Предлагаю исключить Жестянникову из партии.

Оказывается, Эсфирь вступила кандидатом в партию 5 лет назад, то есть в 1932 году. А ей ставят в вину, что она не сообщила об арестах парторганизации, хотя она сообщила об этом секретарю парткома Григорьевой, и та этого факта не исключает. И про исключение из партии обоих братьев (видимо, Якова и Ильи, но Илья вскоре был восстановлен, так что исключен на тот момент был только один брат).

Эйгина:

Жестянникова состояла на пртучете при больнице. При приемке дел Абросимовой от Иванова – Иванов Абросимовой ничего не сказал о Жестянниковой. Разбирая дело Жестянниковой, партгруппа больницы поставила вопрос о привлечении Иванова к ответственности, но о нем сейчас в его отсутствии вопрос решать не будем.

Жестянникова в мае месяце пришла ко мне и сказала об аресте брата и сестры, при выяснении оказалось, что она за несколько дней до этого получила характеристику от партгруппы больницы в Райвоенкомат, ничего не говоря партии о том, что отец Жестянниковой не принадлежал к пролетарской прослойке, это бесспорно, но сейчас вина не в этом, а главное преступление в том, что она при вступлении в партию скрыла об исключенных братьях.