Текст книги "Только секс или + любовь?"

К вечеру появился милый, принес обычный набор продуктов и уселся в сторонке. Он не подошел, не чмокнул, не взял за руку, чего я так ждала и желала. Дочь тоже была здесь, пыталась накормить меня, приободрить. Лев сидел безучастным монументом. Нужно было съездить за бумагами в офис, но он, услышав эти слова, даже бровью не повел. Без машины туда добраться непросто, и он это прекрасно знал. Выпутывайтесь сами – означало его молчание.

Дочь уходила угрюмая и, похоже, хотела ему все высказать, но расстраивать меня побоялась.

На второй день дружок пришел взволнованный чем-то. Задал обычные вопросы о здоровье, не особо вслушиваясь в ответы, а потом, напыжившись, шутливо спросил:

– Как я выгляжу?

– Да красавец, а что это ты спрашиваешь? – поинтересовалась я, чувствуя себя уродиной с трубочкой в носу.

– Да Маринку сейчас встретил. Сказал: ну хоть постой, поговорим, раз трубку брать не хочешь, – сказал и потом, наверное, сам понял, что этого делать не нужно, осекся.

– Так ты что до сих пор звонишь ей? – ужаснулась я. Это имя столько нервов стоило мне! Он упоминал ту даму часто и даже в интимные моменты. Похвалялся ее сексуальностью и даже разгульностью. Рассказывал, что она ему изменяла все время… Но ведь вспоминал же столько лет! Значит, любил, хотя и не признается. А теперь, оказывается, встречаясь со мной уже не один месяц и будучи так страстно вроде бы влюбленным, ищет встречи со старой пассией? Но ведь он же еще уверял меня, что даже если собрать всех его женщин и еще умножить на сто, и то я все равно буду лучше всех.

Я помолчала лишь несколько мгновений и не стала ждать ответа или оправдания. Натянула простынь на лицо и сказала:

– Уходи.

Он посидел еще какое-то время, делая вид, что ничего не произошло, и потом ушел, не изменившись в лице. Просто, как обычно, сказал «пока», и все.

Человек меня предал на смертном одре. Больно, обидно, противно и гадко. Думала, что это конец.

Так прошел второй и третий дни. Я лежала, ходить не могла, сил не было совсем. Сделали тест на сканирование сосудов, снабжающих мозг кровью. И врач, проводивший анализ теста, сказал с улыбкой:

– Ваши сосуды можно показывать студентам как образцовые.

Я знала это, но отчего же не выздоравливалось?

Друг звонил регулярно в обеденный перерыв и спрашивал, что привезти.

– Не приезжай, ничего не нужно, – отвечала я.

Он и не приезжал. Сердце болело от жгучей обиды, и поправляться не хотелось. Пришла медсестра и сказала, что нужно сделать прививку от пневмонии, так как был сильнейший отек легких. Я пробовала отказаться, понимая, что прививка – это вакцина, с которой нужно бороться организму. На борьбу не было никаких сил. Меня никто не слушал, врач сказал – значит сделаем. Зачем было такому пациенту, который еле ползает, вливать еще и вакцину, неизвестно. Порядок есть порядок. Правда, они, наверное, забыли, что пациент лежит не с пневмонией, а с остановкой сердца.

На четвертый день меня выписали, сказав, что здорова и нет причин держать в госпитале. Возможно, был какой-то стресс.

Я знала про свою личную боль, но сердце останавливалось из-за введенного лекарства, а не из-за стресса. Если бы это было так, в госпиталях бы лежали миллионы женщин, страдающих от черствости и изменчивости мужчин.

Приехала дочь, взяла под руку, и мелкими шажками, по-старушечьи передвигаясь, мы пошли на выход. Так началась моя вторая жизнь, которая была страшной для ранее здоровой, веселой оптимистки.

Вечером поднялась температура. Она была невысокой, но противной и мучительной. Это прививка давала о себе знать. Дочь возмущалась, почему это ни в госпитале, ни в офисе никто не говорил, что произошел анафилактический шок и сердце остановилось именно из-за этого. Она влезла в интернет, нашла причины такого шока, меры спасения пациента и его последствия. Информация была страшной, и мы поняли, что еще хорошо отделались, если последствия потом не дадут о себе знать. Огромный процент смертности в первые 20 минут, ужас. Спасибо Ангелу-хранителю.

Через два дня, превозмогая слабость и чувствуя себя буквально Зоей Космодемьянской, я заставила себя выйти на улицу. Нужно было жить. В голове шумело, ноги не шли, пот заливал лицо и бежал струйками по спине и ложбинке меж грудей. Нужно было заставить себя идти, чего бы это ни стоило. Я вцепилась за ограду дома и заплакала.

На следующий день вознамерилась пройти больший отрезок пути и попробовать дойти до этой стоматологической клиники, в которой чуть не отдала богу душу. Перешла дорогу и снова, держась за заборы, медленно шла к цели. На пороге клиники стояла ресепшионист и курила.

– О, здравствуйте, заходите к нам.

– Я не могу подняться по ступеням. Дайте, пожалуйста, выписку, какое лекарство мне ввели, что я оказалась в состоянии анафилактического шока.

Та сходила в здание и вынесла бумажку, написанную на рецептурном бланке. Вместе с ней вышла врач и, не спускаясь со ступенек, стоя на высоте, как на постаменте, сказала:

– Ну вот, видите, вы уже ходите.

– Ну, если это называется «хожу», – только и смогла ответить я и, отвернувшись, держась опять же за забор и скрывая слезы, поплелась к своему дому.

Прошло две недели. Мое состояние немного улучшилось, но не настолько, чтобы можно было работать. Я не вытерпела мук молчания и позвонила Льву сама. Поговорили ни о чем, к себе не позвал.

– А с Мариной ты встречаешься?

– Ну, что ты, Катюша? Зачем мне это? – смеясь, отвечал он.

Да, ему смешно, а я сколько выстрадала, может, и правда на пустом месте построила драму. Он мне не муж, какие претензии я могу предъявлять? Так я успокаивала себя, чтобы зарубцевать ту рану, которая кровоточила и не давала жить.

Еще через неделю утром он позвонил и сказал, что дает полчаса на сборы, машина уже под окном, а он идет в магазин за продуктами. Я будто предчувствовала, встала рано, привела себя в порядок и читала книгу.

Вышла на улицу и увидела его: он шел медленно, согнувшись больше обычного. Худой, маленький согнутый мужичок в коротковатых брюках. Если бы я его не знала, внимания бы на такого никогда не обратила. Да я и сама была, скорее всего, не лучше после госпиталя.

Он был сдержан, встреча получилась сухой и безрадостной. Чувствуя его состояние, я не проявляла обычной ласки, чтобы не показаться навязчивой, а он был где-то далеко в своем мире, куда мне пути сейчас не было.

А потом позвонил босс и предупредил, что если я не выйду на работу в ближайшее время, то им придется искать замену.

– Что вы, что вы, – испугалась я до дрожи в коленях, – вот завтра как раз и собиралась выходить.

Относительно «завтра» я слукавила. Состояние здоровья оставляло желать лучшего, но другого пути не было. Я вышла на работу на полный день. Уходила в туалет, плакала, билась головой об стену в бессилье, потом, собрав всю волю в кулак, шла на свое рабочее место. Было тяжело, так тяжело, что хотелось только одного – чтобы отпустили домой и лечь в кровать. Но этот путь вел в никуда. «Кровать – это смерть, поддаваться слабости нельзя», – так думала я и была права.

В последнюю встречу я сказала Леве, что теперь буду жить головой, а не сердцем. Он засмеялся и сказал: «Не получится!» Но, как выяснилось, если в душу долго плевать, то чувства уходят. Теперь он третий день звонит и жалобно спрашивает, куда я пропала, а я отвечаю: «Ты же не звонишь». Может, что-то поймет, не знаю. В последний вечер в воскресенье, смеясь, сообщил:

– Катюш, мне и с тобой очень хорошо, и без тебя очень хорошо…

Я парировала, тоже с улыбкой:

– А чего же позвал? Разобрался бы уж!

Улыбается… «Ну вот пусть теперь и живет один со своей свободой», – думала я злорадно.

Каждый вечер звонила его бывшая жена, и он уходил в спальню разговаривать. Иногда общение длилось по полчаса, я в это время чувствовала себя пятым колесом в телеге и не знала, куда себя деть. Они готовились к отпуску: может, она строит далеко идущие планы, кто знает? Ведь она больше так и не вышла замуж, а живет с семьей сына. Жизнь со снохой в любом случае не сахар.

Однажды, находясь в плохом настроении, Лев сказал, что идеальным вариантом было бы жить с ней (еврейский брак, дети, внуки). «Но с ней жить невозможно», – тут же добавил он. Тогда при чем тут я? Хочешь быть со мной, так береги отношения, не говори все подряд. Кому нужна такая искренность? А он, скорее всего, даже не понимает, что со мной при этом происходит… Он считает, что доверяет мне самое сокровенное… Терпеть такое долго просто невыносимо!

Он всю неделю каждый день сам звонил или просил, чтобы я позвонила. Я продолжала упрямо молчать, потом, когда он стал докладывать, что едет к сыну, а завтра к дочери, как-то ответила, что пусть он едет куда хочет и с кем хочет… и услышала от него: «Не кусайся!» Через пару часов позвонил и попросил приехать, я вначале отказала, потому что надо было рано вставать, и по его реакции поняла, что он заметно огорчился. Для него, наверное, было неожиданно, что я не хотела приезжать. Я подумала, что объясняться все равно нужно, и отправилась к нему.

Последний месяц он даже с кресла не вставал меня встречать, я сама подходила, целовала, здоровалась. А тут прямо побежал, но я отклонилась от поцелуя. Замерзла, нервничала, вся трясусь (показываю, что я сильно продрогла), он дал рюмку выпить, укутал меня, ну, я и понеслась по кочкам:

– Если ты устал от каждодневных встреч, просто нужно было мягко сказать: «Давай, Катюша, побудем несколько дней врозь, чтобы соскучиться».

– Что ты опять себе напридумывала?

– Сам же говорил, что тебе и без меня хорошо.

– Ты опять меня не поняла.

– Говори без своих тяжелых шуток, раз видишь, что я их не понимаю, – попросила я. И добавила: Если просто так встречаться…

– Просто так не будем встречаться! – перебил он.

Да, мне секс без любви не нужен тоже.

Потом сел ко мне на диван и начал меня ласкать и шепнул, что очень-очень любит меня.

Утром встала совершенно здоровая!

– Где сегодня спать будем? – спрашивает он.

Хм… Дочка моя его видеть не хочет, воюет смертным боем.

– Ну, посмотрим…

Вечером он позвонил, сказал, что едет за мной, и хотел зайти в дом, а дочь от обиды выкрикнула:

– Где он был, когда ты умирала? Где он был и не звонил по четыре дня, когда ты лежала после госпиталя? А теперь выздоровела, так опять «люблю»?

При этом она еще стучала кулаком по столу, не сдерживая эмоции. Я страшно расстроилась, хотя и была полностью согласна. Боясь потерять его, тоже покричала, что это моя жизнь, и ушла ждать его на улицу, решив о ссоре ничего не говорить.

Поехали в кафе поужинать, и тут позвонила его бывшая жена (она каждый день в это время звонит) Он ей доложил, что ужинает, а потом сказал, что опоздал к зубному.

Значит, он с ней и утром разговаривал, и планы на день рассказал, и, значит, это они так плотно общаются, а не просто она звонит. Как мне все это вытерпеть: и звонки ее каждодневные, и поездку на море?

– А она про меня знает?

– Не буду отвечать, – говорит.

Смешно слышать об этом. Его дочь знает обо мне с первого дня знакомства, значит, и мама в курсе. Ведь только помирились, только я начала оживать после болезни, как снова он делает больно. Ночью объятия и ласки, но сердце трясется. В ответ я сказала, что нужно бы тоже отдохнуть с бывшим мужем, тем более что он все время звонит. «Разрушительница!» – ответил он. Получается, ему можно, а мне нельзя, вот ведь как.

Утром Лев рано встал и ушел за компьютер в зал, а я проснулась и давай реветь потихоньку. Он прибежал перепуганный:

– Что случилось? Катя, нет причины, не нужно истерик.

А я и выложила, что просто на меня навалилось много за один вечер: и дочкины слова, и что он, оказывается, практически женатый, и нечего было мне голову морочить.

– Какой я женатый? – вскричал он.

Получилось, что я ему испортила такое утро. Надулся, перестал разговаривать. В десять часов опять позвонила она, я хлопнула дверью и ушла на балкон. На душе было как-то погано. Слезы сами собой наворачивались на глаза. Он пообщался – летит с вытаращенными глазами: куда это я делась? И так весь день. Поехали на природу – всю дорогу молчали, вернулись тоже молча. Тоскливо до того, что хоть вой. А мне даже уйти некуда: там дочка бурчит, тут этот.

Вечером поставил мне фильм, а сам ушел в спальню читать. А зачем мне фильм без него?

Ведь все уже было так хорошо, даже замечательно, но почему все началось сначала? Так жалко, такие были сладостные отношения! Я насмотреться на него не могу – так люблю глядеть на его лицо.

Опять про смерть говорил, что ему мало осталось – несколько лет, самое большее – десять, и гробик маленький нужен будет. Это он так шутит.

А потом ночью вдруг печально так произнес:

– Сейчас посмотрел на себя в зеркало: старый, страшный, немощный мужик. Куда мне в женихи?

– А четыре месяца было куда?

– Тогда были силы, – говорит, улыбаясь.

Ужас. Прямо не знаю, что делать. Пытаюсь успокаивать и убеждать, что здоровье наладится, нужно только соблюдать предписания врачей. Не слушает. Весь в себе. Поймала себя на мысли, что согласна на все, лишь бы не болел, даже пусть спит с женой. Удивительно, как он не поймет, ведь не за красоту и здоровье любят, а любят просто так, за то, что ты есть, часто даже вопреки здравому смыслу.

Он уехал к внукам, я пошла домой. Начиналась рабочая неделя. Мы звонили друг другу в обеденный перерыв и вечером, если не виделись.

Сегодня Лева позвонил и тихо сказал:

– Мне как-то плохо.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Тебя два дня не видел.

– А кто тебе меня не дает? Вот сейчас к зубному сходишь, а потом заберешь меня, и все будет хорошо.

– Дай-то Бог – ответил он.

Я тоже еле ползаю, но с ним оживаю просто. Давление до 100 на 60 и пульс 54. Он моя жизнь!

И всё же, понимая, что отношения заходят в какой-то тупик или лабиринт, из которого я не могу выбраться самостоятельно, я решила собрать свои вещи. На следующее утро поставила чемодан у дверей.

– Ты что, обалдела? – спросил он, очень удивившись.

– Там практически только летние вещи, они уже не нужны, – на ходу придумала я, но его реакция оставила в душе тепло.

А потом осталась последняя неделя до его отпуска, и моя нервная система дала полный сбой. Дома стоял открытый чемодан, в который складывались новые вещи, хотя и не новых было предостаточно в необъятных шкафах. Он готовился обстоятельно, и лучше бы я этого не видела. Жена звонила беспрестанно. Может, было бы лучше, если бы я не приезжала в эти дни? Но он звал, и я шла, словно на Голгофу. Похоже, мое душевное состояние ему было непонятно. Я уговаривала себя, что они будут жить вместе с внуком в комнате и ничего страшного, но моим надеждам было не суждено сбыться.

– А внук едет с вами? – спросила я за три дня до его отъезда.

– Нет, – коротко ответил он.

Я даже задохнулась от горя.

– Поздравляю с новым медовым месяцем.

– Как ты добра, – был ответ.

Все понятно. Можно было доплатить пару сотен долларов, и он бы жил в отдельном номере, но раз он этого не захотел, то что остается делать мне? Самоустраниться. Уйти с его дороги.

Эта ночь была черней всех ночей на земле. Утром Лев пытался разговаривать со мной, но я могла лишь коротко отвечать «да» или «нет». Губы не разжимались, в сердце торчал нож.

– Может быть, ты останешься, я недолго буду у дочери, – пытался задобрить меня он.

– Перед смертью не надышишься, – хмуро ответила я.

Он забыл, как я уже однажды хотела остаться, пока он будет у детей, придавленная ссорой с дочерью. «Нет», – ответил он тогда сурово, унизив меня до крайности. Я почувствовала себя нищенкой, которой отказали в крыше над головой.

Внутри меня все заледенело, я находилась в жестоком шоке. Возле дома вышла из машины, достала ключ от его квартиры, бросила на сиденье и захлопнула дверцу.

Пошла, заплакала, он уехал… Думала, что смогу что-то сказать, но боялась разреветься, а унижаться не хотелось. Не знаю, что ждёт нас завтра, наверное, уже ничего. Надо обдумать, чем жить и что делать дальше вообще, снова вести никчемную жизнь: работа, дом, старость?

Первые сутки без него пыталась вспомнить все самое плохое в надежде, что возненавижу, но получалось плохо. Думала о том, что его никогда не интересовала моя жизнь, моя семья. Только он и его дети и внуки. Никогда не спрашивал ни о чем, только пытался убедить, что моей дочери надо учиться. Эта прописная истина известна и нам. Однако его сын отказался учиться наотрез, и никуда папа не делся, просто нашел парню работу хорошую. И без образования сын имеет очень приличные деньги. У нас такого папы нет и заботливого бывшего мужа тоже.

Все больше думала о том, сколько и какого ужаса я натерпелась за это время. Слишком тяжелая плата за удовольствие любить, быть любимой.

Обидно, но я уже хорошее и не помнила, лишь равнодушный взгляд и сцепленные на груди руки – «не подходи».

«Если умный еврей, то на встречу позовет», – сказала мне подруга. А я подумала: был бы очень умный, так бы себя не вел, про отпуск наврал бы что-нибудь, я бы никогда и не узнала, кому нужна его искренность? А врать он умеет, это точно: пару раз говорил, что не встретимся, работать будет, а потом вызывал к себе. Оказывалось, что у него выходной. То есть, видимо, вначале хотел какие-то свои планы осуществить, а потом понимал, что все равно со мной лучше. А зачем мне, вообще, мужчина, который меня не целует, не ласкает, не старается удовлетворить? Чтобы только его ласкать и облизывать?

Моя мягкость, терпимость, желание понять, наверное, только баловали и расхолаживали его в том плане, что можно не надрываться, особенно для сохранения отношений.

Мужчин не хватает надолго на внимание к нам… а может, у них это вовсе и не любовь?.. и не было любовью…

А мы, романтики, сочиняем сами себе красивые истории со счастливым концом.

Он как-то недавно после ссоры сказал:

– А та Катя целовала меня лучше.

– Ту Катю любили…

– А тебя?

– А меня бросили, – вот что ответила я.

И он промолчал. Значит, я все правильно сделала. Звонить не буду… и почему-то уверена, что и он не позвонит, по крайней мере до отъезда.

Но проходил день, и второй, и третий… и тогда я поняла, что мое сердце разрывается еще больше – оттого, что не вижу его. Я просыпалась с его именем и засыпала. Собрала его рубашки, книги, тапочки, сложила все в пакет, думала, что отдам, если увижу.

Вот опять вспоминаю: это было, кажется, не так давно. Прихожу вечером, не раздеваясь, бегу к нему обнимать и поцеловать (он за «компом», не встал даже), говорю:

– Ох, как я соскучилась, а ты?

А он опять, смеясь, отвечает:

– А я без тебя не могу.

Я, дура, опять допытываюсь:

– Чего не можешь?

Жду ответ – ЖИТЬ. А он говорит:

– Ну, вот хоть семечки щелкать.

Он щелкал их в тот момент. Их нельзя доставать. Идеальная жена – точно слепоглухонемая секс-рабыня.

Проходили дни, закончился и его отпуск, звонка не было. Я пробовала зарегистрироваться на том же сайте, где мы и познакомились. Но разве мог кто-нибудь сравниться с НИМ? Зря только нервы и время тратила. Я купила новые дорогущие сапоги, надеялась поселить в душе радость, но ее хватило лишь на час. Только мысли о нем бились молотом в моей бедной, ничего не понимающей голове. Прошло уже двадцать пять дней. Ревела днем, вечером и даже на работе. Больше я вытерпеть не могла.

Написала письмо с просьбой отправить мне папку с моими фотографиями, которые находятся в его компьютере, и выбросить вещи в мусоропровод. Не хватало еще того, чтобы другая копалась в моих тряпках. Надеялась, что это подтолкнет его к каким-то действиям. Однако прошло целых долгих два дня, пока я в субботу утром не услышала его голос в телефонной трубке.

Резко и отрывисто сказал:

– Привет.

– Привет.

– Я буду у твоего дома через десять минут, можешь выйти?

– Могу, – говорю.

Трясусь вся, как лист осенний, взяла два пакета с его вещами и пошла. В последний момент решила пакеты пока не нести, оставила их в коридоре внизу. Надела новые сапожки, плащик (я в нем юная красотка, так он говорил), вышла из дома. Увидел, сразу вышел из машины и открыл заднюю дверь, значит, хочет отдать мои оставшиеся вещи. Сердце сжалось невозможно как. Подошла и говорю:

– Что, даже не хочешь поговорить?

Он, не отдавая мне сумку, говорит:

– Да я между двумя апойтментами (визиты к врачу, парикмахеру).

Встал напротив и… У него столько любви было в глазах, они так сияли, что можно ничего не говорить, все и так видно. Не распутный взгляд, а любящий. Я спрашиваю:

– Как нос, как себя чувствуешь?

– Это неинтересно, – отвечает с улыбкой.

– Я ждала твой звонок.

– А почему сама не звонила?

– Лева, я тебя люблю и хочу быть с тобой.

– Не верю!

И раз пять потом это повторил. И сказал, опять же улыбаясь:

– Ты зачем ключи отдала, тебя просили?

Я говорю:

– Это ерунда, я надеялась вызвать тебя на разговор.

Реакции никакой.

– Ты мне изменяла?

– Не успела, я не думала об этом, а вот ты изменял.

На что он ответил:

– Да, с симфоническим оркестром.

Но как-то тоскливо сказал. И смотрит – не оторвется. Красивый, гад, загорелый, отдохнувший. Короче, стоим, как два идиота, и цветем глазами. Я говорю:

– Решила делом заняться, раз с любовью не повезло. А ты как? Я тебе мешала же.

– Да, – отвечает, улыбаясь, – мешала, я сейчас хочу что-то делать, вот вчера рубашку в ванную унес (то есть он вообще сидит сиднем в ступоре, ленится, я так понимаю).

– Когда заберешь меня?

Он упер взгляд в пол… думает.

– У тебя было достаточно времени, чтобы решить этот вопрос.

– Я не об этом же думаю.

Потом подал сумку, я спрашиваю:

– Зачем ноутбук отдаешь?

– А зачем мне твой? Вдруг прочту что-то там.

– Я давно хотела, чтобы ты прочел… Тогда подожди, я тебе вынесу пакет с твоими вещами, книги там и еще что-то.

Он махнул рукой: не надо. Я ушла, он уехал.

Прошли выходные, заканчивался понедельник – звонка не было. Решила состроить из себя простушку и позвонить первой, потому что сердце снова рвалось на части и силы покидали меня.

– Привет, как дела? – стараясь говорить беззаботным голосом, поинтересовалась я.

– А я ждал твой звонок.

– Что хотел?

– Узнай у Тани насчет поездки в горы на эти выходные.

Боясь заорать во весь голос от счастья, пообещала завтра перезвонить. Вечером поделилась с Танюшкой последними событиями, они с радостью пригласили нас в горы. Я позвонила милому и сообщила сию новость. Он воспринял спокойно и умиротворенно. Пожелал «спокойной ночи» и все. Я притихла. Следующий день тоже закончился безмолвием. В четверг я позвонила, сказав, во сколько, где и кого он дол – жен забрать. «Угу», – был ответ. Я снова не понимала его поведения. Если помирились, то нужно общаться, а если нет, то зачем тогда горы?

Итак, пятница. Я по заданию Тани уже накупила продуктов, собрала теплые и нетеплые вещи, упаковала сумку и сидела в тряске и ожидании. Давала себе слово, что не буду кидаться с нежностями, постараюсь быть сдержанной. Он подъехал, позвонил, чтобы я выходила.

– Зайди, я тебя покормлю, ты же с работы, – крикнула я в окно.

– А у нас есть время? – спросил он.

– Есть полчаса.

Он тут же вошел, поцеловав в щеку, чего никогда не делал.

Начало хорошее, порадовалась я. Он сел за стол, подивился, когда это я успела приготовить, ведь я только что пришла с работы. Глаза сияли, будто зажженные голубым светом лампочки. Поблагодарив за еду, встал, резко обнял меня и потянул к дивану. Руки и все его тело тряслось мелкой дрожью, будто он сто лет не видел женщину и теперь старался наверстать упущенное. Дурман накрыл нас с головой.

Кое-как придя в себя, мы схватили сумки и заторопились к машине.

Ехали в горы счастливой компанией. Мы с Левой светились любовью, а Таня с Сашей радостью за нас. Большой красивый дом ждал в свои объятия и обещал чудесные выходные.

– Иди, переоденься, – предложил Лев, лишь только мы вошли.

Я удивилась этому предложению и даже слегка расстроилась, подумав, что ему в моей одежде что-то не понравилось. Задумчиво побрела на второй этаж в отведенную нам спальню, прикидывая в уме, что же надеть. Наряды были четко определены: для первого завтрака, для поездок, для ужина. Значит, придется один раз повториться либо придумать новую комбинацию. Но не успела я закрыть за собой дверь, как услышала быстрые шаги на лестнице, и стремглав ворвался Лев. Он обнял меня, крепко обхватив руками, и замер. О, это был самый желанный миг. Для меня объятие говорит больше, чем слова: оно соединяет души. Так мы стояли несколько минут, не в силах оторваться.

– Пойдем, мой хороший, неловко перед хозяевами, – шепнула я.

Он с сожалением разомкнул руки и пошел вниз.

Такая сцена повторилась еще раз, когда через некоторое время мне понадобилось взять из сумки сувенир для Саши. Левушка снова взлетел следом за мной в спальню, и наши тела и души превратились в одно большое «Люблю». Вечер прошел в застолье и приятных разговорах. Ребята делились впечатлениями о поездке в Ригу, мы о своей страшной разлуке не упоминали. Мы были снова вместе, и это главное.

Как только мы вошли в спальню, Лева сел на кровать, взял мои руки и очень серьезно, глядя мне в глаза, сказал:

– Катюшенька, я тебя очень-очень люблю.

Передо мной сидел мужчина, каждая черточка лица его была дорогой и единственной. Волнение придавало свет его взгляду, тонкий орлиный нос, глубоко прочерченные складки на скулах делали его похожим на американского актера Омара Шерифа. Это был как раз тот момент, когда хочется остановить мгновение.

Ночь бурлила страстью так, что я закрыла на амбарный замок свои сомнения.

– Все, борьба закончилась, женюсь, – вдруг сказал он.

Я притихла и лишь прижалась крепче. Я ждала эти слова с самого первого дня нашего знакомства. Теперь же не знала, стоит ли развивать эту тему и выспрашивать – что, где и когда. Подумала, может, это только в пылу страсти сказал необдуманно, а завтра проснется, и все пойдет по-старому.

Так и получилось. Позавтракав, мы отправились на прогулку на весь день, как это обычно делали. Открывали карту, выбирали любой городок, настраивали навигатор – и в путь за новыми впечатлениями. Осмотрев город, попали в огромный красавец мол с бутиками, ресторанами и кинотеатром. Уже через полчаса разглядывания всяческой всячины я поняла, что Лева все время пытается увильнуть в сторону и ходить один. Такого никогда не было, мы обычно ходили вместе, смеялись и шутили, нам было хорошо вдвоем. Теперь же я постоянно высматривала его седую голову, боясь затеряться в лабиринтах мола.

Мобильная связь здесь не работала, и терять время на поиски друг друга оказалось бы не лучшим занятием. Последней каплей стало посещение туалетной комнаты. Помыв руки и подкрасив губы, я вышла и встала напротив в ожидании. Прошло пять, десять, пятнадцать, двадцать минут. Я стала беспокоиться, зная, что Левочка не совсем здоров: вдруг ему там плохо, а никто и не знает. Уже собравшись вызывать подмогу, увидела его вдалеке спокойно разгуливающим по магазину. Не ринулась навстречу, ошарашенно осмысливая его поступок. Уже на улице, когда шли к машине, спросила:

– Я так понимаю, ты испугался своих вчерашних слов? Но ведь ты же расписывался после развода и даже дважды.

Он досадливо махнул рукой: мол, это не женитьба была. Я знала, что он помогал двум дамам получить гражданство и государственную квартиру путем бракосочетания. В моем случае все было по-настоящему, и оттого страшно. Я пережила за последние месяцы столько потрясений, что уже и не надеялась услышать столь желанные слова, поэтому и разочарования безграничного не почувствовала.

Следующей ночью Лева печально обмолвился:

– Катюша, я очень больной человек.

– Что ж теперь делать, я полюбила такого, какой есть. Не думай об этом.

– Неужели, действительно, мне осталось только два года?

– С чего ты это взял? Не смей так думать! – заледенело все внутри.

– Есть предпосылки, Катя.

А днем мы поехали смотреть домик в горах. Он продавался всего за тридцать тысяч долларов: четыре комнаты, огромная территория, лес и горы вокруг, до Нью-Йорка – два часа на машине. Хотя неподалеку продается тоже домик – не лучше, но уже сто сорок тысяч. Каждый выставляет цену, какую хочет. И он опять сказал:

– Вот я умру, ты тут меня рядом похоронишь, я буду ночью к тебе приходить пироги есть!

С ума можно сойти…

У меня есть дурная привычка винить себя во всем. Характер у Левы никудышный.

Ну, болеет, ну, плохо ему – так поделись ты с любимой женщиной, она еще больше любить будет – ан нет: надо и ей нервы попортить, здоровье подорвать своими заморочками (и так уже подорванное). Жизнь у нас одна, и только мы ее делаем такой, какая она есть.

Плохо то, что он, возможно, нехорошо болен и при этом не хочет остаток жизни прожить в счастье с любимой… не понимает шанса, который ему выпал. А мне он нужен любой – хоть больной, хоть здоровый.

Надо научиться не пускать в душу переживания, а так, сквозь пальцы смотреть на неприятные обстоятельства. Ах, если бы я могла!

Лева ездит легально и без зазрения совести с бывшей женой на отдых. И не надо оправдывать его болезнью… при чем тут она? Это не болезнь заставляет его ездить отдыхать на море не со мной! Это неуважение ко мне! И уже не первый раз…

Ладно, пусть, но как же не зациклиться на нем? Вот почему я не родилась стервой? Было бы, наверное, десять мужиков, и все бы друг друга терпели и грызлись из-за меня!

Такие мысли нередко посещали мою заблудшую голову.

Прекрасно отдохнув, мы возвратились в город. Он подвез меня к дому, чмокнул в щеку и, сказав «пока», укатил. Это тоже было не обычно. Раньше он вез к себе после отдыха, и я уезжала лишь на следующий день. Видимо, наступал какой-то новый этап в отношениях, который был мне неведом.

Через три дня я была у него, все было славно, и он весь в любви. Приободрившись, спросила: «Ты в отпуск теперь со мной будешь ездить или опять с ней?» Он посуровел и кивнул: «с ней!» Я кое-как стерпела, он потом облизывал меня весь вечер и всю ночь и показывал чудеса в постели, что для него нехарактерно (он себя пуританцем считает). И спросил ночью:

– Скажи, ты веришь, что я тебя люблю?

– Честно сказать, нет. Я думаю, что ты просто хочешь меня сильно и все. О-о-о-о!

Спрыгнул с меня в то же мгновение, отвернулся, и уж кое-как я его к себе повернула.

– Секс для меня дело последнее, – вот что сказал он.

Ну что, может, действительно поверить?

Шли дни за днями, и я с грустью констатировала, что теперь мы перезваниваемся реже и встречаемся лишь раз в неделю. Чувствовала себя загнанной в угол или запутавшейся в силках. Я и вправду попала в зависимость от этого человека и отчетливо понимала, что сама оттуда не выберусь: пробовала уже. Вместе с тем чувствовала себя виноватой, хотя таковой явно не была. Сожалела о выкинутых ключах, но мне их никто не возвращал, несмотря на прямые намеки и просьбы. Чувство вины заставляло меня быть первоклассницей, стоящей в углу за проказу на уроке. Это было неестественное для эмоциональной женщины состояние, которое тянуло за собой соответствующее поведение.