Текст книги "Невеста напрокат, или Дарованная судьбой"

Глава 8

Все утро я тихонько дремала в машине, периодически проваливаясь в яркие сновидения. Неожиданно нахлынули воспоминания, которые я запрятала глубоко на дно своей души рядом с кладбищем потерь, с пометкой: «Не доставать, будет больно». Мне снились карнавальная ночь, фейерверки и поцелуи.

А проснувшись, я долго смотрела на залитую высоким солнцем дорогу, прежде чем смогла сбросить дурное непрошеное настроение и улыбнуться Тангавору, который предложил где-нибудь остановиться и перекусить.

Мы нашли чудесную полянку, скрытую от дороги небольшой рощицей. Я удивилась корзинке, собранной добротно, словно женской рукой. Так и оказалось. Аттар с непривычной теплотой рассказал о своей помощнице. Выкладывая знакомые контейнеры на расстеленный плед, я осознала, что тот ужин был тоже собран ею. Лепешки и соус, от которого я млела в прошлый раз. Овощная и сырная нарезки. Россыпь орехов. Явно домашнего приготовления овсяное печенье. И какао! Потрясающее чутье у Ханны-Мэй.

Я лениво пила горячий напиток и рассматривала танцующих в воздухе птиц. Кажется, это скворцы. Они легко и быстро взмывали наверх, потом блестящими веретенами падали вниз, чтобы мелькнуть над самой землей, и снова устремлялись в небо. Я совсем уже и забыла о грустном мифе, как лежащий на спине аттар заговорил:

– Я ведь рассказал не всю историю.

– Да? У нее есть и счастливый конец? – Я не смогла удержаться от сарказма.

– Возможно. – Аттар перевернулся на бок и посмотрел на меня. – Хочешь знать, что случилось дальше с твоим миром?

Я кивнула, не в силах понять, какие ощущения у меня вызывает вот это нарочитое «твоим».

– Боги были ужасно расстроены гибелью первого мира. Хмурый Хаос отвернулся от Матери, не в силах видеть ее слезы, и стал перебирать руками пыль, что осталась от прежнего красивого мира. Он ее пересыпал из ладони в ладонь, собирая все больше и больше, пока не родилась у него одна идея. Напомню, он был не только богом хаоса, а еще и повелителем времени. Обратить его вспять он не мог, но доступно ему было многое. Сжал он собранную пыль мертвого мира и вдохнул в нее свою силу. Остальные боги поняли его идею и стали ему помогать создавать… Нет, не новый мир. А отражение старого. Осколок мертвого мира, заключенный в сферу поддержания. Ради прошлого и ради будущего.

– Я не понимаю…

Аттар помолчал немного и попытался объяснить:

– Это как зоопарк – условия искусственные, звери настоящие… и при этом вольер с обитателями мало отношения имеет к истинному биению жизни.

Я поморщилась. Какое-то нелестное сравнение.

– «Заповедник» звучит лучше? – спросил аттар, заметив мою гримасу. – Боги очень постарались, и живущие ныне там люди не осознают, что они лишь отголоски великого когда-то мира. Застрявшие в возрожденном Ничто. Из пыли, что осталась после смерти первозданного мира, боги создали тринадцать сфер. Но не во всех поселили людей. Каждая из сфер – как памятник всему лучшему, что было в погибшем мире со дня рождения и до уничтожения. У вас есть прекрасная легенда, что мир – это плоская тарелка, которая покоится на трех китах. Каждый осколок мертвого мира действительно похож на плоскую тарелку, только окруженную сферой, призванной уберечь хрупкий, лишенный магии жизни мир от разрушения. Как извне, так и изнутри.

Я долго молчала, обдумывая дикий вариант «счастливого конца» легенды. А потом неловко сказала:

– Это как призраки умерших людей из сказок. Вроде разговаривают, думают, практически существуют, но не живут по-настоящему.

Аттар кивнул:

– Да, призраки. И когда очередной мир погибал, боги заключали лучшие осколки в очередные сферы и помещали к первым. Так и возникли Мертвые миры, или, твоими словами, Призрачные миры.

– Ну и чем этот финал лучше предыдущего?

– Надеждой, – уверенно и с какой-то затаенной нежностью ответил Тангавор и резко встал. – Ну что, едем дальше? Смотреть на другую легенду…

Мы вернулись к машине.

Я долго молчала, а Тангавор лишь поглядывал иногда на меня и тоже не спешил начинать новый разговор. Наконец не выдержала:

– Это какая-то жестокая легенда. Только потому, что богам стало грустно, они решили, что вправе запихивать людей в клетки. А дальше что? Сидеть, наблюдать и тешиться ролью спасителей? Почему просто не создать для людей из погибшего мира новый такой же, чтобы они могли дальше жить?

Тангавор ответил не сразу, словно что-то решал про себя:

– Не все люди одинаково разрушители и созидатели. Иногда среди них рождаются истинные творцы, а иногда настоящие монстры, стремящиеся уничтожить все вокруг. Увы, чем сбалансированнее и благоразумнее раса, тем реже среди них появляются настоящие творцы. Истинные гении рождались только среди перволюдей. А еще только люди умеют так любить и ненавидеть. Бог Хаос заложил в вас абсолютную свободу и безграничные эмоциональные и нравственные возможности. Живопись, музыка, литература… оружие, бомбы, насилие – во всем именно перволюди достигли невероятных высот. Вы были самыми живыми, самыми прекрасными и одновременно самыми страшными творениями богов.

Мне вдруг стало холодно. Я никак не могла понять, отчего вдруг когтистая лапа тревоги снова скребет по мне. Вслушивалась в слова аттара, такие серьезные и пугающие, и тщетно пыталась вычленить, что именно меня в них напугало.

– Не могу понять: ты то ли восхищаешься людьми, то ли ненавидишь их…

– Боги тоже не смогли определиться… поэтому и не рискнули создавать новый мир, но и окончательно похоронить первых людей тоже не хватило сил.

– Говорю же, жестокая легенда…

Через некоторое время аттар включил музыку. Я сначала удивленно вертела головой, пытаясь найти источник звуков. А потом с любопытством рассматривала странное устройство, практически спрятанное внутри передней панели. У этих Высших все не как у людей… Мелодия мне была незнакома, но отлично подходила к дороге. Я постаралась отгородиться от беспокоящей меня картинки, как среди бескрайнего черного Ничто летают, словно в мыльных пузырях, осколки погибших миров. Торжественно и печально. Заставила себя вслушиваться в новую музыку и вглядываться в незнакомый пейзаж. Минута… другая… и красивая мелодия начала проникать под кожу, поглаживать напряженные мышцы, заставляя их разжиматься. Я смотрела на дорогу и не сразу заметила, что по щеке катится слеза. Тревоги всегда уходят слезами. Это хорошо. Плохо, что я так и не поняла, почему же славная в целом легенда разбудила внутри меня такое тревожно-мрачное настроение. Что именно в ней так царапало мое подсознание?

Несколько часов мы ехали под восхитительную музыку, где глухой ритм барабанов переплетался с тягучей длинной мелодией. Словно наблюдаешь плавный полет птицы над бескрайними просторами и слышишь, как быстро бьется ее сердце. За окном машины бежали деревья, сменяемые иногда полями с редкими белыми домиками фермеров. А на горизонте все выше и выше поднимались синие горы. Настоящие… У нас в провинции есть свои горы, но тем далеко до Такайямских… Красивые, с заснеженными вершинами, они гордо возвышались высоко над облаками, которые плотным кольцом кружили вокруг них. Труднодоступные склоны, теряющиеся в вечном тумане, всегда манили бесстрашных авантюристов, но преодолеть их никто так и не смог. Мы ехали прямо на них. И когда они заняли собой весь видимый впереди горизонт, я наконец догадалась, где лучше всего спрятать самое высокое дерево… Среди самых высоких гор.

– Долина Идайн внутри гор. – Я не столько спрашивала, сколько утверждала.

Тангавор улыбнулся и кивнул. Приятно быть такой догадливой. От нетерпения по коже побежали мурашки. Я понимала, что еду всего лишь к громадному дереву, к удивительному гиганту. Уж точно оно не могло быть настоящим Древом Жизни. Но я не стала задавать глупых вопросов и разрушать ощущение сказки. Кому она нужна – правда…

– До перевала доберемся к вечеру.

– Там есть перевал? Никогда не слышала.

– В этом и суть, что о нем никто не знает.

– Только для избранных? – съязвила я.

Но Тангавор сделал вид, что не заметил.

– Для этого есть причины, скоро сама увидишь.

Когда уставшее, потяжелевшее рыжее солнце за нашими спинами стало наваливаться на плечи и целовать в затылок, мы доехали до конца пути. У подножия Такайямских гор было разбросано много туристических баз и кемпингов, в которых и заканчивались все дороги, намекая, что дальше только пешком. Пешком? Через горы? В ночь?

Машина остановилась на полупустой парковке. Было безлюдно и тихо, только две притихшие машины напоминали, что где-то недалеко есть туристы. Я вышла в вечернюю прохладу из теплой машины и посмотрела наверх: голова закружилась от захватывающего вида. По спине от восторга прокатилась волна мурашек. Багряные крутые склоны, увенчанные шапкой золотых облаков. А у подножия гор, среди крупных валунов стояли тонкие деревья, покрытые зеленым пухом весны. Я невольно раскинула руки и качнулась навстречу. Начала понимать, почему люди так рвутся снова и снова в горы. Эта любовь к мрачному покою вечных холодных исполинов настигла и меня. Пешком? Через горы? В ночь? О да!

Я блаженно улыбалась и вдыхала пряный запах земли и первой травы. Вдруг пьянящий аромат перебил неприятный запах бензина. Обернулась. Аттар достал канистру из багажника и заправлял машину. Он махнул мне рукой:

– Скоро поедем!

– Куда? – Я обескураженно осмотрелась вокруг.

Дорога здесь была лишь одна – та, по которой мы приехали. Тангавор довольно улыбнулся. Было в этот момент в нем что-то мальчишеское, и я невольно улыбнулась в ответ.

Пока я бродила неподалеку и любовалась пейзажами, аттар достал корзинку для пикника и плед. Несмотря на то что всю дорогу тихонько подъедала сытные орехи, идея перекусить с видом на горы привела меня в восторг. А сзади разгорался закат в полнеба, опалявший медовым маревом все вокруг и заполнявший меня томлением предвкушения. Я не могла усидеть на месте. Заворачивала в лепешку очередную порцию сыра, соуса и овощей, медленно топталась или покачивалась с пятки на носок, ощущая, как под ногами слегка пружинит земля. Задрав голову, до рези в глазах вглядывалась в сверкающие на солнце крутые склоны.

Тангавор стоял рядом и, кажется, так же как и я, восхищался моментом. Время для нас словно застыло. В какой-то момент аттар взял меня за руку. Было тепло и странно, я не стала вырываться. В розовеющем воздухе между гор и закатом это было так уместно…

– Варвара… – тихо позвал меня Тангавор.

Я обернулась и посмотрела в его темные глаза, наполненные рыжими всполохами. Красиво.

– Варвара, перевал будет очень сложным. Не физически, – голос аттара доходил до меня словно сквозь туман, – там стоит невидимый глазу барьер, который у вас, людей, вызывает безотчетный страх и уныние. Обычно люди поворачивают назад еще до того, как начинают всерьез ощущать давление барьера, еще при самых первых тревожных ощущениях.

Я моргнула и попыталась вникнуть в смысл его слов. С какой-то легкой досадой подумала, что аттар – словно мед из полыни: сначала сладко, а потом горько. Снова всколыхнулась в памяти легенда, такая прекрасная в начале и такая грустная в конце. Сейчас я наслаждаюсь видом древних Такайямских гор, а впереди меня ждет страх? После испытанного восторга? Рядом с Тангавором я словно на качелях. Может, не стоило с ним ехать… Он как огонь для мотылька – такой притягательный и такой жалящий.

– Варвара… – Аттар приблизился ко мне и обнял лицо ладонями, в его глазах были беспокойство и нежность. Тигр, прячущий клыки и когти. Я завороженно тонула в рыжих глазах, отражающих закат. – Чтобы не поддаться страху, его нужно будет контролировать. Лучший способ – рассказывать о настоящем страхе твоей жизни. Спрятать наносной ужас в настоящем. Слышишь?

– Я не понимаю… – Ноги вдруг стали ватными, в поисках опоры хотелось руками обнять плечи аттара, но я не осмелилась.

– Мы сядем в машину и поедем…

У меня мелькнула и пропала мысль: «Все-таки не пешком».

– …И ты попробуешь говорить, молчаливая Варвара, попробуешь рассказать о самом плохом событии твоей жизни. Попробуешь управлять страхом своими словами. Ты понимаешь меня?

– Почти. – Какое-то незнакомое томление разливалось по телу, мешая думать.

Кажется, удовлетворенный моим ответом, Тангавор подошел невозможно близко и поцеловал меня в лоб, а потом отпустил мое резко ослабевшее тело и стал неспешно собирать остатки скромного пиршества. Мед, сладкий мед с запахом полыни.

Я снова обернулась к безмолвным горам. Прекрасные и неприступные. Я вас полюбила в первую же секунду, а в ответ вы подарите мне страх, да?

Они сели в машину. Тангавор посмотрел на Варвару и спросил:

– Готова?

Она кивнула, не поднимая глаз. «Молчаливая Варвара». Не стала спрашивать, есть ли иной вариант. А его и нет. Они пробовали провести людей в беспамятстве, те просыпались потом лишенными разума. Страх надо встречать с открытыми глазами.

Тангавор неторопливо свернул с парковки на невидимую пока дорогу, покрытую дерном. Мрачно вцепившись в руль, аттар наконец признался сам себе: в том, чтобы протащить Варвару через барьер, была особая выгода. Он будет рядом, выслушает девушку, примет страх и разделит с ней, утешит потом. Это ли не повод для сближения? Тангавор мог до бесконечности долго кружить вокруг нее, подбирая ключ к ее границам. А она могла довольно долго издалека лукаво смотреть на него и продолжать держать на расстоянии. Молчаливая Варвара. Но барьер поможет ему значительно сократить дистанцию, которая лежит пока между ними. Расчетливо быть рядом, когда рухнет ее оборона, – это ли не высший цинизм? Это ли не цинизм Высших…

Тангавор не был уверен, что его совесть останется спокойной после всего.

Глава 9

Вымой горькими слезами добела, до чистоты…[6]6
  Л. Щерблюк.


[Закрыть]

Такайямские горы. У Западного перевала

Я практически сразу поняла, о чем буду говорить. Идея Тангавора мне была понятна – вытащить страх из глубин сознания и оплакать его. Чтобы поток шел изнутри наружу. Иначе внешний искусственный страх хлынет на тебя и, наоборот, заполнит и сведет с ума. Я сосредоточенно перебрала свои воспоминания и нашла те, которые могу безопасно для себя прожить заново. Наверно. По крайней мере, об этом я готова говорить с аттаром. Не знаю, что могли вспоминать другие люди, но мне, как хирургу, долго искать не пришлось.

И я начала говорить. Рублено, отрывисто, не заботясь о том, понимает ли Тангавор меня. После тепла его ладоней на моих щеках было не страшно открыться. Я перескакивала с одной мысли на другую. То рассказывала об учебе и как мы тренировались на трупах. То о первых операциях, на которых нам разрешили постоять и подержать зажим. Как я очень переживала, когда на моих глазах случилась первая смерть. А потом еще… И мне казалось, что я постепенно начала привыкать, научилась справляться. И пребывала в горьком заблуждении до своей первой личной потери. Я говорила и говорила.

Горло сжималось от горечи и соли, я не видела уже ничего вокруг от слез. Я доставала ту историю и словно заново ее переживала. Резала по живому. Это была не первая моя самостоятельная операция. Но ее я запомнила четче остальных, хотя мечтала забыть. Она была простой, рутинной. Я была так уверена в себе, с удовольствием общалась с мальчиком и его родителями. Самоуверенная и молодая.

Слезы душили меня, я скорчилась на сиденье и все говорила, обнажая накопленную боль. Борисович и Леонид были со мной. Два лучших хирурга стояли рядом со мной, готовые помочь. Я так была спокойна и уверена.

Я выла, как раненая волчица, потерявшая свое дитя. Боги, как же больно! Кровь стучала в ушах… и я рыдала навзрыд. Моя первая потеря. Я тогда вышла из операционной и спрашивала:

– Что я сделала? Что я сделала неправильно? Что я пропустила? – Боясь задать самый страшный вопрос: – Это я убила мальчика?

Агония… Он был маленький… Я была его врачом, и он умер… Потом случались и другие потери, и каждый раз я испытывала физическую боль от незаданного вопроса: «Это я?» Я пыталась справляться с этим, жить с этим. Борисович тогда запер меня в кабинете и долго утешал, что так бывает:

– Ты не убила, ты его потеряла, но не убила. Все хорошие хирурги теряют пациентов. Не замыкайся, не застревай, чтобы суметь помочь еще одному ребенку…

Два лучших хирурга были со мной, а потерю я все равно ощущала своей личной. Это был мой пациент.

Я рыдала, не в силах больше рассказывать, кажется, моя душа проходила все круги ада, переживая заново накопленную боль, несправедливость потерь… Пронзительная исповедь на тайной дороге в сгущающихся сумерках.

А потом пришел свет. И боль стала отступать. Машина стояла на обочине, а я была на коленях у аттара. Даже не заметила, как он перетащил меня к себе. Он обнимал меня и гладил по волосам. Спокойно так. Вскоре тело перестало сотрясаться от рыданий. Я прижималась к груди Тангавора и беззвучно выплакивала последние слезы. Внутри была светлая опустошенность.

Наверно, мы долго так просидели – вокруг уже разливалась густая темнота ночи среди молчаливых гор. Прекрасные и неприступные. Я ошиблась… Это я подарила горам свой страх, а они его приняли, сделав мою ношу легче. Только теперь я поняла слова психотерапевта – взять болезненную ситуацию и пройти ее насквозь. От начала и до конца. Только тогда она перестанет тянуть силы и станет просто историей. Если бы не этот перевал, я бы так и не нашла в себе силы вытащить те истории и пройти их целиком. Я развернулась лицом к Тангавору и прошептала:

– Спасибо.

Он в ответ стал целовать мои заплаканные глаза и щеки, словно вытирая последние слезы. Так сладко и так горько.

И он не говорил, что это «ерунда и пустое».

Я не шевелилась. Тихо принимала его ласку, наполнявшую меня светом. Ни в чьих руках я не ощущала такой щемящей нежности. Аттар прижал меня крепко, прикоснулся губами к уху и спросил:

– Ты ведь уже догадалась, что я рассказывал вовсе не легенду?

Я кивнула. Рыдая над потерями, я оплакала и прежнюю картину мира. Жестокая легенда, терзавшая весь день мое сердце. На перевале я наконец осознала, чем она меня так испугала – едва уловимыми намеками, что миф вовсе не миф. Мое подсознание поняло сразу и, как птица в клетке, билось в ужасе и пыталось достучаться до меня всю дорогу.

– Ты настоящая… самая живая и самая настоящая девушка из всех, что я видел… Ты не призрак. И не важно, что твоего мира больше нет, не важно, что ты девочка из мертвого мира… ты живая… невероятная…

Тангавор все говорил и говорил. Тигр, прячущий когти, звериным чутьем уловил самый главный мой страх и зализывал его словами. Я выплакала горе по потерянному миру, это было несложно, ведь, по сути, я его и не знала. Но страх, что я тоже ненастоящая…

Нет, я живая. Столько эмоций за последние несколько дней… Определенно – живая. Я вцепилась в аттара, впитывая его ласку и его слова. Если бы не перевал, который выпил мои тревоги, вряд ли я бы приняла правду так легко. Я снова с восхищением подумала, что Тангавор – блестящий стратег. Внутри одного события спрятать другое. Кто знает, может, там и вовсе матрешка с кучей слоев.

Извернулась в его руках, нащупала пальцами его лицо, обхватила и прижалась к губам, выражая благодарность за то, что его игра не ранит меня и пока дарит больше, чем я могла бы ждать. Такая сладкая и такая горькая игра…

Отстранилась. Спасибо темноте, я не видела глаз аттара, и мне не пришлось краснеть. Неловко выпуталась из его рук и вышла из машины.

Как же хорошо и легко. Мы где-то высоко-высоко. Тихая гармония. Это чувство так необыкновенно. Шаг, шаг и еще. Вдох-выдох. Мне бесконечно хочется вдыхать этот невидимый свет, дарующий успокоение. Где-то высоко надо мной сияют созвездия.

– А звезды тоже ненастоящие?

– Я покажу тебе настоящие. – Голос аттара раздался над моим плечом.

– Что такое Идайн-Тсури?

– Это центр. Центр вашего осколка мира. Знаешь, что такое око бури?

– Да, зона затишья в середине тайфуна, штиль…

– Долина Идайн – око в центре сил, которые берегут ваш мир. Восходящие потоки магии, которые поддерживают купол над осколком, повлияли на обычное дерево, растущее в центре. За тысячелетия дерево напиталось магией. Так что теперь Идайн-Тсури и правда Древо Жизни.

Разглядывая фальшивые звезды, я пыталась представить себе фонтан магии, бьющий из центра «тарелки», на которой лежал наш осколок мира. Как мощные струи силы поднимались вверх, а потом распадались веером вокруг, до самого края, создавая купол. Купол, дающий защиту. Купол, дарующий иллюзию и фальшивое небо.

– В долине видны настоящие звезды? Из-за этого не пускаете сюда людей?

– Да.

– А вы кто?

– Хранители.

Я обернулась к Тангавору, стоящему так близко.

– Ты видел богов?

– Никто не видел.

– Почему ты тогда в них веришь?

Аттар ничего не ответил. Снял с себя куртку и набросил на мои плечи. А я и не заметила, что замерзла и дрожу от холода.

– Едем дальше?

– Смотреть на звезды?

– Позже, сначала нужно отдохнуть. Внизу у спуска стоит дом.

Мы вернулись в машину. Потирая озябшие пальцы, я спросила:

– И каждый раз такое при переходе через барьер?

– Только в первый раз. Потом будет лишь легкое беспокойство, на которое можно не обращать внимания.

При слабом свете фар был виден лишь кусочек дороги. Я какое-то время бесполезно вглядывалась в мягкую темноту за окном, а потом уснула.

Тангавор остановил машину у крыльца дома и заглушил двигатель. Открыл дверцу и позволил ночи заполнить салон пряными запахами и теплом. В долине всегда лето.

Аттар долго сидел в оцепенении, слушая ровное дыхание спящей Варвары. Ее неловкий поцелуй обжег запахом земляники и вкусом моря, привнеся в его душу смятение.

Тихо скрипнула дверь, на крыльцо вышла Ханна-Мэй и включила маленький фонарь. Верная помощница, неизменно идущая по жизни впереди него.

– Спальни готовы.

Он обошел машину и аккуратно поднял Варвару на руки. Ханна-Мэй открывала и придерживала двери, пока он нес девушку до кровати. Тангавор попросил позаботиться о гостье и вышел из дома. Быстрыми шагами он преодолел расстояние до небольшого отдельного здания с высокой стеклянной крышей. В тренировочном зале ждала груша, готовая принять на себя его злость.

Он больше не управлял происходящим. Словно во время бури на воде, рывками подставлял паруса под непредсказуемые порывы ветра, лишь бы не терять курс и держаться на плаву. Он затеял игру, чтобы сблизиться, подружиться. А девушка, ничего не делая, снесла его границы напрочь, проникая куда глубже, чем он был готов. Ее губы так невероятно пахли земляникой. Она была такая живая…

Советник рассказал, что, судя по докладу, именно в момент карнавала Варвара находилась в больнице на другом конце материка. У них в приюте был карантин, сама Варя лежала под капельницами. Есть медицинская карта, заполненная сухими фразами. История болезни, дата поступления, процедуры, лечение, дата выписки. «Практически невозможно».

Удар, удар и еще. Вдох-выдох. Где-то высоко сияют настоящие звезды, с осуждением вглядывающиеся в его лицо. В лицо аттара, который привык верить фактам, а не эмоциям. Однажды он уже поддался порыву и наломал дров. С тех пор он запер эмоции под замок, дозированно сжигая их в спорте. Удар, раз-два-три, раз-два-три, еще и еще… пока в голове не прояснится. Пока не пропадет желание проверить Варвару.