Текст книги "Дневник бессмертного"

– Очень рада, что вы нам помогаете. Спасибо.

Зря старалась.

Они даже не взглянули на меня.

Хм, странные. А может, сменить диалект?

Я экспериментировала с произношением минут пять. Моей болтовней заинтересовалась даже Верка, которая все время с момента нашей посадки что-то ожесточенно искала в сумочке.

– Маш, ты им что – стихи читаешь?

– Нет, Вер, налаживаю дипломатические отношения.

– Да я вроде уже наладила. – Она окинула внимательным взглядом замерших истуканами мужчин. Честно, если бы не их открытые глаза – решила бы, что спят!

– Они стесняются вас и плохо понимают. – Я увидела в зеркале глаза Андруша и взгляд, которым он смерил ничего не замечающую Веру. – Они жили по ту сторону Карпатских гор в маленькой деревушке, пока я не забрал их в город.

– Но они должны меня понимать!

– У вас очень странный акцент, мм… диалект… – Его светлые глаза цвета туч, укрывших небо, прищурились в отражении зеркала, будто он улыбнулся. – Но если хотите, я стану вашим переводчиком.

– Андруш, скажите, а в их роду был князь Владислав? Его еще звали Влахо?

Неопределенно качнув головой, Андруш ничего мне не ответил, лишь уставился на дорогу, летящую под колеса фургона. Зато вдруг ожил один из братьев.

– Князь Влахо Вайнский? Один из князей, погубивший возлюбленную и всю семью?

– Вы понимаете меня? – вздрогнула я.

– Плохо, – вздохнул паренек и заговорил, мешая румынские слова с незнакомым мне наречием. – Князь убил невесту, своих сестер и мать, а после исчез. Говорили, что с небес сошел ангел, чтобы наказать его за великое злодеяние. Когда я был маленьким, моя матушка пугала нас тем, что его неупокоенная душа в образе белого лиса ищет очередную жертву. Мы с Полем боялись и не ходили далеко в горы, где стоит его родовой замок… Вы спрашивали о Влахо Вайнском?

– Мм… – Я помедлила с ответом. – Наверное, да. К нам в руки попал его дневник. К сожалению, древнерумынский идет трудновато, но часть я уже перевела, и… не могла не заинтересоваться вашей историей. К слову сказать, в своих воспоминаниях он не похож на человека, способного убить, и уж тем более своих любимых.

– Часто бывает так, что истина уступает выдумке. – На меня из зеркала вновь взглянули внимательные глаза Андруша.

Я улыбнулась, прочитав в них неподдельный интерес.

– И это здорово! Будет очень любопытно узнать истинное положение дел.

– О чем все-таки речь? – не выдержала Вероника, устав догадываться о смысле беседы лишь по нашим интонациям и загадочным фразам Андруша на русском, специально подогревавшим ее интерес.

– Мы говорили об авторе дневника, – пояснила я и вежливо улыбнулась братьям, намекая, что беседа закончена. Те понимающе кивнули и уставились на пролетающие за окнами леса и маячащие где-то впереди горы, лишь Андруш продолжал время от времени поглядывать на нас в зеркало. – Парни говорят, что Влахо Вайнский уничтожил всю семью и убил возлюбленную, но… насколько я могу судить об этой личности по его заметкам, он никогда бы не убил тех, кого любил. Об этом я только что и сказала.

– А-а-а… Ни минуты без работы? – Вера усмехнулась и с тоской взглянула на хнычущее небо. – А я-то думала, ты с ними шашни крутишь. Впрочем, в такую погоду только о мертвецах и говорить. Кстати, милейший… – она пощелкала пальцами, привлекая внимание Андруша, – а в вашей забегаловке мы можем рассчитывать на глинтвейн? А то очень хочется согреться. Такое впечатление, что мы прилетели в осень.

– К вашим услугам, моя госпожа, все, что угодно. – В зеркале засияла широкая улыбка нашего гостеприимного хозяина. – А глинтвейн у меня самый лучший. Погода тоже изменится. Мы подъезжаем к горам, а здесь все меняется очень быстро.

– И это радует. Кстати, далеко замок Вайнских князей от вашей гостиницы?

– Довольно далеко. – На нее вновь с усмешкой взглянули глаза Андруша. – Если выйти рано утром, до него можно добраться только к ночи следующего дня. Но… горы… Лучше дойти на третий день.

Верка вытаращила глаза.

– Хотите сказать, чтобы добраться до этих развалин, нам нужно будет ночевать в лесу?! О таких сложностях нас не предупреждали! А можно нанять вертолет?

– Можно. Но будет долго ждать. – Речь Андруша снова стала ломаной. – Заказать в город. Ехать. А потом ждать. Мм… неделя!

– Черт! – Идеально накрашенные губки подруги презрительно искривились. – Зря я согласилась на эту авантюру! А все ты! – Ее наманикюренный пальчик уткнулся мне в грудь. – Из-за тебя я променяла путевку в Египет на эту дурацкую поездку!

– И это доказывает, что ты самая лучшая подруга! – серьезно кивнула я, едва сдерживая смех.

Вероника смерила меня пристальным взглядом, но так и не дождалась даже тени улыбки.

– Эх, ладно. – Она вдруг махнула рукой. – Вспомним детство и ночевки в палатках. Кстати, спроси у юношей, у них в горах кровососов много?

После того, как я старательно перевела эту фразу, парни очнулись от созерцания дороги и серьезно уставились на нее.

– Вы говорите о вампирах? – уточнил Андруш, разглядывая ее в зеркале так пристально, что Вероника даже смутилась.

– Да вы что? Шуток не понимаете? Я про комаров! Все-таки нам на природе ночевать.

– Достаточно, – Андруш ловко свернул с трассы на узенькую дорогу, ведущую мимо густо разросшихся елей к высокому каменному забору, за которым виднелись остроконечные, украшенные всевозможными флюгерами и крытые красной черепицей крыши. – Прибыли.

Фургончик, чихнув, въехал в распахнувшиеся перед нами ворота и, напоследок фыркнув, остановился на небольшой площади, окруженной игрушечными на вид домиками из красного кирпича, украшенными резными верандами, крылечками и самыми настоящими ставенками. Всю эту красоту дополняли клумбы с розами, пионами и какими-то меленькими, яркими цветами.

Братья выбрались из фургона первыми.

– Теперь все это – ваш дом. – Андруш обернулся к нам и улыбнулся. – До тех пор, пока вы гостьи нашей страны.

– Мне уже не хочется ее покидать, – я вернула ему улыбку и вдохнула изумительный цветочный аромат, разливавшийся повсюду. – Ничего прекраснее не видела.

– Все зависит от выбора. – Улыбка нашего гостеприимного хозяина стала еще шире. – И желания.

Подмигнув, он распахнул дверцу и ловко выпрыгнул из машины. Тут же послышался его говорок, подгонявший братьев нести вещи в дом.

Вероника проводила его взглядом и вдруг зашипела на меня.

– Не могу поверить! Ты с ним что сейчас – заигрывала?!

Я пожала плечами.

– Всего лишь выказала восхищение тем, что увидела. Что в этом такого? – И подхватив сумку, вышла из машины.

Чтобы Вероника стала читать нотации?! Тут уже не дождь, снег пойдет!

– Проходите. – Андруш уже поднялся на крыльцо ближайшего очаровательного домика и приглашающе распахнул дверь. – Можете принимать душ и отдыхать. В шесть вечера я хотел ждать вас в Хозяйском доме на ужин.

Его симпатичное добродушное лицо вновь озарила приветливая улыбка.

– И где этот дом находится? – с ехидцей поинтересовалась Вероника, зябко обнимая плечики, словно это могло ее спасти от накрапывающего дождя. – Или вы считаете нас телепатами?

Он взглянул ей в глаза и, не переставая улыбаться, успокоил:

– Конечно же, я пришлю за вами кого-нибудь из моих помощников или приду сам. Не могу же я позволить, чтобы гостьи заблудились в моей усадьбе. Ведь найти самим во-он тот большой дом с вывеской «Хозяйский» очень сложно! – Он коротко ей поклонился и прямиком направился к зданию, о котором говорил.

– Не знаю, как ты, Маш, а я его уже ненавижу! – Вероника угрожающе прищурилась вслед Андрушу. – Интересно, как бы я угадала, что те буквы означают слово «Хозяйский»? Я же на их великом и могучем читать не умею! А он еще и издевается!

– Ты могла бы спросить у меня, – вместо ожидаемой поддержки возразила я. – Я бы с радостью перевела тебе эту вывеску.

Не ответив, подруга фыркнула и первой застучала каблучками по деревянным ступеням крыльца к распахнутой двери.

Остаток дня промелькнул незаметно. Вера, распаковав чемодан, направилась в душевую комнату, а я принялась знакомиться с нашим жилищем.

Дом оказался небольшим, но очень уютным.

Первый этаж занимала гостиная, совмещающая в себе и прихожую, и кухню, и каминный зал. Я с наслаждением упала на обитый кожей диван. Необычный домик! Если честно, он напомнил мне бабушкину дачу. Светлый, с белым потолком и деревянными стенами, источающими аромат только что спиленного дерева. Мм… Вот только с отделкой совершенно не вязалась богатая мебель, кожаные кресла и диван, расположенные у камина, а также барная стойка, отгородившая кухонную зону. Дальнюю стену занимали стеллажи, где за стеклами дожидались своего читателя сотни книг.

Сразу за стеллажами наверх уходили крашенные темной краской деревянные ступени, а в углу под лестницей располагалась неприметная дверь, скрывшая за собой все блага цивилизации (а проще говоря, душевую, прачечную и санузел с пятью унитазами).

Позавидовав доносившемуся из-за двери плеску воды и довольному мурлыканью Вероники, я отправилась изучать второй этаж. Ступеньки приветливо скрипели, словно радуясь гостям. Вдруг мне на мгновение подумалось, что дом за мной наблюдает. И что это не я изучаю его, а он меня…

Стараясь не обращать внимания на странный холодок, внезапно поселившийся в животе, я поднялась на последнюю ступеньку и огляделась.

Небольшой квадратный коридорчик. Две двери. Деревянные стены украшали два бра и картина с натюрмортом. Придирчиво оглядевшись, я заметила в потолке квадрат люка. Чердак? Вот только нет ни лестницы, ни возможности добраться до него…

Ну и ладно!

Решив не заморачиваться особенностями местной архитектуры, я оставила чердак неисследованным, толкнула одну из дверей и очутилась даже не в маленькой, а в крошечной спальне.

Честно! В комнатке помещались лишь кровать, комод и стул. Один. А в стене блестело чистотой стекло окна. Если бы не рамы, я решила бы, что стекол нет!

Распахнув ставни, я с наслаждением вдохнула необычайно свежий воздух, напоенный ароматом дождя, роз и леса.

– Маш? Ма-аш, ты где?! – Вероника, кажется, вдоволь наплескалась, и теперь ей захотелось общения. За то недолгое время, что мы были знакомы, я обнаружила в ней одно ценное качество: она не умела долго дуться и из всякой ситуации могла извлечь максимум удовольствия. – Машк? Ты куда подевалась?

Не отстанет!

Я вышла из комнаты и сбежала вниз.

– Тут я. Дом изучала. Так здорово! Такой воздух! И стены обиты свеженькими досочками!

– Угу. Как в бане! – снисходительно поддакнула она, обернув полотенцем влажные волосы.

– Ничего ты не понимаешь! Да я, может, всю жизнь мечтаю жить в таком доме и заниматься переводами в кресле у разожженного камина. – Я прошла за барную стойку и, взяв с полки две маленькие кружечки, наполнила их из кофеварки ароматным, густым кофе.

– Ха, проблема! Ты можешь попросить матушку или бабулю устроить тебе такую жизнь. У меня, к сожалению, нет богатых родственников. Вот и приходится искать того, кто обеспечит мне уют, – отбросив в кресло полотенце, подруга запахнула махровый халат и, затянув пояс, тоже подошла к стойке.

– Нет. – Я придвинула ногой высокий стул и уселась. – Ни за что. Я не возьму ни копейки из денег матери. Они не ее.

– Подумаешь. – Вера подсела рядом. – Если ты винишь ее в том, что она использует для комфортной жизни деньги тех, кто время от времени оказывается в ее постели, скажу тебе прямо – ты не права! Твой отец умер. Горе. Но нужно жить дальше. Нужно обеспечивать жизнь тебе и бабушке.

– А ты знаешь, что бабуля взяла маму из детского дома? – Я не хотела этого говорить. Не то чтобы это было тайной… Просто об этом факте из истории моей семьи всегда умалчивалось, но сейчас словно черт тянул меня за язык! – Воспитала ее, но она ей не мать. Как-то раз бабушка обмолвилась, что во время войны ее собственная мать бежала из Румынии, долго скиталась по Европе, пока однажды волей случая ее не занесло в Советский Союз, но и тут счастья она не нашла, была арестована, сослана в лагерь, где и умерла, оставив дочь совсем одну. Как бабуля выжила, я не представляю. Спасибо тому, кто отвел ее в детский дом. Потом, когда бабушка выросла, она решила взять на воспитание из того же детского дома девочку.

Подруга задумчиво побарабанила длинными пальцами и вдруг спросила:

– А у нее есть свои дети?

Я покачала головой.

– Нет. Она никогда не была замужем из-за какой-то трагедии, произошедшей с ней в юности, и всю жизнь отдала воспитанию приемной дочери, затем моему, и изучению своей страны и рода, к которому якобы принадлежит.

– И что это за род? – Подруга тоже взяла кружку.

Я сделала несколько глотков и с сожалением отставила опустевшую чашечку. Вкусный кофе!

– Ее имя София Береш-Вайнская. Но в России решили ограничиться записью в метрике «Софья Александровна Береш».

– Стоп! Ты хочешь сказать, что дневник, который попал к тебе в руки, принадлежит кому-то из ее семьи? – Вера вытаращила на меня изящно подведенные глаза.

– Ну… – Я усмехнулась. Любила подруга такие эффектные ходы. – Я бы заменила слово «семья» на слово «род». Из семьи у нее, наверное, уже никого и не осталось. Если не считать, конечно, нас с мамой.

– Это просто «вау»! – Верка одним глотком выпила кофе и, по-моему, даже не заметила этого. – Теперь я понимаю ее мотивы! Вот почему, когда обнаружился дневник этого Валдиса…

– Владислава! – поправила я.

– Какая разница? – отмахнулась подруга. – Вот почему она вцепилась в него мертвой хваткой и сразу же направилась к декану, чтобы он, не упоминая ее, отдал эту работу тебе!

– И почему?

– Как ты не понимаешь? Во-первых, это такой шанс для тебя остаться на практике в институте, и она, как любящая бабушка, не встанет на пути у своей внучки, во-вторых, она всегда незаметно будет в курсе и, может быть, узнает кое-что из истории рода.

Я согласно кивнула. Впрочем, эти мотивы мне стали понятны еще в самолете, но теперь обида сменилась пониманием и желанием улыбнуться. Что ж, если я здесь – нужно сделать работу на «отлично».

Вера поднялась, сунула чашку в мойку и прошлась по комнате.

– До званого ужина еще два часа! Ума не приложу, чем мне заняться?

– Ну… лично я пойду в душ, а после, если будет время, намерена сесть за работу. – Я тоже встала и направилась к спрятанной под лестницей вожделенной двери, но прежде чем скрыться за ней, обернулась и указала на небольшую панель телевизора, висевшего на стене над камином. – Ты можешь посмотреть тв.

– Ага! Местное? И что я там пойму?

– Тогда… вариант второй и последний – попробуй все же ознакомиться с предстоящей работой. – Я указала на свою сумку, одиноко лежавшую на кресле. – Все доки в ноуте. В папке «Вайнские князья». Рабочий стол.

Глава третья

 
Воспоминания, как плети,
Терзают плоть, пытают разум.
И с каждым прожитым столетьем
Я прошлым сторицей наказан.
 

«…Дневник… Сегодня я нашел мой дневник – старую тетрадь, в которой осталось довольно много чистых листов. Боги, сколько пережитого в нем скрыто. Сколько воспоминаний набросилось хищными зверями, разрывая на части душу. Только с ним я мог делиться переполняющей меня пустотой, именуемой жизнью.

Не знаю, кем и за что мне было уготовано родиться в семье Вайнских князей единственным наследником, но младшим ребенком. Две старшие сестры, близняшки Гертруда и Вероника, казалось, ненавидели меня всем сердцем. Мати этого просто не замечала. Возможно, с моим рождением связана какая-то тайна – не знаю. Дворовые шептались, что отец мой попросту исчез еще до моего рождения.

Детство…

При одном упоминании о нем мое сердце должно радостно биться, а воспоминания пестреть беззаботными днями, но… Я слишком рано понял, что не нужен матери, да она этого и не скрывала. Иногда мне казалось, что я не родной ребенок, ведь все самое лучшее получали мои сестры, а я лишь довольствовался тем, что добывал себе сам в неравной борьбе с моим главным врагом – жизнью…

Впрочем, я лгу, говоря, что в моей жизни не было счастья. Детвора замка и дворовые заменили семью, а Агнес – моя кормилица, стала мне матерью.

Агнес…

Когда я вспоминаю ее, мне хочется выть, ибо я стал причиной ее смерти. Все случилось в тринадцатый день моего рождения.

Мати всегда устраивала балы в честь меня и моих сестер, но этот праздник был фальшью. Собравшаяся знать откупалась от виновника торжества богатыми дарами, тут же забывая обо всем ради выпивки, обжорства и разврата. Поэтому никто не замечал моего бегства, а я, изнывая от нетерпения, бежал в комнату кормилицы, и там, в кругу слуг и дворовой ребятни, у меня начинался настоящий праздник.

Однажды об этом прознали сестры. Точнее, Гертруда. И поведала матери. Та подобно фурии ворвалась в комнату Агнес и уставила на меня палец, украшенный перстнем с кровавым камнем.

– Ты не смеешь позорить наше имя, общаясь со слугами, словно они – твоя семья! – Кивнув страже, дожидающейся приказа за дверью, она коротко бросила: – На конюшню их всех!

Приговор был слишком жесток.

– Нет! Мати, нет! – Я бросился наперерез шагнувшим в комнату стражникам. – Они не виноваты! Я… я сам пришел сюда, потому что… потому что…

– Потому что ты не бережешь фамильную честь! Ты такой же босяк, как и они! Я не позволю тебе втоптать в грязь наше имя! – Слова мати хлестали пощечинами, но я решил не отступать.

– Они – не виноваты! – отчеканил я, глядя в ее перекошенное гневом лицо. – Никто из них! Только я!

– Тогда… вместо дворовых ведите на конюшню этого щенка! И пусть все находящиеся здесь смотрят на его порку! – выпалила мати и, уже уходя, бросила: – Дайте ему двадцать плетей.

– Нет! – тут же раздался в комнате отчаянный крик. Агнес бросилась ко мне и, прижав к груди, торопливо заговорила: – Госпожа София, смилуйтесь! Он же ребенок! Он – дитя! Он не переживет двадцать плетей! Он ни в чем не виноват! Это я позвала его сюда, как и всех остальных! Я хотела устроить для Влахо праздник! Ему же всего тринадцать!

– Ему уже тринадцать. – Мати остановилась на пороге. – И он выбрал праздник по себе. К тому же испытания создадут из него настоящего князя, но… уж коли ты заступилась, в отплату за свою вольность ты разделишь с ним его наказание.

Она вышла, но еще мгновение после этого никто из стражников не решался к нам подойти. В глазах воинов я видел жалость, но ослушаться приказа хозяйки они не могли, ибо сами рисковали попасть под плети.

– Не бойся, сынок… – Агнес обняла меня, поцеловала в лоб и вышла первой. Лишь слезы, блеснувшие в ее глазах, сказали мне о многом…

…После наказания моя кормилица прожила неделю. Мои мучения длились дольше, ибо я опять остался в живых. О том, что ее не стало, мне сообщил старый кучер Грегор. После месяца лихорадки я впервые вышел на улицу, сам дошел до ее могилы и долго стоял на осеннем ветру. Та, что заменила мне мать, ушла, и вместе с ней ушло детство. В тот день тринадцатилетний мальчик исчез навсегда. Горе убивает слабых, сильных оно заставляет меняться…»

С наслаждением постояв под горячим душем, я выключила воду, изучила висевший на крючке махровый халат в голубенький цветочек, но предпочла висевшее рядом белоснежное, пушистое полотенце, завернулась в него и вышла в гостиную.

Вероника сидела с открытым ноутбуком, забравшись с ногами на диван, и читала.

Читала?!

Если честно, я была уверена, что она выберет телевидение.

– Вера, что с тобой? У меня галлюцинации, или ты действительно читаешь?!

Та бросила на меня быстрый взгляд, отмахнулась и вновь уставилась в экран ноутбука.

– Ве-е-ер! – Я подошла ближе. – Теперь скучно мне, и я жажду общения! И вообще, что ты там такого нашла? У меня ведь в ноуте только дипломная и дневник Владислава.

– Я нашла подтверждение тому, что твой Владислав действительно укокошил всю семью!

– Что?! – Я уселась рядом и заглянула ей через плечо. Пробежала глазами то, что она читала, и облегченно выдохнула. – А я-то думала, что ты с переводчиком залезла в непрочитанное.

– Маш! Очнись! Вот оно! – подруга азартно ткнула в экран. – Его детство – издевательства матери и сестер. Кстати, наукой доказано, что все беды и болезни психики идут из детства.

– Но братья сказали, что он убил еще и невесту! Ее-то за что?

– Ну… – Вера глубокомысленно пожала плечами и закрыла ноут. – Смотря, какая невеста была. Если такая же, как мамаша, то понятно!

– Что ж, все подробности нам даст перевод оставшихся страниц. Попробую сесть за него уже сегодня после ужина. – Я поднялась, выудила из сумки голубые джинсы и темную блузку и отправилась переодеваться.

Когда я снова спустилась в гостиную, Вероники не было, как не было и ее розового чемоданчика. Ясно. Тоже пошла наводить марафет.

Вскоре в дверь постучали.

– Госпожа? – В дом заглянул Андруш. – Вы готовы? Я пришел отводить вас на ужин. Все, кого мы ждали, уже собрались. Остался только один господин. Он отличный проводник и занимается изучением семьи Вайн, но из-за непогоды, возможно, прибудет завтра.

– Да, конечно! – Я поднялась ему навстречу. – Надеюсь, парадно-выходной одежды не нужно? Я люблю по-простому.

– По-простому это хорошо! – заулыбался хозяин и вдруг, вытаращив глаза, замер, разглядывая что-то позади меня. Я мгновенно развернулась и успокоенно выдохнула, увидев у себя за спиной не какой-нибудь злобный призрак, а спускающуюся по лестнице Веронику. С распущенными золотистыми кудрями, в черном обтягивающем недлинном платье с глубоким декольте и в высоких сапогах, она была воплощенной мечтой любого мужчины. – Ваша подруга… Она прелестна…

Услышав его, Вероника снисходительно улыбнулась и направилась к нам.

– Надеюсь, вы мне не льстите? Мы ведь только что совершили перелет, а… усталость не красит женщину.

Я выразительно закатила глаза. Ну, просто не может без этих штучек! Тут мой взгляд упал на ее декольте, точнее, на кулон, красовавшийся у нее на груди: красный, неограненный камень в форме сердца в сплетении черных рук на тонкой серебряной цепи.

– Зачем ты его взяла?

Она недоуменно нахмурилась.

– О чем ты?

– О моей подвеске!

– Пф… – Она по-хозяйски коснулась камня. – Ты сама говорила, что не будешь ее носить.

Я подскочила к ней и решительно стянула цепь, слегка взлохматив ее идеальные кудри.

– Я говорила, что не имею никакого отношения к роду моей бабушки! Но я не сказала, что не буду носить и беречь ее подарок! К тому же это единственное украшение, доставшееся ей в память о матери!

– Подумаешь! – Вера обиженно покривила губки и вытянула из крохотного ридикюльчика жемчужное ожерелье. – Тогда не буду портить свой идеальный вид твоей жуткой бижутерией. Любезнейший, застегните, пожалуйста…

Она направилась к наблюдавшему за нами Андрушу.

– Почту за честь, – ухмыльнулся он. Вера протянула ему ожерелье, повернулась спиной и откинула волосы, обнажая шею. Андруш перехватил жемчужную нитку и ловко застегнул украшение. – Все готово, госпожа. Пойдемте.

От меня не укрылся тяжелый взгляд, которым он одарил подругу, но тут же скрыл его за вежливой улыбкой. Выудив из подставки стоявший у двери зонт, он раскрыл его и первым шагнул в дождь. Вероника торопливо направилась следом.

Я в нерешительности постояла с кулоном в руке. Надеть или нет? Наряд для такого украшения, конечно, неподходящий, но оставлять на полке не хотелось, а прятать в сумку – времени нет.

Ладно!

Больше не раздумывая, я нацепила кулон на шею и бросилась в пелену дождя вслед за уходившими Андрушем и Вероникой.