Текст книги "Цвет читающей нации"

Оксфордский акцент

Маша гордилась знанием английского языка и не упускала случая им блеснуть. Язык был символом того, что она девушка современная, образованная, повидавшая мир и (между нами) мужчин, его населяющих. Всюду она легко находила друзей, вливаясь в поток местной жизни. Когда же годы лихой юности стали уходить, Маша бросила якорь в родной Москве, где, к счастью, интернациональную компанию обрести нетрудно. Вот только какую…

Англоязычных учителей, с которыми Маша периодически занималась для поддержания уровня, сливками общества назвать было трудно. Потерпев сокрушительное поражение на родине, иностранцы стекались в первопрестольную в поисках легкой наживы, доступной любви и всеобщего обожания. Мария гордилась тем, что на нее заокеанский шарм уже не действовал. «Посмотрите сами, – говорила она подругам, – австралийцы в исходнике сплошные каторжники, в Северную Америку тоже от хорошей жизни никто не ехал. Британцы вроде ничего, но до нас ведь сплошные бомжи добираются!»

Вообще-то Маше это чувство превосходства даже нравилось. Скажем честно: изысканности нашей героине не хватало хронически, так что неприкаянные инородцы со сложной жизнью способствовали поддержанию самооценки. Все же Маша знала, что, помимо маргиналов, где-то в Америке есть высоколобые выпускники Лиги плюща, а в недрах Британии еще должны водиться представители благородных семейств. Встречу с ними она искала и в то же время боялась ее.

И вот – счастливый случай. На просторах интернета Маша набрела на страничку выпускника Оксфорда, живущего в Москве и дающего частные уроки. Может ли такое быть?! С фотографии на нее смотрел британец в твидовом костюме. Один из тех, что проводят детство в фамильных поместьях, потом отсылаются чопорными родителями в интернат, а сразу после – поступают в престижные британские вузы, где, по всеобщему убеждению, непременно изучают латынь и соревнуются в гребле. Красавец по имени Джеймс был настоящей находкой.

Маша немедленно схватила телефон и набрала номер, даже не проверив, который час. Трубку снял не просто британец, а ТОТ САМЫЙ британец. Он говорил на специфическом английском, который именуют Oxford English, posh English и BBC English[2]2
   Произношение, которое ассоциируется с высшими учебными заведениями и аристократией.


[Закрыть]. Услышав это дикторское произношение, вы не забудете его никогда. Мужчина был дежурно вежлив, но по-английски суховат. Он назначил дневную встречу в пабе, в котором Великобританией дышало все – от входной двери до гальюна.

Разговор, конечно, шел только на английском. Маша дала себе слово – не начинать с вопроса об Оксфорде, чтобы не сойти за ополоумевшую провинциалку. Но как удержаться? Ее просто распирало от любопытства. Что заставило этого сноба бросить все и податься на чужбину?

– А вы правда в Оксфорде учились? – выпалила она, не успев устроиться напротив Джеймса.

– Конечно. В Сент Бенет Холл, – ответил иностранец.

– Оу, так это и не Оксфорд вовсе! – разочарованно протянула Мария.

– В Оксфорде тридцать восемь колледжей, и все являются его частью. Это многих путает. Такие уж у нас порядки. Мы, британцы, немного чудаки, – улыбнулся Джеймс. – Сент Бенет вообще-то последний правильный колледж Оксфорда. Я учился до того, как там все пошло прахом.

– А что было-то? Убили кого?! Студент повесился? – Маше нужны были жареные факты, а не статья из «Википедии».

– Просто мы были последним мужским колледжем Оксфорда. Держались до последнего.

«Та-а-ак! Уже теплее! – подумала Мария. – Если удастся развернуть разговор в сторону однополой любви в закрытом мужском заведении, хоть будет о чем людям рассказать. Знала же, что во всем этом должна быть какая-то червоточинка!»

– Чем же вам девушки не угодили? – спросила Маша с нарочитым равнодушием.

– Да ничем. Просто мы изначально бенедиктинское заведение, созданное для монахов.

– Ого! – воскликнула Маша и, кокетливо улыбнувшись, добавила: – На монаха вы не похожи.

– Конечно, нет, – смущенно ответил Джеймс, – но теологию изучал, наряду с историей.

– Это же как в «Гарри Поттере»! – вырвалась у Маши реплика, которой она всячески хотела избежать. Лучший способ прослыть дурочкой – говорить о Поттере с выпускником Оксфорда.

– Ничего, – произнес Джеймс, видя ее замешательство. – О Гарри Поттере меня спрашивают все в первые пять минут разговора. Вы долго держались. На самом деле фильм снимали в Бодлианской библиотеке и, кажется, в Крайст-чёрч. Впрочем, не уверен. Я мало понимаю в массовой культуре. Ладно, давайте займемся произношением.

В следующий час Маша с завидным усердием тренировалась в произнесении английских слов. Джеймс скрупулезно описывал расположение языка и форму гортани, заставляя повторять ученицу одни и те же фразы. Когда Маша в двадцатый раз произнесла The rain in Spain stays mainly in the plain[3]3
   «Дождь в Испании идет в основном на равнине» (англ.) – строка песни из мюзикла «Моя прекрасная леди».


[Закрыть], то готова была просить пощады у строгого учителя.

– Что ж, нам пора закругляться, – сказал Джеймс и, извинившись, удалился в уборную.

В следующий момент завибрировал телефон, оставленный им на столе, и выдал на экране сообщение, доставленное через популярную российскую социальную сеть. Маша бросила взгляд на телефон и остолбенела. Сообщение было написано на чистом русском языке.

«Ты же говорил, что по-русски не разговариваешь!» – пробормотала девушка, без зазрения совести вцепившись в чужой гаджет. «Так, посмотрим что тут у нас… У тебя и страничка во «ВКонтакте» имеется! А это что? Андрей Просолов?! Актер?! Родился в Вологде?! Работает… в областном кукольном театре?! Какого черта!..»

Машу трясло. Мало того, что она всем подругам рассказала, что будет заниматься с учителем из Оксфорда. Так ей еще пришлось битый час распинаться перед этим актеришкой. «Зэ рэйн ин Спэйн стэйз мэйнли ин зе плэйн… Ну, я тебе покажу, сволочуга!»

Маша откинулась в кресле и принялась ждать учителя-самозванца. Когда Андрей (или Джеймс, если кому-то угодно) вернулся в зал, на лице Марии играла саркастическая улыбка.

– Садись, Андрюша, – начала она.

Андрей быстро посмотрел на оставленный на столе телефон и понял нелепость своего провала.

– Садись, садись, – продолжала Мария, – значит, говоришь, английское «о» не следует превращать в американское «а»? Это точно оксфордский акцент, а не (ну, я не знаю) вологодский, например?.. Очень удобно. И переучиваться не надо. ГОвОрить, как в ВО-О-ОлОгде.

– Хоть над предками не издевайтесь, – опустив глаза, проговорил Андрей. – К тому же в Вологде так давно не говорят.

– Ты давай это, не тушуйся. – Маша начала входить в раж. – Это артисту больших и малых не к лицу. Ах, прости! У тебя ведь даже театр кукольный. Придешь утром на работу, засунешь кукле руку в жопу и давай себе Петрушку изображать. «Дорогие ребятишки!» Тьфу!

– Между прочим, актеры кукольных театров очень профессиональны. Там текст за пять персонажей в спектакле надо произносить…

– Конечно, многоликий ты мой. – Маша решила дожать подлеца, который вздумал ее дурачить. – Ты ведь и в жизни не отстаешь: сразу несколько ролей играешь. Хреново, наверное, за ширмочкой сидеть, согнувшись в три погибели. А тут такой театр можно развернуть!

– Ну, знаете! – начал заводиться Андрей. – Вы, я вижу, настроены на скандал. Так не пойдет. Не поняли друг друга – бывает. Но вот это все – явно лишнее.

– Ты не спеши, дорогой. Мы ведь только начали. – В ласковом тоне Марии продолжали звучать издевательские нотки.

– Я вам не дорогой, и когда закончить, решу сам. Крепостное право отменили в 1861-м, – отрезал Андрей.

– Смотрите, какие познания! В Оксфорде на лекциях по истории выучил? А вот крепостной ли ты, теперь мне решать. Про статью девятую Уголовного кодекса слышал? Раздел третий, «Присвоение чужой личности». И про двенадцатую статью, раздел шестой, «Мошенничество», ничего не припоминаешь? Эх, ты! Надо было курс права вместо теологии выбирать.

Маша чувствовала, что в ней тоже просыпается что-то актерское. Статей УК она, конечно, не знала, но зато звучало все убедительно. Может, Андрей аферист и вообще полный псих, но до чего ж занятный получился вечер!..

– Знаешь, что я тут подумала… – сказала Маша, смягчив тон. – Мне для антуража давно не хватает пафосного иностранца. Холеного такого, чтобы рядом с ним все себя говном чувствовали. Ты хоть и запалился по глупости, но вначале был убедителен. Я уже все равно про тебя всем рассказала, так что придется играть роль до конца. Научу тебя, как не попадаться. Стану кукловодом кукловода. Круто будет! Ну что, договорились?

– Ага, – сказал Андрей, глубоко вздохнув.

– Ну, вот и славно. Надо это обмыть. Не зря же в паб пришли!

То ли еще будет!

– Мила, вы просили разбудить вас пораньше!

Строго одетая горничная машинальным движением распахнула шторы и открыла окно.

Инструкции и дисциплина. Вот на чем строилось все в доме! Когда подать чай, где должна лежать газета, до какой температуры следует подогревать сливки. Все выверено и описано со скрупулезной точностью, которой мог бы позавидовать любой государственный орган.

Спящая на кровати девушка любила вносить свою лепту в устройство домашних порядков. Ей нравилось не столько устанавливать правила, сколько постоянно их менять. Каждый раз, когда домашний персонал начинал осваивать предписания, она вторгалась в процесс, а после – наслаждалась учиненным хаосом. Вот и теперь, пытаясь укрыться под одеялом от ворвавшихся в комнату света и свежего воздуха, она шептала тихо, но все же различимо: «Не-на-ви-жу!..»

– Вы что-то сказали? – поинтересовалась горничная, хотя все четко услышала.

– Ничего. Идите.

Дверь затворилась. Девица лежала в кровати и мысленно готовила указы для челяди, влачащей свой жалкий век в полуподвальном этаже:

– Эта баба меня бесит! Выдали идиотке две формы – черную и коричневую. Так она повадилась всякий раз в черной выходить, еще и с готическим макияжем. Героиня «Сумерек», мать ее! Спишь, никого не трогаешь, а к тебе подкрадется эдакая демонесса: «Здрасьте! Проснись и пой!» А потом – скрип карниза, как при ДТП. Меня от нее когда-нибудь кондратий хватит. В общем, надо менять или тетку, или карниз. Я за первое, но Игорь может вступиться за горничную. Он же у нас такой правильный!

Мила капризно скривила рот. В доме все решал Игорь, хотя девушка считала это несправедливым. Если женщина проводит здесь больше времени, то зачем лишние согласования?! Ну, ничего! Слезы и лесть камень точат.

С улицы послышался шум. Девушка подошла к окну: рабочие монтировали сцену и шатер на лужайке перед домом. Скользнув взглядом по бицепсу монтажника в серой футболке, Мила удовлетворилась увиденным. Воображение уносило ее в женские грезы, которые были прерваны звонком мобильного:

– С днем рождения, родная! – голос Игоря источал радость. – С юбилеем!

– Юбилеи у бабушек, а я молода и прекрасна, – ответила Мила.

– Ну, конечно, молода. Слушай, я уже в офисе. Дел по горло, но должен успеть вернуться на твой праздник. После обеда встреча с Сергеем Юрьевичем. Помнишь Сергея? Надо одно дело порешать, а потом вместе к нам поедем. Столько людей пригласили! Не знаю, где парковаться будут. У тебя все в порядке?

– Да, все отлично. Стаф на месте. Визажист на подходе. Скоро краситься будем.

– Ну вот и славно. Прости, что меня пока нет. Если что, Анна Павловна за всем проследит.

– Ага, – ответила Мила небрежно.

– Ну, до скорого!

Еще несколько мгновений Мила теребила телефон, а потом жадно припала к нему, просматривая сообщения.

Друзья Игоря ее мало интересовали. Пусть хоть всех приводит. Она очаровывала их, даже не прилагая усилий. Родственников Мила просто игнорировала. А вот подруги… Подруги были источником радости и несчастий одновременно. Радостью, когда ей удавалось блистать во всем своем великолепии, быть лидером мнений и законодательницей мод в их узком кругу. Несчастьем, когда кому-то удавалось перещеголять ее, поставить в неловкое положение неожиданной шуткой или – о ужас! – создать альтернативную группировку.

Теперь, прочитывая сообщения, Мила гадала, каким будет предстоящий вечер. От него слишком многое зависело.

«Если эта гадина Карина подкинет проблем, точно все сорвется. Дура была, что ей помогала. Надо запомнить выражение лица испуганной овцы и никогда больше таких к себе не подпускать».

Карина объявилась в их компании год назад и сначала представлялась скорее растерянной недотепой, нуждающейся в помощи, нежели угрозой. Девочка была хороша собой, и идея сделать из нее свою креатуру казалась заманчивой. Мила размышляла: «А что? Одна темненькая – другая беленькая. Разная масть, значит, разная аудитория. К тому же будет вечно благодарна».

Но кто же знал, что в течение года папик новой подруги выиграет все мыслимые тендеры Московской области, что овечка на глазах превратится в волчицу и уже не будет покорно внимать каждому слову Милы. Приток денег распаляет эго. Карина все чаще хотела солировать, приковывать к себе внимание, что казалось чуть ли не личным вызовом той, кто сделал ее репутацию в обществе.

Самое же драматичное в нынешней ситуации то, что подруги были ровесницами и даже родились в один месяц. Так что празднование дня рождения превратилось в негласное соревнование. Карина отмечала свой юбилей двумя неделями позже, и ей ничто не мешало перещеголять бывшую покровительницу, а если случится повод, то и сорвать ее праздник.

Самое страшное, что могла сделать новоявленная соперница, – это вообще не прийти. Ее примеру последовали бы еще несколько подпевал, и прощай, социальная репутация.

Сколько сил потребовалось Миле, чтобы все спланировать! Самым сложным было отключить калькулятор в голове Игоря и убедить его пригласить на праздник Мишу Найденова. Миша был кумиром многих молодых дев, и его появление должно было сделать вечер. На Милиных подруг имя слащавого поп-идола действовало магнетически.

– Ну папуля!.. – ныла Мила.

Вообще слово «папуля» она не любила. Вкупе с интонацией, от него веяло чем-то почти запретным. А вот Игорю подобное обращение нравилось. Мила приберегала этот козырь, чтобы в свою пользу добиваться важных решений, неизменно имевших высокую цену.

Дело было выиграно. После небольшого торга звезда подтвердила участие. Но даже теперь, когда рабочие монтировали сцену, перспектива незабываемого вечера все еще выглядела эфемерной.

Первые же сообщения внушали тревогу:

«Мы с семьей застряли на Сицилии. Мне здесь не нравится, но вернуться не успеем. Повеселитесь за меня».

«Так болит голова! Мне кажется, я заболела. Сегодня приехать не смогу. Через недельку увидимся. С меня подарок!»

«Настроение – отстой. Рассорилась со своим в клочья. Прости, милая. Проведу вечер за сериалом».

Такое единодушие выглядело как сговор. Когда все разом называются больными, занятыми и отъехавшими во всех смыслах, это не тянет на простое совпадение.

Вообразите отчаяние девицы, которая представляет, как с бокалом в руках, в красивом платье, посреди лужайки собственного дома, она слушает концерт поп-певца практически в полном одиночестве! Те немногие, кто заглянет на мероприятие из любопытства, растиражируют это фиаско на всю округу и даже не поленятся видео заснять. Все, приехали! Она до конца дней будет аутсайдером, тщетно пытающимся вернуться на былые позиции.

Паранойя пожирала Милин разум. Она впала в тот вид ступора, в котором пребывают или полные идиоты, или гении, вот-вот готовые совершить открытие. Домашние сразу сделали ставку на первое и принялись «чинить» сломавшуюся барышню, чтобы успеть до приезда гостей. Горничная бегала вокруг с лекарствами, Игорь увещевал по телефону. Хотели призвать на помощь доктора, но ступор сменился истерикой. В рамках этого непродолжительного, но яркого эпизода каждый, кто подвернулся под руку, удостоился таких сочных и продуманных определений, что списать их на аффект не представлялось возможным. Девица кричала, плакала и была в шаге от того, чтобы бросаться предметами. А потом что? То, что обычно бывает после бури. Сладостное затишье и прояснение разума.

Не стоит недооценивать молодую женщину, которая уже подготовила новое платье, но вдруг обнаружила, что ее вечеринка под угрозой. В ней может пробудиться Макиавелли. Помните Сергея Юрьевича, упомянутого Игорем в телефонном разговоре? Как-то во время большого банкета из другого конца стола до Милы долетели его слова: «Есть два варианта: подкуп или запугивание. Ну, или запугивание, а потом подкуп в особо мелких размерах. И партнерам не так обидно, и тебе дешевле выйдет». Демон российской политики знал, о чем говорил. Тогда Мила не придала значения его речам, посчитав их полным трэшем. Теперь же – в ситуации отчаяния – все, что она когда-либо слышала, стало указанием к действию.

Нетвердой рукой Мила набрала номер той, кого люто ненавидела. Она никогда еще не была так мила и приветлива. Именно так надо говорить, когда собираешься кого-то шантажировать. Речи о дружбе перемежались упоминаниями фотографий, которые могли бы быть разосланы всем знакомым и повредить репутации собеседницы. Фотографий, которые Мила, конечно, никогда не обнародует, ведь это совершенно не по-дружески. Но и удалять не станет, поскольку считает важным хранить все воспоминания, включая самые темные. Месседж был принят.

Вечер напоминал бы зомби-апокалипсис, если бы зомби могли выглядеть как молодые ухоженные девушки. В смысле, все разом восстали и материализовались на Милиной лужайке. Те, кто только что лежал при смерти, страдал от депрессии или находился на непреодолимом расстоянии, каким-то чудом были здесь.

Визажист превратил виновницу торжества в некое подобие дивы, что совершенно не шло ей по возрасту. Но этот эпический размах даже, казалось, соответствовал случаю. То, что для иных может выглядеть как мелкая девичья разборка, для Милы было величайшей победой. Одной в череде многих, которые еще предстоят.

Внезапно посреди толпы объявилась Карина:

– Слушай, праздник отличный. Мой день рождения через пару недель будет похож на похороны бомжа.

«Уж я надеюсь!» – пронеслось в Милиной голове.

Подруги-соперницы обнялись, и казалось, что это было даже искренне.

Виновница торжества потянула безалкогольный коктейль с тем же видом, с каким курильщик, пребывающий в хорошем расположении духа, делает затяжку сигаретой. Она оглядела поляну перед домом. Все были прекрасны, и она была прекрасна. Легкий ветерок развевал ее белокурые завитые локоны, придавая особую эффектность моменту. Завтра будут новые битвы, но сегодня она победила, она на вершине мира. Сегодня Миле исполнилось десять лет.

Возрадуйтесь, братья и сестры!

«Почувствуйте свой успех!»

Хриплый голос переходит на крик и эхом разносится по стадиону. «Скажите: Я УСПЕШЕН!»

«Я успешен!» – взрывается толпа. Этот рев охватывает трибуны, вибрирует в воздухе, ввинчивается в черепную коробку, продолжая звучать в ней уже как внутренний голос.

Помимо собственной воли я вскакиваю с места, кричу, размахиваю руками вместе со всеми. Снаружи – полный энтузиазм, а внутри спокойствие, если не грусть от происходящего. Да еще облик Христа Спасителя нет-нет да и промелькнет посреди дыма и светомузыки. Смотрит на меня с укоризной, словно сказать хочет: «Ну, все, девочка моя, теперь ты в секте. А я ведь говорил!..»

Ну и что мне делать в этой ситуации? Сидеть с каменным видом, ни на что не реагируя? Тут ведь все работает на состояние аффекта: музыка, свет, кричалки и этот хриплый голос, который так ужасен, что даже прекрасен. Если я хотела скрыться от массовой, предельно низкопробной идеи успеха, от всепобеждающей силы американского коммерческого культа, то явно выбрала не то место.

Не прийти, впрочем, было нельзя, ведь сегодня здесь собрались все. Светские тусовщицы, реальные бизнес-леди, бизнесмены средней руки и даже несколько крупных, корпоративные карьеристы и куча людей по пригласительным. Они смеялись, кричали и даже плакали. Возможно, оплакивая двести тысяч рублей, потраченные на место в VIP-ложе.

Я и сама готова была пустить слезу. Но не из-за денег, а просто глядя на всю эту вакханалию.

По порядку. Как вы поняли, к нам приехал американский гуру успеха. Америка – страна удивительная. Только она могла породить таких площадных экспертов, способных собирать залы и даже стадионы. Это какой-то дикий замес протестантской проповеди, культа селебрити и идеи американской мечты. Смешать и не взбалтывать. Пить залпом.

Профессия стадионных крикунов называется «мотивационный спикер». Это человек, который призван раскачать ваше сознание, внушить энтузиазм и веру в свои силы. Брюзжание про то, что такие гуру ничего нового не говорят, лишено смысла. Что нового говорит проповедник? Он просто в сотый раз истолковывает Библию. Его задача – вдохновить, привести вас к катарсису. Чтобы в конце проповеди вы со стеклянными глазоньками и криками «Я верую!» чуть ли не по воде пошли. Мотивационные спикеры делают примерно то же самое. Они – проповедники успеха, разжевывающие прописные истины лучше и смачнее других. В новую информацию еще нужно въезжать. А тут надо, чтобы вы прониклись идеями, про которые слышали сто раз, но не придавали им должного значения.

Сам факт, что в современном мире существует профессия мотивационного спикера, заставляет с печалью думать о человечестве. Классик писал: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей». До какого амебного состояния мы дошли, что говорим кому-то: «Ты там как-нибудь замотивируй меня! Поговори об успехе. Ну, чтобы я с дивана встал».

Вся беда в обилии информации. Ее теперь столько, что традиционные стимулы перестают работать. Мы больше не поражаемся текстам, потому что их везде навалом, нас трудно шокировать, а во время эротической сцены в кино можем ненароком зевнуть. Нас трудно удивить, рассмешить или соблазнить. Мы не чувствительны. Поэтому нужен специалист по стимулированию нашей эмоциональной и мотивационной сферы. Тот, кто «промассажирует» наш теряющий активность разум. Этот человек должен ошеломить нас. Ведь то, что не ошеломляет, теперь просто не замечается.

И мы ревем на трибунах, кричим и опустошаем банковскую карточку ради роскошной возможности несколько минут почувствовать себя живыми. Причем подстерегает это всех: тех, кто еще просто не встал с обломовского диванчика, и тех, кто достиг большого успеха, но успел им пресытиться. Для вторых высокооплачиваемые коучи и мотивационные спикеры как спасательный круг для пловца, уже достигшего противоположного берега. Для первых – скорее камень на шею, заставляющий обладателя идти на дно и так скудного бюджета. Но и те, и другие движимы общей жаждой – жаждой настоящего.

«Возьмитесь за руки!» – призывает хриплый голос. Потная ладонь соседа мгновенно охватывает мою. Я вымучиваю улыбку вежливости. Шельмец будто с начала вечера ждал этого момента. Знал, что в формате проповеди успеха не обойдется без ручканий и обнимашек. Ладно, сама на все подписалась. Главное, что хоть кто-то и хоть на мгновение совершил прорыв в настоящее.