Текст книги "Чеслав. Воин древнего рода"

При Болеславе Велимир не стал продолжать разговор с сыном, считая, что и того будет достаточно в поучении, к тому же он знал, что женщина все равно будет на стороне своего выкормыша. И хоть никогда не посмеет перечить ему, мужчине, но свое молчаливое неудовольствие и несогласие сумеет выказать. Уж будь в том уверен. Женщины это умеют. И потому, еще раз строго взглянув на сына из-под нахмуренных бровей, Велимир отправился на свое ложе спать.

– Как ты, сынок? – тихо спросила Болеслава, убирая со стола.

– Как видишь, цел, – буркнул юноша и ступил за порог.

Раздосадованный, не зная, на кого он больше сердится, на себя или на отца, Чеслав вышел из дома. На дворе он увидел Ратибора и Голубу. Они сидели рядком на бревне и о чем-то тихо разговаривали. Заметив Чеслава, парочка почему-то замолчала, а Голуба, подхватив ведро с водой, пошла в дом.

– Ну и пустоголов ты, брат! Отец ночи не спал, тебя ждал. Надрать бы тебе уши, чтоб попухли! – ворча баском, совсем как отец, подступился к брату Ратибор.

– А в глаз? – с угрозой спросил младший.

– А по шее? – уже добродушнее поинтересовался старший.

Чеслав отправился спать на сеновал. Там было просторнее, чем в доме, да и дышалось свободнее.

Лишь только рассвет забрезжил над верхушками деревьев, Чеслав проснулся. Раскинувшись рядом, время от времени всхрапывая, спал Ратибор. Быстро, но так, чтобы не разбудить брата, юноша выбрался из шуршащего сена и направился в сторону их дома.

Городище еще нежилось в остатках ночного сна, и только ему, Чеславу, почему-то не хотелось продлевать эти сладкие мгновения. Очевидно, на то у него были важные причины. А еще он не хотел, чтобы кто-либо из соплеменников узнал про них.

Осторожно пробравшись в еще спящее жилище, Чеслав под внимательным взглядом неусыпного паука, взиравшего на него из глубины своей пряжи-паутины, нашел под рушником два хлеба и, прихватив их с собой, тихо вышел на улицу. Спрятав хлебы в суму, которую он тоже взял в доме, юноша двинулся со двора в сторону реки.

Однако проснувшийся еще гораздо раньше своего хозяина конь Ветер, почуяв Чеслава, требовательно заржал.

– Отстань, Ветер, не до тебя!

Но Ветра, конечно же, не устроил такой ответ, и он заржал еще громче и при этом еще от нетерпения стал бить копытом.

– Да перебудишь же всех, леший! – Чеслав понимал, что Ветер требует, чтобы его искупали и почистили.

Вчера на это у юноши не было ни сил, ни времени. Но и сейчас его занимали совсем другие дела. И все же понимая справедливость требований гривастого друга и опасаясь, что он перебудит все селение, Чеслав вынужден был поддаться на этот громогласный шантаж.

– Ну ладно, идем на реку, репей. Только стрелой!

Ветра не надо было уговаривать, и он понесся в сторону реки гораздо резвее своего хозяина…

Коня Чеславу подарил отец, когда Ветер был еще жеребенком. Это был очень дорогой подарок, а для мальчишки, которым на то время был сам Чеслав, – предел мечтаний. Лишь очень немногие в их племени владели этими красивыми животными.

Пепельно-серой масти, с длинными сильными ногами и серебрившейся на солнце шерстью, Ветер был потомком тех немногих скакунов, которые попали в их дремучие леса из дикой степи. Из той далекой стороны, о которой в этих дебрях лишь сказки да небылицы рассказывали и которая будто бы находилась на краю степи, где земля с небом сливается. Так вот, сказывали, что именно оттуда вместе с отрядом дерзких кочевников, что забрались в такую глушь, желая поживиться да пограбить лесных жителей, и появились лошади.

Степняки ловко управлялись со своими резвыми скакунами, нападая и грабя лесовиков, забирая их жен и детей в рабство. Но мужчины лесных племен и родов тоже были неробкого десятка, а в свирепости своей, силе и ратном деле могли поспорить с кочевниками. Они знали лес и его премудрости гораздо лучше пришлых, а потому, собравшись дружной ватагой, старались рассеять непрошеных гостей среди деревьев; они устраивали им хитрые западни, заманивая в топкие болота и непроходимые буреломы, и в конце концов перебили всех до одного, отстояв свои селения и жилища. А лошади, на которых прибыли кочевники, достались в награду самым смелым и достойным…

У ворот городища Чеслава приветствовала сторóжа:

– Что в такую рань? Не спится?

Чеслав только махнул в ее сторону рукой, догоняя Ветра. А конь уже был у реки. С разбегу влетев в тихую воду, он поднял целую тучу брызг. Чеслав положил суму на берегу, быстро нарвал прибрежной травы и, сбросив одежду, вошел в воду. Подойдя к коню, он принялся плескать на него водой и яростно тереть его бока травой. Ветру совсем не понравилась быстрота и напористость действий хозяина, и он стал нервно перебирать копытами, сердито фыркать.

– Стой, не балуй! – прикрикнул на него Чеслав.

– Да ты никак за кем-то гонишься, парень? – донеслось до него.

Чеслав и не заметил, когда и откуда на берегу появился Сокол. Косматая шевелюра, растрепанные усы и борода, а также шрам от полученной на охоте раны, что пересекал его лоб и глаз, придавали ему свирепый вид. Казалось, что, проводя много времени в лесу, он и сам стал похож на зверя. Но только внешне. Сокол занимал в общине городища особое место, можно сказать, почетное. Он учил юношей племени всем премудростям жизни в лесу, на охоте, а также ратному делу, помогая им стать настоящими мужчинами – добытчиками и защитниками. Все, что знал и умел Чеслав, было заслугой Сокола.

– Многих лет тебе, Сокол! – приложив руку к груди и почтительно кивнув, приветствовал наставника парень.

– И тебе, Чеслав.

– Не ожидал увидеть тебя…

– А я люблю раненько по росной травушке пройтись. Любо мне то, да и от хворей разных бережет, – сказал Сокол и похлопал себя по ногам.

Только теперь Чеслав заметил, что штаны Сокола закатаны до колен, а ноги в росе.

– Тебя не было несколько дней… – Сокол выжидательно посмотрел на юношу.

Чеслав молчал, надеясь, что тем и обойдется.

Но не обошлось.

– Где пропадал? – последовал вопрос.

– В лесу… Места охотные… присматривал. – Чтобы не смотреть в глаза Соколу, Чеслав снова принялся тереть бока Ветра, но теперь уже вяло.

– Это хорошо, когда у молодца есть достойное занятие. – Сокол улыбнулся в усы.

И опять Чеслав не нашелся, что сказать.

– Что-то ты неразговорчив нынче… Никак собрался в дальний путь?

– Нет, Сокол, путь мой только на реку. Коня решил искупать, почистить. – И стал тереть Ветра так усердно, что тот даже отшатнулся от него.

– А я уже обеспокоился, леший тебя задери… – Внезапный порыв ветра вздыбил и без того буйную шевелюру Сокола, сделав его похожим на упомянутого им лешего. – Думаю, не загулял ли парень, не забаловал? Скоро ведь обряд посвящения. Великий для юноши день! Помнишь?

– Разве об этом можно забыть? У меня на плечах голова, а не горшок.

– Голова у тебя есть, – согласился Сокол.

– А отчего ты решил, что я собрался уезжать, Сокол?

Сокол возмущенно крякнул и попытался пригладить свою непокорную гриву.

– Потому что, когда идут на реку коня купать, не берут с собой суму с двумя хлебами. – Наставник хитро сощурился.

– От тебя, Сокол, ничто не укроется, – с восхищением заметил Чеслав.

– Этому я и тебя учил. Не просто смотреть, а видеть. И вижу я, Чеслав, что ты затеял что-то… Скрываешь… И лицо воротишь…

От слов тех сердце юноши екнуло.

– Однако же я тебе не сторонний, всегда мне довериться можешь. Если не делом, то советом помогу… Не хочешь – не отвечай. Надеюсь, ты поступаешь правильно. Одно скажу: порой мы совершаем поступки, не задумываясь о том, что они принесут нам в будущем.

Чеслав молчал и только теребил в руках смятую траву.

– Захочешь поговорить об этом, ты знаешь, где меня найти. – С этими словами старый охотник пошел прочь от реки.

А Чеслав, подхватив суму с хлебами, довел Ветра почти до ворот городища и, хлопнув рукой по крупу, скомандовал:

– Домой, Ветер!

Повторять дважды не пришлось. Конь громко заржал и, лихо влетев в ворота, понесся в сторону дома. Чеслав же, оглядевшись по сторонам – никто не видит? – направился к лесу. Он шел по едва заметной тропке. Люди по ней ходили редко, и она почти полностью заросла травой…

Юноша все больше углублялся в чащу леса. На пути стали попадаться огромные валуны. Говорят, что когда-то, очень давно, их сюда притащил какой-то страшный злыдень Ледник, надолго сковав все под собой, а затем, отступив, бросил…

Тропинка обогнула небольшое болотце и стала уводить Чеслава в почти непроходимые дебри. Наконец, попетляв еще немного среди колючих кустарников, она вывела его на небольшую поляну. Эта заросшая травой и цветами лужайка расстелилась у подножия невысоких скал. Покрытые мхом, кустарником и вцепившимися корнями в гранит невысокими деревьями, пытавшимися выжить на их каменном теле, они скрывали небольшую расщелину, переходящую в пещеру. Создавалось впечатление, что всемогущий Перун, разгневавшись за что-то на эту каменную твердыню, метнул в нее молнией и расколол. А может, так и было на самом деле?

Здесь, в пещере, в полном одиночестве жила старая Мара. Никто не знал, сколько лет этой женщине. Да и женщине ли? Многие видели в ней скорее создание Леса, чем дочь рода людского. Наверное, оттого, что она так долго жила в одиночестве, и шла о ней среди соплеменников дурная слава. А еще потому, что Мара вызывала у них суеверный страх.

Давным-давно, когда Мара была еще молодой, ее изгнали из городища. Никто уже не мог сказать, за что именно, но слухи об этом ходили среди людей разные. Кто-то утверждал, что она попыталась помочь разродиться женщине, и у той появилось на свет чудище уродливое. Другие болтали, будто она свела с ума какого-то парня, и тот лишил себя жизни. Иные говорили, что она совершила великое святотатство – пошла против воли богов. А некоторые, оглядываясь по сторонам, шептали в ухо близким, что Мара воспротивилась воле волхва Колобора, и тот, конечно же, не мог стерпеть этого. Но кое-кто считал, что это было гораздо раньше, до Колобора. Таковой была молва.

Изгнанная соплеменниками Мара ушла из городища и поселилась здесь, в сердце каменной горы. Но люди про нее не забыли. Женщина обладала даром целительства и могла лечить разные хвори, а возможно, не только их… Некоторые приписывали ей и другие способности и силы. Но об этом, даже шепотом, говорили редко, боясь разгневать богов.

Именно из-за способностей Мары и не зарастала тропинка к ее мрачному жилищу. Время от времени кто-то из поселенцев, в отчаянии решившись обратиться к ней, втайне от всех приходил к отшельнице со своими горестями и болью. Мара не отказывала. Бывали случаи, когда ее звали к хворому в городище, если он сам был не в силах прийти. Она являлась тайно под покровом ночи и, сделав свое дело, тут же исчезала. Но это случалось редко. И шли на это самые отчаянные или могущественные представители рода.

Чеслав, поначалу почти бежавший по тропинке, на поляне перешел на степенный шаг. Ему хотелось выглядеть мужчиной, а не каким-то желторотым юнцом. Он не достиг еще и середины поляны, когда в проеме пещеры появилась Мара. Это была седая, худощавая, с испещренным морщинами лицом, но не согбенная женщина. Она стояла на пороге своего жилища, как величественная хозяйка этих мест, и терпеливо ждала, когда подойдет Чеслав.

– Здравствуй, Мара! – поклонился ей юноша.

– И тебе здоровья и сил, парень!

– Я принес тебе хлеб. – Чеслав достал из сумы один из хлебов и отдал женщине.

Мара взяла хлеб и, поднеся к лицу, глубоко и с удовольствием вдохнула его запах.

– Домом, очагом, спокойствием пахнет… – И тут же резко перевела взгляд на Чеслава. – Не боишься порушить?

Юноша сперва растерялся, но затем уверенно покачал головой.

– Гляди, парень!.. – И Мара вновь понюхала хлеб, закрыв глаза, то ли от его приятного запаха, то ли задумавшись.

Чеслав стоял теперь, переминаясь с ноги на ногу, и не знал, что сказать дальше.

– Ну, чего ждешь? Иди, не меня ты пришел сюда повидать. – Мара открыла глаза и кивнула в сторону пещеры.

– Как она?

– Нелегко тебе с ней будет, – с какой-то житейской грустью сообщила ему старая знахарка, глядя Чеславу прямо в глаза.

– В лесу зверь тоже не так-то прост. Ничего, справлюсь! – решительно заявил парень и прошел мимо Мары в ее обиталище.

Это была небольшая, но и не такая уж маленькая пещера, приспособленная под жилье. Посередине был сооружен обложенный камнями очаг, в котором горел огонь, освещая своими всполохами помещение. Возле очага стояли сухие, почти гладкие от времени пни, заменяющие хозяйке лавки. Где-то вверху, в каменном потолке, была небольшая дыра, сквозь которую пробивался дневной свет и туда же уходил дым. Возможно, именно сюда когда-то Перун попал своей молнией.

Все жилище знахарки было заполнено травами, медами, воском, кореньями, ветками, высушенными цветами, а то и лесными тварями. Все это висело и стояло в многочисленных ступках, плошках, горшках, кувшинах и сумах у стен пещеры, и оттого здесь царил своеобразный дух леса и костра.

От основного зала шло несколько ответвлений. Чеслав подошел к одному из них. Вход в него закрывала деревянная дверь, приваленная внушительным камнем. Собравшись с силами, а возможно, и с мыслями, Чеслав сдвинул камень с места, а затем, справившись с каменным запором, отставил в сторону последнюю преграду – дверь. За ней была темнота.

Выждав, пока глаза привыкнут к мраку, Чеслав заметил в углу какое-то движение… Вернувшись к костру, он взял из него горящую головешку и вошел в небольшую пещеру, похожую на каменный мешок. В углу, закутавшись в овечью шкуру, сидела Неждана, похищенная им пленница.

Она провела в этой пещере всю ночь, ненадолго забывшись коротким и тревожным сном. За дверью, время от времени что-то бубня себе под нос, подавала признаки жизни мерзкая старуха. До пленницы, казалось, ей не было никакого дела. Только когда Неждана тщетно пыталась оттолкнуть дверь, старуха смеялась тихим противным смехом.

Чеслав опустился возле Нежданы на колени и, переломив хлеб, половину протянул ей.

– Возьми… поешь!

Неждана не двинулась с места.

– Возьми, голодная ведь.

Неждана осторожно взяла хлеб и стала есть. Чеслав тоже откусил от своей половины. Затем он принес воды в ковше. Неждана пила жадно и, утолив жажду, отдала ковш Чеславу.

– Тебя как зовут?

Девушка молчала. Чеслав, не дождавшись ответа, осторожно, боясь спугнуть, дотронулся до ее лица и нежно провел рукой по щеке. Неждана отвернулась.

– Отчего молчишь?…

Неждана зябко поежилась.

– Не бойся меня.

Чеслав приблизился к ней и попытался обнять, прижать к груди. Неждана вся напряглась и, отодвинувшись к стене, сжалась в комок. Юноша медленно провел рукой по ее телу и дотронулся до грудей. Девушка попыталась отстраниться от него, еще больше вжавшись в каменную стену, но Чеслава это не остановило. Уперев руки в стену так, что девушка оказалась между ними, и лишив ее тем самым возможности ускользнуть, он стал искать ее губы своими губами, горячими и требовательными. Но когда нашел, почувствовал, что упрямо сомкнутые уста пленницы не собираются отвечать на его нетерпеливый поцелуй. Преодолевая молчаливое сопротивление чужачки, юноша опустил ее на шкуру и попытался проникнуть между ее ног. Неждана отчаянно сопротивлялась, а когда поняла, что их силы неравны, заплакала.

Увидев слезы, Чеслав отпустил ее. Опять эти слезы! Почему-то при их появлении он чувствовал, что сила и решимость покидают его. Он сел рядом с Нежданой, опустив голову и тяжело дыша. Сердце рвалось из груди… В голове шумело… Мысли и чувства путались… Он хотел ее со всей страстью юности, но только не силой. И как теперь поступить, юноша не знал.

– Я увел тебя для себя… – сквозь зубы процедил он, а затем выкрикнул – зло, с отчаянием, плохо осознавая и почти не слыша собственного голоса: – И ты будешь со мной! Будешь! Чего бы мне это ни стоило и как бы ты ни сопротивлялась! Будешь!..

Юноша резко встал и, не глядя на девушку, пошел прочь. Он чувствовал, что если сейчас не уйдет, то сделает что-то непоправимое и непростительное для себя, для нее, а ему не хотелось этого. Он мог это сделать, но не хотел!

Из пещеры Чеслав уже не вышел, а выбежал и, ничего не говоря, проследовал мимо Мары.

– Терпение, парень, терпение! – услышал он голос Мары, прозвучавший ему вслед.

«Терпение, терпение!» – стучало в голове Чеслава по дороге в городище. Но где его взять, когда ты еще только начинаешь пить из ковша жизни и тебе не терпится столь многое попробовать?

Раздосадованный неудачей, Чеслав явился домой. Жилище встретило его пустотой: в доме никого не было. Тогда он пошел в хлев и увидел Голубу. Девушка стояла на коленях и доила козу. Молоко белыми струями одна за другой выстреливало в горшок: чвирк-чвирк, чвирк-чвирк.

Чеслав стремительно подошел к девушке и взял за плечи, оторвав от занятия.

– Что ты? – посмотрела на него Голуба.

Юноша схватил ее за руку и потащил на сеновал, а когда она слабо заартачилась, поднял ее на руки и таки унес туда. Он молча и яростно овладел ею. Голуба покорно снесла эту повинность.

Когда Велимир заметил, что его старший сын Ратибор стал засматриваться на девушек, а за ним на подходе был и Чеслав, то он решил упредить события. «Юноши в силу входят: головы горячие, кровь бурлит. Как бы шкоды не наделали!» В это же время Голуба стала входить в девичий возраст. «Девка своя, при доме. Пусть уж лучше с ней балуются, чем потом с сородичами разбираться». Решением Велимира первым ее мужчиной стал Ратибор. Через время ее познал и младший брат.

Днем Чеслав отправился к опушке леса. Сюда мужчины городища приходили поупражняться в стрельбе из лука. Не успел Чеслав как следует прицелиться, чтобы выпустить первую стрелу, как явился его друг Кудряш. Имя ему такое при рождении дали неспроста. Его голова и впрямь была кудрява. И из-под этой шевелюры выглядывали почти всегда озорные и веселые глаза.

– Ты куда пропал? Я тебя повсюду искал, а тебя как корова языком слизала, – напустился на Чеслава товарищ.

– На охоте был.

– О! А меня почему не взял с собой? – насупился Кудряш.

– Так от твоей трескотни, Кудряш, вся живность разбежится.

– Так уж и разбежится… – В голосе юноши послышалась обида, но тут же снова в его глазах блеснуло озорство, а затем и подозрение. – И утром тебя нигде не было. Темнишь ты, Чеслав, скрываешь что-то. Ох, я-то тебя знаю!..

Чеслав и Кудряш дружили давно, сколько себя помнили, наверное, с тех самых времен, как научились ползать и отбирать друг у дружки деревянные и глиняные игрушки. Подвижный Кудряш был балагур и весельчак, заводила на любом празднике и гулянке. Но верховодил в этой дружбе сорвиголова Чеслав.

– А Зоряна меня измучила, все выпытывала, словно рогатиной к частоколу придавила: «Где Чеслав? Куда подевался? Скажи да расскажи, Кудряшечка!» – Кудряш ловко изобразил Зоряну. – Даже миленьким назвала!

– Ой, брешешь ты, Кудряш! – Чеслав покачал головой, зная любовь друга к преувеличению и сочинительству сказок и небылиц.

– Да чтоб меня кикимора поцеловала! – Кудряш попытался сделать лицо серьезным.

– Допросишься – поцелует. Ну а ты что ей?

На лице Кудряша расплылась уморительная улыбка. Он лениво потянулся, словно после сна, а затем с серьезной миной выдал:

– Сказал, что ты повстречал в лесу русалку, она тебя зачаровала и теперь ты бегаешь слушать ее сказки. Да потихоньку сохнешь по ней, маешься, одичал, страдаешь… Зоряна меня чуть прутом не отходила.

– Дурило! – невесело отозвался Чеслав. – Ты бы лучше о посвящении подумал. А то осрамишься, так девки точно проходу тебе не дадут, задразнят.

– Да уж! Так и осрамлюсь?…

Кудряш деловито закатал рукава, поплевал на руки, пристроился рядом с другом и натянул тетиву лука. Потом закрыл один глаз, передумал и закрыл другой, прицелился во врытый в землю на краю опушки столб, служащий мишенью, и отпустил наконец тетиву.

– Мимо, – констатировал Чеслав, махнув рукой.

– Да, солнце прямо в глаз светило! – свято веря своему оправданию, заявил Кудряш.

– Какое солнце?! Тебе, Кудряш, руки родители плохо смастерили!.. – донесся до них зычный гогот.

За разговором они и не заметили, как к ним подошел Борислав, рыжеволосый парень их возраста. В руках у него тоже был лук.

– Зато тебе гоготалку твои справно сладили, – не остался в долгу на обидные слова Борислава Кудряш.

– Что, стараетесь? Боитесь опозориться на посвящении? – Борислав криво усмехнулся, а затем весело заржал. – Видел, видел нынче, как ты, Чеслав, по лесу зайцем скакал.

«Это когда я от Мары шел. Надо быть осторожнее», – отметил про себя Чеслав. А вслух как можно спокойнее ответил:

– Испытание покажет, кому смеяться доведется… А ты-то чего по лесу шатуном слоняешься?

– Я? Да так… Дела да заботы были, – неопределенно ответил смутившийся было Борислав.

– Ну и у меня дела, – отрезал Чеслав.

Борислав, явно красуясь и с усмешкой поглядывая в сторону Кудряша, стал на исходную метку для стрельбы. А Чеславу как бы невзначай бросил:

– Никак у Мары был? Запрет волхва нарушал… – И отпустил тетиву своего лука.

Стрела точно угодила в столб. Почти сразу же ее расколола другая, пущенная Чеславом.

– А ты не суй свой конопатый нос в горшок с чужим молоком – целее будет, да и молоко не прокиснет, – предупредил он Борислава.

Пущенная же Кудряшом стрела снова пролетела мимо, и парень в досаде помянул многих мелких лесных духов.

– Это кто ж такой меткий?

Со стороны леса, куда только что улетела шальная стрела Кудряша, с лукошком в руках появилась Зоряна. За ней бежал блажной Вышата, размахивая утерянной стрелой.

– Ну вот, только помянул лесную ватагу, а они уж здесь, – едко заметил Кудряш, недовольный приходом новых свидетелей его неловкого упражнения с луком и стрелами.

– Слышу голоса, дай, думаю, гляну, кто это на стрельбище управляется. Светлого дня тебе, Чеслав. Редко видно тебя что-то… – стрельнув глазами в сторону парня, сказала Зоряна.

Чеслав, едва глянув в сторону девушки, молча кивнул, якобы полностью сосредоточившись на цели.

– Шла бы ты, Зоряна, шла… да не мешала бы парням делом важным заниматься, а то только сбиваешь, под руку словами пустыми бросаясь, – с преувеличенной озабоченностью заявил Кудряш.

– Да что ж тут важного? – с трудом скрывая улыбку, поинтересовалась Зоряна. – Прицеливайся да стреляй!

– Вам, девкам, все забавой легкой кажется, а тут знаешь, какие умение да сноровка нужны?! Знаешь?! Не бабье это дело! – Кудряш постарался высказаться как можно строже и серьезнее, но от этого получилось еще уморительнее.

– Ой ли?! – со смехом переспросила Зоряна.

– А той ли?! – Недовольству Кудряша не было предела.

Стрелять ему совсем расхотелось.

– Не бабье!.. Не бабье!.. – Вышата стал гоняться за легкокрылой бабочкой, летавшей над поляной, и выкрикивать на разные голоса: – Не бабье!

– Чеславушка, дай-ка свой лук! – задиристо попросила Зоряна, шагнув к парню.

– Еще чего! Не бабьего то ума дело! – пробурчал недовольно Чеслав и лук не дал.

Многие женщины в их племени, всю жизнь живущие в суровом окружении леса и вынужденные бороться за свое существование не только со зверем диким, а и с людом недобрым, запросто могли управляться с оружием. Были среди них такие, для которых лук был привычным, как и домашняя утварь. Но Чеслав не любил, когда трогали его оружие. А тем более женщина! В глубине души он боялся сглаза или порчи какой на свое охотничье снаряжение и опасался, что оно перестанет служить ему исправно, лишится меткости. А сглаз дело нешуточное! Да и не один он так думал, а многие мужчины их племени.

Зоряна недовольно насупила свои собольи брови.

– А ты, Борислав?… Тоже не дашь? – Девушка подступилась к Бориславу.

Парень засомневался было, но ему трудно было отказать Зоряне.

– Тебе, Зоряна, что хочешь… – И он передал девушке свой лук.

Зоряна обвела парней лукавым взглядом, приложила стрелу к тетиве, с усилием натянула, прицелилась и отпустила… Стрела точно угодила в столб, а девушка с вызовом посмотрела на Кудряша. Тот же, явно уязвленный, недовольно фыркнул, крякнул и, резко вскинув лук, выстрелил… И неожиданно для самого себя тоже попал в цель. Какое-то время он стоял в недоумении и хлопал глазами, не веря своей ловкости, а затем, все же убедившись, что таки попал, тут же надулся от важности и, приосанившись, посмотрел на Зоряну.

Девушка прыснула от смеха:

– Ой, сейчас лопнешь, Кудряшечка!.. Ой, лопнешь!.. – А перестав смеяться, добавила: – А все одно в стрельбе со мной тебе лучше не состязаться – продуешь!..

– Да уж конечно!.. – возмутился Кудряш.

– Вышатушке тоже лук нужен! – заявил Вышата, бросивший гоняться за мотыльком и теперь внимательно наблюдавший за происходящим.

Зоряна же между тем подошла к Чеславу и кротко, так, чтобы никто не слышал, спросила:

– Ребята да девки вечером на игрища собираются… Придешь?

– Недосуг нынче, – не глядя ей в глаза, ответил парень и натянул тетиву.

Так прошло несколько дней. Чеслав с утра исчезал в лесной чаще, пытаясь расположить к себе непреклонную пленницу. Затем возвращался раздосадованный и угрюмый. А на следующее утро опять спешил к ней с новой надеждой.

Как-то за обедом, когда вся семья была в сборе, Велимир внимательно посмотрел на Ратибора.

– Думаю, жену тебе пора подыскать, Ратибор, – сказал он сыну, когда тот с вопросом в глазах перехватил отцовский взгляд.

Все посмотрели на Ратибора, а у Голубы даже ложка выпала из рук. Ратибор тоже перестал есть, и лицо его почему-то внезапно побледнело.

– Вот пройдет Чеслав посвящение, поедем в городища других родов да по хуторам – девок посмотрим, – продолжал развивать свою мысль Велимир.

– Отец!.. – Ратибор осекся, глянув в непреклонные глаза Велимира.

– Сам выберешь, а я посоветую…

В доме наступила тишина, в которой было слышно только жужжание мух.

– Хорошо, отец, – после паузы выдохнул Ратибор.

– Вот и порешили, – дождавшись желаемого ответа, подвел итог Велимир.

Затем по-хозяйски обвел взглядом остальных.

– А твои, Чеслав, как дела? – обратился он к младшему сыну. – Готовишься к испытанию? Сокол тебя хвалит.

– Стараюсь, – ответил Чеслав, уже без большого желания зачерпнув ложкой кашу из горшка, стоящего посередине.

– Что-то ты притих. Давно ни о каких шалостях твоих не слышал.

– Взрослеет. – Болеслава с любовью посмотрела на юношу и хотела погладить по голове, но тот увернулся.

– Не балуй его, Болеслава, – предупредил Велимир.

У дома послышались чьи-то шаги, и через мгновение в дверном проеме появилась косматая шевелюра.

– Мир дому и хозяевам! – Сокол пригладил всклокоченную на ветру бороду.

– Здоровья и долголетия нашему гостю! – с почтением приветствовал Сокола Велимир. – Проходи, садись за стол и раздели пищу нашу.

Болеслава подхватилась из-за стола и кинулась за ложкой для гостя.

– Благодарствую, хозяин, но не голоден я. А вот от кваса холодненького не откажусь. Попотчую, – вытер губы в предвкушении удовольствия гость.

Болеслава поставила перед Соколом кувшин с квасом, и тот, подхватив его своей огромной пятерней, приник к сосуду. Руки у Сокола и впрямь были большие. Мало кто из племени мог обхватить такой кувшин одной рукой. А Сокол делал это с легкостью. Он выпил квас большими глотками, ни разу не переведя дух. А затем опустил кувшин на стол и одобрительно крякнул:

– Ох, и хорош квасок, хозяйка, душевный! – И снова вытер губы.

Болеслава от похвалы так и зарделась. Какой хозяйке не будут приятны столь лестные слова о ее умении?

– На здоровье, Сокол! Может, еще?

– Боюсь, разорвет меня.

Утолив жажду и воздав должное хозяйке, Сокол вновь вернул своему лицу свирепое выражение. Он заговорил серьезно и озабоченно:

– Пришел я к тебе, Велимир, сказать, что видел в лесу следы чужие. Люди пришлые появились неподалеку от городища.

Известие встревожило Велимира. Появление любого нового человека у городища могло принести беду, как это уже бывало не раз.

– Кочевые?

– Чур! Чур! Чур! – призвала в защитники дух Болеслава, отгоняя от себя рукой невидимую напасть.

– Кажись, нет. По следам – наших племен народ. Но не ближних. Леший их задери! – Сокол мотнул гривой.

– Много их?

– Пока не знаю. Следы невнятные, как будто сторожко уж больно ходит кто. По сухому-то не видно, а дождя давно не было. Если бы у ручья, на сыром песке, не увидал, так и не приметил бы. А потом уж присматриваться начал и понял, что таки кто-то бродит по нашей округе…

Вся семья с напряженным интересом слушала Сокола.

– Может, охотники забрели? – предположил Ратибор.

– А чего вокруг городища шастают? – Сокол посмотрел на парня своими глубоко посаженными глазами. – А если уж забрели, так почему в селение открыто не явились?

– Недосуг им было.

Все уставились на главу рода. Велимир, помолчав, деловито и озабоченно произнес:

– Надо охрану предупредить, чтобы зорче смотрели. Да народ в городище оповестить, чтоб в лесу осторожнее были. А ты, Сокол, пригляди за окрестностью. Будем надеяться, что полюбопытствуют пришлые и уйдут.

– Да уж я пригляну. Жаль, что пока самих непрошеных не видел, а только следы. Так бы понятнее было, чего они тут околачиваются, лешие.

Обсудив еще кое-какие меры предосторожности и попрощавшись с хозяевами, Сокол ушел.

Чеслав во время разговора не произнес ни слова. Он усиленно гнал от себя мысль, что появление чужих могло быть вызвано его недавней удачной охотой. Ведь он был так осторожен! Нет, нет, он хорошо запутал свои следы.

– Тетенька, тетенька, дай хлебушка Вышате! – донеслось с улицы.

Болеслава, подхватившись с места, отломила кусок хлеба, зачерпнула ложкой кашу, намазала на него с горкой и направилась к выходу.

– Ты куда? – спросил Велимир.

– Дам поесть парню. Бабка его, наверное, опять расхворалась. Хлеб не пекла.

– Не приваживала б ты его, Болеслава, к дому… Отнесла б им в избу, – недовольно проворчал Велимир.

– Что ж поделать, как он уже под нашей стоит?

Сердобольная Болеслава вышла за порог.

– Хлебушек, хлебушек сладенький! Вышата ой как любит хлебушек, тетенька! – донесся радостный голос юродивого.

Вышата был на два года старше Чеслава. Его мать Яра родила его после купальской ночи, но парень, с которым она была в ту летнюю ночь любви и празднования свадьбы Даждьбога-Солнца Великого и Утренней Зари, почему-то не захотел взять ее за жену, а она так и не открыла его имя, сколько ни настаивали ее родители. Отец даже поколачивал ее несколько раз, чтобы призналась, но девушка осталась непреклонной. Так никто и не узнал, кто же отец Вышаты. Мальчик рос, как и все в городище сорванцы, предаваясь играм и забавам.

Но спустя какое-то время Яра неожиданно исчезла из городища, бросив малолетнего сына на родителей. Никто не знал, куда она пропала и почему. Ходили слухи, что ее видели то в одном дальнем селении, то в другом, то на хуторах глухих. Но то были лишь слухи…