Текст книги "Лекарство против иллюзий"

Он углубился в пролесок, намного отклонившись от прохоженной тропы, и какое-то время поднимался вверх, продираясь сквозь преграждающий путь валежник. Наконец чаща поредела, пахнуло сырым ветром – прорвавшийся сквозь хвойные лабиринты летний муссон выхолаживал вершину, нагонял туман.

Сашка обернулся – внизу, у подножия сопок, мерцали неверным светом городские огни. Панорамных снимков Сашка сделал великое множество, и все равно каждый раз хотелось еще (в этот раз уже точно все!).

Он сел на гладкий, сохранивший дневное тепло валун и несколько минут не двигался, околдованный волшебством ночи. А затем достал треногу.

Ночью издалека Магадан всегда выглядит заброшенным, несмотря на горящие гирлянды окон. Сашке представлялось, будто по какой-то драматической причине все жители разом покинули город, не позаботившись в спешке выключить свет. Толкавшая их вперед причина была слишком чудовищной, не терпящей ни секунды задержки. Ему хотелось передать на фото именно это ощущение тревожной покинутости.

Он усмехнулся, вспомнив, как в прошлом году провел целый день в Кадыкчане. Вот там – настоящая покинутость, не вымышленная, пробирающая до дрожи. Черт его дернул одному туда попереться! Добрался до пункта назначения ранним утром на попутке. Водила, дальнобойщик, посмотрел на него как на больного, но отговаривать не решился.

В переводе с эвенского «кадыкчан» означает «долина смерти». Коренные колмычане боялись этого места как чумного (земля якобы недобрая), а советские геологи отыскали там уголь и построили шахтерский поселок. Когда-то здесь жило больше десяти тысяч человек, но после взрыва на шахте в 1996-м все резко пришло в упадок, а после размораживания единственной действующей котельной жизнь и вовсе прекратилась.

Сашка давно хотел поснимать город-призрак, но к тому, что увидел, готов не был. Он шагал по вымершим улицам, мимо пустых пятиэтажек, школ и больниц, ломая ботинками осколки разбросанного повсюду стекла. Ветер блуждал в провалах зданий, петлял между разрушенных стен, выметал пыль из оставленных нараспашку и разграбленных квартир. Его тогда накрыл совершенно животный, неконтролируемый страх, за который ему тут же стало неловко. Еще несколько часов он бродил по пустынным улицам, фотографировал старые машины в гаражах, упавшие на пол книжные стеллажи в домах, брошенные детские игрушки, расстрелянный из винтовки памятник Ленину на площади – и, едва набрав нужный материал, поспешил убраться восвояси.

Опыт был любопытный, но повторить его в одиночестве Сашка бы не отважился. Очень уж неприятные эмоции вызвал у него тот мертвый город.

Сашка упаковал фотоаппаратуру, бросил прощальный взгляд на спящий Магадан и пустился в обратный путь – шел второй час ночи. Он пробыл на сопке совсем недолго, но успел продрогнуть и проголодаться. На середине спуска его внимание привлек необычный звук, идущий из редколесья. Что это за шум, было неясно. Мог и медведь пробираться сквозь бурелом, и лисица охотиться за бурундуком, и заяц остервенело копать землю под ближайшей лиственницей. Стараясь не шуметь, Сашка достал камеру и осторожно двинулся на звук, который, по мере приближения, приобретал все более странные отголоски.

В какой-то момент Сашка почти уверился, что разобрал человеческие голоса, но тотчас все снова затихло, а затем что-то зашуршало, то ли перекатываясь, то ли волочась по земле. Пригнувшись, он бесшумно нырнул в заросли стланика с камерой на изготовку. Что бы там ни происходило, это стоило запечатлеть для истории. Случайные кадры всегда самые удивительные.

Две серые фигуры возникли едва ли не перед носом – их отделяло всего несколько метров, и Сашка разочарованно вздохнул – это всего лишь люди. Он собирался повернуть обратно, но любопытство – и ощущение странного несоответствия – заставило его задержать взгляд. Двое мужчин (лиц он разобрать не мог) возились возле низкорослого кустарника, загребая землю и опавшую хвою. Для сбора ягод и грибов еще рано, да и какой идиот пойдет собирать ягоды и грибы ночью? Сашка машинально навел фокус и пару раз нажал на кнопку. Щелчок фотоаппарата прозвучал в окружающей тишине неожиданно громко. Две фигуры замерли – и Сашка вместе с ними. Не очень-то вежливо подглядывать за людьми, чем бы они тут ни занимались. Какими словами объяснить, что он (так сложилось) всего лишь проходил мимо и не собирался шпионить?

Он задержал дыхание, боясь выдать себя. Он терпеть не мог, когда вторгались в его личное пространство, поэтому и сам избегал лезть не в свои дела. Несколько секунд незнакомцы прислушивались, а затем поднялись, о чем-то тихо переговариваясь. Один держал в руках лопату с укороченной рукояткой – в светлом сумраке отчетливо темнело широкое лезвие с налипшей грязью. Сашка отступил на шаг в сторону, упершись спиной в ствол лиственницы и полностью скрывшись из виду. Он простоял, не шевелясь, минут пять, прежде чем решился выглянуть из укрытия – поляна уже опустела.

Взгляд невольно задержался на том месте, где недавно маячили два силуэта, а теперь лишь еле заметно возвышалась неровная насыпь да зеленел косматыми ветвями кустарник. Сашка заколебался на мгновение, а затем решительно развернулся и зашагал прочь, негодуя на собственное замешательство.

«Тебе не должно быть никакого дела до этих двоих! – мысленно укорял он себя, выбираясь на ведущую к трассе тропу. – Возможно, странно встретить кого-то ночью на сопке, но, с другой стороны, сам-то ты, на минуточку, где находишься? Мало ли что движет людьми! Бессонница, жажда приключений или желание отдохнуть от городской суеты. Тебя это в любом случае не касается».

Сашка остервенело раздвигал ветви, то и дело хлеставшие его по лицу, все сильнее злясь на свое неуместное любопытство. Но что-то не давало ему покоя, заставляя вновь и вновь прокручивать в памяти случайную встречу. Когда заросли отступили, открывая пологий, почти лысый склон, Сашка ускорился, подсознательно стараясь побыстрее удалиться от того места, которое так его смущало.

«Они что-то закапывали? Ночью? На сопке?»

Проклятие. Он резко остановился, нервно перевесил сумку на другое плечо и повернул обратно.

Поляна по-прежнему была пуста. В воздухе разливалась дрожащая сырость, пробиралась под куртку, но разгоряченный ходьбой Сашка больше не чувствовал холод. Крутившаяся в голове мысль становилась все более назойливой, раздражая, побуждая раз и навсегда покончить с нею.

Сашка огляделся, стыдясь принятого решения, опустился на корточки и принялся разгребать рыхлую кучу. Земля поддавалась легко, иглы хвои и острые щепки кололи пальцы и норовили вонзиться под ногти. В какой-то момент Сашка психанул и остановился, осмысливая свой поступок. Может, семья любимого питомца похоронила, а он разрывает могилу, как больной вандал? От этой мысли по спине пробежал холодок, но все та же навязчивая мысль не дала ему остановиться на полпути – он ведь все равно не успокоится, пока не выяснит правду. Пусть даже этой правдой окажется то, что он последний кретин и параноик.

Его пальцы коснулись чего-то мягкого и гладкого, но Сашка не сразу понял, что это такое. Пришлось копнуть еще несколько раз, игнорируя попавшую в ладонь занозу. Один гребок, второй, третий. Будь сейчас день, он бы сразу понял, что раскопал. Но в тусклом свете белой ночи понадобилось не меньше минуты, чтобы распознать среди черных комьев почвы узкое женское запястье.

В отделении полиции Сашку продержали несколько часов. Он снова, снова и снова повторял свою историю и показывал два сделанных наспех снимка. Лицо одного мужчины было видно в профиль довольно отчетливо, а вот ракурс второго давал лишь общие сведения о внешности: рост – около 180, среднее телосложение, короткие темные волосы.

Сашка отвечал на вопросы следователя, послушно описывая каждый свой шаг и каждую увиденную деталь, но ощущал себя так, словно наблюдает за беседой со стороны. Он вроде бы открывал рот, произносил членораздельные фразы, но при этом не участвовал в происходящем. Происходящее казалось абсурдной, жестокой иллюзией.

К моменту начала осмотра криминалистами места преступления Сашку уже отвезли в отделение. Двумя часами позднее следователь показал ему снимки убитой, и увиденное вырвало его из анабиоза, заставляя понять, что это не дурной сон, а самая настоящая реальность.

Она была юной, на вид – не больше восемнадцати, и очень худенькой. На мертвенно-бледном лице ярким пятном розовели губы – сочные, полные жизни, такие неуместные у покойницы. Сашка не сразу сообразил, что это помада.

Следователь говорил о том, что сделанные им снимки – невероятная удача и очень помогут следствию, что сейчас он может идти, но в ближайшее время пусть не покидает город – его показания еще понадобятся. Сашка кивал и, вероятно, выглядел таким пришибленным, что следователь лично проводил его до выхода.

Утром он покинул старое, давно нуждавшееся в ремонте здание отделения полиции, добрел до центрального сквера и уселся на скамью…

Сашка поднял рассеянный взгляд, с трудом выныривая из воспоминаний. Город окончательно проснулся, пуская по венам улиц потоки автомобилей и пешеходов. Ровно сутки назад он вышел из дома, а такое впечатление, что с тех пор минула целая вечность. Казалось бы, он только недавно наслаждался утренним кофе – и вот уже стоит на краю крыши, отчаянно соображая, как вести себя с этим несчастным пареньком, запутавшимся настолько, что даже самоубийство выглядит для него привлекательной перспективой. Что же за драма с ним случилась, какую боль пришлось пережить, чтобы принять самое ошибочное из всех возможных решений?

Сашка хреново разбирался в психологии и понятия не имел, как вести себя в подобных ситуациях. Единственное, что он мог сделать, – это попытаться поставить себя на его место и вообразить, какие бы действия со стороны могли бы задеть его, встряхнуть.

У него получается, и он мысленно ликует, а мгновение спустя уже поднимается на сопку и обнаруживает труп девушки. Не зря друзья постоянно иронизируют, что Сашка всегда оказывается в нужное время в нужном месте.

Господи, он же находился в нескольких метрах от ее убийц! Он дал им уйти! Если бы он понял, в чем дело, то смог бы задержать их – по крайней мере, попытался бы. Дрался он неплохо – спасибо интернатскому детству, – так что шансы имелись. На снимке у одного из мужчин следователь разглядел заткнутый за пояс пистолет, и, скорее всего, он воспользовался бы им еще до того, как Сашка бы успел приблизиться. Но ведь от этого все равно не легче. Из-за своей деликатности он упустил убийц!

Но и жив остался тоже благодаря этому.

Хмурые прохожие торопливо пересекали сквер, спеша на автобус. Материализовавшиеся из ниоткуда голуби семенили следом в надежде на угощение. Сашка надел толстовку, закинул на плечо сумку с фотоаппаратурой и поплелся к автобусной остановке. Заезжать домой не имело смысла – лучше прямиком на работу. Закончит пораньше и попробует отоспаться. Хотя, положа руку на сердце, Сашка сомневался, что в ближайшие ночи ему не грозит бессонница…

* * *

Нужного письма в электронном ящике не было, и это раздражало. Вчера, после того как прошло первое потрясение, Марина написала фотографу на указанный в его личном профиле адрес. Объяснила, что звукозаписывающий лейбл жаждет купить одну из его фотографий для оформления альбома.

Летова привыкла работать быстро и ждала того же от других. Вынужденное ожидание всегда выводило ее из равновесия. А теперь вдобавок к этому в голову лезли глупые мысли: а что, если фотограф заартачится и по какой-то причине откажется продавать снимок? Что тогда?

Марина снова посмотрела на фотографию на дисплее компьютера – с такой обложкой «Арктику» обязательно заметят. Сперва люди реагируют на обертку, а уж потом на содержание.

Она снова обновила страницу – новых писем нет. Пролистала ежедневник: через полчаса встреча с директором одного бойз-бэнда. Год назад без особого энтузиазма Марина решила подписать с ними контракт и не прогадала – школьницы сходили по группе с ума, диски продавались отлично. Через два часа – переговоры с рекламной службой столичного телеканала (нужно убедить их сделать скидку).

Единственный способ не ждать злополучного письма – с головой погрузиться в работу.

– Тук-тук, не занята? – Виктор Стеблин просунул голову в проем двери. – Ты просила статистику по продажам за прошлый… – Он осекся. – Марина Николаевна, ты в порядке?

– А? Да, все нормально. – Она натянуто улыбнулась. – Проходи, Вить.

– Вид у тебя больно озабоченный, – заместитель уселся напротив, положил на стол несколько листов с распечатками. – Ты об «Арктике» переживаешь, да?

– Меня так легко прочитать?

– Да ты сама себя вслух декламируешь. В офисе только глухой не слышал, какие ты дифирамбы поешь своему новому проекту.

– Нашему новому проекту, – поправила его Летова. – Хотя и проекта еще толком нет никакого, и может вообще не быть, если я не найду под них дистрибьюторов.

– Да, я слышал, что Гранин в отказ пошел, – сочувственно кивнул Стеблин. – Знаешь, у Анютки в его фирме подружка какая-то работает, может, она сможет как-то повлиять на ситуацию, а? Маловероятно, конечно, но попробовать можно.

– У Анютки? Ты про деву из юридического отдела? – оживилась Марина. – Вот так так! И давно она для тебя Анюткой стала?

Стеблин изобразил смущение, одернул рукав пижонского пиджачка:

– Пару месяцев как.

– И что? Все нормально у вас?

– Даже лучше, чем нормально.

– И я узнаю об этом последней, верно? – усмехнулась Марина. – Поздравляю, Вить. А я думала – ты гей.

– Ничего ты не думала, Марина Николаевна. Просто бесилась, что я тебя не кадрю, а соблюдаю сугубо деловые отношения, – заржал Стеблин.

– Ага, раскусил меня, мерзавец. – Марина улыбнулась, на этот раз искренне. Стеблин, один из немногих в офисе, не боялся ее плохого настроения и парой фраз мог его изменить. Повезло ей с заместителем. Когда она надумает сменить сферу деятельности, то обязательно походатайствует о его повышении перед господином Снегиревым. Лучшего продюсера (после нее, разумеется) он вряд ли найдет. Надо будет только самого Стеблина обработать – при его умениях у него недостаточно высокая самооценка. Удивительной неамбициозности человек.

– Ладно, поржали – и хватит, давай к делу, у меня встреча скоро. – Она потянулась к бумагам. – Мне нужно твое мнение по следующему вопросу…

Офис уже давно опустел, и Летова тоже засобиралась домой, когда затрезвонил мобильник. Звонили со скрытого номера.

– Я вас слушаю.

– Это очень хорошо, что вы слушаете, – заговорил кто-то вкрадчивым голосом.

Она нахмурилась:

– Кто это?

– Это ваша большая ошибка, – объяснил мужчина. – Однако вы еще можете ее исправить.

Голос показался Марине знакомым, но чей именно, не сказала бы. В другой раз она бы просто положила трубку, но сегодня любопытство перевесило.

– И что же, по-вашему, я должна сделать?

– Вы сами поймете. А пока – просто предупреждение, – отрывисто сообщил тот и оборвал соединение.

Несколько секунд Марина смотрела на потухший дисплей и решила не брать в голову. Мали ли ей идиотов звонит! Она взяла сумку и заперла кабинет.

«Вольво» был припаркован на другой стороне переулка. Марина находилась на середине дороги, когда увидела несущийся прямо на нее автомобиль. Водитель то ли напился, то ли отвлекся, не замечая пешехода. Марина успела отскочить в сторону, быстро добежала до тротуара и посмотрела вслед удалявшемуся лихачу.

– Вот козел! – выругалась она, доставая ключи от машины. И снова ожил телефон.

– Я забыл добавить, – заговорил все тот же негромкий голос. – Если вы поступите правильно, то вам нечего будет опасаться.

И отключился.

Марина озабоченно посмотрела в зеркало заднего вида, поправила челку. Вот теперь она малость напряглась. Сначала непонятный звонок, затем лихач, и снова звонок с явным намеком на угрозу. Скорее всего, инцидент на дороге не имел ничего общего с телефонным незнакомцем – дебилов за рулем полно, на столичных дорогах постоянно кого-то давят. Но что, если имел? Что, если…

Она выбрала в телефонной книге контакт и набрала номер.

– Алло, не отвлекаю?

– Отвлекаешь, конечно.

– Как сильно по шкале от ноля до десяти?

– Баллов на десять.

– Значит, я могу подъехать? Нужна твоя консультация.

– И пожрать чего-нибудь захвати, я с утра не емши.

– Договорились. Буду через полчаса.

Марина повернула ключ зажигания.

В отделении полиции она поднялась по лестнице на второй этаж, улыбнулась двум молодым мужчинам в форме, с деловым видом проследовавшим мимо, и постучала в дверь кабинета.

– Одну минуту! – раздался голос подруги.

Марина не успела отойти от двери, как та распахнулась, и из кабинета стремительно вышел мужчина, едва в нее не впечатавшись. На вид ему было около пятидесяти, одет дорого, идеально стриженные седые волосы и ухоженное лицо делали его похожим на персонажа рекламных постеров о богатой жизни.

Несколько секунд они стояли друг напротив друга, пока Марина не сообразила отступить в сторону:

– Извините.

Вместо ответа мужчина еще мгновение прожигал ее взглядом, а затем нервной походкой направился к лестнице.

– Кто это вообще был? – первым делом спросила Марина, войдя в кабинет и усаживаясь на неудобный стул.

Следователь полиции Алина Рябкина, а по совместительству подруга с институтской поры, вяло отмахнулась и потянулась за пузатым бумажным пакетом, заглянула внутрь.

– Что принесла? – поинтересовалась она, вытаскивая коробочки со съестным. – Что это такое?

– Тайская еда.

– Вот ты не можешь без выкрутасов, да? – притворно насупилась Рябкина. – Нет чтобы нормальной еды привезти!

– Нормальной – это какой? Той, что у тебя на боках висит? Гамбургеры и картофан? – съязвила Марина.

Они были знакомы тысячу лет и не обижались на подколы. Некоторые общие знакомые называли их сиамскими близнецами за абсолютно похожие характеры, хотя внешне они сильно различались: Летова – стройная невысокая брюнетка, а Рябкина – дородная бабца под метр восемьдесят с мышиным цветом волос.

– Злая какая. – Следователь укоризненно покачала головой и понюхала содержимое первой коробочки. – Пахнет неплохо, живи. А мне запас калорий жизненно необходим, я головой работаю, спасаю население от негодяев. И тебя, кстати, тоже, цени.

– Я, наверное, зря заглянула? Оторвала тебя от дел, вон даже посетитель твой психанул.

Рябкина, жуя, пояснила:

– Наоборот, хорошо, что пришла, я уже не знала, как от него избавиться.

– Ты – и не знала, как избавиться?

– Да, понимаешь, он странноватый, но безобидный. Несчастный просто очень. Драма у него в семье произошла пару лет назад, вот он регулярно наведывается ко мне, интересуется, как следствие идет.

– И как идет следствие?

– Да плохо идет. – Рябкина макнула кусок курицы в соус и отправила в рот. – Никаких зацепок, никаких подозреваемых.

Марина окинула взглядом пустые рабочие столы – обычно здесь полно оперативников.

– А где все твои?

– Да на выездах. Говорю же, аврал. Опять серийное убийство.

– О?

– Вот у этого мужика, с которым ты столкнулась, зарезали у лифта жену. Ценности и деньги не взяли, следов насилия тоже не обнаружено. Месяц спустя в нашем районе произошел повторный случай: молодую женщину – тоже черноволосую и тоже у лифта – нашли мертвую. Схема убийства такая же. Три ножевых в спину, два из них смертельные. А через три месяца – снова повтор, и снова через полгода. Вчера был седьмой случай. Мы тут на ушах уже все… На улицах орудует серийный маньяк, а у следствия даже подозреваемых приличных нет. Хорошо хоть, пресса не пронюхала пока.

– «Я головой работаю, спасаю население от негодяев», – передразнила ее Марина. – Хреновый ты следователь, Рябкина.

– Ложь и клевета. Статья сто двадцать восьмая УК РФ. Наказывается штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы за период до шести месяцев. Следователь я нормальный, а иногда даже отличный.

– А может, это тот? – Марина сделала неопределенный жест рукой. – Ну, седовласый. Может, он сперва свою жену прихлопнул, а потом всех остальных?

Рябкина от возмущения остановила занесенную вилку:

– Ну, ты давай поучи меня, как преступления раскрывать! Тебя ж твои певички и сладкоголосые пацанята наверняка многому научили. Разумеется, мы его первым делом отработали. На момент убийства жены он находился в офисе, его человек двадцать сотрудников видели, алиби железное. И с женой они душа в душу жили, поэтому его так и подкосило. По-моему, он после ее смерти даже немного того. – Рябкина выразительно покрутила пальцем. – Хотя чувак бизнесом управляет и вроде пока не разорился. Значит, голова все-таки в порядке. Ладно, чего я тебе все это рассказываю, у тебя своих забот полно. Ты ведь спросить о чем-то хотела, да?

– Да это все ерунда, скорее всего, – неуверенно пробормотала Летова. – После твоих баек я со своей проблемой как дура буду выглядеть.

– Ой, прекрати. Выглядеть как дура – это твое обычное состояние. – Алина Рябкина не удержалась от маленькой мести. – Ладно, выкладывай уже. А то мои орлы скоро прилетят, не поговоришь толком.

Летова кратко поведала ей о недавнем анонимном звонке и несостоявшемся наезде и по скептическому выражению лица подруги поняла, что беда ее не стоит и выеденного яйца.

– Нет, ты не думай, что я несерьезно настроена, – объяснила ей Рябкина. – Но просто пока зацепиться особо не за что. Тебе разве первый раз звонят идиоты?

– Бывало, конечно, – вынужденно согласилась Марина.

– И кулаками трясли, когда ты отказывала очередной бездарности, да?

– Угу.

– Но дальше сотрясания воздуха дело не шло?

– Не шло, – снова согласилась Летова.

– Давай так. В следующий раз, когда (и если) этот аноним позвонит, сразу же включи диктофон, договорились? Если он в открытую станет тебе угрожать, тогда начнем суетиться. Ты, главное, не переживай. Я вообще не понимаю, чего ты так завелась. Это я тебя обычно накручиваю, а не наоборот.

– Сама не знаю, – уныло проговорила Марина. – Неделя нервозная: сначала не могли подобрать фото на обложку, потом группу одну… – Она осеклась, увидев взгляд подруги. Та смотрела на нее так, как узник Бухенвальда мог бы смотреть на шеф-повара, отбраковывающего форель.

– Ладно, затыкаюсь, – Летова встала. – Куда нам, плебсу, до ваших великих дел…

– Вот за что я тебя уважаю, подруга, так это за адекватную самооценку, – Рябкина рассмеялась и поцеловала ее в щеку. – Спасибо, что зашла. Я хоть дух перевела, а то совсем закопалась с этой работой.

Уже давно стемнело, комната тонула в сумраке, который в крупном городе никогда не бывает абсолютным. Марина сидела на диване и потягивала из бокала вино, глядя в окно. Торговый центр переливался огнями, на стоянке бесконечно парковались и отъезжали автомобили, и эта однообразная монотонная суета успокаивала. Когда Марина только купила квартиру, она первое время могла подолгу сидеть вот так у окна, медитировать, предаваясь собственным мыслям.

Но сейчас ее голову занимал лишь один вопрос: как добиться согласия «Waterfall» на выступление в сочинском клубе? Очень хотелось дать возможность ребятам из «Арктики» немного заработать и почувствовать вкус выступлений перед большой аудиторией. Рано или поздно она придумает, как издать их альбом, и у них наверняка найдутся поклонники, но до того момента может пройти много времени. А Марина отлично знала, как время способно убить любой энтузиазм. Сколько талантливых людей бросали творчество, не получив хоть каплю одобрения и поддержки! Тяжело выворачиваться наизнанку и понимать, что это никому не нужно.

Летова отставила бокал с вином на журнальный столик и взяла мобильный. Продюсирует «Waterfall» жена солиста, Марина Крестовская. Договариваться нужно с ней – и это самое противное. Странная дамочка. Летова пересекалась с ней несколько раз, и с каждым разом неприятное впечатление лишь усиливалось.

Летова понятия не имела, с чем оно связано. Крестовская вела себя профессионально, хорошо управляла делами группы. В фанатской среде говорили, что это именно она однажды убедила Илью всерьез заняться музыкой и собрать коллектив. Она же добилась того, что новоявленную группу записал один из крупнейших российских рекорд-лейблов. В деловом плане упрекнуть ее было не в чем. Неприятие шло на эмоциональном уровне. Каждый раз, когда Летова видела Крестовскую в окружении парней из «Waterfall», создавалось впечатление, что эта дама – вежливая, даже отрешенная – запросто перережет тебе горло, если посчитает это полезным для группы и особенно для ее солиста. В том, как она смотрела на мужа, сквозило что-то нездоровое.

«Чего только не нафантазируешь о другом человеке, лишь бы избежать неприятного разговора! – упрекнула себя Летова. – Звонить надо, и ты это знаешь».

Она нашла в телефоне контакт Крестовской и несколько секунд взирала на ее номер. Сегодня уже поздно. Летова пообещала себе, что позвонит завтра утром.

* * *

– Слышь, Шурик, заканчивай уже. – Леха постучал по капоту гаечным ключом. – Одиннадцатый час ночи. От работы кони дохнут.

Торчащие из-под автомобиля ноги выехали вперед, затем показалось туловище и, наконец, Сашкина голова:

– Меня-то дома никто не ждет, а вот ты какого черта здесь торчишь? Подчиненных контролируешь?

– Ага. – Лешка заржал. – Некоторых подчиненных если не проконтролируешь, они тут до утра будут зависать. На, держи. – Он протянул бутылку пива.

Сашка открыл крышку и сделал несколько жадных глотков, пиво было ледяным.

– Ты как? В порядке? Отошел немного?

С Лехой они дружили последние пару лет. Сашка искал работу по специальности и устроился в автосервис, специализирующийся на старых, раритетных автомобилях. Механиком он был неплохим, условия предложили хорошие. Да еще и начальник оказался практически его ровесником – на три года старше. Своеобразный, надо сказать, парень – отец его, чиновник мэрии, подготовил сыну теплое местечко со всеми вытекающими бонусами, а тот заупрямился.

– Понимаешь, Шурик, несправедливо получается, – объяснил ему однажды Леха. – Мой отец начинал с нуля и успеха добился сам, без чьей-то помощи. А я чем хуже? Почему мне надо на все готовенькое приходить? Я тоже хочу себе дорогу самостоятельно пробить. Отец за голову хватался, когда я решил автосервис открыть. Но мне с тачками возиться всегда нравилось, почему бы не сделать это своей карьерой? Тем более что умело организованный процесс обязательно принесет прибыль. Тут главное – учесть еще один важный момент: надо правильных сотрудников нанимать, которые соображают.

В целом Сашка Лешкину позицию разделял, хотя не давал гарантий, что на его месте поступил бы так же. Отца он потерял еще в детстве и многое отдал бы, чтобы вернуть его. Если бы только его отец был жив, Сашка сколько угодно шел бы у него на поводу… Но тут уж как в пословице: сытый голодного не разумеет. Обласканному родителями Лехе хотелось свободы и самоутверждения, а Сашка был бы счастлив просто иметь семью.

– Отошел немного, спрашиваю? – повторил Леха, отхлебывая пиво. – Ты там не узнавал у следователя, как дело движется? Нашли уродов, что девчонку прикончили?

– Мне никто о ходе следствия не отчитывается. – Сашка вытер лоб рукавом рабочего комбинезона и уселся на табуретку, переводя дыхание. В последние дни он вкалывал как одержимый, чтобы поменьше вспоминать о страшной находке.

– А чего ты не порасспрашиваешь? Имеешь право. Ты им морды убийц на блюдечке преподнес. Дело раскрыл фактически.

– Может, порасспрашиваю. Попозже. Сейчас не до этого.

– А до чего? Этот старичок «Форд Бронко» шестьдесят седьмого года от тебя точно никуда не убежит. По крайней мере, пока ты его не реанимируешь.

– Этим я и занимаюсь.

– Да я вижу. И как твой начальник, говорю тебе закругляться на сегодня, – приказал приятель. – Тебя подбросить до дома?

– Не, я еще заскочу кое-куда. – Сашка выбросил полупустую бутылку в мусорку и встал. – Завтра увидимся.

До смотровой площадки на берегу бухты Нагаева он добрался в двенадцатом часу ночи и удивился, не заметив ни одной машины. Обычно здесь обязательно кто-то есть, особенно по выходным. В местной прессе уже давно били тревогу: за несколько лет площадка укоротилась на пять метров, и дело не только в том, что прилив подмывал берег, а подземные толчки провоцировали оползни, – десятки автомобилей, одновременно паркующихся на краю, создавали многотонную нагрузку на обрыв.

Сашка подошел к накренившемуся над морем забору и замер, созерцая окрестный пейзаж. Со стороны берега темнели в синеватых сумерках полуразрушенные хибары, оставшиеся со времен высадки первопроходцев; справа робко врезались в море развалины старого пирса – когда-то к нему причаливали первые корабли с геологами и строителями, а теперь даже отважные рыбаки не решаются ловить с него навагу и корюшку. Серебристая бухта тонула в наползающем тумане, сквозь который то тут, то там проглядывали призрачные огни торговых кораблей и рыболовецких судов.

Сашка любил Охотское море – ледяное, хмурое, кажущееся неприступным. Оно, как панацея от любого недуга, страха, хандры, всегда помогало ему. Не утешало, не любезничало, не убеждало забыть о проблемах – море заставляло понять, как незначительны любые проблемы по сравнению с вечной суровой красотой.

Сашка любовался набегавшими на берег волнами, слушал их убаюкивающий монотонный плеск и ощущал, как море отдавало ему весь свой нерастраченный холод, всю тишину, наполняя спокойствием, умиротворяя.

Только вернувшись домой, Сашка осознал, как сильно устал и проголодался. Поставил вариться пельмени и, пока они готовились, лежал на диване, чувствуя, как пульсируют налитые свинцом конечности, а сознание постепенно уплывает. Он сел, чтобы не заснуть, и огляделся. В этой квартире, полученной по социальной программе помощи сиротам, Сашка обитал уже пять лет. Он хорошо помнил тот день, когда переступил порог – подумать только! – собственного жилища. Выглядело оно неуютно: плохо побеленные стены, повсюду строительная пыль, немытые стекла. К тому же первый этаж, окнами на север… Но все это меркло на фоне нахлынувших эмоций и давно позабытого ощущения дома.

Ремонт делал сам, старательно и кропотливо, без шика, но с фантазией. Любимым местом в квартире стал рабочий стол у окна, за которым Сашка мог сидеть часами, в удобном кресле на колесиках, и обрабатывать на компьютере фотографии.

Его взгляд упал на темный экран. В последнее время он выпал из виртуальной жизни, даже почту не проверял. Не то чтобы ему сильно много писали, но все-таки не мешало держать руку на пульсе.

Он положил на тарелку пельмени, добавил масло, поперчил и уселся за компьютер. Пока блюдо остывало, открыл электронный ящик, где среди прочих обнаружил неожиданное письмо от некоей Марины Летовой, представлявшей московскую звукозаписывающую компанию. Она просила разрешения использовать одну из его фотографий для оформления обложки новой группы. Заинтересовавший ее снимок – в прикрепленном файле. Сашка улыбнулся: его любимое фото.