Текст книги "Сердце ночи"

Ручка и бумага тут же нашлись у Семена Михайловича. Архип что-то быстро написал, подумал немного и добавил еще один пункт.

– Его зовут Федором. Такой тщедушный, лысый мужичонка. Бородка у него с косичкой дурацкая. Но пусть вас не вводит в заблуждение его внешний вид. Он опасен, по-настоящему опасен. Все местные бандиты и браконьеры – его клиенты. Если откажет, лучше сразу уходите. Сделаем крюк, найдем в другом месте.

– У нас нет времени на то, чтобы искать в другом месте, у нас четкий график. – Семен Михайлович аккуратно сложил листочек, сунул в карман своей жилетки.

– Вы пойдете один, но я буду поблизости. – Архип выбрался из-за руля. По лицу его было видно, что в удачный исход предприятия он не верит. – Если вдруг что-то пойдет не так.

– Все будет хорошо. – Семен Михайлович спрыгнул на землю, решительно направился в сторону хутора, а Архип словно испарился. Только что был, и вот его уже нет.

Они отсутствовали больше двух часов. Оставшиеся уже начали волноваться, парни даже собирались пойти следом, когда наконец увидели две фигуры: высокую, чем-то нагруженную, и маленькую, идущую налегке.

– Получилось, что ли? – недоверчиво спросил Леший и выскочил из микроавтобуса, следом выбрались остальные.

У Семена Михайловича и в самом деле все получилось, и по растерянному лицу Архипа было видно, что он до сих пор не может поверить в случившееся. Словно покупка оружия у местного мафиози куда опаснее, чем недавнее нападение птиц и то, что им еще предстояло пережить.

– Я же говорил. – Семен Михайлович скромно пожал плечами. – Конечно, пришлось поторговаться. Потому как я считаю своим долгом отчитаться о тратах, но все, что было указано в списке, я добыл.

А мужчины, какими бы взрослыми, какими бы сильными они ни были, все равно оставались малыми детьми! Потому что ни Леший, ни Никита его не слушали, они с нескрываемым восхищением рассматривали, взвешивали в руках, прикладывали к плечу купленное оружие. Марфа надеялась, что Архип не забыл его разрядить. Мало ли что.

– Все, пора в дорогу, – сказал Архип, перехватив встревоженный Марфин взгляд. – Еще километров десять получится проехать, а дальше придется идти пешком. Возвращайтесь в машину.

С оружием парни расставались с неохотой. Даже Никита, который был куда благоразумнее Лешего. Дети, ну точно дети! Вот только игры им предстояли не детские, и ружья эти тоже не игрушечные…

– Я узнал еще кое-что, – сказал Семен Михайлович, когда их автомобиль тронулся с места. – Про тех людей, что напали на вас ночью. – Он глянул на Лешего. – За информацию пришлось заплатить, но я подумал, что она может нам пригодиться. Федор знает лично только одного из них, самого главного. Это бывший уголовник Олег Демьянов по прозвищу Демьян.

Стоило только прозвучать этому имени, как Архип встрепенулся, даже оторвался от дороги, чтобы посмотреть на Семена Михайловича. Лицо его сделалось мрачным и сосредоточенным. Марфа сразу поняла, что с Демьяном он знаком. Бывший уголовник… Архип ведь тоже бывший уголовник… В груди сделалось холодно и колко, дремавшая все это время Ночка тут же проснулась и успокаивающе защелкала. Марфа погладила ее по спинке. А вот Семен Михайлович ничего не заметил, он как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ:

– Федор сказал, что Демьян промышлял браконьерством, а пятнадцать лет назад убил инспектора охотнадзора, который застукал его за разделкой туши лося. Убил охотничьим ножом, а тело спрятал в лесу. Убийцу бы никогда не нашли, если бы не егерь. Там егерь работал, Федор сказал, цитирую – совсем безбашенный мужик, не боялся ни черта, ни дьявола, ни Демьяна-убийцы. Вот он Демьяна и выследил, а потом сдал в милицию. В таком виде сдал, что пришлось его потом долго лечить и штопать перед судом. Демьян отсидел, а три месяца назад вышел и вернулся в родные края. А тут это объявление о награде в миллион долларов. Вот он и решил с подельниками попытать счастья. А перед этим взял у Федора в долг оружие.

– В долг? – Архип нахмурил густые брови.

– Ну, не совсем чтобы в долг, в счет будущих призовых.

– То есть этот Демьян уверен, что получит призовые? – спросил Леший. Выглядел он при этом одновременно воинственно и испуганно. Наверное, вспомнил то, что приключилось с ним минувшей ночью.

– Он на это очень рассчитывает. Что ни говори, а Демьян из местных. Лес здешний знает, с оружием управляться умеет. – Семен Михайлович перечислял, загибая пальцы. – Ну и репутация, знаете ли. Федор сказал, что многие от поисков отказались, когда узнали, что Демьян в деле. Испугались. Он лютый человек, беспощадный.

– Мне можете не рассказывать про его лютость. – Леший поморщился. – Я с ним нос к носу столкнулся, можно сказать, чудом в живых остался. Страшный тип…

– Я надеюсь, не страшнее нашего Архипа, – заметил Семен Михайлович и тут же смущенно крякнул. – Ой, простите, я не то имел в виду.

– Все нормально. – Архип, не оборачиваясь, пожал плечами. – Вы правильно все сказали. Демьян не страшнее меня, но злее. Много злее. Для него святого ничего нет. И души нет.

– А у тебя есть? – Эльза вытянулась в струну и с ненавистью буравила затылок Архипа. Марфе стало страшно. И за Эльзу, и за Архипа…

– Не знаю. – Архип ответил не сразу. Она уже думала, что и не ответит вовсе. – Может, и нет.

Марфе хотелось крикнуть, что это неправда, что он ошибается, что у него есть и сердце, и душа, но напоролась на острый как бритва взгляд Эльзы и прикусила язык. У этих двоих такие счеты, про которые даже думать страшно. И больно, потому что жалко обоих. Быть такого не должно, убийца – всегда убийца, а вот ей, Марфе, все равно жалко. Аж до слез.

– А это же вы тот егерь! – послышался в тишине салона голос Лешего. – Это вы Демьяна спеленали и в милицию сдали!

– Я. – Архип бросил на него быстрый взгляд. – Я с Ильей, инспектором убитым, за одной партой сидел. У него жена осталась и трое ребятишек сиротами… – Он замолчал, перевел взгляд на окаменевшую, превратившуюся в статую Эльзу и больше ничего не сказал, уставился на дорогу.

Эльза тоже промолчала, просто крепко зажмурилась, уткнулась лбом в стекло. Кошка Зена тут же сунулась к ней, и Никита подался вперед, всматриваясь с тревогой, порываясь пересесть поближе к Эльзе. Он передумал в самый последний момент, дернул подбородком, отвернулся.

Дальше ехали в полном молчании. Архип не включал даже радиоприемник. А может, и не ловило радио в этой глуши. Ведь и в самом деле глушь. Лес становился все темнее, а дорога все ýже, пока не превратилась в едва различимую тропу. Вот когда превратилась, Архип и заглушил мотор.

– Приехали, – сказал, убирая руки с руля. – Дальше пешком. Все готовы?

Ответом ему стала тишина. Никто из них не был готов. Потому что они понятия не имели, что их ждет впереди.

– Разбирайте! – Архип кивнул на ружья. – Без лишней надобности не палить, только когда я скажу. Места тут такие. Примерещиться может всякое… Поэтому не стреляйте без команды.

Оружие досталось Лешему, Никите, Анжелике и Эльзе. Никита попытался забрать у нее рюкзак, чтобы было легче идти, но Эльза отмахнулась, быстро и сноровисто проверила затвор, осмотрела ружье, кивнула удовлетворенно. А Марфа не на шутку испугалась. Теперь, когда у этой несчастной девочки в руках оружие, разве станет им всем спокойнее? Разве Архипу все равно, что прямо за его спиной вооруженный человек, который ненавидит его лютой ненавистью, у которого есть все основания для этой ненависти?..

– Стрельнуть бы, – мечтательно сказал Леший и прицелился в торчащую из земли хилую сосенку.

– На место придем, стрельнешь, – пообещал Архип. – А пока лучше не шуметь.

– Куда идем? – деловито поинтересовался Семен Михайлович. – Из своего рюкзака он достал зеленый баллончик и сейчас щедро орошал себя его содержимым. – Средство от насекомых и клещей, – пояснил он. – Настоятельно рекомендую. Клещевой энцефалит, знаете ли, не шутка.

– Можно подумать, клещи – это самое страшное, что нас ждет, – хмыкнула Анжелика, но баллончик у завхоза все-таки взяла. Перед тем как побрызгаться, посадила Крыса на высокий пенек, чтобы не нанюхался химии.

– Идем к охотничьему домику. – Архип забрал у Марфы ее рюкзак. Вот просто молча взял и перекинул через плечо. Она и слова сказать не успела. – Здесь недалеко, километров шесть всего.

– Всего километров шесть! – простонал Леший. – Какая малость!

– А что там, в охотничьем домике? – спросил Семен Михайлович, забирая у Анжелики баллончик с репеллентом и передавая его Эльзе.

– Кое-какие припасы в дорогу.

– Я всеми припасами запасся. – В голосе завхоза послышалась обида.

– Всеми да не всеми. – Не дожидаясь остальных, Архип двинулся вперед, кажется, только шаг сделал, а тут же пропал в густом подлеске. – Не отставайте! – послышался оттуда, из-за этой серо-зеленой завесы его хриплый голос, и Марфе захотелось бежать следом. Слишком неуютным, слишком диким и первозданным казался этот лес.

Шли гуськом. Первым Архип, последним Никита. Марфе казалось, что говоря про чисто теоретические знания, врач слукавил, потому что ружье держал уверенно, куда увереннее, чем хвастун-Леший, почти так же уверенно, как Эльза. Оказавшись в лесу, Эльза изменилась, походка ее стала мягкой, по-кошачьи крадущейся, а лицо оставалось каменным, словно мыслями она была где-то очень далеко. Кошка Зена сначала трусила рядом с хозяйкой, а потом исчезла, ушла в разведку. И Ночка, все это время дремавшая, уцепившись за Марфину косу, встрепенулась, глянула черными бусинами глаз и взмыла в небо. Ночка вернется. Теперь Марфа это точно знала, чувствовала, как чувствовали своих зверей остальные девушки. Анжеликин Крыс тоже куда-то пропал. И Анжелика переживала, то и дело вглядывалась в траву под ногами. Может, боялась наступить ненароком.

Сначала идти было легко, но очень скоро Марфа поняла, что устает, не выдерживает заданный Архипом темп. Жарко. И пить хочется. И присесть где-нибудь в тенечке. А лучше вернуться к дому бабы Маланьи, усесться на завалинке возле колодца и не двигаться. Наверное, такие упаднические мысли посещали не только ее, потому что, когда Леший, словно бы ненароком перехватил Анжеликин рюкзак, та не стала отмахиваться от помощи. Поблагодарить не поблагодарила, просто глянула так… удивленно. А Эльза, наверное, и не заметила, что ее рюкзак уже у Никиты. Она крепко сжимала ружье и, кажется, к чему-то напряженно прислушивалась. Может, и в самом деле что-то слышала. Архип ведь сказал, что отец брал ее с собой на охоту. Наверное, научил слушать лес.

А лес не молчал. Он похрустывал и порыкивал, шелестел ветвями деревьев и крыльями птиц. Птиц Марфа боялась больше всего, даже больше медведя. Поэтому то и дело смотрела вверх. Остальные, наверное, думали, что она высматривает свою Ночку, но Архип знал правду.

– Они сюда редко залетают, – сказал он, не оборачиваясь. – Это не их земля. Не бойся.

Можно было соврать, что она не боится, но Марфа не стала. Она боялась. Боялась леса, птиц и своей отчаянной решимости дойти до конца. Она ведь не борец. Она самая обыкновенная, скучная даже. Но судьбу не выбирают. Вот она – ее судьба, прет напролом, раздвигая широкими плечами колючие ветки. Не оборачивается…

– Может, передохнем? – первым не выдержал Леший, не оправдал свое лесное прозвище. – Посидим в тенечке, подумаем о бренности бытия? Дамы небось устали. – Он с надеждой посмотрел на Марфу, наверное, как на самую слабую, самую ненадежную из них всех.

– Скоро уже, – сказал Архип, не оборачиваясь. – Тут полчаса ходу осталось.

Сам он теперь точно так же, как до этого Марфа, вглядывался в небо. Соврал про птиц? Просто чтобы успокоить ее, соврал?

Но уже через пару минут Марфе стала понятна причина его беспокойства. Собиралась гроза. Стихло все в лесу: и птичьи голоса, и звериные. Слышен оставался лишь свист ветра в ветвях вековых сосен. И свист этот усиливался с каждой секундой.

– Ускоряемся! – крикнул Архип и, ухватив Марфу за руку, потянул за собой.

Теперь они уже не шли, а бежали. Ей казалось, что, не разбирая дороги, в никуда. А ветер становился все сильнее и сильнее, он еще не сбивал с ног, но скоро, очень скоро… Посыпались сверху ветки, сначала мелкие, потом все крупнее, угрожающе заскрипела старая сосна, заскребла лапами землю, накренилась.

– Держитесь за руки! – рявкнул Архип, стараясь перекричать ветер. – Уже почти на месте!

И словно испугавшись этого почти звериного рыка, лес расступился. Потревоженные ураганом деревья раскачивались, стонали, окружали небольшую, приземистую избушку, но, будто заколдованные великаны, не решались переступить невидимую границу.

– К дому! Беги! – Архип с силой толкнул Марфу вперед, к теряющейся в сером мареве избушке, снова заорал: – Все сюда!

Под низкий навес он забежал последим, убедившись, что никто не потерялся, не пропал в этой круговерти. И тут же грянул гром, а следом разверзлись небеса, заливая все вокруг потоками холодной воды.

– В дом! – Он навалился плечом на тяжелую дверь, и та с тихим скрипом отворилась.

В доме было темно, пахло пылью, старым деревом, сухими травами и немного бензином. Люди нашли спасение, но здесь не было зверей…

Обратно к дверям они бросились все разом: Марфа, Эльза и Анжелика. Наверное, втроем, напуганные и одновременно решительные, они были силой, потому что даже Архип не смог им помешать. Их голоса тонули в раскатах грома, но те, кого они звали, услышали.

Первой под навес заскочила Зена. Уперлась лапами в пол, встряхнулась почти по-собачьи. Следом юркнул Крыс. Он был насквозь мокрый и оттого казался не белым, а серым. Ночка прилетела последней, вцепилась коготками в Марфину косу, защелкала. Все на месте, теперь можно возвращаться.

Внутри уже горел свет. Зажгли керосинку, и Архип возился у печи, разводил огонь. На вернувшихся он глянул лишь мельком, словно не сомневался, что все с ними будет хорошо. А снаружи бушевала настоящая буря, билась тараном в бревенчатые стены, рвала крышу.

– Хоть выдержит? – с опаской спросил Семен Михалыч.

– Она и не такое выдерживала. – Архип подбросил в печь сосновую чурку. Потянуло дымком. Марфа чихнула. Лишь бы не заболеть…

– Как думаете, это надолго? – спросил Никита, всматриваясь в темноту за окном.

– Надолго, – успокоил Архип уверенно. – Это приграничье, тут его власть становится сильнее. Наши силы против его.

– И что теперь? – спросила Анжелика, стаскивая с себя мокрую куртку. – Что нам делать теперь?

– Ждать. – Архип пожал плечами.

– Вот тут ждать?! – Она обвела взглядом комнату.

Комната, хоть и была довольно просторной, но, судя по всему, единственной. Печь, широкий деревянный полок, застеленный медвежьей шкурой, лавки вдоль стен, грубо сколоченный дубовый стол, пара стульев – вот и вся мебель…

– Можешь ждать снаружи. – Архип не шутил, он, кажется, вообще не умел шутить. – А остальные располагайтесь. Придется заночевать здесь, так что будьте как дома.

Марфа думала, что Анжелика станет капризничать, язвить и донимать всех придирками, но она лишь вздохнула, прижала к груди дрожащего Крыса и переместилась поближе к печке. Там, на деревянном полке, уже улеглась Зена. А Марфа вдруг вспомнила, что все они не ели с самого утра, а готовка – это ее прямая обязанность. И веселее как-то, если все вместе за столом…

За водой вышел Никита. Прихватил в сенях ведро, сунул под дождевые струи. Если прокипятить, то, наверное, можно будет пить. Леший вытащил свою камеру и сейчас снимал внутреннее устройство избушки. Снимал и бурчал, что мало света и видно все хреново. Семен Михайлович перепаковывал вещи, Эльза и Анжелика развешивали у печи на просушку мокрую одежду. Похоже, все смирились с вынужденной заминкой. А может, где-то в глубине даже обрадовались этой отсрочке.

Закончив с печью, Архип накинул дождевик и вышел из избушки. Прямо в грозу вышел…

Его не было почти полчаса, а Марфа волновалась уже с самой первой минуты. То и дело поглядывала на часы. Куда пошел?

Когда терпеть дальше уже не было никакой мочи, дверь наконец распахнулась, и в сени ввалился насквозь мокрый, пахнущий дождем и лесом Архип. В руках он держал плетеную корзину, чем-то доверху наполненную и прикрытую дерюгой.

– Вот, это тебе. – Он поставил корзину на лавку рядом с Марфой, сказал чуть виновато: – В погреб ходил за провиантом.

Марфа не ответила, только украдкой, чтобы никто не заметил, коснулась его мокрой руки. Архип улыбнулся одними уголками губ, отошел от стола, принялся стягивать дождевик. А Леший уже сунулся со своей камерой к корзине.

– Ну-ка, что у нас тут? Что Бог послал?

Бог послал чуть пожухшей картошки, шмат сала, приличных размеров кусок вяленого мяса, банку самодельной тушенки и пакет кедровых орешков. С такими запасами с голоду они точно не умрут. Марфа уже даже придумала, как все это приготовит. Вот только с печкой она управляться не умеет. Хоть бы не испортить. А Архип уже закатал рукава и принялся чистить картошку. От лезущего под руки Лешего он отмахнулся, но не зло, а так… для порядка. И Марфе стало совсем спокойно. Словно бы не бушевала снаружи гроза, словно бы не ждало их впереди ничего страшного. Все хорошо, все правильно. Большая семья готовится к обеду. Обычное ведь дело.

У Марфы никогда не было большой семьи, но в сердце росла уверенность, что вот именно так все и должно выглядеть. Архип чистил картошку и поглядывал на нее искоса. Вид у него был задумчивый, а из-под рубашки выглядывал уголок не то книги, не то тетрадки в кожаном переплете, небрежно засунутой за пояс. Наверное, это была важная книга, если Архип решил с ней не расставаться. Спросить бы, но ведь не расскажет…

…Солнце палило нещадно, над головой роился и гудел гнус. Отмахиваться от этих крылатых тварей Степан устал. Да и что толку – отмахиваться, когда они кругом? Забиваются в глаза и ноздри, лезут в горло, стоит только открыть рот. Оттого они с Игнатом и шли молча, чтобы лишний раз рты не открывать. А еще от усталости и волнами накатывающей злости.

Заблудились! Как они, бывалые люди, старатели с многолетним опытом, умудрились заблудиться?! Как такое вообще случилось? Степан знал как – из-за Игната, из-за чуйки его дурацкой! Вот Игнатова чуйка их к этому гиблому месту и вывела. Чуйка, а еще азарт.

– Я знаю, Степа, шкурой чую, что близко золотишко-то! – Игнат поначалу еще разговаривал, поглядывал на Степана ободряюще и лишь самую малость виновато. – Найдем! Эх, друг дорогой, найдем, что искали! Всем им носы поутираем! Ты, главное, верь мне!

Степан верил. Вот уже года три как верил своему закадычному дружку Игнату Горяеву, следовал за ним молчаливой тенью, надеялся на скорый фарт. Да только с каждым днем бесплодных мыканий по тайге надежда становилась все призрачнее, а вот злость, наоборот, нарастала. Ладно Игнат! Этот всегда был мечтателем, но сам-то Степан здравомыслием не обделен! Зачем ему погоня за призрачным золотом, за жилой, которую никто не видел, а они непременно найдут? Промышлял бы себе охотой, как раньше. На шкурах тоже можно немалые деньги заработать. Одному так точно на жизнь хватило бы. Но вот терпел, верил дружку Игнату, потому как умел тот увлечь своими дурными фантазиями, умел убедить. Вот и верилось, что это уж точно самая последняя их вылазка, что скоро-скоро они разбогатеют и станут первейшими на всю Сибирь-матушку миллионщиками. Ну не смех ли? Особенно теперь, когда, как на грех, заблудились! Словно леший водит, честное слово!

А может, и леший! Места тут дикие, глухие, не каждый местный так далеко забредает, а они и вовсе чужаки. И что теперь? Над головой – адово пекло, под ногами трясина, комарье заживо жрет. Что теперь?..

Остановиться, передохнуть надо. Подумать как след, куда они прутся и как дальше быть.

Степан так и сделал. Тронул Игната за плечо, сам тяжело рухнул на пружинистую, болотной водой пропитанную кочку, уронил голову в ладони. Хоть немножечко посидеть, передохнуть и подумать.

– Чего? – Игнат уселся рядом, толкнул плечом.

– Заблудились мы, вот чего. – Подумалось вдруг, если товарищ его еще раз вот так ткнет, то он Игнату врежет. Вот прямо промеж глаз.

– Заблудились. – Игнат неожиданно согласился, но тут же сказал: – Не беда, Степа! Где наша не пропадала?! Выберемся как-нибудь! – Он хлопнул себя по небритой щеке, прибивая сразу с полдюжины комаров, подмигнул Степану.

Дурак! Не понимает, что вот тут, прямо в этом чертовом болоте, они найдут свою погибель, потому что топь уже кругом. Потому что уйти под воду они теперь могут в любой момент. И хорошо, если просто под воду, а не в эту вонючую, грязную жижу. Не хочется в жиже умирать…

Степан думал так и ответить, но ему не дали. Почти над самым ухом кто-то гаркнул. Так громко, что аж в голове зазвенело.

Старый, седой ворон сидел на чахлой сосенке, косился на них с Игнатом единственным глазом. На месте второго глаза зияла кровавая рана, в которой, Степан был в этом почти уверен, копошилась белая гнусь.

– Кыш! – Он замахнулся на птицу. – Вон пошла, нечисть!

Ворон вспорхнул с ветки, но далеко не улетел, кружился над их с Игнатом головами, громко каркал.

– Да чтоб тебя! – Степан запустил в него комом мокрой земли. Попасть не попал, но почувствовал мимолетное удовлетворение. – Я сказал, вон пошел!

Ворон коротко каркнул, взмыл высоко в небо и исчез. Вот и хорошо! Не любил Степан этих тварей. С детства не любил.

– Ты чего? – спросил Игнат, потягиваясь до хруста в хребте. – Хоть одна живая душа была рядом, а ты его шуганул.

– Не люблю, – сказал Степан мрачно и прикрыл глаза.

Вот только насладиться покоем не получилось. Захлопали над головой крылья, так близко, что аж ветерком лицо обдало.

Ворон вернулся и снова кружил над их головами. На сей раз молча кружил, а потом вдруг ринулся вниз. Степан подумал, что в атаку, даже отшатнулся. Он отшатнулся, а Игнат не успел. Или не захотел.

Именно Игнат поймал то, что выронил или специально бросил ворон. Поймал прямо в заскорузлую ладонь и очень долго ладонь не разжимал, смотрел удивленно на свой кулак.

А ворон продолжал кружиться и каркать.

– Что? – спросил Степан осипшим голосом, зачерпнул пригоршню болотной воды, плеснул себе за шиворот.

– Вот. – Игнат разжал пальцы. – Ты глянь-ка, Степа, это ж самородок?!.

В его голосе одновременно слышались и неверие, и радость.

Степан присмотрелся – точно самородок! И немалый! Они такой последний раз два года назад находили. И денег, за него вырученных, хватило на целый год беззаботной жизни. А сейчас что же получается? Сейчас золотишко им с неба свалилось?

– Это ты мне принес? – Игнат запрокинул голову к небу, помахал рукой ворону.

Тот каркнул, словно бы соглашаясь.

– А еще есть?

Вот ведь дурак! Разговаривает с птицей, как с разумным существом!

Ворон ничего не ответил, снова исчез, но почти тут же вернулся. В черном, страшном клюве его что-то поблескивало.

– Матерь Божья! – Игнат перекрестился. – Степа, ты смотри, еще золото! – И свободную руку вытянул ладонью вверх. – Ну, давай, птичка, давай золотишко!

Вот только не отдала птичка золотишко, отлетела на приличное расстояние, уселась на кочку, словно дожидаясь.

– Хочешь, чтобы мы за тобой пошли? – Игнату, видать, темечко-то напекло, раз такое удумал. А ворон неожиданно кивнул. Вот прямо по-человечьи кивнул. – Видал? – спросил Игнат шепотом и поднялся на ноги. – Ну, так мы пойдем! – сказал уже громко и решительно шагнул на соседнюю кочку.

Так они и шли: два безумца и одноглазая птица. Продвигались в самые болотные дебри, прямиком в трясину перли. Один раз Игнат даже провалился под воду, пришлось тащить. Пока Степан друга тащил, ворон сидел на деревце, ждал. Безумие, чистой воды безумие! Хотя нет тут чистой воды – одна лишь вонючая жижа кругом…

А ворон вдруг всполошился, забил крыльями, сунулся прямо к Игнату, тот едва успел поймать второй самородок. Но успел, поймал и сунул за пазуху.

– Чего кричишь? – спросил ласково. Степану даже показалось, что он сейчас ворона погладит.

Не погладил, хватило на это благоразумия. А ворон снова взмыл в небо, но далеко не улетел, закружился с громким карканьем над чем-то черным, едва различимым в поднимающемся над болотом мареве.

– Человек? – Игнат присмотрелся. – Степа, там человек, что ли?

Не человек, а головешка. Черная, корявая головешка. Может, молния ударила в дерево, и оно обуглилось. А может, просто сгнило от времени. Потому что человек так выглядеть не может.

Степан так и сказал, но Игнат его не услышал. Не боясь снова провалиться в трясину, он ринулся вперед, к головешке. Ну что тут сделаешь? Степан тоже ринулся, но не к головешке, а за другом, чтобы успеть прийти на помощь, ежели что.

Они бежали, а ворон каркал все громче и громче, бил черными крыльями над головешкой, но сам на нее не садился. Очень скоро Степан понял, почему не садился, потому что и в самом деле не дерево и не головешка, а человек. Мертвяк, обгоревший. Вон видна кость, отвратительно белая на фоне черной плоти. И цепь вот видна, тоже черная, закопченная, но все еще крепкая. Это из-за цепи мертвяк до сих пор не просыпался в болото горелыми ошметками. Она крепкими кольцами обвивалась вокруг него и обуглившейся сосны. Вот так вот…

Степан закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Глаза закрыл, но продолжал слышать жадное жужжание мух, запах горелый чуял. Он считал себя человеком крепким и бывалым, а тут не выдержал. Едва успел отбежать в сторону до того, как сложился в три погибели. Не жрали они с Игнатом уже два дня, оттого и рвало его недолго, одной только желчью. Но полегчало. Нос заложило, и смрада горелой плоти он больше не чувствовал. Спасибо Боженьке!

– Кто ж его так? – Голос Игната доносился словно издалека.

Игнат не испугался, сунулся прямо к мертвяку. И Степану, который считал себя крепче и выносливее, сделалось стыдно. Что он, покойников никогда не видел?! Таких вот страшных не видел, но теперь уж что, выбора нет. Он тоже подошел, встал за Игнатовым плечом. Над головой снова каркнул ворон, и Степан испуганно вздрогнул. Еще этой твари не хватало…

– Его ж убили тут, Степа. – Игнат подошел вплотную, теперь его лицо и черная обгорелая маска были на одном уровне. – Заживо спалили, бедолагу. Ты слыхал когда-нибудь, чтобы с человеком поступали вот так?

Степан лишь молча мотнул головой. Снова захотелось закрыть глаза, но он заставил себя смотреть. И вот в тот самый момент, когда заставил, мертвяк захрипел, дернулся и открыл глаза. Изумрудная зелень на черном и кровавом, два самоцвета небывалой красоты…

Заорал и отпрянул в сторону Игнат, а Степан от страха потерял и дар речи, и способность двигаться. И лишь одноглазый ворон закаркал радостно и победно, словно приветствовал… Кого приветствовал? Вот этого ожившего мертвяка?..

А мертвяк продолжал хрипеть и слабо дергаться в своих железных путах. На людей он смотрел, не мигая. И взгляд его проникал прямо в самую душу, холодил не хуже болотной воды. Первым в себя пришел Игнат.

– Матерь Божья, – сказал шепотом, – так он еще живой!

И принялся разматывать цепь. Он разматывал, а оживший мертвяк все хрипел и дергался. Хотелось думать, что от нетерпения, но Степан знал, что от боли. Это ж какая боль должна быть, когда нет кожи?..

– Помоги! Придержи его, – крикнул Игнат, стараясь перекричать громкое карканье. – Придержи, я один не справлюсь.

Ох, как не хотелось! Как страшно и мерзко было прикасаться к черной плоти, но Степан никогда не был слабаком. Если человек еще живой – пусть даже уже не жилец! – ему все равно нужно помочь.

С цепью они возились долго, пока не поняли, что проще срубить наполовину сгоревшее дерево, чем сбить крепкий навесной замок. Степан рубил, Игнат держал шипящего мертвяка. Нет, не мертвяка – человека…

Они завалились на землю все разом: и дерево, и человек, и Игнат. Только Степан устоял на ногах. Устоял и первым бросился развязывать железные путы. Тянул за цепь и боялся, что неловким движением сдерет с костей остатки еще живой плоти, убьет несчастного теперь уже наверняка.

Но обошлось. Цепь с тихим звоном упала на землю. А дальше что? Что делать с этим?.. Назвать его человеком не поворачивался язык. Сидеть рядом и ждать, пока сам помрет? Потому как помочь ему они ничем не в силах. Если только свернуть шею, чтобы не мучился. Над мыслью этой Степан крепко задумался, будет ли это по-божески, избавить человека от адских мук таким вот способом? Заворчал, заклекотал ворон, встал между Степаном и мертвяком, словно почуял его дурные мысли. А может, и почуял, ведь видно же, что птица эта непростая…

– Что делать будем? – спросил Степан, опасливо косясь на ворона. – Как нам с ним, Игнат?

Игнат ответить не успел, потому что то черное, что бесформенной кучей головешек лежало у их ног, вдруг зашевелилось и поползло. Оно двигалось медленно, по-паучьи, цепляясь за кочки обгоревшими пальцами, противоестественно белыми зубами вгрызаясь в землю, оно ползло к воде, к открывшемуся вдруг болотному оконцу.

Степан хотел помешать, ухватить хоть за что-нибудь, не подпустить к воде, но Игнат крепко сжал его руку, сказал:

– Пусть. Так даже лучше.

Ничего хорошего в этом не было, но хоть не придется брать грех на душу. Степан отступил и так, со стороны, наблюдал, как сползает, медленно погружается в воду то, что когда-то было человеком. Трясина жадно чавкнула в последний раз и сомкнулась. Вот и все, отмучился, бедолага.

Они еще долго молча стояли у самой границы воды, всматривались в подернутые тиной глубины. Не хотелось ни разговаривать, ни даже думать о том, что случилось. Да и само случившееся уже начало казаться им страшным сном. Если бы не пожарище, если бы не одноглазый ворон, который и не думал улетать. Он молча сидел на земле между Степаном и Игнатом и так же пристально всматривался в воду, а потом с громким карканьем взмыл ввысь и исчез.

Только сейчас путники поняли, что простояли вот так у воды до самого вечера, что возвращаться в сумерках уже никак нельзя и придется ночевать на этом гиблом островке суши. Разжигать огонь там, где до этого было погребальное кострище, чувствовать удушающий запах горелой плоти. Как же они так?..

– Уйдем утром, – сказал Игнат и принялся собирать сушняк. – Сейчас уже опасно, а утром как-нибудь.

Костер они разложили в стороне, как можно дальше от пятачка выгоревшей земли, вскипятили воду, заварили кой-какие оставшиеся у Степана травы. Есть не хотелось, впервые за два дня им не хотелось есть, мутить начинало от одной только мысли о еде. И спать тоже не хотелось. Или просто было страшно? Ведь те люди, или нелюди, что сотворили такое, могли находиться где-то рядом. Могли вернуться, чтобы проверить, что сталось с их жертвой. Могли найти себе новые жертвы. Две новые жертвы…