Текст книги "Испытание смертью"

Мои университеты

В конце августа я уехала в Бугуруслан. Первого сентября занятий не было, только линейка, сбор в аудитории с куратором. Получили учебники и методички, протолкались в библиотеке до обеда. На следующее утро как всегда разъехались по колхозам на уборку картошки на две недели. Вернулись только через субботу 16 числа. Галина Петровна встретила меня у порога с растерянным видом.

– Тань, ты опоздала.

– Как опоздала? Куда? Вы что, пустили новых жильцов?

– Вот, – она достала из кармана фартука телеграмму.

– Кто-то умер?

Я замерла в ожидании ответа, уж больно у Галины Петровны загадочный и трагический вид.

– Нет, никто не умер. На проводы ты опоздала.

И она протянула мне телеграмму. Эти несколько слов на клочке бумаги выбили меня из колеи: « Танюшка приезжай проводы 12 сентября тчк». Ну вот, этого еще мне не хватало. Теперь Ваня на меня обидится, подумает, что я его бросила. Письма из армии писать не будет. И ничего исправить сейчас нельзя. От безысходности я тихонько заплакала, как побитый кутенок. Хозяйка стала меня успокаивать:

– Тань, не плачь, все еще наладится. Пойдем, оладушек тебе напеку, я и варенье сварила из вишни. Вишню на базаре купила. Тебе вот еще перевод пришел.

Галина Петровна протянула мне квитанцию и стала затевать тесто на оладушки. Это родители деньги прислали. Ну и отлично, денег у меня совсем не было. В колхозе кормили бесплатно. Я, наконец, успокоилась, если ничего изменить нельзя, то и горевать бессмысленно.

Месяца через два от Вани пришло письмо из Владивостока. Он писал, что очень обиделся на меня за то, что я не приехала на проводы. Наверное, завела себе нового дружка нефтяника. Ну-ну, как же, прям на следующий день и завела. Делать мне больше нечего. Еще он писал, что его взяли в Морфлот, и служить надо пять лет, а так долго я его ждать не буду. В общем, не письмо, а разборки какие-то. Сначала я расстроилась и не хотела даже отвечать, но немного погодя все-таки решила написать письмо и объясниться, почему не приехала его провожать.

Перед Новым Годом пришло сразу два письма, и в обоих конвертах были фотографии. Сначала распечатала письмо от родителей. На фотографии они стояли возле маленького домика – это тот самый балок, который отец купил. Ну и ладно, хоть маленький, но свой. Не в общежитии и не на квартире живут. Они писали, что все хорошо, работают, не болеют. А в поселке произошли глобальные перемены,16 октября 1967 года поселок Нефтеюганск стал городом. Вот это новость, вот это историческое событие. Надо запомнить, я ведь после защиты тоже буду там жить. Ванино письмо было бодреньким, как будто между нами не произошло никаких размолвок. Он писал, что здоров, служба идет отлично. В море еще не выходил, пока изучает оснастку боевых кораблей на базе. А фотография такая изумительная, Репин бы, наверное, позавидовал. Это тебе не «Бурлаки на Волге», а огромный военный корабль на рейде. На фоне этого корабля Ваня стоял на большущем валуне, прямо в море, и волна захлестнула почти весь камень. Только голова его лысая, все кудри сбрили, и бескозырка в руках. Фотография мне очень понравилась. Я склеила из картона рамку и поставила на свой стол.

Зимнюю сессию я сдала хорошо, почти все четверки и несколько пятерок. Правда, была одна тройка по эксплуатационным машинам, но это самый трудный предмет. На каникулах хотела поехать к деду с бабой в Тольятти. Пока собиралась, письмоноска принесла заказное письмо от родителей и перевод. Как вовремя. В письме была туристическая путевка в Ленинград. Вот это подарок. Радости моей не было предела, я так мечтала о поездке в Ленинград. Когда мы ездили в гомеопатическую клинику, у меня не было возможности осмотреть все достопримечательности. Зато теперь я уж все осмотрю, и Галю повидаю. Путевка на десять дней с 29 числа – это понедельник, а сегодня суббота. На поезде не успею, полечу на самолете. Надо еще сбегать на почту, получить деньги. В Куйбышев приехала поздно вечером в воскресенье. Ночевать пришлось в привокзальной гостинице, а утром бегом на автобус. Хорошо, что от вокзала ходил автобус в аэропорт, и ехать не долго. В аэропорту, как всегда, полно народу. И куда все летят? Летом ладно, у людей отпуска. А зимой? Билетов на мой рейс не оказалось, а мне сегодня надо быть в Ленинграде. Кассирша предложила купить билет с пересадкой, но это гораздо дороже и теряется целый день. Я, конечно, очень расстроилась, и не знала, что мне делать. Тут кассирша сжалилась надо мной и посоветовала обратиться к начальнику аэропорта, оказывается, на каждый рейс есть бронь – несколько свободных билетов для командировочных и для тех, кто летит по телеграмме. Вот он, кабинет начальника с табличкой: «В. Д. Агеев». Я набралась смелости, постучала и решительными шагами зашла в кабинет. Плакать не стала, что позориться, не маленькая, хоть слезы были близко. Все выложила, как есть, показала путевку и попросила помочь. Регистрацию уже объявили, и если люди не явятся за бронью, то билеты все равно пропадут, а это убыток. Начальник рассмеялся, хотя вначале показался мне суровым, и позвонил кассиру.

– Ну что, студентка, беги в кассу, забирай свой билет.

– Ой, спасибо большое, я не забуду вашу доброту.

Ленинград меня встретил неприветливо. Было пасмурно, тяжелые тучи нависли низко над городом. Дул сырой пронизывающий ветер с ледяными колючками. Но даже эта ужасная погода не испортила моего приподнятого настроения. Наконец-то сбылась моя мечта: я снова в Ленинграде. Как долго я жала этой встречи. От Пулково ходили автобусы в город, а мне надо было доехать до ближайшей станции метро. Сбор туристической группы назначен на 12 часов в гостинице «Советской». А как до нее добраться, мне подсказали еще в самолете, на метро до станции «Балтийская». В метро ориентироваться легко и просто, везде указатели. Успела вовремя. Гостиница «Советская» – шикарная. Я таких зданий никогда не видела, высоченная, 19 этажей. Просторный холл, а на входе швейцары. В холле толпились несколько кучек туристов. Моя группа тюменская, она выделялась среди других групп меховыми шапками и унтами. Сразу понятно, что северяне. Руководитель группы – молодая черноволосая, очень серьезная девушка Лена. Она стала спрашивать, кто с кем хочет поселиться в номере. Записывала себе в блокнот фамилии и выдавала ключи от номеров. А я сказала, что приехала одна, и мне все равно, с кем жить, и меня поселили в одноместный номер на пятом этаже. В два часа дня обед в ресторане гостиницы, а в три сбор в холле и обзорная экскурсия. В холле гостиницы нас поджидала экскурсовод – Елизавета Павловна. Это была пожилая женщина с грустными глазами, абсолютно седая. Очень ухоженная, даже стильная, в добротной одежде. Когда все собрались, она со всеми нами познакомилась, переписала фамилии к себе в блокнот. Ознакомила с планом экскурсий и рассказала, какие достопримечательности будем посещать. Спросила, у кого какие пожелания, и пообещала выполнить все. Елизавета Павловна коренная ленинградка, пережила блокаду, во время войны потеряла всех близких и жила одна. Свою работу она очень любила и много времени проводила с туристами. Вечерами после экскурсий водила нас по театрам на спектакли и концерты, хоть эти мероприятия не входили в программу. А сколько мы посетили замечательных мест, и каждое поражало своей уникальностью. Ну, взять хотя бы Исаакиевский Собор, он сам по себе хорош, но там же еще и маятник Фуко для демонстрации суточного вращения земли. Этот маятник самый большой в мире и весит 54 килограмма. Где еще такое увидишь? Александрийский столп на Дворцовой площади, и как его туда ухитрились установить? Все хотели сфотографироваться возле него. А Медный всадник – потрясает своей мощью. В Петергофе красота, жаль только, все фонтаны упакованы на зиму. Есть места, которые удручают: Марсово поле и Петропавловская крепость с ее казематами, но от этой истории никуда не деться. А еще был Смольный, Казанский собор, Аничков мост с его скульптурами «Покорение коней». Почему-то не было в программе Кунсткамеры, а ведь это самый первый музей, основан еще Петром Первым. Все хотели попасть туда, и хором стали уговаривать Елизавету Павловну провести для нас эту экскурсию. Чего там только не было: анатомические редкости и аномалии, разные неординарные и экзотические вещи, заспиртованные уродцы. Но самый удивительный и восхитительный музей – это, конечно, Эрмитаж. Красивейший архитектурный ансамбль – городское украшение. Даже не верится, что он горел целых три дня зимой 1837 года. Над его восстановлением два года трудились восемь тысяч рабочих. Зато сейчас это сокровищница русской и мировой культуры, от древнейших экспонатов первобытного искусства до шедевров современных мастеров. По его залам хочется ходить и ходить бесконечно и хочется туда все время возвращаться. Особенно меня поразил зал итальянского искусства с выставкой эпохи возрождения. Там находятся картины Леонардо да Винчи с его мадоннами. А еще Тициан, Рубенс, Рафаэль и Ван Дейк. От их картин невозможно оторвать взгляд, и я все время отставала от своей группы. В конце концов, решила не догонять, а насмотреться вволю на эту красоту, когда я еще смогу приехать. Больше всех меня потрясла картина Венецианского художника Джорджоне «Юдифь». На картине запечатлен библейский сюжет. Юдифь – молодая вдова в красивом праздничном платье небрежно держит меч, которым только что отрубила голову вражескому военачальнику и тем самым спасла свой город от нашествия ассирийцев. Сколько смелости и мужества в красивой женщине с прекрасными формами, изящными руками. Этими руками вышивать, а не оружие держать. Задумчивая и невозмутимая, спокойна и холодна, она победно попирает ногой голову убитого врага.

Я так увлеклась экскурсиями, что забыла про все на свете. А мне ведь надо купить обратный билет на самолет и повидать Галю с ее мамой и тетушкой. В пятницу предупредила Елизавету Павловну и Лену, что меня не будет в субботу и воскресенье на экскурсиях. Аврору я повидала еще в детстве, а экскурсию по Ленинским местам придется пропустить. В субботу с раннего утра помчалась в билетную кассу Аэрофлота в Адмиралтейство. На улице толпился народ, встала в хвост очереди. Когда подошла моя очередь, на седьмое число билетов уже не было. А наша группа улетала в этот день. Ну и ладно, продлю проживание еще на одни сутки. Сэкономлю на билете, хорошо, что студенческий взяла, в два раза дешевле обойдется. Купила билет на восьмое число, самолет вылетает рано утром, успею до вечера добраться домой. Зашла в булочную, купила гостинчик, небольшой тортик. Теперь можно ехать в гости. В метро спускаться не стала, лучше поеду на автобусе, полюбуюсь городом, он красив даже зимой.

Галя с Марией Ивановной мне очень обрадовались. Сказали, что я подросла и похорошела. Скорее, повзрослела, мы столько лет не виделись. А Галя не сильно изменилась, все такая же миниатюрная. Только стрижка стала короче, совсем под мальчика. Она оканчивала институт, занималась наукой и собиралась поступать в аспирантуру. Возиться с прическами времени не было. Мы с Галей дотемна беседовали на кухне, делились новостями и рассказывали друг другу о своей жизни. Мария Ивановна была в своей комнате одна, а дверь в другую комнату открыта. И тут до меня дошло, что нет Зои Ивановны.

– Галя, что-то я не вижу Зои Ивановны, ее нет дома?

– Ой, Тань, ее совсем нет.

Галя закрыла лицо руками и начала тихонько всхлипывать.

– Галь, что ты, что случилось? Зоя Ивановна заболела? Она в больнице?

Галя замотала головой и заплакала навзрыд. Сквозь слезы она пробормотала:

– Мама Зоя умерла.

– Ох ты, господи, беда какая.

Я обняла Галю, пытаясь ее как-то утешить. Галя любила свою тетушку и называла ее мамой Зоей. Как мне была понятна эта боль от потери близкого человека. Заглушить ее невозможно никакими утешениями. Так мы и сидели, молча обнявшись, пока Мария Ивановна не зашла на кухню.

Весь следующий день я провела за машинкой. Утром Галина мама достала ткань из своих запасов и попросила сшить юбку для дочери. Раньше Галю обшивала Зоя Ивановна, у нее была Подольская машинка в деревянном футляре, а теперь она без дела стояла под столом. Ткани оказалось много, хватило на две юбки. И мне предложили забрать остатки.

– Ну, здравствуйте, пожалуйста! Я что вас, обирать приехала? Ни за что. Уж себе я найду из чего сшить, у бабы Нюры в сундуке полно тканей всяких припасено. Она всегда делится. А Гале я сошью две юбки разного фасона, будет форсить в своем институте.

– Да она у меня скромница, не форсунья.

Мария Ивановна обняла меня и горестно вздохнула

– Ну, пойдем, буду тебя эксплуатировать.

Я прыснула от смеха.

– Мария Ивановна, вы совсем не похожи на эксплуататора.

Тут и Галина мама рассмеялась.

– Пойдем, пойдем, посмотрим машинку, давно ее не открывали. Сестра долго болела, какое уж тут шитье.

Машинка была в порядке. В шкатулке все необходимое: ножницы, нитки разные, иголки, булавки для скалывания деталей, сантиметровая лента и даже кусочек мела для разметки кроя. Мне в радость заниматься любимым делом, а принести пользу – вдвойне. Вечером обе юбки были готовы. Галя примеряла то одну, то другую. Они с мамой расхваливали мою работу, им все понравилось, ну и мне приятно.

Ночью мне приснился странный сон. Снилось, что мы с Ваней на вокзале, ждем автобус, куда-то ехать собрались. А автобуса все нет. Уже и народу набралось полно. Ваня ушел за нашими вещами, и тут подошел автобус, все ринулись в него. А я бегаю, ищу Ваню, его нигде нет. Автобус уехал, я осталась одна, Ваню так и не нашла. Проснулась в каком-то смятении, с нехорошим предчувствием от этого сна. Галина мама тут же заметила мое состояние и спросила, в чем дело. Я рассказала ей свой сон. Мария Ивановна тяжело вздохнула:

– Не хочу тебя пугать, но будь готова к расставанию.

– Да мы и так в разлуке, он во Владивостоке служит.

– А письма пишет?

– Пишет, правда, редко.

Вот на этой грустной ноте мы распрощались. Галя уехала в институт, а я в гостиницу.

Оставшиеся дни до вылета прошли как в тумане. Я смутно помню, по каким дворцам нас водили, все время думала про Ваню. Как он там? Может, с ним что-то случилось. Купила открытку с Медным всадником в ближайшем киоске и написала ему письмо. Седьмого февраля наша группа улетела в Тюмень, а Лена перед отъездом подошла к администратору, показала мой билет на самолет и попросила продлить мое проживание еще на сутки. Елизавета Павловна подарила мне билет в Эрмитаж, чему я была очень рада, и весь день провела в музее.

Домой я добралась поздно вечером. Света в окнах не было. Странно, в это время хозяйка всегда дома. У палисадника на лавочке сидели соседки, и с ними тетя Соня, наша дворничиха.

– А твою-то на «скорой» в больницу увезли, – высказалась одна из соседок, завидев меня.

– Вот Соня и вызвала врачей, – опять чей-то голос.

Соседки давай меня наперебой ругать, где это я таскаюсь. И что хозяйка моя чуть не померла, а меня все нет и нет.

– Да вы что, не видите, что я с чемоданом? Только приехала. Теть Сонь, пойдем ко мне, все расскажешь, а то эти соседушки сейчас меня загрызут.

– Ой, ой, больно нежная. Уж ничего и сказать нельзя, – все не унимались тетки на лавочке.

– Пойдем, пойдем.

Тетя Соня подхватила меня под руку и повела в подъезд. Дома она мне все рассказала, как убиралась в подъезде, а наша дверь открыта была, и слышались стоны. А это Галине Петровне стало так плохо, что она не смогла даже выйти, позвать на помощь. Пришлось вызвать ей «скорую». На следующий день после занятий я побежала в больницу к хозяйке, но меня не пустили. Она не велела никого пускать и не брать никаких передачек. Я сначала расстроилась, но потом успокоилась, значит, не хочет никого напрягать. Это в ее характере. Пролежала Галина Ивановна две недели. Вернулась домой похудевшая и очень бледная. Еще больше замкнулась в себе и почти совсем не разговаривала. Все время была хмурая, невеселая, даже радио не включала.

А у меня были свои задачи. На третьем курсе прибавились сложные предметы: сопромат, технология металлов, электротехника. По каждому предмету надо было выполнять тематические контрольные работы на двенадцати листах. За меньшее количество снижали оценки. Потом курсовые, темы выбирали вслепую, как билеты на экзамене. Приходилось очень много заниматься, чтобы не нахватать плохих оценок, да еще потом пересдавать. Так и окончила третий курс с хорошими оценками, только была одна тройка по электротехнике, этот предмет мне давался с трудом. От Вани письма приходили очень редко. Он писал, что новостей нет, одна сплошная учеба. Ну и у меня одна учеба.

Перед концом учебного года хозяйка стала намекать, чтобы я подыскивала себе новое жилье. Мне ничего не хотелось менять, учиться осталось до следующей весны, а там диплом, и уеду насовсем к родителям. Но она настаивала, говорила:

– Не дело это молодой девушке жить с больной старухой.

– Галина Петровна, да вы не старуха. А люди все иногда болеют. Я вообще все детство проболела.

И рассказала ей жуткую историю про свое невеселое детство. Хозяйка аж прослезилась:

– За что же тебе такие страдания выпали, горемыка та моя?

– Бабушка Маруся говорит, что это Бог дал мне испытание. Кто выдержит, тот и попадет в царство небесное.

– Да какое царство? Ты что, в это веришь? Это все бабушкины сказки для воспитательного процесса.

– А у нее других воспитательных книжек не было, кроме Библии. Это сейчас законы появились: украл, убил – в тюрьму. А в Библии: украл, убил – будешь жариться на сковородке в аду. А людишки все равно не соблюдают законов, ни Божьих, ни человеческих. И воруют, и убивают. У нашей экономички недавно мужа убили за три рубля.

– Это как за три рубля? – Галина Ивановна вскинула брови и уставилась на меня.

– Да так, два забулдыги стукнули его кирпичом по голове в день получки. Думали, что у него деньги в кармане. А он получку домой занес и пошел в магазин за хлебом с тремя рублями. Эти двое его в овраг кинули: думали, снегом заметет, и никто его до весны не найдет. Только у них в соседях овчарку держат, так вот эта собака его утром нашла, наверное, по запаху. Овчарки умные, они и в милиции служат и на войне воевали.

Галина Петровна нахмурилась, затеребила скатерть на столе и стала перебирать бахрому.

– Что-то я не слышала эту историю.

– А это наш директор не разрешил журналистам об этом писать, к нам из газеты приходили. Наверное, не хотел огласки, чтобы не травмировать экономичку. Нам тоже запретили распространяться.

– Зачем же ты мне рассказала?

– Ну, раз уж разговор зашел на эту тему. Вы же никому не скажете? Это будет наш секрет.

– Да уж понятно, не скажу.

На лето я собралась уехать к деду с бабой в Тольятти, и наводила порядок в своей комнате. Повыбрасывала весь хлам, сдала книги в библиотеку. Все вещи сложила по коробкам, чтобы осенью не заморачиваться с переездом. Хозяйке становилась все хуже с каждым днем. К ней несколько раз приезжала «скорая», но ехать в больницу она отказывалась. Потом на дом пришел участковый врач, выписал ей больничный и рецепт на лекарства. Я сбегала в аптеку и купила все по списку, таблетки и сироп «холосас» в большой бутылочке. В аптеке сказали, что все лекарства от печени, и спросили, какого цвета у нее глаза. Я сказала, что карие. Аптекарша разнервничалась:

– Глупенькая. Белки какие? Белые или желтые? Если желтые, то уже ничего не поможет.

Все ведь знали о ее беде, хоть она и скрывалась от людей во время запоев.

– Да что вы такое говорите? Она что, умрет? Недавно ведь в больнице лежала.

– Можете деньги не тратить на лекарства.

– Что же делать? И я еще на лето уезжаю. Как она одна будет? – я расстроилась и топталась возле окошка аптеки, не решаясь уйти.

– Вот, купи ей лучше травку, пусть заваривает и пьет как чай, он немного облегчит состояние. А ты ей кто?

– Да никто, живу я у нее на квартире. Она меня гонит, чтобы я съехала.

– Значит, знает свой диагноз, не хочет, чтобы ты видела, как она умирает.

– А сколько она еще проживет?

– Не знаю. Все зависит от организма, но думаю, что недолго. Ты уж ей не говори о нашем разговоре, – аптекарша вздохнула и сунула мне в руки пачку какой-то травы.

– Не скажу, она и так не в себе.

Я побрела домой в расстроенных чувствах, и думала, как же мне взбодриться. У меня не получалось изменить грустные мысли на веселые. Решила зайти к тете Соне, днем она дома.

– Теть Сонь, я на каникулы уезжаю, ты уж присмотри за моей хозяйкой, она совсем расхворалась. Вот лекарств ей накупила.

Я высыпала на стол все лекарства. Тетя Соня стала разглядывать упаковки с таблетками.

– Да, лекарства серьезные, у твоей хозяйки дела плохие. Так уж и быть, присмотрю. Я и утром, и вечером во дворе. А днем в аптеку сбегаю, в магазин, если надо. А ты поезжай, негоже тебе все лето с больной проводить.

– Я бы не уехала, по родителям, по бабе с дедом соскучилась. Через неделю родители в отпуск приедут в Тольятти. Теть Сонь, не говори никому про наш разговор, а то люди любопытные, начнут к ней со своей жалостью таскаться. Она этого не любит, обидится на нас.

– Ну что ты, милая, не скажу, у человека и так беда, зачем ей лишние переживания.

– Вот и спасибо тебе, и мне спокойней будет, что хозяйка под присмотром. Жалко мне ее, привыкла за два с половиной года, беззлобная она.

Тетя Соня меня немного успокоила, я приободрилась и пошагала домой. Хозяйка сидела на кухне возле окна и смотрела поверх занавесок, наверное, меня поджидала, да задумалась и не заметила, как я проскочила в подъезд.

– Ну, где ты ходишь? Тебя только за смертью посылать.

– Не надо за смертью посылать, она сама придет в назначенный час и никого не спросит, – буркнула я и чуть язык не прикусила. Что же я такое говорю.

Хозяйка хрипло охнула, пододвинулась ближе к столу.

– Больно ты умная, как я посмотрю.

Она забрала у меня из рук все лекарства, разложила их не столе и стала изучать. А я тихонько наблюдала за ней, боясь выдать свой интерес. Раньше я и внимания не обращала на ее вид, ну бледная, так болеет ведь. А теперь рассмотрела хорошенько. Действительно, белки глаз пожелтели, и лицо из бледного сделалось цветом пожухлой листвы, каким-то серо-зеленым. Галина Петровна уловила мой внимательный взгляд.

– Чего это ты вцепилась в меня глазами, того и гляди, просверлишь насквозь.

– Насмотреться хочу, а то уеду на все лето, скучать буду. Привыкла я к вам, сроднилась.

Хозяйка не ожидала такого участия, обняла меня и начала тихонько всхлипывать. Раньше с ней этого не было.

– Вот ведь какая сентиментальная стала, это болезнь меня сломила.

Но тут же быстро встрепенулась, поправила волосы и продолжила изучать лекарства.

– А это что за трава? Ее нет в рецептах. Зачем купила?

– Аптекарша посоветовала. От лекарств побочные эффекты, а трава помогает усвоению лекарств. Ее можно пить как чай. Не бойтесь, аптекарша плохого не посоветует.

– Да не боюсь, куда уж хуже.

Вот на этой грустной ноте мы и расстались. На следующее утро я уехала в Тольятти и, как всегда, вечером была уже на месте.

У калитки меня никто не встречал, не знали, когда я приеду. А Дружок? Спит, небось, в своей будке. Я позвала собаку:

– Дружок, Дружок! У меня гостинчик для тебя есть.

От Дружка ни ответа, ни привета. Обычно он бежал, сломя голову, на зов. Зашла в сенцы и споткнулась в темноте обо что-то мягкое и теплое. Испугалась вначале, а когда включила свет, все стало понятно. На коврике перед дверью спала собака, белая, лохматая, небольшая совсем. Она меня сама испугалась, отскочила и заскулила. Мне стало смешно, что за собака такая трусишка. Я засмеялась, а собака весело залаяла. На шум в сенцы вышел дедушка.

– Танюшка приехала! Ну, наконец-то. Мы с бабушкой давно тебя ждем.

– Бабушк, встречай внучку.

Они вдвоем начали меня обнимать, целовать. И собака прыгала вокруг, радостно виляя хвостом. Поняла, что я своя.

– Да что ж вы меня мутыскаете, как маленькую. Ведите в дом уже.

В доме тихо и темно, свет горит только в передней комнате.

– Что это у вас темнота, тишина, как в склепе? Даже радио молчит?

– А мы газету читали, вон там новостей сколько, – дед подошел к столу и показал мне стопку газет. – Вот тут целый роман, и в сегодняшней газете все о нем.

– Что за роман такой? И о ком это о нем?

– Да все о новом заводе и о новом городе

– Дед, может быть, на кухне почитаешь нам? Пойдем, внученька, покормлю тебя. Голодная, небось?

– Голодная, кто же меня покормит. Я с поезда сразу на автовокзал помчалась, чтобы на последний автобус успеть.

На кухне дедушка с воодушевлением читал мне о Всесоюзной ударной стройке. Сюда со всей нашей необъятной страны потянулась молодежь. О том, что наш завод один из крупнейших в Европе. А Новый город будет эталоном градостроительства. Таких городов в нашей стране еще не строили. Здесь вырастут кварталы с высотными зданиями, с широкими проспектами. Для удобства людей создадут все культурно-бытовые учреждения: магазины, садики и школы, кинотеатры и дворцы спорта.

– Дед, неужели и правда все так и будет? Прямо как в сказке.

– А то как же! Вот, в «Правде» тоже об этом не раз писали, а не только в местной газете. Я все газеты собираю. В «Правде» просто так не напишут.

– Ладно, завтра посмотрю твои газеты. Про собаку расскажи. Почему меня Дружок не встретил? И что это за «домовенок» беленький в сенях?

Дед вздохнул, снял очки и отложил газету.

– Дружок весной сдох, закопал я его под пеньком в лесу. Ошейник на ближайшем дереве повесил на ветку, чтобы место не потерять. Сходим как-нибудь, покажу пенек. А собачку эту дед Семен принес с работы, приблудилась к нему. Пулькой назвали, уж больно она быстрая.

Вскоре приехали родители и привезли всяких гостинцев: кедровые орехи, сушеную чернику и вяленую рыбу муксун. На следующий день отец пошел с дедом на работу и позвонил из школы дяде Толе, сообщить о своем приезде. Вечером примчался дядя Толя и повез нас на экскурсию. Пока ехали, он все рассказывал про стройку и показывал, где что будет. Возле одного вагончика остановились, а на нем плакат с надписью: «29 марта 1967 года стройуправление 32 Спецстроя „Куйбышевгидростроя“ начало строительство инженерных коммуникаций в Новом Автозаводском районе». А вокруг разная техника: экскаваторы, автокраны, самосвалы и стройматериалы.

– Вот здесь будет город для заводчан, – дядя Толя запрыгнул в кабину, и мы поехали. Вдоль дороги пошли огромные котлованы под фундамент заводских цехов.

– Дальше не поедем, а то задохнемся от пыли. Для представления объемов грандиозности строительства скажу одно, завод протянется на шесть километров.

– Ой, ей, ей! Как же люди будут на работу добираться? – мамка всплеснула руками.

– Как, как, автобусы будут развозить.

Дядя Толя резко развернулся и помчал нас обратно в Старый город. Отец всю дорогу сидел задумчивый, как будто его ничего не интересовало.

– Алексей, ты что загрустил, друг? – дядя Толя похлопал отца по плечу.

– Машину хочу.

– О, размечтался, еще лет пять подожди.

– Придется.

Отец вздохнул и стал рассказывать нам про машины, какие они будут красивые и удобные.

– Девчонки, а вы что загрустили? – дядя Толя притормозил на обочине, пропуская пустые самосвалы. – Что, не понравилась экскурсия?

Я, глядя на погрустневшую мамку, решила высказать свое мнение:

– Да что тут смотреть, голая пустыня, ничего еще нет. Ни завода, ни города. Одни котлованы да бетонные плиты. Кругом пылюка и рев машин, ничего интересного.

– Ну, это ты зря, Танюшк! Ты наблюдаешь исторический момент, самое начало, зарождение Автогиганта и города будущего. Ты себе даже не представляешь, что здесь будет. Я видел план города. Здесь будут широкие проспекты, кварталы со своими детскими садами и школами, магазинами. В каждом квартале свой бульвар с зоной отдыха. Это будет чудо-город. Надо только немного подождать.

– Ладно, дядь Толь, извини. Спасибо, что свозил. Мы ценим твой энтузиазм, просто ожидали большего.

– Да ладно, хотел поделиться с вами нашими новостями вживую. Исправлюсь, на выходных поедем на Голубое озеро.

– Что за озеро? Далеко? – мамка немного воодушевилась и заинтересовалась предложением.

Весь оставшийся путь дядя Толя рассказывал про Голубое озеро. Где находится и что зимой не замерзает. Оказалось, что оно еще и очень глубокое, дна никто не нашел. И люди ныряли, и спортсмены с аквалангами. Никто не добрался до дна этого озера.

– Вот здорово! Поедем, поедем! – я чуть не выпрыгнула из машины от радости, так захотелось побыстрее увидеть это удивительное озеро.

Каникулы прошли как один миг. Дядя Толя возил нас по самым замечательным местам. А еще мы собирались по вечерам у деда во дворе и пели старинные песни. Особенно дед любил «Златые горы». Я знала все песни. И когда потом, через много лет, поступала в народный хор, меня спросили, что я знаю. Сказала, что все русские народные.

– Ну, спой что-нибудь, – попросила руководитель хора Нина Степановна.

– Мне нравится «Степь, да степь кругом». Можно?

– Можно.

Я спела один куплет. Мне сказали: «Достаточно». И приняли в состав хора. Но это было потом, в далеком будущем. А сейчас я наслаждалась каникулами, встречей с родителями, с дедом и бабой. В общем, лето удалось. Я даже на некоторое время забыла про свою хозяйку, но ненадолго. Какое-то внутреннее чутье меня беспокоило. Как она там, больная, одинокая. У меня здесь куча родни, а она совсем одна. Эта мысль не давала мне покоя, и я решила поехать пораньше перед учебой. Родителям не хотелось говорить причину отъезда, и врать не могла. Сказала, что последний курс, хочу перебраться ближе к техникуму, часто дотемна задерживаюсь в библиотеке и всякое такое. По крайней мере, это не было враньем. В конце концов, так все и произошло.

К дому подошла, когда уже совсем стемнело. В квартире, во всех комнатах, и даже в моей, горел свет. Мне это показалось странным. Обычно Галина Петровна свет включала только там, где находилась. Занавески на окнах были совсем другие. Дверь мне открыла незнакомая женщина. В квартиру она меня не пустила и ничего толком не объяснила. Сказала, что вещи мои забрала дворничиха.

– А письма были для меня? – дрожащим голосом спросила я в надежде, что от Вани пришло хотя бы одно письмо.

– Нет никаких писем, иди уже, – буркнула новая жиличка и захлопнула за мной дверь.

Тетя Соня жила совсем рядом. Еле сдерживая слезы, я побрела к ее дому. Страшное предчувствие крутилось у меня в голове, как волчок. Только тетя Соня открыла мне дверь, как меня прорвало. Я бросилась к ней и зарыдала в голос.

– Ну что ты, что ты! Не плачь, слезами горю не поможешь, – Тетя Соня гладила меня по голове, как ребенка, и крепко прижала к себе, как будто хотела укрыть от беды. Теплая и мягкая, добрая, как мои бабушки, а ведь она не старая еще. – Пойдем, пойдем. Сегодня переночуешь у меня, а завтра будем смотреть новое жилье. Вещи твои в целости и сохранности.