Текст книги "Бизнес-ланч для Серого Волка"

Глава 7

– Ты здесь? – спросила Аксинья в темноту.

В ответ раздался надрывный кашель, и Никита ответил:

– Здесь…

– А где именно?

Воняющий машинным маслом плотный черный мешок с Аси так и не сняли. Она могла ориентироваться только на свои ощущения. А они были, если честно, не очень… Холод, сырость и очень неприятный, едкий запах. Положение Аксиньи осложнялось тем, что ей связали руки за спиной, и она не могла стянуть ненавистный мешок.

– Это какая-то заброшенная шахта с отходами, – пояснил Никита.

– С какими отходами?

– Думаю, с химическими.

– О господи! А ты видишь!

– Я не ослеп… Один глаз опух, но в целом вижу.

– У тебя на голове нет мешка?

– У меня нет… А зачем? Я ж в багажнике валялся, что оттуда разглядишь? Только вот зачем они тебе глаза закрыли, если решили нас здесь захоронить?

– Никита, мне страшно…

– Не бойся, я что-нибудь придумаю! – Голос показался настолько неуверенным, что Аксинье стало совсем тоскливо.

– Мне плохо в темноте… Как бы снять этот мешок?

– Поверь, тут не на что любоваться.

– Никита, я понимаю, что смерть перед расстрелом встречали и с завязанными глазами, но я хочу видеть… Почему ты не уехал?

– И бросил бы тебя?

– Ты же меня не знаешь!

– И что? Я бы никого не бросил, – спокойно ответил он.

– А ты знал, что за тобой охотятся эти отморозки?

– Я похож на идиота? Тогда бы я не рассекал в одиночку на снегоходе в ряженой одежде, а звонил бы куда следует… Я, конечно, умею помахать руками и ногами, если что… Но обычно это происходило в спортивном зале, да и противник по бою не размахивал огнестрельным оружием…

– Значит, не знал… А я уж решила…

– Что?

– Что ты с ними.

– Вот еще!

– Чем же это так пахнет противно?

– Какие-то химикаты… – меланхолически повторил Никита.

– Они отобрали деньги! Что им еще нужно?! – в сердцах крикнула Аксинья.

– Им свидетели не нужны… И руки марать не хотят, вот и скинули в эту клоаку в надежде, что сами здесь загнемся.

Голос Никиты оставался для Аси единственной связью с внешним миром: хорошо, что он такого приятного тембра…

– Как мне снять мешок? – снова запаниковала она.

– Ползи ко мне, я попробую зубами.

– Я вообще ничего не вижу!

– А ты ползи, если можешь, на голос, – предложил Никита.

– Так ты тогда говори чего-нибудь… Куда ползти-то?

– Мне что рассказывать? Сказку? Или свистеть? Нет, ты же не змея, чтобы ползти на свист… – И Никита принялся травить анекдоты.

Со стороны это выглядело абсолютным идиотизмом, но Аксинья под шуточки товарища по несчастью ползла на голос. Двигаться со связанными руками и ногами было очень тяжело. Казалось, змееподобные движения совсем не приближали к цели, а лишь выматывали последние силы.

– Боже… не могу больше…

– Давай, Ася, давай! Ну же, отталкивайся ногами… Ползи!

– Легко сказать…

– Да я вижу, что тебе нелегко, но ты старайся. Вот, молодец, еще метров пять…

– Я хоть правильно ползу?

– Да, четко на меня.

– Никита, я просто чувствую, что вляпалась в какое-то дерьмо. Что у меня под руками? Такое склизкое, холодное, еще какие-то камни, стекла…

– Ты меньше разговаривай… Береги силы. Не надо тебе знать, что у тебя на пути… Так, грязь да мусор. И потом, ты думаешь, я что-нибудь разгляжу? Здесь света нет, да и глаз у меня один заплыл, я говорил…

– Как же я хочу до тебя доползти…

– Я понимаю, меня многие хотят, – хохотнул Никита.

– Наглец…

– А ты – большая моралистка?

– Честь блюду, – вздохнула она и снова поползла, стараясь не обращать внимания на боль в затекших конечностях и нарастающее удушье.

Мешок на голове стал мокрым от пота и облепил лицо, перекрывая доступ хоть и не совсем свежего, но воздуха.

Спокойный, красивый голос Никиты направлял ее. Он продолжал сыпать прибаутками.

– Ты – молодчина, Ася! Осталось еще одно усилие… так, еще… Вот!

Аксинья лбом уперлась во что-то твердое и теплое.

– Что это?

– Это моя нога, ты доползла… Теперь поднимись выше, только аккуратно, сейчас не до секса.

– Меня сейчас стошнит от этих запахов…

– Вот этого не надо!

– Никита, а ты сам не можешь ко мне нагнуться?

– Я, к сожалению, не могу.

– Сейчас я отдохну, – прилегла Ася головой ему на ногу. – Так хорошо… Хоть кто-то живой и теплый…

– Пока да.

– Типун тебе на язык.

– А я вообще горячий парень.

Воцарилась напряженная тишина. Слышался только стук сердца – Ася не понимала, ее или Никитиного, – и где-то капала вода.

Ногу свело судорогой. Она собралась с силами и попыталась подняться.

– Всё, стой! – скомандовал Никита. – Нагни голову и не пугайся. Я попробую развязать веревки зубами и стянуть мешок.

Ася замерла и вскоре почувствовала горячее дыхание на шее и какое-то движение. Никита посопел, покряхтел… и еще сильнее затянул мешок.

– Как же это трудно! Подожди, сейчас… Ой, извини! Я не укусил? У меня что-то слюни текут, как у бешеной собаки. – Наконец-то он стянул мешок с головы Аси. – Тьфу! Ты свободна!

Ася не сразу рискнула открыть глаза. А когда, наконец, решилась, то поняла, почему ее «сокамерник» говорил, что она не много потеряет, если и не увидит окружающей действительности. Пленники находились в заброшенном колодце, напоминавшем сточную яму, куда уже успели свалить немало мусора и другой гадости. Здесь было много ржавых железных баков. В некоторых местах они прохудились, и оттуда просачивалась зловонная жидкость.

– Не нравится мне здесь, – прошептала она.

– Мне тоже, – усмехнулся Никита.

Ася, чуть не свернув шею, наконец-то посмотрела на него:

– Ого…

– Что?

– Выглядишь еще хуже, чем эти баки с химикатами.

– Я и чувствую себя не лучше.

От костюма Деда Мороза на Никите остались только красные шаровары и белая майка, которая стала уже кроваво-черной. Не осталось ни бороды, ни наклеенных бровей… Кровоподтек на скуле, синяк на шее и разбитая губа – это только то, что сильно бросалось в глаза.

Ася опустила глаза и замерла. У парня в боку торчала ржавая арматура.

– Что это?

– А… Упал на нее словно на шампур, поэтому пошевелиться не в состоянии.

– А встать с этой штуки? – с ужасом прошептала она.

– Я тоже связан и подняться не могу. То есть я пробовал, но не могу взлететь горизонтально, словно на ковре-самолете, а от любого другого малейшего движения у меня жуткая боль, я фактически теряю сознание.

Аксинья с ужасом заметила кровавое пятно в виде цветочка, расплывающееся вокруг штыря.

– Ты истечешь кровью…

– Да рана-то не опасная. Так, кожа проткнута…

– Как нас сюда спустили?

– Ну уж не на лианах из цветов… Сбросили, как собак, – шмыгнул носом Никита.

– Как же мы не разбились? – подняла глаза на высокие темные стены Аксинья.

– Наверное, горы мусора смягчили падение.

– Здесь есть крысы?

– При таких химикатах, думаю, нет. Или это будут крысы-мутанты. Сможешь встать? – спросил вдруг Никита.

– Для чего?

– Перегрызу веревки у тебя на руках. Не будем же мы безропотно ждать смерти?

Акробатический этюд – это не любимый конек Аксиньи, но ценой неимоверных усилий он у нее получился. И вот она уже стояла, прижавшись к стенке, чтобы не упасть. Она ощутила горячее дыхание Никиты на руках, а потом и работу его языка и зубов.

– Ой!

– Что?

– Ты меня укусил!

– Извини… практика-то небольшая, да и веревки очень плотно закручены. Или я мутирую в крысу-людоеда.

– Ты щекочешь меня! – внезапно засмеялась Аксинья. – Ты лижешь мне запястья! Это очень щекотно!

– Я не лижу тебе их специально! Я пытаюсь ухватить веревку! Аксинья, не дергайся! – заразился ее смехом Никита.

– Мы как два идиота! Ой, не могу сосредоточиться…

После долгих мучений с перерывом на «идиотский» смех и вопли: «Мне больно! Ты кусаешься!», «Не дергайся!» Никите удалось освободить Асины запястья.

– Ух, наконец-то, – рухнула она на пол и принялась разминать кисти. Затем освободила ноги и посмотрела на Никиту. – Ну? Развязать тебя? Или тебе все равно, в каком состоянии умирать?

– Шутница… – буркнул он.

Асе пришлось повозиться с веревками: она боялась задеть ржавую палку, торчащую из его бока.

– Все… а теперь я постараюсь снять тебя с крючка, – провозгласила она, стараясь не думать, как это сделает.

– А ты – смелая девушка, – пробормотал он, стискивая зубы. – Но с развязанными руками, опираясь на локти, я сам справлюсь. Ты отойди немного, боюсь заплакать как девчонка.

– Я помогу…

– Нет! – Никита был непреклонен.

Аксинья осторожно отошла и тут же содрогнулась от глухого крика и ужасно неприятного, хлюпающего звука. Она обернулась и увидела Никиту, абсолютно бледного, свернувшегося на полу калачиком и сжимающего бок руками.

Ася кинулась к нему:

– Никита, ты жив? Никита, что с тобой? Отзовись! Скажи что-нибудь…

– Черт, так больно… Но уже все, отпускает… Чего разволновалась-то?

– А вдруг бы ты умер? Думаешь, охота здесь одной торчать-то?.. Все – живой человек!

– Ну спасибо, – усмехнулся он.

– Пока не за что. А вот сейчас я сниму футболку и перевяжу тебя… Не знаю, что там у тебя задето или не задето, но повязка совсем не помешает.

Сказано – сделано! Аксинья, высунув язык, сняла лыжную куртку, стащила футболку и очень неуклюже, но плотно прижала ткань к зияющей дыре у него в боку.

– Ты – медик? – Его внимательный взгляд смущал Аксинью.

– Неужели не видно, что нет? Перевязала, как курица лапой… Но кровь на какое-то время остановили…

– Спасибо, – Никита поймал ее руку и поцеловал.

– Сама галантность.

– Ой, Ася, я поздравляю тебя!

– С тем, что нас свалили в этот отстойник, но мы выжили?

– С Новым годом, – показал на свои часы Никита.

– О нет!

– К сожалению – да! Уже полчаса как.

– Здорово мы его встретили! Прямо на куче мусора. А ведь как встретишь, так и проведешь, – закатила глаза Аксинья.

– Ты хотела чего-то необычного, – напомнил раненый.

– Не до такой степени, поверь мне! Полчаса как Новый год! С ума сойти! Кстати, нас, наверное, ищут.

– Кому мы нужны?

– Говори за себя! А я ехала к маме… Она конечно же волнуется. Может быть, уже сообщила в милицию.

– Ага! А там уже сорвались прямо в новогоднюю ночь… Человек на час пропал!

– Хочешь сказать, что будут ждать трое суток? А уже потом начнут искать? Да… Трое суток мы здесь не протянем. Ты-то точно… Надо искать выход! – объявила Ася, скорее для того, чтобы себя подбодрить. Увидев, что Никита поднялся на ноги, она запротестовала: – Ты-то куда? Ты должен беречь силы, лежи и плюй в потолок. Я сама посмотрю, что и как.

– Со мной все в порядке. И я все же мужчина, нагрузка должна быть на мне.

– Не на раненом же!

Их перепалка закончилась тем, что они вдвоем прошли весь периметр помещения с мусорными отходами и убедились в том, в чем и так не сомневались. Положение оказалось безвыходным. Стены гладкие, холодные и осклизлые. Ни дверей, ни проходов не наблюдалось и в помине. Выход, он же и вход, обнаружился наверху, метрах в пяти, а в полу в нескольких местах присутствовала металлическая решетка, пропускавшая только воду. Решетки были вмонтированы в пол очень крепко, Никита каждую из них проверил на прочность. Но, даже вырви он одну из них, в образовавшееся отверстие не пролез бы и ребенок.

– Западня, – прошептала Аксинья, которую уже начало тошнить от едкого, противного запаха.

– Выход один, – поднял голову Никита.

– Но до него не добраться…

– Не допрыгнуть, это точно. Ни лестницы, ни веревки. Даже если я возьму тебя на плечи, ты не дотянешься до люка.

– А стена гладкая, как поверхность утюга, и скользкая, – добавила Ася.

– Да… не зацепиться… Следовательно, нужно искать какой-то предмет, который мы воткнем в стену, и это поможет нам выбраться.

– Когда мы осматривали помещение, я ничего похожего не видела. А что там висит на стене?

– Где?

– Вон, наверху… Ой!

– Что?

– Это же моя сумка! Она попала в какую-то нишу! Мы можем дотянуться?

– Не время припудривать носик. А телефон бандиты вряд ли оставили, да он отсюда и не возьмет.

– И все же я бы хотела ее достать.

Никита еще раз всмотрелся в находку и присел у одной из стен, упершись в нее лбом и руками.

– Вставай на мои плечи и держись.

– А твоя рана?

– Действуй!

Ася вздохнула и, сбросив ботинки, забралась на плечи Никиты, дрожа всем телом. Она балансировала, словно стояла на канате, а он поднимался – очень медленно и явно с большим трудом. Держаться ей, кроме его волос и склизкой противной стены, было не за что.

– Всё. Я встал, – сдавленно произнес Никита.

Аксинья подняла глаза и посмотрела на сумку. Вытянув руку, она поняла, что не дотягивается совсем чуть-чуть.

– Ну?! – торопил Никита.

– Подожди… В цирке еще два человека сверху встают, – облизала сухие губы Ася.

– Так то в цирке… И хотел бы я на тебя посмотреть, если бы сверху еще двое встали, – сдавленно хохотнул Никита. – Ну же, Ася!

– Сейчас. – Шальная и единственно правильная мысль пришла ей в голову.

Аксинья слегка присела, увеличив напряжение на плечи парня.

– Эй, ты что?!

Она резко оторвалась и в прыжке рванула сумку в стиле классного баскетболиста, какого-нибудь крупного негра команды NBA.

Сумку добыть удалось. Вот только приземляться на плечи и без того искалеченного Никиты она не рискнула. А рискнула своими длинными, красивыми ногами и камнем полетела вниз. Наверное, покалечилась бы, если бы ее все-таки не подхватили сильные Никитины руки.

– Ты свихнулась?! Что за кульбиты? – выругался он, и она с тревогой увидела, что выглядит Никита – хуже не бывает, держится за бок, а свитер его набух и наполнился кровью. – Что там у тебя в сумке? Из-за чего ты готова была сломать шею?

– Духи «Шанель номер пять», – ответила она мрачно, копаясь в сумке.

– Думаю, и они не перебьют эту вонь. – Никита со вздохом опустился на пол.

– А я все равно попробую… надежда слабая, ну а вдруг? – бормотала она, маниакально роясь в своей кошелке. – Кстати, хочешь шоколадку?

– Конечно.

– На, держи! – кинула батончик Аксинья. – Мне немного оставь… Много не ешь, пить захочется… Вот! Я нашла! – возликовала она, вытаскивая длинный и узкий сверток в новогодней упаковке.

– Ты лезла за этим? – набив рот шоколадом, пробубнил Никита. – За подарком?

– Ага! Вот и бандюги подумали, что это подарочек, и не отобрали его.

– А что это?

– Подарок, но какой…

– Да не томи!

– Подожди, нетерпеливый какой. – Аксинья захрустела лощеной подарочной бумагой и извлекла некий предмет. Даже в таком полумраке нельзя было не заметить холодного блеска стали.

– Ого, кортик! – перестал жевать Никита. – Откуда это у тебя?

– Говорю же, к маме ехала, подарок везла. Вот, красиво так упаковала.

– Маме?! – оторопел Никита.

– Думаешь, странный подарок? У моей мамы такие вот пристрастия. Всю жизнь коллекционирует холодное оружие. А что? Кто-то марки, кто-то оружие… Согласна, увлечение мужское, а мама у меня человек мирный. Но вот хочется ей иногда подержать в руках твердую сталь. Она и переезжать в дом инвалидов без коллекции отказывалась. И я знала, какой подарок для нее будет самым желанным… Он и стоил недешево, – нахваливала кортик Ася.

– Дай, – протянул руку Никита.

Она тут же отдала оружие, с надеждой всматриваясь в темные глаза мужчины.

– Ну? С помощью этой штуки мы выберемся?

– А нам ничего другого и не остается. Заодно проверим качество стали у твоего поставщика.

– Что ты намерен сделать?

– Сам еще не знаю. – Никита устремил взгляд вверх.

– А что ты вообще знаешь?! – вспылила она.

– То, что зря тебя впутал в это дело.

– Вот! Наконец-то умные слова! Оказывается, встреча с Дедом Морозом под Новый год не всегда к счастью и исполнению желаний… Оказаться похороненной заживо я точно не загадывала, – произнесла Ася задумчиво.

– Может, ты мечтала о романтическом приключении?

– С ума сошел? Где здесь романтика?

– Ну как же… Я, ты, свалка – так все неожиданно…

– Ты, конечно, ничего…

– И?.. – подмигнул Никита.

– Но не настолько, чтобы стать последним мужчиной в моей жизни, – отрезала она, отворачиваясь.

– Ты – язва.

– Язв и прочих дефектов у меня не наблюдается. Только скверный характер.

– Ладно, – махнул рукой Никита и на достаточной высоте воткнул нож в стену. – Хорошая сталь!

– А ты думал, я любимой маме подделку из Китая подсуну?

Никита вцепился в рукоятку ножа и, совершив какой-то непостижимый по сложности прием, встал на нее и подтянулся за выемку, в которую попала спасительная сумка. Невероятно, но он вытащил нож из стены ногами и взял его в руку. Никита висел на отвесной стене, словно человек-паук. Ася наблюдала за ним, открыв рот.

– Ну ты даешь… Тьфу-тьфу-тьфу, только не свались. А вдруг люк закрыт? А вдруг там эти головорезы и они нас сразу же пристрелят?

Ответом ей была тишина. Все силы и внимание Никита сосредоточил на своих действиях. Снова воткнул нож и пополз дальше, цепляясь за стенку.

– Здесь есть за что зацепиться, – сдавленно произнес он.

– А ты, часом, не грабитель банков или картинных галерей?

– Никогда не думал над этим, – усмехнулся Никита. – А теперь молись: голова у меня не настолько твердая, чтобы люк пробить, если он замурован.

Аксинью накрыла волна паники, настоящая и большая. Она отчетливо осознала, что, если Никита сейчас не откроет люк, они останутся здесь навсегда, другого выхода реально не было.

Между тем человек-паук достиг металлической крышки и уперся в нее рукой и плечом. Ася старалась даже не думать о том, что Никита ко всему прочему ранен и все эти подвиги наверняка стоят ему жутких мук.

Никита напрягся, и крышка сдвинулась с многообещающим скрипом. Затем появился проем, пропускающий свет и воздух.

«Господи, спасибо!» – пронеслось в голове у Аси, стоящей с запрокинутой головой и слезящимися глазами.

Никита подтянулся на руках и исчез из виду, а она замерла в ожидании.

Одной в подземелье стало еще страшнее, но Никита все не возвращался. Невольно голову стали посещать глупые и нервные мысли: «Что с ним? Где он? Что, если он нарвался на бандитов, а те его прикончили? За мной больше никто не придет, и кортика нет… Хотя даже будь он у меня, все равно ни за что на свете не повторила бы этот трюк. Я и одного раза не подтянусь… А вдруг он меня бросил? Да нет… Никита же не уехал, когда я свалилась со снегохода. Но почему же его так долго нет?»

Асе стало не хватать воздуха, у нее отчаянно закружилась голова, уж очень долго она простояла, глядя вверх.

И тут наконец-то в проеме появилось лицо Никиты:

– Соскучилась?

– Почему так долго? Целая вечность!

– Тебе показалось… Меня не было минут десять.

– Никита, как я рада тебя видеть! – всхлипнула Аксинья.

– И я рад. Ты там не раскисай, я тебя вытащу! Неужели ты подумала, что я тебя тут оставлю?

– Всякие мысли лезут… Вдруг тебя убили? Где отморозки, которые нас сюда скинули?

– Здесь никого нет, вытащу тебя, сама убедишься.

– Как же я рада…

– Ты запомни эти слова! А то я тебя вытащу и услышу: убирайся, парень, на все четыре стороны.

– Я так грубо говорить не умею.

– Ты – та еще штучка.

– Определил за несколько минут, проведенных вместе? – усмехнулась она.

– Мы с тобой проводили старый год и встретили Новый! Целый год! Это что-то да означает. Я сейчас отлучусь…

– Опять?!

– Ненадолго. Я вернулся, чтобы тебя успокоить. Бандитов нет, они смылись с деньгами, мы им не нужны, вряд ли они вернутся. А я или найду веревку, или сам сделаю ее из тряпок, а это займет время… Так что сиди и жди, как жены ждут моряков…

– Я не могу! – закапризничала она.

– Хочешь, скину нож, и ты повторишь…

– Я подожду! – прервала его Аксинья, и Никита исчез с горизонта.

Ася отошла к стене и присела на корточки, пытаясь усмирить нервы, и погрузилась в томительное ожидание.

Когда после двух лет, шести месяцев и двадцати дней (так показалось Асе) к ее ногам упала толстая веревка, связанная из разноцветных кусков ткани, меньше всего на свете Аксинья хотела услышать что-то типа: «Карабкайся! Вылезай!»

Единственное, что она смогла бы сделать на этом цветном «удаве», просто покачаться из стороны в сторону, как на качелях. И то недолго, поскольку закружилась бы голова.

Но она облегченно вздохнула, когда услышала приказ Никиты:

– Аксинья, очень крепко обвяжи себя за талию, в целях страховки обмотай веревку еще и вокруг запястий. Я вытащу тебя из этой клоаки.

– Уф! – облегченно вздохнула Ася и выполнила распоряжение.

Когда Никита принялся ее поднимать, она, сама не зная, зачем, завыла: «Крылатые качели… летят, летят, летят…»

Никита резко опустил ее вниз:

– Прекрати это петь!

– Эй! В чем дело?!

– Мне и так тяжело, а ты еще поешь эту… Я не могу! Я чуть не лопнул от смеха!

– Нежный какой! А если я хрюкну наверху, ты уронишь меня с пяти метров?

– А ты не хрюкай! Ну? Собралась? Не будешь петь? Лучше вообще молчи!

– Хорошо, – буркнула Аксинья. Когда она выползла, наконец, наружу, то легла на спину, прямо на девственно чистый снег, раскинула руки в стороны, уставившись в темное небо. – Аллилуйя!

– Я тоже облегченно вздохнул, когда выбрался из этой ямы.

– Ага, складывалось впечатление, что мы там навечно.

– Все хорошо! Мы живы…

– Деньги-то украли, – сразу же вспомнила она про потерю.

– Это не самое главное! Главное, что мы живы.

– Благодаря моему кортику.

– Благодаря пристрастию твоей мамы к коллекционированию холодного оружия, иначе бы кортика не оказалось в твоей сумочке, – уточнил Никита. – Удача была на нашей стороне.

– А значит, по примете, – лукаво улыбнулась Аксинья, – этот год будет удачен для нас.

– Наверное, все женщины верят в приметы?

– Женщины более романтичны, – кивнула Аксинья, и тут ее взгляд упал на его ярко-красный бок. – Никита, мы срочно должны остановить кровь!

– Где и как? – огляделся он.

Осмотрелась и Аксинья. Их сточная яма оказалась расположена в заброшенном и пустынном месте. Невдалеке виднелись полуразрушенные корпуса какой-то фабрики, весьма и весьма зловещие. Все окна были без стекол, кое-где разрушена крыша со стенами. Неработающие трубы в красно-белую полосу смотрелись мухоморами.

– Где мы? – изумилась Ася.

– Точно не знаю, явно за пределами Московской области. Везли нас в машине долго… Тут я людей не видел, но думаю, банда устроила здесь перевалочный пункт. Идем.

Ася поняла, что он имел в виду, когда, обойдя разрушенный корпус здания, заметила в одном из подъездов некие признаки жизни.

– Там и постель была, и какая-то одежда. Я из тех материалов и связал веревку, – пояснил Никита.

– Хоть что-то осталось?

– Зачем?

– Затем, что тебе кровь остановить надо!

В комнате, хранившей признаки недавнего присутствия людей, Ася увидела железную кровать с покосившейся спинкой и остатками рванины сверху. У стены ютился стол с консервной банкой, полной окурков, на грязном подоконнике громоздились соленья. В углу валялись тюки непонятно с чем. Все было засыпано пылью, песком и строительными материалами.

Ася подошла к единственному старому шкафу в комнате и распахнула дверцы.

– Немного кофе, коробочка с сахаром, сигареты…

– Где?! – оживился уже напоминавший зомби Никита.

– Хочешь закурить?

– Да, если не возражаешь.

– Тебе, как умирающему, теперь все можно, – протянула ему Аксинья помятую пачку и коробок со спичками.

– Спасибо тебе на добром слове.

– Всегда пожалуйста… Что-то я есть захотела. Упадем мы в голодный обморок, не дойдем до места.

– Так я сейчас открою любые консервы.

– Открой! И сахара надо погрызть для повышения уровня глюкозы в крови. Вот! Смотри! – победоносно воскликнула она, вытаскивая бутылку водки. – Заначку оставили.

Никита бессильно полулежал на кровати. Его бок был перевязан новой, изготовленной из тряпок повязкой.

Ася сидела рядом, подтянув к груди худые коленки. На полу, на газете, красовались тушенка, зеленый горошек, соленые огурцы и бутылка водки, фактически пустая. Изрядная доля горячительного напитка ушла на обработку Никитиной раны и приема внутрь в качестве наркоза.

– Ну вот у нас и праздничный стол, чем не Новый год? – улыбнулся он.

– Неплохо бандюги устроились. Водочки махнуть, перекусить, тут же поделить награбленное. Еще повезло, что в нашей яме не было разлагающихся трупов, – вдруг возникли у Аксиньи не очень приятные мысли.

– Тут большая строительная площадка. Бандиты могли тела и в другие места попрятать, да и бетоном залить…

– Не будем углубляться, – прервала его Аксинья. – А теперь я оставлю тебя здесь… Не смотри на меня так, ты очень слаб, а мы не знаем, где мы и сколько идти до цивилизации. Я отправлюсь одна и, как только доберусь до людей, приведу помощь.

– Хорошо, – согласился Никита, которого стало знобить. – Холодно…

Ася, оглядевшись, собрала по комнате все тряпки, укрыла Никиту. Сейчас Аксинья повнимательнее смогла его рассмотреть, но, как говорится, лучше бы она этого не делала. Мужчина обладал безумно красивым лицом и не менее притягательным взглядом. В голове Аксиньи разом помутнело, и мгновенно испарились все ее жизненные приоритеты.

…Совсем недавно она с пеной у рта доказывала подружке:

– Ненавижу красивых парней! Они все, как правило, моральные уроды!

– А мне нравятся! – мечтательно закатывала глаза Нинка. – Идешь по улице, а рядом с тобой высокий, сексуальный мужик! Все женщины таращатся на него и тебе завидуют. А ты мысленно торжествуешь: он мой!

– Ага! А завтра он так же пойдет с другой, послезавтра – еще с одной…

– У тебя неправильное представление о мужчинах, Ася! Бабник может быть совершенно неказистым сморчком, а красавец – примерным семьянином. Да, он видит, что женщины обращают на него внимание. Да, они ему открыто предлагаются… А если он обожает свою женщину, своих детей? Да если он уже нагулялся, нахватался всего и понял: счастье в верности и любви к одному человеку? Брось, Аська, у тебя же никакого опыта!

– Я остаюсь при своем мнении… Мужик должен быть мужиком.

– Чуть симпатичнее обезьяны? – уточнила Нина.

– Вот-вот… А не обаяшкой с наглыми глазами, на которого вешаются все бабы.

– А еще лучше, если мужик покрыт шерстью, бородавками для экзотики, лысый, толстый и плохо пахнет! Тогда он точно только твой! – хохотала Нина.

– Не надо утрировать!

– И шрамы! Как от аппендицита, но чтобы ими было покрыто все его тело и обязательно – лицо! Чего ты так смотришь? Они же украшают мужчину! А горб? Не хотела бы горбуна? И этот точно будет только твой! – продолжала глумиться Нина.

– Для меня в мужчине главное – ум, – упрямо твердила Ася.

– А красивые – все тупые? Маяковский, Урбанский…

И вот сейчас Аксинья смотрела в лицо самого красивого молодого мужчины, какого видела в жизни, и абсолютно не испытывала отвращения. А от мысли, что он мог бы идти с ней по улице, у нее просто сносило голову – вот было бы здорово! Самое интересное, что и глаза у Никиты совсем не наглые, а очень даже умные. Хотя сейчас он напоминал обмотанную мумию или прикорнувшего под лохмотьями бомжа.

– Мне так жаль оставлять тебя здесь, дедушка Мороз, – прослезилась Ася: ведь он, рискуя здоровьем, вытянул ее из смертельной ямы.

– Ты стала ко мне добрее, – улыбнулся Никита. – До сих пор я для тебя был далеким заграничным и наглым Сантой. И вдруг слышу что-то такое родное: дедушка Мороз.

Она отвернулась, незаметно смахивая слезу.

– Здесь так холодно…

– Так зима, окон нет, отопления нет. Ты не волнуйся, Аксинья, иди! Я буду ждать, без тебя не сделаю и десяти шагов.

– Я верю.

– Только бы у нас не получилось, как в «Английском пациенте». – Никита засмеялся. – Надеюсь, тебя не возьмут в плен.

– Ты смотрел этот фильм?! – искренне удивилась Ася.

– А что тебя удивляет? – прищурился Никита.

– Он такой… – задумалась она.

– Такой?..

– Такой женский, – нашлась Ася.

– Он о любви, Аксинья. А это чувство испытывают и мужчины, и женщины. – И он посмотрел на нее так, что Асю бросило в жар в этом холодном помещении.

– Я оставлю тебе кортик для самозащиты, – серьезно сказала она.

– Отдаешь мне единственное средство обороны? – вскинул брови Никита. – Ты настоящий друг. Но, думаю, лучше тебе взять оружие с собой. Мне оно не пригодится.

Аксинья еще раз окинула помещение прощальным взглядом, сокрушаясь, что оставляет раненого фактически на улице.

Что-то теплое потекло у нее по лицу. Ася провела рукой под носом и посмотрела на свою ладонь, окрасившуюся в красный цвет.

– У тебя кровь из носа идет, – забеспокоился Никита.

– У меня бывает, – не соврала она.

Никита перехватил ее руку и взял в свою, покрытую свежими ссадинами.

– Наша кровь соединилась, теперь мы вместе навек! – И он сделал страшные глаза.

– Шут гороховый!

– Не волнуйся за меня, уходи уже, – подбодрил Никита.

– Хорошо! – резко развернулась Ася и вышла из комнаты.

На ней оставался все тот же лыжный костюм, правда, потрепанный и ужасно грязный. Как выглядела она сама, Ася даже знать не хотела, да и в логове бандитов зеркал не было.

Она вышла в какое-то поле и двинулась вперед, утопая в снегу почти по колено. Впереди виднелся негустой лесок, но не наблюдалось ни одного здания и ни одного человека.

«Хорошее место выбрали для злодеяний… ни души. А если я не найду никого, пройдя много километров? – подумала она и тут же прогнала черные мысли прочь. – У меня все равно нет выхода. Если бы я осталась, мы бы замерзли, или умерли бы от голода, или снова дождались бы эту банду. А если я выйду на людей, то спасу и себя, и Никиту. Другого пути у нас нет, поэтому я должна идти».

Аксинья старалась смотреть только под ноги. Она сосредоточилась лишь на самом движении, так как это было сейчас самым важным. Идти становилось все тяжелее и тяжелее, ноги словно наливались свинцом, она считала и считала шаги, снова и снова…

Сначала Аксинья вспотела, затем ей стало жарко, потом душно, на глазах появилась пелена, а вскоре свет совсем померк. Ася не просто остановилась, она рухнула на снег как подкошенная.

«Все! Не могу больше! Сколько же я бреду?! Конца и края не видно! У меня гудит все тело! Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой! Как же я себя загнала! Вот именно, загнала! Лошадей после такого пристреливают… Я как летчик Маресьев, и пусть мне ампутируют ноги, только бы Никиту спасли».

Аксинья осмотрелась – вокруг простирался лес, снег и ничего больше. Она ошибалась в том, что лес «жидковатый». Таким он выглядел со стороны, а сейчас, когда Ася оказалась в чаще, то поняла, что попала в российский дремучий лес. Он не был хвойным, отчего зимой казался неприглядным – голые серые стволы с пустыми, без листочков, даже не припорошенными снегом ветками. А снежный покров сливался на горизонте в темную сине-фиолетовую полоску.

«Надо идти дальше», – понимала Аксинья, но не могла найти в себе силы встать. Она поняла, что, подгоняемая острым желанием вызвать помощь для Никиты, прошла несколько километров в слишком быстром темпе и надорвалась. Ася, кроме того, ощутила, что хочет есть и пить, а без движения начинает замерзать. Как-то сразу захотелось вернуться в лето.

«Тогда бы здесь все выглядело по-другому. Вместо холодного колючего снега – мягкая и сочная трава, возможно, даже с цветами… одуванчики, ромашки. Почему одуванчики считают сорняками? Такие красивые, яркие, покрывают поляну просто-таки ковром. А какие метаморфозы претерпевает этот цветок за короткую жизнь? От ярко-желтого юноши до убеленного сединами, лысеющего старца, еще и припорошенного снегом. Снегом… Чего я о нем вспомнила? Нет, я хочу на опушку, там росли ромашки. Вот я бы погадала – любит или не любит. Кто? Конечно же Никита. Больше никто на ум не приходит… И если выйдет, что „не любит“, то это неправильная ромашка, я возьму другую. Они такие холодные и белые, как снег. Снег… Какой еще снег? Кругом кипит жизнь. Лето – это жизнь! Жучки, мошки, бабочки, птицы… Все суетятся, прыгают, летают, не то что в этом ледяном безмолвии… – Аксинья вздрогнула и открыла глаза. – Вот ведь черт! Я замерзаю! Нет! Нет! Нет!»