Текст книги "Кротовая нора"

Стены кабинета были отделаны резными деревянными панелями, кроме торцевой стены, на которой расположен большой камин с защитной резной решеткой. На камине стояли два канделябра со свечами, между ними располагались большие резные часы. Над камином висело зеркало в темной резной раме. У камина стояло большое мягкое кресло. На полу лежал большой темный ковер.

У окна, торцом, расположился большой деревянный стол с резными массивными ножками. На столешнице зеленое сукно. У стола стояло деревянное резное кресло с сиденьем и спинкой из кожи. В простенке между вторым и третьим окном высился резной, деревянный книжный шкаф со стеклянными дверцами, заполненный книгами. У стены, напротив стены с окнами, стоял большой мягкий диван, обитый тканью, подобной портьерам. По бокам дивана встали большие деревянные тумбы. На них были расставлены канделябры со свечами. Перед диваном стоял круглый деревянный столик, на котором стоял штоф и графин, рюмки и фужеры, вокруг столика располагались три мягких кресла.

– Это вся корреспонденция мадемуазель де Бомон?

– Да, и письма ее спутника, шевалье Маккензи – Дугласа, – чуть поклонившись, с акцентом, ответил личный секретарь Бестужева Юберкампф с папкой из синего бархата в руках.

– Отлично. Эти, – откидывает на край стола несколько развернутых писем, – можно вернуть назад. Только прежде, – строго смотрит на Юберкампфа, – копии сделать.

– Будет сделано, – Юберкампф взял письма со стола и положил их в синюю папку.

– Что с этим письмом Елизаветы Петровны? – Алексей Петрович указал пальцем на письмо, лежащее перед ним на столе.

– Не удалось расшифровать, Алексей Петрович, видимо французы привезли новый шифр.

– Да, после того, как Гольдбаху удалось расшифровать переписку Шетарди, они стали более осторожными.

Алексей Петрович взял лупу, развернул письмо так, чтобы была видна подпись, поднес лупу к подписи и внимательно стал рассматривать.

– А вот с этим письмом поступим по-другому, – отложил лупу Алексей Петрович. – Еще не делали копию?

– Нет, Алексей Петрович. И я его еще не смотрел.

– Сделаешь лично копию, оригинал вернешь мне. С копией поедешь в Москву к Гольдбаху, – распорядился Алексей Петрович.

Алексей Петрович сложил письмо и передал его Юберкампфу.

– Будешь ждать в Москве дешифровку от Гольбаха. Ступай.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.

Юберкампф положил письмо в папку и, кивнув, вышел из кабинета.

Алексей Петрович подошел к столику, налил себе рюмку водки, одним глотком выпил ее, крякнул, со стуком поставил рюмку на столик. И, шаркая ногами, подошел к креслу у камина. Тяжело сел в кресло, вытянул ноги, и глядя на огонь, глубоко вздохнул.

32.

Иван Иванович, Дмитрий и Михаил Илларионович сидели в кабинете Воронцова за ломберным столиком. Дмитрий просматривал колоду карт и откидывал в сторону карты достоинством 10, 9 и 8.

– Что пить будете? – на правах хозяина спросил Михаил Илларионович.

Михаил Илларионович вальяжно развалился в кресле, Иван Иванович снял кафтан, пуговицы камзола расстегнул, Дмитрий расслабил узел шейного платка.

– Я – водку, – сразу ответил Дмитрий, закончив откладывать карты, перемешивая колоду.

– Я буду вино, – убирая в сторону отложенные карты, сказал Иван Иванович.

– И мне водки, – жестом показывая лакею выполнять приказ, сказал Михаил Илларионович.

Лакей, прислуживавший за столом, подошел к комоду, на котором стояли графины с рюмками и бокалами.

– Ну, что, начнем, – воскликнул Дмитрий и начал сдавать карты по правилам против часовой стрелки, раздавая каждому игроку девять карт по три за раз. Оставшиеся 13 карт Дмитрий положил лицом вниз в центр стола.

Лакей подошел к ломберному столику с подносом в руках. Перед Дмитрием и Воронцовым он поставил по рюмке с водкой, перед Иваном Ивановичем лакей поставил бокал с вином.

Не успели они взять карты в руки, как раздался стук в дверь кабинета.

– Кого там еще черти принесли, – недовольно проговорил Михаил Илларионович. – Зайди, – крикнул он.

В кабинет стремительным шагом вошел посыльный с письмом в руках.

– Ваше превосходительство, срочная депеша, – козырнув, передал письмо Михаилу Илларионовичу.

Михаил Илларионович взял письмо, посмотрел на надпись, нахмурился.

– Свободен, – сказал он посыльному.

Посыльный также быстро вышел из кабинета.

Михаил Илларионович сломал печать на письме и, торопясь, развернул.

– Пошел вон, – приказал он лакею, – поживее.

Лакей, поставив поднос на комод, вышел из кабинета, и плотно закрыл за собой дверь.

– Что произошло? – встревоженно спросил Иван Иванович. – Что-то с императрицей?

– Нет, нет, – поспешил успокоить Михаил Илларионович, – с Елизаветой Петровной все хорошо. Это от моего осведомителя. Подручным Бестужева все-таки удалось выкрасть тайное письмо императрицы Людовику XV.

– Как? И у кого оно было? – поинтересовался Дмитрий.

– У мадемуазель де Бомон, – сказал Михаил Илларионович.

– Так новая чтица посыльная от Людовика? Ты мне ничего не сказал, – удивился Дмитрий, обращаясь к Ивану Ивановичу.

– Да, я сам недавно об этом узнал, – оправдываясь, сказал Иван Иванович.

– Я оказывал ей содействие и обещал всяческую поддержку. В наших интересах без шума, как можно скорее найти письмо и вернуть его французам до их отъезда, – Михаил Илларионович резко отодвинул кресло и встал из-за стола. – Плохо то, что, не смотря на слежку, нам пока не известно, где сейчас письмо Елизаветы Петровны.

– Я уверен, что письмо зашифровано, – спокойно начал говорить Иван Иванович, – зная Бестужева, смею предположить, что его отправят на дешифровку к Гольдбергу.

– А он сейчас в Москве, – подхватил мысль Дмитрий.

– Прикажу продолжить слежку за Бестужевым и установить ее за его личным помощником, при первой же возможности, чтобы перехватили письмо, – задвигая кресло, сказал Михаил Илларионович.

– Нельзя сообщать Елизавете Петровне про пропажу письма, – твердо сказал Иван Иванович.

Он встал, взял висящий на спинке стула кафтан, надел и стал застегивать пуговицы.

– Да, и мадемуазель де Бомон я предупрежу об этом, – сказал Михаил Илларионович, – Иван Иванович, а ты сообщи об этом своим братьям. Возможно, нужно будет подключить силы тайной канцелярии.

Дмитрий встал из-за стола, поправил шейный платок.

– Доиграем в следующий раз, друзья, – кивнув на карты, сказал Михаил Илларионович, опершись руками на ломберный столик.

– Как только что-то будет известно от осведомителей, сообщи, – попросил Иван Иванович.

– И можешь рассчитывать на нашу поддержку, лучше лишних людей в это не посвящать, – добавил Дмитрий.

Попрощавшись, Дмитрий и Иван Иванович вышли из кабинета вице-канцлера.

Михаил Илларионович скинул карты со стола резким движением руки и быстро вышел из кабинета.

33.

– Рад, что мы договорились, сэр Уильмс, обещаю со своей стороны содействие и сделаю для этого все, – обещал канцлер Бестужев английскому послу.

Сэр Уильямс, полный краснолицый человек, сорока с лишним лет, в кафтане темно-бордового цвета сидел на угловом диване в кабинете Алексея Петровича Бестужева. Алексей Петрович сидел напротив него в кресле.

– Благодарю вас, господин канцлер, – улыбаясь, ответил сэр Уильямс. – В свою очередь, прошу принять вас небольшой подарок в знак уважения, – посол дал знак лакею, стоящему в дверях.

Лакей занес в кабинет корзину, полную бутылок, поставил ее на стол перед диваном.

Алексей Петрович жестом дал понять лакею, чтобы тот вышел из кабинета. Лакей, поклонившись, вышел из кабинета.

Алексей Петрович наклонился к корзине, взял одну бутылку из темного стекла, посмотрел на этикетку, причмокнул губами.

– Великолепный подарок, – кладя обратно бутылку, сказал он и посмотрел на сэра Уильямса.

Сэр Уильямс кивнул головой в сторону корзины.

Алексей Петрович достал из корзины из-под бутылок мешочек, стянутый веревкой, встряхнул его. В мешочке раздалось позвякивание. Алексей Петрович, взвешивая в ладони довольно увесистый мешочек, встал и подошел к рабочему столу. Открыл шкатулку, стоящую на краю стола, положил мешочек туда и закрыл шкатулку.

– Выпьем? Попробуем подарок? – поглаживая крышку шкатулки, довольно спросил Алексей Петрович посла.

– С удовольствием, – расстегивая кафтан, ответил сэр Уильямс.

34.

– Дмитрий Михайлович, вы только посмотрите, это же просто чудо, как отремонтировала брошь Катюша, – я от радости, чуть не прыгала, тыча в лицо брошью Дмитрию. – У меня застежка постоянно расстегивалась, поэтому я ее и потеряла, а сейчас она крепко застегивается.

Екатерина Андреевна только улыбалась, глядя на мою щенячью радость.

– Вижу я, Мария, успокойтесь, – спокойно, даже равнодушно, сказал Дмитрий, охладив мой пыл. – Я не сомневался, что Катюша прекрасно справится с поломкой.

– Простите, – пробормотала я, усаживаясь на диван. Брошь я положила на столик перед собой и иногда поглядывала на нее, наблюдая за игрой света в камнях.

«Мог бы, и порадоваться, не развалился бы», – подумала я, разозлившись на Дмитрия.

Дмитрий сидел в кресле напротив дивана, на котором сидела я с Екатериной Андреевной.

На столике между креслом и диваном стоял чайник, чашки и вазочки с вареньем, медом и засахаренными фруктами.

– Митя, может, все-таки поужинаешь? Марфа подогреет мясо, – предложила Екатерина Андреевна.

– Нет, спасибо, не буду, – отбивая только ему ведомый ритм пальцами, ответил Дмитрий.

– Ты чем-то расстроен? – встревоженно спросила Екатерина Дмитриевна, внимательно наблюдая за Дмитрием.

– Да, черт возьми, – неожиданно вспылил Дмитрий.

«Ничего себе, что это с ним? Я его таким сердитым видела только, когда мы искали брошь и в Петергофе, когда он меня оттаскивал от барона, только тогда он не кричал» – подумала я, вздрогнув от неожиданности.

– Митя, что случилось? – Екатерина Андреевна встала, подошла к Дмитрию, положила руки ему на плечи.

– Тайная канцелярия интересуется Марией, – практически шипя, проговорил он и посмотрел на меня.

– Что? – вскрикнула я, – Да что такое, чем я всем не угодила?– на глаза навернулись слезы от возмущения.

– Тихо, Машенька, – попыталась успокоить меня Екатерина Андреевна, она только сильнее сжала плечи Дмитрия. – Что делать, Митя?

– Ничего, – пожав плечами, сказал Дмитрий, – Иван уже сказал брату, что ты хочешь сосватать за меня Марию, – он смотрел на мою реакцию.

У меня же от такой новости кровь хлынула к щекам, я чувствовала, как они полыхают. Я приложила холодные ладони к щекам.

– Это невозможно, все это какой-то кошмар, – только и смогла сказать я.

– А что, прекрасная идея, – почему-то обрадовалась Екатерина Андреевна. Она приобняла Дмитрия за плечи и присела ко мне на диван.

– Какая идея? – выпрямившись в кресле, раздраженно спросил Дмитрий.

– Нужно объявить помоловку. Помоловка – прекрасная идея. К тому же я уже некоторым знакомым говорила, что Мария моя родственница.

– С ума все посходили? – возмутился Дмитрий, – ладно, Иван, сказал, что первое в голову пришло. Но, ты, – он вскочил с кресла. – Катя, как ты можешь? – Дмитрий не мог найти подходящих слов и только ходил по залу, заложив руки за спину.

– Катя, ты что? Это невозможно, – всплеснула я руками. – Это все неправильно.

«Что же делать? Куда бежать? Где спрятаться?» – судорожно думала я.

– Митя, Маша, это же будет фиктивная помоловка, просто, чтобы отвлечь от нас внимание, – пыталась вразумить нас Екатерина Андреевна. – Маша, ты же говорила, что у тебя нет жениха.

– А меня не надо спросить? Может, у меня уже есть невеста, – остановившись, с вызовом глядя на Екатерину Андреевну, сказал Дмитрий.

«Конечно, та фигуристая вдовушка, красивая, зараза. Кто ж от такой откажется», – почему-то с завистью подумала я.

– Да брось, ты, Митя, твоя Ольга тебе не пара, – махнула рукой, Екатерина Андреевна.

– А вот это мне решать, – рявкнул Дмитрий, подходя к ломберному столику, стоящему у окна.

«Придется уйти и где-то найти жилье и работу, чтобы дождаться следующего летнего солнцестояния. Выбора нет», – решила я.

– Я прошу вас, не нужно ссориться, – попыталась я успокоить их и себя. – Я уеду, и все вопросы отпадут, не нужно ничего придумывать. Я и так многим вам обязана.

– Нет, никуда ты не поедешь, – категорично заявила Екатерина Андреевна. – Во-первых, ты еще не оправилась до конца от ранения, во– вторых – твой внезапный отъезд вызовет еще больше вопросов, в третьих – я не хочу, чтобы ты уезжала. Митя, – повернувшись к нему, попросила Екатерина Андреевна, – я ведь права, скажи.

– Права, – буркнул Дмитрий.– А это что такое, – указывая на мой прожектор, стоящий на ломберном столике, спросил он.

– О, это Маша сделала, – оживившись, сказала Екатерина Андреевна, – вскочила с дивана и подошла к ломберному столику. – Я сейчас тебе покажу, как он действует.

«Зря это она начала. Сейчас еще больше гром грянет, знаю по брату, Дмитрий еще не успокоился», – рассуждала я, и настороженно следила за реакцией Дмитрия, пока Екатерина Андреевна рассказывала про разбившееся зеркало и зажигала свечу.

Она зажгла свечу, направив прожектор в темный угол зала, зал полностью осветился.

– Видишь, это же настоящее открытие. Машенька – настоящий технический гений, – продолжала петь мне дифирамбы Екатерина Андреевна.

– Хватит, – стукнул кулаком по столу Дмитрий так, что свеча в прожекторе потухла. – Две сумасшедших бабы, вместо того, чтобы выйти замуж и нарожать детей, лезете в мужские дела. Одна, – повернувшись корпусом, ткнул пальцем в Екатерину, – ювелирным искусством занялась, вторая, – ткнул пальцем в мою сторону, – лезет в технику. Этим испокон века мужчины занимались, а не сумасбродные бабы, – резко высказал Дмитрий и стремительно вышел из комнаты.

– Вот и поговорили, – плюхнувшись на стул, сказала Екатерина Андреевна, и мы, переглянувшись с ней, расхохотались.

35.

– Мадемуазель де Бомон, еще раз прощу прощения за вторжение, но уверяю вас, письмо будет возвращено, – сказал Михаил Илларионович, с восторгом глядя на Лию.

– Я была очень осторожна, не понимаю, как им удалось обвести меня вокруг пальца, – нервно теребя шелковый носовой платок, проговорила Лия.

– Разрешите, – взяв под руку Лию, Михаил Илларионович повел ее к беседке, затянутой зеленью.

Михаил Илларионович устроил встречу с Лией де Бомон в саду, зная, что она прогуливается там по утрам.

– Я прошу вас ничего не предпринимать, – Михаил Илларионович помог Лии зайти в беседку. – И ничего не сообщать никому, вы понимаете, о ком я говорю, – смотря в глаза, подчеркнул он.

– Хорошо, я буду ждать от вас вестей.

– Какие еще письма пропали?

– Все остальные письма на месте. Возможно, их читали, но не могу утверждать.

– Да, чуть не забыл, предупредите об этом шевалье.

– Непременно. Михаил Илларионович, благодарю вас, но мне пора ко двору.

– К сожалению, не смогу вас сопроводить, не нужно, чтобы нас видели вместе.

– Несомненно, Михаил Илларионович, жду от вас вестей, – уже кокетливо проговорила Лия де Бомон, подавая руку Воронцову.

Михаил Илларионович поцеловал руку Лии. Лия, улыбнувшись, вышла из беседки. Она знала, что нравится Воронцову, и была уверена, что он непременно будет провожать ее взглядом. И Лия пошла по аллее не торопясь, плавно покачивая бедрами. Михаил Илларионович стоял и смотрел, как она исчезает за поворотом аллеи.

36.

Дмитрий с утра решил заехать к Екатерине Андреевне и попросить у нее прощения за свою вспыльчивость. У нее и у Марии. Он сам не понимал, чем именно она его раздражала или наоборот привлекала. Его злила эта неопределенность, он любил, когда все ясно и понятно. Но с Марией так не получалось.

Дмитрий точно знал, что Мария его привлекает своей необычностью, которая кроется в мелочах, в ее какой-то свободе.

И ее прожектор, который она сделала из осколков зеркала, его поразил, в чем он и не хотел себе признаваться.

Екатерину Андреевну он застал в ее кабинете. Она сидела за столом и увлеченно писала письмо.

– Доброе утро, Катюша, прости за ранний визит, да и без предупреждения, – Дмитрий подошел к ней и поцеловал ее в макушку.

– Митя, к чему все эти церемонии, или ты так извиняешься за вчерашнюю грубость? – внимательно посмотрела на него Екатерина Андреевна.

– Да, именно, – покраснев, сказал Дмитрий и, улыбаясь глазами, посмотрел на нее.

– И не смотри на меня таким взглядом, сегодня он не действует, – пытаясь быть строгой, сказала Екатерина Андреевна.

– А я там привез твое любимое жасминовое мороженое, – как бы, между прочим, сказал Дмитрий, подходя к окну и выглядывая в него.

– Ну, хитрец, знаешь ведь, что против мороженного не устою, – не сдержалась и засмеялась Екатерина Андреевна.

– Виноват же. А где твоя гостья? Я думал, вы ни на минуту не расстаетесь.

– Мария на кухне.

– А что она там делает? Неужели готовит завтрак? – съехидничал Дмитрий.

– Нет, – усмехнулась Екатерина Андреевна. – Сказала, что чем-то хочет помочь Глаше и Марфе.

– Интересно, чем она им может помочь. Пойду, посмотрю. Пойдешь со мной?

– Нет, мне нужно ответ управляющему поместьем написать, скоро поеду туда. Иди, посмотри, только не пугай мне Марию. Иначе мороженым не откупишься.

– Хорошо, хорошо, – поспешил выйти из кабинета Дмитрий.

Екатерина Андреевна, обмакнув перо в чернильницу, продолжила писать письмо.

Дмитрий спустился по широкой лестнице в коридор, который вел на кухню. Из кухни он услышал веселый смех Глаши, недоверчивое ворчание Марфы и звонкий голос Марии.

Дмитрий тихо подошел к приоткрытой двери, ведущей на кухню. Он встал так, чтобы его не было видно, и стал наблюдать за происходящим.

Кухня в доме Екатерины Андреевны была просторной и светлой, с каменными полами, большой печью, дубовым столом и полками, на которых располагалась кухонная утварь.

На кухне происходило что-то странное. Стол был сдвинут в сторону, Мария, с подоткнутой юбкой стояла посреди кухни и руководила Глашей, которая стояла с палкой и неловко ею водила по полу. А на палке моталась какая-то тряпка. Марфа, сложив руки на полной груди, с неодобрением смотрела на Марию и Глашу.

Дмитрий отметил стройные ноги Марии, пожалев, что обычно, они скрыты юбками.

– Да не так ты делаешь, только грязь развезешь. Я же хочу, наоборот, чтобы было быстро и легко. Дай сюда, – Мария отобрала палку с тряпкой у Глаши. Она сняла тряпку, нагнувшись, пополоскала ее в тазу, ловко отжала ее, встряхнула и накинула на палку. Палка, оказывается, внизу была вставлена в толстую дощечку, на которую и наматывала тряпку Мария.

Мария широкими движениями стала вести палкой с тряпкой.

– Смотрите, все точно так же, как если бы вы мыли руками, только спина с коленями не болит и все быстрее моется.

– А как же паркет натирать? Тоже палкой? – недоверчиво спросила Глаша.

– Нет, – сказала Мария, выпрямляясь и сдувая с лица волосы, – паркет так нельзя мыть. Эта швабра, – сделала ударение Мария на незнакомом слове, – для любых полов, кроме паркета. Ну и плитку, иногда можно так, по-быстрому помыть, когда нет нужды щеткой чистить. – Со знанием дела говорила Мария.

– Ерунда все это, – сердито проговорила Марфа, разглаживая белый фартук на животе.

Марфа была невысокого роста, немолодая, пухленькая, в белой косынке, которая прикрывала роскошную косу, уложенную вокруг головы.

– Доброе утро, Дмитрий Михалыч, – поклонившись и улыбаясь, пропела Марфа, заметив Дмитрия.

Недовольный тон ее исчез. Она уважала Дмитрия и любила, когда он заезжал к Екатерине Андреевне в гости.

Дмитрий прошел в кухню. Мария покраснела и быстро одернула юбку.

– Доброе всем утро. А что это вы тут делаете? – заинтересованно спросил Дмитрий.

– А барышня учит нас полу мыть этой, как ее? – повернувшись в сторону Марии, спросила Глаша.

– Шваброй, – напомнила Мария, – доброе утро.

– Очень интересно, – с иронией проговорил Дмитрий.

– А я говорю, что это ерунда и никчемная затея, баловство, – проворчала Марфа.

– Я все уберу, – сказала Глаша, наклонившись, подняла таз и понесла его из кухни.

– Дмитрий Михайлович, – потирая руки, сказала Мария, – мне нужно с вами поговорить. И это не терпит отлагательств.

– Ну, хорошо, – сделав приглашающий жест в сторону лестницы, сказал Дмитрий.

– Одну минуту, я вымою руки, – Мария кинулась к кувшину с водой, сполоснула руки и выбежала из кухни за Дмитрием.

37.

Хоть я и дала себе слово ни во что больше не вмешиваться, я не могла промолчать про письмо. Ведь это прямая угроза будущему. Я долго думала, как и кому рассказать про то, что услышала в Петергофе, про письмо, про угрозу, про мадемуазель де Бомон. Я решила рассказать все Дмитрию, близкому другу Ивана Ивановича Шувалова.

Я долго не могла собраться с духом, чтобы начать свой рассказ и нервно ходила взад-вперед по залу. Дмитрий, севший в кресло, с любопытством смотрел на меня. Видимо, не отошел еще от моего вида со шваброй, я чуть не захохотала, представив его выражение лица, когда он меня увидел.

Да, мало он на меня орал, увидев прожектор. Тут я еще добавила швабру, а сейчас добью новостью про мадемуазель де Бомон. Ну, что, делать нечего, нужно рассказывать.

– Дмитрий Михайлович, – хрипло начала я, и стала прокашливаться.

– С вашего позволения, Дмитрий, уж если слухи о нас пошли, то можно по имени обращаться, – предложил он.

– Хорошо, Дмитрий, – я встала перед ним. – Прошу выслушать меня внимательно и не считать меня сумасшедшей.

– Заинтриговали, – улыбаясь и смотря на меня снизу вверх, сказал Дмитрий.

– На балу, в Петергофе, я стала случайной свидетельницей разговора канцлера Бестужева и его помощника, – я внимательно следила за реакцией Дмитрия.

Он выпрямился в кресле, и от его радушия не осталось ни следа.

– Ему донесли, что императрица передала письмо мадемуазель де Бомон. Он приказал выкрасть письма мадемуазель де Бомон.

– Что? – побледнев, Дмитрий вскочил с кресла. – Какого черта вы оказываетесь во всем замешаны?

Дмитрий сделал шаг мне навстречу, и теперь он смотрел на меня сверху вниз. Он стоял так близко, что я видела, как его зрачок на моих глазах уменьшается и становится размером со спичечную головку. Мне стало страшно. Но я решила продолжать свой рассказ. По спине у меня потек пот, руки стали ледяными, как всегда при сильном волнении.

– Важно, для безопасности государства, не допустить, чтобы письмо попало к Бестужеву.

Дмитрий отвернулся от меня, прошел к окну, боком прислонился к стене, и стал смотреть в окно.

– Почему я должен вам верить? – не поворачиваясь ко мне, спросил он.

– Я не могу ничего доказать, но я точно не шпионка Бестужева, да вообще, ничья шпионка. Есть еще одна вещь, которую я должна сказать.

– И что еще? Чем еще вы можете меня удивить? – с иронией спросил Дмитрий.

Видимо, его злость и неверие проходили. Я знаю, что люди с взрывным характером, вспыхивают быстро, но иногда, также быстро и остывают, эмоции отпускают, и они начинают трезво оценивать ситуацию.

– Конечно, это ни на что не повлияет, но я считаю, что вам нужно это знать, – я сделала глубокий вдох и выдох, пытаясь утихомирить быстро бьющееся сердце. – Мадемуазель де Бомон – мужчина, он – шевалье де Бомон.

– Чушь, – расхохотался Дмитрий.

Я немного расслабилась, потому что ожидала снова грома и молнии. Даже стало немного обидно, что такую информацию, он воспринял настолько несерьезно, можно подумать, каждый день им сообщают, что дамы, за которыми они ухлестывают, мужчины.

– Верите вы или нет, но это так, – воскликнула я, пытаясь привлечь внимание хохочущего Дмитрия.

38.

Михаил Илларионович отложил перо, отодвинул недописанное письмо и недовольно посмотрел на вошедшего помощника Григория.

– М-михаил Ил-лларионович, т-только что д-доложили, – чуть заикаясь, сказал Григорий и встал перед столом,– п-письмо мадемуазель д-де Б-бомон у л-личного п-помощника Юб-беркампфа.

Михаил Илларионович недовольно хмыкнул, потер переносицу и снова в упор посмотрел на помощника.

– Юб-беркампф отп-правится с п-письмом в М-москву к Г-гольдбаху, – продолжил Григорий.

– Когда Юберкампф получил письмо? – Михаил Илларионович откинулся на спинку кресла.

– В-вчера в-вечером.

– Когда он выезжает в Москву?

– З-завтра утром.

Михаил Илларионович встал из-за стола, прошел к комоду, на котором стоял графин с рюмками мимо Григория так близко, что Григорий отшатнулся от него, а потом повернулся следом за Михаилом Илларионовичем к комоду.

Михаил Илларионович налил себе рюмку водки, залпом выпил, со стуком поставил рюмку и повернулся к Григорию.

– Сейчас же сам езжай за графом Строгановым, проси прибыть немедля.– Он опять прошел мимо Григория к столу, Григорий вновь отшатнулся.

– С-слушаюсь, – ответил Григорий и стремительно вышел из кабинета.

Михаил Илларионович взял со стола письмо, которое писал, когда пришел Григорий, посмотрел на него и с ожесточением порвал на мелкие кусочки и бросил на стол.

39.

Дмитрий подъехал к дому графини Ростовцевой, вышел из кареты и услышал громкие голоса из сада, расположенного во дворе, с другой стороны особняка.

Дмитрий поспешил на крики, он прошел мимо цветника, в котором цвели изящные розы и золотистые бархатцы, отцветали пионы, прошел мимо беседки к старому раскидистому дубу. На полянке у дуба собралась небольшая толпа.

Екатерина Андреевна сосредоточенно, чуть нахмурившись, смотрела на дерево. Глаша, сложив на груди руки, что-то шептала. Кухарка Марфа, вытирая полотенцем руки, подталкивала кучера Платона к дереву и что-то ему сердито говорила. Платон, держась за спину, пытался разогнуться и посмотреть на дерево.

А высокая и полная прачка Пелагея в сером льняном платье, белом чепце и фартуке, повязанном поверх большого живота, бегала под деревом, размахивая красными, распаренными от горячей воды и щелочи руками и кричала.

– Федька, паршивец, ты зачем полез на дерево, – она кричала пронзительно тонким голосом, совершенно не подходившим к ее фигуре, от которого Екатерина Андреевна только морщилась, но не отводила взгляда от дерева.

Дмитрий подошел поближе к ним и наконец-то посмотрел на дерево и тихо охнул.

На толстой ветке у большого дупла, вцепившись в ветку и зажмурив глаза, лежал вихрастый белесый мальчишка, лет пяти-шести. А чуть ниже, на соседней ветке стояла Мария, босая, в кюлотах и рубашке, с растрепанными волосами. Она что-то тихо говорила Феде, но тот, не открывая глаз, отказываясь, мотал головой.

– Катя, что она делает? – тихо спросил Дмитрий Екатерину Андреевну, подойдя к ней. Екатерина Андреевна вздрогнула от неожиданности, невидящим взглядом сначала посмотрела на Дмитрия, потом сфокусировавшись, ответила.

– Федя, сын нашей прачки залез на дерево, в дупло ему захотелось залезть, а слезть боится, – и снова устремила взгляд на дерево.

– Лестница где?

– Вчера как на грех, Платон полез на нее чинить ворота в каретном сарае, и упал. Сам ушибся, вон, видишь, за спину держится, и лестницу сломал.

– А садовник где?

– Кузьму я отправила за овощами и фруктами в поместье, вечером вернется.

Весь разговор прошёл быстро, потом Дмитрий молча снял кафтан, протянул его Екатерине Дмитриевне.

– Держи кафтан, я помогу.

– Только я прошу, не убейтесь все, – попросила Екатерина Дмитриевна и прижала кафтан к груди.

Дмитрий подошел к дубу, поднял голову и оценил обстановку.

– Мария, слезайте, я сниму Федю. Давайте, я помогу вам слезть.

– Погодите, сейчас я его вам передам, вы примите его, тогда я уже сама слезу, не мешайте, – отмахнулась Мария.

Мария сделала осторожно пару шагов по ветке, рукой придерживаясь за небольшой вырост на дереве, вторую руку протянула к Феде. Он был совсем рядом с ней, и она могла его обхватить рукой. Осложняло все то, что Федя не открывал глаза и мертвой хваткой вцепился в ветку, обхватив ее руками и ногами как обезьянка.

– Не дурите, – строго проговорил Дмитрий.

– Федька, сынок, – прошептала Пелагея и сделала шаг вперед.

– Ой, убъется сейчас, – громко сказала Глаша и прикрыла рот ладошкой.

– Тихо, – цыкнула Марфа и замахнулась на нее полотенцем.

Мария, улыбаясь, что-то сказала Феде. Он открыл глаза и посмотрел на нее, согласно кивнул и, осторожно отцепившись от ветки, протянул руку к Марии. Она обхватила Федю за талию, Федя обхватил ее шею рукой и, соскользнув с ветки, повис на Марии. Мария, обхватив его за талию, покачнулась, но быстро восстановила равновесие.

– Дмитрий Михайлович, сейчас я вам спущу его, держите, – громко сказала Мария, не опуская головы.

– Хорошо, я готов, – сказал Дмитрий, поднимая руки.

Мария присела так, что Федя оказался у нее на коленях. Она продолжала рукой держаться за вырост на дереве, потом перехватила руку с талии Феди на его запястье, на ухо сказала ему что-то, он улыбнулся и убрал руку с ее шеи.

Мария стала осторожно опускать Федю вниз, крепко держа его за руку. Дмитрий подхватил Федю за ноги, потом за талию.

– Отпускай, я держу, – скомандовал он Марии.

Мария отпустила руку Федю, и он оказался в крепких объятиях Дмитрия. Федя сидел на руках у Дмитрия и вертел головой во все стороны, довольно улыбаясь. Дмитрий наклонился и спустил его на землю.

К Феде тотчас же кинулась Пелагея.

– Федька, сыночка, – она подбежала и фартуком в мокрых пятнах, вытерла его нос, и щеки с грязными дорожками от слез, потом, спохватившись, дала легкий подзатыльник, – паршивец, ты что делаешь? – уже сердито спрашивала она, – барышне пришлось на дерево лезть.

Тут все вспомнили про Марию. Мария в это время уже спрыгнула с дерева и надевала туфли, валявшиеся под деревом.

– Барышня, благодарствую, – прокричала высоким голосом Пелагея и потащила Федю, не слушая его верещаний в пристройку к дому. Федя успел обернуться и, хитро прищурив глаз, улыбнулся Марии.

Глаша, Марфа и Платон не спеша пошли следом за ними.

Екатерина Андреевна подошла к Марии, приобняла ее.

– Что ты сказала Феде? – заинтересованно спросила она.

– Да так, фокус обещала показать, – пожав плечами, ответила Мария.

– Идемте, нужно что-нибудь выпить и успокоиться, догоняйте, – сказала Екатерина Андреевна Дмитрию и Марии, и с камзолом в руках, пошла в дом.

– Да, сейчас придем, – крикнул Дмитрий вслед Екатерине Андреевне, она, не поворачиваясь, махнула рукой.

Дмитрий стоял рядом с Марией, и смотрел на нее сверху вниз, ростом она была ему до подмышек.

– И что ты опять устроила?

– Я? – искренне удивилась Мария, заплетая косу. – Кстати, – пришла в себя Мария, – уж будьте любезны, определитесь, на вы мы или на ты, – довольно агрессивно спросила она.

– Если нас уже сватают, то я думаю, что можно и на ты, – усмехнувшись и демонстративно оглядывая Марию с ног до головы, сказал Дмитрий. Взгляд Дмитрия задержался на волосах Марии, которые на солнце стали золотисто – медовыми.

– Так вот, – подняв подбородок, чтобы казаться выше, возмущенно проговорила Мария, – во– первых, я помогла мальчишке, во-вторых – нечего на меня пялиться, в-третьих – спасибо за помощь.