Текст книги "Шаг навстречу"

Шаг навстречу
Татьяна Муратова

© Татьяна Муратова, 2024

ISBN 978-5-0064-6407-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шаг навстречу
Глава первая. Не совсем удачное знакомство

У перекрёстка двух старинных улиц Санкт-Петербурга, там, где практически нет деревьев, зато много камня и барельефы на фасадах, на первом этаже жилого дома в начале лихих девяностых годов расположился небольшой, но уютный ресторан «Лазурный берег». Ни берега, ни лазури вокруг и даже на горизонте мегаполиса не наблюдалось, но то ли чувство юмора, то ли полёт фантазии подвигли владельца оформить заведение именно в стиле знойного лета: морские пейзажи, умопомрачительные абстрактные картины, изображающие южные томные вечера, пальмы в огромных цветочных горшках, музейные свечи, громоздкие шторы с аляпистыми ламбрекенами, борьба голубого, белого, оранжевого тонов в декоре как претензия на семантику цвета – и народ, оголодавший на талонах, потёк отмечать юбилеи, дни рождения, банкеты с умеренным количеством гостей. Потом, опять же, на пятачке брусчатой уличной мостовой при входе можно покурить, что немаловажно.

В тот вечер собрались праздновать свадьбу, зал заказали на семьдесят персон и ресторан ждал своих посетителей. Треть приглашённых вместе с женихом и невестой в данный момент задерживались на венчании в церкви, другие две трети, менее верующие, настроенные на кутёж, подтягивались сразу к трапезе.

Напротив входа припарковалась «девятка» с московскими номерами, из неё не спеша появился мужчина лет тридцати пяти в пиджаке малинового цвета и в чёрных брюках, чуть примятых от езды, лакированных туфлях, со слегка наметившимся «трудовым мозолем». Румяные гладковыбритые щёки не оставили сомнений стороннему наблюдателю – человек привык жить сыто; подтверждением вывода могла служить сверкнувшая при наведении лоска бордовым галстуком массивная золотая печатка на пальце. Мужчина пригладил начинающую лысеть голову, огляделся по сторонам, обошёл автомобиль и, открыв дверцу с другой стороны, подал руку даме. Появившаяся дама смотрелась хорошо: крашеная блондинка, но удачно, не тоща и не толста, ну, чуть-чуть упитанна, длинное с рюшами блестящее платье по фигуре и туфли на шпильке.

– Молодые, похоже, задерживаются, но в ресторане нас ждут, можем марафет навести и покушать, – объяснил мужчина, нелепо выставив вперёд ногу в остроносой туфле.

– Глеб заснул. Может, ну его, пусть дрыхнет, протрезвеет за час немного, – повела плечами женщина, утомлённая долгой дорогой, и алой помадой мазнула по губам, уточнив акцент на своём и без того агрессивном макияже.

– Не-а, разбужу, в ресторане хоть туалет имеется, а то обоссыт мне салон…

Малиновый пиджак, открыв заднюю дверцу, наполовину исчез в машине и через пару минут выволок на свет божий третьего участника путешествия с совершенно осоловелыми глазами, тут же икнувшего на путешественников пивным перегаром, отчего дама брезгливо поморщилась.

– Приехали, Глеб.

– О-о! Это – злачное Ленин… питерское заведение, к-которое мы арендовали для свадьбы Тимура?

– Оно, но молодые появятся через час.

– Тогда пусть нас пока по-покормят.

– Покормят.

– И напоют.

– И напоют, только тебе хватит, с утра отмечаешь. Тимур с невестой приедут, а ты уже хорош? Дотерпи до поздравлений.

Мужчина в ответ фыркнул, пытаясь растереть онемевшую шею:

– Пф, Тимуру плевать, потому что, блин, он счастлив, а мне необходимо расслабиться, принять ванну, выпить чашечку кофе…

Все трое вошли, их усадили за стол, подали лёгкую закуску. Компания прибыла из Москвы на свадьбу питерского друга. Лет восемь назад судьба свела вместе разных по статусу, возрасту и характеру молодых людей, все трое начинали первые шаги в бизнесе, организуя кооперативы, раскручивались, кто более удачно, кто менее. Тимуру повезло меньше, он затеял продажу музыкальных инструментов, прогорел, потом заболел онкологией, не вылезал из больниц, но Глеб и Вячеслав по старой дружбе поддерживали товарища. Сейчас Тимур подлечился, начал зарабатывать и неожиданно влюбился, да так, что решил жениться, на свадьбу позвал москвичей – Вячеслава с женой и Глеба; первый стал совладельцем частного мясокомбината, пятый год как женился, но с детьми не ладилось; второй не обременял себя семейными проблемами, финансово стоял на ногах крепко, сумел удержать и раскрутить один из отцовских коммерческих проектов по продаже нефтепродуктов, потом занялся консалтингом, иногда позволял себе «расслабиться» и как-то незаметно «иногда» превратилось в «частенько». Друзья знали его слабость, но относились философски, ибо прошедшие годы убедили: дружбу не пропьёшь.

Кроме москвичей, в банкетном зале собрались знакомые жениху музыканты и родственники с двух сторон. Прошло уже более часа с приезда московских гостей, которые поели и выпили заочно за здоровье молодых. Мужчины расстались с пиджаками – в зале становилось шумно и томно, все трое раскраснелись, возникла нужда в глотке свежего воздуха.

– Пойдём, покурим? – предложил Вячеслав.

– Пшли, – мотнул головой так и не протрезвевший Глеб; друзья, встав, направились к выходу.

Тут объявились молодые вместе с оставшимися приглашёнными, свежие, одухотворённые. Вячеслав с женой принялись раскланиваться с обвенчанными, а Глеб, завернувший в туалет, пропустил жениха с невестой и, выйдя, столкнулся с прибывшими гостями, конкретно – с суровой женщиной лет сорока пяти и её дочерью. Откровенно говоря, его нехило качнуло и врезало в девушку в дымчатом трикотажном платье с самой обыкновенной косой цвета натурального золотистого блонда.

– Пр-ростите, обычно я хож-жу гораздо ровнее, – попытался извиниться москвич, застыв внезапно с открытым ртом.

Глядел на засмущавшуюся до румянца гостью, охватывая полным впечатления взором и классическую длину шеи, и трогательный изгиб губ, и тёплый оттенок зелёных глаз, изумительно сочетающихся с формой почти незримых бровей.

– Пойдём, Вера, – скрипуче потянула женщина за собой дочь, даже не взглянув на Глеба.

Закурив на улице, мужчины лениво переговаривались. Глеб тоже закурил любимый «Parliament», но, всколебавшись, молчал. Часть хмеля из головы незаметно выветрилась.

– Интересно, кто это?

– Где?

– Столкнулся сейчас с девушкой и её матерью.

– Кто-то из гостей. А что? – удивился Вячеслав.

– Я влюбился.

Собеседник хмыкнул:

– Не смеши меня, дружище, сегодня же найду для тебя хлёсткую любвеобильную на ночь красотку.

– Сам могу, – мрачно бросил незадачливый ухажёр.

Друзья вернулись, сели на свои места. Столов на восемь-десять персон стояло шесть: три – для гостей со стороны невесты, три – для гостей со стороны жениха. Вера с мамой сидели со стороны невесты. Тамада взял слово, с шутками да прибаутками начал знакомить между собой всех присутствующих. Женщина оказалась крёстной невесты. Начались поздравления, обычная свадебная кутерьма. От их столика взял слово самый опытный и красноречивый Вячеслав, потом гости разлили положенный на свадьбу алкоголь и выпили за здоровье молодых. Те поцеловались. Глеб встал.

– Ты куда? – окликнул друга Вячеслав.

– Пойду знакомиться.

Визитёр взял стул, подошёл к столику Веры и сел напротив.

– Разрешите с вами познакомиться?

Крёстная поморщилась: молодой человек ей явно не нравился, но ссориться или уходить досрочно со свадьбы казалось неприличным. Вера опять порозовела и опустила глаза.

– Меня зовут Глеб Генжирдан, я – друг жениха из Москвы.

– Мы – подруги невесты, я – Наталья Александровна, это – Вера, – женский голос морозил не хуже небезызвестного холодильника «ЗИЛ».

Девушка на секунду подняла глаза, но Глеб ждал и уловил краткий смущённый взгляд – нет, он не ошибся, за этот взгляд он готов… ну, даже бросить пить, что ли.

– Вы, Вера, учитесь или работаете?

– Ещё учусь, – спокойно ответила та.

Голос оказался глубоким и грудным, обещая мужчине эйфорию будущего общения.

– Если не секрет, то где?

– В финансово-экономическом, на третьем курсе.

– Надо думать, Вам лет двадцать-двадцать два?

– Двадцать один, мы с Машей, невестой, ровесницы.

– А Вам, – пытаясь проявить вежливость, спросила Надежда Александровна, – Глеб… как по отчеству?

– Николаевич, – маячившая на горизонте эйфория, наткнувшись на ледяной язвительный тон, померкла.

– Глеб Николаевич, сколько лет?

– Двадцать восемь, Наталья Александровна, двадцать восемь.

– И что: семья, дети?

Глеб усмехнулся, чувствуя, что женщина всячески стремится его поддеть, явно не импонируя – боже, как он её понимал!

– Нет, скажу честно: коммерция, водка, любовницы.

Собеседница с пониманием кивнула, словно довольная ответом – мол, так я и думала – и чуть приглушённо прошипела:

– Вот и идите за свой столик к друзьям, любовницам и водке, не заставляйте нас с Верой покинуть этот праздник – мы еле выбрались, хотели порадовать крестницу…

Глеб посмотрел на Веру – та немного ссутулилась, разглядывая свои руки; прядка волос, золотистая в преломлении приглушённого электрического освещения, упала на лоб и столь же золотистые ресницы.

– Пойду Тимура поздравлю, – встал, слушая гнетущую тишину за спиной, и направился к молодым.

– О, Генжирдан! Я так рад, что ты выбрался, – они обнялись с Тимуром. – С тобой всё в порядке?

– Я всегда в порядке.

– Познакомься, моя невеста…

Глеб вернулся за свой стол через пять минут, демонстративно налил водки, выпил, сел и принялся ковырять в салате. Его друзья, тоже охмелевшие, увлеклись игрой с тамадой, Вячеслав только хмыкнул:

– Облом?

Глеб поморщился.

– А ты, когда протрезвеешь, купи алые розы, торт «Метрополь», золотые серёжки и подкати.

– Меня… не захотят…

Жена Вячеслава, встряхнув шапкой лакированных волос, повернулась к мужчинам:

– Да вы что, олухи, слепые? Они же верующие – невооружённым взглядом видно – таких невест сначала в церковь, в ЗАГС ведут, а уж потом – в постельку. Откуда только берутся такие?

Глеб чувствовал себя хреново, но не мог в расползающемся сознании внять, отчего – то ли перепил, то ли упустил, поэтому налил себе ещё водки (пойло мерзкое – палёная «Гжелка», не иначе, но плевать). Начались танцы под магнитофон. Глеб выпил, поднялся, вновь качнувшись. Пошёл к Вере.

– Разрешите п-пригласить?

Наталья Александровна зыркнула сердито, но Вера поднялась. Глеб вообще-то неплохо танцевал – ещё до армии на спор выучился, но сейчас алкоголь сковал члены, руки и ноги плохо слушались, в голове – туман, однако сообразил, что с девушкой следует обходиться аккуратно. Вера оказалась на полголовы ниже (на каблучках небольших), блазнила яблоком и чистотой, на шее на цепочке качался маленький серебряный крестик – никакого золота и рвущей глаз алой помады.

– Я вам противен?

– Вы неплохо танцуете.

– Вера, дайте свой номер телефона, пожалуйста, я позвоню, когда буду трезвым и в-вменяемым.

– Маме не понравится.

– Я прошу только номер телефона.

– Тогда запоминайте, – Вера быстро продиктовала цифры, – повторять не стану, записывать тоже.

Глупая, она ведь не знала, что он финансист, ещё и не такой набор запоминает с первого раза в любом состоянии. Вот помнится… – ох, лучше не вспоминать, сейчас стыдно и страшно. Больше не разговаривали, ибо Глеб чувствовал, как окончательно плывёт, пытался сосредоточиться только на том, чтобы не запутаться ногами и ненароком не растянуться на паркете, да не отравить партнёршу своим амбре. Ему было глубоко чихать на хихикающих московских друзей и брезгливо сжимающую уста Наталью Александровну. Вернувшись за столик, пялил на Веру глаза и ничего не мог с собой поделать. Её мама разнервничалась и, извинившись перед новобрачными, увела дочь домой. Глеб сходил в санузел, потом, забравшись в машину, свернулся калачиком на заднем сидении и заснул, почти не ощущая, как московские друзья толкали, тащили в такси почти за шиворот. Его увезли в гостиницу, где он свалился на подвернувшуюся горизонтальную поверхность, уйдя в «нирвану».

Глава вторая. Лучший город на земле

Утро после подобных уже регулярных «улётов», противное, муторное, встретило ливнем за окном и неприятным осознанием персонального душевного сепсиса. Как обычно в таких случаях, Глеб поплёлся в ванную под контрастный душ, долго чистил зубы, плевался, пил воду, потому что рассола не нашёл, потом элементарно отжимался до пота и дрожи, так как любимый тренажёрный зал остался в Москве. После – опять душ, яичница, крепкий кофе – и к обеду чувствовал себя уже вполне пригодным к форсингу. Раз он в Питере, провернёт пару нужных встреч. Набрал номер, что вчера продиктовала Вера – полная ерунда, она его обманула. Тогда позвонил Тимуру, просил через жену узнать координаты дочери крёстной. Друг хмыкнул:

– Я Веру плохо знаю, больше с её мамой общался, но девушка вроде серьёзная, верующая, музыкальную школу закончила, хореографическое отделение – на таких, Глеб, только женятся, а ты ведь не готов, да и выпиваешь регулярно, говорят. Правда?

– Правда, Тим, но фирму не просру, не волнуйся.

Тимур продиктовал городской номер телефона, а также адрес института. Глеб сразу поехал, нашёл нужный факультет, стал ждать, одновременно обзванивая из телефонной будки напротив знакомых предпринимателей со связями. Потом увидел Веру, выходившую из здания.

– Вера, здравствуй.

– Здравствуйте… Глеб, – и удивлённое молчание с её стороны.

– Ты очень долго, пары закончились час назад. Освободилась?

– Освободилась, просто заходили с девчонками кофе попить, – она смутилась.

– А я тебя жду.

Вера была одета просто, неброско: в голубую водолазку и джинсовый сарафан, студенческий рюкзак из кожзаменителя за спиной, вместо косы – простой хвостик из пшеничных волос, а у него внутри опять затрепетало тонко, горько. Нет, он вчера не обманулся, хотя проспиртовался до потери адекватности.

– Ты вчера подшутила надо мной, дала липовый номер телефона.

– Простите, не думала, что запомните.

– Прощаю, но больше не обманывай.

Сказал не грубо, но твёрдо, с властью, так что девушка взглянула с уважением. Глеб вздохнул – возможно, у него круги под глазами, да слегка осунулся – или просто вчера опухший был, но гладко выбрит, стрижка модная, одевался явно не в комиссионном магазине и не в кооперативном ларьке – кожанка, джинсы заграничные. Глеб знал, что нравился девушкам, но ведь Вера лицезрела, в кого он мог превратиться при определённых обстоятельствах, поэтому не купится ни на внешность, ни на обходительность. Посмотрел прямо, словно выжидающе:

– Я в Питере до среды. Покажешь город?

Вот так, по-деловому. Видно, хотела отказать – замялась, но в глазах у него не наглая и грешная, а честная и искренняя просьба, поэтому девушка согласилась.

Решили пойти пешком. Глеб бросал на Веру взгляды, словно ребус решал, она же на него не смотрела вовсе. Сперва шли молча. Первой заговорила Вера:

– Вы приехали на машине?

– Вячеслав на своей «девятке» подвёз. Он с женой сегодня уезжает, а мне дела некоторые утрясти надо.

– Тимура давно знаете?

– Ты мне не выкай, не настолько уж я старше. С Тимуром знаком с семнадцати лет, после армии вместе шабашили, музыкой увлекались, он тогда в Москве жил, хотя сам из Ленинграда… Куда ты меня ведёшь?

– Прогуляемся вдоль канала, в Москве вспомнишь питерские дожди. Мы с друзьями часто пешком до метро ходим, и в центр, и на Марсово поле, и в Летний сад, – Вера, наконец, взглянула на Генжирдана без смущения.

– Парень есть? – спросил отрывисто, выдавив из себя жизненно важный вопрос.

– Э-э… скорей всего, мы разные смыслы вкладываем в это слово. Но, и с тем и с другим смыслом – нет, пожалуй.

– Почему?

– Родители считают, надо сначала образование получить, семью и учёбу трудно совмещать, особенно женщине, – Вера выронила, как понял Глеб, нравоучительную фразу Натальи Александровны, невольно скопировав её интонацию.

– Хочешь сказать, твоя мама всё запланировала? Типа: дочка оканчивает институт, мы ей сразу жениха находим?

– Именно так, – Вера кивнула, не уловив сарказма.

– А не получится?

– Почему же, алгоритм действия довольно прост. Едешь к Ксении Блаженной на Смоленское кладбище, пишешь записочку – и святая находит жениха. Многие так замуж выходят, вчерашняя свадьба тому пример: Маша Ксеньюшке молилась, очень уж ей семью хотелось. – Вера перевела взгляд с переполненного катера, шумного, яркого на собеседника. – Ты крещёный?

– Крещёный, – Глеб по-прежнему серьёзен: слишком непривычно то, что с ним происходит, даже щекотно внутри.

– Но в церковь не ходишь?

– Не хожу.

– Хоть раз в жизни причащался?

– До трёх лет нянька украинка водила в церковь, причащался.

– Ты рос с няней?

– Да…, с няней и без мамы.

Вера, остановившись, пристально посмотрела Глебу в глаза, он не отвёл их, и ему показалось, что в теплеющей осенней зелени радужки зарождается понимание.

Уличные музыканты, почти целый оркестр с ударной установкой, электрогитарой, трубой и валторной, расположившиеся прямо на мостовой, закончив с летним мотивом «Белых ночей», понеслись в зиму на трёх белых конях, и Вера, выудив из кармана пару монет по десять рублей, опустила те в шляпу.

– А… что случилось? – спросила после небольшой паузы.

Он не сразу ответил, передёрнувшись от резанувшего слух «петуха», пущенного одним из артистов.

– Ничего особенного. У отца сейчас седьмая жена, моя мать была первой, сбежала почти сразу после родов. Батя – хороший, но весь в работе и… падок на женский пол, вот я и рос с няньками лет до четырнадцати, потом уж сам стал расти.

– У тебя нет братьев или сестёр?

– Нет.

– А у меня две младшие сестры, очень принципиальная мама и весёлый папа, – девушка улыбнулась, призывая улыбнуться и его.

– То, что Наталья Александровна строгая, я заметил, ну, а с папой, надеюсь, когда-нибудь познакомимся, – Глеб выдохнул. – Слушай, Вера, есть хочу, я ведь сегодня только кофе пил, да пол яичницы осилил – хреново с бодуна, не до еды. Давай, сейчас в приличное заведение заглянем, обещаю спиртное не употреблять.

Девушка растерялась:

– Я дома питаюсь, мама боится отравлений в общепите, не разрешает туда ходить. Правда, иногда между парами мы с девчонками в пышечную на Желябова бегаем, хотя далеко и очереди… Есть ещё «Лягушатник», с мороженым.

– А я помню ресторан на Мойке, заруливал пару раз, да «Антверпен», но там пиво… Куда ближе – веди.

– Туда ж так просто не попадёшь… – не удивительно, что она растерялась, её семья, похоже, жила скромно, на талоны.

– Ерунда, попадём.

Вера повела на Мойку, и быкообразный бандит, по ошибке называемый швейцаром, перемолвившись с Генжирданом, пустил их в зал, где пахло курицей, кислым вином и прогорклым маслом, что совсем не вязалось с музейным интерьером.

– Я ничего не буду! – Испуганно замахала девушка руками – вспомнила, наверно, «Лазурный берег» и брезгливые комментарии родительницы на несвежесть продуктов за бешеные цены.

– Возьму тебе салат, чай и шарик мороженого, – твёрдо произнёс Глеб, и она опять смирилась.

Себе он взял рыбный суп, котлету по-киевски, салат, кофе, ел не спеша, а Вера удивлённо следила за изысканными манерами; Глебу же элементарно хотелось, чтобы она перестала выразительно думать о том, что же скажет мама.

Потом они ещё немного погуляли по Невскому проспекту, взирая на Казанский собор без креста, на уличных торговцев всем и вся: одеждой, косметикой, пирожными – взирала, вообще-то Вера, а Глеб погрузился во внутренние размышления. Прошли по Университетской набережной с вековыми сфинксами – осень шуршала сухими листьями, а Нева замерла в раздумье, что ей делать с остатками накопленного за лето тепла – отдать влюблённым или спрятать на дно до лучших времён? На автобусной остановке толклись студенты, своим громким смехом и резкими движениями пугая голубей и бабушку в старинной меховой шляпке, кормившей этих голубей семечками. Глеб проводил до дома, не побрезговал в метро спуститься. У подъезда Вера улыбнулась:

– Ты сначала показался каким-то напряжённым, замкнутым, а сейчас вроде успокоился. Почему?

– Оказалось не страшно, – он почти улыбнулся, однако взгляд остался серьёзен.

– В смысле: гулять со мной?

– Да. Я ведь не умею общаться с девушками так, как с тобой сегодня, умею по-другому, но тебе так не понравится… Мы завтра встретимся?

Из подъезда вышел сосед с мопсом на выгул, и Вера вздрогнула. Что ж она пуганная такая?

– Завтра не могу – с родителями договорились на кладбище съездить, могилки убрать.

– Вера, у меня всего три дня, то есть уже два. Может, пропустишь какую-нибудь лекцию, свозишь меня к Ксении Петербургской?

– Ай-ай, Глеб, ты меня провоцируешь. Как потом зачёт сдавать?

– Неужели проигнорируешь желание грешника помолиться и не поможешь ему? Впрочем, можешь взять меня на кладбище, я не безрукий, пригожусь, – он по-прежнему говорил увесисто, и смотрел так же в упор, почти не моргая.

– Кладбище отпадает – не знаю, как отреагируют родители, особенно мама. А вот первую лекцию, действительно, можно пропустить. Только выезжаем в восемь утра и в одиннадцать сорок я должна очутиться в институте. Согласен?

– О`кей. Подойду сюда в восемь утра – правильно?

– Правильно. До свидания.

Глеб стоял и смотрел, как девушка скрывается в подъезде, наверняка, даже никем не целованная, не то, чтоб… Если уж жена, то только Вера. Хотя нужен ли ей такой муж, как он, спивающийся бизнесмен с пятью любовницами?

Генжирдан не оканчивал институт – диплом ему батя купил, но с шестнадцати лет он же приводил сына с собой на работу и тот постигал «университеты» на месте. После армии подарил сыну небольшой дочерний филиал своей фирмы, состоявший на тот момент из довольно облезлого кабинета со старым офисным столом с прилежащими двумя такими же облезлыми комнатами, и сказал:

– Это теперь твоё и от тебя зависит, как пойдут дела дальше: развернёшься, удержишься или потонешь, я – в стороне. Здесь ты – босс. Заведи себе любовницу, можешь на работе, можешь на стороне, только чтобы окружающие, друзья, сотрудники знали: ты – занят. Так проще, охотниц за деньгами, даже небольшими, пруд пруди…

Глеб «завертелся», не гнушаясь финансовыми махинациями на грани законности, помогли природные качества (от отца, наверно): хорошая память, коммерческая хватка, гибкий ум, упорство, смекалка – и взлетел. Завёл пять любовниц по жадности молодых лет, на каждый день, двух на работе, три приходили по очереди на квартиру – как-то чересчур, но втянулся. А, может, просто отца переплюнуть хотел. Развернувшись, приобрёл особняк – они тогда за бесценок уходили – туда любовниц не водил, только помощницы по хозяйству и он. Всё ничего, да спился постепенно: на работе – нет, а с пассиями без выпивки и сигарет не обходилось, практически ежедневно… Душа поросла мхом вредных привычек, но, видать, не атрофировалась до конца; впервые после детских лет (лет до восемнадцати внутри болело всё, крутило страхом оставленности, отчаянием и никому не нужной любви) почувствовал какое-то движение внутри.

Утром стоял как нарисованный возле Вериного дома. Девушка выскочила, пихнула ему рюкзак в руки:

– Подержи, я проспала, ничего не успела, сейчас хоть косу заплету – и вперёд.

Он стоял дурак дураком, смотрел, как Вера заплетает свои густые чуть волнистые с золотистой охрой волосы в тугую косу: «Боже мой, неужели она ничего не понимает? Я же не железный, я же на неё сейчас наброшусь, проглочу, как волк Красную шапочку…». Но Вера не понимала, доплела, забросила рюкзак за спину: «Пошли». В метро в этот час толкучка, Глеб до вчерашнего дня не ездил на метро уже несколько лет – в Москве у него остались две машины, но сейчас благословлял сей вид транспорта с утренней толкучкой – их почти прижало друг к другу, он мог дышать яблочным запахом Вериных волос, рассматривать голубоватую жилку на виске, натуральный цвет ресниц на тон темнее волос и северную бледность кожи, чувствовать мятное дыхание. Именно этого запаха не хватало ему всю жизнь, этой жилки, ресниц, пастельного тона облика, даже прыщика расположившегося по-хозяйски на кончике носа. Глеб взял за руку, чтобы не упала при рывках вагона, и подобный контакт длился мгновением счастья. Потом они шли пешком по Васильевскому острову до Смоленского кладбища, только Вера отняла свою руку. Глеб оказался здесь впервые: в «Астории» был, в «Юбилейном» был, и в Смольном был, а на Смоленском кладбище не был, о Ксении блаженной едва ли слыхал ранее – вроде как прославили недавно. Стоя рядом с девушкой на молебне, обнажённой совестью чувствовал внутренний дискомфорт от въевшейся грязи: пьянства, похоти, лукавства, жестокости, лжи – всего того, что так ненавидел в детстве в отце и его окружении, и эта правда выпирала из него горельефом, он не мог даже написать записку с просьбой к святой, только произнёс у могилы: «Я без Веры пропаду».

На обратном пути студентка разнервничалась, потому что опаздывала на вторую пару. Глеб вызвал такси.

– Садись, – как приказал, а она вновь послушалась.

Вечером следующего дня в среду они пошли в Летний сад. Вера объяснила, почему не ест мягкое мороженое, которое везде продаётся, хотя очень любит, особенно если стаканчик хрустит – постный день. Тогда остановились у ларька с соками: шесть конусообразных стеклянных ёмкостей с соками из Молдавии призывали попробовать все. Глеб купил Вере и сливовый, и персиковый, потому что она никак не могла определиться. Выйдя на аллею, девушка вновь попыталась разговорить гостя:

– Ты сегодня поездом до Москвы?

– Да, в ночь, – Глеб вдохнул сырой, пахнущей осенью петрикор, и мотнул головой – всё-таки Питер не его город.

– С Тимуром и Машей больше не встречался?

– Нет, по работе контакты налаживал, да и у них медовый месяц…

– А контакты наладить все успел?

– … Ещё приеду, – взглянул на Веру. – Где-то через пару месяцев…

***

Вере приходилось с ним трудно – Глеб не отличался общительностью или красноречием, фразы ронял скупые – похоже, привык командовать, а просто о чём-то беседовать не привык, не то что ребята с курса. Правда, на вопросы отвечал честно, не выставляя себя в выгодном свете. Вера не могла догадаться, зачем нужна ему, потом решила, что мужчине просто скучно, интимности ему в Москве хватает, а здесь, в Питере, решил время с пользой провести – такое тоже бывает. Ладно, ей не жалко, руки не распускает, а то, что иногда смотрит долго, пристально, даже приятно и чуть волнительно. Почему-то. Дома не стала откровенничать о прогулках, памятуя, как маму возмущало приставание «пьяницы со свадьбы» – ведь они с Глебом скоро навсегда распрощаются. Через день после ресторана Наталья Александровна болтала по телефону с подругой, мамой невесты, и пыталась выяснить, что за нахал «клеился» к дочери, потом немного смущённо пожимала плечами: «Говорят, очень хороший человек, Тимуру помогает деньгами, работой, ресторан арендовал на свадьбу – ну, выпивает, так это от больших денег…»

Глеб уехал, и Вера почти сразу забыла о нём – учёба завертела. Она так и не поняла его намерений, и даже когда через две недели на их факультете начали набирать группу для стажировки в Москве, ничего не заподозрила.