Текст книги "Ее маленькая тайна"

– Точно, – взвизгнула Валька и даже вскочила с кровати. – Вот он – знак!

– Сейчас Татьяна придет, попрошу ее лишний укол сделать, крыша у тебя вовсю съезжает.

Валька схватила свою подушку и дважды меня ею огрела, после этого спросила в крайней досаде:

– Ну что еще надо, чтобы ты поняла?

– Ладно, уймись. Я Жанна д'Арк, божья избранница. Только не хочу гореть на костре. Пусть меня лучше еще раз с моста сбросят.

– Ты хоть понимаешь, что с тобой происходит? – чуть не плача, спросила Валька. – Ты можешь читать мои мысли.

– Это нетрудно, – заверила я. – Их немного, и все они глупые.

– Хорошо. Ты умная, а я дура. Сейчас придет Татьяна, попробуй на ней. Уж она-то точно не ведет с тобой душевных бесед.

Татьяна, медсестра нашего отделения, пришла минут через пятнадцать, я уставилась на нее, а Валька на меня. Она ерзала, моргала и громко сопела. Наше поведение вызвало у Татьяны легкое недоумение, потому что от нашей палаты никакого беспокойства не было и сюрпризы не ожидались, лежат себе люди тихо-мирно, не буйствуют.

Посмотрев на нас с сомнением и вроде бы успокоившись, она стала заниматься привычным делом, а я наблюдать за ней. Через пару минут я спросила:

– Вы забыли выключить утюг?

– Что? – ахнула она, нахмурилась и настороженно поинтересовалась: – А ты откуда знаешь?

– Да я не знаю, – пришлось ответить мне. – Просто вы так себя ведете, точно пытаетесь что-то вспомнить, вот я и спросила…

– Все утро сама не своя, угораздило перед уходом блузку погладить. Торопилась… убей не помню, выключила или нет.

– Выключили, – убежденно кивнула я, потому что в этот момент она вспоминала, как надевала блузку, а правой рукой выдернула шнур, вспоминала и сомневалась одновременно, а у меня повода сомневаться не было.

– В одиннадцать муж с работы приедет, позвоню…

– Ну что? – взвизгнула Валька, едва дождавшись, когда дверь за медсестрой закроется.

Я пожала плечами:

– Чудеса…

– Еще какие. Это божий дар. Говорила, у господа на тебя виды, так и есть.

– Знать бы какие, – забеспокоилась я.

– Вставай с постели, пойдем к людям, проверим на остальных.

Весь день мы шатались по отделению. Очень скоро сомнения у меня отпали, каким-то образом я узнавала мысли людей. Что-то теплое обволакивало мозг, а потом начинало пульсировать и выпирать из общей массы… Звучит глупо, но происходило это примерно так.

Перед вечерним обходом мы вернулись в палату, и Валька принялась меня поучать.

– Ты пока помалкивай, господь укажет, когда надо открыться, а может, и вовсе не надо, еще неизвестно, какая у тебя миссия. Только будь внимательней… не проворонь, у меня теперь вся душа изболится, вдруг ты знака не увидишь… Нет в тебе чуткости. Не будь меня рядом, ты бы так ничего и не поняла…

– Слава богу, мой верный Санчо Панса на соседней койке и все знаки углядит.

– Неизвестно, должна я быть рядом или нет. Мне знака не было.

– Будет, – хмыкнула я. Конечно, Валька самая настоящая сумасшедшая, но мне нравилась, потому что девка она добрая. И лучше пусть болтает о божьем промысле, чем бьется головой о стену.

– Тебе надо тренироваться, – подумав, заявила она.

– Как это?

– Знаешь, как иностранному языку обучают? Говорят с человеком только на этом языке, например, по-английски. Понимаешь?

– Зачем мне английский? – развеселилась я.

– Что ты дурака-то валяешь? Вот если б меня господь избрал, я б зубы не скалила, а молилась и тренировалась каждую минуту.

Валька даже покраснела с досады, и я торопливо согласилась:

– Давай тренироваться.

– Я с тобой разговаривать не буду.

– Почему? – расстроилась я.

– Что ты меня изводишь, неужели не понятно? Ты со мной говоришь, а я отвечаю мысленно, и словами тебе помогать не буду. Теперь дошло?

Идея не показалась мне особенно удачной, вдруг кто из врачей заметит, что я сама с собой беседы веду, и я состарюсь в психушке, но расстраивать Вальку не хотелось, я согласилась, и с этого вечера мы начали тренироваться.

Очень скоро это занятие увлекло меня, а успехи в обучении выглядели прямо-таки фантастическими. Если поначалу для того, чтобы понять мысли человека, требовалось сосредоточиться, закрыть глаза и сидеть в тишине, то через пару дней надобность в этом отпала. Возникла другая проблема: если в комнате было несколько человек, мысли их сплетались в тугой клубок и оглушали, но и с этим осложнением я справилась относительно быстро. Могла говорить, что-то делать, смеяться или читать книгу, и вместе с тем прислушиваться.

Дни перестали быть серыми и унылыми, утро я встречала с оптимизмом и уже не смеялась над Валькиными речами о «знаке», а молча кивала и вроде бы в самом деле ждала.

Как-то во время тихого часа мы болтали, то есть это я болтала за двоих, а Валька пялилась в потолок и молчала как рыба. В самом интересном месте я вдруг решительно прервала поток ее молчаливого красноречия.

– Врешь ты все…

– Точно, – ахнула она и даже встала с постели. – А как ты догадалась?

– Не знаю как, – озадачилась я. – Знаю, что врешь, и все. То есть ты говорила правду и вдруг соврала, и это было ясно, вроде ты думаешь одно, а вместе с тем где-то рядом мысль – это неправда.

– Здорово, – захихикала Валька, хлопнула в ладоши и даже взвизгнула от неуемной радости. – Это ведь я нарочно, чтобы проверить, сможешь ты распознать или нет.

Явное сумасшествие странным образом уживалось в ней с хитростью и практицизмом.

Тренировки продолжались до того самого дня, когда Вальку выписали из больницы. Я не скрывала, что это событие ничуть меня не радует, и высказала надежду, что мы непременно встретимся, лишь только я покину данное лечебное заведение. Но Валька решительно заявила:

– Нет. Все, что бог возложил на меня, я выполнила. Теперь ты должна быть одна.

– Ты что, получила с небес телеграмму? – разозлилась я.

– Я сон видела. Вещий. Вчера думала о тебе и о себе, конечно, и о том, что будет с нами, а ночью сон. Стоим в поле, ты и я, а перед нами две дороги. Ты пошла по одной, и я за тобой вроде, и вдруг голос: «Тебе не туда…» В общем, отправилась ты налево, я направо.

– И из-за какого-то дурацкого сна ты больше не хочешь со мной видеться? – не поверила я.

– Это не сон, а знамение, и вовсе не дурацкое. У тебя миссия, может, великая, а я, видно, в спутницы не гожусь, поэтому должна отойти в сторону, чтоб под ногами не путаться.

Я посидела, помолчала и твердо заявила:

– И куда врачи смотрят? Разве можно тебя выписывать, ты ж дура дурой.

Несмотря на мои увещевания и даже угрозы, Валька осталась непреклонной, в день ее выписки мы простились навеки и больше никогда не виделись. Хотя какие наши годы, может, еще и доведется встретиться в какой-нибудь психбольнице.

Вальку выписали, и хоть была самая настоящая весна, городские психи вели себя тихо, обострений не наблюдалось, палаты были наполовину пусты, а я так и осталась без соседки. Поэтому и обратила внимание на Дока.

Кличку он получил задолго до моего водворения здесь. Конечно, при больных никто из персонала его так не называл, но мне ведь разговоры не нужны. Док был врачом и, по-моему, наполовину психом. Со странностями, одним словом. Лет сорока, невысокий, худой, задумчивый, что называется, «весь в себе», лицо интеллигентное, красивое, даже лысина выдающихся размеров впечатления не портила. Он носил очки, постоянно держал руки в карманах халата, а слушая, склонял голову набок, почти к самому плечу. Говорил мало, тихо и ласково, в отделении его все любили: не только больные, но и персонал, что было делом выдающимся, вообще-то народ здесь друг друга не жаловал.

Ко мне врачи относились чутко, а он и вовсе изо всех сил старался вдохнуть в меня бодрость и оптимизм, хотя у самого с этим было негусто. Док недавно развелся с женой, у которой, как выяснилось, уже года три был любовник. Детей супруги не имели, в общем, был он один-одинешенек и жизни особо не радовался. На жену не обижался, считал во всем виноватым себя, потому что с некоторых пор у него были проблемы, причем такие серьезные, что с ними только к врачу, а Док, как ни странно, лечиться не желал, стыдился и маялся, что мне было совершенно непонятно. Ведь сам врач и должен понимать. Но не понимал.

Так как Док, будучи на редкость одиноким, никуда не спешил, этим беспардонно пользовались все кому не лень, и работал он за двоих. Когда у него было время, заходил ко мне, и мы подолгу беседовали. К этому моменту чужие мысли мне здорово надоели: по большей части в них не было ничего интересного. И я начала тренироваться в другом направлении: училась не обращать на них внимания.

В мысли моего лечащего врача я не лезла, считая это неэтичным, зато разговаривала с ним с большой охотой. Вальки рядом не было, никто мне не талдычил об избранности, и я испугалась: а вдруг это вовсе никакой не дар, а просто я свихнулась окончательно и бесповоротно. В соседнем отделении у нас Наполеон лежит, у него что ни день, то Ватерлоо, а я вот – мысли читаю… Если я точно спятила, так лечащий врач должен был это приметить, кому и знать такие вещи, как не ему.

Я решила поговорить с Доком при первом удобном случае. Таковой подвернулся очень скоро. Док зашел ко мне вечером, во время своего дежурства, бодро улыбнулся и сел на стул, придвинув его ближе к кровати.

– Вижу, настроение у вас неплохое, – заметил он. – Может, перевести вас в третью палату к Новиковой, повеселее будет?

– Спасибо, пока не скучаю, – заверила я, помолчала немного и задала вопрос: – Леонид Андреевич, чего мне здесь кололи?

– Что? – насторожился он.

– Ну… какие лекарства?

– Обычные лекарства, – нахмурился он. – А в чем дело, Варя?

– Док, – брякнула я, – как считаете, я чокнутая?

– Нет, разумеется. Хотя в какой-то степени все мы немного сумасшедшие. А вот Доком называть меня не стоит, я так полагаю, это сокращенное «доктор», а я врач. Разницу между врачом и доктором вы, как грамотный человек, должны знать.

– Знаю, – согласилась я. – Извините, нечаянно вырвалось, вас так все зовут, я имею в виду персонал, и мне нравится вас так называть, потому что в детстве я фильм видела «Моя дорогая Клементина» с Генри Фондой в главной роли… Не помню, кто там играл Дока… очень мне фильм нравился и этот самый Док. Потом американцы еще фильм сняли по тому же сюжету, и актеры классные, а всё не то… Может, просто детство кончилось?

– Наверное, – невесело усмехнулся он. – А фильм этот я прекрасно помню, хороший фильм. Что ж, если хотите, зовите Доком, я не против.

– Спасибо… – Я немного понаблюдала за мухой на стене и осторожно спросила: – Значит, окончательно я не спятила?

– Почему вы спрашиваете, Варя? – вроде бы забеспокоился он.

– Док, вы только санитаров сразу не зовите… дело в том, что я могу читать чужие мысли… По голове меня много раз били, и она, конечно, ослабла, вот я и решила, может, сей факт в сочетании с каким-либо лекарством дал такой эффект? Думать о том, что я попросту свихнулась, как-то не хочется.

– Вы это серьезно? – промолчав пару минут, спросил он.

– Еще бы. Хотите скажу, о чем вы сейчас думаете?

– Попробуйте, – слабо улыбнулся он, и я сказала. Док густо покраснел, извинился и ушел, но санитаров не вызвал, и это вселяло надежду.

Появился он только через два дня (правда, на обходе присутствовал, но в мою сторону вроде бы даже не смотрел), вошел, сел на стул, нахмурился и сказал:

– Это невероятно.

– Точно, – согласилась я. – Какой-то наркотик, а, Док? Не может человек ни с того ни с сего начать читать чужие мысли.

– Травма, стресс, лекарства… Бог знает! Хотя лекарства были самые обычные.

– И я точно не спятила?

– Варя, – укоризненно покачал он головой. – Случай совершенно невероятный… Возможно, ученые смогут разобраться…

– Вы что, – перебила я, – хотите сделать из меня подопытную крысу? Вот уж спасибо.

– Но…

– Ладно, сделаем вид, что это была неудачная шутка. В целом вы меня утешили: с точки зрения лечащего врача, я не спятила окончательно, а там сама разберусь.

– Но… это так необычно…

– Чего вы боитесь? – перебила я.

– Я боюсь? – Он вроде бы удивился.

– Док, – поморщилась я. – Вы что, забыли?

– Ах да… Жутковато немного, когда знаешь, что кто-то способен читать твои мысли.

– Но ведь не это вас беспокоит?

– Возможно…

– Ясно. – Я тяжело вздохнула и наставительно изрекла: – Хорошую информацию добыть непросто, а сделать с ней что-нибудь путное и того труднее. Улавливаете, Док? Вокруг меня обычные люди, и мысли у них обычные. Конечно, у каждого есть секреты, но они вполне естественные… В общем, все довольно скучно.

– Да? – Он старательно протирал очки носовым платком, а я фыркнула и сказала:

– Док, ну какой из меня разведчик? И как вы себе это вообще представляете? Я иду в ФСБ и говорю: ребята, могу читать мысли, отправьте меня на передний рубеж, к главному недругу. По-моему, очень глупо.

– Что же тогда? – спросил он.

– Не знаю. Может, буду в цирке выступать, деньги зарабатывать.

Он засмеялся, а я немного обиделась, потому что о цирке думала серьезно.

В общем, в тот вечер мы так ничего и не решили. Ночью я спала плохо, где-то ближе к утру мне стало трудно дышать, сердце ныло и вроде грозилось остановиться, я уже хотела позвать медсестру, но передумала. Легла, закрыла глаза и тут услышала зов. Кто-то торопливо, настойчиво звал меня по имени. А потом все кончилось.

Я лежала еще некоторое время, прислушиваясь, и заплакала, потому что поняла: теперь я одна на всем свете.

Док задержался в больнице и вечером пришел ко мне. Бодро улыбнулся и сказал:

– Я на минутку, просто узнать, как дела.

– Моя мама умерла? – спросила я, он вроде бы собрался выскочить за дверь, но нахмурился, а потом кивнул.

– Мы решили, что вам пока лучше не знать об этом. Как вы… ах да… Варя, я сейчас говорю как врач и… как друг. Вам нельзя присутствовать на похоронах. У человека есть предел прочности. Вы и так… я имею в виду с вами происходят необычные вещи, не стоит рисковать. Вы понимаете?

– Конечно. Вы можете ничего не говорить, и я пойму. Хорошо, сделаем вид, что я ничего не знаю, если вы считаете, что так правильнее.

– Считаю, – кивнул он и ушел, а я стала разглядывать потолок.

Была середина мая, по стене прыгали солнечные зайчики, в палате нечем было дышать, и меня потянуло на волю.

– Док, когда меня выпишут? – спросила я.

– Хоть завтра, – пожал он плечами. – Только стоит ли торопиться?

– Не очень весело сидеть за решеткой, – хмыкнула я и, ткнув пальцем в окно, добавила: – А там весна.

– Варя, вы что-нибудь решили? – не без робости спросил он.

– Как жить дальше? Если честно, не знаю. Программа минимум: уехать из этого города туда, где обо мне никто ничего не слышал. И просто жить. Валька обещала указующий перст. Она, конечно, чокнутая, но в старину считали, что бог глаголет устами сумасшедших. Вдруг правда? Поживу, подожду, а если он мне ничего не скажет, попробую не огорчаться.

– Варя, время все лечит, поверьте мне… Вы еще будете счастливы.

– Само собой, – кивнула я и, помедлив, спросила: – Хотите со мной, Док?

– А я тебе нужен? – грустно усмехнулся он.

– Конечно, – ответила я, сжав его ладонь в своей. Если честно, в тот момент я плохо представляла, какое применение смогу придумать Доку, но он был хорошим человеком, без паршивых мыслей и мне нравился. Человек не должен быть один, а мы идеально подходили друг другу.

Но уехали мы не сразу, кое-что надлежало сделать в этом городе. Во-первых, я сменила фамилию и стала Усольцевой, как бабушка по материнской линии. Так как моя история была хорошо известна в городе, мне в данном вопросе пошли навстречу, и все прошло без сучка и задоринки. На продажу квартиры тоже ушло время. Доку продавать было нечего, после развода с женой он жил в общежитии, куда смог пристроиться благодаря однокашнику, его личные вещи уместились в спортивную сумку, и последнее время он жил у меня. Так было удобнее.

Должно быть, мы являли собой странную парочку: сумасшедшая и врач-неудачник, но уживались прекрасно. И хоть спали в одной комнате, однако наши отношения были исключительно невинны: у Дока проблемы и у меня, после общения с тремя злобными придурками, – тоже.

Наконец пришел день, когда мы покинули город. Док подогнал к подъезду свои «Жигули», довольно обшарпанные, но резвые, мы загрузили в них два чемодана и несколько сумок. С привычными вещами я рассталась легко.

Мы прокатились по городу и выехали на объездную. Миновав пост ГАИ, Док остановился и посмотрел на меня, а я на него.

– Мы вернемся? – спросил он, и я кивнула, чтоб его не огорчать.

Дело в том, что у Дока сложилось неверное представление обо мне. Сейчас он хотел, чтобы я разразилась речью на тему: мы вернемся, и им мало не покажется (кому «им», догадаться нетрудно), однако в мои планы не входило быть русским бэтменом в юбке или кем-то там еще. Наводить в стране порядок – дело милиции, а месть меня не привлекала. Да и кому мстить? Сашке Монаху, которого я сама затащила в свою постель? Парню надо было укрыться на ночь, и он присмотрел меня. Кстати, за ночлег заплатил с лихвой: я была на седьмом небе от счастья и даже поверила, что он меня любит. Трем ублюдкам, которые так старательно надо мной потрудились? Так ведь им приказали. Надо было отыскать Сашку, а я молчала и, конечно, нервировала. Допустим, они окажутся в моей власти, ну и что, я начну им мозги ложкой вычерпывать или нарезать ремни из шкуры? Тошнота наворачивалась при одной мысли об этом. Да я ударить-то их как следует и то вряд ли сумею… Был еще тот, кто приказал, но он ведь рук ко мне не прикладывал… Сказка про белого бычка, одним словом, и по всему выходило, что виноваты во всем моя глупость и доверчивость. Сидела бы дома, вышла бы замуж за одного из коротышек и жила до старости в покое и довольстве без всяких там приключений… Так ведь не хотелось покоя… Словом, за что боролись, на то и напоролись. Хорошо, что Док мои мысли не слышит, вот бы удивился…

Обосновались мы в соседнем областном центре, километров за триста от родного города. Сняли двухкомнатную «хрущевку». Док пристроился в каком-то Центре реабилитации, где бывшие алкаши открывали ему душу, а я дала объявление в газету: «Квалифицированная гадалка расскажет о прошлом и откроет будущее». Насчет будущего я преувеличивала, уж чего не могу, того не могу, зато с прошлым полный был порядок. А ведь человек как устроен: расскажи ему о вчерашних делах, и он тебе поверит, а уж потом лепи про будущее что попало, он все воспримет с благодарностью. Правда, я не злоупотребляла и в основном советовала быть осторожнее, предостерегала от пьянства, случайных связей и рекомендовала заботиться о детях. В общем, заслуживала медали как борец за чистоту нравов.

Медаль мне так и не дали, а вот денежки потекли рекой. Конечно, не сразу. Объявление пришлось дать трижды, прежде чем в нашей квартире появилась женщина лет сорока. Я ей очень обрадовалась, и не только потому, что она была первой клиенткой: сидеть в четырех стенах и общаться только с Доком, мысли которого я знала наизусть, порядком надоело.

С клиенткой я беседовала часа два, она заплатила много больше, чем я просила, и отбыла чрезвычайно довольная, хотя я только и сделала, что повторила ее мысли вслух, однако на нее это произвело самое благотворное воздействие: женщина успокоилась и приняла необходимое решение.

Через два дня клиентов было уже трое, потом их стало столько, что пришлось назначать время приема и повышать таксу, дабы избавиться от просто любопытствующих. Док забросил Центр и вел предварительные беседы с клиентами, многие нуждались в помощи психолога, а отнюдь не в услугах гадалки. В общем, дела наши процветали.

Как-то поздней осенью, ближе к вечеру, в квартире появились двое молодых людей сурового вида. Побеседовав с ними семь минут, я могла констатировать завидное единодушие наших взглядов по всем основным жизненным принципам и с того момента свой бизнес как бы узаконила. Парни остались довольны, а про меня и говорить нечего.

Так прошел год. Денег я заработала столько, что они вызывали томление: тратить их было некуда, жили мы скромно, Док являлся убежденным вегетарианцем и щипал салат, а я налегала на сладкое, видно, недокормили в детстве.

Док беспокоился за наши денежки и опасался грабителей, а я все пыталась решить: к чему мне мой дар, и дар ли это вообще, а не странное стечение обстоятельств? Год прошел, а я так и не решила и ничего похожего на знак усмотреть не смогла. Оттого, как водится, заскучала.

Примерно в это время в нашей квартире возник Колька Вихряй, один из моих «защитников». По делам он был накануне, а сегодня ему здесь совершенно нечего было делать, и я слегка удивилась. Рядом топтался его дружок, которого я знала плохо, помнила, что зовут Серега, а кличка Чиж или что-то в этом роде. Конечно, мне ничего не стоило слазить в его мозги и это выяснить, но понапрасну я не напрягаюсь.

В общем, они возникли в прихожей, отводили глаза и явно томились.

– Ты чего притащился? – удивилась я. Колька вздохнул и не без робости произнес:

– Варвара, ты это… погадала бы мне, а?

– Влюбился, что ли?

– Ага, – хмыкнул он и, конечно, врал. Другое его мучило.

– Ладно, пошли в комнату, – предложила я, и он пошел, его дружок тоже.

Я извлекла карты и стала их раскладывать, а потом вещать, при этом путала короля с валетом, подрывая свою репутацию. Но Кольке было не до королей, он выглядел подавленным и ждал от меня чуда. Мысли его я видела как на ладони.

Рассказав о его недавних горестях, неудачах и небольшой радости (на днях он наконец-то излечился от триппера, который появился совершенно неожиданно после краткого общения с одной симпатичной девушкой лет пятнадцати, по виду маменькиной дочкой), так вот, раскрыв ему глаза на все это и отметив на его лице глубокое удовлетворение, я перешла к насущному, то есть дню завтрашнему. Именно предстоящее завтра событие, точнее, встреча, назначенная на семь часов вечера в тихом, ничем не примечательном местечке, и вгоняла Кольку в тоску. Он сильно сомневался, что уйдет оттуда в целости и сохранности, и, между прочим, сомневался не напрасно. Я бы на его месте наплевала и не пошла, но стриженые ребятишки народ чудной, живут по своим правилам, нормальному человеку эти правила покажутся глупыми, но братва их блюдет и от неписаного закона ни на шаг. Надо сохранить лицо, или что там у них.

И Колька завтра, конечно, поедет, отговаривать смысла нет, да и без разницы мне: лишится он своей головы или она еще некоторое время будет служить ему украшением. Правда, Колька парень неплохой, то есть не хуже многих других, хоть, конечно, и не лучше.

Тяжело вздохнув, я сказала:

– Завтра тебя ждет дорога и встреча с тремя королями. Остерегайся их, потому что они смерти твоей хотят. Если после шести вечера завтра из дома не выйдешь, жить будешь долго и удача тебя не оставит. – В этом месте я еще раз тяжело вздохнула и уставилась на него. Он облизнул губы, посмотрел на меня с укором, а я решительно добавила: – Короче, из дома носа не кажешь, и все будет хорошо, высунешься – жди неприятностей.

– Как же, сиди дома… – разозлился он, а я удивилась:

– Ты чего, Коля? Просил погадать, так я гадаю. А остальное – дело не мое.

Тут я еще кое-что порассказала и, судя по всему, произвела впечатление. Зная Колькины мысли, было это совершенно нетрудно. Но он-то не знал, что я знаю, поэтому краснел, ерзал и таращил глаза.

– Все, – закончила я глазеть на двух королей и крестовую десятку. – Вопросы есть? Вопросов нет. Сеанс закончен.

– А… больше ты ничего не знаешь? – посидев пнем минут пять, робко поинтересовался он.

– Что тебе еще? – удивилась я.

– Ну… погадай еще раз… может, чего увидишь.

Он извлек из бумажника деньги и положил на стол. Сумма заметно превышала мою обычную таксу.

– Убери, – сказала я, демонстрируя обиду. – Не чужие ведь люди.

– Нет, – мотнул он стриженой головой. – Хочу, чтоб все было как положено…

Я вздохнула и еще раз разложила карты. Как на грех, выпали одни вини. Колька на них уставился и спросил:

– Хреново?

– Ну… – ответила я уклончиво, повертела в руках шестерку, отшвырнула ее, поморщившись, и сказала: – Коля, завтра вечером сиди дома… – Тумана я напускала вовсе не для того, чтобы запугать Кольку, просто ему очень хотелось услышать, чем закончится завтрашняя встреча, а я об этом не имела понятия, потому что даром предвидения меня господь не наградил. Умный человек избегает неприятностей, именно эту мысль я и пыталась донести до Колькиного сознания. Он понял все по-своему. Тяжело поднялся, отводя взгляд, и сказал:

– Ладно, я пошел.

Дружок тосковал в кресле рядом и выглядел слегка пришибленным.

– Тебе тоже погадать? – спросила я.

Парень вскочил и попятился к двери.

– Не-а…

– Правильно, – пришлось мне согласиться. – Меньше знаешь – крепче спишь.

Буркнув «до свидания», парни удалились.

Док проводил их до дверей и возник в комнате.

– Чего им надо?

– Судьбу узнать хотели. А судьба – она, как известно, злодейка.

– Что ты ему сказала?

– Посоветовала завтра вечером смотреть телевизор. Но он, конечно, не послушает.

– И что?

– Да откуда ж мне знать? – удивилась я. Док кивнул, но не поверил.

Через две недели меня вновь посетил Чиж по служебной, так сказать, надобности. Рядом с ним стоял высоченный парень с перебитым носом, ранее я его не видела и появлению в своей квартире слегка удивилась: я не люблю перемен, и парни, кстати, тоже их не любили.

– Где Колька? – поинтересовалась я.

– Нету.

– Что значит «нету»? – спросила я больше для порядка, потому что ответ уже знала.

– Похоронили. Десять дней назад. Вот такие дела…

– Жаль парня, – не очень сокрушаясь, заметила я.

Мы перешли к насущным делам. Уже перед уходом Чиж вдруг спросил:

– Это ведь винновая шестерка? Не зря ты ее в руках вертела… Ты ведь знала, что его убьют, так?

– Я знаю то, что мне карты показывают…

– Само собой… – Чиж покачал головой и виновато добавил: – Я ведь раньше не верил… ну… думал – глупость все это, гадание и все такое… и никому бы не поверил, если б своими глазами не увидел… Деньги тебе не зря платят.

– У меня дар, – серьезно заявила я. – От бабушки достался. А у нее от матери. По наследству то есть.

– Ясно, – еще разок кивнул он, после чего удалился, при этом выглядел просветленным, словно ему открылось нечто высокое.

После этого случая ребятишки в городе, не только из нашего района, но и из соседних, стали относиться ко мне с заметной настороженностью. При встрече сдержанно здоровались и были исключительно вежливы, правда, узнать свою судьбу никто из них не спешил. Док утверждает, что они считают меня колдуньей. Может, он и прав. Нет более суеверных людей, чем те, что не в ладах с законом. В общем, покойный Колька успел-таки сделать мне рекламу. Теперь в городе меня знала каждая собака и проявляла ко мне уважение (не собака, конечно, а местная шпана). Отношения у нас сложились дружеские, можно сказать – душевные. В атмосфере этой самой душевности прошел еще год. Ничего нового он не принес, если не считать денег, но они не очень радовали, потому что мы с Доком так и не придумали, куда их тратить. Правда, купили «БМВ», выглядела машина очень прилично, на этом наша фантазия истощилась. Решили было купить квартиру, получше да попросторней, но заленились: не хотелось покидать насиженное место. А народ, ждущий от меня откровений, все прибывал. Кажется, уже весь город охватили, и не по одному разу, а они все откуда-то брались. Стали приезжать клиенты из районов, иногда очень отдаленных. Когда в прихожей возникла гражданка неопределенного возраста и выдающейся комплекции, преодолевшая расстояние в двести километров, чтобы увидеться со мной, я задумалась, а потом и вовсе затосковала. Неужто дар, или что там есть, ниспослан мне для того, чтобы стать всероссийски известной гадалкой? Совсем мне этого не хочется. Неужели нет ему применения поинтереснее?

Дни шли, а я продолжала изводить себя невеселыми мыслями. Док тоже выглядел несчастным и тоже размышлял, иногда даже сожалел, что покинул родную психиатрическую больницу, где приносил явную пользу. Впрочем, Доку проще, вернуться в психушку никогда не поздно, а вот я…

В самый разгар самокопания и анализа своей судьбы, пришедшийся аккурат на Рождество, в нашем доме вновь появились незваные гости, на сей раз рангом повыше. Я читала «Иудейскую войну» Флавия и думала о том, что раньше люди жили веселее, тут в дверь позвонили. Док заспешил в прихожую из своей комнаты, а потом заглянул ко мне и стал делать какие-то тайные знаки, начисто забыв, что это совершенно лишнее. Я уже знала, что у нас дорогой гость, хозяин района, в котором мы обретались. Это именно ему мы усердно платили дань. Звали его Володя, точнее, Владимир Павлович, а кличка была довольно странной – Кума, надо полагать, производная от фамилии Кумачев. Поскольку кличка звучала двусмысленно и с намеком на неуважение, называть его так в глаза никто не решался. Для меня он был Владимир Павлович, встречались мы до сей поры дважды, оба раза в казино, где он был хозяином, а я заходила просадить часть денег, изъятых у доверчивых граждан вполне законным путем. В общем, мы были знакомы, но не настолько, чтоб он запросто навещал меня по вечерам. Я удивилась и, честно говоря, немного струхнула, но лишь до того момента, когда он возник в комнате в сопровождении доверенного лица. Ни одной черной мысли на мой счет. Я порадовалась и заулыбалась, а также принялась демонстрировать гостеприимство.

– Не суетись, – махнул рукой Кума, устраиваясь в кресле. – Я так… заглянул ненадолго.

Я затихла в кресле напротив, продолжая выказывать глубокое удовлетворение от встречи с ним. Сопровождающее лицо ненавязчиво исчезло за дверью, Док попросту не появлялся, в общем, мы сидели одни, Кума прикидывал, как половчее начать разговор, а я удивлялась и его разглядывала.

Он был старше меня года на два, выглядел внушительно и вполне пристойно. Головы по бандитской моде не брил, цепей, колец и браслетов не носил, одевался элегантно. Изъяснялся вполне грамотно, матерился только по крайней необходимости, старался быть справедливым, правда, так, как эта справедливость ему виделась, кровавые разборки не жаловал, беспредельщиков считал мудаками и сам грех убийства на душу по сию пору не брал. В общем, мог считаться вполне приличным парнем. Его уважали, кое-кто очень не любил, а кто-то сильно боялся. Последние несколько дней выдались тяжелыми, и Кума думал и гадал, как жить дальше.

По этой надобности и притащился, но из-за дурацкого форса попросить «погадай» не мог, смотрел на меня и силился изобрести причину, по которой он нанес мне визит. Хотя дело было не только в форсе: его сильно удручал пример Кольки Вихряя, безвременно почившего после лицезрения в моих руках винновой шестерки, но Кума даже самому себе в этом бы не признался. В общем, никуда не торопясь, мы поиграли в кошки-мышки.