Текст книги "Эксклюзивный мачо"

Разговор за столом шел вяло, все то и дело поглядывали на меня. Возможно, я их стесняла, потому что была в их компании новым человеком, а возможно, все дело в моей репутации. Райзман попытался разрядить обстановку и принялся рассказывать анекдоты. Делал он это мастерски, граждане хохотали и вскоре оттаяли душой, я хохотала громче всех, чем, безусловно, вызвала у Райзмана симпатию. Благодарный слушатель – бальзам на душу рассказчика. Настороженность покинула его, и теперь он смотрел на меня с откровенным интересом, все больше и больше увлекаясь лицезрением моих достоинств. От внимания Анны Гориной это не ускользнуло, она поджала губы и теперь бросала на меня откровенно враждебные взгляды, вызвав беспокойство у Верочки, из чего я заключила, что они подруги или приятельницы.

Сафронов по большей части помалкивал и проявлял излишнюю суету, угощая гостей. Взгляд его то и дело обращался к пристани, мы ждали уже полчаса, а яхта все не появлялась. Он не выдержал и позвонил, выслушал кого-то и удовлетворенно кивнул:

– Сейчас будут.

И действительно, буквально через пару минут мы увидели яхту, на приличной скорости она приближалась к пристани.

Сафронов подозвал официанта с намерением расплатиться, остальные недружно поднялись из-за стола. Райзман оказался рядом со мной.

– Позвольте, я возьму вашу сумку, – предложил он с улыбкой.

Я позволила. Сафронов подскочил с тем же предложением, но, сообразив, что опоздал, неожиданно расстроился. Мне это не понравилось, может, я зря согласилась на эту работу? В близком друге я не нуждаюсь, да и Сафронов не годится на эту роль, впрочем, я знать не знала, кто бы сгодился, но Райзман все-таки был предпочтительнее.

– У вас немного вещей, – заметил он, кивнув на мою сумку.

– Путешествую налегке, – улыбнулась я.

– Как это не похоже на красивую женщину.

– Ага, – хмыкнула я. – Я вообще такая… непохожая.

Анна наблюдала за нами едва ли не с яростью. Должно быть, она имела на Райзмана серьезные виды и восприняла меня как соперницу. Ее вещи нес Сафронов. Она подхватила его под руку, чем удовольствия ему не доставила: его руки были заняты сумками внушительных размеров и нести их, когда на правом локте виснет дама, затруднительно. Надо отдать ему должное, он с этим справился с честью и даже улыбался, только, встретившись со мной взглядом, страдальчески сморщился.

Когда мы вышли на пристань, яхта уже пришвартовалась, нам перекинули трап, возле которого стояли два дочерна загорелых молодых человека в шортах и пестрых косынках на головах. Им было лет по двадцать пять, и они смело могли претендовать на звание «мачо сезона». На дам они смотрели равнодушно, и те не замедлили ответить тем же, взирали на них как на прислугу.

На мне оба задержали взгляд, наверное, узнали. В восторг от этого я не пришла. «Вот она – цена популярности», – подумала я с печалью.

Мы столпились на палубе, и Сафронов обратился к нам:

– Предлагаю заглянуть в каюты, устроиться. А минут через двадцать соберемся на палубе.

Один из мачо суетился возле трапа, второй пошел провожать нас. Мы с Райзманом шли последними, оттого мне досталась ближайшая к выходу на палубу каюта. Хозяин расположился рядом, а Райзман напротив, далее Горина, затем Лапшины и напротив них Верочка. Никифоров прошел в следующую каюту. Кают я насчитала восемь. Выходило, что одна осталась свободной, хотя ее могли делить мачо. Проследив, кто какую каюту занял (должно быть, к миссии телохранителя я отнеслась гораздо серьезнее, чем мне самой казалось), я захлопнула дверь и огляделась. Особенно рассматривать здесь было нечего – квадратное окно с голубенькой шторкой, каюта крохотная, как раз в ширину окна. Справа полка, вроде тех, что в купе поезда, над ней еще одна, сейчас поднятая, слева откидной столик с вазочкой и одинокой розой. Шкаф с бельем и одеялом, слева вроде бы тоже шкаф, но, заглянув, я убедилась, что это туалет, тут же шторка, которая превращала крохотное пространство в душевую кабину. На всякий случай я проверила: горячая вода есть, полотенце, гель для душа, все как положено. Кондиционер размещался над окном и в настоящее время работал, чему я порадовалась, день обещал быть жарким, и в этой собачьей будке я сойду с ума, никакое открытое окно не спасет.

Забросив сумку в шкаф, я плюхнулась на полку, думая о том, какие странные у людей фантазии. Вместо восьми клетушек, где невозможно развернуться даже в одиночестве, не только вдвоем, могли бы сделать четыре вполне сносные каюты. Видимо, у прежнего хозяина было полно друзей, а со средствами туговато. По крайней мере на океанскую красавицу денег не хватало, вот и родилось такое чудо со всеми удобствами.

Тут за перегородкой включили воду, и я от неожиданности подпрыгнула. Слышимость была потрясающая. Впрочем, в данном случае это неплохо, раз на меня возложена миссия по охране Петра Викентьевича. Если его кто-то задумает придушить, я непременно услышу. Опять же, совершенно не обязательно проводить время в каюте, особенно когда прекрасная погода. На палубе гораздо приятнее.

Решив, что это дельная мысль, я поднялась. Едва я открыла дверь, как соседняя тоже распахнулась, и улыбающийся Петр Викентьевич спросил:

– Устроились?

– Да.

– Может, посмотрим кают-компанию?

– С удовольствием, – ответила я, хотя и собиралась выйти на палубу.

Кают-компания радовала глаз столом в центре, плюшевыми диванами, красными шторами и телевизором на подставке. Больше при всем желании сюда ничего не впихнешь. Десять человек способны здесь разместиться почти с удобствами, но шестнадцать (а именно столько лежачих мест, если моя каюта точная копия всех остальных), так вот, шестнадцать напоминали бы селедок в бочке.

– Очень мило, – заметила я, сообразив, что хозяин чего-то ждет.

Он вновь улыбнулся и остался доволен. Из любопытства я распахнула дверь напротив и обнаружила там крохотную кухню, в которой в настоящий момент тучная женщина лет пятидесяти что-то готовила.

– Здравствуйте, – улыбнулась она мне вполне искренне, хотя я в таких условиях была бы способна разве что чертыхаться. – Обед будет через час, – заявила она Сафронову, когда он заглянул вслед за мной.

– Очень хорошо, Тамара Ивановна. Вы знаете, Ольга Сергеевна, это подруга моей мамы, – счел нужным сообщить он. – Они вместе в детском саду работали. Тамара Ивановна поваром, а мама у меня медсестра. До сих пор дружат. И когда мне необходим повар, Тамара Ивановна не отказывает, хотя два года на инвалидности. Чудесная женщина, а какой борщ готовит… – Он мечтательно закатил глаза.

– Тесновато здесь, – кивнула я в сторону кухни, имея в виду габариты дамы.

– В общем-то она все подготовила дома, а здесь только…

Он не успел договорить, в кают-компании появилась Вера, за ней Никифоров. Павел Сергеевич переоделся в шорты, она в купальник, поверх которого повязала парео ядовито-зеленого цвета, впрочем, ей этот цвет, как ни странно, был к лицу.

– А вы не переоделись? – обратилась она ко мне. – Ничего, что я так запросто? Я, знаете ли, плохо воспитана…

– Я тоже, – осчастливила я.

– Да? Ну и слава богу, давайте без политесов. Меня можно называть Верой, я вас буду звать Олей, потому что терпеть не могу отчеств, я их вечно забываю. Петечка потом долго извиняется перед гостями, у него, знаете ли, бывают гости не простые, а прямо-таки золотые, я весь вид порчу, а он терпит и опять зовет, хотя давно бы надо гнать. Да, Петечка?

– Что ты глупости болтаешь, – отмахнулся он.

– Петечка добрый.

– А я? – проявил интерес Павел Сергеевич, но скорее для того, чтобы обратить на себя внимание.

– А ты злой и страшный серый волк.

Она зарычала, а потом чмокнула его в щеку, но уж очень равнодушно, точно болонку.

– Меня тоже можно звать просто Павлом, – сказал он мне и подмигнул.

Друг за другом мы выбрались на палубу, где уже стояли Лапшины и Райзман.

– А где Анна? – спросила Вера, обращаясь к Артуру Борисовичу. Тот с удивлением ответил:

– Не знаю.

– Я думала, вы присмотрите за моей подружкой, – кокетливо сказала Вера. Он пожал плечами:

– Я могу сходить за ней.

Идти не пришлось, Анна появилась на палубе через мгновение, наверняка разговор она слышала и сказала с неудовольствием:

– Прекрати меня сватать.

– Да брось ты, – отмахнулась Вера.

– Прекрати, – повторила Анна, перейдя на зловещий шепот. Вера засмеялась и повернулась к ней спиной.

В этот момент яхта начала отходить от берега.

– Петечка, а парус поднимут? – спросила Вера.

– Честно говоря, не знаю, это от ветра зависит. Если тебе захочется, обязательно поднимем, хоть на минутку.

– Ох, как я люблю тебя, Петечка.

Войдя в роль сыщика, я прикидывала: дама слегка нервничает по неизвестной причине или такое поведение для нее естественно? Судя по Петечкиной реакции, второе.

Райзман, облокотясь на перила, наблюдал за тем, как яхта удаляется от берега. Анна подошла к нему.

– Дайте закурить. – Он торопливо достал сигареты, щелкнул зажигалкой. – У нас есть какой-нибудь план? – возвысила голос роковая женщина. – Или просто будем болтаться на этой консервной банке туда-сюда?

За консервную банку Сафронов обиделся, но обиду постарался скрыть.

– Вот что я предлагаю, – сказал он и даже хлопнул в ладоши, призывая всех ко вниманию. – Дойдем до Марьиной Губы, искупаемся, позагораем, а вечером пойдем на Бутино, к утру должны быть там. Сделаем остановку, поплаваем, а потом поднимемся к Ковалеву и дальше к городу. Ну, как?

Все согласно закивали, идея была действительно хорошая. Река здесь делала петлю, так что мы, описав круг, подойдем к городу с другой стороны, практически ничего не потеряв во времени, а места там действительно красивые. Марьина Губа – островок километрах в тридцати от города, с потрясающими песчаными пляжами. Во времена моего детства по выходным дням туда ходил речной трамвай. Потом трамвай по неизвестной причине исчез, и Марьина Губа перестала быть местом паломничества городских любителей позагорать. Добраться туда могли лишь обладатели лодок, в основном граждане, живущие на длинной улице вдоль реки, которая, соответственно, и называлась Лодочная. Там до сих пор в каждом доме своя лодка. Улицу периодически затопляло в половодье, и еще лет десять назад ее решено было снести, а людей переселить, но жители покидать малую родину не спешили, потому что все здесь издавна занимались браконьерством и квартиры в новостройках пределом мечтаний для них не являлись. Из-за того, что жили здесь от паводка до паводка, дома выглядели так, точно перенесли две войны, подлатают кое-как, и слава богу, красить их никому и в голову не приходило, все как на подбор черные. Сейчас они медленно проплывали по левому борту. Впрочем, летом они утопали в сирени и акации и особо убогими не выглядели, в них даже было что-то живописное.

В общем, Марьина Губа стала малопосещаемым местом, и там в основном стояли лагерем байдарочники. Сама я не была на острове лет десять и теперь проявляла неподдельный интерес.

– На Марьиной Губе я чуть не утонул, – сообщил Лапшин. Он, кстати, тоже предложил обходиться без отчества, так что я называла его просто Геной. – Мне лет семь было.

Далее последовал рассказ об этом знаменательном событии. Тут же выяснилось, что практически у всех присутствующих что-то связано с этим островком. Только Анна презрительно ухмылялась, косясь из-под очков на Райзмана. Как видно, бедняжке нечего было вспомнить.

Вскоре подали обед. За столом воспоминания продолжились, что способствовало сплочению коллектива. Так как к обеду подали вина, все очень быстро перешли на «ты». Одна Горина пребывала в напряжении с упорной нелюбовью ко мне, сироте. Видно, я спутала ей все карты. Райзман уделял мне повышенное внимание и даже не желал скрывать это. Я не особенно его поощряла, но и не возражала, скорее из вредности.

Когда поднялись из-за стола, впереди замаячил остров. Мы переместились на палубу. Старенькая пристань произвела неплохое впечатление: кто-то все же проявлял о ней заботу все это время, прогнившие доски в некоторых местах заменили новыми.

Пришвартовывались довольно долго, то ли мачо не были особенно опытными, то ли пристань не казалась им надежной. Когда сошли на берег, солнце уже жарило вовсю. Заросли ивы начинались от пристани, но мы сразу увидели тропинку, изрядно утоптанную. Мы пошли по ней и через пять минут оказались на пляже. И здесь заросли ивняка отвоевали себе новые пространства. Однако пляж порадовал. Широкая, девственно чистая песчаная полоса. Мы почувствовали себя Робинзонами.

– Красота-то какая, – мечтательно вздохнул Петечка, и я согласилась с ним.

Отдыхать решили с размахом. Появились мачо, установили большой зонт от солнца, такие обычно используют в уличных кафе, шезлонги, стол с сумкой-холодильником, его приткнули в тени, ближе к зарослям, появилось пиво и все, что к нему прилагается. Я устроилась под грибком, развалясь в шезлонге. Джинсы я сбросила еще на яхте, оставшись в рубашке.

– Не собираешься загорать? – спросил Райзман.

– Вряд ли. Предпочитаю подремать в тени. Но искупаюсь обязательно.

– Отличный загар. Где отдыхала?

– В Греции.

– Давно собираюсь.

– И что мешает? – спросила я, чтобы поддержать разговор.

Он пожал плечами.

– Работа.

– Чем ты занимаешься, если не секрет?

– Какой там секрет. Я врач. У меня частная клиника на улице Пугачева. Наверняка слышала рекламу: «Эскулап».

– Конечно, – кивнула я. – Как идут дела? Процветаешь?

– Не жалуюсь.

– У него талант, – сообщила Вера, устраиваясь рядом. – Дамы от него так и млеют.

– Дамы? – не поняла я.

– Конечно. Он у нас гинеколог.

– Ах, вот что, – покивала я.

– Точно, – засмеялся Артур. – Будут проблемы, милости прошу, хотя от всей души желаю крепкого здоровья.

– Пошли купаться, – предложила Вера. Все поднялись. Я лениво прищурилась, шевелиться мне не хотелось.

– Чуть позже, – сказала я, едва сдерживая зевоту.

Компания направилась к реке, а я немного подремала, слыша, как они плескались и вопили, словно дети. Я старательно прислушивалась к голосу Сафронова. «Живой», – пробормотала я с усмешкой.

Первым вернулся Райзман. Упал прямо на песок рядом со мной.

– Здорово. Зря не пошла.

– Еще успею.

Он нахлобучил Верочкину панаму и, приподняв голову, спросил:

– Значит, ты теперь работаешь у Петра? Занятно.

– В каком смысле?

– В смысле, масштабы не те. Говорят, ты у Кондратьева была кем-то вроде серого кардинала. Врут?

– Конечно. Дед… Кондратьев не из тех, кто потерпит возле себя потенциального соперника. Он тяготеет к абсолютизму.

– Так ты поэтому ушла?

Разговор начал меня раздражать, и я прикидывала, что бы ответить, дабы отбить у человека охоту приставать с глупостями.

– Ее выгнали, – услышала я над ухом.

Прелестный голосок принадлежал Гориной, она стояла рядом, обтираясь полотенцем, я умудрилась пропустить счастливый миг ее появления.

– Точно, – кивнула я, не желая спорить. Но этого роковой даме показалось мало, и она продолжила:

– Госпожа Рязанцева – хронический алкоголик. За это и слетела с теплого местечка.

Райзман растерялся, не зная, как реагировать на ее слова.

– Вы и сейчас пьете? Или пытаетесь лечиться? – язвила девица. Положительно у нее ко мне что-то есть, любопытно – что?

– Пью, – покаялась я. – Но выгнали меня даже не за это. Нрав у меня буйный. По пьяному делу могу и в зубы дать, – с младенческой улыбкой поведала я. – За столом вроде и выпила совсем ничего, а не поверите, как хочется скандалить.

Девица слегка опешила, прикидывая, серьезно я говорю или валяю дурака, но на всякий случай рисковать не стала, бросила полотенце и вернулась к компании.

– Не принимай близко к сердцу, – испытывая неловкость, сказал Райзман. – Она идиотка, возомнившая себя роковой женщиной, собиралась здесь всех затмить. И вдруг ты. Это серьезный удар.

– Я ценю твое желание полить бальзамом мои раны.

– Я серьезно. Ты очень красива, в тебе чувствуется характер, у тебя есть стиль, ты независима. Такие женщины всегда производят впечатление, хотя и слегка пугают нашего брата. А эта дура насквозь фальшива. Больше месяца вытерпеть ее невозможно.

– Ты пробовал? – спросила я.

– Слава богу, нет.

– Но ты хорошо ее знаешь?

– Вера везде таскает ее с собой. Совершенно непонятно, зачем ей это надо, особой дружбы между ними я не замечал. Впрочем, Вера немного сумасшедшая и понять ее логику трудно, мне, по крайней мере.

– У Веры был роман с Сафроновым?

– Нет, то есть не думаю. Если только очень давно. Они дружат с детства, ее муж здорово помог Петру в свое время. Потом он погиб, автокатастрофа, и Петр считает своим долгом… в общем, они по-настоящему привязаны друг к другу.

– Да, это чувствуется. А с Петром ты давно знаком?

– Года два, наверное. Моя бывшая жена дружила с его бывшей. Познакомили. Петр мне понравился, похоже, и я ему. Вот так и получилось: с женами разбежались, а с ним продолжаем встречаться, не часто, но друг друга из вида не теряем. Он хороший человек.

– Я тоже так думаю, – кивнула я, потому что мне показалось, что Артура интересует мое мнение на этот счет.

– У него сейчас тяжелый период, – продолжил он. – Я рад, что ты будешь рядом с ним.

– Не пойму, о чем ты, – насторожилась я.

– У него навязчивая идея, что его убьют. И вдруг появляешься ты.

– Я устроилась в его фирму…

– Брось, он мне все рассказал.

– Тогда какого черта ты меня спрашиваешь?

– Просто хотел как-то подойти к этой теме.

– Подошел, и что дальше?

– Ничего. Хочу сказать, что все это глупость, то есть не совсем глупость… Его последняя супруга – страшная стерва, уходя, заявила, что сведет его в могилу. Теперешний ее спутник парень малоприятный… Да еще это ограбление… Словом, у Петьки крыша поехала.

– А почему его супруга так воинственно настроена? Были причины?

– Не думаю. Петька квартиру ей оставил, тачку… Он всем своим бывшим непременно оставляет квартиру и машину – джентльменский набор. Поэтому сам периодически оказывается в двухкомнатной хрущевке, которая досталась ему от бабушки. Супруга нашла свое счастье и задумала уйти, но не могла не поскандалить по причине повышенной стервозности. Ну и сказала под горячую руку…

– Подожди. Ты говоришь, ее спутник – парень малоприятный. Что, если ограбление организовал он?

– Вряд ли. Хотя он из команды Сотника. Слыхала о таком?

– Не слишком ли хорошо ты осведомлен?

Артур засмеялся.

– У каждого мужчины есть жена, сестра или подруга, и большинство из них не прочь поболтать.

– Ясно, – вздохнула я, прикидывая, как отнестись к данному разговору, а еще разозлилась на Лялина. Утверждая, что у Петра мания преследования, о дружке его бывшей супруги он не пожелал упомянуть. Может, сам не знал? Вряд ли. Обычно он знает все. Скорее, не усмотрел в этом ничего интересного.

Продолжить разговор нам не пришлось, вся компания вернулась. Роковая женщина в мою сторону старалась не смотреть и устроилась между Верой и Никифоровым. Какое-то время все оживленно болтали, потом примолкли и задремали на солнышке. Сафронов лежал в шезлонге в трех шагах от меня и вскоре уже начал похрапывать, а я решила, что мне пора искупаться. Поднялась, сбросила рубашку и тут услышала:

– Ух, ты… – Артур поглядывал на меня из-под сдвинутой на глаза панамы.

– Впечатляет? – усмехнулась я, имея в виду свой греческий загар.

– Не то слово, – ответил он, торопливо поднимаясь, и мы направились к реке.

Вода была теплой и особого облегчения не принесла. Я пару раз нырнула, потом откинулась на спину, закрыла глаза и решила, что абсолютно счастлива. По крайней мере, минут десять вне всякого сомнения. Артур шумно плескался рядом, потом затих, тоже устроился на спине.

– Оля, – позвал он, я не отозвалась, а он продолжил насмешливо: – Что, если я за тобой приударю?

– Попробуй.

– Это, в смысле, без зубов останусь?

– Это, в смысле, попробуй, а там посмотрим.

– Ага. Похоже, у меня есть шанс.

– Похоже. Только помнишь, что сказала прекрасная Анна? Тебя ее слова не настораживают?

– Ерунда. Алкоголички так не выглядят. Я врач, меня не обманешь.

– Тогда дерзай.

– Прямо сейчас?

– Конечно.

– Знаешь, оказывается, ухаживать за женщиной, болтаясь в воде, довольно неудобно.

– Тогда подожди, когда выйдем на берег.

Артур засмеялся и на некоторое время оставил меня в покое. Не помню, сколько времени я пребывала в состоянии блаженства, но с берега начали кричать, и мы с Артуром вернулись к компании. Выпили пива, потом затеяли игру в волейбол, потом компания как-то незаметно распалась. Мы с Артуром решили немного прогуляться и пригласили с собой Петечку, после разговора с Райзманом я стала гораздо серьезнее относиться к своей миссии.

Мы брели друг за другом по песчаной тропинке, миновали заросли и вышли к поляне с остатками костра посередине, взобрались на холм, заросший кустами шиповника, и внизу увидели чей-то лагерь. Отдыхающих было человек десять, не меньше, дети плескались в воде, чуть поодаль покачивались три моторки.

– Прекрасный отсюда вид, – вздохнул Артур.

– Надо было взять видеокамеру, – поддакнул Петр. Мы начали спускаться, но лагерь обошли, чтобы не беспокоить граждан.

Здесь тоже был шикарный пляж. Обойдя остров по кругу, мы вернулись к нашей стоянке и обнаружили Валерию Лапшину, она сидела под грибком в одиночестве и листала журнал.

– А где все? – крикнул ей Петр.

– Гена пошел на яхту за кремом, боюсь, я успела обгореть. Куда делись остальные, понятия не имею. Хотите чаю? Он в термосе. Горячий, с земляникой.

– Предпочитаю холодное пиво, – отозвался Артур.

– Напрасно, ничто так хорошо не утоляет жажду, как горячий чай.

Я решила проверить данное утверждение, и мы с Лерой выпили по чашке чая.

– Что-то Гена долго, – заметила она. – Дождется, что я обуглюсь.

«Пожалуй, ему действительно понадобилось слишком много времени, чтобы сходить за кремом», – машинально отметила я.

– Разомнусь немного, – где-то минут через двадцать сказала Лера и неожиданно предложила: – Составишь мне компанию?

Я с готовностью поднялась, и мы пошли, я была уверена, что мы направимся в сторону пристани, но она выбрала другой маршрут. В последний момент к нам присоединился Петр.

– Пожалуй, я искупаюсь, – сказал он, когда мы оказались на соседнем пляже.

Я тоже полезла в воду, а Лера устроилась в тени. В какой-то момент я, повернувшись к берегу, на прежнем месте ее не обнаружила. Минут через десять, выбравшись на берег, я смогла убедиться, что Лера по-прежнему поджидает нас. Мне показалось, что она чувствовала себя не в своей тарелке. Петр носился по мелководью как мальчишка, а я устроилась рядом с ней.

– Подождем Петра или пойдем? – спросила я.

– Подождем.

– Тогда я ненадолго загляну… – Я не успела договорить, она взяла меня за руку.

– Там люди делом заняты. Я тоже хотела заглянуть и чуть все не испортила.

– Ах вот как, – пожала я плечами. – Что ж, потерплю.

Когда Петр утихомирился, мы вдоль берега вернулись к нашему лагерю. С противоположной стороны шел Лапшин.

– Тебя только за смертью посылать, – заметила супруга.

– Там на пристани пацаны рыбу ловят, приплыли на лодке из Черкасова. Ну, не удержался… – виновато пожал плечами ее муж, протягивая ей крем.

– Ты его на солнце держал? Теперь можно смело выбросить.

– Ладно тебе, ну, извини. – Он виновато кашлянул, она, пожалуй, слишком нервничала из-за тюбика крема.

Тут из зарослей выплыла наша роковая женщина, потянулась, демонстрируя свои прелести, с насмешкой глядя на Леру, а Лапшин неожиданно покраснел. Это показалось мне занятным. Испытывая некоторую неловкость, все заняли свои шезлонги, через двадцать минут появилась Вера, очень похожая на сытую кошку.

– Полный сбор, – засмеялась она, помахав нам рукой.

– Может, в волейбол? – предложил Артур.

– Я пас, – хихикнула Вера, – предпочитаю менее подвижные игры.

– А где Павел? – спросил ее Петр.

– Пошел немного отдохнуть на яхте. Думаю, скоро вернется.

Она оказалась права, через несколько минут Никифоров действительно присоединился к нам, заспанным он не выглядел.

В продолжение следующих нескольких часов все держались вместе, ничего заслуживающего внимания не происходило. Солнце потихоньку клонилось к западу, а мы начали собираться. На яхте нас уже ждали. Тамара Ивановна отдыхала на палубе, оба мачо сидели тут же и резались в карты.

– Ну что, отчаливаем? – обратился к нам Петр. Мы недружно ответили:

– Да.

– Ужин готов, – сообщила Тамара Ивановна, поднимаясь. – Через десять минут подам.

– Давайте через полчаса, надо немного привести себя в порядок, – предложила Вера. Все согласились и разбрелись по каютам.

Вода шла еле-еле, должно быть, все по моему примеру отправились в душ. Я чертыхнулась и накинула полотенце. Яхту качнуло, а я, оставляя мокрые следы, прошла к постели, выглянула в окно – мы успели отойти от берега на приличное расстояние.

Стол накрыли на палубе, и это всех порадовало, после захода солнца здесь было прохладно и сидеть в кают-компании не хотелось. Лера куталась в платок и зябко ежилась.

– Кажется, перегрелась на солнце, – пояснила она.

– Я тебе говорил, надо быть осторожной. Тебе вообще вредно загорать, – сказал Лапшин.

– Мне все вредно, – отмахнулась Лера. Впрочем, особого напряжения между ними не чувствовалось, если что-то и было, то хватило нескольких минут наедине, чтобы все разрешить.

Ужин растянулся. Зажгли фонарики, один из мачо работал за официанта, Тамара Ивановна на некоторое время присоединилась к нам, потом ушла. Наконец посуду убрали, стол унесли. На ящике, приспособленном под бар, стояли бутылки, каждый наливал что хотел. Общество разбилось на группки, мы с Петром и Райзманом, Верочка с Лерой, Лапшин с Никифоровым развлекали Анну. Она выпила лишнего, пару раз порывалась показать стриптиз, но отклика в сердцах мужчин не нашла. Лапшин перебрался к жене, и Павел по его примеру к Верочке. Анна почувствовала себя не у дел и принялась приставать ко мне. Говорить с пьяной бабой – пустая трата времени, а скандалить – трата нервов, поэтому в очередной раз, отправляясь за мартини, я легонько задвинула ей локтем, и она, с удобствами устроившись в шезлонге, ненадолго затихла, а когда обрела способность говорить, стала гораздо осмотрительнее. Правда, один раз злобно прошипела невпопад:

– Он все равно на мне женится, слышишь, ты…

– Очень рада за тебя, – кивнула я.

– Не смей мне тыкать! – заорала она.

– Уймись, – шикнула на нее Вера, – напилась, так веди себя прилично. Не обращай на нее внимания, – обратилась она ко мне.

– Пожалуй, я пойду спать, – кивнула я, решив не портить людям вечер, раз уж я действовала на Горину, как красная тряпка на быка.

– Если и надо кому-то отправиться спать, так отнюдь не тебе, – влез Райзман, хотя я в его помощи совершенно не нуждалась.

– Девочки, девочки, давайте жить дружно, – призвал к порядку Никифоров, протягивая нам по бокалу.

– А знаешь, я приглашу тебя на нашу свадьбу, – сообщила Анна и истерично захохотала. Ее поведение, а главное – ее слова вызвали у меня интерес, но выяснять, что к чему, при посторонних я не стала, решив оставить это на потом.

– Наверное, в самом деле пора расходиться, – поднимаясь, сказала Лера, я последовала ее примеру. За мной встали Райзман и Петр.

– Идите, – махнула рукой Анна, – лижите этой стерве пятки, а меня увольте.

– Ты ведешь себя как идиотка, – не выдержала Вера.

– А ты вообще заткнись. Знаю я тебя как облупленную. Чего ты из себя строишь?

– Ну, хватит. Замолчи, или вылью на тебя ведро воды, чтобы протрезвела.

– Идемте, – позвал Райзман.

– И что, все уходят? – захныкала Анна. – Оставите женщину умирать от тоски?

Мы направились к трапу, Лапшин замешкался.

– Ты идешь? – спросила Лера, он неохотно последовал за ней, с Анной остались Вера и Никифоров.

– Налей мне еще, – услышала я ее голос, уже спускаясь.

– Чтобы я еще хоть раз взяла тебя с собой, – выговаривала ей Верочка.

– Ерунда, скоро они все будут бегать передо мной на задних лапах, а этой стерве…

Остальное я не расслышала, мы спустились вниз.

– Спокойной ночи, – пожелала я, распахнув дверь своей каюты. Прошла в душ, слыша, как за тонкой перегородкой возится Петр. Он что-то уронил, чертыхнулся. На сей раз душ работал исправно, я облачилась в пижаму и легла. Не успела закрыть глаза, как рядом скрипнула дверь и ко мне постучали, я была уверена, что это Райзман, и открывать не собиралась.

– Ольга, – позвал из-за двери Петр, – Ольга Сергеевна.

Пришлось подняться. Он вошел, испытывая неловкость, сесть он мог лишь на мою постель и остался стоять.

– Я должен извиниться, – сказал он, кашлянув.

– Ерунда.

– Анна… она… неплохой человек, не знаю, что на нее нашло.

– В любом случае вам за нее извиняться ни к чему. Считайте, что я уже обо всем забыла.

– Спасибо. То есть я хотел сказать… знаете, у меня странное чувство. Точно что-то должно произойти. Недоброе.

Я мысленно вздохнула. У парня ночные страхи, боюсь, это надолго. Но так как предполагалось, что я здесь как раз для того, чтобы его от них избавить, я предложила:

– Садитесь и рассказывайте.

– Нет, нет, спасибо. Собственно, нечего рассказывать, просто предчувствие. У вас так не бывает?

– Бывает, конечно. Скажите, Петр Викентьевич, – я сама не заметила, как мы вновь перешли на «вы», похоже, и он не обратил на это внимания, – предчувствие касается кого-то из ваших друзей?

– В каком смысле? – испугался он.

– В смысле, вы кого-то подозреваете в злом умысле?

– Я? Что вы… Они все приличные люди, я давно их знаю, а потом… при чем здесь они, господь с вами…

– Но предчувствие все же присутствует, – напомнила я. Он растерянно огляделся.

– Наверное, я сам себя пугаю. Пойду спать. Еще раз извините.

– Вот что, Петр Викентьевич, перегородки здесь тонкие, если вам вдруг что-то покажется странным или подозрительным, постучите в стену, и без стеснений. Договорились?

– Честное слово, мне очень стыдно. Это как-то совсем не по-мужски.

– А вы наплюйте и помните, что я на работе.

– Значит, вы тоже заметили? – перешел он на шепот, нервно косясь на дверь.

– Что заметила? – нахмурилась я.

– Что-то назревает. Некоторая напряженность…

– Напряженность, пожалуй, присутствует, – согласилась я, чтобы не разочаровывать его. – Если хотите, можете ночевать здесь.

– Спасибо, – растерялся он. – Я и так злоупотребляю вашей добротой.

Петр неловко попятился и вышел из каюты. Я поднялась и заперла за ним дверь, легла и попыталась уснуть. Кондиционер шумел, окно было закрыто, но в каюту доносились голоса с палубы. Значит, еще не разошлись. Я честно попыталась уснуть. За перегородкой ворочался Петр, похоже, тоже не спал. Через час мне стало ясно, что уснуть не удастся.

Я поднялась, решив закурить, делать этого в каюте не хотелось. Я вышла, набросив халат на плечи. С кормы доносились пьяные голоса. Я немного прошлась и осторожно выглянула, надеясь, что меня не увидят. В свете китайского фонаря я разглядела Анну, которая казалась почти трезвой, Веру с бокалом в руках, а рядом с ними Лапшина и Никифорова. Значит, Лапшин покинул жену и решил продолжить веселье. Анна что-то сказала, и все четверо дружно захохотали.