Текст книги "Тайна всегда со мной"

– Это как?

– Кому-то понадобились два женских трупа.

– Кому? – удивился Ярослав.

– Это мне и предстоит выяснить. – Я простилась, поняв, что ничего полезного от него сегодня не услышу.

В выходные я была уверена в том, что доложу о результатах Селиванову и предоставлю ему возможность разбираться со всем этим самостоятельно, но утром я уже направлялась не в контору, а в областную больницу.

К сожалению, с Лысенко мне поговорить не удалось. Ни с одним, ни со вторым. В палате интенсивной терапии пациентов с такой фамилией оказалось двое, второй выживший в аварии мужчина был родным братом мужа погибшей Аллы. Зато в коридоре у палаты я издалека заметила пару лет пятидесяти. Оба выглядели совершенно убитыми горем. «Еще бы, сразу два сына в таком состоянии». Однако я ошиблась. Как рассказала медсестра на посту, это были тесть и теща одного из пострадавших. Я записала их имена, поинтересовалась самочувствием братьев и направилась к палате. Посчитав удачей застать родителей Аллы здесь, я представилась и присела напротив пары. Женщина комкала в руках бумажный платок. На каштановых волосах – черная траурная лента из мелкого кружева.

Какое-то время мы пребывали в молчании. Мужчина смотрел в одну точку и будто бы не замечал моего присутствия. Выглядел он несколько бодрее и собраннее жены. Темные брови сведены у переносицы, губы поджаты. Первой нарушила тишину женщина. И без того миниатюрная, сейчас она смотрелась буквально крошечной, ссутулившись и обхватив себя руками.

– Аллочка ведь десять лет за рулем, права получила, как только восемнадцать исполнилось, – сказала женщина, тяжело вздыхая. – И вот, кто бы мог подумать, что вот так…

– Ирина Ивановна, расскажите о вашей дочери, – тихо попросила я.

Мне казалось, что я прекрасно понимаю ее состояние. Хотя потеря ребенка вряд ли может встать в один ряд с потерей жениха.

– Она замечательная, закончила математический факультет нашего института с красным дипломом. Ее сразу в банк взяли, дослужилась уже до руководителя отдела, – не без гордости начала женщина, на лице даже возникло подобие улыбки. – Кирилл – один из постоянных клиентов. Так красиво за ней ухаживал. Два года назад свадьбу сыграли, вот-вот внуков ждали.

– Алла была беременна? – уточнила я.

– Вроде бы нет, – неуверенно ответила Ирина Ивановна и бросила взгляд на мужа. Тот наконец повернулся к нам.

– Вскрытие покажет. – Он тяжело поднялся со стула и неспешно пошел в другой конец коридора.

– До сих пор поверить не могу, что все это случилось с нами. Может быть, это и не она была? Возможно ведь такое? – с надеждой посмотрела на меня женщина мокрыми от слез глазами.

– Боюсь, что она, при ней обнаружили водительское удостоверение, – не стала я лукавить.

Тем временем все внутри у меня сжалось, ведь скоро этим несчастным людям предстояло узнать о том, что тело их дочери загадочно исчезло. Если, конечно, его оперативно не найдут. Точнее, не найдем. Было совершенно очевидно, что я уже погрязла в расследовании по самые уши.

Женщина не сводила с меня взгляда. Ее худые плечи то медленно поднимались, то резко опускались, будто из нее выходила жизнь.

– А почему вы Аллочкой интересуетесь? Водитель грузовика ведь только парой царапин отделался, да и вина там скорее на нем, как я поняла.

– Вы все правильно поняли, – кивнула я и продолжила: – Простая формальность. А есть ли у вас фото дочери?

– Конечно. – Ирина Ивановна тут же полезла в сумку за смартфоном, нашла нужный снимок и протянула мне. – Вот, это они с Кирюшей на второй годовщине свадьбы, в конце августа.

– Красивая пара, – кивнула я, попросив переслать мне снимок.

Я говорила чистую правду: с фотографии на меня смотрела миниатюрная кареглазая девушка с платиновыми волосами и роскошной улыбкой. Рядом муж, он казался выше ее чуть ли не в два раза. Серьезный, подтянутый брюнет в очках. Его лазурный галстук гармонировал с элегантным платьем супруги.

– Ира, выпей, – тяжелым голосом произнес отец Аллы, материализовавшийся рядом с пластиковым стаканчиком воды.

– Вадик, неужели это все в самом деле происходит с нами? – задала вопрос Ирина Ивановна будто бы мужу, но на самом деле в никуда.

Ответа не последовало. Мужчина присел рядом, тяжело вздохнул, взял за руку жену и опустил седеющую макушку на ее плечо. Мне совершенно не хотелось мучить этих людей, но все-таки осталась пара вопросов, которые необходимо было задать.

– Значит, отношения с мужем у нее были хорошие. Может быть, какие-то конфликты на работе, с друзьями?

– Вы что же, думаете, кто-то мог это подстроить? – женщина в ужасе вскинула брови.

– Мы обязаны проверить все версии, а экспертиза покажет исправность автомобиля и обстоятельства аварии, – терпеливо объяснила я.

– Нет, – она опустила голову и покачала ею из стороны в сторону, – она вообще неконфликтная у нас, добрая, ласковая.

– Последнее время не было ли каких-то странностей в ее поведении или в окружении?

– Да не было ничего такого, – резко ответил Вадим Сергеевич.

– Светлова Людмила Ивановна была ли в кругу общения вашей семьи или братьев? – назвала я имя другой пропавшей и описала ее. – Девятнадцать лет, модельная внешность, длинные светлые волосы.

– Нет, – произнесла Ирина Ивановна после некоторых раздумий, Вадим Сергеевич тоже покачал головой.

– Не хочу вас больше задерживать. – Я кивнула в сторону палаты. – Как я могу связаться с близкими братьев?

– Так нет у них никого. Родители погибли в аварии год назад. Отец за рулем был, на месте скончался. А мать в коме пролежала, да без толку. Тоже вслед за мужем отправилась. Только Кирилл с Матвеем друг у друга и остались теперь, да мы с Вадиком. Вот только выкарабкаются ли?

Я выходила из больницы с тяжелым чувством. Свернула за угол здания и присела на лавку в больничном сквере рядом с раскидистым кленом и видом на вход в один из корпусов.

Красивая девушка и счастливая жена попадает в аварию, столкнувшись с грузовиком. Она погибает на месте, а муж и его брат в тяжелом состоянии оказываются в больнице. За год до этого похожая история происходит с их родителями, в результате оба погибают. Может ли это быть неслучайным совпадением и иметь отношение к пропаже тела Аллы?

Их с мужем семейная жизнь могла быть не такой безоблачной, как то виделось родителям. Допустим, Алла была с кем-то в сговоре. Она и ее сообщник зачем-то хотели избавиться от всех членов семьи Лысенко. В случае их гибели Алла, вероятно, становилась единственной наследницей. Вот только смерть самой женщины могла быть выгодна только еще одному наследнику. Которого, похоже, нет.

Кто-то вполне мог манипулировать ею, заставить лишить жизни собственного мужа и его брата, исходя из собственных интересов. При этом жизнь самой Аллы никакой ценности для убийцы не представляла. Соперник или конкурент одного из братьев втерся в доверие к женщине. Выбрав подходящий момент, подсыпал что-то, чтобы спровоцировать неадекватное поведение за рулем. В таком случае было бы ясно, почему тело исчезло из морга. Кто-то заметал следы.

Причина у злодея должна быть весьма существенной. Месть, то самое блюдо, которое подают холодным. Достаточный ли это повод сжить со свету пятерых представителей одной семьи?

Маловероятная версия хотя бы потому, что вместе с Аллой исчезает еще одна девушка. Разумеется, она могла быть как-то связана с ней или братьями. Родственница, подруга или любовница – почему бы и нет? Родителям Аллы вообще необязательно было знать о ее существовании. Мила Светлова тоже могла быть замешана в ДТП, и ее вскрытие кому-то также невыгодно. Похоже, нужно двигаться в этом направлении, искать связь двух погибших. Хотя покопаться в истории с аварией годичной давности тоже не помешает.

Утром я приехала на работу. Половина сотрудников в отпусках, количество моих занятий временно сократилось втрое, поэтому до вечера особых дел у меня не было. Однако Селиванов явно считал иначе. Он внимательно выслушал то, что мне удалось узнать, и невозмутимо заявил, протягивая клочок бумаги:

– Вот адрес, по которому нашли Людмилу. Поговори с ее матерью, Вероникой Павловной Светловой, узнай подробности и возвращайся, пообедаем вместе.

– Вот уж награда так награда за старания, – усмехнулась я.

– Ты против моей компании? – вскинул брови Селиванов и скорчил недовольную гримасу.

– Очень даже за, когда она по делу. Не хочешь поехать со мной? Тем более ты на машине, негоже девушку по городу гонять.

– Танечка, дел невпроворот, а вот до адреса подкину, конечно. Тем более мне все равно сейчас в комитет заехать надо, – радостно отозвался Антон и подскочил со стула, снимая со спинки свою кожанку.

– Узнай обстоятельства гибели в результате ДТП четы Лысенко, и вообще любые сведения о них были бы очень кстати. Это родители братьев, которые были пассажирами Аллы, пропавшей из морга, – попросила я уже в машине.

– Сделаю, – радостно закивал Селиванов. Он, похоже, радовался, что дело благополучно сбыл мне, даже добавил: – Что-нибудь еще?

– Поторопить экспертизу авто, за рулем которого была Алла Лысенко, сможешь?

– Не обещаю, но постараюсь. – Антон бросил взгляд на меня. – Раз для дела надо.

– Не для себя же, – фыркнула я и отвернулась к окну.

Квартира Светловых находилась в красивой высокой сталинке в районе, примыкающем к центру. Прямо напротив – парк культуры и отдыха. Слева – здание мэрии. Жилье в этом квартале стоило безумных денег. Интересно, зачем было молодой девушке из благополучного района связываться с грязным делом, способствовать аварии троих людей и рисковать собственной жизнью. Хотя в девятнадцать многие опасности не кажутся такими уж серьезными, да и просчитывать риски умеют не все даже в более зрелом возрасте.

К тому же, имеет ли она вообще причастность к страшному ДТП, предстоит еще выяснить.

Дверь из красного дуба мне открыла женщина лет тридцати пяти в лосинах и коротком топе цвета фуксии. Русые волосы собраны в высокий пучок. Я бы подумала, что оторвала ее от занятий спортом, однако в руке у нее тлела сигарета, что вряд ли можно было совмещать с физкультурой. По крайней мере, в моем представлении.

– Могу я поговорить с Вероникой Павловной Светловой? – спросила я, протягивая удостоверение.

– Это я, входите, – ответила женщина и посторонилась. Я представляла мать Людмилы совсем иначе, но не верить ей оснований не было. Кстати, на удостоверение она даже не глянула. – Извините, у меня не убрано.

– Конечно, я понимаю, – заверила я, а сама оглядела огромную гостиную, куда меня привела женщина.

Похоже, что не убрано здесь уже очень давно. Я бы сказала, лет десять. На роскошной итальянской мебели слой пыли, на ковре из-за грязи едва угадывается былой рисунок. По углам и на люстре болтается паутина, одно из кресел целиком завалено одеждой, какими-то журналами и даже посудой. На втором стоит открытый ноутбук, а на полу у кресла – три бутылки вина. Похоже, пустые. Только венецианская штукатурка на стене с изображением итальянского дворика напоминает о былой роскоши. В целом выглядит все очень удручающе.

– Садитесь. – Вероника кивнула на диван, обивка которого пестрела прожженными следами от сигарет и множеством разных пятен. – Или вы хотите посмотреть, где я ее нашла?

– Да, было бы неплохо, – легко согласилась я, радуясь возможности покинуть это помещение. Мы пошли по длинному коридору мимо кухни. Я бросила туда беглый взгляд: дверь на балкон открыта настежь, на столе горы пустых банок, коробок и каких-то упаковок, раковина завалена посудой. «Да уж, проветривание тут очень кстати», – подумала я про себя. А вслух спросила:

– Давно вы тут живете?

– С рождения, – ответила женщина сухо, открыла передо мной дверь и указала на кровать. – Вот тут она вчера и лежала. Я выйду ненадолго?

– Да, конечно. Это ее комната, верно?

– Ее, – кивнула она и исчезла в коридоре. Должно быть, матери тяжело было находиться здесь, спокойствие в голосе наверняка результат действия успокоительных препаратов.

Я огляделась. В отличие от других помещений здесь сразу бросался в глаза порядок. Мебель выглядела далеко не новой, а компьютер с огромным монитором на столе вообще воспринимался чем-то доисторическим, хотя лет двадцать назад, скорее всего, был передовым гаджетом. Но все содержалось в чистоте и порядке. На длинном стеллаже – книги аккуратными рядами. Нижняя полка выделена под детские, из которых хозяйка комнаты давно выросла, далее – художественная литература, на уровне груди – энциклопедии и учебники, преимущественно по биологии, анатомии, химии. Чуть выше начинались разные сборники с одинаковыми выцветшими корешками, изданные в прошлом веке.

Рядом с компьютером на столе – клетка. В ней довольно большая белая крыса. Я обратила внимание, что поильник и кормушка у нее пустые – вряд ли Вероника вспомнит о ней в ближайшее время. Я налила животному воды из стоящей рядом бутылки и насыпала какие-то гранулы из стеклянной банки. Крыса принялась жадно есть, а я продолжила осматривать комнату Людмилы.

Кровать застелена покрывалом золотистого цвета, поверх него – декоративные подушки. Все примято, что неудивительно, раз именно тут нашли тело девушки. Над кроватью – огромное фото, прикрепленное канцелярскими кнопками. Возможно, даже перепечатка из журнала. Высокая блондинка с распущенными волосами по пояс стоит в модельной позе. На ней пиджак синего цвета на пару размеров больше, кожаная юбка и туфли-лодочки. Лицо миловидное, но пронзительные карие глаза добавляют строгости, особенно на контрасте со светлой копной волос. Я достала телефон и сделала снимок, предположив, что на фото – Людмила.

Рядом с кроватью тумбочка и маленький придвижной компьютерный столик. Видимо, хозяйка комнаты предпочитала пользоваться им, ведь на письменном столе с огромным монитором и клеткой просто не оставалось места. На тумбочке еще одно фото. Та же самая девушка, только лет на пять моложе, держит на коленях смеющегося пацана лет четырех. Тут же – зеленое яблоко, которое покойная не успела съесть. На столике – учебники и тетради. Я полистала их и предположила, что девушка планировала стать врачом. Ноутбук отсутствовал.

Огромное окно выходило на парк. Я вышла на балкон. Тут в горшках росли анютины глазки, некоторые даже продолжали цвести. На небольшом столике – подсвечник для уличной свечи, на стуле – плед. Похоже, хозяйка комнаты любила проводить тут время.

Я услышала, как скрипнула дверь, и вернулась в комнату. Вероника села на банкетку рядом с кроватью и скрестила руки. Я устроилась напротив за письменным столом, развернувшись лицом к собеседнице, благо стул был на колесиках.

– Вероника, расскажите, как вы обнаружили Людмилу, – попросила я.

– Милу, – поправила меня женщина. – Она терпеть не могла, когда ее полным именем называли. Не так я ее назвала, видите ли! Удивляюсь, как имя не сменила в восемнадцать. Вообще-то я уже все рассказала полицейскому, который приехал после скорой.

– Понимаю, но таковы формальности, – настаивала я. – Вы вернулись домой и обнаружили Милу тут, во сколько это было?

– Вернулась в четыре, около семи отварила пельмени и заглянула к ней в комнату, чтобы позвать на ужин. А она лежит. Я подумала: спит. Зову, а она не реагирует. Подошла, потрясла – ничего. Ну я в «Скорую» звонить. Они приехали: померла, говорят, полицейских надо. Вскоре и ваши явились, все расспросили, Милу рассмотрели. Сказали, что, скорее всего, она по естественной причине умерла.

– Это потому что при первичном осмотре не было обнаружено следов насильственной смерти, – кивнула я.

– Да, сказали, что вскрытие точную причину покажет, – пожала плечами Вероника и резко вышла из комнаты. Я подумала, что за напускным спокойствием скрывается большое горе, но она очень быстро вернулась с бутылкой вина и стаканом и вновь устроилась на кушетке. Сделала большой глоток и сказала: – Вам не предлагаю, вы при исполнении.

– Так точно! – не удержалась я от колкости, поскольку Вероника не очень походила на убитую горем мать. – Были ли у Милы какие-то проблемы со здоровьем?

– Может, и были, но мне она не рассказывала.

– Сложный возраст, желание быть во всем самостоятельной? – предположила я.

– Да у нее этот возраст лет в десять начался, сразу, как я Мартына родила, не рановато ли?

– У всех по-разному. – Я пожала плечами. – Значит, Людмила – не единственный ваш ребенок? Сколько сейчас сыну?

– Десять будет в ноябре.

– Он сейчас в школе? – предположила я.

– Мартын живет с отцом. Уже почти шесть лет.

Женщина отвернулась к окну. Я решила эту тему не развивать и вернуться к делу:

– Мила училась в медицинском?

– В колледже. Хотела ехать в Москву поступать, представляете? – усмехнулась Вероника, сделав большой глоток вина. – Я, конечно, понимаю: ЕГЭ по химии на максимальные баллы и все такое. Но где она и где столица? Кому она там нужна? К тому же жить где-то надо.

– Значит, она осталась в нашем городе и поступила в колледж?

– Ага, лучшая ученица, все дела. Мечтала заработать и свалить в свою Москву. – Вероника вдруг расхохоталась, поднялась с банкетки, достала из нижнего ящика письменного стола потрепанный журнал и протянула мне. – Узнаете?

– Это вы? – Я перевела взгляд с обложки на нее.

– Что, сильно изменилась? – ухмыльнулась Вероника.

– Нет, совсем нет, – слукавила я.

Судя по дате выпуска журнала, фото было сделано ровно двадцать лет назад. Однако женщина была вполне узнаваема.

– Мне тут шестнадцать. Агенты пророчили мне большое будущее, модельный бизнес был тогда в самом расцвете. На следующий день после выхода журнала я узнала, что беременна.

– Милой? – догадалась я.

– Да. – Она снова сделала большой глоток и вышла на балкон, оставив дверь открытой. Облокотилась на кованые перила, прикурила и продолжила, затянувшись: – Милка не любила, когда я в ее комнате курила. Хотя вообще-то это моя комната. Я тут выросла. На чем я остановилась? Ах да, ну пришлось рожать. Еще пара фотосессий, и все, гудбай, Америка, Европа и вся моя модельная карьера. Я этой дуре говорила: иди в модели, ведь все при ней. Были бы быстрые деньги, связи. Как бы не так! Портфолио сделала из-под палки, вон над кроватью снимок как раз, и все на этом. Уперлась: анестезиологом она, видите ли, хочет стать…

– А почему вы решили сохранить беременность? – осторожно поинтересовалась я. – По здоровью?

– Какое там здоровье, смеетесь? Разве оно от беременности прибавляется? Дети у вас есть? – резко переключилась она.

– Нет, – я покачала головой.

– И не надо, – отрезала Вероника. – Вот так растишь их, а они раз – и все.

– И все же, – настаивала я. – Почему не пошли на прерывание, раз были многообещающие перспективы в качестве модели?

– Отцу хотела насолить. – Она снова рассмеялась, потушила сигарету и вернулась в комнату на свое место. Вылила остатки вина в стакан и быстро его осушила. – Внук, рожденный несовершеннолетней дочерью, никак не вписывался в концепцию его мира.

– Получилось? – мягко поинтересовалась я.

– Если бы, он помер за неделю до родов…

– Что случилось?

– Старость случилась. Он старше матери на тридцать лет был. На следующий день после восемьдесят третьего дня рождения и помер. Накидался сверх меры на празднике, вот и последствия. Знать бы, что так все получится, лучше бы аборт сделала. Глядишь, жила бы сейчас где-нибудь в Милане. – Вероника потянулась было за бутылкой, но вовремя вспомнила, что та уже пуста.

– А мама?

– Мамы не стало, когда мне было семь. Покончила с собой.

– Были причины?

– Были, должно быть. – Женщина посмотрела мне прямо в глаза. – Вам же еще нет тридцати?

– Нет, – улыбнулась я.

– А она моя ровесница была. Я себя с мужиком за шестьдесят пять ну никак представить не могу. Видать, и ей не очень было. – Я сейчас вернусь. – Вероника снова вышла и через пару минут действительно вернулась с бутылкой красного и чистым стаканом. – Выпейте со мной, как вас там?

– Татьяна.

– Вот, за упокой Милкиной души. Да и родителей моих – Валентины и Павла. – Женщина протянула мне стакан – я не стала возражать, и она щедро наполнила его вином. Я поняла, что она настроена выговориться, и решила этим воспользоваться. К тому же, как только мне исполнилось одиннадцать, отец начал обучать меня, как пить и не пьянеть. В теории, разумеется.

– Молодой человек у Милы был?

– Учеба у нее была, вот и все интересы.

– А подруги?

– Подруги были, как же. Ленка вон, этажом выше живет. – Вероника посмотрела наверх. – Двадцать три бабе, а все с моей с малолетства носится.

– В колледже Мила с кем общалась?

– Почем мне знать? – удивилась женщина. – В колледже и спросите.

– Вероника, ничего странного в поведении или окружении дочери вы последнее время не замечали?

– Что у меня, своих дел нет? – ответила вопросом на вопрос собеседница.

– Вы сказали, что ваш сын живет с отцом. Мила не изъявляла желания последовать примеру брата?

– Нет, у нее отца и не было никогда. Я в шестнадцать лет залетела. Вокруг меня тогда кто только не вился. Родила Милку, и все, жизнь коту под хвост, считай. Пока она в школу не пошла. Я же одна с ней тут. – Она огляделась. – Ну а потом встретила отца Мартына, Игоря. Только недолго музыка играла. Три года мы прожили вместе в его доме, а потом все: прости-прощай, выгнал нас с Милкой, а Мартюшу отобрал.

– Вы не пытались его вернуть?

– Знаете, какие у него связи? – усмехнулась Вероника. – А я что – ни работы, ни образования. Да и привычки вредные имеются.

Это было понятно и без ее слов. Неудивительно, что мужчина долго не выдержал. Я попросила его контакты и поспешила покинуть квартиру. Уже на пороге обернулась и спросила женщину:

– Как думаете, от чего она умерла?

– Пусть патологоанатом разбирается, или как его, – развела та руками, а я подумала: «Он бы рад, найти бы тело».

Когда входная дверь за мной закрылась, я поспешила не вниз, а вверх по лестнице. На следующей площадке я позвонила сначала в одну квартиру, затем во вторую. Повезло мне только на третий раз. Дверь открыла женщина лет семидесяти, в элегантном домашнем платье, прическа подвязана бантом, губы ярко накрашены.

– Добрый день, – удивленно произнесла она, глядя на меня.

– Я ищу Елену, девушку двадцати трех лет.

– Парамонову?

– Да, – поспешила я согласиться, хотя фамилию соседки Милы, разумеется, не знала.

– Подруга? – спросила женщина, подозрительно оглядывая меня с головы до ног.

– Не совсем. – Я протянула удостоверение, которое та внимательно изучила. Пожалуй, это был первый раз, когда кого-то заинтересовали не сами корочки, а их содержимое.

– Инструктор по физической подготовке? – Вскинула брови женщина. – Зачем вам Елена понадобилась?

– Хотела поговорить с ней по поводу недавней кончины вашей соседки снизу.

– А следователя что, не могли прислать? – резонно заметила собеседница. Вот тут присутствие Селиванова очень бы пригодилось.

– Придет следователь, – заверила я. – Готовлюсь к повышению, меня послали лишь договориться о встрече.

– Вот здесь Парамоновы живут, – кивнула она на дверь напротив, в которую я безуспешно пыталась дозвониться за пару минут до этого. – Только вряд ли вы их до вечера застанете, на работе все.

– Простите, как вас зовут?

– Виталина Аркадьевна.

– Виталина Аркадьевна, скажите, а не были ли вы знакомы с бабушкой и дедушкой погибшей Людмилы?

– Я-то была. В отличие от самой Люськи. – Признаться, в положительном ответе я не сомневалась. В таких домах люди живут десятилетиями.

– Можете мне о них рассказать?

– Что ж, расскажу, глядишь, помогу вам с повышением, – подмигнула дама и пошире распахнула дверь, чтобы пропустить меня в квартиру.

Ее жилище разительно отличалось от квартиры Светловых. Везде царил образцовый порядок: люстры блестели, скатерти были накрахмалены, из кухни приятно пахло выпечкой. Мы устроились в просторной гостиной у окна. Виталина Аркадьевна поставила на круглый столик две чашки с блюдцами – на вид антикварные – и удалилась в кухню, откуда вскоре принесла изящный чайник чая из того же сервиза.

– У вас очень красиво, – произнесла я, разглядывая картины на стенах.

– В отличие от Веронички-то, конечно, – усмехнулась та. – Стараюсь, пока силы есть. Да и у Светловых хорошо было, пока Валюша с Павлом были живы. Что бы вы хотели о них узнать?

– В первую очередь что случилось с мамой Вероники? Она действительно покончила с собой?

– Что ж, начну издалека, – сказала женщина и сложила руки на коленях. – С Валюшей у нас разница, как у Людмилы с Еленой – четыре года. Как она за Павла вышла замуж и сюда въехала, мы и подружились. Муж мой покойный, летчик, в постоянных командировках. Ее профессор целыми днями в институте. Вот мы и сошлись. Когда Ника родилась, я, бывало, с ней оставалась: своих детей у нас с мужем не случилось, поэтому я была рада иногда примерить на себя роль матери. Только Павел это не очень поощрял. Он считал, что Валентина должна со всем сама управляться: и с огромной квартирой, и с ребенком.

– То есть отношения у них были не самые теплые?

– Что же, он любил ее очень, только уж больно хотел при себе держать все время: работать запрещал, подруг не жаловал, а уж друзей тем более. Еще бы: тридцать лет разницы, шутка ли. Кто же знал, что он ее на десяток лет переживет?

– Расскажите, как именно она умерла?

– Примерно за год до смерти она от меня отдалилась. На лестнице поздоровается, но в гости не поднимется. Я-то сама к ним старалась не ходить: Павел этого не любил. Думала, это он ее против меня настроил: не только с подругами, но и с соседями общаться запретил. Ну а в мае день рождения у нее был, я купила букет, торт, пошла поздравить Валю. Она дверь отрыла и уставилась на меня: мол, что за цветы и подарки?

– Вы перепутали день? – предположила я.

– Нет, я-то все помнила, а вот она забыла. Про свой день рождения забыла, представляете? – вскинула руки Виталина Аркадьевна. – В дом она меня пускать не хотела, но я настояла. Вот тогда я и сообразила, что что-то не ладно.

– Почему? – поинтересовалась я.

– Павел порядок во всем любил, Валечка всегда старалась его поддерживать. А тут смотрю: обувь в коридоре разбросана, на кухонном столе жирные пятна, посуда в мойке лежит грязная. Не подумайте, не то чтобы она запустила дом, но было видно, что не справляется.

– Как думаете, почему?

– Ребенок взрослел, много сил отнимал, а муж требовал все больше. Сама она мне об этом не говорила, разумеется, но я-то ее хорошо знала.

– Не хватало времени?

– Сил не хватало, милочка, и, похоже, моральных. Ее бы к специалисту направить да лечение назначить, но разве Павел позволил бы?

– Думаете, у нее была депрессия?

– Я не специалист, но очень на то похоже. В общем, вышла я тогда от нее в полном недоумении, стала думать, как помочь подруге, да не успела.

– Как это случилось?

– Через пару дней после нашей встречи ее бездыханную нашли на асфальте под окнами.

– Версию об убийстве тогда не рассматривали?

– Она записку оставила. Да и не было с ней в тот день никого, кроме дочки. Дверь изнутри заперта, Павел в институте был – у него алиби; в общем, свернули расследование, так толком и не начав.

– А что было в записке, она написала что-то о причинах?

– Нет, просила у дочери прощения, и все.

– Как думаете, Вероника ее простила?

– Думаю, нет, – покачала головой соседка. – Ни мать, ни отца.

– Она считает его виновным в ее гибели?

– Она считает его виновным в том, что ее собственная жизнь пошла под откос. Когда Вали не стало, Павел решил, что будет сам ребенка воспитывать. Валюшиных родителей он к внучке и при жизни жены особо не подпускал, а тут и подавно. Мне тоже за все время пару раз доверил, когда уж совсем деваться некуда было.

– Как же он один справлялся с первоклассницей?

– А никак, росла она самой себе предоставленной. Павел, конечно, планы строил, что она по его стопам пойдет, будет историком, местечко ей у себя на факультете готовил. А она в десятом классе забеременела, будто ему назло. Нике жилось с ним несладко, вот и расплачивается до сих пор.

– Что вы имеете в виду?

– Вы же были у нее, верно? Она будто застыла в том временном промежутке, когда была любимой дочерью в счастливой семье. Алкоголь, сигареты и наркотики – это следствие ее сложного взросления, – заключила женщина и подлила чаю в чашки.

– Она работает?

– Нет, и никогда не работала, насколько я знаю.

– Откуда же деньги на существование?

– Помимо этой квартиры, у Павла была точно такая же на последнем этаже. Аренда до сих пор приносит ей очень неплохой доход.

– Хватало на содержание себя и дочери?

– На свое содержание точно, а вот после того как умерли родители Ники, Мила стала заметно хуже одеваться. Ну и о чем может быть речь, если дочка с шестнадцати лет работала, полы мыла по ночам. Девка явно пошла не в родителей, жаль, сгубили ее так рано.

Выходит, что Мила, все детство наблюдавшая за разгульным образом жизни матери, мечтала поскорее из этого всего выбраться. Не побрезговала даже грязной работой. Надеяться она явно могла только на саму себя.

– А что со вторым ребенком Вероники?

– Так у отца он, где ему еще быть. Уж не знаю, как Ника того мужика охмурила, но он быстро понял, что к чему, и поспешил ретироваться вместе с ребенком.

Я посмотрела на часы с боем, которые стояли между двумя окнами в гостиной. Через двадцать пять минут у меня начиналось занятие, следовало поторопиться. Я решила, что Виталина Аркадьевна может быть осведомлена о делах Милы даже лучше родной матери, и показала ей фото погибшей Аллы.

– Скажите, эту девушку вы когда-нибудь видели вместе с Людмилой?

– Это вы лучше у Елены спросите.

– Не могли бы вы передать ей номер следователя, – попросила я и записала телефон и имя Селиванова, решив, что так будет надежнее.

– Разумеется, – заверила меня женщина.

До работы я домчалась на такси в рекордные сроки. В зал вбежала запыхавшись, даже не успела переодеться. К своему удивлению, обнаружила, что он пуст. Тогда я отправилась в раздевалку и все-таки облачилась в спортивную форму. Когда вернулась, в помещении по-прежнему никого не было. Для порядка я подождала минут пятнадцать, а затем направилась в кабинет начальства.

– Танечка. – Начальство встретило меня в компании Селиванова, оба радостно улыбались, хотя причин для веселья вроде бы не было.

– Геннадий Михайлович, где все? Ко мне на занятие никто не явился. Антон Борисович, между прочим, тоже. – Я выразительно посмотрела на Селиванова.

– Так кто в отпусках, кто болеет. Не зря же я попросил тебя помочь следствию, – подмигнул Геннадий Михайлович. – Кстати, Антон Борисович мне как раз докладывал о ваших совместных успехах.

– Совместных? – вскинула я брови в удивлении и даже опустилась на диван, скрестила руки на груди и продолжила: – Или я чего-то не знаю и Антон Борисович успел что-то сделать для расследования?