Текст книги "Капкан на спонсора"

Татьяна Полякова
Капкан на спонсора

Идея написать детектив пришла в голову моей подруге Женьке. Именно ее следует винить во всех обрушившихся на нас несчастьях, но сама Женька, конечно, вряд ли с этим согласится. Более того, она нагло утверждает, что это я виновница наших бед, и туманно намекает на некий дар, которым я якобы обладаю, при этом обычно хмурится, смотрит с подозрением и скорее всего считает меня ведьмой. Разубедить ее в обратном не представляется возможным. Стоит мне произнести фразу: «Это случайные совпадения», как Женька начинает хитро щуриться, кривить губы в пакостной улыбке и кивать головой с таким видом, точно хочет сказать: «Кому ты вкручиваешь?» Поначалу меня это злило, и я пыталась ее образумить, потому что никакого подозрительного дара у меня нет и в помине. Увы, все мои попытки заканчивались скандалом; если быть честной, скандалила я: вопила, обзывала Женьку дурой, крутила пальцем у виска и даже топала ногами. Женька кивала, принимала серьезный вид и с интервалом в пять минут повторяла: «Ну чего ты психуешь? Да я верю тебе, верю…» В общем, я оставила свои попытки добиться справедливости, махнула на все рукой, и теперь, когда Женька начинает вспоминать недавнюю историю, я принимаю покаянный вид и соглашаюсь со всем, что она болтает.

Надо сказать, что Женькино повествование о наших приключениях с каждым разом становится все красочнее и все невероятнее, хотя они и сами по себе здорово напоминают запутанный детектив, где нам с подружкой была уготована роль сыщиков. А началось все с моего желания сесть за стол, взять тетрадочку и сочинить что-нибудь романтическое: дебри Амазонки, красавица в плену у дикого племени, юный возлюбленный, подозрительно напоминающий Тарзана, и прочее в таком же духе… Тяготение к экзотике объяснялось просто: уже несколько лет я работала в туристической фирме и успела кое-где побывать и кое-что повидать, а вот неожиданно обнаружившуюся у меня тягу к графомании я объяснить вряд ли сумею. В каком-то смысле в этом повинна все та же Женька. Она писала стихи (довольно скверные, надо признать) и небольшие рассказы, главными героями которых были попеременно то кошки, то собаки, а один раз даже лемур.

С ним, кстати, была полная неразбериха, потому что Женька лемуров в глаза не видела и даже, по-моему, с трудом представляла, что это вообще такое, но рассказ написала. Он вышел трогательным и чрезвычайно волнующим, как все Женькины рассказы, в конце которых собака или кошка, пережив колоссальное количество приключений, по большей части трагически заканчивают свою жизнь на руках любящей хозяйки. В общем, лемур тоже сдох, и когда Женька читала об этом, глотая слезы, я буквально рыдала, хотя понятия не имела, как этот самый лемур выглядит и какая человечеству от него польза.

Рассказы о животных Женька читала мне каждый четверг (в среду у нее больше свободного времени, и она тратила его именно на сочинение новых произведений), я слушала, плакала, мы обнимались с Женькой, тоже плачущей, выпивали литра три чаю и шли куда-нибудь ужинать, по дороге рассуждая о том, что мир устроен скверно и чутким душам здесь не место.

Слезливость моя в ту пору объяснялась просто: только что с нулевым счетом закончился роман, который длился почти год. Мне пришлось признать очевидный факт: человек, которого я любила столь продолжительное время, совершенно мне не подходил, и это несмотря на общие интересы (он был хозяином в той самой турфирме, где я работала), материальный достаток и свободу (имеется в виду, что мы оба до встречи друг с другом не были связаны узами брака). Восемь месяцев наш роман развивался и радовал, на девятом месяце мы подали заявление в загс и, как люди широких взглядов, не дожидаясь выполнения всех формальностей, съехались в одной квартире с целью совместного проживания. Вот тут-то и выяснилось, что для этого самого совместного проживания мы совершенно не приспособлены. Конечно, Денис считал во всем виноватой меня, а я – его, но, если честно, его присутствие в доме с самого первого дня здорово действовало мне на нервы, и, только сбежав в свою однокомнатную «хрущевку», я вновь почувствовала себя успокоенной, потому что мысленно желать по нескольку раз за вечер любимому человеку «чтоб ты пропал!» все-таки не очень приятно, и в некоторые моменты меня это даже по-настоящему тревожило.

В общем, мы с Денисом разъехались, но, так как продолжали видеться на работе каждый день, смятение в душе осталось, я грустила, тосковала и отказывалась заводить новые знакомства. Вышагивая после работы домой, утешала себя различными любовными историями, которые тут же на ходу придумывала в больших количествах. Таким образом Женькины собачки, кошки и один лемур в сочетании с моей тоской и жаждой настоящей любви пробудили во мне желание написать роман. Я решала, где должно происходить действие романа – в Бразилии или в Египте (в Египте вместо диких племен мне виделись кочевники), и имела неосторожность открыть свой замысел Женьке. Мои намерения привели ее в восторг.

– У тебя прекрасный слог, – размахивая руками, вещала она, бегая по моей комнате точно заведенная, – и прекрасное знание материала, я имею в виду эту Амазонку… А недавняя трагедия придаст твоему повествованию необходимую достоверность…

Посовещавшись, мы пришли к выводу, что действие может происходить как в Бразилии, так и в Египте, можно даже сначала в Бразилии, а потом в Египте или наоборот. Героиня – стюардесса, самолет ее терпит крушение, падает в джунглях, в живых остается только она. На поиски самолета отправляется команда спасателей, которую возглавляет молодой красавец… Тут наш союз с Женькой дал первую трещину: она хотела, чтобы молодой красавец был блондином с ярко-синими, точно васильки, глазами, я же, согласившись с синим цветом глаз, настаивала на брюнете.

В этом месте разговор от литературы перешел к суровой действительности, и мы малость повздорили: Женька припомнила мне Дениса, который был брюнетом, оттого и оказался непригодным для совместного проживания, а я, в свою очередь, напомнила про одного блондина, оказавшегося многоженцем, скрывающимся от алиментов на четверых детей, от которого не так давно Евгения Петровна с превеликим трудом избавилась.

Через час Женька покинула мою квартиру в сильнейшем гневе, рявкнув напоследок:

– Или блондин, или никто!

Где-то после полуночи Женька позвонила:

– Пусть он будет русым. Конечно, это не совсем блондин, то есть, если честно, это вовсе не блондин, потому что русым называют всех, кто не брюнет.

– Идиотка! – крикнула я, так как к этому моменту только-только успокоилась и смогла уснуть.

– Ах вот как! – разозлилась Женька. – Делай его кем хочешь, только вряд ли у тебя выйдет что-то путное. У меня есть опыт, с этим ты не можешь не согласиться, и, как человек опытный, я тебе заявляю: или блондин, или у тебя вовсе никаких шансов.

– Он будет лысым, – отрезала я и повесила трубку.

Неделю мы продолжали вести переговоры по данному вопросу, в основном прибегая к помощи телефона, и делали друг другу незначительные уступки. Женька предложила обойтись словом «светловолосый», добавив хмуро: «И не надо утрировать, пусть каждый вообразит цвет волос по-своему», – а о глазах она дипломатично помалкивала.

Шла вторая неделя, я не написала ни строчки, но не реже трех раз в день скандалила с Женькой по телефону. В воскресенье вечером она пришла ко мне и прямо с порога заявила:

– Любовный роман – это неактуально. Напиши детектив. Представь: знойный красавец знакомится с женщинами, входит к ним в доверие, а потом убивает…

– Маньяк, что ли? – скривилась я.

– Не обязательно маньяк. К примеру, он грабитель: выбирает женщин побогаче… Или шантажист. Детектив тем и хорош: можно придумать все, что угодно.

– Я же хотела про Амазонку, – обиделась я. – Джунгли, дикие племена…

– Хорошо, пусть в диком племени кого-нибудь убьют, а твоя стюардесса это убийство расследует. Или кто-то в Египте свистнет Тутанхамона, я имею в виду его чучело…

– Мумию, – машинально поправила я.

– Вот, – кивнула Женька, – а стюардесса ее найдет. Гонки на верблюдах, таинственные подземелья… Скажи, класс?

Я согласилась, но идея написать детектив все-таки далеко не сразу угнездилась в моем мозгу.

Еще дней десять после этого Женька звонила мне ежедневно и спрашивала:

– Ну что, начала работать?

– Нет, – вздыхала я.

В мае газета, в которой трудилась Женька, стала испытывать финансовые затруднения, сотрудники были отправлены в отпуск, и моя подруга в целях экономии уехала к родителям в соседний губернский город. Денису в моем присутствии несколько раз звонила какая-то женщина, после чего он исчезал на пару часов. Конечно, я не ревновала, но, согласитесь, это все же не очень приятно. В общем, жизнь особенно не радовала, а тут еще я умудрилась подхватить простуду и свалилась с температурой. Лежать в постели мне быстро надоело, покидать квартиру я опасалась, боясь осложнений, а чем занять себя, не знала, в результате по нескольку часов кряду смотрела телевизор, чего обычно никогда не делаю.

В тот вечер по всем каналам шли детективы, причем один другого скучнее. Сначала я хмурилась, потом начала злиться, потом выпила две большие чашки чая с лимоном и почувствовала в себе искру вдохновения, то есть почти полностью придумала детективный сюжет, с моей точки зрения, довольно оригинальный, а главное – интересный.

Несмотря на поздний час, я позвонила Женьке и поделилась с нею своими планами.

– Гениально, – ахнула она через семь минут. – Вот честно тебе скажу, ничего подобного я сроду не читала. Садись и пиши. И чтоб к моему приезду все уже закончила.

– А вдруг у меня не получится? – усомнилась я.

– Еще чего… у тебя талант, я же знаю. Ты прекрасно владеешь слогом, и лучше тебя в твоей турфирме никто…

– Но это ведь совсем другое, – перебила я.

– Ничего не другое. Садись и пиши. Я вернусь, в случае необходимости подредактирую и… В общем, работай, – закончила Женька, и мы торопливо простились, потому что телефонный разговор у нас занял минут двадцать, и с экономией средств, как всегда, ничего не получилось.

Вздохнув, я извлекла давно припасенную общую тетрадь и с трепетом вывела первую фразу: «Вечер ничего не обещал». Бог знает откуда она явилась, но мне почему-то понравилась, хотя, если честно, и не имела прямого отношения к повествованию. Вслед за первой фразой появилась вторая, третья. Я торопливо писала, точно под диктовку, и где-то часа через четыре, потрясая в воздухе рукой, со студенческих времен успевшей отвыкнуть от таких трудов, с некоторым удивлением увидела, что передо мною лежат десять листов, исписанных мелким почерком. Перечитав написанное и поздравив себя с успешным началом, я продолжила повествование.

К моменту возвращения Женьки от родителей роман был закончен. После долгих размышлений я придумала название, отпечатала роман на компьютере и, собрав листы в красивую папку, вывела на ней крупными буквами: «Анфиса Глинская. Убийство в доме с колоннами», подумала и добавила чуть пониже: «Детектив».

Женька вернулась в среду и с огромной сумкой в клеточку возникла в моей квартире.

– Готово? – спросила она, забыв поздороваться. Дрожащей рукой я протянула ей папку, Женька плюхнулась в кресло и начала читать.

Повесть не была особенно объемистой, но и маленькой ее назвать трудно – в общем, Женька читала несколько часов. Все это время я осторожно бродила по квартире, то и дело приглядываясь к подружке. Она перевернула последний лист, подняла на меня глаза, в которых, точно крупные бриллианты, сверкали слезы, и заявила тихо, но с большим чувством:

– Потрясающе… Я всегда говорила: у тебя талант. Так и есть. Читается на одном дыхании… Да мы всех этих звезд за пояс заткнем.

– Думаешь, его напечатают? – усомнилась я.

– Напечатают, – заверила Женька. – Это я беру на себя. А ты пока обдумывай сюжет следующего романа.

Я кивнула, но решила ничего не обдумывать, а посмотреть, что получится у Женьки.

Подружка развила прямо-таки фантастическую деятельность, и в результате мы оказались втянутыми в такую историю… В общем, что бы теперь ни болтала Женька, намекая на всякие глупости, но она в происшедшем виновата не меньше меня, а может, даже и больше, как посмотреть. С Женькой мы всегда смотрим по-разному, у нее выходит так, у меня эдак, но одно не подлежит сомнению: если бы не Женька, написанный мною детектив так и остался бы лежать в столе и… Впрочем, не буду забегать вперед, попробую рассказать все по порядку.

…Женька позвонила около двух; само собой, в это время я была на работе, так как нормальные люди по средам работают, а вот Женька – нет, но ее мало кто считал нормальной.

– Слушаю, – пропела я в трубку, ожидая, что это клиент, но вместо пожелания отправиться на Канары услышала Женькин голос:

– В три жду тебя возле Дома творчества. Вход со двора, не перепутай. И не опаздывай. Возьми такси, здесь машину припарковать негде. Да, и юбку длинную надень.

– До пят, что ли? – фыркнула я.

– Нет, можно не до пят, но обязательно ниже колена. У тебя очень выразительные ноги, и мужики ни за какие коврижки не поверят, что женщина с такими ногами может написать что-то путное… На всякий случай напяль что-нибудь бесформенное, балахончик из мешковины, у твоей Верки-зануды такой есть. Бюст у тебя тоже выразительный, и лучше всего его прикрыть. И очки у Верки возьми…

– Ты спятила, что ли? – начала я всерьез беспокоиться.

– Вовсе нет, – обиделась Женька. – Тебе надо принять облик провинциальной интеллигентки: ни тебе денег, ни тебе вкуса, только ум и скорбь за Россию. А здесь без очков – ни-ни…

– Ты все-таки спятила, – озадачилась я. – Какая интеллигентка, и почему я должна нестись в Дом творчества, когда у меня полно работы?

– Ты меня с ума сведешь! – ахнула Женька. – Ты что, забыла, какое сегодня число? – Я взглянула на календарь с некоторым недоумением. – Сегодня писательские посиделки, и, между прочим, будут разбирать твой роман.

– Мамочка! – ахнула я и кинулась к Денису. Последнее время он чувствовал себя немного виноватым и с радостью отпустил меня до конца рабочего дня. Я подскочила к Верке, сидевшей за столом напротив, и, воспользовавшись ее замешательством, стянула с нее балахон, который она торжественно именовала свитером, и юбку, взамен всучив свои, нахлобучила на нос Веркины очки, вытянула руку, пытаясь разглядеть пальцы, не смогла и плюнула: в конце концов, я могу время от времени их снимать.

Тут открылась дверь кабинета Дениса, и на пороге появился он сам, замер с глуповатым видом, косясь на Верку, которая, кстати сказать, в моих тряпках выглядела очень даже ничего, перевел взгляд на меня и спросил испуганно:

– Что это?

– В каком смысле? – насторожилась я.

– Почему ты выглядишь так по-дурацки?

– В самом деле? – Это показалось обидным, я нахмурилась, пожала плечами и заявила: – Я должна выглядеть интеллигентно. А Женька считает, что с моей фигурой такое невозможно.

– И поэтому ты влезла в этот мешок?

– В свитер, – обиделась Верка. – Между прочим, я его в Каире купила, и недешево.

– С ума сойти, – буркнул Денис и исчез в кабинете, забыв, по какой надобности выходил.

– Иногда он заговаривается, – шепнула Верка, глядя на дверь кабинета, за которой исчез наш шеф. – По-моему, он опять влюбился.

Эту тему поднимать не стоило.

– Мне нет до этого никакого дела, – заверила я и поспешила удалиться, схватив сумку и путаясь в подоле юбки: юбка длинная, узкая, и передвигаться в ней было крайне затруднительно.

Не успела я покинуть здание, в котором размещалась наша фирма, как тут же увидела Женьку: она «выпала» из остановившегося у подъезда такси. Говорю «выпала», потому что на ногах подружка устояла с большим трудом, и виновата в этом была юбка: такая же длинная и узкая, как моя. Откуда она взялась у Женьки, для меня было загадкой.

– Что это на тебе? – удивилась я, когда мы застыли на тротуаре, критически рассматривая друг друга.

– А то не видишь, – хмуро ответила Женька.

– Что-то я раньше не видела тебя в таком… виде.

– Еще бы. Ты со мной в литературный кружок не ходишь, хотя я тебя сто раз приглашала.

– Так это что, униформа для литературного кружка?

– Вроде того. Я ж тебе рассказывала: там нет мужчин и женщин, там все литераторы. Поэтому к одежде нужно относиться… равнодушно, – вдруг порадовалась Женька нужному слову. – И не выделяться, в смысле различия полов.

– Что за глупость? – ахнула я, потому что считала, что различия как раз должны быть, причем существенные.

– Творческие люди мыслят другими категориями, – вздохнула Женька, – и ценности у них тоже другие.

– Какие же, интересно? – начала злиться я.

– Ладно, не заводись, – загнусавила Женька. – Потопали.

– У меня, между прочим, работа.

– Ну и что? Подумаешь. У меня тоже работа. Она не волк, в лес не убежит.

– Оставь свои глупости, – проворчала я, почувствовав, что начинаю волноваться. – Лучше расскажи, чего мне следует ждать.

– Если честно, ничего хорошего, – кашлянув, сообщила Женька. – Их там семь человек, и все как на подбор гении. Моих собачек они не жалуют, и детективом их тоже не проймешь. Твоя задача произвести хорошее впечатление на Ипатова, зовут его Яков Семенович, впрочем, я тебе о нем рассказывала. Если он даст положительный отзыв, мы пойдем к его приятелю Аполлонскому. Он директор издательства. Конечно, издательство так себе… если честно, то совсем паршивое, абсолютно безденежное.

– Тогда зачем к нему идти? – удивилась я.

– Произвести впечатление. Хорошее, разумеется. От Аполлонского может быть существенная польза, хотя вряд ли он за здорово живешь издаст твой роман.

– Что значит «за здорово живешь»? – испугалась я, так как была законопослушной гражданкой. – Ты имеешь в виду взятку?

– Какая, к черту, взятка? Говорю, они нищие, как эти… церковные мыши. Придется искать спонсоров. Но чтоб найти спонсора, нужно заручиться поддержкой Ипатова и Аполлонского. Поняла?

– Поняла, – нахмурилась я. – Может, не стоит нам влезать во все это? Бог с ним, с детективом.

– Стоит, стоит. Тут главное – произвести впечатление. А начнут пургу гнать, ты сиди скромно, глазки опустив, а потом непременно поблагодари, мол, они тебе большую пользу принесли.

– Какую пользу? – разволновалась я.

– Критика автору всегда на пользу. Да, и вот что еще, я тебе псевдоним придумала: Анна Асадова. Звучит?

– Зачем мне псевдоним? – удивилась я.

– Затем. Ну что такое, в самом деле, Анфиса Глинская? Ты извини, но имя у тебя ни на что не похоже. Сразу мультфильм вспоминаешь…

– Ну, знаешь ли… – обиделась я.

Без десяти минут четыре мы стояли у подъезда Дома творчества. Он вовсе не был домом, в том смысле, что занимал лишь незначительную часть особняка, построенного в начале века. Слева широкая дверь магазина «Продукты», справа страховая компания «Щит», а посередине узкая и довольно обшарпанная дверь, которая радовала взор обилием табличек. Женька, перекрестившись, шагнула к этой двери и позвонила. Звонка мы не услышали, так как Дом творчества располагался на втором этаже, подергали дверь и смогли убедиться, что она заперта.

– Это что ж такое? – нахмурилась Женька, а я ткнула пальцем в бумажку, приклеенную к стеклу на двери. Стекло оказалось довольно грязным, и разглядеть, что написано на клочке бумаги, было затруднительно. Глазастая Женька прочитала вслух: «Вход со двора», виновато вздохнула и зашагала, я потрусила следом. Со двора вела дверь в ломбард с огромной вывеской: «Мы придем вам на помощь», а также дверца в полуподвал, на которой приклеили тетрадный листок с надписью: «Дом творчества». К счастью, она была открыта. Мы спустились на пять ступенек, оказались в маленьком холле, откуда по крутой лестнице поднялись на второй этаж.

Обстановка Дома творчества была небогатой и сильно напоминала канцелярскую. Длинный коридор и шесть дверей по обе стороны. Перед первой дверью Женька остановилась, хитро мне подмигнула и отважно вошла. За огромным столом в полном одиночестве восседал дядька неопределенного возраста и странной наружности. Он явно скучал и вертел в руках ключ. Пальцы толстенькие, короткие, с неровными, точно обгрызенными ногтями. При виде нас он оживился, громко сказал «здравствуйте» и «присаживайтесь», после чего продолжил возню с ключом, но теперь выглядел не просто скучающим, а задумчивым. Я взглянула на Женьку, но спросить, что это за тип, не рискнула: комната маленькая – и мой вопрос он бы непременно услышал.

Мы сели у окна на расшатанные стулья, Женька откашлялась и дипломатично заявила:

– Хорошая погодка сегодня…

Дядьке надоело тоскливо пялиться на закрытую дверь, и он решил поддержать разговор. Женька на радостях запела соловьем, легонько толкнула меня в бок локтем и с видом ярмарочного зазывалы сообщила:

– А это, Яков Семенович, моя подруга Анна Асадова…

– Ага, – хмыкнул он, – автор детективных произведений.

– Я пока написала только один роман, – испуганно сообщила я, сообразив, что дядька здесь самый главный.

– Сейчас все пишут, – сказал он и засмеялся. Мы засмеялись тоже, решив, что это шутка и реакции от нас ждут соответствующей. – Что ж, посидите немного, а я покурю. – Ипатов поднялся и пошел к двери, а я накинулась на Женьку:

– Это правда он?

– Кто? – испугалась она.

– Твой Ипатов, конечно! Скажи на милость, почему он такой чумазый?

– Откуда мне знать? Он гений. К тому же демократ и увлекается восточной философией или чем-то там еще. Мудрецы не любят мыться. И отстань, я волнуюсь, а ты пристаешь с глупостью.

Тут дверь распахнулась, и в комнате появилась очень колоритная парочка. Круглолицая румяная дама невысокого роста и выдающейся комплекции и длинный худой мужчина, очень похожий на суслика.

– Здравствуйте, – нараспев сказала женщина, а суслик кивнул.

– Это Оля и Сережа, – затрещала Женька. – А это Анна Асадова, про которую я вам рассказывала.

– Читали, читали, – бабьим голосом заявил Сережа и хитро мне подмигнул. В ответ я выдала свою лучшую улыбку.

Понемногу в комнате стали собираться люди, за исключением лунолицей Ольги одни мужчины. Гениальный Ипатов тоже вернулся и теперь баловал товарищей какой-то притчей, при этом почему-то стоя к Ольге спиной, но ей и спина, судя по всему, нравилась, она неотрывно смотрела в затылок Ипатову с блуждающей на губах улыбкой и, сложив на груди пухлые ладошки, томно вздыхала. Потом повернулась ко мне и громким шепотом заявила: – Гений гениален даже в малом.

Смысла я не уловила, зато заметила, как уши гения дрогнули, а он, выдержав паузу, наконец-то повернулся к толстушке лицом и добродушно спросил:

– Как здоровье? – А между прочим, мог бы и не спрашивать: глядя на ее круглое лицо с ярким румянцем, только жуткий недотепа усомнился бы в том, что Ольга исключительно здорова.

– Спасибо, – расцветая улыбкой, ответила Ольга и торопливо добавила: – Я прочитала ваш роман. На одном дыхании. – В этом месте она судорожно вздохнула, подняла взгляд к потолку и еще раз повторила: – На одном дыхании…

– Ну-ну, – кивнул Ипатов и, расправив плечи, зашагал к своему месту за столом.

Все торопливо расселись, почему-то не глядя в нашу сторону, более того, все как бы нарочно делали вид, что нас здесь и вовсе нет. Такое невежливое и даже странное поведение меня не на шутку разволновало, я усмотрела в этом дурной знак.

– Вы знаете, – произнес Ипатов с легким намеком на торжественность, – сегодня у нас обсуждение… романа Анны Асадовой. – Он кивнул головой в мою сторону. – Роман написан в жанре детектива. – При этом слове все непроизвольно поморщились, а я еще больше испугалась. – С рукописью ознакомились?

Трое из семи сидящих мужчин кивнули, а мне стало стыдно: отняла время у серьезных людей…

– Я также ознакомился с рукописью, – вздохнул Ипатов, посмотрел на Женьку как на врага и тут же отвел взгляд, избегая встречи с моей разнесчастной физиономией. – Итак… кто желает высказаться?

Высказаться пожелали все, в том числе и не читавшие романа. Увы, их критика вполне могла сойти за хамство, но думать плохо о совершенно незнакомых людях не в моих правилах, и я остановилась на определении «нелицеприятная». Ипатов отмалчивался, но время от времени удовлетворенно кивал головой. Ольга незаметно начала кивать в такт, а потом громогласно заявила:

– Вещь скучная. – Сделала паузу, в продолжении которой все притихли и даже насторожились, а она добавила: – Я смогла прочитать только тридцать пять страниц, хотя очень старалась…

Через несколько минут выяснилось, что старалась она все-таки не зря, потому что хоть и смогла прочитать мой роман только до тридцать пятой страницы, но содержание его знала лучше, чем я, что позволило мне заподозрить ее в некотором лукавстве. Но поразила меня вовсе не румяная Ольга, а гениальный Ипатов. Под конец он взял слово и высказывался минут пятнадцать. Некоторое время я следила за ходом его мысли, но мысль была столь витиевата, что на десятой минуте Яков Семенович сам потерялся, почмокал губами, удивленно взглянул, пытаясь припомнить, по какому поводу его товарищи собрались и сидят теперь, хмуря лбы, и ни с того ни с сего рассказал очередную притчу, смысла которой я вновь не уловила, наверное, из-за сильнейшего волнения. Причем не только я одна. Когда Ипатов замолчал, все настороженно замерли, ожидая продолжения, ничего не дождались и в отместку вновь накинулись на меня, да так рьяно, что через пять минут я почти не сомневалась: мне предложат длительный отдых… скажем, в сумасшедшем доме.

К счастью, слишком бурные эмоции всех изрядно вымотали, и экзекуция длилась не так долго, чтобы я успела скончаться от стыда за свою бездарность и нахальство. Я сидела с багровым лицом, косясь на Женьку, которая сменила окраску с красной на бледно-зеленую и явно готовилась дать решительный отпор.

– Извините, – промямлила я. – Вы хотите сказать, что мой роман никуда не годится?

– Э-э, – Ипатов весомо крякнул и спросил: – Вы по профессии кто?

– Экономист…

– Ну вот, дорогая, и занимайтесь своим делом. А литературу оставьте в покое… знаете, как говорится, «коль сапоги начнет тачать пирожник…» или что-то в этом роде…

– Извините, – повторила я, поднялась и, пятясь задом к двери, потянула за собой Женьку. Смотреть на нее было жутковато, и как-то угадывалось, что ей есть что сказать каждому из присутствующих. К счастью, мы очень быстро оказались на улице. Женька смогла расцепить челюсти и громко чертыхнулась. Не глядя на подружку, я ускоренным шагом рванула к остановке такси, путаясь в подоле чужой юбки.

– Анфиса, – Женька схватила меня за локоть, – ты только не бери в голову…

– Заткнись! – рявкнула я. – Ведь знала: ничего путного из твоей затеи не выйдет, и все же пошла на поводу… Господи, какой стыд, да они меня только что дурой не назвали…

– Велика беда, – презрительно фыркнула Женька. – Если хочешь знать, это все из зависти: детектив получился очень приличный, можешь мне поверить. Пусть я сама пишу ерунду про собак и кошек, но хорошую книгу от плохой, слава богу, могу отличить и заявляю ответственно: роман очень и очень неплох. А они – шайка бездарей… Зря я тебя сюда притащила.

– Это точно, – вынуждена была согласиться я.

– Я ж добра хотела, – вздохнула жалобно Женька. – Ну чего ты…

Я тоже вздохнула:

– Ладно, пойдем пешком. У Дениса я на сегодня отпросилась.

– Слушай, – вдруг вспомнила подружка, – мы рукопись не взяли. Вернемся?

– Ну уж нет! – взвыла я.

– Ладно. Через несколько дней зайду к Ипатову и заберу. Ты подумай, какой мерзавец, я ему к юбилею хвалебную статейку, а он мне такую свинью…

– Может, он правду сказал?

– Как же, правду, – презрительно фыркнула Женька. – Ты эту публику не знаешь… Все как на подбор мнят себя гениями, а сами бездарь на бездаре и бездарем погоняют.

– Мне это совершенно неинтересно, – отрезала я, а Женька вздохнула, сказала «ага» и добавила не без злорадства: – Хрен они теперь в моей газете напечатают хоть строчку, вот провалиться мне на этом месте.

– Ну чего ты? – устыдилась я, взяла ее под руку, и мы не спеша побрели в сторону любимого кафе, чтобы в очередной раз нанести удар по своему бюджету и нарушить клятву не есть сладкого.

Понемногу мы успокоились, и я даже смогла усмотреть в происшедшем положительные стороны, например: беготня с рукописью сомнительного качества отменяется, и жизнь вновь пойдет своим чередом.

– Я ее в Москву пошлю, – заявила Женька после третьего пирожного.

– Вот только попробуй, – возмутилась я.

– Чего ты? Там на тебя никто орать не будет. А вдруг повезет? Станешь знаменитой. Я к тебе в литературные агенты пойду…

– Отцепись, – сказала я и для большей убедительности погрозила Женьке кулаком. – С литературой покончено, раз и навсегда.

Впоследствии я могла убедиться, какое здравомыслие проявила в ту минуту. Ведь ясно было: предприятие, начавшееся столь паршиво, и в будущем не сулит ничего хорошего, но, если б я только знала, какие беды обрушатся на нас из-за этого дурацкого романа… я б сожгла его собственными руками.

Женька позвонила около шести; была суббота, я устроилась на своем балконе с банкой пива и орешками и намеревалась поработать. В это время года всегда наплыв клиентов, а я собиралась в отпуск и должна была успеть сделать очень много.

Тоном, не терпящим возражений, Женька заявила:

– Я возле картинной галереи. Жду через полчаса. И оденься пооживленней, ну, ты понимаешь… Здесь будет Аполлонский, ты должна произвести впечатление.

– Слушай, – заныла я, – может, не стоит суетиться, может, сунуть этот роман куда подальше и…

– Знаешь, что тебя погубит? Отсутствие характера. Всегда надо идти до конца. Ты мне еще спасибо скажешь. Короче, не волнуй меня и быстро сюда. Жду возле входа, и пооживленнее, пожалуйста, пооживленнее.

– Я вообще-то здесь по работе, – заявила она, как только я оказалась рядом. – Сегодня открытие персональной выставки, и я должна взять интервью, но одно другому не мешает, главное – Аполлонский здесь. – Женька критически оглядела меня с ног до головы, кивнула без особого одобрения и ходко затрусила в галерею.

В огромном зале вдоль левой стены у окна стояли несколько мужчин и женщин. В центре группы находился совершенно лысый молодой мужчина с удивительно красным носом. Жутко шепелявя, он что-то рассказывал, размахивая руками. Я торопливо огляделась и вторично сбилась с шага, а Женька выронила сумку и чертыхнулась. Вышло это довольно громко, на нас обратили внимание.

– А вот и пресса! – воскликнул лысый и широко улыбнулся, а я окончательно растерялась: у него не хватало по меньшей мере десяти передних зубов, еще чудо, что он хоть гласные выговаривал.

– Добрый вечер! – гаркнула Женька и мило раскланялась, кого-то высматривая при этом; как видно, не высмотрела, нахмурилась и осталась недовольной. Лысый продолжал махать руками, Женька делала вид, что слушает, а я пошла взглянуть на картины. Где-то минут через двадцать Женька присоединилась ко мне.