Текст книги "Естественное убийство – 2. Подозреваемые"

– Мам! Я рассказала Виталику о том, что ты жалеешь, что не сделала аборт. А потом передо мною извинялась. Он со мной поговорил, и это… В общем, я тебя прощаю. Это ж ведь не на самом деле так. Ты же просто сказала сгоряча? Ты же меня любишь больше всего на свете, да? Даже больше Виталика?

– Ну конечно! – Женя кинулась обнимать своё образумившееся сокровище и вновь просить у неё прощения, обливая слезами.

– Так ты любишь меня больше Виталика? – ещё раз уточнила Аня.

– Разумеется.

– То есть меня ты всегда и за всё простишь?

– Мать всегда простит своего ребёнка! – захлёбывалась счастливой белугой бизнесвумен Евгения Румянцева.

– Но не всегда простит своего мужчину, да?

– Да-а-а… – не обращая внимания на контекст, продолжала рыдать Женька.

Чуть позже ей пришло в голову, что вопросы дочь задавала странные. Да только кто там разберёт, что у них в головах намешано? Простила за злое, ненужное – и хорошо. В семье отношения наладились – вот и отлично! Дети даже сдружились. И не только дочь, но и пасынок стал вести себя вежливо. А затем – и вовсе по-человечески. Однажды вечером, когда отец был в командировке, а Аня уже отправилась спать в свою комнату, Валерик подошёл к Жене, обнял её и сказал:

– Я понимаю, что ты – хорошая. Ты лучше моей матери. Если бы я был твоим сыном, ты бы от меня никогда не отказалась!

– Ты мне сын! – опять разнюнилась счастливая Румянцева и тоже в ответ совершенно искренне обняла прыщавого, несуразного, как маргарин, Валерика.

Виталий Андреевич купил большой дом, куда они вскоре и переехали. Жить бы им, поживать, да только вот такое вот случилось – падчерица забеременела и умерла. Как такое могло?.. В голове не умещается! Ничего не предвещало. Аня немного опережала в физическом развитии своих сверстниц и уже в двенадцать была вполне оформившейся девицей, но никуда из дому без спроса не отлучалась. В школу, обратно и на прочие танцы-секции их с Валериком отвозил или сам Виталий Андреевич, или шофёр… Как? Откуда? Почему?!

Давным-давно Северный съел свои котлеты с пюре. Не говоря уже о солёных огурцах. Он даже выпил ещё два раза по сто, решив оставить «Дефендер» на стоянке ресторана. «Чемодан» не обидится – ему не впервой здесь ночевать.

– Замечательная история. Можешь продать её какому-нибудь продюсеру мыльных опер. Я-то здесь при чём? Не уследили они за своей Аней. Разрушенная идиллия. И? Подростки страшно изворотливы. Люди вообще страшно изворотливы. Значит, несмотря на всю заботу, не уследили. Или ближе надо искать, если всё было «под стражей». Одноклассники, пропуск занятий, партнёр по танцам… Я не знаю. Чем я-то могу помочь?

– Дело в том… – Сеня поковырял вилкой в повторно заказанном штруделе. – Дело в том, что Виталия Андреевича Егорова, вполне добропорядочного бизнесмена средней руки и примерного отца и мужа, человека всяких прочих достоинств, сегодня взяли под стражу и предъявили обвинение.

– Он не заплатил налоги? – попытался сострить Северный, уже понимая, что вечер со старым другом перестаёт быть томным.

– Ему предъявлено обвинение в педофилии.

Глава девятая

– Соколов, такого обвинения не существует в юридической природе. Ты же учился в медицинском институте! Напомню тебе, что педофилия – медицинский термин, обозначающий расстройство сексуальной жизни человека, выражающееся в сексуальном влечении к детям и подросткам. Обвинить в педофилии – всё равно что обвинить в ВИЧ-инфекции. Нет статьи за ВИЧ-инфекцию. Но могут предъявить обвинение по конкретной статье, в том случае, если ты знал, что у тебя ВИЧ-инфекция, и не пользовался презервативами. То есть – распространял ВИЧ-инфекцию. Ставил под угрозу здоровье полового партнёра. Педофилы – истинные педофилы! – знают о таковой своей… особенности и, как правило, избегают общества детей!.. Так что скажи мне, в чём конкретно обвиняют этого Егорова?

– Я не помню, как там точно… Я со слов… Про вступление в половую связь с несовершеннолетней, про развратные действия, что ли? И всё такое. Про причинение вреда, повлёкшее за собой смерть потерпевшей. Это уже твоя епархия, Северный, подобные формулировки.

– Не моя. Я не юрист. Я – судебно-медицинский эксперт. Но я познакомлю тебя с теоретическими основами юриспруденции. Совсем немного. Итак, именно потому, что понятие «педофил» – медицинское, оно никоим образом не тождественно понятию «лицо, совершившее сексуальное преступление против несовершеннолетнего». Это ясно? – Соколов кивнул. – Далее… – Северный закурил. – Что такое сексуальное преступление против несовершеннолетнего? Это преступление против половой неприкосновенности и половой свободы детей. Ребёнком считается лицо, не достигшее совершеннолетия. В нашей стране – восемнадцати лет. Рассказываю тебе, чем половая неприкосновенность отличается от половой свободы. Так, чтобы ты понимал на будущее, ибо у тебя четверо… Пардон, уже пятеро детей. Половая неприкосновенность, друг мой, – это право лиц, не достигших шестнадцати лет, а также лиц, психически неполноценных, невменяемых не подвергаться вовлечению в половые отношения. Половая свобода – право гражданина, достигшего возраста шестнадцати лет – в нашей стране, ибо возрасты половой свободы разнятся по планете – и являющегося психически полноценным, по своей воле реализовывать свои потребности в половых отношениях. Пока всё понятно? Съедаешь формулировки?

– Более чем. В договорах и в тендерной документации они ещё тупее бывают.

– Отлично. Теперь я – опять же исключительно в целях твоего полового и правового воспитания – расскажу тебе, что такое «возраст сексуального согласия». Возрастом сексуального согласия считается возраст, начиная с которого лицо считается способным дать информированное согласие на сексуальные отношения с другим лицом. Говоря проще – это возраст, с которого добровольное согласие лица на половой акт является юридически действительным. Объясню ещё проще, на гипотетическом примере: тебя, Сеня, жаждет юная дева тринадцати лет. Она психически нормальна и осознанно жаждет именно тебя, старого деда без малого сорока лет. Но её жажда юридически недействительна. И если ты пойдёшь ей навстречу в реализации её горячего, искреннего, осознанного желания тебя, то, вылези история вашей половой любви наружу, тебе будет предъявлено обвинение в совершении сексуального преступления против несовершеннолетнего.

– Чего сразу меня?!

– Ты, почти сорокалетний старик, сейчас напомнил мне одного забавного юнца, Еремеева, – улыбнулся Северный. – Я ж сказал, пример гипотетический.

– Фу! Фу-фу-фу! Я даже гипотетически не хочу себе представлять совращение несовершеннолетней. Даже если она сама этого хочет. Может, она Набокова обчиталась?

– Не трогай старика Набокова. Он книгу о любви написал. Ну, уж как умел. А педофилией её разукрасил, чтобы граждане США его творение с полок сметали. Кстати, «совращение» – это литературщина. В Уголовном кодексе есть «изнасилование», «насильственные действия сексуального характера», «понуждение к действиям сексуального характера», «совершение развратных действий», причём состав развратных действий Уголовным кодексом не определён и должен быть доказан в суде. Так, что там у нас ещё? «Привлечение несовершеннолетних для участия в зрелищных мероприятиях порнографического характера», «вовлечение в занятия проституцией»… Достаточно или ещё в памяти покопаться?

– Более чем! – скривился Соколов. – Буду очень тебе благодарен, если ты прекратишь! Что ты меня сегодня мучаешь? То про отжатый труп рассказываешь, то про педофилов!

– Я рассказываю? Про чудесного колодезного «засранца» ты сам из меня чуть не клещами вытянул. А про «педофилов» – так ты тут мне целый час излагал трогательную историю жизни и любви Евгении Румянцевой, дабы эффектно огорошить финалом. И – ещё раз тебе повторяю! – не про «педофилов». Педофилы составляют ничтожно малый процент преступников, совершивших сексуальное насилие над детьми. Ты даже представить себе не можешь, насколько ничтожный. Охота на педофилов – это очередное отравление спорыньёй массового бессознательного. Спорыньёй малограмотности и вечной сексуальной озабоченности. В результате истеричной гипертрофии законодательной инициативы страдают в первую очередь те самые дети.

– Как же дети-то могут пострадать от того, что насильников пересажают?!

Всеволод Алексеевич пристально посмотрел на своего друга.

– Сеня, ты обнимаешь Дария?

– Разумеется! И Дария, и Дашку, и Жорыча, и Георгину!

– И Аню – которая Пенелая – тоже, поди, челомкал в щёчки, в пузико дул, да? При свидетелях типа персонала заведения для брошенных младенцев, так?

– Естественно! А как иначе? И челомкал, и дул…

– А иначе вот как, – перебил Сеню Всеволод Алексеевич. – Твоя соседка, Розамунда Потаповна, незамужняя, не знавшая любви и ласки женщина окончательно бальзаковского возраста, зайдя к тебе за спичками или солью, увидала, как ты Георгину в зад поцеловал. Взяла спички, взяла и соль – не обеднеешь, в отличие от неё, вон сколько у тебя в хате всякого добра!.. Присолила твоей вкусной морской дорогущей итальянской солью свой бедный постный русский суп, похлебала, подумала… Да и пошла к участковому и донесла на тебя. И к тебе пришли. И доказали как с добрым утром, что ты трогал Георгишу за половые органы…

– Конечно, трогал! Как иначе я ей жопу помою после того, как она обосралась? И те самые половые органы?

– То-то и оно! Мытьём грязной попки своей дочурке ты… То есть вы, гражданин Соколов Семён Петрович, прикрываете истинные свои мотивы. А именно – совершение развратных действий. Потерпевшей, Георгине Семёновне Соколовой, меньше двенадцати лет? Извольте присесть, гражданин Соколов, на строгий режим от пяти до двенадцати. А может, и поболее. Инцест-то налицо! Отягчающее, простите, обстоятельство.

– Сева, ты очумел?!

– А в постель вы, гражданин Соколов Семён Петрович, детишек своих берёте? И там вообще непонятно как и кого лапаете, да?

– Северный, угомонись!.. Ты же умный мужик!

– Я-то умный… И это, Сеня, не я должен угомониться. Я лишь рассказываю тебе, что нынче творится. И хочу, чтобы ты как человек достаточно разумный не разбрасывался словами типа «педофилия». Не ровён час, завтра и в тебя кто-то таким камнем кинет. Соседка, медицинская сестра детской больницы, недовольная сотрудница твоей фирмы. А зная твою не слишком большую озабоченность чрезмерной стерильностью места обитания твоей семьи… Вот представь себе… Чёрт, заказать себе, что ли, ещё сто граммов?

– Я нам обоим закажу! Тоже машину оставлю. Ты меня на нерв поднял!

– Заказывай. Я тебя сейчас ещё выше подниму.

Друзья дождались, пока официант принёс заказ и разлил по стопкам.

– Ну, за психическое здоровье населения! – предложил Северный.

Сеня не стал возражать. Опрокинули.

– Так вот, представь себе, мой дорогой друг, ты занимаешься любовью с прекрасной супругой своей, Олесей Александровной, и решаешь, что детишек, наконец, достаточно – и прибегаешь по такому поводу к одному из самых доступных тебе способов предохранения – прерванному половому акту. Тряпочки ты с собою на супружеское ложе не прихватил, и потому прерываешь ты свой половой акт прямо на простыню. И только-только ты кончил, как с рёвом в вашу с Леськой спальню врывается Дашка. Жалуется, что ей страшно и она хочет спать с вами. Вы с Леськой, пощупав Дашке лобик на предмет горячести и дав на всякий случай какого-нибудь аспирина со вкусом клубники, оставляете её у себя в койке. Бог с ней, пусть спит до утра – вам меньше бегать. Дашка вертится-крутится, просыпается, снимает пижаму, надевает пижаму. А температура, несмотря на аспирин, растёт. И ещё она всё время жалуется, что хочет писать, а когда ты относишь её на ручках в туалет, может выдавить из себя ровно три капли. Температура через пару часов Дашкиного верчения вдоль и поперёк вашего супружеского ложа уже не субфебрильная, а вполне себе так под сорок. Твои действия?

– В больницу, разумеется! «Скорую» вызвать… Какую, к чёрту, «Скорую»! Пока они приедут. Сам. Дашку в плед. Леське на руки, на заднее сиденье… Что это? – Соколов с тревогой посмотрел на Всеволода Алексеевича. – Если цистит, то какого чёрта температура под сорок? Острый пиелонефрит? В любом случае – в детскую больницу. В самую лучшую! Лучше перебздеть, чем недобздеть!

– Тише, тише! Сеня, у тебя очень живое воображение. Я бы даже сказал – горячечное. Это всего лишь гипотетическая ситуация. И Дашкина воображаемая мочевая инфекция тут не самое главное. Самое главное впереди. Привёз ты Дашку в больницу. В детскую. В самую лучшую. Вылезши из-за руля, вырвал дочурку из Леськиных дрожащих рук. Во-первых, потому, что нервничаешь, во-вторых – потому, что семилетняя девица при наличии любящего родителя куда гармоничнее смотрится у папки на руках. Гармоничнее – и жене легче.

– Ну да! – согласился Сеня.

– Вырвал. Дашка на тебя смотрит и плачет, и стонет: «Папа, больно!»

– О-о-о!!! – Соколов вцепился руками в волосы.

– Так, только с разбегу об стены ресторации не бейся. Твоя задача – ворваться с Дашкой на руках в приёмное, навести шухер, вызвать дежурного педиатра, а также уролога и нефролога заодно. Они её слегка седируют. Дарья в полусне. Лекарям нужен анализ мочи. Они подставляют под неё судно, ты ей судорожно-истерически командуешь «пис-пис-пис!», потому что Леська занята – бьётся головой об стены приёмного. Дашка говорит тебе сквозь сон: «Папа, больно!» – по-видимому, продолжая жаловаться на рези при мочеиспускании. Никого и ничего не настораживает. Мочу уносят в лабораторию и обнаруживают в ней не только лейкоциты сплошь, но ещё и… сперматозоиды. Неизвестно, откуда в анализе мочи оказались сперматозоиды. Тринадцатилетних пацанов, как известно, госпитализируют всё ещё в детские больнички. Возможно, в эту утку мочился половосозревающий «малыш», который четвертью часа прежде подрочил в туалете. А судёнышко плохо помыли, бывает… Очень даже может быть, что туда недавно опорожнил мочевой пузырь интерн, отымевший в клизменной хорошенькую медсестричку. Чёрт его знает?! Или, что скорее всего, Дашка, вертясь на вашем супружеском ложе, цапанула твоих подсохших головастиков себе на наружные половые органы.

– Ужас! Такое может быть?! Мы и в самом деле частенько пускаем их в постель, после того как… Они сами просятся! Что, каждый раз простыни менять?

– Гигиену, Сеня, придумали не для красоты! – строго сказал Северный. – Но мы сейчас не об этом. Разовьём дальше наш гипотетический кошмар, если ты позволишь.

– Развивай. Мне, правда, не совсем приятно, что в гипотетическом кошмаре фигурируем именно я и моя дочь…

– А так понятней. Ты пока на собственной шкуре не представишь себе, эффект нулевой, – перебил друга Всеволод Алексеевич. – В общем, в моче у семилетней девочки обнаружены сперматозоиды. Лаборантка сообщает врачам. Врачи переглядываются, поджав губки, и решают перенабрать анализ катетером. Разумеется, они не садисты, поэтому седируют Дашку ещё больше, ибо введение катетера при остром цистите – не самая приятная даже для взрослого закалённого человека процедура. В вашем присутствии врач-уролог разводит твоей дочери большие половые губы, чтобы не промахнуться мимо наружного отверстия мочеиспускательного канала, и в этот момент почти отрубающаяся Даша говорит надрывно слабеющим голосом: «Папа, больно! Папа, не надо!»

– Ну и чего? Она мне просто жалуется. Хочет, чтобы я защитил её от малоприятной процедуры. Она лежала с нами в постели и жаловалась мне на то, что ей больно. Я нёс её на руках – и она мне говорила, что ей больно. Дашка вообще именно мне на всё жалуется.

– Да! Но в данный момент она не с тобой в постели и ты не несёшь её на руках. Врач-уролог выполняет процедуру, а ты стоишь немного в сторонке. Но Даша всё равно говорит: «Папа, больно!» Что должен подумать бедный уролог, которого, как и тебя, страшно пугают педофилы?..

– Даша седирована!!! И она просто сквозь сон привычно жалуется папе!..

– Адвокату своему будете сказки рассказывать, гражданин Соколов! – рявкнул на него Северный голосом киношного следователя. – Ладно, ладно… Расслабься. Твой подавленный вид вызывает во мне муки совести. Может, и зря я ставлю такой эксперимент на твоей подвижной психике? Впрочем, всё надо доводить до конца. Слушай, как будет дальше. Врач-уролог тебе ничего не говорит, но докладывает куда следует. В анализе, взятом катетером, никаких сперматозоидов не находят. Разумеется! Откуда сперматозоиды в мочевом пузыре? Но куда следует – уже доложили. Дашку осматривает детский гинеколог, в присутствии, разумеется, матери. Никаких повреждений. Но всё равно, где следует уже крутят исполнительную машину. Дарью отправляют к детскому психологу. «Папа трогал тебя здесь?» – показывает «где именно» на кукле детский психолог. «Да!» – отвечает Дашка. Во-первых, потому, что папа её там трогал. Когда, например, сажал себе на плечи, снимал со своих плеч. И, к тому же, папа «там» трогает Георгишу, когда моет ей попу, и, значит, и её, Дашку, там трогал, когда она была такая, как Георгиша. Папа вряд ли заботился о ней, Даше, меньше, чем о Георгише. Даша вообще самая любимая папина дочурка. Даша – девочка честная, и поскольку папа её «там» трогал, то она честно об этом скажет, потому что понятия не имеет о ханжестве взрослых и о том, что у детского психолога пятый год как неудачи на половых фронтах и сильная сексуальная неудовлетворённость. А во-вторых, Даша скажет «да!», потому что дети очень внушаемы. Если взрослый несколько раз повторяет один и тот же вопрос, например: «Ты ел стекло?» – то они отвечают положительно. Попробуй на Жорыче. Спрашивай его всякую несуразицу и нелепицу, но строгим повелительным тоном. Ставлю вторую половину твоей сметы – с первого же захода на вопрос: «Ты убил Кенни?!» или «На Марсе яблони цветут?!» – ты получишь утвердительный ответ, сопровождаемый диким Жорычевым хохотом. Будешь спрашивать дальше и больше – он признается тебе, что он – Сусанна. И он же – старцы. И, скорее всего, заревёт.

– Это так и есть, кстати, – пробормотал Сеня. – Я даже как-то наорал на Жорыча, что он врун.

– Он не врун. Это психологическая особенность детей – отвечать «да!». Особенно как раз в возрасте Жорыча. В одном очень умном заграничном университете с именем и репутацией поставили интересный эксперимент: трёхлетние дети подвергались медицинскому осмотру. Врач помогал детям раздеться, но к гениталиям не прикасался. Всё снималось на видео. После процедуры, включающей обычные аускультацию лёгких, пальпацию живота, а также перкуссию грудной клетки, детишек спрашивали, тыкая пальцем жуткой кукле бэби-борн между ног: «А тут доктор тебя трогал?» – так почти половина ответила «да». Без куклы, на вопрос на «детском языке»: «А доктор трогал тебя за писю?» – «Да!» – ответило семьдесят процентов опрошенных деток. Вот так вот. Дети не дают заведомо ложные показания. Они просто выдумывают. Или просто говорят «да», потому что отрицание деткам ещё не знакомо. Они приходят в мир утверждающими.

– Я как-то не задумывался об этом, – печально сказал Соколов.

– А между тем у тебя пятеро детей. Тебе стоит это знать, – резюмировал Северный. – Но давай всё-таки вернёмся к твоей дочери Даше, честно ответившей «да!» на вопрос детского психолога «про это». Детский психолог, почесав репу, предлагает Дашке нарисовать какую-нибудь картинку. Какую угодно. Вот что она хочет нарисовать – пусть то и нарисует. Что Дашка нарисует, как ты думаешь?

– Даже не знаю… Всё, что ей в голову придёт. Вчера, например, она весь день рисовала жабу в трусах и в лифчике.

– Я даже боюсь предположить, какое заключение выдаст детский психолог. В любом случае словосочетание «сексуальная вовлечённость» гарантировано. Жаба в лифчике? В лифчике! Ещё, поди, и во фривольной позе?

– Ага. Даже, можно сказать, в развратной. Жаба в трусах и в лифчике загорает на пляже, раскинув ляжки. Ей календарик с такой картинкой подарили – она и срисовывает.

Северный рассмеялся.

– Бедный детский психолог!.. Но главное, Сеня, что ты, по-любому, уже за решёткой, случись, паче чаяния, такое в твоей жизни. Потому что в стране сезон охоты на «педофилов». Я привёл тебе гипотетический пример, составив его из реалий. Открой Интернет, поинтересуйся вопросом. И именно потому я прошу тебя: не бросайся словом «педофил». Любая гнида, увидав, как ты нежничаешь со своей дочерью или сынишкой, может обвинить тебя в сексуальном преступлении против несовершеннолетнего. В школах не останется учителей-мужчин – их там и так почти нет. Будут рушиться семьи. Отцы не буду позволять себе ласки… Вот такие последствия у этой истеричной педофило-настороженности. Так что меня не удивляет, что мужа матери Ани Румянцевой обвинили в таком преступлении. Видимо, нашли в семейном фотоальбоме, как он на Гавайях, на пляже, обнимается с падчерицей, лежащей на циновке в трусах и в лифчике. Уже достаточно для лет семи строгого режима. Мне его жаль, но я ничем не могу ему помочь. Как минимум потому, что я совершенно ни при чём и мне вообще не хочется никому помогать. Мне хочется домой, выпить и зайти в почту, чтобы написать письмо мерзавке Соловецкой.

– Не фотографию… Мать Ани в субботу ночью нашла дневник дочери, где подробно описывается, как именно и сколько раз она занималась любовью со своим отчимом. Ну, то есть с мужем матери. Там было написано, что беременна она именно от него и как они будут счастливы, когда всё раскроется. И как она ненавидит мать, мешающую «их с Виталиком счастью». Румянцева отнесла этот дневник в милицию. Постановление о привлечении его в качестве обвиняемого было готово уже в субботу же днём. И как только он вернулся из командировки домой, его забрали. Это было вчера.

– Шустро. У этой твоей Евгении Румянцевой какая-то дурная привычка – по отделениям милиции ходить. Какого чёрта ей в субботу ночью в родильном доме не сиделось? Хорошая мать должна под дверью операционной, а затем – у кровати дочери в отделении реанимации и интенсивной терапии нервно выхаживать, а не домой нестись.

– Она слишком энергичная. Она в роддоме всем забашляла и домой понеслась. Если бы она сидела или ходила под дверьми и в палате – с ума бы сошла. Она понеслась домой, чтобы выяснить… Выяснить хоть что-то! А как это ещё можно сделать, если не в комнате дочери всё перерыть?

– Можно ещё просто разговаривать со своей дочерью, – проворчал Северный. – Всё равно! Понятия не имею, при чём здесь я?

– Сева, этот Егоров совсем не похож на человека, который мог бы обрюхатить свою падчерицу. Я с ним сталкивался пару раз по делам. Я и с Румянцевой через него познакомился. И в лагерь этот долбаный она свою дочурку по моей протекции сдала. Так что я чувствую некоторым образом свою вину…

– Так это ты дочурку рестораторши обрюхатил?! – притворно ужаснулся Северный.

– Сева, ты что, совсем долбоёб, прости господи?!

– О нет! Это не я как раз! Это ты со своей мнимой виной за всё про всё! К распятию Христа не ты руку приложил? Заодно уж! Мне надоело быть твоим психоаналитиком! Аня Румянцева умерла от HELLP-синдрома, материнская летальность при котором достигает семидесяти пяти процентов. Если не ты её обрюхатил – твоей вины в этом нет. Странно, что её младенец умер, потому как они при вовремя выполненном кесаревом в восьмидесяти случаях из ста выживают даже при этой зловещей патологии. Ну да, может, и ещё что-нибудь «приятное» наложилось вроде глубокой недоношенности… – Всеволод Алексеевич внезапно остановился. – Элементарное исследование ДНК умершего младенца и ныне здравствующего гражданина Егорова мигом разрешит вопрос об отцовстве. Выеденного яйца ситуация не стоит. Что же до «совсем не похож на человека, который…» – нужное вставить, то знал бы ты, Сеня, насколько непохожими на убийц и насильников бывают убийцы и насильники. Вспомни хотя бы Чикатило. Знаешь, на кого похожи профессиональные, к примеру, киллеры? Никоим образом не на суперменов из боевиков. Профессиональные киллеры бывают двух фенотипических подвидов: похожие на нашего пятничного старичка-кристаллографа – сухонькие, не от мира сего, «интеллигенты», или же на пожилого бонвивана с брюшком и красными щёчками, эдакого стареющего ловеласа. Ни один из профессиональных киллеров не ходит в бандане, поигрывая мускулатурой и передёргивая затвор оптической винтовки, уж поверь. Так что когда мне говорят: «Он не похож на человека, который…» – я уже априори подозреваю непохожего человека.

– Егоров не похож на Чикатило. Он – не ботаник в очках. И не с брюшком. Он вполне броской мужской внешности ухоженный мужик. Он самодостаточен – и вряд ли бы насиловал нимфетку. Он достойный мужик.

– Достойный он или не достойный – знает только он сам. Достоинство – это исключительно личное… – Северный на мгновение замолчал. – И к тому же, – тут же продолжил он, не дав времени Сене пуститься в разглагольствования о достоинстве, – кто тебе сказал, что он её насиловал? Возможно, она его соблазнила. Потому что он ей нравился. Или чтобы матери насолить. В дневнике что написано? Что мать мешает их счастью. Может, девочка не понимала, что счастье этого Виталия Егорова как раз и состоит в том, чтобы жить в браке с её матерью, периодически занимаясь запрещённой любовью с падчерицей?

– Нет! Он точно такого не мог! Я его знаю!

– То, что ты его знаешь – лишает тебя объективности. Я его не знаю, и потому все версии считаются рабочими. Для меня и дневник покойной девчушки ничего не значит – дети страшные фантазёры. А уж подростки… Написанное сто раз на стене «я люблю Васю!» ещё не означает, что, во-первых, Вася в курсе, и, во-вторых, что его действительно любят. Может, это такая месть Коле. В общем, если у твоего Егорова толковый адвокат, то он разнесёт это обвинение в пух и прах за пару часов… Ты-то откуда в курсе всех этих дел?

– Румянцева приехала ко мне.

– Да, везёт тебе, как утопленнику.

– Она приехала. И кричала. И плакала. И…

– Ну да, близких нет, друзей тоже, муж оказался страшным человеком и даже из командировки ещё не вернулся, в милиции с радостью ухватились за дело – видать, в отчётах нет ещё ни одного обезвреженного сексуального преступника, посягнувшего на малолетнюю. И к кому же ехать? К шапочно знакомому Семёну Петровичу Соколову. Он у нас такая всеобщая жилетка. Гуманист, – криво усмехнулся Северный.

– Она просила у меня твои координаты. Ты ей звонил, но у неё номер не определился. Ей же рассказали, что именно ты оказал первую помощь, вызвал «Скорую»…

– Наградил хороший родильный дом материнской и перинатальной смертностью… Хорошо, что есть такие функции в наших электронных игрушках, как запрет на определение номера. Зачем ей я?

– Потому что она хочет засадить мужа на полную катушку.

– Крутой поворот от любви к ненависти. А подумать?.. Не мне. Ей. Я не помогаю яростно-благородным мстительницам, действующим под влиянием моментально открывшихся новых обстоятельств. Ему и так закатают по полной. Если есть за что. Если не за что – тоже закатают, мало, что ли, адвокатов-идиотов? Помни о моём гипотетическом примере и об «охоте на ведьм». Так что ей я не буду помогать. Потому что не хочу. Ему тоже не буду помогать. Потому что… не хочу. Я никому не хочу помогать, Соколов. Особенно чужим людям. Ты-то кому хочешь помочь? Ей или ему? И он тебе кажется достойным, и её жалко… Подбери бездомного щенка, Сеня, если уж тебе пяти детишек мало. Адвокат Егорова сразу же потребует генетической экспертизы. Засим – с комсомольским приветом!..

Северный позвал официанта. Сеня перехватил счёт.

Было глубоко за полночь, когда Всеволод Алексеевич открыл лэптоп.