Электронная библиотека » Татьяна Стексова » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 23 июня 2017, 21:19


Автор книги: Татьяна Стексова


Жанр: Языкознание, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Единицы группы Б представляют собой промежуточную группу между знаменательными и незнаменательными словами. Так, и наречия, и предикативы почти не изменяются, и в этом смысле ученые лишены морфологических критериев для разграничения данных частей речи[24]24
  Словоизменение, как известно, проявляется только у некоторых наречий и предикативов в формах степеней сравнения, вопрос о наличии аналитических временных форм у предикативов не может считаться решенным.


[Закрыть]
. С другой стороны, наречия не занимают монопольного положения в структуре предложения: типичная для них обстоятельственная позиция регулярно замещается и другими частями речи (Он приходил к нам вечером / вчера // в понедельник / на прошлой неделе). Таким образом, при выделении наречий не отмечается такой прямой связи между синтаксической функцией и частеречными характеристиками, как у слов группы В. Однако другой признак частеречной классификации – семантический («обобщенное значение, характеризующее все слова той или иной части речи» [Русская грамматика 1980]) – позволяет оперировать довольно строгими параметрами и отделять в контексте наречия «вдаль», «наверх», например, от предложно-падежных сочетаний «в даль» и «на верх». Ведущим классообразующим критерием и для наречий, и для предикативов необходимо считать единство общекатегориального значения и синтаксической функции. Исходя из этого, случаи типа до смерти, на цыпочках и другие вписываются в круг единиц, относящихся к наречиям.

Перейдем к рассмотрению частей речи группы В. Они отличаются друг от друга прежде всего синтаксическими функциями:

Предлоги, союзы и частицы – это служебные, т. е. лексически несамостоятельные слова, служащие для выражения различных синтаксических отношений (предлоги и союзы), а также для образования аналитических форм или для выражения синтаксических и модальных значений предложения (частицы) ([Русская грамматика 1980: II, 457]; ср. [Зализняк 1977]).

На наш взгляд, традиция считать союзами и предлогами и многокомпонентные единицы вполне приемлема[25]25
  Другой вопрос, какие единицы нужно считать эквивалентами слова, например, нужно ли в эту категорию включать «союзы» с соотносительными словами типа вследствие того что, в том отношении что, в результате того что, за исключением того что и подобные.


[Закрыть]
. Если поступать последовательно, такое толкование ведет к изменениям в теории о частях речи в русском языке. Более того, если мы принимаем первичность синтаксической роли при классификации слов группы В и если мы допускаем, что в этих функциях могут выступать и единицы, состоящие из более чем одного слова, то решается и судьба вводных слов и выражений: подобно предлогам, союзам и частицам они употребляются в специальной функции и заслуживают статуса отдельной части речи[26]26
  Конечно, это не должно касаться вводных предложений, обладающих собственной предикативностью. Однако в переходных случаях граница между «вводным словом» как частью речи и вводным предложением, состоящим из одной лексемы, размыта.


[Закрыть]
. Ср.:

При функциональном подходе для включения в словоизменительную парадигму глагольных форм, построенных на базе одного и того же лексического морфа, необходимо и достаточно, чтобы все эти формы выполняли одну функцию – выступали в качестве ядерного элемента в одной и той же конструкции. Состоит ли словоформа из одного компонента (цельнооформленная или синтетическая словоформа) или из нескольких (раздельнооформленная или аналитическая словоформа), при указанном подходе не является существенным [Храковский 1963: 221].

Естественно, этот вопрос в плане практически-описательном потребует еще серьезных усилий, началом этой работы могло бы стать сравнение списков в словарях [Рогожникова 1991], [Ефремова 2001] и [Корпусной словарь 2008], однако уже сейчас ясно, что прорыв в этой области можно ожидать в области корпусного анализа совместной встречаемости единиц.

Полузнаменательные и незнаменательные фразеологизмы

Изучению знаменательных фразеологизмов посвящено огромное количество работ, перечислять которые здесь невозможно (см. обзоры и библиографию в [Телия 1996; Баранов, Добровольский 2008]). Единицы, о которых идет речь в этой части, занимают промежуточное положение между типичными представителями класса лексем и фразеологизмами. Если признание предлога в течение одной лексемой не вызывает сомнений, то признание лексемой составного союза не только… но и сопряжено с большим количеством сложностей. Исходя из прозрачности границ между классами, мы считаем, что в основе образования таких единиц лежит общий динамический процесс, связанный с разной степенью устойчивости компонентов, а не в наличии / отсутствии пробелов и пропусков между частями сложносоставной единицы. Для наречия сегодня (исторически формы род. падежа местоимения се и существительного день) этот процесс привел к появлению новой лексемы, тогда как для указанных союза и предлога высокая степень фразеологической связанности (еще) не привела к полному завершению процесса.

При верности базового определения фраземы[27]27
  «Комплекс X, образованный из сегментных знаков X, Х2…., X, называется фраземой, если по крайней мере один из трех компонентов этого комплекса (т. е. его означаемое, означающее или синтактика) не представим в терминах соответствующих компонентов знаков X, Х2, X, в то время как два других его компонента представимы в терминах соответствующих компонентов знаков X, Х2…., X,» [Мельчук 1997–2006: 4,448].


[Закрыть]
конкретные представители могут быть очень своеобразны. Основным классифицирующим признаком для служебных слов считается синтаксический, тогда как семантический критерий вторичен и не является в ряде случаев классообразующим. В то же время в силу того, что основная функция служебной лексики именно реляционная, кажется, что идиоматизация не только проявляется на уровне взаимодействия единиц, входящих во фразему, но и распространяется на тот класс (или те классы) слов, реляцию (связь) между которыми они осуществляют. Рассмотрим некоторые примеры.

1. Ряд единиц представляют случаи лексической идиоматизации (т. е. фразеологизации), вполне укладывающиеся в предложенную Мельчуком схему и являющиеся, по сути, многокомпонентными лексемами. Так, наречие в лоб (спросить в лоб) можно определить как полную семантическую идиому, поскольку значение ‘прямо, однозначно’ не содержит нетривиальных сем, совпадающих с семами предлога В и существительного ЛОБ. С другой стороны, наречие на попа («поставить что-либо на попа») в значении ‘на поверхность предмета, имеющую наименьшую площадь, вертикально’ является полу-фраземой, поскольку частично сохраняет значение конструкции «на + Вин. пад.»: употребляется при обозначении предмета, на поверхность (или на верхнюю, внешнюю сторону) которого направлено действие, движение с целью расположения, размещения кого-, чего-л. на нем’ (MAC: статья «на (с вин. пад.)»).

К подобному классу полуфразем можно отнести и предлог в порядке [взаимопомощи, критики, эксперимента и т. д.] в значении ‘в виде, в качестве’, поскольку в указанном сочетании не реализуется ни одно из значений лексемы ПОРЯДОК [см. MAC: 3, 310]. То же можно сказать и про предлог в адрес [редакции, директора и т. д.], реализующий значение ‘объект/тема коммуникации’ («критика в адрес редакции» = «критика редакции»; ср. «критика в адрес редакции» и «направлять по адресу…»).

Однако существуют и другие случаи. Проанализируем лишь некоторые из них, чтобы показать реальную сложность проблемы.

2. Только что в значении ‘непосредственно перед настоящим моментом’. Эту единицу можно рассматривать как полуфразему, в которой наречие только обладает тривиальным набором сем[28]28
  Мы не рассматриваем здесь союзное употребление только: Только он пришел, а уже уходит.


[Закрыть]
, а второй элемент что содержит «пустую сему» (см. [Melcuk 1995а: 182]), сохраняя только синтаксическую конфигурацию (Ср. Он только что пришел = Он только (= ‘непосредственно перед настоящим моментом’) пришел). Однако кроме этого во фраземе только что лексема ТОЛЬКО способна реализовать лишь одно из своих значений – временное, (Ср. «Он только что пел» Ф «Он только пел»). Наконец, в этой фраземе реализуется и сочетаемостное ограничение, потому что лексема ЧТО в свободном употреблении не сочетается с наречиями. Таким образом, фразема только что содержит три связанных элемента: значение времени в компоненте только, использование полувспомогательного элемента что и нестандартное сочетание что с наречием. Все это позволяет нам отнести рассматриваемую единицу к двум типам фразем: семантическая (с двумя мотивировками) или сочетаемостная полуфразема.

3. Единица не только… но и интуитивно претендует на роль фраземы (один из возможных английских аналогов not just [X] but also приведен в [Melcuk 1995а: 167] в качестве примера фраземы). Однако ее семантика вполне укладывается в сумму значений входящих компонентов:

– НЕ – квантор отрицания;

– ТОЛЬКО – указание на уникальность объекта/действия/признака, к которому относится;

– НО – противительный союз;

– И – показатель эмфазы.

На первый взгляд кажется, что значение оборота не только… но и не составляет ничего большего, как сочетание указанных смысловых компонентов. Однако более внимательный анализ показывает, что в этом случае существует ограничение, связанное с употреблением именно этой единицы.

Сравним:

(8) Необходимо не только работать, но и отдыхать

(9) *Работать не только необходимо, но и отдыхать

Как показывают указанные примеры, связанным при использовании союза не только… но и оказывается объект эмфазы в обеих частях синтаксической конструкции. Говоря грубо, элементы, которые попадают под выделение, должны принадлежать одному классу, но при этом не должны совпадать. Отметим, что союз но в свободном употреблении не связан подобными ограничением. Ср.:

(10) *Он не только читал, но и медленно

(11) Он читал, но медленно.

Необходимо отметить, что ограничение на сочетаемость существенным образом отличается от той, что мы находим в лексических полуфраземах типа карие глаза или спать без задних ног. В этих случаях идиоматика (сочетаемостные ограничения) не выходит за рамки фраземы, тогда как в рассмотренном выше союзе сочетаемостные ограничения направлены, если можно так сказать, от фраземы, ограничивая свободный выбор сопоставляемых единиц определенными правилами. Если принять указанные уточнения, то рассмотренная фразема включается в класс сочетаемостных квазиидиом, по И. А. Мельчуку.

4. Предлоги в продолжение, в течение, на протяжении всегда интерпретируются как содержащие сему временной протяженности: «на протяжении вечера», «в течение полета», «в продолжение встречи». Таким образом, все три предлога имеют в своем составе нетривиальную связанную сему и должны считаться фраземами.

Однако кроме этого предлог в продолжение [года, недели и т. д.] представляет интерес тем, что компонент значения лексемы ПРОДОЛЖЕНИЕ (а именно указание на «не начало», ‘то, что располагается, следует непосредственно за чем-либо’, по формулировке MAC [1984: III, 481]), уже не входит в значение этой служебной единицы, элиминируется из состава фраземы. Так, словосочетание в продолжение всего вечера интерпретируется как ‘от начала до конца вечера, весь вечер’, но не как ‘начиная с какого-то момента в ходе вечера’ Как показывает этот пример, идиоматизация в сфере служебной лексики может приводить не только к появлению добавочного значения, но и к элиминации существующего.

5. Группа фразем, производных от деепричастий (глядя по, несмотря на, невзирая на), кроме очевидных модификаций в семантике «этимологических» деепричастий, обладает еще одной интересной особенностью.

Как известно, субъект русского деепричастия должен быть кореферентен субъекту главного предиката. Однако для фразем глядя по, несмотря на, невзирая на и др. это правило не работает:

(12) Дом будет построен несмотря на сложности с финансированием.

Ср. *Дом будет построен, используя современные материалы. Указанные предлоги являются примером того, что при идиоматизации семантические или сочетаемостные правила (так же, как и семы в случае 4) могут не только добавляться, но устраняться.

Итак, выделение в области полузнаменательной и незнаменательной лексики многокомпонентных единиц, образованных в результате фразеологизации, позволяет отметить ряд общих особенностей фразеологизмов: их недискретность и возможность множественной классификации [Мельчук 1997–2006: 1,232]. Однако существует и ряд особенностей, возможно, связанных именно с этими группами слов.

– В силу реляционной функции, которую выполняют многие служебные единицы, идиоматизация может проявляться не внутри оборота, но выходить за его рамки, навязывая определенные условия единицам, которые она связывает. При этом список полнозначных слов, вступающих в реляционные отношения, открыт, и лексемы из этого списка не могут считаться частью фраземы (не только X… но и Y).

– Связанной с первой особенностью можно назвать и способность служебных фразеологизмов менять параметры семантической сочетаемости, существующие у исходных лексем в свободном употреблении (несмотря на).

– Идиоматизация полузнаменательной и незнаменательной лексики проявляется не только в появлении дополнительных, связанных сем, но и в элиминировании части значения (в продолжение).

– Процессы идиоматизации могут влиять не только на лексический компонент в составе лексемы, но и на морфологический, добавляя те или иные особенности в морфологический облик единиц (друг друга).

Представленное выше краткое обсуждение фразеологической природы таких единиц позволяет сделать два вывода. Во-первых, мы, безусловно, имеем дело с процессом идиоматизации языковых единиц, но этот процесс обладает некоторыми особенностями, вызванными их служебной функцией. Во-вторых, разная степень идиоматизации незнаменательных и полузнаменательных лексических фразем (фразеологизмов) говорит, скорее, об их истории, а не о том, какой статус имеют эти единицы в грамматической структуре современного русского языка. Ближайшие шаги в этом направлении связаны с выявлением степени связанности компонентов и с классификацией на основе степени связанности. Описание способов измерения связанности выходит за пределы настоящего исследования (см. подробнее [Pivovarova et al. 2014]).

Именно это позволит создать полноценные описания служебной лексики, столь необходимые и в лексикографии, и в компьютерной обработке текста.

Выводы

Итак, незнаменательные лексические фраземы образуют пеструю группу единиц. Их рассмотрение показало, что трудно – даже, пожалуй, невозможно – найти строгие критерии разграничения лексемы и лексической фраземы, фраземы и синтаксической конструкции. Проводя такую работу, необходимо учесть одновременно ряд факторов, в том числе интуитивное представление о статусе этих единиц и лингвистическую традицию. В любом классе единиц отмечаются прототипичные случаи и менее типичные, периферийные, пересекающиеся с единицами соседнего класса[29]29
  О разных типах пересекаемости (overlapping) категорий разного рода см. [Givon 2001:29–34].


[Закрыть]
.

Нам кажется, что в лексикографической работе необходимо подумать о возможности считать указанные случаи самостоятельными единицами словаря. При составлении «бумажных» словарей это означает выделение их в отдельные словарные статьи. При компьютерной обработке (например, составлении частотных списков лексики и лексических минимумов) такой подход позволит избежать одного существенного недостатка прикладной лексикографии. Когда единицей словаря фактически считаются только слова «от пробела до пробела», данные частотных словарей дают неправильное представление о частотности таких лексем, как сожаление или течение. Решение этой проблемы имеет своим следствием среди прочего и составление более адекватных речевой практике носителей языка лексических минимумов для учебных целей.

Если представлять процесс становления языковой системы, то можно говорить о постепенной «шаблонизации» определенных речевых выражений, их стабилизации в системе. При этом изучения заслуживают не только «речевые произведения» (как это предлагали младограмматики) или структуры, закрепленные на том или ином уровне системы языка (как это происходит в рамках структуралистской программы), но и промежуточные типы, «шаблоны», «штампы», которые оказываются не периферией, «исключениями», а точкой встречи языка и речи (ср. [Телия 1996: 11–83]). Возможно, часть из них войдет в систему языка, вступив в отношения противопоставления с другими единицами, часть из них, по-видимому, так и останется в состоянии неопределенности между языком и речью. Эта промежуточность, тем не менее, не должна заслонять от нас самую необходимость изучать эти единицы, определять их статус и значение. Принадлежность рассматриваемых единиц к речевой сфере оправдана: действительно, они рождаются в потоке речи как слияние двух или более лексем. С другой стороны, этот факт не снимает необходимости адекватным образом описывать эти единицы. Невозможно истолковать эти случаи только как феномен речи, который не должен получать отражения в описании языка в грамматиках и словарях:

Приняв теорию, в которой лексические единицы надлексемного уровня могут определять синтаксические структуры, мы сможем инкорпорировать клише и идиомы в Словарь. Более того, множество странных свойств идиом в целом сопоставимы с теми, что уже установлены в рамках описания лексических единиц, так что они не усложнят грамматическую теорию [Jackendoff 1995: 153].

Коллокации

Гипотеза Франца Боппа об образовании глагольных флексий из личных местоимений служит прекрасной иллюстрацией того, как отдельные лексемы в составе конструкции становятся связанными, сливаясь в одно фонетическое слово и в дальнейшем – в одну лексему. Открытие Ф. Боппа объясняет не только доисторические явления праиндоевропейского языка – анализ совместной встречаемости словоформ является ключевым для понимания того, как образуются новые единицы.

Как мы показали в предыдущей части, лексему невозможно определить как единицу «от пробела до пробела»: существует множество переходных случаев, и границы между лексемой и словосочетанием, лексемой и предложением оказываются размытыми. Гораздо более продуктивным кажется расположение единиц на шкале идиоматичности: словосочетание → фразема → лексема, где стрелки указывают не только направление процесса в конкретном случае, но и динамичность классификации в целом.

Всплеск интереса к совместной встречаемости единиц в последние десятилетия связан с возросшей ролью корпусной лингвистики, в которой изучение устойчивых выражений связано как с решением прикладных задач, так и с теоретическим осмыслением накопленного материала. Один из ведущих представителей корпусной лингвистики Джон Синклер уже в 1991 году сформулировал принцип идиоматичности:

Принцип идиоматичности заключается в том, что говорящий/ая имеет в своем распоряжении большое число полуоформленных фраз, которые представляют собой уже готовые единицы, даже несмотря на то, что при анализе их можно разбить на сегменты [Sinclair 1991:105][30]30
  Обсуждение и реализация этого принципа породили огромное количество исследований. Назовем здесь самые важные: “A Grammar of Speech” [Brazil 1995], Fixed Expressions and Idioms [Moon 1998],“Pattern Grammar” [Hunston & Gill 2000] и “Linear Unit Grammar” [Sinclair & Mauranen 2006].


[Закрыть]
.

Такие «полуоформленные фразы» получили название коллокации[31]31
  Многозначность и неустойчивость этого термина в русистике обсуждается в [Ягунова, Пивоварова 2010].


[Закрыть]
(от англ, collocation). Эти явления шире, чем традиционные фразеологизмы, о которых шла речь выше. При всей разнице в терминологии, коллокациями в корпусной лингвистике называют

неслучайное сочетание двух и более лексических единиц, характерное как для языка в целом (текстов любого типа), так и определенного типа текстов (или даже (под)выборки текстов) [Ягунова, Пивоварова 2011:575].

Это расширенное понимание коллокаций несколько противоречит более строгому, собственно лингвистическому, пониманию коллокаций как единиц, имеющих связанное, некомпозициональное значение [Мельчук 1960; Melcuk 1995а; Борисова 1995; Кустова 2008в и др.]. С другой стороны, такой подход позволяет включить широкий и, надо сказать, слабо оформленный список единиц, предполагающий дальнейшую более строгую классификацию, исходящую не из теоретических предпосылок, а из закономерностей, выявляемых в реальном массиве языковых данных.

Для выявления коллокаций в тексте корпусная лингвистика использует специальные инструменты, которые основываются на предположении, что частота коллокаций должна быть более значимой, чем у каждой из входящих в нее единиц по отдельности. Для измерения совместной встречаемости используются специальные статистические инструменты, которые получили название «меры устойчивости»; к ним относятся тесты MI, T-score, log-likelihood и некоторые другие (см. [Pecina 2005; Браславский, Соколов 2006; Хохлова 2008]). Надо сказать, что существующие в настоящий момент методы автоматического извлечения коллокаций нельзя признать совершенными, как минимум, в двух отношениях: во-первых, с их помощью извлекается очень разнородный набор устойчивых единиц, во-вторых, полнота извлечения далека от стопроцентной.

Важно понимать, что анализ частоты совместной встречаемости не позволяет автоматически извлекать фразеологизмы в лингвистическом смысле этого слова, то есть единицы с некомпозициональным сочетанием значений. Однако анализ больших текстовых массивов позволяет выявить единицы, занимающие положение между свободными сочетаниями и связанными фразеологизмами – «неслучайное сочетание двух и более лексических единиц». Приведенная ниже в качестве примера таблица показывает, какие двухсловные коллокаций извлекаются из одного и того же корпуса (коллекция текстов портала www.lenta.ru, объем 66 млн текстоформ) с помощью двух разных мер устойчивости (использованы данные из работы [Ягунова, Пивоварова 2010][32]32
  Обращаем внимание на то, что в таблице отражены устойчивые сочетания токенов (словоформ), а не лемм (лексем).


[Закрыть]
).



Совершенно очевидно, что эти списки очень неоднородны. В них попадают:

– знаменательные лексические фразеологизмы (голубые фишки, тройская унция);

– незнаменательные лексические фразеологизмы, о которых шла речь выше (при этом, кроме того);

– фрагменты бо́льших конструкций ([в] связи с [чем], в результате [чего]);

– неидиоматизированные устойчивые сочетания (сообщает РИА, дельта Нигера, миллион долларов).

– составные имена собственные (Арбат Престиж, Ролан Гаррос) Повторим еще раз: в таблице представлены результаты автоматической работы алгоритма, которые не могут считаться ни полными, ни однородными. Однако теоретическое осмысление этих результатов позволяет заново поставить вопрос о соотношении устойчивости и идиоматичности (см. [Мельчук I960]), с одной стороны, и адекватности существующих классификаций – с другой.

Разрабатываемый под руководством одного из авторов этой книги алгоритм поиска устойчивых сочетаний усложняет эту задачу, позволяя определять устойчивость не только лексических, но и грамматических параметров для произвольной цепочки единиц (см. [Kopotev et al. 2013]). Этот алгоритм отвечает на вопрос, что и с какой вероятностью появится после конкретного слова или цепочки слов. Он находит ответы на такие, например, вопросы:

– Какая морфологическая категория оказывается наиболее устойчивой для этой позиции?

– Какое значение этой морфологической категории наиболее устойчиво?

– Что устойчивее: конкретные лексические единицы или морфологические параметры (например, падеж) с открытым списком лексем?

Использованная статистическая модель помогает распределить частоты морфологических признаков и лексических единиц на единой шкале, с тем чтобы определить наиболее стабильные параметры. Предложенный алгоритм отвечает на вопрос об измерении совместной встречаемости и морфологических признаков, и лексических единиц. Например, с помощью алгоритма можно установить, что после глагола греть мы с высокой вероятностью ожидаем: форму винительного падежа существительного греть + N.acc, лексему в составе фразеологизма греть душу и лексему в составе устойчивого, но не фразеологизированного выражения греть воду. Вместе с тем причины совместной встречаемости могут лежать в совершенно разных областях, что, безусловно, нуждается в теоретическом осмыслении.

Данные, основанные на статистике совместной встречаемости, показывают сложную картину устойчивости лексических и грамматических параметров. Очевидно, что в них присутствуют единицы разной природы, обладающие разными признаками устойчивости. Эти признаки мы и обсудим ниже на примере созданного с помощью описанного алгоритма списка устойчивых сочетаний предлога без с существительным:

Без: оглядки, устали, остатка, вести, умолку, малого, исключения, шапки, погон, сомнения, преувеличения, ведома, обиняков, содрогания, спросу, разбору, промаха, выходных, галстука, раздумий.

Некомпозициональность значения

Некомпозициональность значения считается одной из главных черт, отличающих связанное словосочетание от свободных. И это действительно так. Лишь некоторые из единиц, извлекаемых с помощью алгоритма, являются традиционными фразеологизмами, о которых шла речь в предыдущей части. Об этом говорит наличие самостоятельного номинативного значения, превращающего предложно-падежное сочетание в наречную лексему: бе́з вести, без у́стали, без у́молку (ср. с лексемой бездна, образованную из предложной группы без дна). Тесная связаннность коллокатов подкрепляется в ряде случаев переносом ударения на прежде безударный предлог. Любопытно, что в НКРЯ можно найти примеры слитного написания некоторых из этих единиц не только в интернет-текстах, но и в научно-популярной (11) и художественной (12) литературе:

(11) Все они работали безустали (Л. Чуковская. Декабристы).

(12) Ей хотелось говорить безумолку, смеяться, дурачиться, но темный угол за роялью угрюмо молчал, и кругом, во всех комнатах верхнего этажа, было тихо, безлюдно. [А. П. Чехов. Бабье царство (1894)]

Профилирование коллокатов

Идея профилирования как инструмента анализа семантики лексем, прежде всего синонимов и квазисинонимов, была предложена П. Хэнксом в 1996 г. [Hanks 1996] и развита в работах С. Гриса, Д. Дивьяк, Л. Янды, О. Ляшевской и др.[33]33
  [Gries 2006,2010; Divjak & Gries 2006; Janda & Lyashevskaya 2011].


[Закрыть]
Она сводится к тому, что близкие по значению лексемы обладают разными «индивидуальными метками» (ID tags): это могут быть морфологические, синтаксические, семантические или другие количественные характеристики словоформ (см. [Gries 2006: 3]), создающие уникальный профиль использования лексемы в речи. Мы полагаем, что эта идея может быть чрезвычайно продуктивной не только при исследовании отдельных лексем, но и при исследовании их сочетаний – коллокаций. Ниже мы покажем, что набор форм, которыми представлена в корпусе та или иная лексема, связан с сочетаемостными ограничениями, или – другими словами – с включенностью лексемы в определенный ряд коллокаций, который в одном случае может быть довольно широким, а в другом – ограничен лишь несколькими коллокациями.

Морфологический профиль

С точки зрения языковой модели, не существует никаких ограничений на образование всех 12 форм лексемы галстук. Однако в речи некоторые из них встречаются чаще, некоторые – реже. Единицы типа без галстука/галстуков ‘неформально’, без передышки ‘без отдыха’, без ведома ‘без разрешения’ и т. п., являясь по существу фразеологизмами, отличаются формальной независимостью частей, в частности, отсутствует перенос ударения, примеров слитного написания этих единиц в НКРЯ не зафиксировано. Кроме того, в корпусе находится значительное количество примеров в прямом (13), переносном (14) значениях:

(13) И уж потом я узнал от Валерии Николаевны, что Старостин не мог прийти впервые в дом без галстука (И. Кио. Иллюзии без иллюзий).

(14) Любой блог – общение без галстука, даже если в нем затрагиваются официальные темы, – полагает директор Института развития свободы информации Елена Голубева (А. Белуза. Политики от блога).

Однако частотность разных форм этих слов неравномерна. Проанализируем для примера единицу без ведома. На первый взгляд, эта единица семантически и синтаксически разложима: ее семантика целиком выводима из семантики входящих компонентов, ударение не смещено.

(15) Так же, за спиной и без ве́дома Людки, Ирина отнесла остальные деньги в банк «МММ» (В. Токарева. Своя правда).

(16) Прошу тебя без моего ве́дома никому ничего не обещать! (М. Гиголашвили. Чертово колесо).

Приведем наблюдение В. В. Виноградова, в котором верно подмечена сложная природа такого рода единиц:

Ведомо, без ведома, с ведома. Процессы превращения падежных форм имен существительных в наречия протекают в современном языке очень активно. Разные именные формы, вступившие на путь адвербиализации, находятся на разных этапах этого пути. По отношению ко многим словам трудно решить вопрос, осуществят ли они с течением времени весь путь адвербиализации или же сразу перейдут в предлоги, минуя наречия. Например, бывшее слово ведомо в выражениях без ведома, с ведома, не имеет форм ни числа, ни склонения, ни даже рода в собственном смысле, хотя оно явно не женского рода (ср.: с моего ведома, без вашего ведома). Но признать выражения без ведома, с ведома наречиями невозможно. Этому противоречит их способность иметь при себе в качестве определения местоименное прилагательное и возможность отделения от них предлога посредством вставки определяющего слова (ср. с их ведома). Так как выражения с ведома и без ведома сочетаются только с родительным падежом (с ведома начальства, без ведома родителей) и согласуемые формы родительного падежа местоименных прилагательных здесь равносильны родительному определительному падежу имен существительных (ср. с моего ведома, но: с его ведома), то, по-видимому, перед нами – обороты, застывшие на промежуточной стадии между именем существительным и предлогом (ср. замечания об истории этой формы у Потебни: «Ведомо, синонимичное по отношению к известно, будучи формой явно причастной, по направлению к наречности переходило через субстанциальность, заметную в без ведома (без вести): „а тогда на них (переветников) не было ведома никакого" (Пск. I, 233), что предполагает „какое ведомо" (т. е. имя существительное среднего рода)» (Из зап. по русск. грамм., 3, с. 470) [Виноградов 1986: 380].

В целом интуиция В. В. Виноградова не противоречит данным корпуса, однако в текстах последних двух столетий все же находятся формы не только родительного, но и других падежей[34]34
  Мы ограничились только текстами XIX–XX века, на которые в основном опирался и В. В. Виноградов.


[Закрыть]
:

Предложный падеж

(17) Действовать в резко революционном порядке можно было только за его счет, то есть при его ведоме и согласии (Н. Суханов. Записки о революции).

(18) Познакомилась я и с заявлением Сараджева в Антиквариат – учреждение при Наркомпросе, в чьем ведоме находились уникальные, ценные предметы <…> (А. Цветаева. Сказ о звонаре Московском).

Второй родительный падеж

(19) Брюсов, приехавший разузнать, что за «группа» без его ведому издалась в альманах «Зеленый сборник», сговорился со мной и Верховским встретиться (М. Кузмин. Дневник 1934 года).

Творительный падеж

(20) Этот был, впрочем, человек добрый, но его выгнал из Литвы брат Витовта – образ человеческий носит, а нравами и ведомом не ведомано! (Н. Полевой. Клятва при гробе Господнем).

В. В. Виноградов, безусловно, прав, считая эти случаи переходными. Цитируя А. А. Потебню, он, видимо, не склонен точно определять и часть речи знаменательного слова[35]35
  В Грамматическом словаре А. А. Зализняка и в НКРЯ ведома считается формой родительного падежа существительного ведомо.


[Закрыть]
. Важно, что знаменательное слово в составе этого оборота деформировано: в корпусе обнаруживается существенная диспропорция в употребительности падежей. Распределение падежных форм этой лексемы в текстах XIX–XX веков следующее: родительный падеж (только в оборотах без / с ведома) – 1516 раз, все остальные падежи в сумме – 4 раза. Опираясь на эти количественные данные, мы полагаем, что при такой неполной падежной парадигме знаменательная лексема является связанной. Пользуясь определением И. А. Мельчука, можно сказать, что в этой фраземе нарушенной оказывается не семантика, а синтактика знака. Или, обобщая: свобода лексических единиц определяется не их парадигматическими (то есть потенциальными) возможностями, а реальной частотой конкретных морфологических форм в речи. Существительное, употребительное во всех 12 формах, является более свободным, чем существительное, представленное в текстах лишь одной-двумя падежными формами. Таким образом, важным признаком связанности лексемы является ее морфологический профиль. Полнота парадигмы в реальном употреблении – один из существенных признаков свободной лексемы. Вероятностные предпочтения той или иной морфологической формы (включая и полную неупотребительность какой-то из них) сигнализируют о степени связанности лексемы в составе фразем.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации