Текст книги "Душа-потемки"

Глава 13
ЧТО ЗНАЧИТ «ПРИПЛЫЛИ»?

Поверхность зеркала в примерочной обработал эксперт, обычная процедура. Тело осматривали очень долго и тщательно, судмедэксперт вместе со следователем прокуратуры поворачивал его несколько раз, искали малейшие улики, брали на экспертизу все, что можно изъять.

Катя наблюдала за всем этим процессом – а вдруг еще что-то обнаружится? Тайком она включила в сумке свой маленький «воровской» диктофон, запишется все, а то потом не вспомнится в суете.

Вот только жаль, что та фраза Гущина в примерочной осталась вне записи. Тон у него какой-то… стоило, стоило после на досуге у себя в Пресс-центре поточнее вслушаться в его интонацию.

Есть такие дела, где вся соль именно в интонации…

Но что значит это гущинское «приплыли»? Он профессионал до мозга костей, тридцать лет в розыске. Но все равно так не бывает. Приехав сюда в универмаг, он… вот тут на втором этаже он словно уже точно знал или догадался, что надо искать.

Эта мазня помадой на зеркале…

По лестнице подняли носилки с черным пластиковым мешком. Тело обвиняемой по делу о мошенничестве с квартирами Ксении Зайцевой погрузили, закрыли «молнию» траурного мешка-савана и повезли к грузовому лифту – в противоположный конец этажа.

Вот и все.

Все?

И опять Катя увидела майора Бурлакова из вневедомственной охраны. Он явно старался делать вид, что все идет обычным своим путем, как и на всех остальных местах происшествий.

– Здание обыскали?

Полковник Елистратов внизу на первом этаже выслушивал доклад старшего оперативной группы.

– Да, служебный вход, раздевалка для персонала, подвал – сейчас это дополнительный этаж скорее, а не подвал. Вот там вход за отделом часов: приемный пункт химчистки, ларек по продаже батареек и товаров для фотографирования, остальное – складские помещения. Там все заперто, как и положено по инструкции и договору. Служебный вход был открыт, но, по словам уборщицы, это она открывала вместе с их сотрудником Алексеем Хохловым. Он приходит раньше, и это именно он каждый раз звонит на пульт и снимает здание с охраны перед открытием универмага.

– Что еще?

– Есть еще один подвал – это уже внизу под химчисткой, подвальный этаж. Наши сейчас там работают, осматривают.

– Хорошо. Как-то ведь он покинул здание. Ищите все возможные пути отхода.

Щелк! Катя глянула в сумку. Вот черт, место в памяти диктофона закончилось. Тут все в самом разгаре, а у нее такой прокол… Прилюдно кассету не поменяешь, Елистратов тут сейчас царь и бог, хорошо еще ее здесь терпят пока, благо она увязалась за полковником Гущиным, которого Елистратов сам же и вызвал.

Зачем его вызвали сюда? Только лишь потому, что Ксения Зайцева – фигурант по делу, находящемуся в производстве в областном Главке? С формальной точки зрения все этим и объясняется, а если не с формальной…

В отделе часов, облокотившись о стойку, следователь прокуратуры допрашивал на протокол молодую смуглую женщину азиатской внешности, одетую в серый комбинезон. Из кармана комбинезона у нее торчали резиновые перчатки. По виду – явно уборщица.

– Это ведь вы первая обнаружили тело, Гюльнар?

Катя подошла ближе – тут пропустить ничего нельзя, важный свидетель. Но следователь прокуратуры – молодой – так строго глянул на нее, мол, чего тебе здесь надо? Тут допрос. А ты кто вообще такая?

И Катя вынуждена была ретироваться. И сразу же нашла, к кому пристроиться в качестве соглядатая: в парфюмерном отделе сыщики МУРа допрашивали еще одного свидетеля – очень красивую девушку с короткой стрижкой в джинсах и белой футболке.

– Да я только что на работу пришла… что случилось? Столько милиции, и у служебного входа милиция, и в нашей раздевалке… Мне даже переодеться не позволили. Алеша, что тут такое?

Блондин крепкого сложения, широкоплечий. Он появился и как тень, как страж встал за спиной девушки.

– Человека здесь убили, Вероника… Ничего не бойся, просто отвечай на их вопросы спокойно.

Голос у него глуховатый, тревожный.

– Хохлов, – к блондину обратился один из оперативников, – мы и с вами еще не закончили. Подождите вон там. Ваше присутствие тут необязательно.

– Понял, я просто хотел вам помочь. Вероника, все в порядке.

И его отшили тоже. Катя смотрела на этого самого Хохлова почти с сочувствием. Это про него полковник Елистратов упоминал: сотрудник универмага, который приходит раньше всех, вместе с уборщицей, и снимает здание с пульта.

– Кто он вам? – без обиняков спросил опер из МУРа красивую Веронику, когда Хохлов их покинул.

– Мы вместе здесь работаем.

– Ухажер ваш?

– Жених, – девушка, кажется, обиделась.

– Тогда понятно. Извините. Вы продавщица этого отдела, парфюмерного?

– Да.

– Ваша фамилия?

– Петрова.

– Вероника Петрова… Давно работаете в универмаге?

– Полгода.

– И как работа – устраивает?

– Ничего, сейчас выбирать особенно не приходится, тут платят.

– У вас полный рабочий день?

– Полный с девяти, мы обычно приходим к половине девятого, до половины девятого вечера. Универмаг закрывается для покупателей в восемь, но мы еще остаемся на полчаса, на час, это из-за выручки.

– Понятно. И так каждый день?

– Нет, обычно трое суток, потом выходной. Но сейчас моя напарница в отпуске, лето же… В Турцию уехала. Я ее подменяю, а когда у меня будет отпуск, она подменит меня.

– Вчера вы пришли на работу как обычно?

– Да, к половине девятого.

«Интересно, – подумала Катя, – а отчего же она, эта Вероника Петрова, продавщица парфюмерного отдела, сегодня опоздала? Ведь она же опоздала…»

Но опер этот вопрос пока задавать не стал.

– И все шло как обычно?

– Ну да, нормально.

– Много было покупателей?

– Да нет, не очень. Если честно, многие заходят к нам в универмаг только вот сюда, в парфюмерный отдел. Ну в смысле реальной покупки. А на остальное только глазеют, некоторые выше вообще не поднимаются.

– А вот эта клиентка… Сережа, ты с камерой? Поди сюда на секунду, – опер окликнул эксперта-криминалиста, закончившего снимать там, на втором этаже, постель и труп. – Я вас туда подняться не прошу, Вероника… нет необходимости. Но на снимки взгляните. Вы ее узнаете?

– Ой, мамочки… как ее убили? Когда?! А что у нее с лицом?

Свидетельница явно запаниковала.

– Так вы ее узнаете. Вы ее запомнили?

– Блондинка такая… вся из себя… вот ее пальто. Она была без него, когда вошла, держала его в руке, что-то вроде летнего кардигана. И еще на ней туфли были «Кристиан Лабутэн»… Я, помню, подумала, как она на таких каблуках… Как ее убили? Когда?!

– Мы с этим разбираемся. Так когда она пришла? Когда вы ее увидели?

– Почти перед самым закрытием. Времени оставалось минут двадцать. И практически пустой был отдел, я расставляла кремы вон там на полках, когда она окликнула меня, подозвала – причем таким тоном недовольным.

– И что дальше?

– Ничего, она интересовалась новинкой «Диор». – И Вероника пояснила: – Это новая серия кремов от морщин, Шарон Стоун еще рекламирует. И потом она… ну, клиентка попросила сравнить два аромата духов. Новый от «Кензо» и от «Баленсиага». Первый у нас есть в продаже, я дала ей тестер, а второго нет. И она так разозлилась, словно это я виновата. Ну и все. Она ничего не купила.

– И что было потом?

– Ничего. Она ушла из моего отдела.

– Покинула универмаг?

– Я не знаю… нет, кажется, она пошла к лестнице. Да, точно, она поднялась на второй этаж.

– И больше вы ее не видели?

– Нет.

– А другие посетителя в это время были в торговом зале?

– Конечно, не очень много, как обычно перед закрытием.

– Может, что-то подозрительное заметили? Кто-то привлек ваше внимание чем-то?

– Нет. Я находилась здесь, в отделе. Я не могу следить за другими отделами, когда нахожусь на рабочем месте. Мне, во-первых, некогда, а во-вторых, все равно ничего не видно.

– Ясно… А на кого вы, как продавщица, чаще внимание обращаете… ну в смысле покупателей?

– Я не понимаю.

– Стоит время на этого типа тратить или нет – все равно ничего не купит?

– А, это… не знаю, это как-то видно сразу. Я когда только работать начала, путалась. У нас тут правило – каждого, кто заходит в отдел, мы обязаны спросить – могу ли я чем-то помочь. Но порой спрашивать бесполезно.

– Ага, а в тот вечер был кто-то из покупателей… кого и спрашивать было бесполезно, все равно он вряд ли что-то купит?..

– Нет, я ничего такого не заметила.

– Может, какой-то мужчина?

– Сюда к нам мужчины в основном с женами заходят. А так только если Восьмое марта на носу или Новый год.

– Сколько продавщиц работает на втором этаже?

– Обычно трое. Неля в отделе игрушек, это на той стороне. А в отделе одежды Наташа Слонова, моя подруга, кстати, и новенькая… как ее… Лена, но она уволилась два дня назад.

– Это из отдела постельного белья?

– Да, там она стояла. Но уволилась, сказала, что ближе к дому себе место подыскала, она где-то в Митине живет, что ли, ездить далеко.

– И как же отдел белья? Что же, он без продавца остался?

– Наташа Слонова пока что согласилась на две ставки. Ой, да там же вообще почти никого целыми днями. Наверху… Простите, я не должна этого говорить, но… у нас тут не слишком бойкая торговля. Одежда… все эти тряпки-покрывала… Скажите, а как убили эту женщину? Когда? А вдруг ее убили ночью?

Что-то дрогнуло в голосе малышки Вероники при этой фразе. И Катя, лишенная диктофона, почувствовала это, как барометр – малейшее колебание. Интонация… и тут опять что-то скрыто под этой интонацией… Интересно, опер просек?

Нет… упустил…

– По-вашему, это возможно, что покупательница осталась ночью в универмаге, когда тут все закрыли и сдали на охрану?

– Некоторые вещи только кажутся невозможными.

– Как это понимать?

– А что у нее с лицом? Это кровь… красное?

– Она не покупала у вас тут в отделе помаду?

– Нет, я же сказала, она разозлилась… потому что у нас в продаже не оказалось такого аромата, который она хотела. Она не купила ничего.

Итак, Ксения Зайцева, обвиняемая по делу о мошенничестве, в последний день своей жизни не купила ничего…

– А где сейчас ваша подруга Наталья Слонова, из отдела одежды, не знаете? На работу она не явилась.

– Так у нее дочка заболела, Машка. Еще вчера… она так беспокоилась, не могла конца смены дождаться… Наверное, больничный пришлось взять. Хотя у нас тут это не поощряется. Хозяин… Шеин, он как-то на собрании персонала, когда с нами знакомился, говорил, что больным надо дома сидеть, печься о здоровье.

– Телефон Слоновой у вас есть?

– Конечно, вот мобильный.

Опер пометил в блокноте.

И Катя поняла, что для себя он допрос закончил.

А интонация свидетельницы…

Катя огляделась – торговый зал по-прежнему заполнен сотрудниками милиции. Ни Гущина, ни Елистратова что-то не видно. А сколько тут этажей? Пять? Да еще подвал, причем не один, а два. Да здесь обыск до вечера продолжится, не иначе. Видно, универмаг сегодня будет закрыт весь день по «техническим причинам».

И тут она опять увидела того самого блондина по фамилии Хохлов. Он стоял у самых дверей. А в это время откуда-то сбоку со стороны грузового лифта показалась мрачная процессия: тележка, а на ней пластиковый саван. Тело Зайцевой, оказывается, еще не покинуло стены Замоскворецкого универмага. Носилки катили санитары, а рядом шли два эксперта-криминалиста, словно родственники на похоронах. Тележка, скрипя, проехала мимо Хохлова. Он даже головы не повернул.

Никакого любопытства, как будто видел уже раньше…

– Хохлов, подойдите, пожалуйста, – эту странность, помимо Кати, подметил и опер МУРа, закончивший допрос продавщицы Вероники. – С вами, правда, уже беседовали, но мне надо кое-что уточнить.

– Разумеется, – Хохлов пожал плечами.

Катя решила остаться на месте. Итак, свидетель номер два.

– Значит, это в ваши обязанности входит открывать магазин, звонить в охрану – снимать. Во сколько вы это делаете обычно?

– Всегда в одно и то же время, в восемь ноль-ноль.

– Вы приезжаете одновременно с уборщицей?

– Она приходит утром, если только не успела убраться с вечера. У нее скользящий график, – Хохлов отвечал деловито, но без особого пафоса.

– Так, и сегодня, значит…

– Сегодня я приехал к восьми, и Гюльнар подошла. Она живет тут рядом. Я открыл служебный вход и сразу же позвонил на пульт – по мобильному, потом прошел к нашему пульту сигнализации.

– Это на первом этаже?

– Да, это на первом этаже рядом с кабинетом… раньше там управляющий сидел, а теперь это кабинет хозяина, когда он приезжает сюда.

– Фамилия владельца?

– Шеин Борис Маврикьевич.

– А управляющий менеджер?

– Он уволен.

– Уволен? – переспросил оперативник.

– Да, уже три месяца как уволен.

– А кто же управляет универмагом?

– Шеин сам… говорят, решается вопрос о назначении нового менеджера, он подыскивает, да, видно, никак не найдет подходящего человека.

– И часто он тут у вас появляется – хозяин?

– Как когда, как дела требуют. Иногда приезжает его юрист Краузе, только он в бухгалтерии совсем ни бум-бум, – Хохлов усмехнулся. – Иногда второй… Марк, здоровый такой. Этот поопытней, но тоже в маркетинге мало смыслит.

– Я не понимаю, как это уже три месяца такой большой универмаг обходится без директора, без управляющего, без непосредственного руководителя?

– Обходимся. Торгуем.

– А ваши какие обязанности?

– У меня много обязанностей. Я тут по всей технике главный – кассовые аппараты, компьютеры. И как экспедитор иногда. Товары заказанные со складов привожу… ну, в смысле доставку организую. Много чего приходится делать. У нас коллектив небольшой.

– А здание внушительное.

– Так открыты всего три этажа, – ответил Хохлов. – Сами же видели, когда смотрели. Пятый закрыт, на четвертом ремонт все обещают. Полтора уж года как обещают, да все никак не начнут.

– По вечерам после закрытия сдаете на охрану магазин тоже вы?

– Иногда я. Но иногда сам Шеин приезжает. Или этот его Марк… он вроде помощника у него по всем делам.

– А вчера вечером Шеин сдавал универмаг на охрану?

– Я сдавал, лично, – Хохлов выпрямился. – Босс днем приезжал, а потом уехал. А я… вчера я сам лично в 20.30 обошел все здание, все этажи. И там тоже был… там, в отделе постельного белья. Эта кровать… эта чертова кровать была пустой. Это же просто декор, как наши витрины. Все было как обычно, нормально. Я обошел все торговые залы, все проверил.

– Сотрудники уже к тому времени ушли?

– Не все, кое-кто еще переодевался в раздевалке на первом этаже.

– А подвальные помещения?

– Фотоларек и химчистка закрылись.

– Вы спускались в подвал?

– Нет. Зачем? Там и так все заперто. Если что-то где-то открыто, это сразу же покажут датчики, когда я звоню на пульт.

– И все было…

– Нормально все было! Я дождался, когда все наши выйдут из здания, закрыл раздевалку, позвонил на пульт – можете проверить во вневедомственной, во сколько точно я звонил. И… и все. Потом я уехал домой.

– Общественным транспортом? На метро?

– На своей машине. Я обычно оставляю ее возле троллейбусной остановки, вчера она что-то барахлила днем, но вечером нормально завелась.

– Вы один уехали?

– Один.

– А продавщица Вероника Петрова?

Катя на своем посту мысленно поаплодировала дотошному оперу: браво, меткий вопрос!

– Повторяю, я уехал один.

«Врет, – подумала Катя, – или же намеренно дает нам вот здесь, именно здесь понять, что врет… рыцарь торгового прилавка…»

– Понятно, и сегодня утром вы…

– Да я же уже сказал. Вошли утром, Гюльнар сразу к себе нырнула – в подвале рядом с химчисткой у нее шкафчик, техническая каморка. Щетки, швабры, ведра… Потом наверх поднялась убирать зал. Я был тут, внизу, когда услышал, как она там вопит, словно ее режут. Бросился к лестнице, подумал, что это блажь или пьяная она. Днем при свете все-таки ничего такого…

– Днем? При свете? О чем это вы?

Катя ждала, что ответит этот парень, этот менеджер-симпатяга.

– Ерунда… то есть не ерунда, а… я просто не знал, что подумать, – Хохлов как-то сразу заплутал в словах. – Бросился туда на второй, а там Гюльнар… и это на кровати… эта баба, убитая.

– Покупательница, – сказал опер. – Вчера, кстати, вы не видели ее тут в торговых залах?

– Нет. Я приехал после обеда и почти весь вечер работал с техникой в подсобном помещении. И на пульте тоже.

– Кстати, про ваш пульт. Пройдемте, покажете все. И по поводу камер видеонаблюдения. Мы изымем все пленки за…

– У нас нет никаких камер.

– То есть?

– Шеин, босс, когда приобрел универмаг и все права… он почти сразу же через две недели приказал демонтировать всю систему наблюдения внутри и снаружи. Сказал, что она устарела, что требует много денег. Между прочим, из-за этого и управляющего он уволил. Тот настаивал, что на одной долбаной охране нельзя, что это против правил и несовременно. И Шеин его выкинул – за строптивость.

Глава 14
СВИДЕТЕЛЬ НОМЕР ТРИ

Катя решила, что полковник Гущин вместе с Елистратовым где-то наверху, осматривают этажи, и хотела было подняться к ним. Как вдруг увидела на ступеньках, ведущих в подвальный этаж, ту самую уборщицу, показания которой ей так и не удалось выслушать.

Та спускалась, и Катя, не раздумывая, устремилась за ней.

Это ведь она первая обнаружила тело.

– Гюльнар… (Так, кажется, ее звал опер из МУРа.) Гюльнар, подождите.

Ступеньки, ступеньки… Низкий потолок. Справа дверь – надпись «Химчистка-прачечная, приемный пункт… часы работы…» Стеклянная перегородка, дальше – закрытый киоск с выставленными на витрине пыльными рамками для фотографий и образцами багета.

Еще дальше – коридор и двери, двери с замками – складские помещения. Что-то звякнуло. Катя обернулась – рядом с киоском еще одна дверь в маленький закуток. Уборщица в сером комбинезоне стояла на пороге. За ней – полки с порошком, ведрами, швабра в углу.

– Гюльнар… Я капитан милиции Петровская Екатерина, – Катя подошла.

Маленькая, хрупкая уборщица доходила ей едва до плеча. Смуглая кожа, широкие скулы, тяжелые темные волосы.

– Я все уже рассказала. Мне надо уходить, мне надо домой, а никого не выпускают.

– Пока идет осмотр, никого и не выпустят, – ответила Катя. – Я у вас кое-что хотела спросить не для протокола, но сначала коротко повторите мне, как это было… все с самого начала. Вы давно работаете в универмаге?

– Два месяца. Я не хотела, мой жених меня заставил. Сказал – надо, иди, деньги нужны.

– Ваш жених тоже работает здесь?

– Он техник… дворник. А вообще-то он инженер-механик, учился в электротехническом институте… мы из Душанбе.

– Вы по-русски отлично говорите, Гюльнар, без малейшего акцента.

– Я учительница русского по профессии, – маленькая уборщица выпрямилась. – Жили в своем доме… а тут вот в подвале ютимся. Хорошо еще помещение отдельное, в соседнем – пятеро с маленькими детьми.

– Как вы ее обнаружили? – спросила Катя.

– Поднялась и увидела.

– Вы сразу поднялись на второй этаж из раздевалки?

– Протерла прилавки и витрины на первом. И пошла туда. Там витрин немного. В отделе белья их совсем нет.

– И увидели…

– Я сначала не поняла, что там на постели… а когда подошла… Я закричала, испугалась очень.

– Любой бы испугался на вашем месте. И на ваш крик прибежал Хохлов?

– Алексей… Он сразу позвонил в милицию с мобильного и хозяину.

– Вы приближались к телу?

– Я очень испугалась.

– Может быть, вы что-то нашли на полу и подняли?

– Нет. Аллах свидетель – я ничего не стала бы там трогать.

– А в примерочные вы заходили? Где зеркала?

– Нет. Я вообще стараюсь в эти наши здешние зеркала не глядеть.

– Почему? Это что, обычай у вас такой?

– Нет. Это просто… – Гюльнар поджала губы, – инстинкт, если хотите… мера предосторожности.

– Как это понимать?

– Никак, – уборщица отвернулась к полкам. – Это все?

– Нет, не все… А раньше эту женщину… покупательницу вы видели в универмаге?

– Я не помню покупательниц. Я убираю зал, лестницу и туалет. В туалете я ее никогда не встречала.

– А когда вы вошли в здание с Хохловым, двери… ну центральный вход и служебный – вы их открыли?

– Служебный вход открыл Хохлов и тут же запер. Центральный вход открывается в девять, когда открывается универмаг.

– То есть до приезда милиции универмаг был на замке?

– Я не понимаю.

– Все закрыто и вы внутри?

– Да. Но я бы предпочла оказаться на улице. Я хотела, Хохлов не позволил. Это все?

Она снова повторила свой вопрос.

– Нет, не все, – собственно, тема исчерпала себя, почти… И, судя по всему, уборщицу Гюльнар об этом обо всем уже дотошно и въедливо допрашивали. И ей явно надоело отвечать одно и то же. Интонация этой свидетельницы это доказывала.

Но…

– Послушайте, – Катя наклонилась, – а вы сами… вы сами никогда не замечали тут чего-то такого… раньше…

– Такого? – Гюльнар смотрела прямо перед собой.

– Странного.

– Странного?

– Я случайно оказалась свидетельницей одного разговора о том, что произошло здесь у вас в универмаге прошлой ночью.

– По ночам тут никого нет. В здании.

– Я понимаю, но…

– Об этом вам никто ничего тут не скажет.

– О чем об этом?

– О том, о чем вы меня спрашиваете, – Гюльнар обернулась к Кате.

Долгий взгляд.

А о чем я тебя спрашиваю?

– Почему?

– Кому охота прослыть дураком. Сумасшедшим.

– Люди кое-что слышали, Гюльнар. И это случилось прошлой ночью. Только те люди… они находились снаружи, на улице.

– Об этом вам здесь никто ничего не скажет, – повторила уборщица. – И я сама ничего никогда не слышала.

– Так, может, вы что-то видели?

– Я видела. Только это было не здесь.

– А где? Когда? Сегодня ночью?

– Вечером, поздно. В нашем дворе. Мы живем в семнадцатом доме, в подвале. Я потому сюда и устроилась, что близко. Жених мой… Ахат так приказал. Я приготовила ужин, а он все не шел – подметал двор. И я решила позвать его. Было темно, Ахата я не видела, слышала только, как шуршит его метла, и пошла… я прошла почти весь двор.

– Из вашего двора видно здание универмага, да?

– Да. Но дело не в здании. То, что я увидела… Понимаете, это была машина, и я ее сразу узнала. Иномарка, очень дорогая. Я всегда любовалась ею, когда замечала ее возле нашего универмага.

– Вы узнали машину? – странно, но в глубине души Катя отчего-то считала себя разочарованной.

– На ней ездит помощник хозяина – Иннокентий Викторович. Но раньше он никогда не ставил машину в нашем дворе, он оставлял ее прямо на тротуаре перед универмагом… днем.

– А сегодня утром, когда вы шли на работу, машина стояла на месте?

– Я не видела, я повернула в другую сторону. Наш двор сквозной, и так мне гораздо ближе.