Текст книги "Одноклассница.ru"

Вероника встала, пробралась сквозь толпу к Рите Лымарь.

– Рит, можно тебя на минутку? Слушай, ты не дашь мне свой старый адрес? Вернее, не подскажешь, где жила мама Клима Иноземцева? Хочу зайти, навестить.

– Да-да, конечно! Я сама об этом думала… Бедная женщина! Клим был у нее единственным… Ее зовут Маргарита Сергеевна.

– Спасибо, – Вероника записала адрес, и в этот момент кто-то толкнул ее.

– Никуся, прости… – это танцующая пара – Женя и Сеня. Они висели друг на друге и явно ничего не замечали.

– Ерунда! – улыбнулась Вероника. – Ой, Женька, у тебя потрясающий браслет…

– Гранатовый. Из той же серии, что и сережки.

– Удивительные вещи… – Красно-черные всполохи камней буквально заворожили Веронику – на миг она даже забыла обо всем на свете.

– Сень, пусти… Где моя сумочка? – Женя сбегала к стулу, на котором висела ее сумочка, вернулась к Веронике с визиткой. – Это адрес того мастера, который все эти красоты делает. Живет далеко, но… Вдруг мимо будешь ехать! Ты и в прошлый раз моими гранатами восхищалась!

– Спасибо, – Вероника сунула карточку в карман пиджака.

Прощались все поздно вечером – со слезами, с обещанием новых встреч. Максимычу вызвали такси, заплатили таксисту заранее, дали наказ – везти тихо и осторожно.

Махали вслед руками, кричали…

– У меня такое предчувствие, что мы видели его в последний раз… – жалобно произнес Алеша Грушин.

* * *

Вероника вышла из лифта – под дверью стояла мать.

Ее собственная мать – Светлана Викторовна Одинцова.

– Мама!

– Ну здравствуй… Я тут уже два часа стою. Где вы все бродите?

– Я на работе, Тарас тоже на работе… – пробормотала Вероника. Рассказывать матери, что она была на вечере встреч с бывшими выпускниками, было категорически нельзя.

Дело в том, что Светлана Викторовна обожала своего зятя. Мнение Тараса – это ее мнение. А раз Тарас был против…

– Ты бы хоть позвонила заранее… А как же твои питомцы? – открывая дверь, растерянно спросила Вероника: мать жила в Подмосковье, в собственном доме. Вместе со сворой собак. Мать привечала всех бездомных, брошенных животных…

– Я соседку попросила за ними приглядеть. Мне надо лекарств, корма купить… Тузику и Рексу витамины нужны. Да ты не бойся, я всего на день, завтра вечером уеду.

– Мама, ну что ты! Живи у нас сколько хочешь… Да, я тут на антресолях твои старые вещи нашла – посмотришь? Может, пригодится чего…

Светлана Викторовна сразу же прошла в кабинет Вероники – именно там она ночевала каждый раз, когда приезжала в город. Раньше мать с дочерью жили в крошечной двухкомнатной хрущевке в районе Немецкой слободы. Потом, после школы, Вероника вышла замуж и переехала к Тарасу. А Светлана Викторовна, став пенсионеркой, выгодно продала свою двухкомнатную квартиру (центр, перспектива расселения, у квартирки оказалась масса преимуществ!) – и купила хороший дом в Подмосковье плюс еще много денег положила на сберкнижку под хорошие проценты. Там она занялась садом-огородом, завела собаку. Потом нашла брошенных щенков, принесла их себе. Потом спасла от озверевших соседей еще одну несчастную псину. Потом ей подбросили нескольких щенков. Потом какая-то собака привязалась к Светлане Викторовне, шла за ней от магазина до самых ворот – ну не прогонять же?.. И пошло-поехало!.. Собак стало столько, что пришлось строить для них вольер, а накопленные сбережения начали стремительно таять.

Но тут Светлане Викторовне стал помогать зять (к тому времени Тарас уже крепко встал на ноги) и спонсоры. Да-да, появились спонсоры – богатые люди, которые не жалели денег, помогая всем тем, кто, в свою очередь, помогал бездомным псам и котам. Светлана Викторовна вступила в Общество защиты животных…

Словом, Светлана Викторовна жила сейчас полноценной, очень насыщенной жизнью. Вставала ни свет ни заря – убирала дом, лечила, выгуливала, кормила своих питомцев, полола огород, встречалась с другими собачниками…

– …вот, мам, посмотри! – Вероника притащила в кабинет коробку со старыми вещами.

Мать – невысокая, крепкая, сухонькая (единственное – живот от возраста слегка расплылся), с аккуратным пучком седых волос, в розовом спортивном костюме – в это время стелила на диване постель. Обернулась, мельком заглянула в коробку:

– Ты с ума сошла…

– Почему? – растерялась Вероника.

– Этакое старье… Выбрось.

– Но, может быть, на подстилки пойдет…

– Не смеши, – сухо произнесла мать и снова отвернулась, заправляя одеяло в пододеяльник. – Я тебе что, помоечница?..

Вероника пожала плечами и вышла из комнаты вместе с коробкой. У нее было чувство, что если б она не предложила матери старые вещи, то та бы рассердилась и заявила бы нечто противоположное: «Ну ты даешь, Вероника! Совсем с жиру взбесилась… Я бы эти тряпки на подстилки для собак пустила!»

В этот момент пришел Тарас.

– О, любимая теща! – обрадовался он. – Сейчас накормлю…

– На ночь? – усмехнулась Светлана Викторовна. – Совсем вы тут распоясались в городе…

– Нет-нет-нет, я вас непременно накормлю!

Скоро в квартире запахло жареным мясом.

– Кроме этого, ничего есть не могу, – сидя за поздним ужином, пожаловался зять теще. На тарелке перед Тарасом лежал кусок подрумяненного стейка.

– Ну, ты мужик, ты должен мясо есть… – пожала плечами Светлана Викторовна.

Перед сном Вероника еще раз зашла к матери – пожелать спокойной ночи.

– Мам, ты расскажи, как живешь, какие новости…

– Нормально живу, – пожала плечами Светлана Викторовна, укрываясь одеялом. Зевнула. – У Пахомовых внук родился.

– Ой, здорово! – вяло улыбнулась Вероника. – Они же давно мечтали… Счастливы?

– Чего хорошего? – брезгливо сморщилась Светлана Викторовна. – Младенец орет с утра до ночи, они все на стену лезут… Пахомова пришла, жаловалась: «Ой, у мальчика животик пучит, ой, у него грыжа, ой, зять в город сбежал, у дочери депрессия…» А я ей: «Ты, Лариска, всю жизнь о внуке мечтала – ну и получай!» А она мне: «Я, Свет, руки на себя хочу наложить от такой жизни…» Вот тебе и счастье!

– Я не хочу детей, мам.

– И правильно! – неожиданно горячо одобрила Светлана Викторовна. – Нечего ерундой страдать, как другие бабы.

– У меня работа, Тарас…

– Работа твоя, допустим, для дураков – мышей мучить почем зря. Бедные животные!

– Но это для блага людей…

– Вероника! Не смеши… Есть такие люди, которых надо дустом травить, словно тараканов… Не люди, а звери! Вот недавно песика подобрала… Ты бы видела, что с ним люди сделали! Садисты…

Вероника успокоительно погладила мать по плечу.

– А Тарас твой – золото, – сразу смягчилась мать. – Ты должна ноги ему мыть и эту воду пить.

– Ма-ам…

– Ну что – мам? Так и есть. Вот он настоящим делом занимается. Ты ему должна помогать, а не мышей своих травить.

– А-а, значит, он успел уже тебе нажаловаться… – вздохнула Вероника.

– Ты можешь завтра с работы пораньше уйти?

– Да, конечно. Что завтра? Пятница… К часу домой приду. Игоря, водителя, вызову – поездим с тобой по магазинам, аптекам… Куда скажешь.

– Отлично.

Визит к матери Клима Иноземцева откладывался. Родная мать дороже!

Ночью Веронике опять приснился сон.

Поле, раннее утро – солнце еще не встало. Туман.

По полю идет юноша – виден только его силуэт. Прямая спина, длинные ноги в высоких сапогах.

«Клим!» – зовет его Вероника. Но голоса у нее нет. И тела как будто тоже… Бесплотной тенью, ветром летит она за Климом. Потом…

Потом опять явился Черный Канцлер – жуткий лысый старик с идиотски-страшной улыбкой, со скрюченными пальцами.

«Во всем виноват этот сайт… – размышляла наутро Вероника. – Если бы его не было, я и не вспомнила бы о Климе! И другие одноклассники тоже не сходили бы с ума. Нет, один плюс есть – это то, что я нашла Максимыча, и мы, его бывшие ученики, успели сказать ему слова любви и благодарности. Он очень хороший человек… Жалко его!»

…В пятницу вечером мать уехала.

В субботу утром Тарас укатил на свой завод, вновь призвав Веронику бросить Академию питания и перейти к нему. Вероника отделалась смутными обещаниями… Но она теперь думала только об одном. Как найти Клима? Собственно, дело даже не в том, что она была в него влюблена когда-то… А что, если он с того света просил найти его и похоронить достойно? А почему просил именно ее, Веронику? «Может быть, потому, что тоже любил меня?» – внезапно озарило ее.

Она распутает ту загадочную историю из прошлого! Что тогда произошло, почему исчез Клим… А когда тайна будет раскрыта, она успокоится наконец.

Теплый июньский день. Тополиный пух… Людей на улицах мало – все разъехались по дачам. Вероника поймала такси, через пятнадцать минут она уже была в своем старом районе. Вот улица, на которой жил Клим…

Вероника расплатилась с таксистом и вышла из машины. Тихий двор, блочная многоэтажка семидесятых годов постройки.

Домофон был сломан. Вероника вошла в подъезд, поднялась на четвертый этаж. Минуту стояла перед обитой коричневым дерматином дверью, затем надавила пальцем на звонок.

– Иду-иду… – раздался голос из глубины квартиры.

Дверь распахнулась, и Вероника увидела перед собой немолодую женщину. Высокую, худую, сутулую, с коротко стриженными светлыми волосами, со светло-серыми глазами – круглыми, кроткими и немного испуганными. «Это она… Тоже высокая!»

– Вы к кому? – спросила женщина.

– К вам… Вы – Маргарита Сергеевна?

– Да-а…

Вероника вдруг ужасно разволновалась. Бедная женщина двадцать лет ждет сына, надо с ней поделикатней…

– Вы только не пугайтесь…

– А что? – В кротких глазах плеснулось какое-то очень сильное чувство – то ли страх, то ли надежда… – Проходите же!

Вероника зашла внутрь. Обычная квартира пенсионерки. Чисто и скучно. Очень скромно, если не бедно…

– Я – Вероника. Вероника Одинцова. Вернее, у меня сейчас другая фамилия, но это неважно… Я бывшая одноклассница вашего сына. Мы недавно собирались вместе, вспомнили о Климе, решили узнать, как вы поживаете… – быстро-быстро отбарабанила Вероника. – Если надо, мы вам поможем… Даже финансово!

«Дам ей денег. Сколько у меня наличных? Тысяч десять… Вот все и отдам. Потом еще принесу!» – в первый раз Вероника подумала о деньгах, и ей даже стало легче. Она может помочь матери Клима деньгами – если уж ничем другим не сможет…

– Фи… финансово? Я не понимаю… – Маргарита Сергеевна потерла виски, словно собираясь с мыслями. – А, так вы одноклассница…

Она куда-то убежала, тут же вернулась с альбомом. На раскрытой странице было общее фото 10-го «А». Каждый из учеников – в отдельном овале, внизу фамилия.

– Вот я, – Вероника ткнула пальцем в свое фото.

– Да, это вы… Совсем не изменились! – вдруг улыбнулась Маргарита Сергеевна. – Ой, как хорошо… Давайте чай пить, а? У меня варенье… Я хотела на дачу сегодня ехать, да передумала – дожди обещали… Опять напутали с прогнозом! И слава богу, что не поехала, иначе вы меня, Верочка, не застали бы… Можно вас Верочкой называть?

– Лучше – Никой. Я так больше привыкла.

– Ника… Замечательно. Ох, Ни-ика… Как же я рада! Садитесь, я сейчас…

Через пять минут Маргарита Сергеевна накрыла стол в комнате. Она так искренне радовалась приходу бывшей одноклассницы сына, что Веронике даже стало не по себе.

– А к вам заходил еще кто-нибудь?

– Из вашего класса? Нет, вы первая. Я так рада, так рада…

«Свинство какое! – мрачно подумала Вероника. – Хоть бы кто из наших разгильдяев вспомнил о бедной женщине… Она, наверное, совсем одна!»

– А мы как раз собирались, и вот… У меня просто со временем получше, чем у других, вот и решили, что я к вам пойду, – врала Вероника. – Денег вам собрали.

Она достала кошелек и вытащила все, что в нем лежало, оставив себе только небольшую сумму – на всякий случай.

Мать Клима с недоумением посмотрела на пачку денег:

– Это – мне?

– Вам. И я еще принесу. Сколько надо.

– А мне… нисколько не надо… – поежилась Маргарита Сергеевна. Но, видимо, ей совсем не хотелось обижать Веронику. – Хотя… Спасибо огромное! Только… вы лучше на детишек тратьте, а мне пенсии хватает… и вообще… очень мало надо.

– У меня нет детишек.

– Да-а? Как же так? Ой, что я говорю… Спасибо, Верочка, то есть Ника… – Маргарита Сергеевна погладила руку Вероники своей жесткой, шершавой ладонью.

– Мы помним Клима. Мы помним вас. Я теперь буду к вам приходить.

– Без денег приходите! Я и так рада…

– Маргарита Сергеевна… О Климе так и не известно ничего?

– Нет, – ответила та. – Нет…

Они помолчали, глядя друг другу в глаза. Маргарита Сергеевна не плакала, но лучше бы она плакала!

– Мне Клим в последнее время часто снится, – вдруг шепотом произнесла Вероника. И вдруг сама зарыдала – громко, отчаянно, в голос. Маргарита Сергеевна бросилась ее обнимать.

– Верочка… Ника… Да что ж это… Милая вы моя…

Если кому и могла признаться Вероника о своих снах, то только этой женщине. И ей сразу стало так легко…

– Снится? Клим?

– Да-да, Клим… Уже сколько раз!

– Он жив.

– Вы думаете? – вздрогнула Вероника, мгновенно успокоившись. Вытерла ладонью слезы.

– Да. Я чувствую.

– Но… за эти двадцать лет – ни одного известия? Ни одного?

– Ни одного. Но он жив. Я мать, я чувствую… А… а почему он вам снится, Верочка? Вы… вы дружили с ним? Только почему я не знаю о вас… Клим ничего не рассказывал!

– Я с ним не дружила, – честно призналась Вероника. – Я даже почти с ним не разговаривала. Но он мне очень нравился. Детское такое чувство… Первая любовь.

Маргарита Сергеевна завороженно смотрела на Веронику. С благоговением… Словно на божество какое! Девочка, влюбленная в ее мальчика…

– Я хочу понять, что тогда произошло, – тихо произнесла Вероника. – Почему Клим исчез? Куда? Где он?

Вероника хотела добавить – «хотя бы тело его надо найти», но вовремя сдержалась. Матери такое нельзя говорить. Пусть Маргарита Сергеевна верит в то, что Клим жив.

– Я не знаю… И в милиции была, и к гадалкам ходила, и чего только не делала, – призналась Маргарита Сергеевна.

– Расскажите мне все. Очень подробно. Особенно про последние дни…

Маргарита Сергеевна отнеслась к словам Вероники очень серьезно.

Вот что узнала Вероника.

Клим сдавал выпускные в школе и одновременно готовился к экзаменам в энергетический институт – тот был всего в нескольких кварталах от дома. Он все время сидел над учебниками – Маргарите Сергеевне под разными предлогами приходилось выталкивать сына на свежий воздух, прогуляться…

Итак, он каждый день выходил из дома, но маршрутов у него было всего несколько – в школу, в ближайший магазин (он находился напротив, через дорогу, ныне на его месте банк), в институт, во двор или на Переведеновское кладбище.

– Мальчишки там любили гулять, я ничего не могла с этим поделать…

– Да, я слышала, – кивнула Вероника. – Склеп Черного Канцлера, мистика и таинственность.

– Вот-вот, будь она неладна, эта мистика! – охотно согласилась Маргарита Сергеевна.

Вопрос главный и первостепенный – куда в последний раз отправился Клим?

– …Утром, после выпускного, он был в школе, – продолжала Маргарита Сергеевна. – Из дома мне на работу позвонил. И снова ушел. Куда? Что было потом? В магазин я его не стала посылать. В магазин ему не надо было – накануне я сама купила продуктов, да и денег в доме не было, какой еще магазин?..

– Точно? А если он переходил дорогу и… Надо рассмотреть все варианты! – с трудом произнесла Вероника. – Машины иногда носятся как сумасшедшие…

– Да, все бывает, – кивнула Маргарита Сергеевна. – Но дело в том, что там, у перехода, весь день сидела Сипягина – это бабушка одна, жила в нашем доме. Она цветы продавала. Если помните, Верочка… Ника… те времена были очень тяжелыми, каждый выживал как мог… Так вот, Сипягина продавала цветы, которые выращивала на дачном участке. Клим мимо нее не проходил – это она точно запомнила.

– А двор? Как он выглядел раньше?

– Да так же… Во дворе Клим тоже не сидел. Там дети соседские играли целый день. Сказали – Клим вышел из подъезда и сразу свернул за угол, на улицу. Остается только кладбище и институт.

– Что сказали в институте? Клима там видели?

– Ой, полная неразбериха… – вздохнула Маргарита Сергеевна. – Институт огромный, абитуриентов масса, толпы народа… Он ходил на консультации. Но на консультациях никто не отмечал, кто присутствует, кто нет, и главное – ребята еще не успели познакомиться, друг друга почти не знали…

– А дорога к институту какая? Спокойная?

– Вот именно! Спокойней не бывает! – горячо воскликнула Маргарита Сергеевна. – Детский спорткомплекс – там у входа всегда охрана, чуть дальше – отделение милиции, а потом – Дом культуры… Теперь-то там ресторан, но раньше был очень хороший Дом культуры. Ни гаражей, ни площадок, где хулиганье собирается, ни закоулков никаких… Я там много ходила с фотографией, спрашивала людей – никто Клима не видел, и вообще, все очень спокойно, без происшествий…

– А что с кладбищем?

– Тоже ничего не ясно. Приятели Клима утверждают, что они в тот день не ходили туда… То есть двое говорят, что не ходили, а третий – что вроде ходили. Но этот третий мальчик… его в тот же день, вечером, к бабке в деревню отправили. Допросили лишь спустя месяц – я так думаю, мальчишка и сам уже ничего не помнил…

– А в милиции что говорили?

– Да что они могут говорить… – вздохнула Маргарита Сергеевна. – Вернется ваш сын, сказали. Заявление о пропаже долго не хотели принимать… Они не понимали, что Клим не такой… Не из тех, кто сбегает из дома!

– Маргарита Сергеевна, можно я посмотрю на комнату Клима?

– Конечно… Я там и не трогала ничего почти!

Вероника прошла в соседнюю дверь и словно попала в прошлое. Старомодная мебель, кассетный магнитофон на тумбочке, книжный шкаф – учебники, книги, журналы двадцатилетней давности… На стене плакат с группой «Машина времени». Еще молодой Макаревич…

– Смотрите, смотрите, не буду вам мешать… – Маргарита Сергеевна вышла.

Странные чувства испытывала Вероника, находясь в комнате Клима. Волнение и глубокая жалость – к бедной женщине, к Климу. Очевидно, что Клим не мог просто сбежать из дома. Он ни с кем не ссорился, конфликтов у него ни с кем не было. С матерью – ровные, спокойные отношения. Очень хотел поступить в институт, занимался с утра до вечера… Старательный и добросовестный. Назвать его трудным подростком было просто невозможно.

Вероника пробежала глазами по корешкам книг. Стругацкие, Ефремов, Пикуль, много классики – отечественной и зарубежной: Толстой, Достоевский, Драйзер, Ремарк, Хемингуэй…

Вероника села за стол, за которым занимался Клим. Большая стопка тетрадей, альбомов.

Придвинула к себе, стала листать уже пожелтевшие, скрученные по углам страницы. Алгебра, история, физика…

Почерк у Клима был самый обыкновенный, ничем не выдающийся. Писал аккуратно, без помарок. Изредка на полях появлялись рисунки шариковой ручкой – смешные, мальчишеские. Какие-то стандартные стрелялки. Танки, человечки с автоматами. Рожицы…

В конце тетради по литературе (Рената Савельевна литературу вела – тут же всплыло в памяти Вероники), после лекций о литературе Серебряного века – еще рисунки. Во-первых, фонарь в темноте, смутная вывеска на доме – «Аптека». Так это же Блок – ночь, улица, фонарь, аптека… Не угадать нельзя.

Потом – девичий силуэт, тоже в каком-то блоковском духе.

Девушка – со спины, лица не видно, только чуть-чуть овал щеки и ресницы. Рукав с кружевами, в пальчиках – веер. Волосы убраны назад, перевязаны широкой лентой – видно шею. Трогательную, тонкую, девичью – тоже в обрамлении кружев. Дыша духами и туманами…

Внезапно Веронику словно обухом по голове шарахнули: «Это же я!!!»

Клим нарисовал ее со спины, что и немудрено – он сидел в классе сзади. Шея, волосы, лента… Именно так Вероника убирала в школе волосы! И ленту она помнила – сама купила полоску шелковой ткани в магазине, обметала край на машинке… И блузку эту она помнила – мать купила в магазине «Лейпциг», отстояв длиннейшую очередь. Только вот веер откуда? Это уже Климова фантазия… Стилизация! Стилизация под блоковскую незнакомку – наверное, слушал в тот момент Ренату Савельевну…

Это была она, Вероника. Даже ни секунды сомнения!

Клим нарисовал ее.

Нежное, хрупкое, неземное создание – вот какой видел ее Клим. Не от мира сего… Не из этого времени.

Вероника прижала ладони к щекам. Пальцы были холодны, точно лед. Этим утром она подумала – а как относился к ней Клим? Замечал ли он ее в школе? Что чувствовал? Любил ли?..

Клим ответил ей из прошлого этим своим рисунком: «Я люблю тебя».

Вероника вышла из комнаты.

– Маргарита Сергеевна… Можно я возьму вот эту тетрадь? Это школьная тетрадь Клима по литературе. Чтобы хоть что-то… на память… было у меня, – с трудом выговорила она.

– Да, Верочка, конечно… Только не выбрасывай ее! Если вдруг станет не нужна, так ты верни ее, ладно?

– Да. Я к вам еще приду. И давайте телефонами обменяемся…

– Конечно! – Маргарита Сергеевна пришла в неописуемый восторг. – Будем созваниваться! Ой, как хорошо… Как-нибудь на дачу приезжайте ко мне, Верочка! Я почему вас так называю: Вера – это… Вера. От слова «верить». Коса у вас такая чудесная! А на даче у меня хорошо – сад! Я думала когда-то – вот в этом саду мои внуки будут расти! Дивный, дивный сад…

Вероника вышла на улицу в полуобморочном состоянии – так на нее подействовала встреча с Маргаритой Сергеевной. А этот рисунок в тетради…

Она побежала, не разбирая дороги. «Куда это я?» – опомнилась только на какой-то тихой улочке. Звеня, катились мимо трамваи, летел пух.

Вероника перешла через дорогу, свернула направо. Она уже знала, куда идет. Туда, где она ни разу еще не была. Туда, куда неумолимо отсылало ее расследование. Точка пересечения всех линий…

Кованые тяжелые ворота. Калитка распахнута…

Вероника вошла внутрь. Недалеко от входа тарахтел небольшой трактор с объемистой чашей, прицепленной спереди, – в нее работяга в синем комбинезоне сваливал сухостой.

– Простите… Эй, товарищ!

– Вы мне? – Работяга заглушил двигатель.

– Да, вам… – шагнула вперед Вероника. – Вы не подскажете, где тут склеп… очень известный… на нем еще все пишут свои желания?

– А-а… так это прямо, прямо по центральной аллее, потом направо, желтый склеп напротив памятника французским летчикам… ну, указатель неподалеку, и надпись еще на нем – «Нормандия – Неман»…

– Спасибо.

– Туда часто люди приходят… Желания разные пишут. А вы верите в это?

– Вот и проверим… – улыбнулась Вероника.

– Не надо! – Работяга нахмурился и покачал головой. – Колдун обманет… Нельзя нечистой силе доверять!

Вероника ничего не ответила, только еще раз поблагодарила.

Вероника. Вера. Верю ли?..

Она долго шла по центральной аллее. Кладбище – тихое, чистое. Цветы и деревья. В основном только старинные захоронения, лишь на нескольких табличках недавнишние даты. Мемориал. Здесь не страшно, не тоскливо, не надо лить слезы… Это уже – История.

Несколько прохожих – любопытствующие интеллектуалы – рассуждали громко о Марии Цветаевой и ее отношениях с Софьей Парнок. Девушки-готы, все в черном, фотографировались на фоне какой-то скульптуры – тоже девушки, из черного камня. Стильное фото получится, ничего не скажешь…

Наконец Вероника заметила указатель, который вел к могилам летчиков из дивизии «Нормандия – Неман». Свернула…

И сразу же, за поворотом, увидела нечто вроде часовенки с желтыми стенами.

Подошла ближе, оглянулась – это место едва просматривалось среди деревьев, с центральной аллеи и не разглядишь. Действительно, где еще прятаться мальчишкам…

Все стены были исписаны – карандашом, ручкой, мелом, обломком кирпича. «Господи, пошли мне здоровья!», «Пусть нам дадут квартиру», «Синеокова, полюби меня!», «Помоги не завалить сессию»… – вот только некоторые надписи.

Как звали похороненного здесь, не удалось узнать – лишь несколько букв явно готического шрифта можно было разглядеть на табличке, висевшей над входом. Для вечности этот человек остался Черным Канцлером. Готика, везде – готика…

Вероника, стуча каблучками, обошла склеп, довольно большой. У задней стены стояла скамейка – чугунная, основательная. Села. Раскрыла тетрадь на последней странице.

– Клим… – Слеза упала на рисунок, моментально впиталась в пожелтевшую бумагу.

Вероника находилась на месте, где, возможно, в последний раз видели Клима Иноземцева. Он был здесь, а потом пропал… Мистика: был человек – и нету.

Ладно, будем рассуждать логически.

Клима нет в живых – это очевидно (за двадцать лет – ни весточки).

Умереть сам не мог – молодой и здоровый.

Его убили.

Кто – не так уж и важно… Лихие люди. Действительно, в те времена всякое было возможно. Куда спрятали тело?

Ответ напрашивался сам – к другим телам.

Истина всегда проста. Никакой мистики: Клима убили и закопали на кладбище! Несчастная мать ищет его двадцать лет, а он – здесь…

Вероника почувствовала себя настоящим следователем. Мало ли историй, в которых женщина-дилетант раскрывает загадочные преступления? Да каждый второй детективный роман – о неугомонной особе, сунувшей нос не в свое дело!

Вероника захлопнула тетрадь и обежала склеп вокруг. Деревянные двери, обитые кованым железом… Ни замка, ни ручки. Дверь глубоко вросла в землю. Что там, внутри склепа? Кто там? Какие тайны хранит Черный Канцлер?

Вероника встала на цыпочки, пытаясь заглянуть внутрь сквозь растрескавшуюся от времени древесину. Не получилось.

Вероника ничего не боялась. Во время учебы в медицинском институте навидалась всякого. Мертвые не страшны, страшны – живые.

Вероника достала сотовый, набрала номер Маргариты Сергеевны.

– Маргарита Сергеевна, это я…

– Верочка!

– Послушайте… Милиция осматривала кладбище? Ну тогда, двадцать лет назад? Ведь если Клима в последний раз видели именно там… Я понимаю, вам больно и неприятно об этом вспоминать, но…

– Ничего-ничего! – испуганно воскликнула в ответ Маргарита Сергеевна. – Я тоже все понимаю! Осматривали, да. И я там каждый клочок земли осмотрела… Никаких следов!

– А… а внутри склепа – смотрели?

– Да. Пусто. Открыли двери – пусто… Пустой такой павильончик!

– Спасибо.

Вероника нажала на кнопку отбоя. Клима могли закопать в чьей-нибудь могиле.

Не перекапывать же целое кладбище?!

– Черт… – с досадой пробормотала Вероника. Цокая каблучками, она снова обошла склеп, а затем по утоптанной земле добежала до центральной аллеи.

«Надо еще раз поговорить с Максимычем… Только бы он выздоровел! Тогда к нему в скором времени должна вернуться память!»

Вероника вышла на улицу, поймала такси. Возвращаться домой не хотелось – сердце билось словно сумасшедшее, в голове кружился вихрь из мыслей и догадок… Надо успокоиться.

– Здесь остановите!

Вероника заскочила в торговый центр. Наличных – кот наплакал, но здесь принимают карточки… С ходу принялась мерить костюмы.

Шопингтерапия – великая вещь. Успокаивает.

Вероника обожала костюмы. Особенно строгие, английские. Прямые широкие брюки или юбки до колен. Пиджаки классического покроя… Может, в этот раз купить юбку и жилет? В академии дресс-кода не существовало, все сотрудники ходили в белых халатах, а что под ними – юбка или джинсы, – никого не интересовало. Но у Вероники был свой личный дресс-код.

Когда Вероника перебирала вешалки с костюмами, с плеча соскользнула сумочка, шмякнулась на пол – на свет божий выглянул угол старой тетради.

Тетради, в которой Клим нарисовал ее портрет. Романтичное, неземное создание – с открытой шеей, в рюшечках-кружевах…

Что хорошо в семнадцать лет, в тридцать семь уже глупо надевать… Или нет? Вероника подошла к другим вешалкам, с платьями.

– Девушка! Вот это, это, это… Сорок четвертый размер. В примерочную. И вот это еще!

– Да, конечно. Тоже сорок четвертого?

– Да.

Из всех платьев Веронике понравилось только одно – черное, длинное, до полу, руки открыты, оригинальное декольте – отделано кружевами, но так… ненавязчиво. Готика. Стилизация под декаданс. Романтика, но не приторная…

«Это платье понравилось бы Климу!» – подумала Вероника, поворачиваясь перед зеркалом.

– Как?

– Если сюда еще яркие аксессуары, будет просто чудесно! – пролепетала продавщица. – А так немного мрачновато…

Вероника вдруг вспомнила гранатовые украшения Жени Мещерской. Такие, наверное, подошли бы к этому платью. Гранатовый браслет на тонкое запястье, гранатовые серьги… Косу расплести – она слишком простит, не под этот наряд, волосы забрать наверх. В пучок. Открыть шею. Нет, никакого пучка… Ленту! Нежную, шелковую… Вот это будет образ! Клим был бы в восторге.

Вероника наряжалась для Клима. Она хотела ему понравиться. То, что Клима Иноземцева уже не существовало на белом свете, почему-то очень мало волновало Веронику.

Вероника купила платье. Купила ленту. Купила цацек из граната – конечно, с авторскими работами, что были на Женьке, не сравнить, но… Туфли. Пусть будут шпильки. На шпильках Вероника никогда не ходила, но одну-то пару туфелек со шпильками уж можно купить!

Дома Вероника оказалась в девятом часу.

Тараса еще не было.

Вероника переоделась в черное платье (такое готическое и декадентское!), встала на шпильки. Убрала волосы. Браслет ей показался грубоватым. Не то… Может, действительно обратиться к Женькиному умельцу? Хорошо, что визитку с его адресом не выбросила…

Бледное строгое лицо. Вероника подвела глаза, накрасила ресницы. Губы – темно-вишневой, почти черной помадой. Ой, а где-то был черный лак… Специально купила – красила ногти на прошлый Хэллоуин, должен остаться пузырек… А, вот он. Вероника быстро накрасила ногти, встала перед зеркалом. Самой стало страшно – невеста Черного Канцлера, да и только… Красное и черное, черное и красное. Кровь и могильная земля… Кровь Клима пролилась на могилу Черного Канцлера. Но она все равно найдет Клима, все равно.

Брызнула на ключицы духами – тяжелыми, удушливыми – тоже бесполезная, на один раз, покупка. Зимний запах, резкий – не для лета.

Приход Тараса застал ее врасплох. Хлопнула входная дверь.

– Никуся, ты дома?.. Ау!

«В хорошем настроении», – машинально заметила Вероника. В следующее мгновение в комнату вошел Тарас.

И остолбенел.

Пауза длилась не меньше минуты.

– Ни-ка?!

– Тарас… – пробормотала Вероника, чувствуя страшное смущение. – Я… Очень плохо, да?

Тарас сглотнул. Потом обошел Веронику вокруг.

– Тебе идет… очень оригинально. Полная смена имиджа!

– Правда?

– Ты знаешь… а мне нравится! – Он засмеялся. – Господи, Ника…

– Я вот платьишко на лето купила… А то как-то надоели эти костюмы…

Муж взял ее за обнаженные предплечья, повернул к себе. Потом резко прижал к себе, поцеловал.

– Ты меня с ума сведешь… Ох, Ника! Ника, Ника, Ника… – уткнулся носом в ее шею, шумно вдохнул. И едва слышно застонал. – О-о-о… Что это за духи?..

Он вел себя как юноша. Неловкий, нервный, горячий. Жадный. Не грубый, но… На грани.

Вероника привыкла к другому Тарасу – методичному и основательному. Предсказуемому. Она потому и не ревновала его никогда. Он пропадал целыми днями, а потом возвращался и – припадал к ней. Так было всегда. Вечный огонь. Не костер, не тлеющие искры, а ровное пламя. Его желание было величиной постоянной и неизменной.