Электронная библиотека » Татьяна Устинова » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Гений пустого места"


  • Текст добавлен: 21 декабря 2013, 04:24


Автор книги: Татьяна Устинова


Жанр: Остросюжетные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Хохлов думал обо всем этом, только чтобы не думать о деньгах, оставленных в конторском сейфе, а потом, свернув налево, увидел милицейский «газик» и…


… и проснулась от того, что сильно хлопнула входная дверь и с улицы ворвался морозный воздух и заклубился, как в черно-белом кино про сибирские стройки.

Комендантша общежития баба Вера страсть как любила черно-белые фильмы про стройки.

Она зевнула, проворно спустила ноги с топчана, поправила коричневый пуховой платок, завязанный крест-накрест, и выглянула из-за фанерной перегородки.

– Хто там?

Человек, вошедший с улицы, сразу не ответил, и баба Вера, не признавшая его, переспросила еще строже:

– Вы куды?!

– Сюды, – ответил человек сердито, и тут она его признала.

– Чегой-то поздненько возвращаешься сегодня, Борисыч!

– Нормально, баб Вер!

– Или симпатию какую на стороне завел? Гляди, Борисыч, охомутають тебя, глазом моргнуть не успеешь, как Витюшку, сыночка мово!

Витюшке полтинник стукнул уже давно, баба Вера и сама точно не могла вспомнить, когда именно, и он числился водопроводчиком в той самой жилконторе, которой принадлежало общежитие.

Спина удалялась в сторону лестницы, и баба Вера вдруг спохватилась, что забыла передать важную информацию.

– Стой, стой, Борисыч!

– Чего?

– До тебе бывшая жена приходила, днем еще! Говорю ей, нету его, он об эту пору еще на работе!

– И чего?

– И не пустила ее! Чего она шастать будет, когда ты работу работаешь!

– Ну, и правильно сделала, что не пустила!

– И еще бумага пришла. Но та не сама, ту почтальонша принесла и велела тебе лично в руки вручить. И еще говорит мне: ты, мол, за этой бумагой полную ответственность несешь! А я ей: да, может, он в мое дежурство и не объявится, куды ж тогда я ее дену, если я за ней ответственная! Ящика железного у меня нету, и не для того я здесь поставлена, чтобы бумажки всякие хранить! А она мне… Да постой, куды ж ты пошел?!

– Некогда мне, баб Вер. Устал я. Завтра заберу.

– Как завтрева, когда велено сегодня?! Ты мне голову не морочь, гражданин Кузмин! Ты есть здесь проживающий, и до тебе бумажка пришла, и сказано на ней русским по белому – Кузмину Дмитрию Борисычу! А как ты и есть Кузмин Дмитрий Борисыч, так и забирай свою бумажку!

Но Кузя только посмотрел на нее с лестницы, повернулся, поправил серый кроличий треух, который носил еще с институтских времен, и пошел себе наверх, помахивая портфельчиком.

Бабу Веру от такой наглости жильца чуть удар не хватил.

Вы поглядите на него, люди добрые! Ни спасибо тебе, баба Вера, возьми вот полтинничек за службу, ни уважения, ни понятия! Сказано ему – забери бумажку, а он пошел себе, да еще этаким гоголем!..

Баба Вера толком не знала, что такое «пошел гоголем». Когда Витюшка еще в школу бегал, ему в библиотеке книгу дали, и на ней это смешное слово было написано: «Го-голь», вот ей-богу! И портрет носатого какого-то, видать, книжка была про этого самого, про носатого, и толстая такая!.. А может, и не про носатого, а про мертвецов, потому что в названии души усопших поминались. Витюшка книжку читать не стал, а муж Василий, который тогда еще живой был, по пьянке поставил на нее сковороду с салом, и обложка почернела маленько. Потом в библиотеке бабу Веру за обложку пробрали, вот она и запомнила оттуда этого самого Гоголя!

– Сказано тебе, возьми у мене бумажку, а ты чего?! Пошел сразу! Обленился вконец, ко мне, пожилому человеку, на три ступеньки спуститься не можешь!

– Не ори, баб Вер!

– Я тебе не «баб Вер», а дежурная! И у мене для тебе бумажка! А мне за ней отвечать неохота! Развелось тут вас, бездельников! И ежели каждому бумажки станут приносить, а баба Вера знай забирай и таскай вам?!

– Спокойной ночи, баб Вер!

И не оглянулся, и не спустился, и конверт не взял! Откуда только гонор у них, у образованных этих?! Всю жизнь в общаге провел, как самый последний алкаш, шапка двадцать лет одна и та же, жена от него сбежала, а он туда же!.. Некогда ему, видите ли, завтра заберет! Умаялся больно! Сидит с утра до ночи на стуле, вон задница от сидения вся залоснилась!

Все это примерно в таком порядке, а может, чуть в другом, баба Вера прокричала в лестничный пролет, задирая голову, с которой падал пуховой платок, и она придерживала его рукой. Кузю она не видела, но слышала, как он поднимается. Лампочки с лестницы всегда воровали, и нынче горела только одна, на первом этаже, а жил Дмитрий Борисович на третьем!

– И ты ко мне больше звонить не являйся! – выпустила последний заряд баба Вера. – Не пушшу!

Платок упал окончательно, она деловито натянула его, заправила жидкие пряди за уши, промаршировала к двери, из-под которой сочился мороз, и поплотнее ее прикрыла.

Как же!.. Пустит она теперь этого Кузмина к телефону! Кукиш с маслом! И баба Вера сложила этот самый кукиш – довольно увесистый – и потрясла им в сторону лестничного проема. А Кузмин частенько позвонить просится, небось с мобильника-то дорого ему встает, вот он и шастает к городскому. Говорит, руководство у него в Москве! А какое такое у него руководство, когда он как есть чистый бездельник, все только на заднице сидит и руками ничего не работает!

В то, что существует некая деятельность, которая требует работы головой, баба Вера сроду не верила. Взять, к примеру, писателя! Ну, что это за работа такая, скажите, люди добрые?! В смену ему не выходить, в каморке не ночевать, трубы гнилые, как вон Витюшке приходится, голыми руками не крутить! Сидит себе, писатель-то, и пишет, и пишет на бумажке. Кто его знает, чего он там пишет? Да никто и не смотрит небось! А может, он просто книжку толстую переписывает, а как перепишет, так несет в типографию, а ему там денег отваливают! Никто ж не догадается, что он из другой книжки переписал! А раньше, при советской власти, так бывало, что писатель возьмет, да и против правительства напишет! Ну, тогда порядок был, тогда за такие дела – раз, и по месту назначения! Судили их, всяких писателей-то! А все почему? Потому что народ они не крепкий, руками не работают, вот от безделья и лезет в голову чума болотная! В прежние времена баба Вера этого самого Борисыча и в общежитие не допустила бы! Пришел после двадцати трех ноль-ноль, ночуй где знаешь! И жалобу в местком – общественный порядок, мол, нарушал! Пойди отмойся! А сейчас что такое?! Приходи, когда хочешь, уходи, когда вздумаешь, за бумажкой и то не спустился даже!

Баба Вера фыркнула, пристроилась на топчан и свет от настольной лампы прикрыла вчерашней газетой. Газета называлась «Городские вести», и в ней часто давали беседы с разными интересными людьми. Вот во вчерашней – баба Вера скосила глаза на страницу, длинно зевнула и перекрестила рот – беседовали с ясновидящей одной. И сказала она, что скоро уж, скоро всадник на огненном коне явится, а следом за ним разверзнется геенна огненная. Всем людям велела каждое утро выпивать по ложке репейного масла, для очищения. Как раз к концу света успеешь очиститься, только где ж его нынче взять, масло-то репейное?! Небось «новые русские» все пóпили, но им-то вовек не очиститься!

Где-то наверху грохнуло что-то тяжелое, и баба Вера прислушалась, выпростав ухо из платка. По радио играли гимн, и баба Вера радиоточку приглушила.

Показалось? Или опять на четвертом Серега Почкин, по прозвищу Тля, жену Маринку на воспитание взял?

Грохот больше не повторялся, и баба Вера успокоилась, зато стал слышен неясный шум, как будто бегал кто-то, а может, двигалось что-то тяжелое. Не иначе Тля Маринку по полу за волосы таскает, решила баба Вера. Сегодня он с ней по-дружески, по-божески, по-людски. Обычно-то смертным боем бьет, у него за дверью для этой цели полено березовое всегда стоит. Баба Вера сама видела, как он ее этим поленом дубасит и нечеловеческим голосом кричит: «У-у-убью, су-у-ука!» Бьет, да хоть мужик нормальный, не то что Кузмин этот! В заводе деньгу получает и пропивает не все, Маринке подарки покупает, когда не в запое. Вот она его и любит, Маринка-то!..

Баба Вера начала засыпать, когда наверху опять грохнуло. Ну, это дела семейные, не милицию же вызывать, подумалось ей в наплывающей дремоте. Разберутся как-нибудь, да и она, баба Вера, стара стала, наверх не полезет драку супружескую разнимать!.. Пусть уж сами как-нибудь… Полюбовно…

Кузмин в комнате, запертой на ключ, прислушался, сдавленно и тяжело дыша.

Он ничего не понимал.

Денег в портфельчике не оказалось, а он был уверен, что они там! Он обшарил все отделения, даже подкладку надорвал и посмотрел, хотя портфельчик ему нравился и жалко было отрывать приятную шелковую подкладку.

Под подкладкой денег тоже не оказалось.

Нужно искать. Они могут быть только где-то здесь.

Он начал с письменного стола и последовательно вынимал бумаги из одного ящика за другим, просматривал и бросал на пол. Вскоре крашенный грязно-коричневой краской пол уже весь был устлан бумагой, очень белой офисной бумагой, исписанной рядами формул, и он ходил по ней башмаками, и это напоминало вакханалию, варварство, надругательство над невинным и чистым.

В столе денег тоже не оказалось.

Кузмин передохнул и осмотрелся. Были еще шкаф и длинный, узкий шифоньер с посудой. Работы предстояло много.

Он стал вытаскивать из шкафа вещи и шарить под ними, даже оторвал одну полку, державшуюся на хилых фанерных штырьках! Полка упала, сильно загрохотала, и тут ему пришло в голову, что сумасшедшая бабка-вахтерша может прибежать на шум, и ему никак нельзя шуметь! Никак!

Дальше он работал в полной тишине. Он двигал мебель, напрягая все силы, так что вены вздувались у него на лбу, и пот выступил на висках, хотя в плохо протопленной комнате стоял лютый общежитский холод. Он заглядывал во все углы, шарил в пыли под продавленным диваном, он точно знал, что должен найти, и не находил!..

Но деньги должны быть! Они были обещаны и не могли пропасть!

Вокруг царил первобытный хаос. Он даже не подозревал, что в таком небольшом пространстве может поместиться столько вещей, бумаг, книг! Когда все это стояло на полках и лежало в шкафу, казалось, что вещей почти нет, а сейчас они как будто размножались сами по себе!

Все было выворочено, выпотрошено, разрушено. А деньги так и не нашлись. Он огляделся, как будто видел комнату в первый раз.

Книги! Он еще не посмотрел в книгах! Да, конечно! Он много раз видел это в кино – книжка, а в ней тайник, куда плотно укладывается толстая пачка!

Он стал просматривать книги, в которых почти не было текста, только формулы, и по одной кидать их на пол. Учебник человека со странным именем Дмитрий Васильевич Сивухин упал на вынутую из шкафа доску, она вновь грохнула по полу, и он опять замер, прислушиваясь.

Может, свет погасить? Если придет сумасшедшая бабка, можно прикинуться спящим!

Он погасил свет и некоторое время тяжело дышал в холоде и тесноте содеянного им вещевого ада. В окно заглядывал город, который он ненавидел.

Этот город, который по-хорошему и городом назвать нельзя, достал его, выел у него все внутренности, просверлил ему мозг! Город ученых, твою мать!.. Общежития, хрущевки, разбитые дороги, наполовину порубленный парк, в котором когда-то были аттракционы, заборы секретных предприятий, заборы несекретных предприятий, заборы новых домов, которые понастроили местные и московские богачи, и посередине мэрия, как бельмо на глазу! Два конца, два кольца, посередине гвоздик! В этом городе ему было душно и все хотелось в Москву, где кипение и радость жизни, где рестораны не закрываются в полночь, где шикарные девчонки, дорогие тачки, богатые казино, услужливые швейцары!.. И все это может быть твоим, были бы только деньги, а вот денег у тебя как раз и нет!

Он еще раз взглянул в окно, за которым ненавистный город видел уже десятый сон, и показал ему кулак.

Ты у меня еще получишь! Я еще распатроню тебя до самого донышка, я на многое способен, а ты об этом даже не подозреваешь!

Город спал, совершенно равнодушный к нему, и это тоже его бесило.

Он зажег свет, который больно ударил по глазам, зажмурился на секунду и продолжил поиски.

Он искал долго и, не найдя, пошел по второму кругу, хотя уже понимал, что не найдет денег просто потому, что их нет.

Нет!.. Нет!!. Не-ет!!!

Он зажал себе рот рукой, прикусил кожу на ладони, чтобы не закричать от разочарования и горя и еще от того, что он опять потерпел поражение, да еще на глазах у ненавистного ему города! Город видел все, на окнах не было штор, и собственный позор невозможно скрыть от мира!

Нужно думать. Просто спокойно думать, а это ты всегда умел, что бы и кто бы о тебе ни говорил.

Перешагнув через кучу раскуроченных вещей, он присел на диван и стал думать.

Если денег в комнате нет и в портфеле тоже нет, значит, они где-то в другом месте. Он точно знает, что они есть, но не здесь. Отрицательный результат – тоже результат, и поиски придется перенести в другое место. Только вот… в какое именно?

Он стал грызть ногти.

Тут что-то другое. Совсем другое.

И он вспомнил об Арине, как будто озарение пришло.

Скорее всего, так и есть. Скорее всего, деньги у нее. Нужно просто пойти и взять их. Это несложно.

Дрожащей рукой он вытер со лба испарину, натянул кроличий треух двадцатилетней давности и застегнул куртку, которую даже не снял, – вот отчего ему было все время жарко! Потом раскопал на разгромленном письменном столе портфельчик с надорванной подкладкой, сунул его под мышку, вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Бабка наверняка уже дрыхнет, и будить ее нельзя. Впрочем, какая разница! Она все равно ничего не поймет.

Снизу лестница чуть подсвечивалась жидким светом с первого этажа, и он стал спускаться по ней, скользя крепкой рукой по перилам.

У него есть еще одно важное дело. Придется сначала доделать его, а потом вплотную заняться поиском денег.

Он улыбнулся.

Он найдет деньги и заживет, и ему будет наплевать на город, и…


… и тут она вдруг открыла глаза, очень сонные и недовольные, и посмотрела на мужа.

– Ну что? – спросил он и присел на край кровати.

Ему хотелось еще раз ее поцеловать, и он раздумывал, как бы это сделать половчее, потому что, как пить дать, целоваться она не станет, будет уворачиваться, закрываться одеялом и бубнить, что у нее не вычищены зубы.

– Что?

– Я ухожу.

– Скатертью дорога, – пожелала нежная супруга и зевнула. – А сколько времени?

– Восемь семнадцать.

– Димон, – сказала Ольга, села и пригладила руками короткие волосы на две стороны, отчего стала похожа на приказчика из бакалейной лавки, какими их показывают в фильме «Рожденная революцией», – почему ты не можешь сказать, как все люди?! Почему ты не можешь сказать, что сейчас двадцать минуть девятого?

– Потому что сейчас восемь семнадцать, – ответил Пилюгин, во всем любивший ясность и точность. – А Степка сегодня в школу вообще не идет?

– Не-а, – протянула Ольга и опять зевнула, – у них две физры, две математики и какой-то странный предмет под названием ОБЖ. Математичка болеет, на лыжах в такой мороз нельзя, а ОБЖ можно и пропустить. Никак не могу запомнить, что это за предмет!..

– Основы безопасности жизнедеятельности. Бывшая НВП, то есть начальная военная подготовка.

– Все-то ты знаешь, – сказала Ольга, потянулась и обняла его за шею горячими со сна руками. – Даже то, что ОБЖ – это бывшая НВП!

– Все равно ребенок должен ходить в школу, – заявил Димон и потерся щекой о ее руку. – Ты неправильно его воспитываешь. У него должны быть ответственность и чувство долга.

– А у тебя есть ответственность и чувство долга?

– Сколько хочешь.

– Тогда сходи на собрание. Они решают вопрос про телевизор в кабинете биологии. Уже год решают. Никто не хочет деньги сдавать. Я говорю – давайте мы купим, да и дело с концом.

Димон за руку притянул ее к себе, так что щекой она прижалась к ворсистой ткани его «офисного» пиджака. По причине невычищенных зубов дышать Ольга все время старалась в сторону, так что он видел только ее щеку.

– И что?

– Да ничего. Родительский комитет против. Если мы телик купим, получается, что все остальные ни при чем, и гороно может усмотреть в этом взятку, которую мы даем биологичке.

Пилюгин подумал.

– Дикость какая-то.

– А что делать, Димон? Мне препирательства надоели хуже горькой редьки, и на собрание я не пойду, хотя у меня тоже есть ответственность и чувство долга!

– Нет у тебя ничего такого.

Он медлил, ему не хотелось уезжать, и Ольга моментально это поняла, потому что придвинулась поближе, сунула руки ему под пиджак и зачем-то укусила за узел галстука. Потом она вспомнила про свои зубы и опять стала дышать в сторону.

Через ее плечо Пилюгин посмотрел на часы. У него было еще минут пятнадцать, после которых начнется «опоздание», а опаздывать ему не хотелось. День предстоит трудный – много объяснений и сложных разговоров.

Или… наплевать?..

Он поцеловал ее в ухо, которое оказалось ближе всего, и еще в макушку, а потом она наклонила голову так, чтобы он поцеловал в шею, и он стал целовать ее в шею, и в этот момент решил – наплевать! Наплевать! Ну, опоздает и опоздает, подумаешь! В первый раз, что ли!

Ольга опять все поняла, хотя он не сказал ни слова. Им, прожившим вместе пятнадцать лет, слова не требовались.

– Сейчас, – сказала она, выпростала ноги из одеяла, отбежала, нашарила что-то в ящике и вернулась счастливая. От нее теперь сильно пахло мятой.

– Ты что, слопала тюбик с пастой?

– Какая тебе разница!

А и вправду! Никакой разницы ему нет, и если ей нравится пахнуть мятой, пусть пахнет, он согласен. Он практически на все согласен.

Жена быстренько стащила с него галстук, расстегнула рубашку и стала целовать его в грудь короткими, быстрыми, горячими поцелуями.

– Мы помнем твой пиджак.

– Шут с ним.

– Нет. Ты и так все время мятый. Вот почему ты становишься мятым через пять минуть после того, как я все погладила?!

Он не отвечал, он был очень занят и еще помнил про то, что у них есть всего пятнадцать минут, но какое это имеет значение! Даже если бы в запасе у него было не пятнадцать минут до работы, а пятнадцать секунд до конца света, он бы точно знал, как потратить эти драгоценные секунды.

Ольга терлась о него, целовала и, кажется, даже похрюкивала от счастья. Потом отстранилась и сказала с эдаким женским кокетством, с полным сознанием своего могущества и власти над ним:

– Тебе же нужно на работу!

– Подождет моя работа.

Иногда с ними такое бывало, словно приливная волна накатывала, сбивала с ног и накрывала их с головой. Вдруг становилось невмоготу, и ничего с этим невозможно было поделать, только бы получить друг друга в безраздельное владение, хоть ненадолго, хоть на пять минут, но получить, и прямо сейчас!..

Так было в далекой юности, и так осталось до сей поры, только к этому чувству добавились еще полное знание друг друга и уверенность в том, что второй не подведет, не подкачает, что ему это так же важно и нужно.

Офисные брюки свалились с кровати на пол, звякнула пряжка ремня, и Пилюгин подумал, что, в отличие от всех остальных мужчин, которые кем-то понимающим считались полигамными, он никогда не хотел других женщин. Только эту.

Ну, вот так случилось.

Пресловутый инстинкт охотника, который якобы подталкивает всех мужчин гнаться за любой юбкой, догонять и присваивать, в его случае распространялся только на Ольгу. Только ее он всегда хотел догнать и присвоить. Мысль о том, что когда-нибудь она ему надоест и он начнет с тем же рвением гоняться за другими, представлялась ему дикой.

И привыкания никакого не наступало. Иногда он почитывал женские журналы, которые Ольга бросала на пол возле кровати, и из этих журналов ему было известно, что секс, а тем более супружеский, особенно многолетний, требует разнообразия и тонкости подхода. Советов, которые давались для того, чтобы разнообразить секс и сделать его более тонким, он вообще не понимал. Нет, наверное, отлично, если жена встречает тебя с работы в пеньюаре, искусно сотканном из лепестков роз, на столе горят свечи, что автоматически означает не просто ужин, а романтический ужин, и в ванне плавает – нет, не оживший карп из гастронома, а цветок лаванды! Наверное, отлично, если жена, предварительно освоив на специальных курсах процедуру тайского – или китайского! – массажа, станет растирать подогретым маслом усталые мускулы любимого, а потом подаст ему чай, предварительно освоив чайную церемонию на специальных курсах для гейш. Также, наверное, хорошо заниматься любовью в ласковом прибое теплого моря, контролируя попадание песка в некоторые труднодоступные места, и в уютном горном шале, когда за окнами гуляет метель, а в камине трещат дрова. На море и в шале следует ехать «сюрпризом», чтобы супруга до последнего не догадывалась о том, какое романтическое путешествие задумал любимый, – все для усиления тонкости и разнообразия чувств!

Пилюгин читал, все ему нравилось – и массаж, и свечи, и лаванда, и шале, – только, на его взгляд, это не имело никакого отношения к жизни!.. Какой пеньюар из роз, если Степка, как только отец открывает дверь, начинает канючить, что не может справиться с химией, а Растрепка сует ему исчирканные цветными карандашами листки и объясняет, что «это Степа, это бабушка, а вот это, синее с красным, ты, папочка!». Где взять силы и время на эротический массаж, если они добираются до постели в первом часу ночи, а встают в семь пятнадцать утра?! И как понять, вожделеет ли сегодня вечером супруга получить именно эротический массаж или, напротив, бутерброд с колбасой, кружку горячего чая с сахаром, детектив, и чтобы к ней не приставал никто?!

Была еще одна загвоздка.

Дмитрий Пилюгин не осознавал до конца, в чем тут дело, но ему одинаково нравилось в постели, засыпанной розовыми лепестками, в постели, застеленной обычной простыней, и на лесной опушке, где когда-то собирали землянику, – именно там в джинсы ему поналезли муравьи, и они с Ольгой потом долго их вытряхивали и так до конца и не вытряхнули. Муравьи кусались до самого дома, Пилюгин подпрыгивал за рулем, и машина продвигалась вперед скачками. В пеньюаре было отлично, и без пеньюара отлично, и в джинсах с протертыми коленями, и в старом свитере с закатанными рукавами, и в сенном сарае у дальних знакомых, где внизу хрупала лошадь, а в щели светило огромное, горячее солнце и щекотало между лопаток!.. И на родительской дачке тоже было отлично, на втором этаже, среди бела дня, пока все отвлеклись и никто не мог их застукать!

Вот и сейчас все тоже отлично – в последние пятнадцать минут перед работой, кое-как выбравшись из делового костюма, и вовсе не потому, что она лежала перед ним в розовых лепестках, а потому что, когда он пришел поцеловать ее перед уходом, открыла сонные, недовольные глаза.

– Я тебя люблю, – сказал он ей в самый последний момент, он всегда говорил ей эти слова, и это была чистая правда!

У них была еще минута, чтобы просто полежать, обнявшись, но в коридоре затопали ноги, хлопнула дверь ванной, потом зажурчало, полилось, Пилюгин вскочил с кровати, и натянул штаны, и сунул голову в петлю неразвязанного галстука, а Ольга проворно поползла под одеяло и заняла исходное положение – голова на подушке, и накрыта до ушей.

– Ма-ам! – позвали приглушенным басом. Бас шел из дверной щели. – Мам! А мам!

– Что ты кричишь?! Растрепку разбудишь! Заходи!

Пилюгин рывком натянул пиджак, сделал антраша ногами, правильно размещая брюки вдоль себя, и когда вошел Степка, всклокоченный и в пижаме, Димон как раз неторопливо наклонялся, чтобы поцеловать дорогую супругу перед уходом на работу.

– О! Пап, и ты здесь?

– Я уже ухожу.

– А в школу точно не идем?

– Точно, – ответила мать.

– Это разгильдяйство, – сказал отец.

– Мам, давай, пока Растрепка не встал, валяться и смотреть телевизор?

– А ты зачем встал?

– Ну, я пошел, – объявил отец. – Счастливо оставаться.

– Пока, – сказал Степка. – Не забудь, у меня в пятницу выступление, и ты должен отпроситься с работы.

– Я не забуду.

– Я тебя провожу.

Ольга виртуозно умела проделывать всякие штуки, вот и сейчас как-то моментально и незаметно натянула под одеялом халат и поднялась.

Степка нашарил на полу возле кровати телевизионный пульт, подбил под спину все родительские подушки, старательно укрыл ноги клетчатым пледом, который всегда лежал сбоку, – устроился с комфортом.

– Меня машина разбудила, – вдруг сказал он. – Вот почему я встал! Там, внизу, милицейская машина гудела.

– Почему милицейская? – рассеянно спросила мать. Отец уже вышел из комнаты.

– А потому, что я сверху посмотрел. У нашего подъезда милицейская машина стояла и еще «Скорая помощь».

Мать взглянула на него и ушла вслед за отцом. Сейчас она его проводит, вернется, и они будут валяться до тех самых пор, пока не проснется младший брат, а потом станут неспешно завтракать все вместе – омлет с грудинкой, творог с изюмом, сыр толстыми кусками, свежая булка с «Докторской» колбасой. Булки точно есть, он вчера вечером проверил, пополнила ли мать запасы. А потом придет Мила, домработница, с которой у Степки были хорошие, дружеские, партнерские отношения, а мама уедет на работу. У нее какая-то замороченная работа, он никак не мог понять, что это за работа такая!.. У матери в Москве была мастерская, где сидели тетеньки и шили… шторы. Вот уж работа так работа, с ума можно от такой сойти! Даже компьютеров ни у кого нет! Мать эти самые шторы придумывала, а тетеньки шили. Хотя чего их придумывать-то? Вон окно, на нем висят две тряпки, одна так, а другая эдак, и у этой другой еще бантик какой-то. Ну и что тут думать? Это что, самолет, что ли, или новая компьютерная игра?! Но матери нравились эти самые шторы – Степка покосился на окно, фыркнул и тряхнул головой, – и отец сказал… Как же он сказал-то? Как-то очень умно! А, вот, вспомнил! Он сказал так: «Интересы другого человека нужно уважать!» Это, если кто не понял, он про то говорил, что раз матери нравится такое дикое занятие, то пусть она им и занимается, а смеяться над этим нельзя!

Степка зевнул и повыше натянул плед. От подушки славно пахло мамиными духами и вообще ею, и ему вдруг ужасно захотелось спать – если бы не милицейская машина, он бы до пол-одиннадцатого проспал, не меньше! Ему недавно стукнуло тринадцать, и он все время хотел есть и спать.

Мать что-то долго не возвращалась, и он решил, что подремлет совсем немножко, пять минуточек. Степка был уверен, что раз уж случился у него неожиданный выходной, нет ничего глупее, чем потратить его на сон.

Неизвестно, сколько он проспал, только вдруг мать сказала очень громко:

– Степа, сыночек, вставай.

Он распахнул глаза, хотел немедленно заявить, что вовсе и не спал, и не собирался даже, как вдруг увидел, что она плачет.

Мама плачет!..

Он перепугался так, что первый раз в жизни почувствовал, что у него есть сердце. Вот здесь, с левой стороны, где бок, что-то затряслось, мелко-мелко.

Отец говорил: «Как заячий хвост».

– Мама! – Степка сбросил плед и сел, встревоженный. – Что случилось?! Мам, ты почему плачешь?!

Мать быстро вытерла глаза.

– Ты не пугайся. Ты быстренько вставай, и все. Сейчас приедет дед и заберет вас с Растрепой к бабушке.

– Зачем?! У нас же выходной!! Ма-ма!

– Кузю убили, – как-то очень буднично сказала мать, села на край кровати, будто у нее подкосились ноги, посидела и прижала к лицу ворсистый плед. – Представляешь, Степка? Он вчера от нас ушел, и его… убили.

– До смерти?

Она помолчала.

– Ма-ам!

Она все молчала.

На коленях он подполз к ней, приладился и сунул голову ей под локоть. Он не слишком испугался из-за того, что убили папиного друга – мало ли что бывает, да, может, еще и не до смерти убили! – но он очень переживал за мать.

Она повернулась, обняла его, прижала так, что ему стало душно и неудобно дышать, и заплакала навзрыд.

– Мам! Ну, ты перестань! Может, его еще можно спасти, а?

– Нет.

– Ну, не переживай, а? Хочешь, я тебе чаю сделаю? Прямо сейчас!

– Не нужно, Степочка. Ты одевайся, собирайся, и поедете к бабушке.

– Я не хочу к бабушке! Ты одна тут не справишься!

– Я не одна. Папе пришлось остаться дома.

– Как?! – поразился Степка и только тут понял, что дело серьезное. Настолько серьезное, что отец даже не пошел на работу. Такого с ним никогда не случалось.

Мама говорила, что отец… Как же она говорила-то? Как-то очень умно!.. А! Вот что она говорила: отец трудоголик, ну, то есть как алкоголик, только не пьет, а все время работает. Он и вправду все время работал. Однажды все болели гриппом и лежали дома, и только отец ходил в институт с температурой, и когда мать на него ругалась, говорил, что, если он не будет ходить на службу, его уволят. И кто тогда станет кормить семью? Степка сказал, что он станет, и родители почему-то засмеялись хриплыми, простуженными голосами.

Может, они смеялись потому, что он был тогда маленький и они не верили в то, что он сможет прокормить семью?

Мать неожиданно погладила его по голове, как последнего сироту, вышла из комнаты, и Степка потащился следом за ней.

По квартире гулял сквозняк и пахло чужими людьми.

В гостиной сидели два дядьки в куртках, курили и негромко разговаривали с папой. Один из них время от времени что-то записывал.

– Па-ап! – позвал Степка из-за двери.

Отец обернулся и строго посмотрел на него, словно он был не его родной сын, а чей-то чужой мальчик.

– Степ, иди к маме. И оденься, пожалуйста!..

Один из дядек в куртке что-то спросил у другого, но Степка опять не расслышал, что именно. Они курили и стряхивали пепел в любимое бабушкино блюдце, и это Степку возмутило! Как будто нет пепельницы в виде каменной русалки! Бабушка привезла чашку с блюдцем из Карловых Вар. На чашке был нарисован олень, а на блюдце зеленый лес, и Растрепка любил рассматривать этот лес и рассказывать, как летом они «всей семьей поедут за имлиникой». «Имлиника» – это, каждый понимает, земляника.

Степка быстро оделся, решил, что зубы в связи с чрезвычайной обстановкой вполне можно сегодня не чистить, и вернулся в гостиную, но его оттуда прогнали. Мать с тревожным лицом быстро одевала Растрепку, и он все время громко спрашивал:

– Се такое?

И сам себе отвечал:

– И заю! – что означало «не знаю».

– Степа, ты взял рюкзак?

– Зачем мне рюкзак, мам?

– Мы не знаем, сколько вы там пробудете, у бабушки! Может быть, до завтра. А тебе в школу! Собери рюкзак, только быстро, я тебя жду!

– Не-е, мам, мы так не договаривались!

Он понимал, что уже все решено, по ее тону понимал, но решительно не хотел оставаться в стороне от таких важных событий.

– Степа, я тебя прошу, давай без демагогии и дискуссий! Собирай рюкзак, и пошли, дед уже за вами приехал.

– А завтликать? – вдруг вспомнил про завтрак упакованный в комбинезон, шапку и шарф Растрепка. – Где мы будим завтликать?

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 2.8 Оценок: 12

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации