Текст книги "Сестра Керри. Книга 2"

Лишь тогда Герствуд как будто протрезвел и снова стал самим собой.

– Сегодня должны прийти за квартирной платой, – сказала Керри.

Это были ее первые слова за последние три дня.

– Вот как? – удивился Герствуд.

– Сегодня второе число, – подтвердила она.

Герствуд нахмурил брови и с безнадежным чувством полез в карман за кошельком.

– Ужасно много денег приходится платить за квартиру! – сказал он.

Приближалась очередь последних ста долларов.

Глава XXXVII
Воля пробуждается. Снова в поисках выхода

Нет смысла рассказывать шаг за шагом о том, как с течением времени дело дошло до последних пятидесяти долларов. При той легкости, с какой Герствуд обращался с деньгами, его семисот долларов хватило до июня. Но еще раньше, чем начать последнюю сотню, он стал поговаривать о приближающейся катастрофе.

– Право, не понимаю, почему у нас так много уходит денег, – сказал он однажды, придравшись к сумме, израсходованной на мясо.

– Я вовсе не нахожу, что мы много тратим, – возразила ему Керри.

– Мои деньги почти на исходе, – продолжал он. – Понять не могу, на что только они ушли!

– Ты хочешь сказать, что у тебя ушли все семьсот долларов? – воскликнула Керри.

– Да, осталось всего лишь сто.

У него был такой безутешный вид, что Керри испугалась. Она стала понимать, что и сама беспомощно плывет по течению. Впрочем, она все время чувствовала это.

– Но, Джордж, почему же ты не поищешь работы? – воскликнула она. – Ты, наверное, мог бы что-нибудь найти!

– Я искал, – ответил он. – Не могу же я заставить людей дать мне работу!

Керри некоторое время пристально глядела на него и, наконец, сказала:

– Что же ты намерен делать? Ведь ста долларов нам хватит ненадолго.

– Не знаю, – ответил он. – Я могу только искать. Другого ничего не остается.

От слов Герствуда Керри стало страшно. Что же теперь делать? Она часто вспоминала о театре, как о двери, через которую можно проникнуть в столь прельщавшую ее, сверкающую позолотой жизнь, и теперь, как и в свое время в Чикаго, она ухватилась за эту мысль. Необходимо что-то предпринять, и как можно скорее, если только Герствуд в самое ближайшее время не найдет работы. Ведь очень может быть, что ей опять придется начать борьбу за кусок хлеба, и на сей раз совсем одной.

Керри раздумывала о том, как же, собственно, попадают на сцену. Поиски актерской работы в Чикаго убедили ее, что она выбрала тогда неправильный путь. Наверное, есть люди, которые тебя выслушают, испытают и дадут возможность показать свои способности.

Как-то за завтраком, два дня спустя, Керри упомянула об афишах, извещающих о приезде в Америку Сары Бернар. Герствуд тоже знал об этом из газет.

– Как люди попадают на сцену, Джордж? – самым невинным тоном спросила Керри.

– Право, не знаю, – ответил он. – Надо полагать, что для этого существуют специальные театральные агентства.

Керри прихлебывала кофе, не поднимая глаз от чашки.

– И там подыскивают места желающим?

– Да, я так думаю, – ответил он.

Тут Герствуд вдруг обратил внимание на какую-то особую нотку в голосе Керри и тотчас спросил:

– Неужели ты все еще подумываешь о сцене?

– Нет, мне просто любопытно, – ответила она.

Не отдавая себе в том ясного отчета, Герствуд был почему-то против подобной затеи. Ему не верилось, что Керри, за которой он имел возможность наблюдать в течение трех лет, способна сделать карьеру на сцене. Слишком уж она простодушна, слишком уступчива по натуре! В его представлении искусство требовало большей помпезности. Если Керри попытается попасть на сцену, она, того и гляди, очутится в лапах какого-нибудь мошенника-антрепренера и станет такой же, как «все они». Герствуд прекрасно знал, что он подразумевает под словами «все они». Керри недурна собой. Что ж, она, пожалуй, неплохо устроится. Но что тогда будет с ним?

– На твоем месте я выкинул бы из головы всякую мысль о сцене. Это гораздо труднее, чем ты себе представляешь.

Керри усмотрела в его словах пренебрежение к своим артистическим способностям.

– Тогда, в Чикаго, ты говорил мне, что я играла очень хорошо, – возразила она.

– Это верно, – согласился с ней Герствуд, заметив, что она собирается спорить. – Но Чикаго – это не Нью-Йорк.

Керри ничего не ответила. Она была обижена.

– Сцена очень хороша для первоклассных актеров, – продолжал Герствуд. – Но не для мелких сошек. А для того, чтобы пробиться и приобрести известность, нужно много времени.

– Не знаю, не знаю… – задумчиво произнесла Керри, которую этот разговор немного взволновал.

А Герствуду с внезапной ясностью представилось, что из всего этого может выйти. Теперь, когда его положение стало критическим и близится катастрофа, Керри всеми правдами и неправдами проберется на сцену, а его бросит на произвол судьбы. У Герствуда было ложное представление о моральных качествах Керри. И все потому, что он не понимал величия чувств. Он никогда не знал, что великим человек может быть и благодаря своим чувствам – не только уму. Что же касается любительского спектакля в масонской ложе, то он был слишком давно, и воспоминание об этом спектакле уже значительно поблекло. Герствуд слишком долго жил с этой женщиной, чтобы преклоняться перед нею.

– А я знаю, – настаивал он. – На твоем месте я и думать не стал бы об этом. Да и вообще это не профессия для женщины.

– Во всяком случае, это лучше голода, – сказала Керри. – Если ты не хочешь, чтобы я пошла на сцену, почему ты не подыщешь себе какой-нибудь работы?

На это у Герствуда не было ответа. Но к таким напоминаниям он уже привык.

– Ах, оставь! – отмахнулся он.

После этого разговора Керри все же втайне решила осуществить свою мечту. Герствуду до этого нет дела. Она не позволит ему вовлечь ее в нищету лишь потому, что ему так нравится. У нее, несомненно, есть талант. Она поступит в какой-нибудь театр и постепенно добьется успеха. Что он тогда скажет? Она уже вообразила, что выступает в каком-нибудь замечательном спектакле на Бродвее. Каждый вечер она входит в свою артистическую уборную и гримируется. По окончании спектакля, покидая театр, она видит множество экипажей, дожидающихся на улице. Ей, в сущности, сейчас было совершенно безразлично, станет она знаменитостью или нет. Только бы проникнуть на сцену, зарабатывать достаточно на жизнь, одеваться по своему вкусу, идти, куда хочешь, и делать, что хочешь, – о, как это было бы пре красно! Весь день она не переставала думать об этом, и еще ярче казалась Керри красота этой жизни, когда она видела опустившегося Герствуда.

Как ни странно, ее идея стала постепенно укореняться и в сознании Герствуда. Быстро таявшие деньги напоминали о том, что в скором времени он будет нуждаться в поддержке. Почему бы Керри и не помочь ему, пока он не найдет работы?

Однажды он вернулся домой, поглощенный этой мыслью.

– Я встретил сегодня Джона Дрэйка, – начал Герствуд. – Он осенью открывает здесь отель и обещает дать мне какое-нибудь место.

– А кто это такой?

– Он владелец отеля «Грэнд Пасифик» в Чикаго.

– Вот как!

– Я получал бы у него тысячи полторы в год.

– Что ж, это было бы очень недурно, – сочувственно отозвалась Керри.

– Только бы продержаться до осени, и опять все будет хорошо, – продолжал Герствуд. – Я снова установил связь с некоторыми старыми друзьями.

Керри доверчиво проглотила эту басню. Ей искренне хотелось помочь Герствуду как-то пережить лето. Он стал таким растерянным и беспомощным.

– Сколько у тебя осталось денег? – спросила она.

– Всего пятьдесят долларов.

– О боже! – вырвалось у Керри. – Что же мы будем делать? Через три недели снова надо будет платить за квартиру.

Герствуд опустил голову на руки и тупо уставился в пол.

– Может быть, ты поищешь что-нибудь в театрах? – мягко произнес он наконец.

– Да, пожалуй, – согласилась Керри, обрадовавшись, что хоть кто-то одобрил ее идею.

– А я возьмусь за любую работу, какая попадется, – добавил Герствуд, заметив, что Керри просияла от его слов. – Я наверняка что-нибудь найду.

В один из ближайших дней Керри, после ухода Герствуда, убрала квартиру, принарядилась, насколько позволял ее скудный гардероб, и направилась к Бродвею. Она была еще плохо знакома с этой улицей, которая представлялась ей средоточием всего грандиозного и чудесного. Если здесь, на Бродвее, расположены театры, то где-нибудь поблизости должны быть и театральные агентства.

Она решила зайти в театр на Медисон-сквер и узнать там, где находятся агентства. Это казалось ей наиболее разумным. Войдя в вестибюль, Керри обратилась к сидевшему за окошком кассиру.

– Что? Театральные агентства? – повторил он, выглядывая из окошечка. – Право, не знаю. Но, может быть, вы найдете нужные вам сведения в «Рекламе». Там публикуются адреса подобных учреждений.

– А что это такое? – спросила Керри. – Газета, журнал?

– Газета, – ответил кассир, дивясь такому невежеству. – Вы достанете ее в любом киоске, – вежливо добавил он, разглядев, что перед ним хорошенькая женщина.

Керри купила «Рекламу» и тут же у киоска принялась искать в ней адреса агентств. Это оказалось не так-то легко. До Тринадцатой улицы было далеко, но Керри все-таки отправилась домой, крепко зажав в руке драгоценную газету и жалея о потерянном времени.

Герствуд уже успел вернуться и сидел на своем обычном месте.

– Где ты была? – спросил он.

– Я пыталась найти какое-нибудь театральное агентство.

Он не решился расспрашивать, чем кончились ее поиски, но газета у нее в руках привлекла его внимание.

– Что это у тебя?

– «Реклама», – ответила Керри. – Мне сказали, что в этой газете я найду адреса театральных агентств.

– И только ради этого ты ходила на Бродвей? Я и сам мог бы тебе сказать это.

– Почему же ты не сказал? – спросила Керри, не поднимая глаз от газеты.

– Ты меня не спрашивала, – ответил Герствуд. Взгляд Керри бесцельно скользил по мелкому шрифту. Сейчас она думала лишь о том, как равнодушен к ней этот человек. Все, что он делал и говорил, еще больше огорчало ее. В душе Керри росла жалость к себе. Слезы задрожали у нее на ресницах. Герствуд что-то почувствовал.

– Дай-ка я посмотрю, – предложил он.

Чтобы немного успокоиться, Керри ушла в другую комнату и не выходила, пока Герствуд просматривал объявления.

Вскоре она вернулась в столовую. Герствуд что-то писал карандашом на старом конверте.

– Вот тебе три адреса, – сказал он.

Керри взяла у него конверт, на котором значились: миссис Бермудес, мистер Маркус Дженкс и третий – Перси Уэйл. Подумав, она тотчас же направилась к двери.

– Пойду по адресам, – на ходу бросила она, даже не оглянувшись на Герствуда.

А тот смотрел ей вслед со смутным ощущением стыда, в нем пробудились остатки мужской гордости, но тотчас исчезли. Посидев немного, Герствуд не вытерпел, встал и надел шляпу.

«Надо погулять!» – решил он, чувствуя потребность куда-нибудь пойти.

Он вышел на улицу и побрел куда глаза глядят. Керри же направилась по самому ближнему адресу – к миссис Бермудес. Контора занимала часть старинного особняка – две комнаты, видимо, раньше их использовали как запасную спальню и как переднюю. На двери одной из них красовалось: «Без доклада не входить».

Керри вошла в приемную, где дожидались очереди несколько мужчин. Они сидели, почти не разговаривая. Вскоре дверь отворилась, и в приемную вышли две мужеподобные женщины в облегающих костюмах с белыми воротничками и манжетами. Следом за ними показалась дородная дама лет сорока пяти, со светлыми волосами и проницательным взглядом. Судя по внешности, она была довольно добродушна. По крайней мере, она улыбалась.

– Так вы, пожалуйста, не забудьте, – сказала ей на прощание одна из женщин.

– Нет, не забуду, – ответила дородная дама и тотчас добавила: – Погодите-ка, где вы будете в начале февраля?

– В Питсбурге.

– Хорошо, я вам напишу туда.

– Отлично, – согласилась клиентка и вышла вместе со своей спутницей.

В то же мгновение улыбка на лице полной дамы сменилась выражением сухой деловитости. Она оглядела присутствующих и остановила испытующий взгляд на Керри.

– Ну, сударыня, чем могу вам служить? – спросила она.

– Вы миссис Бермудес, не так ли?

– Да.

– Так вот, скажите мне, пожалуйста, – начала Керри, не зная, как приступить к делу, – вы устраиваете актеров на сцену?

– Да.

– Не могли бы вы подыскать что-нибудь для меня?

– А у вас есть какой-нибудь опыт?

– Очень незначительный, – призналась Керри.

– В какой труппе вы играли?

– О, ни в какой, – начала объяснять Керри. – Это был просто спектакль, устроенный…

– А, понимаю! – прервала ее миссис Бермудес. – Нет, в данную минуту я ничего не могу вам предложить.

У Керри вытянулось лицо.

– Вам нужно сначала поработать в Нью-Йорке, – сказала в заключение «добродушная» миссис Бермудес. – Но я на всякий случай попрошу вас оставить нам свой адрес.

Керри не двигалась с места, провожая взглядом дородную даму, поплывшую к себе в кабинет.

– Где вы живете? – обратилась к Керри молодая девица, сидевшая за письменным столом, продолжая прерванный полной дамой разговор.

– Я миссис Джордж Уилер, – сказала Керри, подходя к ней ближе.

Девица записала имя и адрес и кивком дала понять, что больше от Керри ничего не требуется.

Приблизительно то же самое произошло и в конторе мистера Дженкса, с той только разницей, что на прощание этот джентльмен сказал:

– Если бы вы выступали в каком-нибудь из местных театров или у вас была программа с вашим именем, я мог бы что-нибудь для вас придумать.

А в третьем месте ее сразу спросили:

– Какого рода работу вы ищете?

– Я вас не совсем понимаю, – сказала Керри.

– Ну, где, например, хотели бы вы выступить: в комедии, в водевиле? Или, может быть, хористкой?

– Я хотела бы получить роль в какой-нибудь пьесе, – ответила Керри.

– Гм! – промычал театральный агент. – Это вам будет кое-что стоить.

– Сколько? – спросила Керри, которая, как это ни смешно, никогда раньше не думала о подобной возможности.

– А это предоставляется решить вам самой, – с лукавым видом ответил тот.

Керри в изумлении уставилась на него. Она положительно не знала, как продолжать разговор.

– А если бы я вам заплатила, вы устроили бы меня? – спросила она.

– Обязательно! В противном случае вы получили бы свои деньги обратно.

– Ах, вот как! – сказала Керри.

Агенту было ясно, что он имеет дело с человеком совершенно неопытным, поэтому он продолжал:

– Вам нужно оставить залог долларов в пятьдесят, не меньше. Никто не станет возиться с вами за меньшую сумму.

Керри начала понимать.

– Благодарю вас, – сказала она. – Я подумаю.

И она направилась к двери, но вдруг, вспомнив о чем-то, остановилась.

– А скоро вы могли бы подыскать для меня место? – спросила она.

– Ну, на это трудно ответить! – отозвался агент. – Может пройти неделя, а то и месяц. Во всяком случае, вам была бы предоставлена первая подходящая вакансия.

– Понимаю, – сказала Керри и, застенчиво улыбнувшись, вышла из конторы.

Театральный агент несколько секунд смотрел ей вслед, потом произнес про себя:

«Просто умора, как эти женщины стремятся на сцену!»

Последнее предложение заставило Керри задуматься. «А вдруг у меня возьмут деньги и ничего не дадут взамен?» – подумала она. У нее были кое-какие драгоценности: колечко с бриллиантом, брошка и несколько безделушек. Если пойти в ломбард, то она, пожалуй, получит за все это пятьдесят долларов.

Герствуд был уже дома. Он не думал, что Керри так долго будет бегать по конторам.

– Ну, что слышно? – начал он, не решаясь прямо спросить, к чему привели ее поиски.

– Я еще ничего не нашла, – сказала Керри, снимая перчатки. – Все они требуют денег и только тогда берутся достать место.

– А сколько они просят? – поинтересовался Герствуд.

– Пятьдесят долларов.

– Однако и аппетиты же у них!

– О, они не хуже других, – ответила Керри. – И даже нельзя знать заранее, достанут ли тебе работу после того, как ты дашь деньги.

– Да, я не стал бы давать пятьдесят долларов за одни обещания! – сказал Герствуд, точно деньги были у него в руках и от него зависело решение вопроса.

– Не знаю, – задумчиво произнесла Керри. – Пожалуй, попытаю счастья у кого-нибудь из антрепренеров.

Герствуд спокойно выслушал это: до его сознания даже не дошло, как ужасен этот план. Он тихо раскачивался взад и вперед и грыз ногти. Все казалось ему приемлемым при создавшемся положении. Впоследствии он постарается исправить дело.

Глава XXXVIII
В стране грез. Кругом – суровый мир

На следующий день Керри возобновила поиски. Она отправилась в «Казино», но оказалось, что поступить в хористки так же трудно, как найти работу где-либо в другом месте. Девушек со смазливыми личиками, годных для роли статисток, так же много, как и чернорабочих, умеющих орудовать киркой. К тому же она убедилась, что театры обращают внимание только на внешность тех, кто ищет работу. Мнение же последних о своих сценических способностях никого не интересует.

– Могу я видеть мистера Грея? – обратилась Керри к угрюмому швейцару, охранявшему в «Казино» вход за кулисы.

– Нет. Он сейчас занят.

– А вы не скажете, когда я могла бы увидеть его?

– Он вам назначил прийти сегодня?

– Нет.

– Тогда обратитесь к нему в канцелярию.

– Боже мой! – вырвалось у Керри. – Где же находится его канцелярия?

Швейцар сообщил ей номер комнаты.

Керри понимала, что сейчас идти туда не стоило, поскольку мистера Грея все равно там не было. Оставалось лишь употребить свободное время на дальнейшие поиски.

Но везде повторялась одна и та же история. Мистер Дэйли, например, принимал лишь тех, кто был в тот день назначен к нему на прием. Но Керри целый час прождала в грязной приемной, прежде чем услышала об этом от методичного и равнодушного секретаря:

– Вам придется написать ему и попросить принять вас.

Керри ушла ни с чем.

В театре «Эмпайр» она наткнулась на уйму удивительно невнимательных и равнодушных людей. Повсюду пышная, мягкая мебель, роскошная отделка и неприступный тон.

В «Лицее» она попала в один из тех маленьких кабинетов, утопающих в коврах и укрытых портьерами, где сразу чувствуешь «величие» восседающей там особы. Здесь все были одинаково высокомерны и кассир, и швейцар, и клерк – все одинаково кичились своими должностями.

«Ну-с, склонись теперь пониже – да, да, как можно ниже! Рассказывай, что тебе надо. Говори быстро, отрывисто и без всякого там собственного достоинства. Если это нас не затруднит, мы так и быть посмотрим, что для тебя можно сделать!»

Такова была атмосфера в «Лицее», но так же относились к подобного рода просителям и все антрепренеры города. Эти мелкие предприниматели чувствовали себя царьками в своих владениях.

Керри устало поплелась домой, удрученная столь неудачным исходом своих попыток. Герствуд вечером выслушал все подробности ее утомительных и бесплодных поисков.

– Мне так и не удалось никого повидать! – сказала она в заключение. – Я только ходила и ходила и дожидалась без конца.

Герствуд молча глядел на Керри.

– Очевидно, без знакомств никуда не проберешься, – с безутешным видом добавила она.

Герствуд прекрасно видел все трудности ее начинания. И все же это вовсе не казалось ему столь ужасным. «Керри устала и огорчена, но это ничего. Теперь она отдохнет!» Глядя на мир из своей уютной качалки, он не мог остро ощущать всей горечи ее переживаний. Зачем так тревожиться? Завтра будет еще день.

И вот наступило завтра, и снова завтра, и еще раз завтра.

Наконец Керри удалось увидеть директора «Казино».

– Загляните к нам в начале будущей недели, – сказал он. – Возможно, что у нас произойдут кое-какие перемены.

Это был крупный мужчина, франтоватый и ожиревший от чрезмерного количества еды. На женщин он смотрел так, как любитель бегов смотрит на породистых лошадей. Эта молоденькая особа хороша и изящна; она пригодится даже в том случае, если не имеет никакого опыта. Кстати, один из владельцев театра недавно выразил недовольство тем, что среди кордебалета что-то мало хорошеньких.

До «начала будущей недели» оставалось еще несколько дней. Между тем первое число приближалось, а с ним и срок уплаты за квартиру. Керри волновалась, как никогда раньше.

– Ты в самом деле ищешь работу, когда уходишь из дому? – спросила она однажды утром Герствуда.

– Разумеется, ищу! – обиженным тоном ответил тот, не слишком смущенный, впрочем, унизительностью подобного подозрения.

– Тебе бы следовало взять пока первое попавшееся место, – сказала она. – Ведь скоро уже опять первое число.

Керри была воплощенным отчаянием.

Герствуд отложил газету и пошел переодеваться.

«Да, конечно, надо искать работу, – подумал он. – Загляну-ка я на пивоваренный завод, может быть, там меня куда-нибудь пристроят! В крайнем случае придется, пожалуй, пойти в буфетчики».

Снова повторилось то же паломничество, какое он неоднократно совершал и раньше. Один или два не слишком вежливых отказа – и вся решимость Герствуда, вернее, вся его бравада, исчезла.

«Все это ни к чему, – решил он. – Я с таким же успехом могу идти домой».

Теперь, когда деньги его были уже на исходе, Герствуд начал присматриваться к своей одежде и заметил, что даже его лучший костюм принимает довольно ветхий вид. Это очень огорчило его.

Керри вернулась домой значительно позже Герствуда.

– Я сегодня обошла несколько театров-варьете, – уныло сказала она. – Надо иметь готовый репертуар, без этого нигде не принимают.

– А я видел кой-кого из местных пивоваров, – сказал Герствуд. – Один из них обещал устроить меня недели через две-три.

Видя, что Керри так расстроена, Герствуд считал нужным хоть ложью прикрыть свою праздность: лень просила извинения у энергии.

В понедельник Керри снова отправилась в «Казино».

– Разве я предлагал вам прийти сегодня? – удивился директор, оглядывая стоящую перед ним просительницу.

– Вы сказали: в начале будущей недели, – ответила Керри, пораженная его словами.

– Вы когда-нибудь работали в театре? – почти сурово спросил он.

Керри откровенно призналась в своей неопытности. Директор еще раз оглядел ее, продолжая возиться с какими-то бумагами. В душе он был очень доволен внешностью этой хорошенькой, взволнованной женщины.

– Приходите в театр завтра утром, – сказал он.

Сердце Керри подскочило от радости.

– Хорошо, – с трудом произнесла она и, повернувшись, направилась к двери. Она видела, что этот человек готов дать ей работу.

Неужели он действительно примет ее в труппу? О боже, возможно ли такое счастье!

Грохот большого города, доносившийся сквозь открытые окна, сразу показался ей приятной музыкой.

И, словно в ответ на ее мысли, раздался резкий голос, положивший конец сомнениям Керри.

– Смотрите, приходите вовремя! – довольно грубо сказал директор. – Если опоздаете, останетесь за бортом.

Керри поспешила выйти из кабинета. Ее радость была так велика, что теперь у нее пропало всякое желание упрекать Герствуда в безделье. У нее есть место! У нее есть место! Эти слова ликующей песнью раздавались в ее ушах.

От избытка восторга ей даже захотелось поскорее поделиться радостной вестью с Герствудом. Но по мере приближения к дому она все больше и больше задумывалась над тем печальным обстоятельством, что она нашла работу в несколько недель, а он вот уже сколько месяцев околачивается без дела и ровно ничего не предпринимает.

«Почему он не хочет работать? – открыто задала она себе вопрос. – Если я могла найти работу, то он подавно мог бы. В сущности, мне это далось без больших усилий».

Она забывала о своей молодости и красоте. Охваченная восторженным настроением, она не учитывала препятствий, которые ставит на пути человека надвигающаяся старость. Таково, увы, всегда влияние удачи!

Все же Керри не сумела сохранить свою тайну. Она старалась казаться спокойной и безразличной, но ее притворство было слишком очевидно.

– Ну, – спросил Герствуд, заметив, что лицо Керри посветлело.

– У меня есть место!

– Вот как? – произнес Герствуд с явным облегчением.

– Да!

– А какое место? – спросил Герствуд, которому сразу показалось, что теперь, наверное, и он найдет что-нибудь хорошее.

– Артистки кордебалета.

– Это не в «Казино» ли, как ты мне говорила?

– Да, – ответила Керри. – Я завтра же начинаю репетировать.

Керри была так рада, что охотно пустилась в подробные объяснения.

– А ты знаешь, сколько будешь получать? – спросил через некоторое время Герствуд.

– Нет, мне не хотелось спрашивать, – ответила Керри. – Но они, кажется, платят долларов двенадцать или четырнадцать в неделю.

– Да, я тоже так думаю, – подтвердил Герствуд.

В этот день тревога, нависшая над маленькой квартиркой, несколько рассеялась, и это обстоятельство было ознаменовано вкусным обедом. Герствуд вышел побриться и вернулся с порядочным куском мяса для бифштекса.

«Ну, завтра я тоже отправлюсь искать работу!» – подумал он и с ожившей надеждой поднял свои вечно потупленные глаза.

Керри вовремя явилась на следующий день в театр, и ей предложили присоединиться к артисткам хора и кордебалета. Она увидела перед собой огромный, пустой, полутемный зал, роскошно отделанный в восточном вкусе и еще сохранивший всю пышность убранства и все запахи предыдущего вечера. Керри глядела вокруг, проникаясь восторгом и священным ужасом. Ведь это была сказка, ставшая явью. О, она приложит все усилия, чтобы оказаться достойной этого места! Здесь она чувствовала себя так далеко от всего обыденного, далеко от безработицы, неизвестности, нужды. Люди приезжают сюда в экипажах, разодетые, смотреть на таких, как она. Здесь средоточие веселья и яркого света. И она – частица всего этого. О, только бы ей удалось остаться здесь, как радостно потекли бы тогда ее дни!

– Как вас зовут? – спросил режиссер, руководивший репетицией.

– Маденда, – ответила Керри, мгновенно вспомнив имя, выбранное для нее Друз еще в Чикаго. – Керри Маденда.

– Так вот, мисс Маденда, станьте вон туда! – весьма любезно, как показалось Керри, предложил ей режиссер.

Затем он вызвал молодую особу, которая уже некоторое время состояла в труппе.

– Мисс Кларк, вы будете в паре с мисс Маденда! Мисс Кларк сделала шаг вперед, и, таким образом, Керри узнала, где ей нужно стать.

Репетиция началась. Вскоре Керри убедилась, что, хотя обучение актеров, в общем, и было похоже на то, как их учили в Чикаго, здесь режиссер вел себя совсем иначе. Ее и тогда поражала настойчивость и самоуверенность мистера Миллиса, теперешний же режиссер был не только настойчив, но и порядком груб. По мере того как репетиция подвигалась вперед, он становился все раздражительнее, вскипал из-за пустяков и орал во всю глотку. Было очевидно, что он с величайшим презрением относится ко всякому проявлению чувства собственного достоинства или скромности со стороны подчиненных ему молодых женщин.

– Кларк! – кричал он, подразумевая, конечно, мисс Кларк. – Почему вы идете не в ногу?

– По четыре направо! Направо! Направо, говорю я! Не спите же, черт вас возьми!

Его голос переходил при этом в оглушительный рев.

– Мейтленд! Мейтленд! – внезапно крикнул он. Маленькая, хорошо одетая девушка, волнуясь, выступила вперед. Сердце Керри наполнилось жалостью и страхом за нее.

– Да, сэр! – сказала мисс Мейтленд.

– Что у вас, уши заложило?

– Нет, сэр!

– Вы знаете, что значит, «колонна, налево»?

– Да, сэр!

– Почему же вы кидаетесь направо, когда я командую налево? Хотите испортить всю репетицию?

– Я только…

– Мне нет никакого дела до ваших «только»! Откройте уши шире!

Керри уже не только жалела девушку, но и дрожала за себя.

Еще одна молодая особа навлекла на себя гнев режиссера.

– Стоп! – гаркнул он, вскидывая в отчаянии обе руки; вид у него был разъяренный.

– Элверс! Что это у вас во рту? – закричал он.

– Ничего, сэр! – ответила мисс Элверс, между тем как остальные девушки смущенно улыбались, нервно переступая с ноги на ногу.

– Вы разговариваете во время репетиции?

– Нет, сэр!

– В таком случае не шевелите губами!.. А теперь все вместе еще раз!

Пришла наконец и очередь Керри. Ее старание исполнять возможно лучше все, что требовалось, как раз и навлекло на нее беду.

– Мейсон! – раздался голос режиссера. – Мисс Мейсон!

Керри оглянулась, желая узнать, к кому это относится.

Девушка, стоявшая позади, слегка подтолкнула Керри, но та все еще не понимала.

– Вы! Вы! – рявкнул режиссер. – Оглохли вы, что ли?

– О! – вырвалось у Керри.

Она густо покраснела, и ноги у нее подкосились.

– Разве ваша фамилия не Мейсон? – спросил режиссер.

– Нет, сэр, меня зовут Маденда.

– Так вот скажите, что такое делается с вашими ногами? Неужели вы совсем не умеете танцевать?

– Умею, сэр! – ответила Керри, давно уже овладевшая этим искусством.

– Почему же вы не танцуете? Почему вы волочите ноги, точно мертвая? Мне нужны девушки, в которых жизнь бьет ключом.

Лицо Керри пылало. Губы ее слегка дрожали.

– Слушаю, сэр! – сказала она.

Три часа продолжались беспрестанные окрики раздражительного и неугомонного режиссера. Керри ушла из театра, утомленная физически, но слишком возбужденная, чтобы обращать на это внимание. Она хотела поскорее добраться домой, чтобы попрактиковаться в пируэтах, как это было ей велено. Впредь она постарается ни в чем не ошибаться.

Герствуда не было дома. «Очевидно, он отправился искать работу!» – догадалась Керри. Она лишь слегка закусила и сейчас же стала упражняться, окрыленная надеждами на освобождение от материальных забот.

«И славы звон звучал в ее ушах…»

Герствуд вернулся домой далеко не в том радостном настроении, в каком он покинул квартиру. Керри вынуждена была прервать упражнения и приняться за стряпню. Это вызвало в ней сильное раздражение. Разве мало ей работы? Неужели она будет одновременно играть в театре и заниматься хозяйством?

«Нет, я на это не согласна, – решила она. – Как только я начну играть, ему придется обедать где-нибудь в другом месте!»

Каждый день приносил новые заботы. Керри убедилась, что быть статисткой далеко не такая радость, как ей казалось. Узнала она также, что ей назначили всего двенадцать долларов в неделю. Через несколько дней она впервые узрела «сильных мира сего» – артистов и артисток, игравших первые роли. Сразу бросалось в глаза, что это привилегированные особы, к которым все относились с уважением. Она же ничто, просто ничто!

А дома Керри ждал Герствуд, который не доставлял ей ничего, кроме огорчений. Он, по-видимому, и не думал искать работу. Тем не менее он позволял себе расспрашивать Керри о ее успехах в театре. Судя по тому, с какой настойчивостью он задавал ей одни и те же вопросы, можно было заподозрить, что он и в дальнейшем собирается жить на ее счет. И теперь, когда у Керри появились собственные средства существования, поведение Герствуда особенно раздражало ее. Этот человек готов был позариться на ее жалкие двенадцать долларов!

– Ну, как дела, справляешься? – участливо спрашивал он.