Текст книги "Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь"

– То есть он продал нас врагам?

Чернозуб, боясь угроз, решил не упоминать напрямую указания из письма папы. У Хадалы была его копия.

– Он сказал, что не будет вас арестовывать, если вы сдадитесь тексаркским войскам. Остальным он приказывает передать ему оружие и убираться из его страны.

Хадала фыркнул и отправился искать Науйотта. Вскоре он вернулся с приказом.

– Отправляйся снова к нему. Пригласи на переговоры. Мы будем оставаться на открытом пространстве, где его люди видят нас. Если он придет один, то может быть при оружии. Как ты думаешь, достаточно ли будет моей клятвы, что ему не причинят никакого вреда и не захватят в плен?

Нимми задумался.

– Нет. Он может счесть это оскорблением.

– В таком случае предложи что-то лучшее.

Но вождь не стал отказываться от приглашения. Он взял у стоявшего рядом воина второй револьвер, привязал на поводок могучего мускулистого боевого пса, схватил монаха за шиворот и, приставив к его затылку ствол револьвера, двинулся к стоянке Хадалы.

– Я не собираюсь причинять тебе вред.

– Я не гожусь в заложники, вождь Брам. Они не станут переживать, если вы и убьете меня.

Когда они подошли к Хадале, Гливеру и проводнику из Кузнечиков, Элтур отпустил Чернозуба, спустил собаку с поводка и что-то быстро сказал псу, который начал рычать, глядя на кардинала.

– Если в меня выстрелят, пес разорвет вас.

Халтор отпустил в адрес Дьявольского Света ядовитое замечание за переговоры с врагом, и Чернозуб перевел его.

Вождь не обратил внимания на упрек кардинала. Брам махнул рукой в сторону востока и заговорил короткими фразами; в паузах между ними Чернозуб переводил.

– Эта дорога на восток будет открыта. Она идет от вашего лагеря вон к тем холмам – и на восход. Если на дороге покажется вооруженный человек, стреляйте в него. Если невооруженный – стреляйте в воздух. Но ты и другая красная шапка можете пройти. На восток. Возьмите с собой и других офицеров – кого хотите. Но без оружия. Красная Борода приказал мне задержать вас и арестовать. Но я вождь орды Кузнечиков. Здесь я отдаю приказы. Для меня папа – это Пустое Небо. Женщина Дикая Лошадь – моя сестра. Хонган Осле – мой господин, – широким жестом Дьявольский Свет обвел небо, землю и снова показал на северо-западные прерии, где стоял лагерем его господин. После паузы он торжественно продолжил: – Я, вождь этой страны, предлагаю вам гостеприимство Кузнечиков. Вы будете собирать сухой навоз для кухонного очага. По указанию женщин будете вывозить конское дерьмо. Они будут дразнить вас, но вас никто не тронет. Когда Красная Борода пришлет за вами, вам придется отправляться к нему. Если вы не примете наше гостеприимство, отправитесь в сторону востока. Без оружия и без охраны. Вас примут люди Ханнегана. Он будет рад заполучить вас.

– Включая майора Гливера? – мрачно спросил Хадала.

Нетерпение Элтура росло, и он заговорил более пространными фразами. Он ничего не знает о Гливере. Он уже сказал, что они могут взять с собой безоружных офицеров. Брам оскорбительно намекнул на тупость кардиналов. Когда он замолчал, Чернозуб ждал, что сейчас состоится подведение итогов, но ему пришлось перевести:

– Он говорит, что пусть майор Гливер сам избавится от оружия. Вождь поручит ему командовать людьми на обратном пути отсюда. Он говорит, что этот сброд быстрее покинет его прерии, если им будет кто-то командовать. Но если Гливер хочет сдаться Тексарку, он, вождь Брам, позволит ему уйти.

– Он знает, что наших людей примерно вчетверо больше, чем у него. Почему он считает…

– Что может остановить нас? Спросить у него?

– Спроси, считает ли он, что двое его людей могут справиться с семью нашими.

Когда Нимми перевел, вождь хмыкнул и отпустил несколько шуточек в адрес переводчика. Хадала разозлился.

– Что он сказал? Кончайте ваши личные разговоры.

– Он говорит, что семеро против двух было бы неплохо, если вы оставите свои фургоны без защиты. Ваши семеро человек с семью ружьями могут несколько дней без толку гоняться за его двумя бойцами с двумя ружьями, но вам придется расстаться с фургонами. Если вы вздумаете оборонять их, то будете прикованы к месту и помрете с голоду. И если вы как можно скорее не соберетесь с мыслями, явится Тексарк и отобьет фургоны.

– Это его слова или твои, брат Сент-Джордж? Осторожнее, не заходи слишком далеко, – сделав это предупреждение, Хадала заговорил медленно и раздельно, чтобы Нимми успевал переводить его слово в слово.

– Видите ли, мы не менее вас обеспокоены тем, что патрули могут перехватить фургоны по пути к цели. Так почему бы вам не оказать нам помощь? Ваши люди получат хорошее вооружение, и вам будут не нужны мои фургоны. Оккупированная территория впереди представляет лишь узкую полоску вдоль западной границы, что ведет на земли народа Уотчитаха. Она лишь чуть шире дороги со встречным движением. Подъездные пути патрулируются силами Тексарка, которые стремятся проникнуть в вашу страну. Внутренняя дорога под контролем таможенной службы долины, которая состоит из моих людей. Я сам возглавляю таможенную службу Церкви. Когда мы минуем тексаркских пограничников, то тут же получим помощь с той стороны, стоит им увидеть, кто мы такие. Если вы сможете помочь нам, сдерживая тексаркских конников, пока мы не проведем фургоны, то потом мы как можно быстрее унесем ноги.

– Ты еще один христианский военачальник? Еще один военный гений в красной шапке? Что-то вас многовато, – Чернозуб поймал себя на том, что не может не передавать саркастического тона Брама, хотя видел, что кардинал начинает закипать. – Но что может остановить тексаркскую кавалерию, если она решит ворваться прямо в сердце долины и отобрать у вас фургоны?

– Господи, да мы надеялись пройти ночью, они бы и не узнали. Но вы все погубили, предупредив их. А тот договор между…

Брам прервал объяснения Хадалы, издав боевой клич Кузнечиков. Кто-то крикнул, что на востоке показалось огромное облако пыли и это, наверное, отряд всадников.

– Они решили явиться самолично и захватить тебя, священник уродцев, – со зловещей ухмылкой сказал Брам. – А теперь мы уходим, чтобы не попасться им по пути. Ну разве тебе не повезло? Теперь ты можешь драться с ними, а не с нами.

Кочевники немедленно оседлали коней, и Чернозуб смотрел им вслед, когда они скакали на северо-запад. Он испытывал искушение помчаться вслед за ними, но Улад пригрозил, что всадит ему пулю в спину, если он еще раз нарушит присягу и дезертирует.

Хадала повернулся к нему.

– Какое у тебя мнение, брат капрал Сент-Джордж? – строго спросил он.

– Эта конница будет тут через пару минут. Таково мое мнение, ваше преподобие, – повернувшись, Чернозуб заторопился к фургонам. Рядом с ними стояли Сорели Науйотт и майор, наблюдая за встречей между Брамом и кардиналом Хадалой, но когда началась суматоха, Науйотт исчез из вида.

– Кардинал Хадала недоволен вами, рядовой Сент-Джордж! – рявкнул на него Гливер. – Доложитесь сержанту Уладу. Берите оружие – и в седло!

Хотя на нем все еще были шевроны капрала, Нимми заметил, что его без особых церемоний понизили в звании. Еще в начале дня майор орал на него, угрожая военно-полевым судом и виселицей, так что понижение в звании было вполне приемлемой заменой этого приговора. Тем не менее, когда Улад посмотрел на него, на лице великана отразилось желание незамедлительно его прикончить.

Заметив, что Кузнечики отступили, тексаркский командир остановил свой авангард как раз на расстоянии ружейного выстрела. Кавалеристы спешились. Кое-кто из них начал окапываться.

На том же расстоянии воины Дьявольского Света образовали полукруг к западу от позиции валанской бригады. Чернозуб не сомневался, что они вступят в бой, дабы оружие и боеприпасы не попали в руки имперских сил, но первыми не начнут сражение, пока силы Тексарка не нападут на Хадалу и его людей. Легкая кавалерия Валаны, ее необстрелянные войска и командиры из «привидений» оказались зажатыми между двумя мощными военным группировками.

Был вторник, 2 августа, и уже сгущались сумерки. Через час после заката солнца взошла луна. В этот час и исчез Сорели; к западу от тексаркских укреплений его никто не видел.

– Назревает мятеж, – при первой возможности шепнул Чер-нозубу Аберлотт. – Разве что удерет и кардинал уродцев. Нимми отрицательно покачал головой.

– В Валане эти горожане еще могут поднять мятеж. Но не здесь, где они зажаты между двумя враждебными армиями.

Чунтар Хадала продолжал возглавлять свои войска. Сержант Улад пристрелил дезертира, который попытался ночью удрать к Кузнечикам. Когда тело притащили обратно в лагерь, выяснилось, что это был проводник кардинала родом из Кузнечиков, который решил снять с себя свои обязанности, вернувшись к соплеменникам.

Чернозуб сказал Аберлотту:

– Он был человеком вождя, а здесь все мы в его власти, но посмотри на сержанта, – монах помнил, как при их первой встрече в Валане Улад выказывал ненависть ко всем Кочевникам. А теперь, когда он прикончил одного из них, на лице его читалось не удовлетворение, а неподдельный страх.

Глава 24

«Если брат, который в силу собственных заблуждений оставил обитель, выражает желание вернуться в нее, пусть он первым делом пообещает полностью возместить тот ущерб, который он нанес своим уходом; а затем пусть займет самую нижнюю ступень послушания, что будет проверкой его смирения».

Устав ордена св. Бенедикта, глава 29.

Страх, мать ненависти, охватил все без исключения ополчение, но бежать было некуда. За их спинами стояли Кузнечики, перед ними – войска императора. Между ними был зажат Чунтар Хадала, в распоряжении которого были двое убийц, готовые уничтожать новобранцев, майор и Улад. Их можно было выкурить огнем, но стояла на редкость безветренная погода. Ночью кто-то неизвестный поджег траву, но поскольку воздух был тих и неподвижен, никого это не обеспокоило. Еще до рассвета Улад и трое крепких горожан вытащили из фургона две пушки и поставили их так, чтобы они смотрели на врага с восточной стороны. Выгрузив еще две, они разместили их против Кочевников. Вождь, понаблюдав за их стараниями, разделил свои силы на две равные группы. Одна переместилась севернее, а другая южнее, и теперь они охватывали силы Валаны с юго-запада и с северо-запада. Улад соответствующим образом перетащил артиллерию, но передвижения Кочевников дали понять, что пушки их не беспокоят. По словам вождя, путь на запад оставался широко открытым. Чернозуб считал, что принять это приглашение было бы единственным здравым выходом, но Чунтар Хадала твердо стоял на своем.

– Всем, кто раскаивается в своих грехах, я дарую отпущение, – оповестил он, на рассвете собрав войска, – во имя Отца, Сына и Святого Духа. И если вы погибнете в сражении во славу Божью и ради правого дела Святого Отца, то попадете прямо на небеса, минуя чистилище. Ныне я благословляю вас…

– И это говорит человек, – шепнул Аберлотт, – в кармане которого лежит отлучение от церкви.

Удивленный, что остальные новобранцы не встречают Хадалу презрительными возгласами, Чернозуб спросил:

– Ты не рассказывал всем остальным то, что я тебе сообщил?

Аберлотт покорно молчал. Нимми посмотрел ему в глаза и с горечью усмехнулся. Все знали, что Аберлотт был отъявленный лгун, ни одному слову которого нельзя верить. Кроме того, откуда ему было набраться смелости обвинять кардинала, пусть и за его спиной, ибо в конечном итоге любой мог ткнуть пальнем в Аберлотта и сказать: «Это я слышал от него». Что ж, Чернозубу надо было самому распространить эти известия, в крайнем случае – привлечь кого-то из желтой гвардии. Хотя сблизиться с ними было нелегко. Они были близки только с кардиналом Хадалой, как в свое время с Коричневым Пони.

Вода выдавалась порциями. Запасы вяленого мяса подходили к концу, и поскольку охотиться было невозможно, люди питались сухарями и бобами. Враг ждал, чтобы Хадала предпринял какие-то действия. Хадала ждал, чтобы уродцы из долины атаковали врага с тыла, но Чернозубу эти планы казались совершенно бессмысленными. На третий день противостояния на глазах у сил Валаны вождь Брам послал парламентера с белым флагом к тексаркскому командующему. Когда между вражескими силами начался оживленный обмен курьерами, кардинал пришел в ярость. По приказу Гливера несколько горожан стали выцеливать посыльных, но те держались поодаль, и их нельзя было снять даже метким выстрелом.

Этой ночью, как раз перед восходом луны, в лагерь проникли четырнадцать Кузнечиков, убили двух часовых и угнали большую часть лошадей. Когда встала ущербная луна, отряд тексаркской кавалерии, который бесшумно подкрался в темноте, оседлал коней и с воплями ворвался в лагерь, рубя всех налево и направо и стреляя из седельных револьверов. В свою очередь, несколько нападавших были убиты вооруженными ополченцами. С рассветом состоялись похороны восемнадцати убитых, на пяти из которых были тексаркские мундиры. Кроме того, было и семь раненых – но не смертельно. Аберлотт потерял мочку уха, отрубленную тексаркским палашом.

– А ты даже из-под одеяла не вылез, сукин сын, – сказал он Нимми.

– Мне казалось, что все это снится, – соврал Чернозуб. Потеря коней окончательно вывела Хадалу из себя. Он приказал пехоте атаковать позиции окопавшихся тексаркцев. Воздев крест, кардинал гордо возглавил штурмовой отряд; его красная шапка и сутана делали его соблазнительной мишенью. Майор Гливер пристрелил троих, которые отказались сняться с места. Три группы в зеленых мундирах, примкнув штыки к своим великолепным ружьям, двинулись вперед под прикрытием редкого огня из трех пушек. У лад, как всегда горя яростью, шел сразу же за кардинальским распятием, но постоянно оглядывался, проверяя, все ли держатся в строю. По мере того как атакующие подходили на дистанцию ружейного выстрела, они бледнели от ужаса и кое-кто падал всего лишь от звуков вражеских выстрелов. Нимми полуприкрыл глаза и возносил моления Святой Деве. Он был удивлен, что их не накрыло артиллерийским огнем из-за линии тексаркских войск.

Когда они миновали половину расстояния до вражеских позиций, он увидел земляные брустверы и срезанный дерн. Имперские войска стреляли в них из-за надежных прикрытий, и эффект был ужасающий. Примерно треть нападавших была выбита. Дважды Улад приказывал остановиться и вести прицельный огонь, но каждый раз головы врагов скрывались за брустверами.

– Ускорить шаг! Стрелять на ходу!

Строго говоря, это была пустая растрата боеприпасов, но, по крайней мере, враг не мог поднять головы. После пяти выстрелов пришлось замедлить движение, чтобы перезарядить ружья. Большинство прихватили с собой уже снаряженные барабаны, но пусть даже сменить барабан было быстрее, чем забивать патроны в гнезда, все же приходилось останавливаться, чтобы осторожно спустить курок. А стоящего на месте легко можно было взять на мушку.

– Смотри! Они отходят! Бегом, черт возьми, бегом!

Страх уступил место яростному воодушевлению, когда горожане убедились, что огонь из передней линии окопов прекратился, хотя издали продолжали раздаваться выстрелы.

– «Дети Папы»! Идет мой народ! – обернувшись, закричал Хадала. Он размахивал крестом как дубинкой, указывая на подножие холмов. – Они атакуют с тыла!

– Это объясняет, почему ядра не падали как град с неба, – сказал Нимми в забинтованное ухо Аберлотта. Его слова были неразличимы в грохоте ружейной канонады, но он добавил: – Может, кардинал уродцев и не такой идиот, каким мы его считали.

Но тексаркские войска не собирались сдаваться. Поскольку удар партизанских соединений из долины вынудил их прикрывать тылы, они отошли от линии атаки с запада, чтобы защитить с востока свою артиллерию. Но отступили не все. Едва ополченцы вскарабкались на первый бруствер, трое были поражены выстрелами.

Гливер приказал остановиться. Ясно было, что защитники укрепились во второй линии траншей. Но атакующие могли укрыться в занятой линии вражеских окопов, чтобы перекусить походным рационом и сделать несколько глотков воды из фляжек. Подняв глаза, Нимми увидел, что к нему по глубокой промоине подползает Гай-Си. Он прятался не от врагов, а от Хадалы и его офицеров.

– Это правда? – спросил азиатский воин, после того как внимательно огляделся по сторонам.

– Да, – ответил Нимми, – если ты услышал ее от Аберлотта. Гай-Си мрачно кивнул и тем же путем уполз обратно. «Что-то должно случиться, – подумал Нимми, – но не сию минуту».

Солнце начала августа палило нещадно, но к середине дня с запада подул легкий ветерок. Чернозуб заметил, что беспокойные Кузнечики снова зашевелились. Кочевники, перестроившись, на этот раз разбились на три группы, которые расположились к северу, западу и югу от фургонов. Они по-прежнему оставались вне зоны досягаемости, хотя их силуэты мелькали на фоне дыма от костров, но группы с севера и с юга были готовы к фланговой атаке – то ли против Ханнегана, то ли против сил кардинала.

Казалось, огонь постепенно смещается к востоку. Горожане отметили возможные цели на поле боя и прикинули направления, по которым могут наступать или отходить отряды Кочевников; те, скорее всего, тоже наметили их.

Во время штурма второй линии окопов Нимми, старавшийся стрелять поверх голов, все-таки попал врагу в нижнюю половину туловища. Тексаркский солдат, выскочивший на Чернозуба, лежал ничком на песчаном бруствере, куда он рухнул, получив выстрел в живот. Уродец, уродец в тексаркской форме, с такой же, как у Хадалы, пятнистой кожей и обычными для них волосатыми ушами. Он смотрел снизу вверх на бывшего монаха, пытаясь разглядеть его сквозь просвеченное солнцем дымное облако. Руки его подползли к лицу и безвольно повисли в запястьях; он походил на щенка, который просит вкусный кусочек. Какой смысл сдаваться, когда у тебя разворочен живот? Он зажмурился, ожидая и надеясь услышать второй выстрел. Но Чернозуб не осмелился впустую тратить патрон из жалости; не было у него времени и перезарядить ружье, поскольку Улад с откровенным подозрением наблюдал за ним. Каждый раз, когда он ощущал такое напряжение, перед ним всплывало лицо Вушина и он вспоминал его слова: «Момент смерти – это всего лишь исчезающая капля росы, вспышка молнии; так и надо воспринимать ее, Нимми».

Приставив острие штыка к горлу раненого, Чернозуб перерезал ему сонную артерию. Молния лезвия, капля красной росы. Капля превратилась в струю. Оглянувшись, он отступил на шаг. У него перехватило горло и пересохло во рту; день был жарким, и в воздухе стоял дым от горящей травы.

«Каждый человек, каждое живое создание – это мир. И миров этих неисчислимое множество, друг мой. Каждый из них переплетается со всеми другими мирами в мириаде галактик, ибо нет никаких барьеров между мирами». Метафизика от палача? Для Топора религия была сродни боевому искусству. Чернозуб хотел поговорить на эту тему с Гай-Си или Вусо-Ло, но они всегда держались при кардинале и его офицерах, и он испугался, увидев, как Гай-Си подползает к нему.

«Словно я только что перерезал собственное горло, – подумал он, глядя на труп. – Вот, значит, как выглядит убийство в глазах убийцы. Святая Матерь Божья, прости меня, но я даже не очень переживаю».

Сержант Улад все еще смотрел на него с левого фланга, качая головой. Должно быть, он видел, как Нимми не колебался и не дрогнул. Но он с подозрением относился к его набожности. Из-за спины Улада показались два человека. На бруствер вскарабкался капрал Виктрос, ведя за собой атакующую группу.

Песчаный откос боком выходил к уходящей в сторону, хорошо вскопанной, но уже бесполезной противопожарной полосе. Поднявшись на бруствер, Чернозуб стал внимательно рассматривать местность, но патруля не было видно. Почему? Тут было самое лучшее место, чтобы закрепиться и драться, – разве что они не выдержали огня Валаны. Или, что скорее всего, перебрались в более надежное укрытие, зная, что в партизанском налете уродцам не удастся захватить их артиллерию. Стоя на бруствере, он посмотрел назад, в сторону фургонов. Что случилось с теми, кто охранял их? Вдали он видел Кочевников, но рядом с фургонами не было ни одного ополченца. Поскольку при них не было лошадей, их все равно можно считать потерянными.

Где-то на севере высокая трава горела сильнее. Там скрещивались ветры со всех сторон, и подножие холмов на северо-востоке было затянуто густым дымом, но они все еще стояли с подветренной стороны, хотя направление бриза стало меняться. До Чернозуба донесся запах дыма, и он видел, как далекие фигуры всадников на северной стороне двинулись к западу, уходя с пути огня. Если ветер сменит направление, фургоны окажутся в опасности. Он показал Уладу, что враг скрылся. Они вылезли на песчаный откос и осторожно, прячась в спасительных тенях, падавших от холмиков, двинулись вперед по бескрайнему травянистому океану.

Расположившись на вершине холма к югу от места сражения, вождь Кузнечиков видел, что часть битвы разворачивается вокруг позиций тексаркской артиллерии. У Тексарка возникли временные трудности, чему вождь был только рад. Дьявольский Свет надеялся оказать воздействие на исход боя, время от времени производя угрожающие перемещения своих бойцов, но на самом деле не подставляя их под огонь. В данный момент его единственным желанием было не позволить захватить фургоны кому-либо, ибо он надеялся сделать это сам, хотя даже без них Кузнечики не испытывали острой нужды в дополнительных боеприпасах, а в арсенале орды было вдосталь новых ружей. Он был не против того, чтобы уродцы получили новое вооружение, если это окажется возможным. Похоже, сейчас складывается именно такая обстановка. Ясно, что силам Тексарка приходится отбиваться и от удара с тыла. Этот факт удивил его не меньше, чем тексаркцев.

Дьявольский Свет предупредил их об экспедиции Хадалы, но доверие к нему имело свои пределы: в тот район, где горожане, по его словам, попытаются пересечь границу, Тексарк послал лишь два кавалерийских отряда, два эскадрона легкой кавалерии и несколько пушек. Элтура удивило, что многие из тексаркских новобранцев были уродцами, призванными из долины. Они не ожидали удара с тыла и не подготовились к нему как следует. Теперь им остается лишь сожалеть, что отнеслись к его словам без должной серьезности. Может, в следующий раз они будут больше доверять ему. Когда он послал им парламентера с белым флагом, они вежливо выслушали рассказ о содержимом фургонов и дали понять, что если он подтвердится, у них не будет оснований для враждебности. Кроме того, он предупредил тексаркского командующего, что собирается угнать лошадей у горожан. Относительно фургонов тот дал вежливый, но уклончивый ответ, а услышав о готовящейся краже лошадей, лишь усмехнулся. В такой ситуации Дьявольский Свет воздерживался от нападения на своих давних врагов. Главное, чтобы они не захватили оружие.

Но ничего не мешало ему получать удовольствие от зрелища развертывавшегося перед ним конфликта, пока не пришло сообщение от разведчиков с юго-западного фланга, к которому приближалась банда безродных. Но они остановились в нескольких минутах езды, заняв верхушку холма. Браму они меньше всего были нужны, ибо разбойники тоже нацелились захватить оружие. Он знал, что многие из них, болтавшиеся в южной части земель Диких Собак, получили оружие от Диона и были брошены против его врагов в провинции, но эти отщепенцы не участвовали в тех боях, и если им удастся прибрать к рукам новое оружие, они с равной охотой будут палить и по его людям, и по тексаркцам, но скорее всего, они продадут это потрясающее оружие Ханнегану, который не торопится заполучить его.

Хотя это могло на какое-то время смазать его представление о бое, он решил оттянуть свой отряд с севера, к которому с тыла уже начал подбираться огонь, затем обойти позицию горожан, после чего снова объединить все свои силы и поставить их между ополчением и разбойниками. Командирам тоже придется кое о чем подумать, и огонь станет союзником Кузнечиков, как гласит его семейный девиз, который Брам вспомнил, разжигая пожар. Когда он ехал на запад между валанцами и своими людьми, то с одобрением заметил, что похищенные лошади, таскавшие фургоны, спрятаны за противоположным скатом гребня. Кони его бойцов были изрядно измотаны, так что лошади этих травоядных существенно повлияли на его планы. Он послал курьера к своему брату, стоявшему к западу от него, с приказом бдительно охранять лошадей и выслать на соединение с главными силами Элтура остальных бойцов.

Солнце уже клонилось к закату, когда враг возобновил огонь, и первым из павших оказался кардинал Хадала. Элсуич Гливер кинулся к нему, осмотрел рану, которая, как оказалось, была получена в спину, и повернулся в сторону своих людей. На этот раз Чернозуб увидел, как Гай-Си вскинул револьвер и влепил майору Гливеру пулю в лоб. Сзади раздался пронзительный вопль. Это был голос Улада. В воздух взметнулось окровавленное лезвие меча Вусо-Ло и снова опустилось. Младшие офицеры гневно завопили.

Чернозуб Сент-Джордж отбросил ружье, сорвал с трупа револьвер и, спасая свою жизнь, кинулся бежать в южную сторону. В землю у его ног врезалась пуля, но он так и не понял, с какой из трех сторон по нему стреляли.

Обогнув склон холма, он увидел под скалой широкий проход, в котором, скорее всего, кто-то обитал. Он был достаточно велик, и Чернозуб ногами вперед скользнул в него, истово моля Бога, чтобы хозяина не оказалось на месте. Туннель полого уходил книзу и был глубже, чем он предполагал. Притормозив скольжение, он оказался в двух футах от входного отверстия, в которое падал солнечный свет. Ступней, перетянутой ремешками сандалий, он почувствовал, как уперся во что-то покрытое мехом; маленькие острые зубки цапнули его за большой палец. Он лягнул ногой. Чья-то другая пасть стала жевать ремешки сандалий. «Господи, я же попал в логово кугуара, и меня ждет неминуемая смерть!»

День его смерти ничем не отличался от любого другого дня. «Идет война, и (О святой Лейбовиц!) в этой пещере я отнюдь не чувствую себя пророком Даниилом в клетке со львами. Это мой последний день, и что же я унесу в памяти! На той неделе разразилась гроза, и я видел мокрое тело солдата, пораженного ударом молнии. В прошлом году циклон унес жизни семнадцати мирных крестьян-Кузнечиков. Затем пошла саранча, саранча, са-ран-ча, и зима оставила по себе замерзшие изможденные трупы. День как и все прочие», – отметил он, когда пуля срикошетировала от скалы над головой. Мятый кусочек свинца упал Чернозубу на пояс, и он поднес его к тусклому свету, чтобы получше рассмотреть. Пуля была выпущена не из оружия валанцев или Кузнечиков; это был катыш от мушкета, которыми пользовались силы Тексарка или разбойники. Теперь он в полной мере осознал, где находятся враги. Он посмотрел, что у него делается под ногами, и отпихнул детенышей. Зубы у них были сущими иголками. Куда делась их мать? Наверно, ее спугнул огонь. Он тоже опасался огня.

– Если будем сидеть здесь, то задохнемся до смерти, – сказал он детенышам кугуара.

Пока Нимми, охваченный страхом, жалел себя, забыв, что он чувствовал совсем недавно, убив человека, какой-то силуэт заслонил свет, падавший из прохода. Он приготовился к смерти. «Богородица, Матерь Божья, смилуйся надо мной…»

– Эй! Кто там внизу? – слова были сказаны на языке Скалистых гор, но в них чувствовался азиатский акцент. Подняв глаза, Нимми увидел, что ему в лицо смотрит ствол ружья.

– Не стреляй! Здесь я, Чернозуб. Безопасно ли вылезти отсюда?

– Пока еще опасность повсюду, – сказал Гай-Си, – и огонь приближается. Дай мне руку.

Нимми вытащил из штанины разыгравшегося котенка и пополз наверх, к свету позднего дня, затянутого дымной завесой. Грохот боя стихал, если не считать восточного фланга, где силы Тексарка продолжали отбивать атаки уродцев, рвущихся завладеть оружием. Воин и монах выползли на гребень холма и, лежа на земле, стали осматриваться. Они увидели тела Чунтара Хадалы и майора Гливера; обоих убил Гай-Си, который, как и Вушин, был готов уничтожить любого, кто предаст его суверена.

– Где Вусо-Ло?

– Улад застрелил его, когда увидел, что я казнил врагов нашего хозяина.

– Но я заметил…

– Мой брат прожил еще достаточно долго, чтобы убить своего убийцу.

Нимми заметил, что воины Кузнечиков торопливо запрягали в три фургона угнанных лошадей, стараясь оттащить груз подальше, поскольку полоса огня угрожающе приближалась. Защитники фургонов, рассыпавшись, вели рассеянный огонь по пехоте. Валанское ополчение было раздавлено обилием погибших, дезертиров и отсутствием командиров. С востока к месту боя направлялась тексаркская кавалерия, но двигалась она с осторожностью, ибо к югу за гребнем холма стояли главные силы Дьявольского Света, а с севера подступал огонь. В полумиле от места, где они лежали, на вершину хребта забрался тексаркский пехотинец, чтобы понаблюдать за порядком боевых сил Кузнечиков. Гай-Си откатился в сторону, вскинул ружье, взял высокий прицел и выстрелил. Попасть в цель было невозможно, но пуля легла так близко, что испугала лошадь наблюдателя и встревожила Кузнечика, который тоже открыл огонь по разведчику. Тот ретировался. Гай-Си встал и посмотрел на юг. В поле зрения были воины Элтура. Увидев человека в форме ополчения, они не стали стрелять.

– Посмотри! – показал пальцем Гай-Си. – Кто-то убил большую кошку.

Чернозуб, стоявший рядом с ним, пошел посмотреть. Животное лежало на камнях в двадцати ярдах от них. Это была самка кугуара.

– Идем, – сказал он Гай-Си и вернулся в пещеру кугуара. Вскоре они вытащили из нее котят, но к ним подъехали верхами трое Кочевников с ружьями наготове.

– Бросайте оружие, горожане! – потребовали они на языке Кузнечиков. – Сдавайтесь!

Они подчинились, но Нимми улыбнулся, услышав вежливое обращение «горожане», и ответил на том же языке:

– Вам стоит знать, что фургоны окружены пехотой. Мы охотно сдадимся, но чтобы вернуться домой, нам понадобится оружие.

Один из всадников поднялся на вершину. Другой спешился и взял оружие. Разрядив его, он обратился к Чернозубу:

– Ты тот человек, который вышел разговаривать с вождем. Он сказал, что ты слуга самого большого христианского шамана. Это так?

– Выходит, что так.

Воин вернул ему разряженный револьвер и протянул Гай-Си ружье с пустой обоймой.

– А ты тот, кто убил кардинала и майора. Да? Гай-Си кивнул. Второй воин спустился с вершины.

– Пора сообщить вождю Элтуру, – сказал он, – что пришло время атаки. Двинулись!

Воины ускакали, оставив их спускаться пешком с разряженным оружием. Как только всадники вернулись к своим, основная масса Кочевников разделилась на две группы; одна, подъехав к подножию возвышенности, спешилась и пешком поднялась наверх, где лучшие стрелки, прижавшись к земле, заняли огневые позиции. Поскольку с юга тянулся густой дым, а снайперы не торопились открывать огонь, Нимми пришел к выводу, что он грянет, лишь когда кавалерия рванется к фургонам. Каждый раз, как пехотинец поднимался на гребень к востоку от разведчиков, он открывал огонь в сторону основных сил Кочевников. Скорее всего, командование тексаркских сил, прежде чем двинуться на запад, хотело бы перевалить через хребет, но присутствие Кузнечиков сделало это невозможным. Наконец часть фургонов под управлением Кочевников лошади валанцев оттащили к западу. Остальным предстояло в ближайшем времени стать жертвой огня, если их не успеют захватить тексаркцы.