Текст книги "Опечатки"

Терри Пратчетт
Опечатки
Сборник

Terry Pratchett

A Slip of the Keyboard

© Terry and Lyn Pratchett, 2014

Cover Art © 2011 by Paul Kidby

© И. Нечаева, перевод на русский язык, послесловие, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Вы держите в руках сборник слов, охватывающий всю мою карьеру. Поэтому я могу посвятить эту книгу только тем восхитительным людям, которые работали вместе со мной или помогали мне самыми разными способами[1]1
  Они очень хотели помочь и почти всегда делали это с отвратительной жизнерадостностью. (Здесь и далее примечания принадлежат автору, если не указано обратное.)


[Закрыть] в течение многих лет.

Назову хотя бы некоторых: мои почтенные издатели Колин Смайт, Ларри Финлей, Марианна Вельманс, Филиппа Дикинсон, Сюзанна Бридсон, Малкольм Эдвардс и Патрик Дженсон-Смит. Любители слов: Катрина Вон, Сью Кук и Элизабет Добсон. Любимые редакторы: Саймон Тейлор, Ди Пирсон, Кирстен Армстронг, Дженнифер Брел и Анна Хопп. Всегда бодрые и готовые к работе журналисты Салли Рей и Линси Далладей. Господин меломанов – доктор Пэт Харкин. Мои друзья: Нил Гейман, профессор Дэвид Ллойд и один негодяй по имени мистер Бернард Пирсон. Управляющий директор «Нарративии» и еще больший негодяй Род Браун. Мои соавторы: Стив Бакстер, Жаклин Симпсон, Джек Коэн, Иэн Стюарт и мой личный картограф/драматург/носитель лосин и человек тысячи голосов[2]2
  Если они все говорят с валлийским акцентом.


[Закрыть], Стивен Бриггс. Художники: Пол Кидби, Джош Кирби и Стивен Плеер. Мои очаровательные помощники Сандра и Джо Кидби. Спасибо Джейсону Энтони за «Ежемесячник Плоского мира», Элизабет Олвей за Гильдию фанатов и последователей и Стиву Дину за великолепный «Набалдашник посоха». Отдельного упоминания заслуживает глава Гильдии воров, человек, который способен на всё, мистер Джосайя Боггис/Дэйв Ворд[3]3
  Удалить ненужное.


[Закрыть]. И «Голова королевы», где подают восхитительные маринованные яйца и рагу из капусты с картофелем. Спасибо всем, кто организовал или пережил хотя бы один конвент Плоского мира как участник или организатор, а особенно их основателю Полу Кружицки. И всем, кто помогал мне или не мешал, а особенно Робу, который тихо работает, и без которого…

Спасибо всем. Спасибо.

Предисловие

Я хочу рассказать вам о своем друге Терри Пратчетте, и это будет нелегко. Я расскажу то, чего вы, скорее всего, не знаете.

Кто-то из вас встречал некоего обходительного джентльмена с бородой и в шляпе и воображает, что видел сэра Терри Пратчетта. Это не так.

На фантастических конвентах к вам часто приставляют человека, который водит вас с одного мероприятия на другое и следит, чтобы вы не потерялись. Несколько лет назад мне попался человек, который приглядывал за Терри на техасском конвенте. Он чуть не расплакался, вспомнив, как водил Терри с лекции к книготорговцам и обратно.

– Сэр Терри – очаровательный старый эльф, – сказал он.

«Вот уж нет», – подумал я.

В феврале 1991 года мы с ним ездили в автограф-тур с «Благими знамениями», романом, который написали в соавторстве. Я мог бы рассказать массу смешных и правдивых баек об этом туре. Терри использует эти истории в своих книгах. И сейчас я расскажу чистую правду – просто обычно мы об этом не говорим.

Мы были в Сан-Франциско. В книжном магазине нам пришлось подписать примерно дюжину книг, которые они заказали. Терри посмотрел в расписание. Дальше нас ждала радиостанция: нам предстояло дать часовое интервью в прямом эфире.

– Судя по адресу, тут всего квартал, – сказал Терри, – а у нас еще полчаса. Пошли пешком.

Это случилось давно, в те чудесные времена, когда не существовало еще GPS-навигаторов, мобильных телефонов, приложений для вызова такси и других подобных полезных вещей, которые могли бы подсказать нам, что до радиостанции никак не несколько кварталов. Скорее несколько миль. В гору. В основном через парк.

Каждый раз, натыкаясь на телефон-автомат, мы звонили на радиостанцию и говорили, что да, да, мы опоздали на эфир, и что мы бежим со всех ног, вот вам крест (на насквозь пропотевшей груди).

По дороге я пытался придумать что-нибудь бодрое и оптимистичное. Терри молчал. Так молчал, что было совершенно ясно: что бы я ни сказал, будет только хуже. Я ни разу не заикнулся о том, что ничего этого не случилось бы, если бы мы просто попросили книжный магазин вызвать нам такси. Некоторые слова назад не возьмешь, и после них нельзя остаться друзьями. Это были бы именно такие слова.

Мы добрались до радиостанции, которая стояла на вершине холма, очень далеко отовсюду, опоздав на свое часовое интервью минут на сорок. Мы ввалились в студию мокрые, тяжело дыша, а там как раз передавали срочные новости. В местном «Макдоналдсе» кто-то стрелял в людей. Так себе подводка к интервью, если ты собираешься говорить о веселой книге о конце света и о том, что нам всем предстоит погибнуть.

Люди с радио на нас страшно злились, и их можно было понять: импровизировать, когда гости опаздывают, невесело. Полагаю, что и оставшиеся нам пятнадцать минут в эфире вышли не слишком веселыми.

(Позднее мне сказали, что эта радиостанция в Сан-Франциско внесла нас с Терри в свои черные списки на несколько лет, потому что Боги Радио не прощают тех, кто заставляет ведущих сорок минут изворачиваться, заполняя эфир.)

Так или иначе, к концу часа всё завершилось. Мы поехали обратно в отель. На этот раз на такси.

Терри пылал безмолвным гневом: подозреваю, что в основном он злился на себя. Ну, еще на мир, который не сказал ему, что расстояние от книжного до радиостанции значительно больше, чем ему показалось. Он сидел на заднем сиденье рядом со мной, белый от ярости. Комок злости. Я сказал что-то обнадеживающее, пытаясь его успокоить. Может быть, что-то такое:

– Ну ладно, в конце же всё разрешилось. Это же не конец света. Хватит злиться.

Терри посмотрел на меня и сказал:

– Не надо недооценивать мой гнев. Без него не было бы «Благих знамений».

Я подумал о том, как энергично пишет Терри, как он тянет за собой нас всех, и понял, что он прав. В его текстах есть злость. Именно злость стала той силой, которая создала Плоский мир. Если поищете, вы ее найдете. Злость на директора школы, который посмел подумать, что шестилетний Терри недостаточно умен для экзамена «одиннадцать плюс». Гнев на претенциозных критиков, которые считают, что смешное – это противоположность серьезному. Злость на первых американских издателей, которые не могли нормально представить его книги.

Именно злость всегда питала его работу. К тому моменту, когда эта книга подойдет к концу и Терри узнает, что болен редкой формой ранней болезни Альцгеймера, гнев его уже найдет себе другие мишени. Теперь он злится на свой мозг, свою генетику и даже на страну, которая не позволяет ему (и другим людям, оказавшимся в невыносимой ситуации) самим выбрать время и способ ухода из жизни.

И кажется мне, что эта злость основана на свойственном Терри глубоком чувстве справедливости.

Именно это чувство лежит в основе всех его работ и книг. Именно оно выгнало его из школы в журналистику, потом в Центральный совет по выработке электроэнергии и, наконец, сделало его одним из самых популярных и продаваемых писателей в мире. И это же чувство справедливости заставляет его в этой книге, пусть порой и мельком, походя, всё же упоминать решительно всех людей, которые на него повлияли. Например, Алана Корена, придумавшего множество техник короткой юмористической прозы, которыми мы с Терри пользовались все эти годы. Или же блестящий и неповоротливый «Брюэровский фразеологический словарь» и его составителя, преподобного Эбенезера Кобэма Брюэра, самого прозорливого из авторов. Предисловие Терри к «Словарю» меня немало повеселило. Мы в восторге звонили друг другу, обнаружив новый, доселе неведомый вариант этой книги («Эй, у тебя уже есть экземпляр “Словаря чудес подражательных, реалистических и догматических”»?).

Собранные здесь вещи охватывают всю писательскую карьеру Терри, со школьных времен до эпохи Рыцарства Королевства букв, и они всё еще образуют единое целое.

Они не датированы, если не считать упоминаний специфического компьютерного «железа» (полагаю, что если только Терри не отдал его на благотворительность или в музей, он может до сих пор сказать, где хранится его «Атари Портфолио» и сколько он заплатил за дополнительную карту памяти объемом в совершенно немыслимый один мегабайт). Автор этих эссе всегда говорит голосом Терри: добродушным, разумным, компетентным, суховатым и немного удивленным. Возможно, если вы читаете быстро и не особо обращаете внимания на такие вещи, вы можете счесть его веселым.

Но вся эта веселость таит под собой гнев. Терри Пратчетт не из тех, кто безропотно уходит во тьму, вечную или нет. Уходя, он злится на очень многое. На глупость, несправедливость, человеческую недалекость и близорукость, а вовсе не только на умирание света. Хотя и на него тоже. И рука об руку с гневом – так демон под руку с ангелом уходят в закат – идет любовь. Любовь к людям со всеми их грехами, к некоторым драгоценным для него вещам, к историям, и прежде всего, любовь к человеческому достоинству.

Другими словами, гнев – это его топливо, но именно величие духа привлекает этот гнев на сторону ангелов или (так лучше для нас всех) орангутанов.

Терри Пратчетт – вовсе не веселый старый эльф. Ничего подобного. Он намного больше этого.

Терри слишком быстро сходит во тьму, и на это я тоже страшно злюсь. На несправедливость, которая лишит нас… чего? Еще двадцати или тридцати книг? Еще одной полки, полной идей, великолепных фраз, старых и новых друзей, историй, в которых люди делают именно то, для чего рождены на этот свет – то есть используют голову, чтобы вылезти из тех проблем, в которые не залезли бы, если бы хоть немного подумали раньше? Еще книги или двух вроде этой, с журналистикой, агитпропом и даже редкими предисловиями? Но, честно говоря, потеря всего этого не так уж меня и сердит. Мне от этого грустно, но я видел создание некоторых книг вблизи и понимаю, что каждая книга Терри – это маленькое чудо, и у нас их и так уже больше разумного, а жадность – плохое чувство.

Я злюсь, потому что скоро потеряю друга.

И думаю: «А что бы Терри делал, если бы так злился?»

И тогда я беру ручку и начинаю писать.

Нил Гейман

Нью-Йорк, июнь 2014 года

Нежданный бумагомаратель

О книжных магазинах, драконах, письмах от фанатов, сэндвичах, орудиях труда, злости и всем прочем, что составляет жизнь Профессионального писателя

Развитие мысли

Журнал 20/20 Magazine, май 1989 года

Немного писанины о писанине. Внимательные читатели заметят, что в это время мои мозги занимали «Мелкие боги».

Это всё – довольно точное описание творческого процесса…

Проснуться, позавтракать, включить текстовый редактор, попялиться в экран.

Еще немного попялиться в экран.

Продолжать пялиться в экран, прислушиваясь, не идет ли почтальон. Если хоть немного повезет, почты будет много, и утро можно будет провести за напряженной работой. Последний роман только что ушел к издателю. Делать совершенно нечего. Мир превратился в черную дыру.

Прибывает почта. Одно письмо написано на листочке с Холли Хобби. Просьба о фотографии с автографом.

Ладно, ладно, можно заняться исследованиями. Для следующего сюжета о Плоском мире необходима информация о черепахах. Приходит смутная идея, что говорящая черепаха сыграет важную роль в книге. Не представляю, почему. Черепахи просто всплыли из подсознания. Может быть, это потому, что мои собственные черепахи вышли из спячки и теперь пародируют Бертрана Рассела где-то в теплице.

Найти книгу о черепахах в ящике в свободной комнате.

Надо как можно скорее переделать книжные шкафы (очень умно было сделать их в гараже, всё подогнать, используя угольники и всякое такое, покрыть двумя слоями лака, потом принести в дом, собрать на правильные штыри и клей и расставить сотни книг в идеальном порядке. Интересный научный эксперимент: что же случится с деревом, которое провело несколько недель в холодном влажном гараже, если внезапно перенести его в теплую сухую комнату? В три часа утра обнаружилось, что все полки вдруг усохли на одну восьмую дюйма).

Интересное примечание в книге о черепахах напоминает нам, что самая знаменитая черепаха в истории – та, которая упала на голову знаменитому греческому философу… как бишь его? Очень знаменитый мужик, что бы там ни случилось у него с черепахой. Внезапно охватывает желание выяснить подробности этой истории. В том числе мысли черепахи по этому поводу. Почему-то кажется, что это Зенон, но это точно не он.

На то, чтобы выяснить, что это был Эсхил, уходит двадцать минут. Не философ, а драматург. В его руках ранняя драма стала почти религией, превратилась в площадку для разрешения глубинных этических конфликтов, восхваляла великолепие языка и мысли. А потом немного свиста, и все ложатся спать. Из интереса прочитать про Зенона. А, это тот, кто говорил, что с точки зрения логики невозможно догнать черепаху.

Надо было сказать это Эсхилу.

Теперь надо еще навести справки о молитвенных барабанах и – без всякой особой причины – об Уильяме Блейке. Ответить на звонок какой-то леди, которая интересуется, не к дантисту ли она попала.

Вот теперь точно пора приступать к работе. Пружина творчества сжата до отказа.

Перейти к делу. Для начала сделать бэкап диска.

Вот что хорошо в текстовых редакторах. В старые недобрые дни пишущих машинок, когда вдохновение тебя покидало, приходилось чинить карандаши и булавкой чистить букву «е». Но текстовый редактор предоставляет бесконечные возможности повозиться с ним. Писать макросы. Подстраивать часы. И прочая, и прочая. Хорошая честная работа.

Сидение перед экраном и клавиатурой – само по себе работа. Тысячи офисов функционируют по этому принципу.

Пялиться в экран.

Почему орел сбросил на писателя эту чертову штуку? Точно не для того, чтобы ее расколоть, хотя в книге так и написано. Орлы не идиоты. Греция вся покрыта скалами, каким образом орел с ювелирной точностью попал в лысую голову Эсхила? Как вообще произносится это имя?

Орфоэпический словарь лежит в коробке на чердаке.

Стремянка в гараже.

Машину пора помыть.

Обед.

Отлично поработал утром, чего уж тут.

Вернуться к экрану.

Пялиться в экран.

Звонит еще одна дама, спрашивает, рай ли это (номер мотеля по соседству явно отличается от нашего всего на одну цифру). Выдумать забавный ответ номер три.

Пялиться в экран.

Может быть, это вовсе не вина орла, он просто делал свою работу, он выполнил столько миссий, господи, тебя же могут выгнать из орлиной авиации, если ты будешь слишком много думать о невинных философах, которым швыряешь черепах в голову. Уловка-22. Нет.

Пялиться в экран.

Нет. Это совершенно точно была идея черепахи. Она точила зуб на автора – наверное, он оскорбил черепах в своей последней пьесе. Какие-нибудь скористские шутки. Или он носил очки в черепаховой оправе. Ублюдок, ты убил моего брата! Она угнала орла, вцепилась несчастной птице в ноги, как черепаха на старом логотипе «Друзей Земли», приглушенным голосом бурчала указания, вектор 19, бип-бип-бип, Джеронимо-о-о-о-о…

Пялиться в экран.

Может быть, отчаявшаяся черепаха могла цепляться за другую часть орлиного тела?

Посмотреть статью о биологии птиц в энциклопедии. Энциклопедия лежит в коробке на лестнице. Черт.

Ужин.

Пялиться в экран. Вертеть идеи в голове. Черепахи, лысина, орлы. Хм… нет, вряд ли дело в пьесах. Кого еще черепаха может мгновенно невзлюбить?

Полночь…

Пялиться в экран. Правая рука вдруг нажимает клавишу и открывает новый файл. Дышать очень медленно.

Написать тысячу девятьсот сорок три слова.

Отправиться в постель.

За весь день мы так и не собрались ее застелить.

Наладонник

The Independent, 9 июля 1993 года

Такие компьютеры принято считать портативными, но на самом деле это неправда. Мой старый Olivetti можно использовать вместо якоря. Возможно, они всё еще работают – я хорошо с ними обращался. И хотя они все мне больше не нужны, я никак не могу заставить себя выбросить этот винтаж.

Я помню свой первый портативный компьютер. Он весил пятнадцать фунтов. Отдельный блок питания больше всего напоминал небольшой кирпич. Эта чертова штука меня чуть не убила.

Следующий весил едва восемь фунтов, но все равно походил на кирпич (поменьше). Мне казалось, что он легкий, пока однажды мне не пришлось нестись через аэропорт вместе с ним.

Тогда до меня дошло, что не так. В чем мякотка и проблема самой идеи портативных компьютеров, что их все объединяет. Считается, что вы должны таскать их за собой. Что хорошего в машине, которая не влезает в чемодан вместе со всем остальным, что вы обычно в него складываете? Восемь фунтов – это не портативно. Это отдельная единица багажа.

Я никогда не мог понять, почему в обзорах портативных компьютеров первым делом не упоминается вес. До сих пор его пишут мелким шрифтом внизу страницы, потому что обзорщиков гипнотизируют сверкающие диски и сияющие экраны. Дайте им потаскать этот компьютер денек-другой, вот что я скажу. Пусть носят его с собой, пусть работают в фойе студий, в отелях и на заднем сиденье такси.

Я вырос на научной фантастике. Там у всех были карманные компьютеры, которые умели разговаривать, вести дневники и управлять целыми планетами. И никто не зарабатывал из-за этого грыжи. Не понимаю, почему сейчас всё по-другому. Я пострадал из-за противоположности футурошока (как она там называется? футурошит?). Я не хочу, чтобы мне оттянуло руки до колен, но мне нравится иметь при себе компьютер.

Тогда я познакомился с миром наладонников.

Везде есть свой жаргон. Когда-то были большие компьютеры, которые стояли на столах, и были портативные (более или менее). Теперь есть ультрабуки, нетбуки, персональные цифровые ассистенты, наладонники и карманные компьютеры. Это весьма вольная классификация по размеру, весу и прихоти человека, который об этом говорит. Но они все маленькие и легкие.

Все эти устройства занимают сумеречную зону между ноутбуками (ранее упомянутые портативные компьютеры, хотя теперь новые машинки умеют намного больше, чем те, что были у меня, и весят около шести фунтов, не считая совсем маленького кирпичика зарядки) и калькуляторами.

Первым моим приобретением стал Atari Portfolio, который я купил пару лет назад. Он весил около фунта и был снабжен встроенными программами, включая обычную приманку для яппи – «электронный органайзер», то есть простенький текстовый редактор, калькулятор, таблицы и телефонную книгу. Текстовый редактор был неплох, я написал в нем десятки тысяч слов, хотя, конечно, небыстро. Но он был не идеален.

Правило номер один: вес очень важен. Правило номер два: а что еще вам нужно?

Сэр Клайв Синклер сумел вывести на рынок первый компьютер дешевле 99 фунтов, изменив само понятие компьютера. Вам не нужен отдельный монитор, или большая встроенная память, или стандартные коммуникационные порты, или клавиатура, пригодная для длительной печати, если вы готовы подключить машинку к телевизору, хранить программы на обычном магнитофоне и печатать очень ме-е-едле-енно и осторожно. Такому компьютеру не нужно было больше одного килобайта памяти. Его и не было.

С тех пор я начал опасаться устройств, которым нужны дополнительные детали, чтобы стать не просто полезной игрушкой. Чтобы память Portfolio выросла до какой-то приемлемой цифры, понадобился дополнительный модуль. Плюс сравнительно большой внешний модуль, чтобы компьютер мог печатать. И еще один, чтобы пользоваться последовательным портом. Без этих дополнительных устройств все данные оставались в самом компьютере. Теоретически их надо было оставлять дома. Но когда я надолго уезжаю, то много пишу, и очень нервничаю, если не могу распечатать результат или скинуть его на другую машину.

Кроме того, мне стало сложно проходить досмотр в аэропортах. Охрана нормально реагирует на обычный ноутбук, но ящик таинственных пластиковых деталек ставит ее в тупик. «Покажите, как это работает», – просили они. «Конечно, – отвечал я, – будьте любезны предоставить мне доступ к розетке и лазерному принтеру».

Я обнаружил слишком много маленьких и легких устройств, в описании которых фигурировало слово «опциональный». Это означает, что вам придется дополнительно платить, чтобы работать нормально…

После двух лет поисков я остановился на Olivetti Quaderno, и сейчас я печатаю именно на нем. Он обошелся мне почти в шестьсот фунтов. Должно быть, это одна из первых машинок, которые продали в прошлом году. (Пионеры понесли заслуженное наказание. Мой агент купил такой же через пару месяцев, и там уже был дополнительный дисковый привод, а сейчас они сильно снизили цену, не говоря уж о появлении новой, более мощной модели.) Что это такое? А это, попросту тот настольный компьютер, который я купил в 1985-м, ужатый до формата А5 и одного дюйма в толщину. Весит он чуть больше двух фунтов. Я никогда не взвешивал маленькое зарядное устройство и аккумулятор, но никогда и не замечал их веса. Он отлично влезает в чемодан. Да его потерять можно в чемодане. И что самое важное, на компьютере работают все мои программы, собранные за годы проб и ошибок.

Там работают резидентные программы вроде Sidekick и несравненная Info Select. Работает WordPerfect 4.2 (классическая версия). Мне не приходится таращиться в экран размером с почтовый конверт и пользоваться программами, которые выбрал для меня кто-то другой. У меня есть жесткий диск объемом двадцать мегабайт – а это значит, что я могу написать на нем целый роман и сохранить его весь. Прямо сейчас на диске лежит полромана.

Вы спросите: ну да, а как же клавиатура? Ну, она лучше, чем любые испробованные мной клавиатуры того же размера – у Hewlett-Packard HP 95LZ, довольно интересной машинки, кнопки, как у калькулятора, – и я могу печатать на ней вслепую.

Вы спросите: ладно, а работает ли там Windows? Нет, ни один преданный пользователь Windows на это не пойдет. Для Windows нужен экран высокого разрешения, 386-й процессор, куча оперативной памяти и еще пользователь, работающий за зарплату, который мог бы тратить долгие часы в офисе на игры с цветами и выбор новых супериконок. Мне всё это не нужно. И экран у Quad темный. Подсветки нет, так что нужно хорошее внешнее освещение.

Но это настоящий компьютер, и он работает. Это не игрушка. Я могу носить с собой текущую работу, и дневник, и таблицы, все известные мне версии, и всё это легко переносится с Quad на офисную машину. Экран темноват, но при этом выглядит как уменьшенная версия знакомого мне экрана. Если бы пришлось, я мог бы обойтись только этим компьютером.

Пока, кирпичи. Это действительно портативная штучка.

Я не пробовал работать на ней, сидя на горе Улуру. Но если бы хотел, легко бы это устроил.