Текст книги "Никто не видел Мандей"

Прежде

Миновало два воскресенья, прежде чем мама исполнила свое обещание. После церкви мы поехали прямо к кварталу, где жила Мандей, и припарковались перед ее домом. Большое дерево стояло почти голое и казалось еще более высоким и пугающим, чем раньше. А может быть, дело было в доме. Хотя он ничем не отличался от рядом стоящих, при его виде хотелось надеть еще один свитер.

Мама, наверное, тоже ощутила эту холодную жуть, потому что, сидя на водительском месте, уставилась в окно; ее нога почти касалась педали газа. Вздохнув, она достала свой мобильник.

– Привет, милый. Да, мы у дома Мандей… Просто сообщаю тебе… Ладно… Да-да-да, знаю… Хорошо, я тебя тоже. Пока.

– Зачем ты звонила папе? Он и так знает, что мы сегодня едем сюда.

Выражение маминого лица сделалось напряженным, она улыбнулась, не размыкая губ.

– Никогда не помешает сообщить кому-нибудь, где мы. Понимаешь, просто на всякий случай. Хлебные крошки, Клодия.

Она никогда не чувствовала себя в безопасности рядом с домом Мандей. Даже когда папа привозил нас сюда, а под сиденьем у него лежал ствол, мама беспокоилась. Но на этих выходных папа был в отъезде, а она должна была сдержать слово, учитывая, что я все же была на церковной вечеринке. Мама распахнула дверцу машины, заперла ее за нами, дважды проверив. Наши подошвы гулко стучали по тротуару, а ветер осыпал нас опавшей листвой.

Дойдя до двери, мы помедлили несколько секунд, и мама еще раз окинула взглядом квартал, прежде чем постучать.

В окне наверху колыхнулась занавеска.

– Мандей? – пробормотала я, и мама оглянулась.

– Что ты сказала?

– Кто там? – рявкнула миссис Чарльз из-за двери, и волосы у меня на затылке зашевелились.

– Патти, это я, Джанет, – ответила мама таким тоном, как будто этот разговор уже утомил ее.

Под пяткой моих туфель змеилась та самая трещина в бетоне, о которую я споткнулась в свой прошлый визит сюда.

В верхнем окне дернулись жалюзи. Кто-то смотрел на нас. Может быть, это Мандей, запертая в своей комнате?

Я пальцем постучала маму по плечу, боясь отвести взгляд, – а вдруг в том окне промелькнет лицо Мандей?

– Что? Что такое, Клодия? – спросила мама, и в этот момент мы обе вздрогнули от щелчка отпираемого замка.

Миссис Чарльз рывком открыла дверь и встала в проеме; на ее лице застыла злая гримаса, глаза щурились от солнечного света. Мой желудок стянуло спазмом.

– Да? – прорычала миссис Чарльз.

Мама кивнула, глядя на ее спортивные штаны и мешковатую желтую рубашку, потом вздохнула.

– Привет, Патти. Как поживаешь?

Миссис Чарльз прищурилась еще сильнее, потом вопросительно зыркнула на меня и вновь перевела взгляд на маму. Лицо ее слегка просветлело, но каким-то образом все еще оставалось зловещим, словно солнце во время затмения.

– Ну и ну! Я смотрю, вы явились сюда в своих лучших воскресных нарядах, – с хриплым смешком произнесла она. – Кто бы знал, что христиане ходят по домам… Мне казалось, так делают только свидетели Иеговы. Как твои дела, Джанет?

Мама изобразила фальшивую улыбку.

– Неплохо, слава богу. А твои?

Миссис Чарльз пожала плечами; уголки ее губ изогнулись вверх.

– А, ну знаешь – все как всегда. Ты слыхала, что нас всех здесь пытаются выгнать из наших домов? Собираются срыть весь квартал и построить кондоминиумы для белых. Кое-кто уже получил уведомления о выселении.

– Да, я слышала, – откликнулась мама. – Пастор советует создать коалицию, вовлечь туда людей…

– Пф-ф. Он мне не указ. А людей, скорее всего, хочет завлечь, чтобы положить себе в карман побольше денежек.

– Патти, ты знаешь, что он не такой. Он готов отдать последний цент, лишь бы помочь людям. Даже тебе.

Миссис Чарльз закатила глаза.

– Ну, если твой распрекрасный пастор нам не поможет, как мне растить моих красивых и умных детей на улице? Ты знаешь, что «Джак энд Ко» собираются закрыть?

– Правда?

– Приходил домовладелец и вдвое поднял арендную плату. Я проработала там больше пятнадцати лет. Я пытаюсь найти другую работу, но белые люди не хотят нанимать черную женщину. Они не хотят, чтобы у моих детей и дальше была крыша над головой. Они просто хотят отобрать мой дом.

Мама кивнула, словно поняла ее. Вздохнув, она обняла меня одной рукой за плечи и притянула ближе к себе. Я привалилась головой к ее пальто, вдыхая запах ее духо́в; так я чувствовала себя в бо́льшей безопасности.

– Ну что ж… Мы просто заехали сюда, потому что моя малышка скучает по своей подружке.

– Правда? – миссис Чарльз хмыкнула. – Но я говорила Клодии, когда она заезжала сюда в прошлый раз, что Мандей уехала к своему отцу.

Я вздрогнула. Мама посмотрела на меня так, что еще чуть-чуть, и от ее взгляда мои волосы вспыхнули бы. Следовало предугадать, что миссис Чарльз меня выдаст.

– Вот как? Она не говорила мне об этом, – процедила мама сквозь зубы.

– Ты же знаешь, какие нынче пошли дети, – миссис Чарльз хрипло рассмеялась. – Точнее, какой ребенок. У тебя ведь только она одна и есть.

Это было подобно сильному удару в живот. Мама задержала дыхание, ее пальцы стиснули мое плечо.

– Ладно, нам пора идти, скоро обед. Передавай Мандей наши самые лучшие пожелания, хорошо? Может быть, она нам как-нибудь позвонит…

– Конечно. Я сообщу ей, что вы заезжали.

Мои туфли скребли по бетону, когда мама волокла меня обратно к машине. Оказавшись внутри, она зыркнула на меня своим самым убийственным взглядом.

– Значит, ты считаешь себя уже достаточно взрослой, чтобы делать все, что тебе захочется? – прорычала она. – Ну погоди, я расскажу об этом твоему отцу!

– Но, мам…

– Ни слова, пока не вернемся домой! Поверить не могу, что ты выставила меня полной дурой перед этой женщиной!

Я поникла на сиденье, мысленно прощаясь с просмотром телика, и уставилась в окно. Миссис Чарльз наблюдала за нами со своего порога. Я видела, как по ее лицу расползлась улыбка, противная, словно горчица.

* * *

Мама все же не рассказала папе о том, что я тайком ездила к дому Мандей. Она любила только пригрозить его гневом. Вместо этого сама назначала мне наказание – например, помогать ей готовить обед ко Дню благодарения. В этот день у нас дома неизменно собиралась вся семья, потому что мама умела устраивать праздничные обеды. За индейку с начинкой все чуть ли не дрались.

Учитывая то, что у папы было пять братьев и сестер, такие сборища могли доходить до сорока человек.

В общем, я была наказана: мне предстояло прибрать дочиста весь дом сверху донизу, потом помочь маме на кухне – я должна была отвечать за соусы. Звучит это не так страшно, но вы бы видели, сколько сладкого картофеля мне пришлось перечистить, сколько фасоли вылущить, сколько сельдерея порезать, сколько зелени перемыть (дважды!) в адской кухонной жаре; тогда вы поняли бы, какая это была пытка.

Когда папа вернулся домой из последнего предпраздничного рейса, шел третий день моего наказания, и я была по самую макушку в тертом сыре. Папа поцеловал маму, которая стояла у плиты, кипятя клюкву для соуса чатни.

– Дамы, вы, я вижу, без дела не сидели! Весь дом выглядит просто отлично, – с улыбкой сказал папа, выхватывая морковную палочку из дуршлага. Он знал, что если меня напрягли на кухне, то я, должно быть, сделала что-то не так.

– Да, твоя дочь превосходно помогла мне, – отозвалась мама, оглянувшись на меня через плечо.

Они продолжили обсуждать планы на День благодарения – кто из моих дядюшек и тетушек, кузин и кузенов приедет в гости. Большинство из моих двоюродных братьев и сестер учились в колледже, состояли в браке и готовились одарить меня двоюродными племянниками и племянницами. У меня в семье не было ровесников, с которыми я могла бы играть, но Мандей неизменно заполняла эту пустоту. Я была последним ребенком в своем поколении папиного семейства. Его родственники думали, что он никогда не женится, но папа только отшучивался, что просто ждал встречи с мамой.

Я едва могла утереть пот со лба, так у меня дрожали руки от натирания продуктов, – а впереди меня ждали еще три огромные головки острого чеддера. Мандей сейчас уже истекала бы слюной над этой горой съедобного золота. Странно было думать, что она сейчас у своего отца, а не сидит с нами на кухне, помогая готовить. Моя подруга почти никогда не говорила о своем отце. Вообще, я не могла припомнить, когда в последний раз упоминалось его имя. Он бесследно испарился прямо перед самым рождением маленькой Тьюздей. Поэтому я не могла понять, почему Мандей теперь живет у него. И почему Эйприл не поехала туда с ней? И почему ими заинтересовалась социальная служба?

– Милый, ты же знаешь Типа Чарльза, верно? – спросила мама, не поднимая взгляд от кастрюли, в которой помешивала соус. Моя рука, дрогнув, скользнула по острым зубчикам терки.

– Тип? – проворчал папа. – Тип из старшей школы, тот самый Тип?.. Ну да.

– Ты с ним по-прежнему общаешься?

Он нахмурился.

– С этим дурнем? Джанет, почему ты спрашиваешь о нем? На кой он тебе сдался?

Мама пожала плечами.

– Патти сказала, что Мандей сейчас у него.

Я выпрямила спину. Папа заметил это и многозначительно посмотрел на маму.

– И что?

– И то, – ответила мама, поворачиваясь к нему и бросая взгляд на меня, – что мы хотим проверить.

– Проверить что?

– Как там Мандей. Узнать… все ли у нее в порядке. Только и всего. Сколько мы знакомы с этой девочкой, она никогда не ездила к своему отцу. И вот уже много недель от нее ни слуху ни духу.

Вот тогда я поняла, что мама не поверила в слова миссис Чарльз про Мандей. И хотя мама продолжала на меня злиться, было приятно, что она все равно на моей стороне.

Папа вздохнул.

– Джанет, это их семейное дело. Что нам до этого?

– Но мы…

– Просто не лезь в эту историю, ладно? – выдохнул он. – Какую бы кашу они ни заварили, я не хочу в нее влипнуть.

Мама улыбнулась, изо всех сил стараясь казаться спокойной, но я знала, что в душе у нее медленно закипает гнев. Постукивание ногой по полу, напряженная улыбка… Я хотела предупредить папу, но знала, что это единственный способ что-то разузнать о Мандей.

– Милый, наша девочка просто скучает по своей подруге. Нет ничего плохого в том, чтобы позвонить этому человеку. Пусть у девочек будет возможность немного поговорить.

– У меня нет его номера. Мы с ним много лет не виделись.

– Но, может быть, ты сумеешь узнать его номер.

– Так почему ты не спросила это у Патти?

Мама хлопнула по столешнице посудным полотенцем.

– Потому что я прошу тебя, Джеральд, добыть этот номер! Ты считаешь, я не додумалась до этого сама? Ты считаешь, что я совсем из ума выжила? Я прошу тебя, своего мужа, поговорить с отцом этой девочки, как мужчина с мужчиной, а ты сидишь на кухне и забрасываешь меня вопросами! Кем бы я выглядела, если б пыталась разузнать номер другого мужчины? Ты хочешь выставить меня перед всеми дурой или как?

Целая минута прошла в ледяном молчании; потом папа откашлялся и поерзал на стуле. Мама нечасто выходила из себя, но когда выходила – значит, дело плохо. Она стояла, уперев одну руку в бок и разминая шею. Меня всегда изумляло: откуда у такой маленькой женщины мог взяться такой громкий голос?

Папа вздохнул и почесал макушку.

– Ладно, я поспрашиваю. Посмотрим, смогу ли я добыть его номер.

Мама резко выдохнула и вернулась к кастрюлям, широко улыбаясь своей победе.

За год до прежде

Покрытые снегом улицы сверкали под солнцем раннего утра, когда я услышала, как что-то ударилось в мое окно. «Тающий лед», – промелькнула мысль. Я не обратила на это внимания, но потом что-то ударило сильнее, едва не разбив стекло. Пришлось выбраться из постели, гадая, почему белки мешают мне спать. Я посмотрела в окно как раз в тот момент, когда еще один камешек отскочил от стекла прямо перед моим лицом. Я сердито уставилась на тротуар внизу.

– Какого черта?

На цыпочках пробравшись мимо маминой комнаты, я сбежала по лестнице вниз и распахнула дверь. На крыльце стояла Мандей, дрожа от холода, а на ее губах играла безумная улыбка.

– Что ты здесь делаешь? – шепотом воскликнула я.

Она проскользнула в дом, закрыла за собой дверь и отряхнула промокшие кроссовки. Под тонким черным пальто проглядывала моя джинсовая куртка.

– Я знала, что ты уже наверняка проснулась, и не могла ждать. Мне нужно кое-что тебе рассказать!

Она схватила меня за руку и потащила на кухню.

– Слушай, ты же вся замерзла! – сказала я, выворачивая запястье из ее ледяных пальцев и пытаясь стряхнуть ощущение холода, оставленное их прикосновением.

– Ш-ш-ш! Не кричи так.

– И все же – почему ты так продрогла?

Уголок ее губ дернулся вверх.

– Потому что я всю ночь провела не дома.

– В каком смысле? Где ты была?

Она прикусила губу, выдерживая драматическую паузу.

– С Джейкобом Миллером.

– Что?! – вскрикнула я.

Мандей подскочила и зажала мне рот ледяной ладонью.

– Ш-ш-ш… У тебя есть что поесть? Умираю с голоду!

Мы взяли две миски, коробку хлопьев, сахар и молоко, потом на цыпочках пробежали в мою комнату и залезли в палатку.

– Ладно, рассказывай все, – потребовала я, усадив на колено куклу Пинки; по коже у меня пробегали мурашки от волнения.

Широкая улыбка расплылась на лице Мандей, когда она прихлебывала молоко с хлопьями из ложки.

– Вчера вечером я сбежала из дома.

Я ахнула.

– Что, правда? Как ты это сделала?

– Выбралась из окна в своей ванной и спрыгнула вниз.

– Что? И ты не разбилась насмерть?

Она хихикнула.

– Я спрыгнула на мусорный контейнер прямо под окном.

– Ты совсем с ума сошла! Зачем?

Она пожала плечами.

– Он меня попросил. Хотел со мной увидеться.

– Ты что, собираешься сделать все, о чем тебя попросит этот придурок? А если б ты ногу сломала или еще что? Со сломанной ногой ты не сможешь танцевать.

Она закатила глаза и хихикнула.

– Все нормально. Я и раньше так делала… когда приходилось.

«Это странно, – подумала я. – За каким чертом ей нужно было вылезать в окно? Может быть, это были пожарные учения?»

Мандей снова запустила ложку в миску с хлопьями. Ее мысли, казалось, уплыли куда-то далеко – прочь от этого дома, от меня. Я придвинулась ближе к ней.

– Ну? И что было дальше?

Она прикусила нижнюю губу; ее глаза сверкали.

– Он попросил меня заплести ему волосы. Сказал, что хочет особенную прическу, но чтобы при этом никто не присутствовал. Его мама уехала в казино на всю ночь, так что мы были у него дома одни. Я села на диван, а он уселся на пол, прямо у меня между ног. Прикинь, как я нервничала! У меня аж руки тряслись. Но я заплела ему косы. Смотрится дико круто, сама увидишь. А когда я закончила, он включил кино.

Я подалась вперед, стиснув Пинки в ладонях и ловя каждое слово Мандей.

– И что было потом?

Она обхватила колени руками и выдохнула:

– А потом… он поцеловал меня.

– О боже! Типа поцеловал по-настоящему?

– Да, прикинь! Мы лежали на диване, целовались и все такое.

– О господи! – пискнула я, пряча лицо за платьем Пинки. Потом чуть подняла голову. – А что было потом?

– В каком смысле? – ухмыльнулась Мандей.

– Вы… занимались этим… ну, ты понимаешь?

Она озорно усмехнулась поверх ложки с молоком.

– Нет, пусть даже он хотел. Я сказала ему, что не могу, пока он всем не скажет, что я его девушка, и в понедельник мы пойдем в школу вместе.

– Значит, теперь он типа как твой парень?

Она кивнула, широко улыбаясь.

– Да, наверное.

Я снова зарылась лицом в платье Пинки и вскрикнула:

– Ничего себе! – Еще никогда в жизни я так не волновалась. – Минутку, а как же твоя мама? Как ты объяснишь ей, где была ночью?

– Я скажу ей, что была у тебя, – ответила Мандей, пожимая плечами, словно это было каким-то пустяком. – Она ничего не узнает.

Я крепче обняла Пинки. Вопросы так и разрывали меня изнутри. Я даже не знала, с чего начать.

– А как это было – целоваться с ним? Откуда ты знаешь, что нужно делать?

– Это точно так же, как в кино. Когда парень просовывает язык тебе в рот.

– Фу. Звучит… противно.

Она засмеялась.

– Совсем нет. Это приятно. Надо просто расслабить губы и немного приоткрыть рот.

Я подняла Пинки за волосы и принялась покачивать ее из стороны в сторону, обдумывая случившееся и чувствуя, как уколы ревности становятся все более ощутимыми. Она удрала из дома. Она целовалась с парнем. Она делала все эти крутые вещи… и без меня.

Мандей всмотрелась в мое лицо.

– Что такое?

– Я ничего не сказала.

– Да, но ты о чем-то подумала.

Я пожала плечами.

– Просто подумала.

Она закатила глаза.

– Ну же, Клодия! Ты моя лучшая подруга. И никакой парень между нами не встанет.

Я и не думала, что такая вероятность вообще существует.

– Знаю. Я об этом не беспокоюсь.

Она тоже пожала плечами.

– Нам просто нужно найти парня и для тебя.

– Ты же знаешь, что мне никто не нравится, – вздохнула я, сосредоточившись на волосах Пинки.

– Ну и что? Понравится рано или поздно. Я спрошу Джейкоба. Может быть, кто-нибудь из парней в тебя влюблен.

– Ты так думаешь?

– Да. Ты очень красивая. Кто-нибудь из них наверняка засматривается на тебя, но ничего не говорит. Но теперь, когда мы с Джейкобом будем вместе, они наверняка призна́ются.

Я напряглась, сжимая Пинки в пальцах.

– Но что, если они узна́ют… ну, ты поняла.

Мандей сразу стала серьезной.

– Честное слово, не узна́ют. К тому же они такие глупые, что, наверное, и разницы-то не заметят. Им до смерти хочется погулять с тобой, только и всего.

Я прикусила губу, удерживаясь от крика. Мандей похлопала меня по ноге и выползла из палатки.

– Ты куда?

– Вылезай, а Пинки оставь там. Нам нужно заняться делом. Сделать ногти и прически на завтра. Это будет важный день.

* * *

На следующее утро я пришла заранее, задолго до построения. Я не хотела пропустить триумф Мандей. Мне не терпелось увидеть, как Джейкоб даст всем знать, что они теперь вместе. Будет ли он держаться с ней за руки в коридоре, сидеть рядом за обедом или же просто объявит об этом во всеуслышание – так, будто баллотируется в президенты?

Поцелует ли он ее на глазах у всех? И готова ли я увидеть Мандей за таким… интимным занятием?

Мандей уложила волосы волнами надо лбом, а заднюю часть оставила наполовину выпрямленной. Я накрасила ей ногти яблочно-красным лаком с острыми стразами на кончиках, и еще она позаимствовала косметику у Эйприл. Ее кожа буквально мерцала, и сейчас, стоя рядом со мной, Мандей выглядела почти другим человеком.

Джейкоб, как обычно, стоял в кругу парней, хихикая над чем-то. Волосы у него действительно выглядели круто: Мандей заплела ему косички зигзагами, оставив концы слегка распущенными. Мы молча стояли с полчаса, но он так и не сказал ей ни слова. Даже не посмотрел в ее сторону. Даже когда прозвучал звонок.

– Эй, кто тебя заплел? – спросил Карл у Джейкоба по пути на урок истории. – Шикарные косы, братан!

Джейкоб пожал плечами.

– Да так, одна знакомая девка.

– Ха, а она меня может так заплести? Я ей даже денег заплачу́.

Мандей крутила лямку своего рюкзака, тревожно поглядывая на меня. Пытаясь найти слова, которые ее успокоят, я прошептала:

– Он просто нервничает. Может быть, он пока не хочет, чтобы все знали. Мальчишки такие глупые!

– Да, ужасно глупые, – согласилась она напряженным тоном. Я сцепилась с ней мизинцами.

– Не грусти. Он еще к тебе подойдет.

Но прошел день, и ничего не случилось. Ни в этот день, ни в следующий, ни в тот, что после следующего. Джейкоб проходил мимо Мандей так, словно не видел ее. Все хвалили его прическу, но он ни слова не сказал о Мандей. И я мало чем могла ее утешить, чтобы эти утешения не прозвучали как ложь.

Прежде

На неделе после Дня благодарения, когда животы у всех были набиты мамиными пирогами со сладким картофелем и персиковым коблером[16]16
  Коблер – десерт из фруктовой или другой сочной начинки, выложенной в большую форму для выпечки и покрытой тестом.


[Закрыть], мистер Хилл позвонил маме и попросил прийти в школу после уроков. Мои четвертные оценки так и не пришли. То ли бог ответил на мои молитвы, то ли школа придержала их по каким-то другим причинам. Причинам, которых я до смерти боялась.

Я ждала в кабинете, чувствуя дрожь в коленках и молясь об очередном чуде. Мистер Хилл вошел в кабинет широким шагом, жуя на ходу зубочистку и уткнувшись взглядом в свои бумаги.

– Мистер Хилл! – Я соскочила со скамьи.

– А, здравствуй, Клодия, – произнес он, глядя куда-то поверх моего плеча. – А твои… э-э… родители уже здесь?

Я заметила свое имя, напечатанное на обложке толстой папки, и сглотнула. Ничего хорошего ждать не приходилось. Но если б со мной была Мандей, она смогла бы все исправить.

– Они… они уже едут. А вы… э-э… еще не говорили с Мандей?

– С Мандей?.. Ах да, да. Я звонил, но телефон был выключен.

– Да, я вам так и сказала. Но вы же говорили, что у вас есть еще один номер…

– А, верно. Я думал, что он у меня есть. Но я послал письмо по последнему адресу, указанному в личном деле, с просьбой позвонить в школу.

– Письмо? Но…

– А, миссис Коулман! Рад снова видеть вас.

Мама пришла первой; на ней было платье песочного цвета с длинными рукавами, а поверх него – черный блейзер, который она надевала в церковь. Вскоре приехал папа, все еще одетый в зеленый камуфляж.

Мы вошли в конференц-зал, где стены были выложены светлой пластиковой плиткой, а по всему помещению стояли длинные, как в столовой, столы коричневого цвета. Мисс О’Доннелл уселась рядом с мистером Хиллом.

– Не секрет, что в этой четверти Клодия столкнулась с трудностями, – начал мистер Хилл.

Мама нахмурилась и ответила с нотками недовольства:

– Для нас это явно было секретом, потому что сейчас я слышу об этом впервые.

– Мы думали, что, вероятно, лучше будет сначала правильно оценить ситуацию, – с полуулыбкой пояснил мистер Хилл. – Мы не хотели без необходимости поднимать тревогу.

– И в какой же ситуации оказалась наша дочь? – спросил папа. Он говорил негромко, но голос его гулко отдавался в полупустом зале.

Мистер Хилл кивнул мисс О’Доннелл, которая делала вид, будто не замечает моего напряженного взгляда. Хмыкнув, она открыла иссиня-зеленую папку, лежащую перед ней.

– Взгляните на некоторые ее работы за последние несколько недель. Ничего не замечаете?

Папа взял мое сочинение о прочитанной книге, и я с трудом удержалась, чтобы не выхватить листки у него из рук. Пока он читал, его глаза все больше расширялись, но когда он передавал сочинение маме, лицо было абсолютно бесстрастным.

– Эти буквы… они все не на своих местах… и вообще… – бормотала мама, продираясь через текст.

– Верно, – подтвердил мистер Хилл. – Большинство ее классных заданий выглядят так же. У нее явно сложности с правильным написанием слов и базовым пониманием прочитанного. Мы поговорили с остальными ее учителями, и все они высказали подобные наблюдения. Один даже упомянул, что она боится читать вслух, однако предположил, что девочка просто очень застенчива.

На истончившиеся стенки моего пузыря давили со всех сторон. Я перебирала и тасовала колоду отговорок и причин, но не могла найти ничего подходящего.

– Однако ее домашние работы за все прошлые годы выглядят безупречно, – сказала мисс О’Доннелл. – Удовлетворите мое любопытство, мистер и миссис Коулман: вы помогаете Клодии с домашним заданием?

Мама подняла брови.

– Вы имеете в виду, делаем ли мы домашнюю работу за нее? Нет!

– Милая, успокойся, пожалуйста, – прошептал папа, поглаживая ее по спине.

– Она все и всегда делает сама, – продолжила мама, и голос ее дрогнул перед тем, как она посмотрела на меня. – Или… с подругой.

Я сглотнула, пока ее взгляд пытался прожечь дыру у меня в голове, словно пытаясь добыть оттуда ответ.

– Что ж, мы хотели бы протестировать ее и продолжить оценивать, однако, по предварительному заключению, у Клодии дислексия.

Это слово пылало в воздухе – слово, которое жило у основания моего языка, забивая мне глотку всякий раз, когда я притворялась, будто читаю книгу. Слово, от которого я много лет пыталась защититься. Но, будучи произнесено, оно вырвалось на волю и, подобно раскаленной игле, проткнуло пузырь, в котором я жила. Оказавшись снаружи, на резком морозном воздухе, я задрожала, словно до сих пор даже не знала, что такое холод.

Мама и папа замерли, неловко переглядываясь между собой.

– Это… какая-то бессмыслица, – выдавила мама. – Она же отлично учится! Я имею в виду, на днях она получила девяносто два балла за контрольную по математике. Мы даже повесили листок с ее работой на холодильник! Как она может получать почти сотку за контрольную и при этом так писать?

– Ученики с дислексией иногда обрабатывают и воспринимают информацию по-другому, – объяснила мисс О’Доннелл. – То, как Клодия решает математические задачи, отличается от того, как она осознает текст сочинения.

Мама покачала головой, силясь найти слова.

– Но у нее никогда раньше не было проблем, а ведь она учится в этой школе с первого класса, – сказал папа. – Разве вы не должны были заметить это уже давным-давно?

– Да, – фыркнула мама, – как это не засекли на всех стандартных тестах, которые вы устраиваете каждый год?

– Возможно, она как-то незаметно проскочила их, – сказала мисс О’Доннелл, мрачно взирая на мистера Хилла.

– Учитывая, сколько учителей сталкивается с ней каждый день, я не понимаю, как моя дочь ухитрялась так ловко всех обманывать и это заметили только в последний год перед переходом в старшую школу, – прорычала мама.

– Иногда подобные проблемы выражаются и в другой форме – например, как рассеянность, – осторожно начал мистер Хилл. – Это может объяснить некоторые сложности в поведении Клодии за последний год.

Папа удержал маму, не дав ей наброситься на них.

– Сложности? Вы имеете в виду тот случай, когда вы позволили этим придуркам фотографировать мою дочь, а потом выложить эти фотки в интернет? Или когда тот парень лапал ее за зад? Это вы называете «сложностями»? У нее было полное право оторвать этому негодяю уши!

– Да, но это была не единственная драка, в которой она участвовала, – возразил мистер Хилл.

Мама опустила взгляд, уставившись на свои ладони. Выражение ее лица смягчилось. Папа переводил глаза с меня на нее. Я затаила дыхание.

– Минутку, какие еще другие драки? – спросил он.

– Поговорим об этом позже, – шепнула мама, не глядя на него. Папа покачал головой и поджал губы.

– И как же положено действовать в такой ситуации?

– Что ж, как я уже сказал, есть определенные официальные шаги и процедуры, – ответил мистер Хилл. – Но, когда мы со всем разберемся, Клодия будет идентифицирована как ученица с нарушением обучаемости, а значит, придется предпринять некоторые дополнительные меры для того, чтобы она справилась с учебой.

На глазах у меня копились жгучие слезы. Теперь, когда я осталась без своего защитного пузыря, каждая косточка тела ныла от желания убежать и спрятаться в палатке у меня в комнате. Вместе с Мандей. Без нее мир был слишком грубым и жестким.

– Я знаю, что сейчас это может показаться не таким хорошим, как есть на самом деле, – с печальной улыбкой заметила мисс О’Доннелл.

– Я не понимаю, каким образом то, что мой ребенок так долго страдал от подобной проблемы и этого никто не замечал, может оказаться чем-то хорошим, – возразила мама, хотя и не так яростно, как прежде. – Это явно влияет на ее учебу и может повлиять на поступление в старшую школу.

– Вы правы. Жаль, что мы узнали об этом только сейчас, когда уже стало слишком поздно, – сказала мисс О’Доннелл. – Но тот, кто знает, уже наполовину победил. Клодия – чрезвычайно талантливая ученица, это отметили все учителя. Если принять все нужные меры, она, несомненно, добьется успеха.

– И мы сделаем все возможное, чтобы она достойно выпустилась из средней школы, – добавил мистер Хилл.

– Думаю, это лучше обсудить частным образом, – вздохнул папа и встал. Учителя отшатнулись, потрясенные его ростом и могучим телосложением. – Спасибо, что уделили нам время. Идем, Клодия.

Мы втроем молча дошли до машины, и тут мама не выдержала.

– Ну, они и обнаглели! Сначала обвиняют нас в том, что мы делаем за нее домашку, потом признаю́тся в том, что облажались, и заявляют, будто все хорошо. Хорошо? Как они могли за все это время не заметить того, что было у них прямо под носом?

– Не сейчас, Джанет, – вздохнул папа.

– И этот мистер Хилл заявляет, что они сделают все, чтобы «она достойно выпустилась из их школы»… Такое впечатление, что они собираются избавиться от нее, спихнуть кому-нибудь другому вместо того, чтобы попытаться ей помочь. Похоже, их больше беспокоит собственный рейтинг, чем проблемы нашей дочери!

Отец развернулся к ней.

– Джанет! Я же сказал: не сей-час!

Мама забыла закрыть рот. Папа выдохнул и направился к машине.

Мы молча сидели, не трогаясь с места, почти десять минут. Папа погрузился в свои мысли, сжимая рулевое колесо. Мама громко вздохнула и защелкнула пряжку ремня безопасности.

– Я не понимаю, чего ты вдруг на меня разозлился.

Папа повернулся к ней, прищурив глаза.

– Драки в школе? Ты ни слова не говорила мне об этом. Что еще происходило, пока меня не было? О чем еще ты умалчивала? О чем еще лгала?

Мама холодно взглянула на него и скрестила руки на груди.

– Отвези меня домой.

Папин взгляд смягчился. Он знал, что зашел слишком далеко. Откашлявшись, включил двигатель машины. Когда мы проезжали мимо «Эд Боро», мои мысли снова переключились на Мандей. Ничего этого не случилось бы, если б она была рядом и помогла мне. Никто и никогда ничего не узнал бы. Я поверить не могла, что она вот так взяла и бросила меня на всеобщее растерзание. Она знала, что нужна мне. Она знала!

– Папа, ты уже поговорил с отцом Мандей? – выпалила я.

– Тебе следует беспокоиться не о подруге, а о своих оценках. Я больше ничего не хочу слышать об этой девчонке. Больше ни слова о Мандей, пока не начнешь снова получать хорошие оценки. Понятно?