Текст книги "Теряя Лею"

3. Мия

Я откинула одеяло, радуясь, что тьма предыдущего вечера так и не вернулась в мою голову. Судя по утреннему солнышку, пробивающемуся сквозь занавески, я уже опаздываю. Я перекатилась на бок, взглянула на часы и поняла, что у меня едва хватает времени на сборы. Совсем скоро Джейкоб уедет в школу. Он бы подождал меня, но я не хотела, чтобы он опаздывал. В рекордные сроки приняв душ, я натянула любимые джинсы и рубашку, схватила рюкзак и спустилась вниз.

Джейкоб стоял у кухонного стола, опрокинув миску с хлопьями прямо в рот и отхлебывая остатки молока. По какой-то неведомой причине от этого звука меня передернуло.

– Господи, Джейкоб. Хоть бы соломинку взял, – сморщила я нос, отправляя пирожки с начинкой в тостер.

– А-а, – отозвался Джейкоб, утирая губы рукой и опуская миску в посудомойку.

– Ну как можно быть таким хамлом?

В ожидании пирожков я достала из холодильника бутылку шоколадного молока. Обычно я успевала пожевать и каких-нибудь фруктов, но сегодня точно не успею съесть все по пути в школу.

Джейкоб с весельем наблюдал, как я собираю свое барахло, пытаясь одновременно удержать в руках и завтрак, и рюкзак.

– Разве не старшему брату полагается быть самым прожорливым в доме?

Я ухмыльнулась.

– Завидуй молча, – отозвалась я, складывая вместе клубничный и черничный пирожки и откусывая от обоих разом. Люблю смешивать вкусы.

Джейкоб закатил глаза, но возражать не стал. Он занимался борьбой, и ему приходилось соблюдать строгую диету, чтобы удерживать вес.

– Что ж, поговорим о прошлом вечере? Похоже, он выдался нелегким, – сказал он, любезно подхватив у меня рюкзак.

Я пожала плечами, по пути из кухни оглянувшись на пустые стулья в гостиной.

– Они уже встали?

– Ага. Мама спускалась попить кофе. Спрашивала про тебя. Папу еще не видел.

– Передай ей привет, – язвительно отозвалась я.

Некогда гостиная была жизненной осью дома, с фотографиями младенцев и малышей на стенах. Мебель была крепкая и идеально подходила для строительства крепостей. Комната полнилась любовью.

После исчезновения Леи мама в припадке ярости вычистила комнату, ободрав все, включая напольное покрытие. Потертый ковер сменили холодные плитки. Ярко-желтые стены вместе со всеми следами от фоторамок скрыла снежно-белая краска. Новые чопорные стулья и прочая мебель не располагали к присутствию детей.

Помню, однажды я подслушала, как мама плакала и рассказывала по телефону тете Синди, что нашлась кукла Леи, Дейзи. Власти уже не верили, что Лея жива. Я была слишком растеряна и мала, чтобы осознать подлинный ужас случившегося. Я знала, что у меня болит душа и что я скучаю по своей сестричке, как не испытывать подобных чувств, если пропала моя близняшка? У нас была особая связь. Я не могла поверить, что она исчезла по-настоящему.

– Ты должна рассказать маме с папой, насколько усилились твои головные боли, – говорил Джейкоб, пока мы садились в машину. – Может, тебе надо сменить лекарство.

– Да не так уж и плохо все было, – соврала я, запивая пирожки большим глотком шоколадного молока.

Я не сочла нужным упомянуть, что это был второй тяжелый приступ за последние три дня. Это была информация из серии «необходимо знать», и Джейкобу об этом знать было совершенно ни к чему.

Остановившись на углу нашей улицы, он уставился на меня своим фирменным недовольным взглядом.

– Ой, пожалуйста. По-твоему, я совсем тупой? Пару ночей назад я обнаружил тебя на полу без сознания. Может, ты не в курсе, но обычно головная боль такого эффекта не дает. Слушай, вчера я спустил дело на тормозах, потому что поздно вернулся с тренировки, но все очень серьезно, Мия.

– Может, мне нравится спать на полу, – сухо отозвалась я, глядя в окно.

Интересно, что было бы, узнай он правду. Про головную боль Джейкоб знал, но о тьме, что приходила вместе с ней и всегда пугала меня, понятия не имел. Я не хотела, чтобы он посчитал меня сумасшедшей, и уж точно не хотела, чтобы он рассказал маме или папе. Просто болит голова. Вот и все. Отчасти, совсем чуть-чуть, мне хотелось, чтобы за этим крылось нечто большее. В детстве я верила, что это моя связь с Леей. Я понимала, что это глупо, но чувствовала, что головная боль связывает меня с ней.

– Мия?

– Джейкоб, всё со мной в порядке. Давай просто закроем тему, а? – взмолилась я, жалобно глядя на него.

Судя по его лицу, он не прочь был надавить на меня. Брат глубоко вздохнул и потрепал меня по коленке.

– Конечно, Мия, закроем. – В отношении меня Джейкоб страдает гиперопекой. – Подбросить тебя сегодня на футбол? – спросил он, сворачивая на парковку для учеников.

– М-м, может быть, – ответила я, открывая свою дверцу. – Люку надо быть там раньше, а у Эмбер тренировка перед игрой. Хотя я могла бы просто остаться после уроков. Всегда можно посидеть позаниматься в библиотеке.

– Годная идея. Просто дай мне знать, ладно? Валери хочет поехать пораньше, но я не буду ей обещать, если нужен тебе.

Я взяла свой рюкзак и закинула его на спину.

– Скажи ей «да». Я не против задержаться.

– А я не против подвезти тебя, – парировал он, забегая вперед, чтобы открыть мне дверь, когда мы подошли ко входу в школу.

– Я знаю, что ты не против, но серьезно, все хорошо. Валери мне нравится. Возьми ее потусоваться с нами, – добавила я. – Мы с Люком и Эмбер с Энтони собираемся погулять после матча. – Я обошла парочку, целовавшуюся прямо в дверях. В коридоре стоял гвалт и хаос – все как я люблю. Джейкоб поморщился после моего приглашения. – Что такое, тебе не нравится Энтони?

Он пожал плечами.

– Не особо. Он раньше был в команде борцов, пока не заделался красавчиком и не ушел в спасатели, – с отвращением произнес он.

Я хихикнула, прикидывая, не поделиться ли с ним тем, что узнала вчера про Энтони и его грудь. Раздался первый звонок.

– Упс, я побежала, – бросила я, засовывая в рот последний пирожок.

Придется рассказать ему про Энтони и депиляцию попозже.

В итоге я отклонила предложение Джейкоба подвезти меня в тот день. Вместо этого я провела время в библиотеке за домашкой по статистике. После седьмого урока помещение быстро опустело, но мисс Нельсон, библиотекарь, хорошо меня знала и не возражала, чтобы я осталась. Все равно она раньше пяти никогда не уходила. Вскоре я продралась сквозь статистику и села за один из компьютеров в поисках материалов для эссе по мировой истории, но не смогла заставить себя сосредоточиться. Надоедливое ощущение, с которым я всегда боролась, снова начало занимать мои мысли. Пальцы загадочно плясали над клавиатурой и наконец напечатали в строке поиска «связь близнецов».

Страница загрузилась, отобразив многочисленные результаты поиска. Я щелкнула на первую же ссылку, не зная точно, что ищу. Почему я пытаюсь доказать себе, что моя боль на самом деле принадлежит Лее? Испытывает ли она ко мне какие-либо чувства? Наверное, я схожу с ума или просто эгоистка, на худой конец. Лея, скорее всего, умерла десять лет назад, а я виню ее за свои необъяснимые головные боли. Но что, если она жива? Что, если она просто обычная девочка, ходит где-то там в школу, живет своей жизнью, даже не подозревая, что ее похитили? Несколько минут я позволила этой фантазии развиваться у меня в голове. Может, Лея – капитан команды болельщиков, или гот, или ботан типа меня.

К несчастью, реальность сурова, и дело в том, что если она жива, то с ней, скорее всего, что-то не так. Она наверняка знала, что ее похитили. Будь у нее возможность, она связалась бы с нами. Что-то в душе говорило мне, что Лея сделала бы все, что в ее силах, чтобы добраться до нас. Будь у нее на то свобода.

Не существовало сценария, размышления о котором не угнетали бы. Не открывая больше никаких ссылок, я выключила компьютер. Собрала свои вещи, помахала мисс Нельсон и ушла. Я планировала прийти на футбольное поле пораньше, чтобы понаблюдать за разминкой игроков и насладиться последними лучами солнца. Обидно будет, когда дни станут короче. Мне всегда казалось неправильным, что солнце садится около шести. Моим любимым временем года было лето, когда солнце светит еще долго после восьми вечера.

Мои шаги отдавались эхом от пустых стен коридора. Жутковатый звук. Я пошла быстрее, жалея, что библиотека находится в дальнем конце здания. С облегчением свернула за угол – выход уже совсем рядом. Без света каждый пустой класс, мимо которого я проходила, казался темнее, чем хотелось бы. Солнце, может, еще не село, но уже не освещало сторону здания, где я находилась. Я смотрела прямо перед собой, стараясь избегать длинных теней от школьной мебели. Глупо бояться темноты в шестнадцать лет, но мои головные боли превратили мрак в нечто ужасное.

Проходя мимо лабораторий, я подскочила и едва не выронила рюкзак от шума в одной из них.

– Эй, – окликнула я, прижимая руку к груди, которая ходила ходуном.

Если кто-то пытался меня напугать, я готова была его вырубить. Роста я невысокого, но крепкая. Джозеф несколько лет обучал меня приемам самообороны. Я способна отправить в нокаут человека вдвое больше меня.

Лишь призрачное царапанье в дальнем углу лаборатории было ответом на мой оклик. Я шагнула ближе, заглядывая вглубь помещения. Темнота была тяжелой и непроницаемой. Внезапно остановившись, я медленно попятилась, когда на миг мне показалось, будто тени шевелятся. Я застыла, словно статуя.

– Есть там кто? – спросила я и не получила ответа.

Моргая, я сосредоточилась на месте, где мне почудилось движение, – и вдруг тени словно поднялись с пола. Они сгустились в огромную массу и двинулись ко мне. Я хотела повернуться и убежать, но ноги не слушались. Мозг буквально визжал в голове, чтобы я пошевелилась, но меня приморозило. Темнота подползла ко мне змеей, лишенной малейшего проблеска света. Ужас удерживал меня на месте, горло раздирал безмолвный крик.

«Двигай!» – вопил голос у меня в голове.

Я крепко зажмурилась, ожидая, что темнота засосет меня, подбираясь все ближе и ближе. Сердце грохотало в ушах, словно обезумевший паровоз.

«Шевелись!» – снова заорал мозг.

Я заставила себя открыть глаза и увидела, что темнота снова растворилась в тенях класса. Я поморгала, чтобы убедиться, переводя дыхание и унимая колотящееся сердце.

– Ну ты молодец, заучка, – обругала я себя.

Не верилось, что я позволила своему воображению взять верх надо мной. Это же просто тени.

Еще несколько глубоких вдохов, и я сумела успокоить сердце. Резко развернувшись, я торопилась выбраться наружу, на свет, подальше от темных классов. Все во мне хотело обернуться и заглянуть через плечо, пока я спешила дальше по коридору, но я подавила этот порыв. Мне казалось, что в спину устремились миллионы глаз, и все шепчутся, пока я прохожу мимо.

Добравшись до тяжелой железной двери в конце коридора, я распахнула ее, глотая теплый воздух, словно вынырнув с глубины. Легкие горели, грудная клетка ходила ходуном. Я явно забыла, как дышать, пока мчалась по коридору. А все благодаря моему буйному воображению. Видел бы меня сейчас Джейкоб, уж точно высказал все что думает.

Чем дальше я отходила от школы, тем глупее себя чувствовала. Окруженная головной болью и тенями, я практически мечтала о визите к врачу.

Эмбер и остальная команда болельщиков были уже на поле перед трибунами, когда я приехала. Подруга помахала мне и закатила глаза на Тринити, которая орала во все горло, раздавая приказы. Я преувеличенно бодро показала ей большие пальцы и забралась на пустое сиденье в третьем ряду трибун, откуда открывается отличный вид на игру.

Металлические скамейки нагрелись от полуденного солнца. Еще одно преимущество жизни в теплом климате. В других частях страны люди, наверное, уже ходят в куртках, а не в футболках с шортами, как мы.

– Джошуа опять меня чуть не уронил, видела? – спросила Эмбер, подсаживаясь ко мне во время перерыва. – Если он сегодня меня уронит, то бог его знает, куда угодит моя нога, так что смотри внимательно: будет круто. – Она глотнула воды, ожидая моих комментариев. – С тобой все в порядке? – уточнила она.

– Конечно, а что?

Она поджала губы и с минуту пристально меня разглядывала.

– Не знаю. У тебя какой-то отсутствующий вид.

Я рассмеялась в надежде, что смех мой прозвучит для нее более искренне, чем для меня.

– Отсутствующий? О чем ты вообще? – Я дружески пихнула ее в плечо. – Ты что, психиатр?

Она продолжала критически меня разглядывать.

– Говори что хочешь, но я слишком давно тебя знаю. С Люком поругалась?

– Нет. Все у меня хорошо, честно. По-моему, Тринити тебя зовет, – сказала я, кивая на остальную команду, выстраивавшуюся в шеренгу.

Я обожала Эмбер и ее интуицию, но не хотела, чтобы она направляла ее на меня. Мне и так хватало странностей в жизни, чтобы добавлять к ним еще и Эмбер. Эмбер же явно не хотелось прекращать разговор, но Тринити настойчиво посвистела в нашу сторону.

– Боже, когда-нибудь я запихаю ей этот свисток прямо в глотку. Может, тогда он не будет так бесить, – ворчала подруга, топая вниз по трибунам.

На сей раз мой смех больше походил на настоящий. Я легко могла представить, как Эмбер исполняет свое обещание.

Когда наша команда выбежала на поле для разминки, трибуны вокруг меня уже начали заполняться. Я помахала своим подругам Тине и Джен, заметив, что они ищут место.

– Ты ж мое золото, – обняла меня Тина, плюхаясь рядом. – Надеюсь, наши сегодня порвут «Винтер парк», особенно потому, что в прошлом году они нас уделали, – добавила она, засовывая ноги под скамейки перед нами.

– Разве ты не встречалась все лето с тем парнем, Рассом, из «Винтер парка»? – удивилась я.

– Верно. Встречалась, – захихикала Джен с другой стороны. – Тот еще придурок. Тебе бы на другой стороне поля сидеть, предательница.

– Временное помутнение рассудка. Кроме того, у него классная задница, и я не знала, что он из себя представляет, пока не пошла с ним гулять. Вдобавок он туп как пробка.

– Футболисты, они обычно такие, – согласилась Джен.

– Неправда. У Люка средний балл почти как у меня, – возразила я, вскакивая и выкрикивая приветствия, когда команды выстроились для вбрасывания мяча.

Как только началась игра, разговаривать стало невозможно. Зрители пришли в неистовство. «Винтер парк» были главными противниками нашей школы. Они славились грязной игрой. В прошлом году они треснули Джимми Клаузена, нашего квортербека, по голени, пока судьи не видели. Остаток игры он просидел на скамье запасных со сломанной щиколоткой, похоронив наши шансы на победу. Сегодня речь шла о возмездии.

К середине матча я охрипла от приветственных воплей, после того как Люк поймал длинный пас и провел его до тачдауна, заработав нам семь очков. Эмбер и ее команда болельщиков тоже делали свое дело, поддерживая ажиотаж публики. Каким-то образом Джошуа с Эмбер ухитрились договориться, потому как я не заметила, чтобы он хоть раз ее уронил. Он понятия не имел, что это спасло его от удара по шее.

– Какая ты везучая, – проорала мне в ухо Тина, когда Люк поймал очередной длинный пас. – Люк – идеальный парень. И душка, и бог футбола. Не будь мы подругами, я ненавидела бы тебя до смерти.

– И, вероятно, попыталась бы его отбить, – вставила Джен.

– Ну, я не такая стерва, – запротестовала Тина. – Но если они поссорятся, сезон охоты будет открыт.

– Так, лапы прочь! Люк мой, – ответила я, пихнув ее бедром. – Я коротышка, но дерусь грязно, – добавила я, изображая тигра.

Тина рассмеялась, а я выудила из рюкзака толстовку с капюшоном. Теперь, когда солнце село, воздух стал прохладнее.

– Делать мне больше нечего. Слишком много рыбы в море. Я… – Она остановилась на полуслове, поскольку зрители взорвались криками после того, как наша команда перехватила квортербека «Винтер парка».

Джен фыркнула.

– У Тины внимания не хватит, чтоб увести чужого парня. Кроме того, Люк так тебе предан, – сказала она и присоединилась к зрителям, изображая волну, когда та дошла до нашего сектора.

– Эй, я все слышу, – показала нам язык Тина. – Однако она права. Тут дохлый номер. Люк снят с торгов, – добавила она и подмигнула.

Мы с Джен рассмеялись, а Тина обняла нас за плечи.

Толпа на трибунах беззаветно поддерживала нашу команду. Удивительно, как, при всех воплях и размахиваниях руками, мы с Джен и Тиной ухитрялись вообще поддерживать какую-либо беседу. Когда волна снова дошла до нас, я поднялась и вскинула руки. Когда я садилась, мое внимание привлекло что-то среди деревьев за футбольным полем, какое-то движение. Я прикрыла яркий свет фонарей в надежде разглядеть, что там такое. Наверное, деревья качаются, ведь немного ветрено, думалось мне, но чутье говорило иное. Я словно видела тени, гуляющие в темноте. Сердце заколотилось как бешеное, но никакого отношения к игре это не имело.

– Ты видела? Какой бросок! – заорала Тина, хлопая меня по плечу.

Я не отозвалась, но девчонки этого не заметили. Они были слишком увлечены игрой, как и все остальные. То, что происходило в тенях, предназначалось мне одной.

4. Лея

Поставив поднос на стол, я заметила рядом со своей тарелкой знакомую белую пилюльку. Я понимала, почему она там оказалась. Дурацкое бумажное солнце не стоило такого горя. К несчастью, Матушка теперь знала, чем я занимаюсь после отбоя.

Она говорила мне, что эти таблетки для моего же собственного блага. Что они помогут мне заснуть, пока она на работе. Что так она будет уверена, что я в безопасности. На самом деле я иногда была не против такую принять. Пилюли погружали меня в глубокую дрему, словно набрасывая защитное одеяло. Можно было мечтать о чем угодно, не боясь, что Матушка узнает.

В другие дни таблетки оказывались досадной помехой, отбиравшей у меня те крохи свободы, которыми я располагала. Большинство ночей я по многу часов бодрствовала в темноте после того, как Матушка уходила на работу. Выключатель находился с той стороны двери в подвал, и я не могла до него добраться. Темнота была для меня временем покоя. В мире, где не с кем поговорить, друзьями моими стали тени. Я, словно слепая, научилась ориентироваться в темноте. Я знала каждый дюйм своей комнаты на ощупь. Вскоре я снова смогу доказать свое послушание и пилюли перестанут появляться, но до тех пор мою свободу снова ограничили.

– Ты не ешь, – заметила Матушка, накладывая кукурузу ложкой себе в тарелку. – Я думала, ты любишь бифштексы.

Я заставила себя отвести глаза от таблетки и заложенной в ней силы.

– Люблю, – сказала я, откусывая большой кусок.

Я не соврала. Бифштекс был моим любимым блюдом. Это был один из тех редких случаев, когда Матушка давала щедрую порцию и я по-настоящему наедалась. На полный желудок меня всегда посещали фантазии, что, возможно, я становлюсь сильнее. Глупая мысль. Я не была сильной. Хотела быть, но мышцы у меня слабые. Матушка говорила, что это побочный эффект моего заболевания. Так что могло быть и хуже. Я могла быть прикована к постели или умереть. Было время, когда я мечтала о смерти, когда мои конечности горели после очередного наказания. Некоторые яркие воспоминания все еще преследуют меня.

– Думаю, сегодня мы немножко посмотрим телевизор, – сказала Матушка.

Как и в белой пилюльке, в этом не было ничего удивительного. Гнев Матушки был непредсказуем, но раскаяние всегда одинаково. Я знала, что она не хотела делать мне больно. Не хотела бить меня. Она лишь пыталась защитить меня. Телевизор был перемирием, ее способом извиниться. Это было редкое удовольствие, которого я втайне вожделела. Это было единственное время, когда мне не требовалось воображение, чтобы увидеть внешний мир.

Когда ужин кончился и посуда была вымыта, Матушка проследила, чтобы я положила белую таблетку на язык и проглотила. Действующее вещество попадет в кровоток меньше чем через час. Заглянув мне в рот, дабы убедиться, что пилюля исчезла, Матушка осталась довольна.

– Молодец. Можешь пойти переодеться в пижаму, пока я включаю телевизор.

Не желая пропустить ни мгновения волшебства, я торопливо переоделась в свежую сорочку на моей кровати. Неважно даже, что мы смотрели. Каждая секунда очень важна.

Я скользнула на кушетку рядом с Матушкой, и она положила мне руку на плечи. Матушка простила меня. Оставалось только не испортить момент, съежившись от свежих ран на спине и руках. Они скоро затянутся, ерунда. Важно лишь, что Матушка больше не сердится.

Обычно мы смотрели познавательные программы, но в редких случаях, как сейчас, она включала настоящую комедию или сериал. Я прочла множество книг, где упоминалось телевидение, но ни одной из них не удавалось передать, каково смотреть его вживую. Это невозможно описать на бумаге. Возможно, дело было в том, что персонажи историй никогда не ценили время за просмотром телевизора так, как я.

Минут через двадцать лекарство начинает действовать. К концу передачи я уже клевала носом. Матушка выключила телевизор. Больше тридцати минут мне никогда не разрешали. Ни минутой дольше. Сегодня я не возражала. Сон уже манил меня, завлекая понятными лишь мне обещаниями. Я была готова провалиться в темноту, и пусть все остальное растает.

Матушка помогла мне забраться в постель и укрыла меня. Я сомкнула веки, вслушиваясь в ее шаги. Не успела она даже запереть дверь, как я уже спала. Как всегда, тьма приняла меня в свои теплые объятия. Ласковая и нежная, как старый друг.

* * *

Следующие несколько дней прошли без перемен. Каждый вечер за ужином возле тарелки меня ждала белая таблетка. Ее присутствие начало меня раздражать. Я с радостью принимала сны, но платить за них приходилось свободой, и это злило. Сия эмоция была мне относительно чужда. Злость я давно похоронила как бесполезное чувство, когда осознала, что она ничего не изменит. Как бы я ни злилась, родители так и не пришли за мной. Я могла злиться на себя, когда выводила Матушку из себя, но злость никогда не мешала кожаному ремню рвать меня на части.

Несмотря на все доводы, я все же не могла не злиться на белую таблетку. Она лишала меня свободы, которая превращалась в навязчивую идею. Узнай об этом Матушка, ее гнев не имел бы границ.

* * *

Наутро я проснулась с готовым планом. План был опасный, но попытаться стоило.

– Ты сегодня такая веселая, – заметила Матушка, положив мне на тарелку ломтик бекона.

– Правда? – Я отвела взгляд, гадая, что же она смогла разглядеть у меня на лице.

Она не могла читать мысли. Это бы разрушило мой план.

– Я хорошо спала, – промямлила я.

– Вот и славно. – Мои слова ее явно обрадовали, и я почти сразу о них пожалела.

Смысл заключался в том, чтобы прекратить принимать таблетки. Если она решит, что они помогают, то продолжит пичкать меня ими бесконечно.

После завтрака Матушка дала мне домашнее задание на день и удалилась наверх. Я встала и поставила на магнитофоне любимую кассету – подарок на одиннадцатый день рождения. Музыку я любила, она отвлекала меня от тишины. Выбор у меня был невелик, и большинство кассет имели потрепанный вид. Я надеялась, что Матушка принесет еще, но пока этого не произошло. Я давно усвоила, что Матушка сердится, если я прошу у нее что-нибудь: игрушки, книги или музыку. Вместо этого она хотела благодарности за обычные вещи. Что нравилось мне, никогда в расчет не принималось.

Подпевая любимой песне, я подняла диванную подушку и засунула руку как можно глубже внутрь. Пальцы нашли то что нужно.

– Привет, Дейзи, – прошептала я, извлекая неказистую куколку, сделанную много лет назад из носка.

Куколка ничем не напоминала мою прежнюю Дейзи. У нее не было ни рук, ни ног, а лицо было нарисовано фломастером и с годами потускнело. Глаза у Дейзи были разные, а нос кривой и слишком большой для ее лица, но это не имело значения. Я любила ее. Она была моим другом, единственной, кто знал все мои секреты. Дейзи никогда на меня не сердилась, даже когда я засовывала ее глубоко в диванные подушки. Она всегда понимала.

Прежде чем приступить к занятиям, я усадила Дейзи к себе на колени и прошептала в ее нарисованное ухо свой план. Дейзи не критиковала меня. Она знала, что у меня будут большие неприятности, если меня поймают, но не стала меня отговаривать. Вот почему она была моим лучшим другом. Она меня понимала.

Пока я делала уроки и дочитывала очередную книгу, Дейзи сидела со мной. Фэнтези мгновенно захватило меня.

– Приберусь, как только дочитаю, – сказала я куколке, а она улыбнулась в ответ. Я забыла о своих планах на вечер, с головой погрузившись в мир, совершенно отличный от моего. Вселенная драконов и чародеев, где у одной храброй девушки был ключ к спасению королевства. История была очень интересной, и, перевернув последнюю страницу, я ощутила острое чувство потери.

Закрыв книгу, я продолжала сидеть на диване.

– Может, в это поверить, Дейзи? – спросила я, мысленно проживая финал книги.

Я так глубоко задумалась, что начисто утратила ощущение времени, пока звук кухонного подъемника не выдернул меня из грез. Страх пронзил тело, я судорожно обшаривала взглядом комнату. Учебники все еще лежали на диване, рядом улыбалась Дейзи, а в руках по-прежнему была книга. Я вскочила и быстро сложила учебники стопкой на письменный стол. Собирая остатки обеда и торопливо засовывая их в мусорное ведро, я слышала, как щелкают дверные замки. В последний раз окинув взглядом комнату, я уверенно решила, что все на своих местах. Дверь наверху открылась, и у меня сердце ушло в пятки, когда я заметила на полу перед диваном Дейзи.

Матушка надвигалась. Я слышала ее шаги. Она увидит Дейзи и накажет меня. Метнувшись через всю комнату, я подхватила Дейзи и запрыгнула на диван, затолкнув ее глубоко в подушки, как раз когда Матушка добралась до последней ступеньки. Тоненькая струйка пота ползла у меня по шее и забиралась под рубашку на спине. Я слегка запыхалась, но заставила себя дышать ровно. Не привыкла я к такому напряжению.

– Лея? – недовольно окликнула Матушка, глядя на меня.

Мне не требовалось зеркало, чтобы догадаться, что я раскраснелась. Сердце колотилось от адреналина, бегущего по жилам. Матушка наверняка что-то заподозрила.

– Да, мэм, – отозвалась я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Плечи у меня сжались, зная, как она разозлится, если подумает, будто я что-то прячу.

– Ты хорошо себя чувствуешь? У тебя измученный вид.

«Измученный?» – с облегчением подумала я. Это сойдет. Можно притвориться больной. Даже врать не придется. В данный момент я и чувствовала себя больной. Живот скрутило узлом, кожа сделалась липкой. Даже голова кружилась. Может, я и правда заболела.

– Да вроде нет, – ответила я, откидываясь на подушки дивана.

Головокружение утихло, и даже живот вроде отпустило.

– Черт. В больнице гуляет грипп. Должно быть, я принесла его домой на себе. Тебе следует лечь в постель, – велела она, продезинфицировав ладони, прежде чем приложить запястье к моему лбу. – Жара нет, но кожа липкая. Вероятно, это грипп. Ложись.

Я кивнула, слабея от облегчения. Когда я поднялась, комната слегка закружилась, и я почти поверила, что на самом деле заболела.

Матушка кудахтала надо мной, пока я забиралась под одеяло.

– Бедная моя девочка, – приговаривала она, поглаживая меня по волосам. Я вздыхала от удовольствия. – Сварю-ка я тебе супчику.

– Спасибо, – произнесла я так жалобно, что сама едва не купилась.

Ее шаги затихли на лестнице. Замки были заперты, но я слышала звуки кухонного лифта. Только когда я поняла, что она хлопочет на кухне наверху, сердцебиение у меня вернулось к нормальному ритму. Все висело на волоске и могло обернуться совершенно иначе. Сегодняшнюю ошибку ни за что нельзя повторять. Что, если Матушка заподозрила бы нечто большее? Что, если она решит обыскать мою комнату? Я старательно прятала все следы своей затеи, но она могла догадаться. Нельзя снова так глупить.

Матушка вскоре вернулась с миской куриного бульона с вермишелью. Я послушно открывала рот, а она ложкой заливала в него горячий суп. Я могла бы поесть и сама, но знала, что ей доставляет удовольствие заботиться обо мне. Учитывая, каким чудом я сегодня избежала беды, то принимала суп без жалоб.

– Знаю, надо было принести для тебя прививку от гриппа, – заметила Матушка, помешивая бульон.

– Все хорошо, – ответила я. – Мне не так уж плохо.

– Сегодня и завтра тебе следует оставаться в постели и отдыхать, – распорядилась она, подавая мне сок.

– Да, мэм.

– Умница. Утром зайду тебя проведать.

– Спасибо, Матушка, – сказала я и закрыла глаза в надежде, что она позабудет про белую таблетку. Шанс был, но я приготовилась к разочарованию.

Я почувствовала, как подалась кровать, когда она встала, и заставила себя дышать ровно. Вероятно, она просто оставила пилюлю наверху и вернется с ней. Ничего еще не закончилось. Шаги на лестнице затихли. Она могла подслушивать, чтобы поймать меня на притворстве. Наверняка я знать не могла. Замок на верхней двери щелкнул, свет погас, дверь закрылась и ключ повернулся в замке. Я распахнула глаза. То ли она и впрямь забыла, то ли решила, что от болезни я засну и без помощи пилюли. Я решила сделать по-другому. Мне надо стать сильнее. Слабость в долгосрочной перспективе только повредит мне. Прочие планы придется отложить.

Темнота обнимала меня, пока я ждала момента, когда Матушка уйдет на работу. Ждать пришлось дольше, поскольку я отправилась в постель раньше обычного. Однако я была терпелива. Без действия таблеток я могла прождать всю ночь, если потребуется. Сегодня я начну процесс превращения в другого человека.