Текст книги "Дар Юпитера"

Глава 2

Когда Фарадей вошел в Зону Контакта, как обычно называли это помещение, там все выглядело тихо и спокойно. И все же у него возникло четкое ощущение, что спокойствие это только кажущееся.

Или, может быть, ощущение беспокойства присутствовало исключительно внутри самого Фарадея?

Ненадолго он замер в дверном проеме, обегая взглядом полукруглый операторский терминал и спины сидящих перед ним четырех молодых людей. Насколько он мог судить, все выглядело в точности так, как ему показывали на Земле.

Что, по правде говоря, было очень приятно. «Скай-Лайт» всегда имел тенденцию менять тщательно разработанные планы по причинам всего лишь неожиданной прихоти кого-нибудь на уровне совета директоров.

Но, с другой стороны, эта операция не была эксклюзивным детищем «Скай-Лайт». Ни в коем случае, учитывая, что стояло на кону. Она проводилась непосредственно под эгидой Совета Пятисот, от и до.

И хотя никто ему об этом прямо не говорил, Фарадей не сомневался, что рано или поздно кто-то из Совета Пятисот появится на Юпитере и будет заглядывать ему через плечо.

А может, этот кто-то уже появился, поправил он себя, взглянув на командное кресло слева от своего. Там сидел высокий светловолосый молодой человек, напряженно вглядываясь в дисплеи над головами сидящих у терминала инженеров.

Фарадей негромко откашлялся. Человек поднял голову и мгновенно вскочил с кресла.

– Полковник Фарадей, – с придыханием сказал он. – Простите, сэр… Я не ожидал вас так скоро.

– Все в порядке, – успокоил его Фарадей. – А вы?..

– Альбрехт Гессе, полковник, – ответил молодой человек, протягивая руку. – Уполномоченный представитель Совета по проекту «Подкидыш». Приветствую ваше возвращение на «Юпитер-Главный».

– Спасибо. – Фарадей пожал протянутую руку. Значит, это представитель не просто главной палаты Совета Пятисот, которая ведет публичные дебаты и делает официальные сообщения для прессы, а самого высшего посреднического звена, где реально обсуждаются условия любой сделки и принимаются властные решения. Земля и в самом деле очень серьезно относится к проекту «Подкидыш». – Это хорошо – вернуться обратно.

– Насколько я понимаю, это ваша первая поездка сюда с тех пор, как вы ушли в отставку, – продолжал Гессе. – Думаю, вы обнаружите, что тут кое-что изменилось.

– Вообще-то все это крыло новое, – заметил Фарадей, оглядываясь по сторонам. – Когда я уходил, у нас была только одна вращающаяся секция.

– Правильно, – откликнулся Гессе. – Думаю, вы согласитесь, что наличие второго крыла, вращающегося в противоположную сторону по отношению к первому, существенно увеличивает устойчивость станции. Позвольте, однако, предостеречь: поначалу, переходя из крыла в крыло, следует внимательно прислушиваться к себе. Если вы не задержитесь надолго в связующем их коридоре, внутреннее ухо почувствует себя «сбитым с толку», когда вас начнет поворачивать в обратном направлении.

– Постараюсь запомнить, – сказал Фарадей. Совет имел вполне откровенный оскорбительный оттенок, если учесть, какую существенную часть своей жизни Фарадей провел в космосе. Либо Гессе хотел показать, кто тут главный, либо просто вываливал из себя первое, что приходило в голову, трепеща перед живой легендой.

Можно было без особых сложностей проверить, какой из двух вариантов имеет место.

– Ваши люди, похоже, целиком в курсе дела, – заметил Фарадей, сделав жест в сторону сидящих у терминала специалистов.

– Ваши люди, сэр, – торопливо и твердо поправил его Гессе. – Я здесь всего лишь наблюдатель. Да, они готовы.

– Хорошо.

Значит, все-таки вариант номер два: «живая легенда». Немного обременительно, но за двадцать лет Фарадей научился справляться с этим. Время и постоянный близкий контакт быстро сделают свое дело.

Времени у них в избытке. И, учитывая тесноту здешних помещений, близкий контакт тоже не проблема.

– Позвольте познакомить вас с командой «Альфа», – продолжал Гессе и сделал жест в сторону крупного темноволосого мужчины на дальнем конце терминала слева. – Эверет Бич, связист. Он отвечает за все технические аспекты при контактах с мистером Рейми. И еще он наш эксперт во всем, что касается языка джанска.

– Приветствую вас, полковник. – Бич помахал Фарадею рукой.

Указующий перст Гессе сместился к невысокой женщине, которая, наверно, доставала бы Бичу до плеча при условии, что он ссутулился бы.

– Джен Макколлам – биолог и эксперт в области ксенобиологии. Ответит вам на любой вопрос, касающийся физиологии джанска.

– Или, по крайней мере, могу рассказать, что нам известно о физиологии джанска, – бросила Макколлам через плечо. – Остается еще множество белых пятен, нуждающихся в прояснении.

– Но вы можете экстраполировать, – сказал Фарадей.

– В смысле высасывать из пальца? – спросила Макколлам. – Конечно. Без проблем.

Фарадей внутренне улыбнулся. Ох уж эти молодые ученые! Головы у них все еще затуманены академической наукой, и это обеспечивает им иммунитет к синдрому «живой легенды». Для разнообразия неплохо.

– А это Том Миллиган. – Гессе показал на следующего в ряду мужчину, не такого высокого и крупного, как Бич, со стянутыми на затылке волосами и жидкой «козлиной» бородкой. – Он имеет дело с датчиками и атмосферными зондами, с чьей помощью мы отслеживаем мистера Рейми. И еще он наш эксперт в области физики, если нам, непосвященным, вдруг понадобится разъяснение относительно чего-нибудь из этой таинственной сферы. – Он сделал жест в сторону четвертого инженера. – И, наконец, Ганс Спренкл, наш психолог.

Фарадей нахмурился. До прибытия сюда никто словом не обмолвился ни о каком психологе.

– Совет опасается, как бы мы тут не посходили с ума?

– Надо было раньше об этом думать, – жизнерадостно ответил Спренкл. По физическому типу он был близок к двум другим мужчинам, только вместо миллигановской бородки у него были аккуратно подстриженные усы. – По моему скромному мнению, конечно.

– Никогда не встречал психиатров, имеющих скромное мнение, – заметил Бич с другого конца полукруглого терминала.

– Это потому, что вы не читаете наших профессиональных журналов, – сухо возразил Спренкл. – Там это словосочетание встречается буквально на каждом шагу.

– Доктор Спренкл у нас также следит за погодой на Юпитере, – вклинился в их перепалку Гессе, явно испытывая некоторую неловкость. – Здесь часто бывают сильные атмосферные бури…

– Мистер Гессе? – перебил его Миллиган.

– Да? – сказал Гессе, явно недовольный тем, что его прервали.

– Готов поспорить, полковнику это известно.

Гессе залился краской.

– Да, конечно, – пробормотал он. – Спасибо, мистер Миллиган.

– Всегда пожалуйста. – Миллиган снова отвернулся к своему пульту.

Похоже, этих людей не впечатляют ни «живая легенда», ни власть в любой форме, подумал Фарадей.

– Интересная комбинация, доктор Спренкл, – заметил он. – Метеорология как-то плохо сочетается с психологией.

– На самом деле метеорология – всего лишь хобби, – ответил Спренкл. – Но она оказалась очень кстати, когда меня сюда пригласили.

– Как видите, места у нас немного, – вклинился Гессе. – Даже при наличии второго крыла размеры помещений на «Главном» такие, что едва развернешься. Это показалось нам неплохой идеей – чтобы работники имели две специализации.

– Разумно, – согласился Фарадей. – А команды «Бета» и «Гамма» обладают такими же талантами?

– Ха! – себе под нос пробормотал Миллиган. – Дилетанты, все как один.

– Да они просто дети, – вставила Макколлам.

– Хватит, я полагаю, – резко произнес Гессе, проявляя все признаки смущения. – Должен извиниться перед вами за их поведение, полковник. У команды «Альфа» почему-то сложилось впечатление, что они тут сливки общества.

– Все в порядке, мистер Гессе, – ответил Фарадей. Он и в самом деле так думал. Опыт подсказывал ему, что такой тип внешне непоказного товарищества является признаком хорошо функционирующей команды. Независимо от того, сложилась ли такая манера поведения в процессе обучения или они просто сошлись характерами на личностном уровне, это был хороший знак. – Значит, команды «Бета» и «Гамма» всего лишь дилетанты?

– Не думаю, – ответил Гессе, сверля взглядом затылок Миллигана. – Уровень их профессионализма не вызывает сомнений. Если хотите, мы можем изменить график дежурств, и при следующем вашем посещении здесь окажется другая группа.

– Нет, нет, эта команда меня вполне устраивает, – успокоил его Фарадей. – В крайнем случае всегда можно отправить их по своим комнатам. Вопрос к вам, доктор Спренкл. Если уже слишком поздно помешать этой команде сойти с ума, что вы здесь делаете?

– Главным образом отслеживаю психическое и эмоциональное состояние Рейми, – объяснил Спренкл. – Совет беспокоит возможность психологических конфликтов, когда он окажется в теле джанска.

– Или, чтобы быть более точным, – добавил Гессе, – они обеспокоены тем, что он может забыть, кто он такой. Это жизненно важно – чтобы он оставался верен своему происхождению.

Фарадей перевел взгляд на главный дисплей, показывающий клубящиеся облака Юпитера на глубине девяносто тысяч километров под ними.

– Да, конечно.

– Полковник? – окликнул его Бич, наполовину развернувшись в своем кресле. – Врачи сообщают, что они готовы.

– Спасибо. – Фарадей прошел мимо Гессе и опустился в командирское кресло.

Пришло время сказать Матвею Рейми «прощай». Или, по крайней мере, сказать «прощай» тому, чем когда-то был Матвей Рейми.

Ощущение такое, подумал Рейми, будто лежишь в гробу. Толстом, сделанном по форме тела гробу, по всем стенкам которого тянулись трубки самых разных размеров. Такой гроб, наверно, подошел бы какому-нибудь выдающемуся водопроводчику.

Зонд ненадолго окунулся в поток света, и Рейми смог разглядеть целую коллекцию трубок и банок прямо перед лицом. Самая новейшая пищеварительная система, так говорили техники: наружные желудок и кишечник, подвешенные непосредственно перед ним, чтобы он мог за ними приглядывать.

Господи, во что он влип?

Где-то в затылке прозвучало визгливо и резко:

– Мистер Рейми? – Это был голос Фарадея. – Вы меня слышите?

– Очень хорошо, – проворчал Рейми. – Я думал, вы уже что-то сделали с этим визгом.

– Мы этим занимаемся, – заверил его Фарадей. – Все придет в норму, когда вы доберетесь до места встречи. Я просто хочу пожелать вам удачи и еще раз поблагодарить за ту готовность, с которой…

– Избавьте меня от этого, – перебил Рейми. – Здесь слишком тесно, чтобы размахивать флагами.

– Мистер Рейми, это доктор Спренкл, – послышался новый голос. – Постарайтесь немного расслабиться. Вполне естественно, что вы слегка нервничаете.

– Ох, спасибо большое.

Рейми изо всех сил попытался разжечь в себе злость. Снисходительность выводила его из себя не меньше, чем жалость, а этот Спренкл умудрился проявить одновременно и то и другое.

Но злость не пришла. Самое большее, что он испытывал, это неясная досада. Скорее всего, они уже отключили все железы, способные продуцировать добротную, полноценную злость.

До ближайшего джанска еще добрых девяносто тысяч километров, а они уже начали выкорчевывать в нем все человеческое.

Дар, так назвал это Фарадей во время разговора в больничной палате.

Господи, во что он влип?

– Еще не поздно передумать, мистер Рейми, – сказал Фарадей.

Рейми фыркнул или, по крайней мере, попытался сделать это.

– Ну, конечно. Забыть о потраченном времени, и усилиях, и официальных заявлениях, и миллионах долларов. Просто пригласить прессу и сказать: дескать, извините, я передумал. Спорю, Совет Пятисот будет в восторге.

– Имеет значение не то, что думает Совет Пятисот, – ответил Фарадей, – а только то, что кажется правильным вам.

– Даже сейчас?

– Даже сейчас, – твердо заявил Фарадей. – Пока еще не сделано ничего необратимого.

Тень злости сменилась тенью уныния.

– Ничего необратимого. За исключением моего несчастного случая.

– Матвей…

– Ох, заткнитесь, – оборвал Фарадея Рейми. – Пусть все идет, как идет.

– Все будет хорошо, Матвей, – сказал Фарадей. – Все получится просто прекрасно.

Даже если его и обидел тон Рейми, он не подал вида.

Скверно. Есть своя прелесть в том, чтобы оскорбить человека, хотя бы чуть-чуть. Быть способным оскорблять людей – еще один признак принадлежности к человеческому роду.

Тележка, доставляющая зонд, продолжала катиться по коридору. Она не замедлила своего движения даже во время их разговора, цинично подумал Рейми. Вот и все время, отведенное ему, чтобы подвести итог своей жизни.

А о чем, собственно, говорить?

Зонд остановился. Рейми замер в напряженном ожидании. И потом, внезапно, возникло ощущение свободного падения, от которого все внутри у него скрутило; зонд оторвался от станции. Спустя мгновение послышался рев двигателей, возникло давление на ноги. После этого все стихло, только изредка, с интервалом в несколько минут, раздавалось негромкое шипение маневровых двигателей. Фарадей оставил включенными микрофоны в Зоне Контакта, и в наступившей тишине Рейми мог слышать, как негромко переговариваются контролирующие полет инженеры.

Пожалуй, все происходит очень мирно, решил он. Именно так он всегда представлял себе смерть. Лениво мелькнула мысль: что сказал бы Фарадей, если бы Рейми и впрямь отказался от дальнейшего участия в проекте и попросил бы просто сбросить себя вниз.

Однако мирный спуск продолжался не слишком долго. Довольно скоро он почувствовал слабую вибрацию – как только капсула начала углубляться в атмосферу Юпитера. Вибрация сменилась сначала мягким сотрясением, потом более грубой тряской и в конце концов резкими подскоками.

– Фарадей! – закричал Рейми сквозь вой ветра за стенами своего летающего гроба. – Ваши парни что там, уснули?

– Что-то не так? – тут же откликнулся Фарадей.

– Вот именно, не так, – гаркнул Рейми. – Меня колотит, словно ученика начальной школы, впервые хлебнувшего алкоголя. Никто не предупреждал, что у меня вывалятся все зубы.

– Все нормально, – откликнулся Фарадей. Учитывая вой ветра, трудно было сказать с уверенностью, но в его голосе Рейми послышались новые, жесткие нотки. – Вас сейчас удерживают на одном месте.

– Удерживают? Для чего?

– Для кого, – произнес новый голос, в котором слышался немецкий акцент. – Джанска, которые должны были встретить вас, еще не прибыли.

– Ужасно, – проворчал Рейми. – И что теперь делать?

– Просто ждать, – ответил Фарадей. – Может, они перепутали место. Мы ищем их.

– Да, но… – Рейми замолчал, нахмурившись. Внутри черепа возникло странное давление. – Фарадей? Фарадей!

– Да, мистер Рейми, я здесь.

– Что-то происходит, – напряженно сказал Рейми. – Что вы делаете?

– Просто сохраняйте спокойствие, – снова вклинился голос с немецким акцентом; в нем определенно чувствовалась напряженность. – Все под контролем.

К странному давлению в голове присоединилось ощущение странного покалывания по всему телу.

– В каком смысле – под контролем? Что именно? – И затем его внезапно осенило. – Вы уже начали! – У него перехватило дыхание. – Моя кожа… Вы начали растворять мою кожу!

– Успокойтесь, – сказал немец.

– Успокоиться? – рявкнул Рейми. – Какого черта? Вы же сказали, что джанска еще не прибыли!

– Мы думали, они здесь, – сказал Фарадей. – Мы видели, как они плыли в вашем направлении…

– Вы запустили механизм! – перебил его Рейми. Его тело – беспомощное, парализованное тело – распадалось вокруг него. – Будьте вы прокляты!

– Мистер Рейми, возьмите себя в руки, – сказал немец. – В смысле…

– Ну да, это забавно, – заорал Рейми. – Ужасно забавно!

– Он ничего подобного не имел в виду, – сказал Фарадей. – Послушайте, в расчет операции заложен большой резерв времени…

– Какой операции? – взорвался Рейми.

Покалывание стало сильнее, и он отчетливо представлял себе, как испаряется кожа, слой за слоем. Потом настанет очередь мышц, потом внутренних органов, потом костей…

– Они здесь! – внезапно закричал новый голос. – Быстро приближаются.

– Маневрируйте, чтобы не упустить их, – приказал кто-то еще.

– Слышали? – окликнул Рейми Фарадей. – Они здесь. Все будет в порядке.

Высота тона и направление1 наружного шума начали меняться по мере приближения джанска.

И одновременно исчезло ощущение покалывания. Все, кожи больше нет?

– Поторопитесь, – умоляюще сказал Рейми. Голос у него звучал как-то… странно. Может, и гортань уже растворилась. – Поторопитесь, пожалуйста.

– Развертываем дистанционный хирургический отсек, – произнес еще чей-то голос.

– Есть! – сказал первый голос. – Проникаем в родильный канал…

Глухой звук удара, снова ощущение давления, и вой ветра стих.

– Вы внутри, – сказал Фарадей. – Теперь уже осталось недолго.

– Слишком поздно, – едва слышно прошептал Рейми. Последние звуки, издаваемые растворяющимся горлом.

– Мистер Рейми, держитесь, – произнес голос с немецким акцентом.

– Идите к черту, – пробормотал Рейми. – Идите вы все к черту.

Он закрыл глаза, и вселенная погрузилась во мрак.

Глава 3

Когда Рейми снова пришел в сознание, в затылочной части мозга слышалось странное жужжание. Да, странное жужжание и еще более странное ощущение покалывания в руках и ногах.

Прошла еще минута, он окончательно очнулся и только тут осознал, что на протяжении вот уже восьми последних месяцев не ощущал в конечностях ничего подобного.

Он попытался открыть глаза. Получилось, нет? Трудно сказать, но чувствовались они как обычно.

Открыты они или закрыты, смотреть все равно было не на что. Его окружала тьма. Может, он просто ослеп?

– Эй? – попробовал заговорить он. Последовала недолгая пауза. Жужжание в голове стало заметно тише.

– Мистер Рейми? – окликнул его незнакомый голос. – Здорово! Подождите секундочку.

Жужжание снова стало громче. Рейми начал отсчитывать секунды, а чтобы не сбиться со счета, решил загибать пальцы. Странно, но у него, похоже, не было пальцев. Все еще таращась в темноту и, по-прежнему ничего не видя, он бросил свои подсчеты и попытался осмыслить, что происходит.

Однако информации для этого было явно маловато. Он по-прежнему чувствовал, что капсула сдавливает его со всех сторон, и слышал низкий грохочущий звук, идущий, казалось, отовсюду. Новым было лишь то, что он снова ощущал свои руки и ноги.

Синдром мнимой конечности? Но это означало бы, что на самом деле конечностей больше нет, а он ведь был без сознания всего несколько минут. Вряд ли за такое короткое время тело могло полностью разрушиться.

Хотя… Если дело в этом, тогда ясно, почему он ничего не видит. Глаз тоже больше нет.

Развоплощенный мозг, плавающий в хитросплетении питательных трубок. Что-то типа скверной драмы на медицинские темы.

Только это была реальность. Его реальность.

Господи, во что он влип?

Жужжание снова стихло.

– Мистер Рейми, это полковник Фарадей, – произнес голос. Мало похожий на голос Фарадея. По крайней мере, когда у Рейми были уши, голос Фарадея звучал иначе. Что, ушей у него тоже больше нет? – Как вы себя чувствуете?

– Ну, ничего не болит, по крайней мере, – ответил Рейми. – Все ваша проклятая анестезия. Вы намерены продолжать?

Фарадей прочистил горло.

– Вообще-то все уже кончено.

Рейми попытался замигать невидящими глазами.

– Это невозможно, – запротестовал он. – Я все еще чувствую капсулу. Она давит на меня со всех сторон.

– Это не капсула, а матка вашей матери-джанска, – сказал Фарадей. – Давление одинаковое со всех сторон? Может, где-то его нет совсем, а где-то оно сильнее?

Рейми сконцентрировался на своих ощущениях.

– Нет, я бы сказал. Не ощущаю разницы.

– Хорошо, – продолжал Фарадей. – Это означает, что связи органов чувств с вашими нервами выполнены верно. Должен предостеречь вас, что кожа будет ощущаться несколько необычно, пока вы не привыкнете к ней. Вообще-то все будет порождать довольно странные ощущения, в особенности зрение и слух.

– Зрение? – напряженно спросил Рейми. – Я ничего не вижу… Ох!

– Это потому, что вы еще внутри…

– Да, да, понял, – сердито перебил Фарадея Рейми, чувствуя себя полным идиотом. – Как прошла операция?

– Насколько можно судить отсюда, прекрасно, – ответил Фарадей. – Дистанционные устройства работают отлично, и все, имеющее отношение к физиологии джанска, оказалось там, где и ожидали хирурги. Конечно, определить, как будут работать нервы, управляющие движением, невозможно, пока вы не выйдете наружу.

Рейми попытался согнуть мышцы.

– Ну, если это имеет значение, у меня такое ощущение, будто я могу двигать руками и ногами. Хотя, наверно, больше я их так называть не могу?

– Правильнее было бы сказать плавники и хвост, – сказал Фарадей. – По счастью, у джанска раздвоенный хвост, что будет соответствовать вашему ощущению ног. Это лучше, чем если бы был одинарный хвост, как у рыбы.

– Вам лучше знать, – буркнул Рейми. – С остальными ощущениями все в порядке, как мне кажется. Сколько времени продолжалась операция? Наверно, долго?

– Семьдесят три часа, – ответил Фарадей. – Сначала хирурги работали, сменяясь каждые три часа, потом каждые два.

– Семьдесят три часа? – эхом повторил Рейми. Он готов был поклясться, что находился без сознания всего несколько минут. – Я три дня был в отключке?

– Вообще-то шесть, – уточнил Фарадей. – Еще три дня вы проспали.

Внезапно по всему телу Рейми начиная с ног – нет, хвоста – пробежала волна возрастающего давления и ушла наверх, за голову.

– Ничего себе. Типа мне жаль, что я пропустил все это.

– Возможно, вы окажетесь таким единственным во всей Солнечной системе, – заметил Фарадей. – Общество «Наша цель – звезды» и медицинская ассоциация Солнечной системы сейчас сражаются за права на это видео.

– Замечательно, – сказал Рейми. – Может, вы могли бы опустить сюда, ко мне, на веревке ТВ и видеоплеер? В смысле, когда у меня будут глаза. – Внезапно ему в голову пришла одна мысль: – Постойте-ка. Если у меня нет человеческого горла, как я могу разговаривать с вами?

– Вы издаете звуки другим способом. – Вопрос, казалось, удивил Фарадея. – В ваш речевой центр встроен микрофон, соединенный с антенной, тянущейся вдоль искусственного спинного мозга. Я думал, вам это объяснили.

По телу Рейми пробежала новая волна давления.

– Наверно, я пропустил мимо ушей этот урок. Интересно, чем эта джанска питается? Перцем и бобами?

– В каком смысле?

– В том смысле, что по мне прокатываются волны давления, – объяснил Рейми. – Как будто она выпускает газы или что-то в этом роде.

– Похоже, время настало, – где-то в отдалении произнес женский голос.

– Время чего? – спросил Рейми.

– Что значит – время чего? – удивился Фарадей. – Время вашего появления на свет.

– Она начинает всплывать, – сообщил Миллиган, глядя на дисплеи внешнего обзора. – Пара Воспитательниц наготове, если ей потребуется помощь.

Фарадей кивнул, уже в который раз задаваясь вопросом, как вообще вся эта система могла возникнуть. Готовые вот-вот разродиться женщины-джанска часто слишком тяжелы и слабы, чтобы подняться в разреженные области атмосферы Юпитера, носящие у них название Уровень Один. В то же время новорожденные слишком малы и хрупки, чтобы выдержать давление более плотной атмосферы Уровня Два, где обычно собираются беременные джанска непосредственно перед наступлением критического момента.

Решение этой проблемы состояло в том, что одна-две старшие женщины-джанска – так называемые Воспитательницы – все время держались поблизости, готовые в любой момент оказать роженице помощь. Если требовалось, они подплывали под нее и поднимали до Уровня Один, где она могла спокойно разродиться.

Подобная техника была у джанска обычным делом. Вариант ее в свое время спас жизнь Фарадею и Чиппаве, в тот раз, когда произошел первый контакт с чужеземцами. То, что Чиппава воспринял как нечто вроде прилипал, свисающих с брюха акулы, на самом деле представляло собой группу молодых джанска, поднимающих вверх старого, чтобы он защитил «Скайдайвер» до того, как тот провалится слишком глубоко и будет раздавлен.

Это, конечно, имело смысл. Вопрос состоял в том, как такая система могла начать создаваться еще до того, как у джанска развилась их своеобразная социальная структура. Был ли это чистый инстинкт? Большинство людей склонялись именно к такому объяснению.

Вот только сами джанска утверждают, что у них вообще нет такой вещи, как инстинкты. Может, лгут? Или быть полезным друг другу настолько соответствует их природе, что система оказания помощи роженицам возникла еще до того, как сформировалась социальная структура?

Или эта разновидность разумных существ была настолько древней, что они просто забыли, как обстояло дело до эпохи цивилизации?

Заметив уголком глаза движение, Фарадей повернулся и увидел, что в помещение вошел Гессе.

– Вы как раз вовремя, – приветствовал его Фарадей. – Мистер Рейми вот-вот родится.

– Похоже, мы его загрузили в нужный момент, – заметил Гессе. – Но мне почему-то кажется, что ни у кого не было времени изучить язык джанска вместе с ним.

Фарадей удивленно посмотрел на него. В голосе Гессе явно слышалось раздражение.

– Ты прав. Он пришел в себя всего несколько минут назад. Мы только-только успели обрисовать ему положение дел, когда начались схватки.

– Скорее всего, именно они и заставили его очнуться. – Макколлам развернулась в своем кресле лицом к ним. – Датчики зарегистрировали пару небольших схваток еще до того, как он пришел в себя.

– Благодарю вас, миссис Макколлам, – резко сказал Гессе. – Я тоже следил за системными мониторами. Может, теперь вы вернетесь к своим обязанностям?

Уголок рта Макколлам дрогнул. Не сказав ни слова, она развернула кресло к своему пульту.

– Успокойтесь, мистер Гессе, – сказал Фарадей. – Две последние недели люди почти не спали.

– Это не означает, что им все позволено. – Гессе махнул рукой. – Извините. Я просто… Меня беспокоит, сможет ли он разговаривать. Джанска наверняка накинутся на него с расспросами, как только он появится на свет.

– Думаю, они дадут ему время прийти в себя, – успокоил его Фарадей. – В конце концов, они не больше нашего знают, чего можно ожидать после родов.

– Не факт, – возразил Гессе. – Они знают гораздо больше, чем говорят. А вот мы о них практически ничего не знаем.

– Поэтому Рейми и здесь, – напомнил ему Фарадей. – Ну, как насчет того, чтобы объяснить мне подлинную причину вашего беспокойства?

Гессе на мгновение поджал губы.

– Прошу прощения. Я просто… – Он вздохнул, смирившись. – Совет уполномочил меня сделать вам замечание по поводу вашего поведения на начальном этапе операции. – Теперь его голос звучал монотонно, как бывает, когда цитируют чужие слова. – В особенности имеется в виду предложение, высказанное вами мистеру Рейми. Что он может отказаться от участия в эксперименте.

– Понимаю. – Фарадей кивнул.

Вот почему Гессе появился здесь с таким видом, словно съел какую-то гадость. Теперь то же ощущение испытывал и сам Фарадей.

– А они случайно не заметили, что он так и не вышел из игры?

– Я всего лишь посланец, полковник, – сказал Гессе. – Конечно, они это заметили. Они замечают все.

– Может, они и операцию будут проводить сами? – спросил Фарадей. – Если да, пусть перебираются на «Главный» и берутся за дело. Проблем с размещением не предвидится – для начала могут воспользоваться моей комнатой.

Гессе состроил гримасу.

– Попытайтесь понять их чувства, полковник. Совет Пятисот вложил в проект «Подкидыш» огромные деньги и массу времени. Естественно, они нервничают.

– А я вложил в него свое доброе имя и престиж, – стараясь говорить как можно сдержаннее, возразил Фарадей. – И я здесь не для того, чтобы быть подставным лицом или марионеткой. Так им и передайте. Либо я делаю все, как считаю нужным, либо нет. Третьего не дано.

Гессе снова вздохнул.

– Да, сэр. Я скажу им.

– Хорошо. – Фарадей повернулся к мониторам. Вообще говоря, статус «живой легенды» ему уже до смерти надоел. Он был для него, как гири на шее у бегуна.

Но иногда, если правильно этими гирями пользоваться, они могли стать неплохим оружием.

Надолго Совет Пятисот таким способом не удержишь – там политики, и притом политики самого высокого уровня. Но удержать их хотя бы до тех пор, пока проект не наберет силу, а Рейми не освоится с новыми для него условиями, – такое вполне реально. Дольше Фарадей не рассчитывал тут оставаться.

Он бросил взгляд на монитор, и горло у него внезапно перехватило. Юпитер. Жара, неустойчивые магнитные поля и давление.

Огромное давление. Тонны и тонны безликого, неумолимого гнета. Давления, однажды едва не убившего его самого.

И Рейми вот-вот окунется прямо туда.

Фарадей незаметно потер свое миртовое кольцо; потребовались значительные усилия, чтобы задвинуть в глубь сознания воспоминания о том давнем случае. Он не считал, что страдает клаустрофобией, но Юпитер – особая статья. Однажды обожженная, рука навсегда остается чувствительной к жару.

Нет, надолго он тут не задержится. Ни за что.

– Ну, вот! – воскликнула Макколлам. – Полковник! Мистер Гессе! Кажется, мы начинаем.

Рейми помнил, как бабушка рассказывала ему о родах – она это называла «чудом появления ребенка на свет». Естественно, его знания в этой области были неполны; однако, судя по тому, что он испытывал сейчас, процесс этот у джанска оставлял желать лучшего.

Поначалу он ощущал лишь накатывающие волны давления, все более сильные и частые. В конце концов Рейми стал чувствовать себя последней порцией в тюбике с зубной пастой, владелец которого решил выжать из него все, за что заплачены деньги. Однако со временем Рейми почувствовал также, что делается теплее. Мало того, появилось ощущение жара, не слишком приятное…

– Мистер Рейми?

Рейми вновь попытался открыть глаза. Он что, задремал?

– Здесь я. – Он попробовал шевельнуть плечами, чтобы ушла сонливость.

Это оказалось ошибкой. По какой-то непонятной причине предпринятое движение вызвало у него прилив тошноты. Возникло ощущение, что глаза выпучились, а мозг затягивает туманом…

– Лежите спокойно, мистер Рейми, – сказал Фарадей. – Вообще не двигайтесь.

– Что это? – Рейми расслабил мышцы, позволив телу свободно плавать.

– Ваша пуповина, – ответил Фарадей. – Похоже, она уже отделена.

Мышцы Рейми непроизвольно напряглись, вызвав новую волну тошноты.

– Это невозможно. Я еще внутри. Я даже не могу выглянуть наружу.

– Мы знаем, – сказал Фарадей. – Не знаем лишь, нормально ли это или у нас возникла проблема. Ваша система жизнеобеспечения имеет небольшой запас кислорода. Мы скармливаем вам его понемногу, чтобы вы не потеряли сознание. Но самое лучшее, что вы можете сделать, это не двигаться, беречь кислород и ждать.

– Ужасно, – пробормотал Рейми. – Даже парализованный, я чувствовал себя лучше.

– Полковник? – Этот доносившийся откуда-то издалека женский голос Рейми уже слышал раньше. – Что-то происходит. По-моему, она готова.