Текст книги "Дар Юпитера"

– Спасибо, – сказал он. – Я… Послушай, я часто подкалываю тебя. Но ты и Пранло…

Она снова прикоснулась к нему грудным плавником, на этот раз скорее игриво.

– Пошли. – Она заскользила прочь. – Тигралло прав – лучше нам убраться отсюда.

– Ладно. Но только сначала я доем этот дрокмур.

– Посмотрим, кто первый доберется до него. Догоняй.

Рейми развернулся и устремился вслед за ней, удивляясь ощущению странного покалывания на коже, возникшего в том месте, где Драсни прикоснулась к нему грудным плавником.

– Ну? – спросил Фарадей.

Бич беспомощно поднял руки.

– По моей части все прекрасно, я бы сказал. Может, проблема с озвучивающим устройством? Но диагностика ничего подобного не подтверждает. Или это побочное воздействие работы системы жизнеобеспечения?

– Исключается, – возразила Макколлам, склонившись над своим пультом. – Кроме того, она работает едва ли не на десятую часть своей первоначальной мощности. Что такое могло с ним произойти сейчас, чего не было прежде?

Заговорил Спренкл, сидящий на дальнем конце терминала.

– Вы все исходите из того, что тут имеет место техническая проблема. А что, если это не так?

– Тогда почему он не разговаривает с нами? – спросил Бич.

– Он разговаривает с нами, – сказал Спренкл. – Но на джанска, а не на английском.

– Вот-вот, – тоном ангельского терпения подтвердил Бич. – Что и наводит на мысль о неисправности озвучивающего устройства.

– А почему, собственно? – спросил Спренкл. – Может, ему теперь просто удобнее изъясняться на джанска. – Он помолчал. – Или, может, он забыл, как говорить по-английски.

Бич бросил странный взгляд на Фарадея.

– Я что, единственный тут, кому не нравится, как это звучит?

– Давайте не будем впадать в панику, – посоветовал Фарадей, хотя и у него по спине побежали мурашки. – Доктор Спренкл, как мог он забыть английский? Мне казалось, по вашим же словам, что в процессе клеточного замещения его память и личностные характеристики не претерпели изменений.

– Это правда, – согласился Спренкл. – По крайней мере, так обстояло дело при последней проверке шесть недель назад. Но, как известно, все течет, все изменяется. Иногда совершенно неожиданно.

За дверью послышались шаги. Фарадей повернул голову…

– Доброе утро. – На пороге стоял Гессе, пробегая взглядом по их лицам. – Как дела?

– Рейми не может или не хочет разговаривать с нами по-английски, – заявил Бич. – Ганс предполагает, что он окончательно превращается в туземца.

Челюсть Гессе отпала.

– Ничего себе, – пробормотал он.

– Приветствуем ваше возвращение, – вставил Фарадей. – Как там Земля?

– Просто прекрасно, благодарю вас, – рассеянно ответил Гессе, пересек помещение и встал за спиной Спренкла. – Что это значит – «окончательно превращается в туземца»?

– Эверетт слегка преувеличивает. – Спренкл бросил на Бича сердитый взгляд. – Возможно, Рейми просто не пожелал в процессе разговора переходить на другой язык. В конце концов, он никогда не был человеком того типа, который свернет с пути, чтобы помочь другому. Ему прекрасно известно, что мы можем осуществлять перевод с джанска.

– А может, все дело в оборудовании. – Гессе потер щеку. – Где он сейчас?

– В самом низу Уровня Два, – ответил Миллиган, глядя на изображение, поступающее с зондов-шпионов. – Ест что-то такое, чего мы никогда не видели прежде.

– Это, кстати, тоже интересный вопрос, – заметила Макколлам. – Бытует мнение, что, чем дальше от солнечного света, тем растительность однообразнее, а не наоборот. Но это из тех растений, которых наверху нет.

– Может, ему не нужен солнечный свет. – Гессе перешел туда, где сидела Макколлам. – Может, оно питается неким эквивалентом тех горячих серных извержений, которые есть в глубинах земных океанов.

– Может быть, – согласилась Макколлам. – Например, радиацией из ядра Юпитера. Или, возможно, у этих растений такой жизненный цикл, при котором основной рост происходит в верхних слоях атмосферы, после чего они впадают в спячку и опускаются вниз.

– Ну, хватит пока об этом. – Гессе посмотрел на Миллигана. – Что там с установкой Маккарти? Она еще функционирует, надо полагать?

Бич и Макколлам обменялись быстрыми взглядами.

– Нет возможности выяснить это, – ответил Бич. – Ее можно протестировать только в состоянии полной активации.

– Чего я посоветовал бы сейчас не делать, – быстро вмешался в разговор Спренкл. – Пока нет никаких признаков того, что он что-нибудь узнал.

– Я в курсе, благодарю вас, – сказал Гессе. – С другой стороны, я заметил, что статические помехи стали гораздо сильнее.

– Это потому, что он уходит на глубину, – объяснила Макколлам.

– Я и сам это понимаю, – раздраженно сказал Гессе. – Если мы начинаем терять его, когда он даже не достиг Уровня Три, чертовски велика вероятность того, что он окажется вне пределов досягаемости прежде, чем что-нибудь узнает. – Гессе перевел взгляд на Фарадея. – И если он и впрямь в процессе того, чтобы окончательно превратиться в туземца, что бы это ни значило, у нас могут возникнуть серьезные проблемы.

– И что вы предлагаете? – спросил Фарадей. – Пойти напролом и сообщить ему истинную причину его пребывания там?

Гессе перевел взгляд на Спренкла.

– Вы психолог. – В его устах это прозвучало как обвинение. – По-вашему, возникла опасность того, что он может забыть свое человеческое происхождение?

Спренкл поджал губы.

– Проблема вообще-то в том, что он не человек. По крайней мере физически.

– Но он ведь сохранил человеческие воспоминания и личность? – настаивал Гессе.

– Так это выглядит, – ответил Спренкл. – Но физическое тело воздействует на психическое и эмоциональное состояние. Не существует способа выяснить, насколько глубоко это воздействие или насколько глубоко оно станет со временем.

– Если мне позволено высказать свою точку зрения, я бы посоветовал рассказать ему, – предложил Бич. – И чем скорее, тем лучше. Эта ложь и так затянулась слишком надолго.

– Я сообщу вам, когда в проекте «Подкидыш» все будет решаться демократическим путем, – холодно сказал Гессе, со свистом втянул воздух сквозь зубы и покачал головой. – Нет, мы потянем еще немного. Пусть он подрастет и сможет заплывать достаточно далеко, без чего невозможно выполнить то, что от него требуется. Еще какое-то время он будет иметь доступ на Уровень Один. По крайней мере иногда. – Он сделал попытку улыбнуться. – Всем спасибо.

Он направился в задний угол, где уже закипали кофеварка и чайник. Бросив взгляд на инженеров и убедившись, что все заняты своим делом, Фарадей подошел к нему.

Гессе заговорил первым.

– Прошу прощения, – сказал он, потягивая кофе. – Мне не следовало разговаривать с ними в столь резком тоне.

– Не стоит извиняться, – ответил Фарадей. – По крайней мере передо мной. Похоже, дела на Земле идут не слишком гладко?

Лицо Гессе заметно напряглось.

– Это еще мягко сказано. Совет Пятисот начинает проявлять нетерпение относительно «Подкидыша», полковник. В особенности та группировка, которая поначалу и проталкивала проект. И у меня создалось впечатление, что это нетерпение распространяется на нас с вами лично.

– Еще и двух лет не прошло, – заметил Фарадей, не в силах сдержать раздражение. По его наблюдениям, Совет Пятисот начал проявлять замаскированное нетерпение чуть ли не на второй день существования проекта. Эти политические игры уже надоели ему до чертиков. – Боже мой, ведь Рейми еще Подросток! Если они не в состоянии понять, что это долгосрочный проект, им нельзя позволять даже улицу переходить самостоятельно.

Гессе вздохнул.

– Думаю, это больше проблема политического давления со всех сторон. За последние несколько месяцев было множество вроде бы незначительных кризисов доверия, и у меня сложилось впечатление, что Совет Пятисот теряет поддержку. И не только на Марсе и Луне.

– Конечно, «Подкидыш» уже давным-давно утратил свою новизну в глазах общественного мнения, – заметил Фарадей.

– Как это обычно бывает с сенсациями подобного рода, – мрачно согласился Гессе. – В особенности если происходит что-то столь волнующее, как марсианские бунты.

Фарадей состроил гримасу.

– Типично для общественного мнения. Множество аргументов за и против. Я так понимаю, вы там были?

Гессе пожал плечами.

– Я проделал часть пути обратно вместе с советником Якамурой и присутствовал на паре заседаний его конфликтной комиссии. Никаких разговоров мы не вели, конечно.

– Я был удивлен, что Якамура не сделал в процессе своих разбирательств никаких заявлений относительно истинных целей «Подкидыша», – сказал Фарадей. – Или сделал, но они просто убрали это из новостей?

– Нет, он не сказал ни слова, – ответил Гессе. – В этом нет смысла на самом деле.

– Нет смысла? – с хмурым видом повторил Фарадей.

– «Подкидыш» – рискованное предприятие, имеющее не так уж много шансов на успех, – мрачно сказал Гессе. – Такие вещи вряд ли имеет смысл использовать как аргумент в деловых переговорах.

– И все равно, это могло бы разрядить ситуацию, – настаивал Фарадей. – Я имею в виду всю проблему перенаселенности в целом. В конце концов, наше решение этой проблемы гораздо дешевле, чем освоение Титана и Януса.

Гессе покачал головой.

– Вы рассуждаете с точки зрения отдаленной перспективы, а марсиане – нет. С их точки зрения, Совет готов выложить бешеные деньги на то, чтобы с превеликим трудом закрепиться на лунах Сатурна, вместо того чтобы помочь колониям, которые уже существуют.

– Не могу сказать, что я полностью не согласен с ними, – сказал Фарадей. – Сатурн – долгая история.

– Как и Юпитер лет тридцать назад, – напомнил ему Гессе. – Осмелюсь заметить, что идея создания здесь колоний и станций не пользовалась большой популярностью, когда все это начиналось.

– Не пользовалась, – вынужден был согласиться Фарадей. – Я хорошо помню, как начинали строить «Юпитер-Главный». По тому, как взвыли тогда Марс и Церера, можно было подумать, что их оставляют умирать с голоду на подножном корму. В особенности после того, как все исследования подтвердили, что никто в здравом уме не хочет жить так далеко от Земли.

– А теперь в секторе Юпитера живет почти полмиллиона человек. – Гессе криво улыбнулся. – И за то же время популяция на Марсе более чем утроилась. Что-то многовато для умирающих с голоду.

– У марсиан все еще есть веские аргументы, – сказал Фарадей. – Чем дальше мы уходим, тем дороже обходятся новые владения. Совет Пятисот, может, и в самом деле поступил бы разумнее, если бы получше обустраивал то, что мы уже имеем, а не стремился создавать все новые и новые поселения. Взять хотя бы сектор Юпитера. Сколько тут еще неосвоенного пространства?

– Все правильно, – согласился Гессе. – Но жизненное пространство – это лишь часть истории, полковник. Человечеству необходимо осваивать новые места – чтобы было куда стремиться его самой беспокойной, амбициозной части.

– И куда можно отсылать тех, кто не дает спокойно жить остальным? – многозначительно спросил Фарадей.

Даже сквозь вновь обретенный Гессе земной загар было хорошо видно, как он покраснел.

– В какой-то степени так оно и есть, – признал он. – Однако соль в том, что Солнечная система заканчивается на Плутоне и дальше нам уже ничего не светит. Если Рейми не сумеет выяснить… – Он покачал головой.

– Сумеет, – заверил его Фарадей. – Если вообще существует способ сделать это, он сделает.

– Надеюсь, вы правы.

Фарадей перевел взгляд на мерцающие мониторы. Да, мысленно произнес он. Я тоже надеюсь.

Глава 7

Рейми еще ни разу не приходилось сталкиваться с таким сильным давлением, какое ощущалось в нижней части Уровня Три. Зато здесь было заметно теплее и обнаружились новые съедобные растения.

Но лучше всего, по крайней мере в данный момент, было то, что он находился здесь один. В том смысле, в каком для него это было возможно, конечно.

– Не слишком разумно опускаться в одиночку на такую глубину. – Тигралло, естественно, никуда не делся, держась, как обычно, на таком расстоянии, что Рейми едва различал его. – И как раз сегодняшний день следовало бы провести в обществе остальных.

– Они даже не заметят моего отсутствия, – отрывисто бросил Рейми, уходя еще дальше на глубину.

Прочь от стада, от Малышей, Подростков и других Юношей.

И главное, прочь от Драсни.

– Совсем скоро они запоют Песнь Перемен, – напомнил ему Тигралло.

Как будто Рейми нуждался в напоминании.

– Я уже слышал ее. Дважды.

– Но ты никогда не слышал, как ее поют для тебя, – сказал Тигралло.

– Я все равно стану взрослым, споют они ее или нет, – ответил Рейми. – Кроме того, у меня нет матери, которая спела бы мне эту Песнь. Мне придется слушать ее от чужих.

– Вряд ли они тебе чужие, – с укором сказал Тигралло. – По крайней мере, так не должно быть.

– Да знаю я, знаю, – проворчал Рейми. Тигралло вечно одолевал его разговорами о том, что

надо больше времени проводить со стадом.

– Я просто пытаюсь убедить тебя в том, – мягко сказал Защитник, – что очень многие с радостью споют эту Песнь для тебя. Для тебя и других Юношей, у которых нет семьи.

Рейми ударил хвостом.

– По доброй воле – может быть. Но не с радостью. По крайней мере по отношению ко мне.

– Ты знаешь, что это неправда, – сурово сказал Тигралло. Ударом хвоста он заставил себя приблизиться к Рейми. – Дело не в Песне, а, Манта? Есть что-то еще.

Рейми отвернулся от него; внутри у него все рвалось от противоречивых чувств, словно целая стая пакра сражалась друг с другом за кусок падали.

– Ничего, – сказал он. – Мне просто хочется сегодня побыть одному, вот и все.

Он попытался улизнуть от Тигралло, но из этого ничего не вышло.

– Дело в Драсни? – спросил Защитник.

Драсни. Рейми яростно забил хвостом. Драсни. Милая, неуклюжая, заботливая, легкомысленная, трепещущая, безумно раздражающая, сияющая Драсни. Половину времени она сводила его с ума, а вторую половину он едва мог выдержать разлуку с ней.

И, несмотря на все свои усилия, он не мог перестать думать о ней.

– Она в порядке. – Он постарался сказать это как можно небрежнее. – Только уж очень надоедливая.

Тигралло молчал, но Рейми, повернувшись к нему спиной, ощущал движение воздуха – это Защитник бил хвостом. Рейми не осмеливался взглянуть на Тигралло и потому не мог понять, что именно выражало это движение. В теперешнем своем настроении он меньше всего хотел, чтобы его собственный личный Защитник смеялся над ним.

– Может быть, – сказал наконец Тигралло, и Рейми, несмотря на свою повышенную чувствительность, не уловил в его голосе ни усмешки, ни снисходительности. – А может, и нет.

– Хочешь сказать, что я лгу?

– Ни в коем случае, – спокойно ответил Тигралло, не принимая вызова. – Возможно, за ее поведением стоит нечто большее, чем ты думаешь. – Он снова забил хвостом. – Как тебе известно, прошло не так уж много лет с тех пор, как я сам был Производителем.

– Я не Производитель, – сказал Рейми. – Пока нет.

– Песнь Перемен – просто формальность. Физически ты, конечно, уже больше не Юноша.

Рейми состроил гримасу. Конечно нет. Он чувствовал пляску гормонов внутри, играющих в тагабук с его мыслями и эмоциями. Как будто снова стал пятнадцатилетним.

Существовала, правда, одна проблема. Это были неземные гормоны, влекущие его к неземным женщинам. Одного этого хватало, чтобы по коже побежали мурашки – ужасно неприятное, какое-то противоестественное покалывание.

Ладно, на самом деле существовали две проблемы. Он не хотел, чтобы ему снова было пятнадцать.

– Церемония или не церемония, но нам нужно уходить отсюда, – продолжал Тигралло. – Если же ты настаиваешь, чтобы мы оставались на этой глубине, нужно найти группу Производителей и плыть вместе с ними. Так будет безопаснее.

– Я же сказал, что не нуждаюсь в компании, – огрызнулся Рейми.

Развернулся, ловя проплывающее мимо растение…

– Манта? – откуда-то сверху окликнул его звонкий голос. – Манта?

Драсни, конечно.

Сердце Рейми упало и подпрыгнуло одновременно, что, конечно, трудно поддается осмыслению.

– Отлично, – пробормотал он. – Этого мне только не хватало.

– Манта?

– Ты собираешься отвечать ей? – спросил Тигралло.

Долгий момент Рейми испытывал искушение ответить «нет». Атмосфера сегодня была особенно пасмурная, и, если он промолчит, Драсни может искать его долго и безрезультатно.

Но тогда она рискует пропустить церемонию, и все, конечно, будут обвинять его.

Он разочарованно покачал плавниками. Куда ни кинь, все клин.

– Я внизу, – со вздохом откликнулся он.

– А-а, вот ты где. – Драсни устремилась вниз и вскоре оказалась с ним рядом. – Что ты здесь делаешь?

– Ищу яйца пакра, – проворчал Рейми. – Как ты нашла меня?

– Пранло сказал, что в последнее время ты часто уходишь на глубину. – Драсни стеганула хвостом. – С тобой все в порядке?

– Со мной все в полном порядке. Чего тебе надо?

– Чтобы ты поднялся наверх, – удивленно ответила она. – Песнь Перемен, не забыл? Церемония скоро начнется.

– Ничего я не забыл, просто не хочу там быть, вот и все. – Он жестом указал вверх. – А тебе лучше вернуться.

– Без тебя – ни за что, – решительно сказала она. – Это последнее большое событие перед тем, как мы станем взрослыми. Три мушкета, так?

– Мушкетера, – наверно, в девяностый раз поправил ее Рейми с тех пор, как рассказал им с Пранло, что стоит за этими словами. – Три мушкетера.

– Все равно. – Она, как обычно, ничуть не обиделась. – Пошли, Манта, это будет интересно. В смысле, взрослые будут относиться к нам как к равным, а дети смотреть как на взрослых. Только представь себе! Это стоит увидеть.

– Вот ты и смотри, – непреклонно заявил Рейми. – А мне не интересно.

– Ну, пойдем, – умоляющим тоном сказала она. – Ты что, не хочешь стать одним из Мудрых, когда вырастешь? И жить на Уровне Восемь?

Рейми презрительно фыркнул.

– Точно. Уровень Восемь. Куда могут опускаться только Мудрые, и где нет хищников и любителей падали, и где джанска будет жив до тех пор, пока может плавать.

– Хорошо, – весело заметила Драсни. – Ты так внимательно слушаешь, когда нас собирают в кружок, чтобы рассказывать истории. Меня всегда удивляло это.

Рейми шлепнул хвостом, это заменяло пожатие плечами.

– Да, я люблю истории. Даже те, в которых желаемое принимается за действительное.

– Уровень Восемь – не желаемое, принимаемое за действительное, – возразила Драсни. – Спроси у любого Защитника или Воспитательницы. Многие из них лично знакомы с теми, кто живет внизу.

– Или, по крайней мере, они лично знакомы с Советником, утверждающим, что он разговаривал с Лидером, который говорит, что видел Мудрого, – парировал Рейми. – Все это выдумки, если хочешь знать мое мнение.

Драсни покачала грудными плавниками.

– Не воображай, что можешь сбить меня с толку, уводя разговор в сторону, – заявила она. – Ну, как насчет Песни Перемен? Пожалуйста, Манта!

– Ненавижу церемонии, – проворчал Рейми, чувствуя, однако, что под ее настойчивым взглядом сдает позиции. – В особенности такие… парадные.

– Почему бы тебе не представить, что это просто еще одна история? – спросила Драсни. – Как будто мы снова собрались в кружок, только здесь еще звучит и музыка.

– Я не люблю церемоний.

– Пожалуйста, а? Для меня?

Рейми стиснул зубы, стараясь не смотреть на нее, такую сияющую, такую…

– Послушай, Драсни, я просто…

– Уходим! – рявкнул Тигралло буквально в ухо Рейми. – Быстро!

Защитник так неожиданно возник рядом, что кончик его раздвоенного хвоста ударил Рейми по спине. Рейми перевернулся, собираясь испепелить его взглядом, открыл рот, чтобы сказать что-то злое и…

Слова застряли у него в глотке. Прямо на них сквозь дымку мутного воздуха, словно мстительные призраки, плыли маленькие, похожие на угрей создания.

Охотничья стая сивра.

– Уплывайте! – крикнул в спину Рейми Тигралло и, громко хлопая грудными плавниками, бросился прямо в самую гущу стаи.

– Слышала, что он сказал? – Рейми оттолкнул Драсни в сторону кончиком плавника. – Шевелись!

Она немного отплыла и снова остановилась.

– А ты?

Выругавшись себе под нос, Рейми замер, нерешительно шевеля плавниками. Повернулся, чтобы посмотреть, как там Тигралло.

Кровь заледенела у него в жилах. Защитника едва удавалось разглядеть сквозь плотное облако снующих вокруг сивра. Рейми бросился в глаза сильно бьющий плавник, пытающийся скинуть вцепившихся в него хищников.

И повсюду яркая желтая кровь джанска.

Что делать? – лихорадочно думал он. Бежать? Или попытаться помочь Тигралло? Песнь Перемен, подготовка к которой шла наверху, должна была, в частности, содержать в себе перечень его новых обязанностей. Но ему еще не спели эту Песнь, а когда ее исполняли для других, он не вслушивался.

Рейми перестал двигать плавниками. Нет. Он не просто безмозглый джанска, который без древней Песни не знает, как себя вести. Он еще и человек, а люди всегда понимают, что правильно, а что нет. Задача Защитника в том, чтобы охранять детей джанска, то есть Малышей, Подростков и Юношей.

Но Рейми не относился больше ни к одной из этих категорий, разве что формально. Теперь он стал полноценным взрослым… А быть взрослым означает не убегать, точно трус, когда кто-то рядом попал в переделку.

– Держись, Тигралло! – закричал он и поплыл в сторону стаи. – Я иду!

– Нет! – взревел в ответ Тигралло; в его слабеющем, хриплом голосе звучали боль и мрачная безнадежность. – Спасайся… Беги…

– Я иду! – повторил Рейми, выставив голову навстречу ветру…

– Манта! – закричала за спиной Драсни. – Помоги!

Рейми оглянулся. Драсни не уплыла к стаду, как ей было сказано, и сейчас ее атаковали два сивра. Рейми развернулся, бросился к ней, и в этот момент один из них вцепился в задний конец ее левого грудного плавника.

Она закричала. Когда Рейми услышал этот крик, страх и ярость прокатились по всему его существу, словно волны обжигающего воздуха, придав ему силы, о наличии которых он никогда даже не подозревал.

– Держись, я иду!

– Поторопись! – умоляюще закричала Драсни, штопором ввинчиваясь в воздух в попытке стряхнуть маленького хищника, повисшего на ее плавнике, словно серая лента.

Второй сивра вертелся вокруг, выискивая, куда бы вцепиться.

И тут Рейми головой вперед врезался в него.

Послышался звук, как будто куском влажной кожи хлопнули по камню, и с негромким свистящим стоном сивра полетел во тьму. Развернувшись, Рейми схватил зубами хвост второго сивра и изо всех сил прокусил его.

Челюстные мышцы джанска не приспособлены для таких вещей, и укусить по-настоящему сильно у Рейми не получилось. Но, по-видимому, укус был чувствительный. Сивра выпустил плавник Драсни и молниеносно развернулся в сторону нового противника, вопя от ярости и боли. Мгновение, которое, казалось, тянулось бесконечно, они свирепо смотрели друг на друга: почти взрослый пятиметровый джанска и полуметровый хищник сивра.

Мгновение закончилось, и броском своего змееподобного тела сивра атаковал противника.

Рейми увернулся, но маленький хищник был гораздо маневреннее него. Острые зубы оцарапали спину, потекла кровь. Рейми попытался метнуться в сторону, но зубы сивра впились в передний край его правого плавника.

Боль пронзила тело, но он почти не заметил этого, все еще клокоча от ярости. Он принялся изгибаться из стороны в сторону, пытаясь сбросить сивра, но тот вцепился в него, точно пес.

Вдруг что-то промелькнуло перед глазами: хвост Драсни, с силой ударивший по телу сивра.

– Манта! – донеслось до него.

– Уходи отсюда! – зарычал он. – Убирайся!

– Нет! – Она снова ударила сивра хвостом. – Без тебя не уйду.

Рейми снова изогнулся, на этот раз изо всех сил, но хищник держался крепко. Рейми резко остановился, изогнулся в другом направлении…

И тут, превозмогая боль, он почувствовал что-то странное. Сивра был здесь, никуда не делся, но теперь его цепкая хватка ощущалась как-то иначе. Рейми замер, неотрывно глядя на конец своего плавника.

Сивра все еще висел на нем, но в том месте, где он вцепился в плавник Рейми, его тускло-коричневатое тело начало изменять свой цвет на голубой, с темно-красными краями.

На тот цвет, который имела кожа самого Рейми.

Рейми смотрел, точно зачарованный, позабыв о боли, об опасности и даже о Драсни. Ему уже приходилось видеть, как кожа джанска обрастает вокруг нападающих хищников; фактически он был свидетелем этого в самый первый день своего пребывания на планете. Но он никогда не видел, чтобы это происходило с его собственным телом.

Ужасно странно было наблюдать, как это происходит, но еще более странными оказались возникающие при этом ощущения. Как будто у него начинала образовываться короста, причем процесс сопровождался необычным чувством растягивания. Сейчас кожа обхватила уже примерно половину тела сивра, и хищник прекратил борьбу. Умер, решил Рейми, и даже в смерти не разомкнул хватку своих зубов.

Впрочем, завернутый в плотный кокон кожи Рейми, хищник не имел выбора: его зубы должны были оставаться в том положении, в котором оказались вначале. Неудивительно, что старшие джанска все были в буграх.

Шлепок по другому плавнику вывел его из зачарованного состояния.

– Манта, очнись! – выпалила Драсни. – Нужно убираться отсюда.

Рейми извернулся и бросил взгляд за спину, внезапно вспомнив о смертельной опасности, угрожающей им обоим. Если еще какой-нибудь сивра набросится на них…

Но нет. Эту стаю больше не интересовали ни он, ни Драсни. По крайней мере в ближайшее время. Они уже получили желаемое и теперь расправлялись с добычей.

Рейми отвернулся, раненный в самое сердце, и начал всплывать.

– Да, – сказал он. – Уходим.

– Что происходит? – требовательно спросил Гессе, нависая над Бичем с видом растревоженной курицы, на глазах у которой из только что снесенных ею яиц собираются приготовить воскресный завтрак. Громкоговоритель, хрипя и задыхаясь, продолжал изрыгать инструкции, но их почти целиком перекрывал шум помех. – Черт побери, что происходит?

– Я делаю, что могу, – отвечал Бич. Его пальцы порхали над клавиатурой, пытаясь убрать помехи с помощью специальной программы. – Трансляционный зонд опускается, но я не могу рисковать, разворачивая его антенны, пока он не пересечет зону облачной турбулентности. Это продолжается от силы десять минут.

– За десять минут он мог погибнуть! – взорвался Гессе. – Проклятье! Что он делает там, внизу?

– Старается держаться подальше от стада, – сказал Спренкл. – Вообще-то после смерти матери он часто так поступает.

– О чем это вы толкуете? – спросила Макколлам. – Последние восемь месяцев он почти все время резвится вместе со своими друзьями.

– Согласен, – ответил Спренкл, – но все трое держатся вдали от стада, и движущей силой этого дистанцирования является Рейми. Он не хочет быть вместе со стадом, но прихватил с собой маленькую компанию.

– Разве это не нормально? – возразила Макколлам. – Они уже почти взрослые, вот-вот должны начать самостоятельную жизнь. Если проводить аналогию с земными видами, то во многих случаях их уже давно выгнали бы из стада.

– И не забывайте, что Рейми с самого первого дня был взрослым, только в теле ребенка, – добавил Миллиган, тоже не отрываясь от клавиатуры; именно он управлял трансляционным зондом. – И по этой причине стремится сорваться с привязи еще сильнее.

– Чушь собачья, – мрачно изрек Гессе. – Если бы он так стремился к тому, чтобы его официально объявили взрослым, то сейчас был бы в первых рядах на этой их церемонии Песни Перемен. Он любитель смертельных трюков, вот кто он такой. Посмотреть, на какую глубину удастся опуститься, и плевать на последствия. Трюк из этой же серии однажды привел к тому, что он сломал себе шею на горном склоне.

Макколлам наполовину развернулась в своем кресле.

– Вы что-то сегодня помалкиваете, полковник, – заметила она.

– Я? – спросил Фарадей, глядя на «снег» на дисплеях. – Я просто думал о Миразни. Задавался вопросом, понимает ли Рейми, от чего она отказалась, дав согласие на то, чтобы он родился в теле ее сына.

– Сомневаюсь, – пробормотал Спренкл. – По-моему, такие мысли ему и в голову не приходят. Он поверхностный человек, если вдуматься. Собственное «я» – вот что для него важнее всего.

– Ну, в таком случае он избирает странные способы продемонстрировать это. – Гессе презрительно фыркнул. – Отбиться от стада и вляпаться черт знает во что! По-моему, так не поступают те, у кого хорошо развит инстинкт самосохранения.

– Верно, – согласился Спренкл. – Но поглощенность собой и инстинкт самосохранения не всегда идут рука об руку.

Гессе хмуро воззрился на него.

– Вы хотите сказать, что у него есть склонность к самоубийству?

– Не обязательно, – ответил Спренкл. – Однако я вполне допускаю, что он может сдаться без борьбы, если бы смерть глядела ему в лицо.

– Черт… – пробормотал Гессе, глядя на дисплеи.

– Ну вот, зонд на месте, – неожиданно сообщил Миллиган.

Взгляд Фарадея заскользил по дисплеям, но все они показывали только быстро плывущих Рейми и Драсни, и никаких признаков хищников. Что бы ни случилось, похоже, все уже позади, и они выбрались из неприятностей целыми и невредимыми.

Затем внезапная мысль пронзила его, горло стиснуло, и он снова посмотрел на дисплеи.

Да, вот они, Рейми и Драсни. Но Тигралло в поле зрения не было.

– Похоже, они поднимаются, – сказал Бич.

– С ним все в порядке? – с беспокойством спросил Гессе. – Миссис Макколлам?

– Он плывет, как обычно, и я не вижу никакой крови, – ответила она, глядя на изображения. – Правда, на одном плавнике как будто что-то висит, но эта штука обтянута его кожей. Вероятно, сивра.

– Они все еще поднимаются, – сообщил Миллиган. – Похоже, направляются на Уровень Один. А, вот теперь я вижу его на дисплее наружного обзора. Да, они плывут к стаду. Счет один ноль в пользу послушных детишек.

– Счет, скорее, две трети ноль, – поправил его Фарадей. – Тигралло-то с ними нет.

Последовала долгая, мрачная пауза.

– Ох, в самом деле, – пробормотала Макколлам.

– Может, он держится далеко позади, охраняя их, – неуверенно предположил Бич.

– Нет, – сказал Миллиган. – Я вижу его на экране наружного обзора. Точнее говоря, то, что от него осталось.

– Сивра, – пробормотал Бич. – Проклятые маленькие гады.

– Кто-нибудь преследует Рейми? – спросил Гессе.

Фарадей заметил, что даже его голос звучал сейчас мягче.

– Нет, – ответил Миллиган. – Все чисто.

– Пока, – сказала себе под нос Макколлам.

Миллиган скривил губы.

– Да.

Гессе посмотрел на Фарадея.

– Мы едва не потеряли все.

– С самого начала было ясно, что мы рискуем, – напомнил ему Фарадей, отметив про себя иронию этого заявления. Чем это они рисковали? – Совету Пятисот это было известно.

– Вначале – возможно, – ответил Гессе. – Но не уверен, что так обстоит дело сейчас.

Фарадей нахмурился. Лицо молодого человека напряглось, подобного выражения на физиономии Гессе Фарадей никогда прежде не видел.