Текст книги "Страшная тайна"

6
Я загадываю второе желание

– Избавься от этой штуки, и поскорее, – твердил Генри по пути к Брайт-хаузу. – Старик сам сказал, что она сатанинская. С нечистой силой лучше не связываться.

– Генри, ну ты и зануда.

– Говори что хочешь, но есть вещи, с которыми лучше не иметь дела, и Сатана – как раз из них.

– Он не существует, – сказал я, но только прозвучали эти слова, как я немедленно почувствовал себя хрупким и уязвимым, окружённым различными опасностями мира. Прежде мне не случалось задумываться о собственной душе и о том, что с ней будет после моей смерти. Теперь же, с загадочной бутылочкой в руке, смерть стала казаться куда более реальной. Прежде чем перейти мост на Якима-стрит, нависший над глубоким высохшим руслом, я дважды посмотрел по сторонам (проверил, нет ли машин).

– Если его не существует, – продолжал нудеть Генри, – то как ты получил свой доллар обратно?

– Это просто стариковский трюк, – возразил я, силясь выбросить тревожные мысли и опасения из головы. – Готов поспорить, что он подсунул мне этот крошечный скомканный доллар в карман. Например, при первой встрече. Да, наверняка он провернул это, когда только вошёл в магазин.

– Ну, если ты считаешь, что бутылка никакая не волшебная, выкини её с моста, да и всё.

– Да не могу я её выкинуть! Ты что, не слышал, что старик сказал? Если я попытаюсь избавиться от неё, не продав с убытком, она просто вернётся ко мне.

– Ты ж вроде как в неё не веришь, – хмыкнул Генри, вырвал бутылку у меня из рук и подбежал к перилам моста.

– Генри, не смей!

– Я тебе услугу оказываю. Душу спасаю. – Он запульнул бутылку как можно дальше.

Даже для кетчера в бейсбольной команде рука у Генри верная. Он не слишком шустрый. Хиттер из него так себе. Но с «дома» он запросто мешает раннеру добраться до второй базы. Бутылочку он швырнул так, будто игра шла полным ходом. Она описала дугу в воздухе и приземлилась в овраг, точнёхонько в заросли ежевики.

– Ах ты гад, Генри! – Я со злостью толкнул его.

Он отлетел в сторону и отбежал на несколько шагов:

– Тебе бы спасибо мне сказать!

– Убирайся отсюда, пока я тебя не треснул!

– Когда-нибудь ты меня ещё поблагодаришь! – крикнул он, убегая по мосту в сторону своего дома.

Я спустился в овраг и полчаса ползал по кустам, спугнув не меньше дюжины ворон, но так ничего и не нашёл. Всякий раз, царапаясь об острые шипы ежевики, я ругал Генри последними словами. Наконец мне это надоело, и я пошёл домой.

Вернувшись в Брайт-хауз, я встретил на тротуаре доктора Мандрагору. Он расхаживал взад-вперёд и, заметив меня, воскликнул:

– Наконец-то, вот и ты, юный Морской Козёл! Долго же я тебя ждал.

– Вы ждали? Меня?

– Да! Да, именно так. А теперь расскажи мне про свой день. Я ведь был прав, так? Насчёт того, что это будет крайне необычный день. Острый, как бритва.

– Что верно, то верно. Он был необычный.

– Ага! Я так и знал! Я был прав! Я был прав! И я сказал, что у тебя будет выбор. Ты сделал правильный выбор?

– Без понятия. Вы не пропустите? Мне сейчас немного не до болтовни.

– Минуточку, юный Морской Козёл. Я ещё не закончил. Я должен рассказать тебе о престранной вещи, которая произошла со мной буквально только что. Я вышел наружу, чтобы приветствовать нынешний день и поразмыслить об отношениях с Землёй и Солнцем. Я стоял здесь, раскинув руки, открытый настоящему, в мире со всем миром – и тут на меня налетел ворон.

– Птица?

– Всё верно, чёрный ворон. С широко раскрытыми крыльями, отчаянно каркая и – это самое важное – держа кое-что в когтях. – Доктор Мандрагора полез во внутренний карман плаща. – Ворон сбросил вот это. Прямо к моим ногам. И я понял – не знаю как, но сразу же понял, – что эта вещь для тебя. Ничего особенно ценного, но странный предмет возопил: «Отдай меня юному Морскому Козлу!» Вещь пустячная, сущая ерунда. Так, где же она? – Он принялся шарить по карманам. – Я точно знаю, что надёжно припрятал её. А. Вот она.

На ладони доктора Мандрагоры лежала белая бутылочка. У меня перехватило дыхание.

– И её сбросил ворон?

– Да. Понимаю, это пустяк. Но порой и мелочи оказываются чрезвычайно важны. И я чувствую определённые эманации, исходящие от неё. Мощнейшую энергетику. С меня сразу сон как рукой сняло. И она принадлежит тебе. – Он запахнулся в плащ и вошёл в дом.

Я посмотрел на бутылочку. Она показалась мне страшно тяжёлой. По её гладкой поверхности снова промелькнула тень. На сей раз в этом не было никаких сомнений.

– Значит, ты вернулась, – проговорил я. По спине пробежал холодок, и я снова вздрогнул. Может, мне загадать желание? Или постараться избавиться от бутылочки как можно скорее? На пару мгновений мне показалось, что Генри всё-таки был прав.

Из дома вышел папа, одетый в форму «Быстро-пиццы».

– Привет, сынок. Как дела в школе?

– Нормально, – буркнул я.

– Что это у тебя?

Надо было мне сразу же рассказать папе правду, пока всё не пошло кувырком. Зря я не выложил ему всю историю в тот же момент. Но я этого не сделал.

– Мне доктор Мандрагора её отдал.

– Правда? Тогда будь с ней поосторожней. Этот тип очень странный. Ты знаешь, что он даже не настоящий астроном? В общем, ладно, мне пора бежать.

– Ты уезжаешь? Прямо сейчас?

– Мне пора доставить пиццу-другую.

– Но мне нужно с тобой поговорить.

– Поговорим позже. Но я поздно вернусь. – Он похлопал меня по макушке и двинулся к машине.

– Стой! – позвал я.

– Что?

Я посмотрел на бутылочку, которую держал в руках.

– Я хочу… я хочу, чтобы ты получил свою работу обратно, – выговорил я.

– Я тоже, сын. – Папа уехал.

Миссис Эпплъярд стояла, прислонившись к стене рядом с подъездом, с сигаретой во рту. Из радиоприёмника Джимми Хайда раздавались громкие звуки гавайской музыки, миссис Хасимото копошилась за своей дверью.

– Эй, Десять Центов. Как вы там устроились? – осведомилась миссис Эпплъярд. Она не сводила глаз с бутылочки у меня в руках.

– Ну, наверное, неплохо.

– Похоже, ты и сам не уверен.

– Ну да, – пожал я плечами.

– Ну да что?

– Ну да, наверное, я в этом не совсем уверен.

– Ну что ж, Десять Центов, ты только скажи миссис Эпплъярд, чем она может вам помочь. Я люблю довольных жильцов. Довольные жильцы платят за квартиру вовремя. А что это у тебя в руке?

– Ничего. – Я сунул бутылочку в карман джинсов.

– Ничего, значит? Когда говорят «ничего», это всегда означает «ещё как чего». У мистера Эпплъярда частенько болел живот. Вот-вот. И я сразу понимала, когда он болит, потому что он горбился ещё больше, чем обычно. Вот я и спрашивала: «Что с тобой, милый?» А он всегда отвечал: «Ничего». А потом однажды это ничего превратилось в кое-что.

– Вот что превратилось?

– В кое-что, что его погубило, вот как. Оказывается, он съел пойманную им рыбу. Маленького бычка. Проглотил целиком. Бычок был такой свежий, что прекрасно чувствовал себя в животе у мистера Эпплъярда, лопал себе всю его еду. Так и вышло, что рыба росла, а мистер Эпплъярд умирал от голода. Не успели мы оглянуться, как он отправился в последний путь в катафалке. – Она промокнула глаза рукавом своего халата. – А теперь я храню его пепел на книжной полке. А он так и не съездил в Мексику.

– Он хотел побывать в Мексике?

– Хотел туда переехать. В маленькую рыбацкую деревушку, что зовётся Эль Пескадеро. Не просто хотел, Десять Центов, это была его мечта. Купить лодку и рыбачить каждый день. А вместо этого он очутился на книжной полке.

– А почему вы меня так называете?

– Как? Десять Центов? Да потому что ты у нас монетка, вот почему.

– Я монетка?

– А как же. Сильвер, серебро!

Я поднялся наверх. Ковёр в гостиной по большей части высох, и ведро убрали на место. Но в центре потолка зияла дыра, в которой виднелись трубы. Видимо, это были следы работы Алехандро.

Мама накричала на меня за то, что я явился без «Мизитры», и все попытки объяснить, что я в этом не виноват, провалились. Я отправился к себе в комнату и плюхнулся на кровать, всё ещё сжимая бутылочку в руке, и невольно задумался: сколько же рук касались её гладкого бока, сколько прежних владельцев размышляли, настоящая она или нет?

Прошло около часа, и в квартиру неожиданно вернулся папа. Я вышел из комнаты, надеясь, что он принёс пиццу на ужин.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась мама. – Я думала, у тебя сегодня долгая смена.

– Я уволился, милая, – заявил папа.

Он снял с головы бейсболку с логотипом «Быстро-пиццы» и надел её на маму.

– О, Йоханн.

– О, Йоханн? А знаешь ли ты, что о Йоханн получил свою работу обратно?

– Что получил?

– Свою работу. Работу преподавателя. Доцента. Притом с бессрочным контрактом.

– О чём ты говоришь?

– Мне позвонил Биллингсли. Говорит, что декан ещё раз изучил результаты моей аттестации и сам не понял, как они могли меня уволить. Велел Биллингсли меня срочно разыскать. Именно так и сказал. Что ему было велено меня срочно разыскать. – Папа обнял маму за талию. – Забудьте о пицце, сеньора. Сегодня мы будем пировать – отправляемся есть тако!

– Тако? Но я сделала спагетти. Без «Мизитры».

– Положи их в контейнер, милая. Сегодня вечер тако!

Они дружно ссыпались вниз по лестнице. Мама и девочки смеялись и кричали, папа распевал что-то непонятное на испанском. Я двинулся следом, шаг за шагом, чувствуя, как вес бутылочки так и тянет меня вниз. Задаваясь вопросом, полезет ли мне тако в горло, я уныло плёлся по ступеням, и мне казалось, что желудок так и горит огнём.

Я загадал первое желание, и оно немедленно сбылось. Я же должен радоваться, так? Должен быть в полном восторге. Тогда почему у меня такое чувство, будто вот-вот вывернет наизнанку?

Мы забились в папину машину. Потертые сиденья всё ещё пахли «Быстро-пиццей». Папа повернул ключ в замке зажигания, и из выхлопной трубы повалил чёрный дым.

– Хм, быть может, раз я нашёл работу, пора подумать о машине получше, – заметил папа.

– Сначала надо поскорее съехать из этой квартиры, – возразила мама.

– Что? – возмутилась Джорджина. – Мы же не собираемся переезжать?

– Никто никуда не переедет, – вздохнул папа.

– Пап, а знаешь, какую машину я сегодня видел? – встрял я. – «Феррари-430».

– Здорово. Новую?

– Пап, я же сказал, «Феррари-430». Они не бывают новыми. Их перестали выпускать ещё в 2009 году. Но я видел её. Прямо у нас в Такоме. Вот бы тебе такую купить. Ты бы меня в ней в школу возил. Представь, а?

– Я скорее думал про «Хонду», которая будет поменьше дымить.

– Главное, чтобы новая машина тоже пахла пиццей, – заявила Мэгги и с удовольствием вздохнула.

– Никакую машину мы покупать не будем, – отрезала мама. – Нам нужен дом!

– Вроде вы же сказали, что мы не будем переезжать? – удивилась Джорджина.

– Это папа сказал. Не я.

– Мы не можем переехать, – настаивал папа. – У нас слишком много неоплаченных счетов. Пока по ним не расплатимся, о доме нечего и думать. К тому же я подписал договор на целый год.

– «Феррари-430», пап. Тебе нужна именно такая тачка.

– Ну, прямо сейчас мне нужна хорошая порция тако!

Я сунул руку в карман, коснулся гладкой поверхности бутылочки и прошептал:

– Я хочу, чтобы у моего папы появилась «Феррари-430».

7
Нам доставляют ключ

Открыв глаза следующим утром, первым делом я увидел мой любимый плакат. «Феррари». Я выглянул в окно, почти ожидая увидеть такую же красотку перед нашим домом, но там по-прежнему уныло стояла старая папина «Хонда», медленно ржавея на краю тротуара. Прямо за ней пристроился чёрный «Фольксваген Жук». Никаких «Феррари».

Когда папа высаживал меня возле школы, тот же самый «Фольксваген» остановился точно за нами. Из него вышла новая девочка. Джоанна Как-Её-Там. Она окинула меня злобным взглядом. Я глянул на неё не менее злобно, а потом заметил водителя машины – бледную худую женщину с тёмными глазами и в шарфе, обмотанном вокруг головы, которую я видел в окне.

Папа тоже приметил «Фольксваген».

– Мне кажется или они тоже живут в нашем доме?

– Да.

– Вот тебе и новая подружка, – заявил он. – Пожалуй, я предложу её маме подбрасывать дочку до школы. Можем объединиться.

– Что? Нет! – возмутился я.

– Почему это?

– Потому что… потому что она странная, пап. Не надо…

– Да ладно тебе, Гейб. Дай девочке шанс. Ну увлекается готским стилем, что такого. Мне кажется, что готы очень клёвые. А тебе не помешали бы клёвые друзья. Генри, конечно, тоже, ну, клёвый.

Папа направился прямиком к «Фольксвагену», а я поспешил войти в школу. Не успел я перешагнуть порог, как кто-то толкнул меня сзади, я споткнулся и упал. Разумеется, рядом со мной стояла Джоанна.

– Чего это твой папа полез с моей мамой разговаривать? – Я попытался встать, но она толкнула меня обратно своим чёрным ботинком. – Что он хочет ей сказать?

– Без понятия. Он хочет предложить возить нас по очереди или что-то в этом роде.

– Нет!

– Это не моя идея.

– Держись от меня подальше! И не лезь в мою жизнь! – И она возмущённо удалилась.

Я поднялся и приметил, что Генри стоит возле своего шкафчика, наблюдая за этой сценой. Потом он молча развернулся и исчез в конце коридора.

Я ухитрился избегать Джоанны весь день. Я прихватил ланч с собой – связываться с подносами желания не было, – так что сел в уголке, повернувшись спиной к стене, чтобы Джоанна не смогла застать меня врасплох. Генри сидел в одиночестве за нашим обычным столом, вяло ковыряя желе пластиковой вилкой.

После ланча мы с Джоанной и Генри отправились на один и тот же урок – английский язык. Я всегда сидел рядом с Генри, но сегодня всё ещё злился на него за выброшенную бутылочку. Судя по всему, он злился не меньше, поскольку мы оба повернули столы так, чтобы не смотреть друг на друга.

Наша учительница, мисс Кратц, вызвала Джоанну к доске и попросила привести пример предложной группы. Джоанна не тронулась с места.

– Джоанна, я отлично знаю, что ты меня слышала. Будь добра, выйди к доске!

Мисс Кратц, по моим прикидкам, было не меньше пятидесяти, но носила она те же марки одежды, что и мои одноклассницы.

– Зачем? – спросила Джоанна.

– Что зачем?

– Зачем мне выходить к доске? Вы что, сами не можете написать предложную группу?

– Разумеется, и это было бы намного проще, чем спрашивать вас. Я могу все уроки вести подобным образом, а все вы можете просто оставаться дома. К сожалению, процесс обучения построен совершенно иначе. Вам положено хоть чему-то учиться.

Джоанна вздохнула и, шаркая ногами, вышла вперёд. Выбрав маркер, она небрежно написала на доске «в дверь».

– Верно, – сказала мисс Кратц. – В – это предлог, дверь – существительное. А теперь можешь ли ты составить предложение?

Джоанна приписала три слова спереди. Получилась фраза «Я хочу выйти в дверь».

– Как я понимаю тебя, дорогая, – буркнула мисс Кратц. – Но до летних каникул больше месяца. Нам обеим придётся потерпеть. А теперь вернись на своё место.

Когда уроки закончились, я отправился домой один. Перед тем как повернуть в конце квартала, я обернулся. Генри стоял у выхода из школы и наблюдал за мной. Убедившись, что он меня видит, я сунул руку в карман и вытащил бутылочку, чтобы показать ему, что он не победил. Он отвернулся.

Кому нужен этот Генри? Что с того, что мы дружим с первого класса? Что с того, что мы тусуемся вместе семь дней в неделю? Половину времени он меня доводил до белого каления. И если я захочу найти нового друга, сделать это проще простого.

Я сунул руку в карман и коснулся бутылочки.

– Я хочу нового друга, – сказал я ей.

Вернувшись в Брайт-хауз, я в очередной раз увидел миссис Эпплъярд. На сей раз она сидела перед домом в ржавом шезлонге и курила сигарету.

– Совсем один, Десять Центов? Ты у нас волк-одиночка?

– Кто?

– Ну, одиночка? Любишь быть один?

– В общем-то нет. То есть нет. Я люблю тусоваться с друзьями.

– И где они?

– Кто? Мои друзья? Не знаю. В смысле, я сейчас как раз решил их сменить.

– Значит, всё-таки волк-одиночка. – Она попыталась изобразить волчий вой, в итоге раскашлялась. – Я точно такая же с тех пор, как меня покинул мистер Эпплъярд. – Короткий смешок. – В конечном итоге все остаются одни. Знаешь почему?

Я покачал головой.

– Потому что люди непременно тебя покидают. Всегда. Так и в брачных обетах говорится: «Пока смерть не разлучит нас». Тебя начинают готовить к разлуке, когда ты только заключаешь союз! Да ещё это «пока смерть» и всё такое – в лучшем случае.

Миссис Эпплъярд швырнула окурок в заросли бурьяна. Он продолжал дымиться, и я даже задумался, не загорится ли трава, но тут наша квартирная хозяйка старательно затоптала его.

– Пожар устраивать мне ни к чему. Во всяком случае, пока что. Да, кстати, чуть не забыла. Передай папе, что к нему приходил какой-то тип. Юрист или вроде того. Размахивал тут каким-то толстым конвертом, но оставлять его отказался. Я просила.

Я зашёл в дом. Добравшись до площадки, я принялся шарить в кармане в поисках ключа от квартиры, и тут дверь напротив распахнулась. На лестницу вышел Брэкли-сын, Ланкастер. На нём красовались здоровенные наушники.

Я показал на своё ухо и спросил:

– Что случаешь?

– А?

Я повторил вопрос. Он стянул наушники и назвал группу, о которой я сроду не слышал. Мне невольно пришло в голову, уж не Ланкастер ли станет моим новым другом.

– Как насчёт поиграть в приставку?

– Чего бы нет, – пожал он плечами.

– У тебя или у меня?

– У тебя большой телевизор?

Я развел руки.

– Вот примерно такой.

– Тогда пойдём у меня зарубимся.

Я вошёл в квартиру вслед за Ланкастером, но, пройдя всего пару шагов, наткнулся на стул. Оказалось, что квартира буквально забита мебелью – от стены до стены. Резные деревянные столики, роскошные кожаные кресла, диваны… В крошечной гостиной можно было бы рассадить человек двадцать, вот только ходить им было бы негде.

Стены покрывали картины в золотых рамах. Покрывали в буквальном смысле – как пазл, и только многочисленные датчики дыма вносили некоторое разнообразие. Часть картин не уместилась, и они размещались на полу, между стульями и кушетками.

– Смотри на ту стену, – велел Ланкастер.

Он щёлкнул пультом, и моментально включился проектор, а на дальней стене опустился из-под потолка проекционный экран. Ланкастер протянул мне контроллер и перебрался через один из диванов, чтобы устроиться на другом.

– Садись где хочешь, – предложил он.

Я перелез через два дивана и кресло, ни разу не коснувшись пола, и добрался до здоровенного кожаного кресла с откидной спинкой.

– Отличный выбор, – одобрил Ланкастер. – Захочешь откинуться назад, нажми кнопки.

Я устроился поудобней и нажал кнопку. Спинка кресла с жужжанием начала отклоняться назад, но упёрлась в другое кресло. Дальше отклоняться было некуда.

– Можешь мне поверить, – пожал плечами Ланкастер. – Когда эта штука работает, она суперкрутая.

Мы запустили зомби-игру, в которую мне и близко не разрешали играть дома, во весь экран. Мой новый приятель вывернул громкость на максимум, так что вся квартира затряслась от грохота.

– Круто, а?

– Просто отпад. – Я положил ноги на спинку кресла, стоявшего перед моим.

Дверь спальни приоткрылась, и оттуда вышла, пошатываясь, какая-то женщина. С первого взгляда я её не узнал. Спутанные волосы, бледное лицо, заплывшие маленькие глазки. На ней был халат поверх пижамы.

– Лэнни, сделай потише, будь добр. Мама пытается поспать.

– Уже три часа дня, – отрезал Ланкастер. – Маме давно пора вставать.

– Мама вчера легла очень поздно и всё ещё хочет спать. Выключи, а не то я… – Она заметила меня. – Лэнни, ты мог бы сказать, что пригласил гостей. Это же… Ты ведь мальчик из нашего дома, верно? Лэнни, как зовут твоего друга?

Ланкастер продолжал играть.

– Без понятия. Спроси сама.

– Гейб, – ответил я, не дожидаясь вопросов.

Она потуже завязала халат и пригладила волосы.

– Рада тебя снова видеть, Гейб. У меня кошмарный вид, я знаю. Лэнни, сделай потише, ну пожалуйста. Хоть немножко, для мамы. Покажи своему новому другу, что ты бываешь хорошим мальчиком.

Ланкастер закатил глаза и нажал паузу.

– Ладно, – буркнул он и снизил громкость на несколько пунктов. – Довольна?

– Спасибо, милый. – Страдалица исчезла в спальне.

Ланкастер немедленно вернул прежний уровень громкости.

– Берегись, я тебя подорву! – Персонаж моего нового приятеля подстрелил моего, а у меня всё крутились в голове её слова – «твой новый друг».

Это же круто! У меня будет постоянный доступ к этому громадному телику. Тут я припомнил, что могу пожелать себе такой же здоровенный телевизор. Больше того, я могу пожелать что угодно.

Играя, я забросал Ланкастера самыми разными вопросами. Он был на класс старше меня и учился в Чарльз Райт Академи. Его папа был директором хеджевого фонда. На вопрос, что такое «хеджевый», Ланкастер ответил:

– Рискованный.

– В каком смысле?

– В том смысле, что иногда мы богатые, а иногда не такие богатые. По крайней мере, так говорит Гуди.

– Кто такая Гуди?

– Мачеха. – Ланкастер кивнул в сторону закрытой двери спальни. – Она тоже рискованная.

– И давно вы здесь живёте?

– На этот раз? Месяца два. Но это наш третий приезд в эту помойку. До этого мы жили в Старом городе. В доме с бассейном. И домиком при нём. Мне отдали весь этот домик.

– Да, я тоже скучаю по нашему старому дому.

– А где он был?

– На углу Двенадцатой и Холли.

– Двенадцатой, говоришь?

– А что?

– Просто мой папа говорит, что к югу от Двадцать первой не считается.

На этом наш разговор прервался, потому что Ланкастер не стал меня ни о чём спрашивать. Некоторое время мы стреляли по зомби, а потом я сказал, что, пожалуй, пойду. Не, серьёзно. Я нормальный парень и обожаю стрелять по зомби. И делать это с кем-то ещё веселее. Но оказалось, что это не то же самое, что тусоваться с Генри. Никаких шуток. Никакого смеха. Бах-бах-бах, и только.

Ланкастер пробормотал «пока», не прекращая играть. Я перебрался через мебельные баррикады и пошёл домой.

На лестничной клетке я подошёл к окну и выглянул наружу. Напротив дома стоял незнакомый серый седан. Показалась старенькая «Хонда» папы и остановилась за ним. Поразмыслив, я принялся спускаться вниз, ему навстречу.

Выйдя на улицу, я обнаружил, что из седана выбрался лысый человек в строгом костюме и подошёл к папе.

– Йоханн Сильвер?

– Да, это я.

– Ещё раз уточняю, вы Йоханн Сильвер, Норт-Кей-стрит 601, дом 202, Такома, штат Вашингтон.

– Всё верно, но…

– И ваша дата рождения 13 ноября?

– М-м-м, да.

– Тогда это вам. – Лысый незнакомец протянул папе толстый конверт.

Папа и не подумал брать предложенное.

– Я хочу понять, о чём идёт речь.

– Речь идёт о вашей выгоде. Уж поверьте мне. Дурных новостей вас не ждёт, я адвокат, представитель мистера Шорби. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Шорби? Первый раз слышу.

– Неважно, это не имеет значения. В его завещании упомянуты именно вы.

– В его завещании?

– Да, к сожалению, мистер Шорби вчера скончался. По крайней мере, к сожалению для него. – Лысый незнакомец открыл конверт и вытащил из него целую кипу бумаг. – Вам же, признаем честно, сожалеть здесь не о чем. Остаётся только подписать вот здесь.

Папа упрямо скрестил на груди руки.

– Я… я всё ещё хочу знать, что подписываю.

– Речь о машине, – нетерпеливо вздохнул адвокат. – Шорби оставил вам машину. Всё просто. Всё совсем не страшно. Подпишите бумаги, и я отдам вам ключи. Машина будет доставлена завтра.

– Что за машина?

– Если вы не подпишете документы, то так и не узнаете.

Папа нахмурился, но взял ручку, просмотрел несколько страниц и подписал. Лысый забрал документы и протянул папе то, что оставалось в конверте.

– Внутри ключи. Возможно, вам стоит озаботиться поисками гаража, чтобы хранить её. Такие машины страшновато оставлять на улице. – Адвокат отошёл на несколько шагов, затем остановился и снова повернулся к папе. – Осталось только одно. Особое условие. Шорби требует, чтобы вы посетили его отпевание.

– В смысле, похороны? Но я с ним даже не был знаком.

– Это не имеет значения. Страница три, параграф два. Вы и ваш старший ребёнок. Завтра в три тридцать. Бюро ритуальных услуг Пита на Шестой авеню.

С этими словами человек сел в машину и укатил прочь, а мы с папой вошли в дом.

– Тебе придётся отправиться со мной на похороны, – задумчиво проговорил папа. – Ты мой старший ребёнок.

– Ладно. Но что там за машина?

Поднимаясь по лестнице, папа принялся перебирать бумаги.

– Пока не знаю. Столько юридической шелухи. Сроду не знал никого по фамилии Шорби. Ну сам скажи, нам же ничего эта фамилия не говорит?

– Первый раз слышу, – отозвался я. – А где ключ?

– Да вот он. Но на нём не написано, от какой он машины.

Папа протянул ключ мне. У него был красный верх с жёлтым квадратом по центру. Внутри жёлтого квадрата чёрный конь вставал на дыбы. Я едва не потерял сознание.

– Пап…

– Что?

– Ты хоть знаешь, что это?

– Что? Ключ, насколько я вижу.

– Ты знаешь, от какой он машины?

– Я же сказал тебе, без понятия. Из этих бумаг ничего не понять.

– Папа, это ключ от «Феррари».