Текст книги "Наследие Уилта"

Том Шарп
Наследие Уилта

Все права защищены.

Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения владельца авторских прав.

Книга издана с любезного согласия автора и при содействии литературного агентства «Синопсис»

Глава первая

На работу Уилт поехал в весьма скверном настроении. Накануне он поскандалил с женой из-за расходов на обучение четверни. Генри считал вполне годной прежнюю монастырскую школу, но Ева уперлась – нет, только частный пансион.

– Девочкам пора научиться хорошим манерам, которых обычная школа не даст. И потом, ты материшься, и они уже нахватались от тебя всяких непотребств. Этого я не потерплю. Им лучше быть вне дома.

– И ты б материлась, если б день-деньской заполняла идиотские формуляры! Якобы нужные для компьютерной грамотности лоботрясов! Да они в сто раз лучше меня разбираются во всей этой виртуальной хрени! – огрызался Уилт, умалчивая о том, что матерный арсенал подросших наследниц посрамил бы его собственный. – Сволочной пансион нужен лишь для того, чтоб ты могла хвастать перед соседями. Нам не потянуть! А учиться-то еще бог знает сколько! Ведь даже монастырская школа стоила бешеных денег!

В общем, вечер выдался чрезвычайно желчным. Хуже всего, что Уилт не преувеличивал. Жалованье его было настолько мизерным, что он не представлял, как оплачивать пансион, сохраняя нынешний скромный уровень жизни. После преобразования Техноколледжа в Фенландский университет Уилт, глава так называемого факультета коммуникаций, стал получать гораздо меньше прочих деканов, обретших профессорские звания. Разумеется, в пылу свары Ева не преминула многажды этим уколоть:

– Если б тебе хватило ума вовремя свалить, как Патрик Моттрэм, давно бы имел приличную должность и хорошее жалованье в нормальном университете. Но нет! Ты предпочел остаться в дурацком Техноколледже, потому что в нем «так много добрых друзей»! Бред собачий! Просто не умеешь уйти, хлопнув дверью!

Вот тут-то Уилт и ушел, хлопнув дверью. Когда, полный решимости раз и навсегда осадить супругу, он вернулся из паба, Ева, на все махнувшая рукой, уже спала.

Однако утром, въезжая на «университетскую» парковку, Уилт признался себе, что жена права. И впрямь, давно следовало уйти. Факультет вызывал неудержимую ненависть, а для подсчета оставшихся друзей хватило бы одного пальца. Вероятно, заодно стоило бросить Еву. Вообще-то, не надо было жениться на столь нахрапистой бабе, которая ничего не делает наполовину, – и четверня тому подтверждение.

Настроение вконец испортилось, когда Уилт вспомнил о четырех точных копиях зычной и властной супруги. Нет, даже превосходивших ее, ибо зычность и властность умножались на четыре. Неистощимость четверни в девчачьих сварах убеждала Уилта в том, что его способность уйти, хлопнув дверью, угасла одновременно с появлением на свет склочного потомства.

Правда, в младенчестве четверни был краткий миг, когда в просветах суеты с подгузниками, бутылочками и мерзкой кашицей, которой Ева неутомимо пичкала «масеньких», Уилт лелеял большие надежды на светлое будущее своих чад. Однако подраставшие детки становились только хуже, продвигаясь от истязания кошек к истязанию соседей, причем конкретного преступника уличить никогда не удавалось, поскольку все четверо были на одно лицо. Конечно, пансион избавил от обузы, но цена свободы была слишком высока.

Уилт немного повеселел, когда распечатал конверт, обнаруженный на столе, и прочел записку ректора Варка, уведомлявшего, что ему не обязательно присутствовать на заседании недавно созданной комиссии по распределению учебной нагрузки. Генри возблагодарил Господа, поскольку был далеко не уверен, что вынесет очередную бесконечную пытку шуршанием бумаг и многозначительным переливанием из пустого в порожнее.

Настроение слегка подправилось, и Уилт заглянул в безлюдные аудитории, где лишь отдельные шалопаи забавлялись компьютерными играми. Через неделю весенний семестр заканчивался, больше экзаменов не предвиделось, а потому педагоги и студенты-лодыри считали бессмысленным торчать в альма-матер. Хотя последние не баловали ее своим присутствием вообще. Вернувшись к себе, Уилт предпринял очередную попытку составить расписание на следующий семестр, но тут в дверь просунулась голова Питера Брейнтри, преподавателя английского:

– Ты идешь на финальное словоблудие?

– Слава богу, нет. Варк известил, что во мне нет нужды, и в кои-то веки я готов исполнить его волю.

– Не казнись. Угробленное время. Мне бы тоже слинять – еще куча непроверенных экзаменационных работ. – Брейнтри замялся. – Слушай, может...

– Нет, сам проверяй, – отрезал Уилт. – Не видишь, я занят? – Он кивнул на разграфленный лист. – Размышляю, как все цифровое будущее впихнуть в один четверг.

Брейнтри уже давно не пытался проникнуть в смысл подобных реплик. Он лишь пожал плечами и грохнул дверью.

Отринув расписание в раздел гадкой работы, до самого обеда Уилт заполнял формуляры, которые административный отдел стряпал почти ежедневно, оправдывая тот факт, что в «университетском» штате клерков больше, чем преподавателей.

– Ну да, если эти козлы протирают штаны в конторе, под завязку набитой так называемыми студентами, сводки занятости населения выглядят куда как красивее, – бурчал Уилт, чувствуя новый прилив скверного настроения.

После обеда он с час полистал газеты, целая кипа которых имелась в бывшей учительской. Как всегда, публиковали всякие ужасы. Двенадцатилетний подросток ни за что ни про что пырнул ножом беременную; четыре отморозка до смерти запинали старика в его же гараже; из Бродмура выпустили пятнадцать маньяков-убийц, – видимо, за пятилетнюю отсидку они истосковались без дела. Все это сообщала «Дейли таймс». От «Грэфик» мутило не хуже. Пробежав глазами политические статьи, полные вранья, Уилт решил прогуляться в парке. Он бродил по дорожкам, когда вдруг на одной скамейке углядел знакомую фигуру.

К собственному удивлению, Генри узнал в ней своего давнего недруга инспектора Флинта.

– Каким ветром вы здесь? – спросил он, присаживаясь рядом.

– Да вот сижу гадаю, что еще вы отчебучите.

– Малоинтересная тема. Лучше бы сосредоточились на чем-нибудь вам близком.

– Например?

– Скажем, арест безвинного. Это у вас хорошо получается. Умеете себя убедить, что схватили уголовника. Помнится, когда я, вдребезги пьяный, запихнул надувную куклу в свайную яму, вы ни капли в том не сомневались.

– Верно, – кивнул Флинт. – Потом еще были истории с наркотиками и террористами на Уиллингтон-роуд. Вечно во что-нибудь вляпаетесь. Не умышленно, согласен, но поразительная способность впутаться в уголовную передрягу доказывает, что в вас коренится нечто преступное. Не находите?

– Нет. И вы сами не раз убеждались в обратном. Хотя вашему воображению, инспектор, можно позавидовать.

– Помилуйте, Генри, я лишь цитирую вашего старого приятеля и моего давнего коллегу мистера Ходжа. Для вас, разумеется, – суперинтенданта Ходжа. Знаете, до сих пор он не оправился, все еще вспоминает, как из-за вас сел в лужу в той истории с наркотиками... С другой стороны, вы не сумеете совершить настоящее преступление, даже если его поднесут вам на блюдечке. Вы болтун, а не созидатель. Уилт вздохнул: инспектор прав, черт бы его побрал! Но какого дьявола все беспрестанно напоминают человеку о его беспомощности?

– Так что, кроме мыслей обо мне, других забот нет? – спросил Генри. – Ушли на покой, что ли?

– И об этом серьезно подумываю. Вполне вероятно, уйду. Из-за этой сволочи Ходжа не дают интересных дел. Он-то, собака, женился на дочке начальника управления и получил «суперинтенданта», а я корплю над бумагами. Скука смертная.

– Нашего полку прибыло, – брякнул Уилт, хотя терпеть не мог этого присловья. – И у меня формуляры, планы мероприятий и прочая дребедень... Дома нет житья от Евы – дескать, мало зарабатываю, а ей позарез нужно, чтобы четверня обучалась в дорогущем пансионе. Понятия не имею, чем все это кончится.

Потекла беседа, в которой давние знакомцы побранили экономистов и политиков. Когда Уилт взглянул на часы, оказалось, что прошло довольно много времени. Заседание комиссии по распределению учебной нагрузки, скорее всего, уже кончилось.

Распрощавшись с инспектором, Генри вернулся в свой кабинет. Было начало пятого, когда в дверь опять просунулась голова Брейнтри, известившего, что он лишь выскочил отлить, а заседание в самом разгаре.

– Ты поступил чертовски мудро, воспользовавшись поблажкой Варка, – сказал он. – Там дым коромыслом. Все как всегда. Но к шести точно уймутся. Дождешься меня?

– Пожалуй... Все равно делать нечего. Слава богу, что я откосил, – пробурчал Уилт.

Брейнтри скрылся, а Генри задумался над словами инспектора о его способности впутываться в передряги.

«Я болтун, а не созидатель, – мысленно вздохнул он. – Все бы отдал, чтоб вернуть времена Техноколледжа. Тогда от меня была хоть какая-то польза, пусть даже я всего-навсего собачился с подмастерьями, заставляя их думать».

К возвращению друга Уилт окончательно приуныл.

– Ты будто призрак увидал, – хмыкнул Брейнтри.

– Так оно и есть. Призрак сгинувшего прошлого и упущенных возможностей. А впереди...

– Старик, тебе надо хорошенько поддать.

– Сейчас ты абсолютно прав, и пиво не спасет. Требуется виски.

– После вербального побоища – мне тоже.

– Что, за гранью?

– В финале сборище достигло апогея пакости... Куда пойдем?

– Мое настроение соответствует «Рукам палача». Там тихо, и оттуда я уж как-нибудь доковыляю домой.

– Точно! Выпивши за руль я не сяду. Эти засранцы взяли моду совать тебе трубочку, даже если остановят за милю от бара.

Паб, мрачный, как его название, был безлюден, а бармен выглядел так, словно некогда и впрямь служил палачом и охотно продемонстрировал бы свои навыки появившимся клиентам.

– Ну, чего вам? – угрюмо спросил он.

– Два двойных скотча и поменьше содовой, – сказал Брейнтри.

Усаживаясь в темном неряшливом уголке, про себя Уилт отметил: если Брейнтри заказывает почти неразбавленный двойной скотч, ситуация и впрямь паршивая.

– Давай, выкладывай, – пробурчал он, когда Питер поставил выпивку на круглый столик. – Что, совсем плохо? Ну, ясно... Не тяни!

– В иных обстоятельствах я бы сказал: «За удачу!» – но сейчас... Ладно, вздрогнули!

– Хочу знать одно: меня вышвырнули?

Вздохнув, Брейнтри помотал головой:

– Нет, но угроза осталась. Тебя спас вице-канцлер, в смысле, проректор. Извини, я знаю, что тебя воротит от нынешних титулов. Ни для кого не секрет, что председатель комиссии Мэйфилд не особо к тебе благоволит.

– Это еще слабо сказано, – дернул головой Уилт.

– Согласен. Однако еще больше он ненавидит доктора Борда, который заведует кафедрой современных языков, жизненно необходимых конторе под названьем «университет», и посему никто не смеет его тронуть. Поскольку ты приятельствуешь с Бордом, а Мэйфилд тебя очень не любит, положение курса «Компьютерная грамотность» пошатнулось...

– Значит, моя должность – под вопросом?

– В общем, да, но не спеши. На выручку пришел проректор, напомнивший, что на факультете коммуникаций... извини, отделении коммуникаций... студентов больше, чем на любом другом. Поскольку истфак сгинул, а матфак ужался до сорока голов, что меньше, чем даже на естественных науках, универ... колледж не может похерить еще и коммуникации, а значит – и тебя.

– Почему? На мое место возьмут кого-нибудь другого.

– Проректор думает иначе. Он сшиб Мэйфилда вопросом, не угодно ли ему занять твою должность. Тот сбледнул с лица и проблеял, мол, ему ни в жизнь не совладать с твоей шпаной. А проректор его добил, сказав, что ты лихо управляешься с хулиганьем...

– Очень мило с его стороны. Так и сказал – «лихо»?

– Именно так. И его поддержал Борд. У тебя, оказывается, подлинный, помноженный на громадный опыт талант общения с отморозками, к которым он близко не подойдет без калашникова или чего-нибудь столь же смертоносного. Дескать, ты своего рода гений.

Уилт прихлебнул виски.

– Да уж, Борд всегда был верным другом, но сейчас хватил через край, – пробормотал он. – Неудивительно, что Варк хочет от меня избавиться. – Генри мрачно уставился в стакан. – Пусть мои ребята – хулиганье, но у многих доброе сердце. Главное – их заинтересовать.

– В смысле, устраивать игрища и рыскать по порносайтам?

Уилт покачал головой:

– На порносайты не выйти – по моей просьбе техники их заблокировали. К тому же за реально крутую порнуху надо платить, а у моих подопечных нет кредитных карточек либо есть краденые, которые в Интернете хрен используешь.

– Что ж, это сокрушает тезис Мэйфилда о том, что тебе зря всучили компьютерный курс.

– Зря угробили Техноколледж. – Уилт осушил стакан. – Однако есть что праздновать: я сохранил работу, и в ближайшее время проректор в отставку не собирается, ибо загребает прорву деньжищ. Пока он здесь, наш любезный профессор Мэйфилд не рыпнется. Желаю повторить. Сиди, я принесу.

Теперь Уилт заказ тройной скотч.

– Жалко, я не видел, как Мэйфилд сбледнул. Тоже мне профессор... Давай за проректора... и доктора Борда.

Глава вторая

Накануне Ева провела один из лучших дней своей жизни, и даже вечерняя перебранка с мужем не смогла его испортить. Ей-богу, такой славный денек давно не выдавался. Уже довольно долго она обхаживала одну чрезвычайно аристократичную даму, регулярно посещавшую центр «Гармония в любви и общности», где и сама подвизалась. Раз в неделю леди Кларисса приезжала из Северного Фенланда, дабы проведать своего дядюшку, отставного полковника, во Второй мировой войне потерявшего ногу.

– Я нашла великолепное пристанище для дяди Гарольда, – давеча сообщила леди Кларисса. – Называется «Последняя веха». Неподалеку отсюда, и что хорошо, на той же улице в двух шагах квартирует врач. Но главное – заведение предназначено для отставных военных, сын хозяйки сам служил в армии. Конечно, в дядиной войне он не участвовал, поскольку был слишком юн, если родился вообще... но определенно имел какой-то чин и где-то воевал. Теперь служит в отеле «Черный медведь». Хозяйка им ужасно горда – мол, он тамошний управляющий, но и сейчас изредка надевает военную форму.

Укрытый клетчатым пледом старик в инвалидной коляске сверкнул злобным взглядом и заявил, что ни в какую «Последнюю веху» он не поедет. Так называется сигнал, который горнисты трубят на погребении павших, и в свое время он вдосталь его наслушался.

– Но это лучший приют из всех, что я видела, и хозяйка вам будет только рада. Сын ее служил в каком-то полку, так что вам обеспечено особое отношение. – Взглянув на Еву, леди Кларисса пояснила: – Под Арнемом[1]1
  Арнем – община и город на востоке Нидерландов, стоит на Рейне, административный центр провинции Гелдерлан. В 1944 г. здесь был высажен крупный англоамериканский десант, город стал местом ожесточенных боев. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть] дядя лишился ноги.

– При форсировании Рейна, черт побери! – окрысился старик. – Неужто трудно запомнить?

– В общем, где-то в Европе.

– В Германии, чтоб тебя! – рявкнул дядя Гарольд. Потом насупился: – Как там насчет баб? Небось пруд пруди старых кошелок? Их я и здесь навидался.

Вздохнув, леди Кларисса покачала головой:

– Женщины там не проживают. За исключением хозяйки, конечно.

Но старик не желал угомониться:

– Вот доверься тебе, уж ты выберешь богадельню! Там же по соседству кладбище!

– Еще есть приют под названием «Конец пути», удобно расположенный рядом с крематорием. Может, это вам больше понравится? – сладко улыбнулась леди Кларисса.

– К бесу крематорий! – взвыл дядя Гарольд. – Давай уж сразу в мусорную печь! Благодарю покорно, я не желаю, чтоб мои останки поджарили. Хватит того, что сволочи фрицы оттяпали на шашлык мою ногу.

– Ладно, я присмотрю, чтоб вас не кремировали. Коль уж зашла речь, то где именно вас похоронить? Только я надеюсь, милый дядюшка, что до этого еще далеко.

– По-твоему, я вчера на свет появился? Уверен, ты не зря сюда шастаешь... Но будь я проклят, если понимаю, в чем дело. Видит бог, за душой нет и ломаного гроша... Однако я все продумал и желаю, чтобы меня похоронили в Кении, где я родился и вырос.

– Но это же Африка! Перевозка тела обойдется в целое состояние, да и нам слишком далеко ходить на могилку.

– А мне какое дело? Годами никто из родственничков не навещал меня живого. Чего ж покойнику-то о них тревожиться?

– Нехорошо так говорить, и потом – это неправда! – возмутилась леди Кларисса. – Я аккуратно приезжаю каждую неделю, но что будет, если вас похоронят в Кении? Прошу прощения, но вы очень неблагодарны, хоть я нашла вам великолепный приют.

– Возможно, – буркнул старик. – Но могла бы подыскать что-нибудь с названием повеселее.

– Ну раз вы недовольны, поищу в другом месте, – вздохнула дама и, чмокнув в лоб, покинула озлобленного ворчуна.

* * *

– Поскорее бы оказаться в отеле, – сказала леди Кларисса, под руку с Евой направляясь к парковке. – Порою дядюшка просто невыносим. Я ужасно рада, милочка, что мы вместе отобедаем. Поедем в моей машине?

«Ягуар» доставил их к «Черному медведю»; дорогой молчали.

– Пожалуй, добрый херес, – ответила Ева на вопрос спутницы, какой аперитив она предпочтет. Однако вместо привычного сладкого хереса ей подали классический сухой, а себе леди Кларисса заказала большой фужер сухого мартини.

– Уф, славно! – хорошенько прихлебнув, выдохнула она и откинулась на стуле. – Знаете, на прошлой неделе в Центре я видела мисс Клэнси, которая обмолвилась, что ваш муж преподает в Фенландском университете. Стало быть, он прекрасный педагог. Что заканчивал?

– Кембридж, – ответила Ева, понятия не имевшая, где учился Генри.

– Хм... Часом, не знаете, какой именно колледж?

– Тогда мы еще не были знакомы, но, кажется, он упоминал Портерхаус.

– Изумительно! Мой супруг тоже там учился и чрезвычайно обрадуется однокашнику – будет о чем поговорить. Бедняжка, ему так одиноко... Скажите, дорогая, не согласится ли ваш муж подтянуть по истории моего сына Эдварда? Видите ли, я хочу послать его в Кембридж, предпочтительно – в Портерхаус.

– Конечно, согласится, – натужно улыбнулась Ева. – Я абсолютно уверена.

– Чудесно! Понимаете, Эдварда весьма дурно обучили в так называемой частной школе под Лидлоу, вся частность которой лишь в том, что она стоит безумных денег и расположена у черта на куличках. Проку никакого. Мальчику надо сдавать историю, а было всего три занятия. Мы угрохали кучу денег, милочка. – Леди Кларисса подозвала сомелье: – Повторите мартини, только сделайте наполовину с джином, а вермута поменьше. Сейчас я вовсе не почувствовала джин, сплошной вермут. И еще бокал хереса для моей гостьи.

– Думаю, мне хватит, – сказала Ева, которой не глянулось знакомство с сухим хересом. – Еще предстоят поездки, и я не хочу лишиться прав.

– Милочка, два бокала хереса погоды не сделают, – увещевала леди Кларисса.

Под натиском первой порции и явно состоятельной дамы, называвшей ее «милочкой» и державшейся с ней как с ровней, Ева сдалась.

– Тогда позвольте мне оплатить второй заход, – сказала она.

К счастью, леди Кларисса лишь отмахнулась:

– Обед входит в гостиничный счет. Приезжая к дядюшке и за покупками, я всегда здесь останавливаюсь. – Она закурила. – И потом, за все платит муж. Он такой душка.

– А как же вы поедете домой? – спросила Ева. – Вдруг полиция остановит и заставит дыхнуть в трубочку?

– Неужто вы думаете, я сяду за руль? Есть водитель. Вообще-то он механик, но по совместительству еще и шофер. С утра я его отпустила, а сейчас он где-то здесь околачивается. Нет, под градусом я и дома не езжу, хотя полиция никогда меня не останавливает. Одна из выгод моего замужества: Джордж, видите ли, МС. – Заметив Евино недоумение, леди Кларисса пояснила: – Конечно, будь он капельку тщеславнее, давно стал бы КА[2]2
  МС – мировой судья, КА – королевский адвокат.


[Закрыть], но ему лень. В сущности, мы живем каждый своей жизнью. – Прикончив джин с толикой вермута, она встала: – Допивайте и пошли обедать.

Будучи ни бе ни ме в акронимах, Ева обрадовалась смене темы. Отставив бокал с хересом, она проследовала за леди Клариссой в обеденный зал. К концу трапезы, сдобренной, по настоянию хлебосольной дамы, бокалом белого вина, жизнь казалась лучезарной. К кофе леди Кларисса, за обедом уговорившая бутылку белого бургундского, заказала арманьяк. Ева лишь пригубила напиток, но спутницу ее это не удовлетворило.

– До дна! – приказала она, залпом осушая свой фужер. – Сейчас поймете, как это способствует пищеварению.

Ева подчинилась и сразу о том пожалела. Лишь теперь возникла тема Уилтова жалованья за репетиторство.

– На всем готовом ваш муж будет получать тысячу пятьсот фунтов в неделю. Если Эдвард поступит, премия пять тысяч. Времени полно – два каникулярных месяца. Я понимаю, предложение наше – как снег на голову, а вы, наверное, уже спланировали отпуск...

– Каждое лето мы проводим в Озерном крае. – У Евы чуть заплетался язык. В голову ударило спиртное, а пятитысячная премия только усилила кружение.

– Поменяйте планы и милости просим к нам в имение. Бесплатно поселитесь в меблированном коттедже. Неподалеку прелестный пляж. Уверена, поместье вам понравится. – Леди Кларисса помолчала. – Наверное, вам надо все обсудить с мужем, да и мне следует с ним повидаться.

Убежденная, что Уилт не произведет хорошего впечатления, Ева поспешно замяла эту жуткую идею:

– К сожалению, на выходные он уехал проведать матушку. Последнее время ей нездоровится.

– Сочувствую. Знаете, в следующие выходные я опять приеду, чтобы устроить зловредного дядюшку в приют. Вот сквалыга! Я в лепешку расшибаюсь, а ему все не по нраву. Может, тогда и встречусь с вашим мужем?

Ева неопределенно кивнула. Придется поднатаскать Уилта, иначе он все испортит. Леди Кларисса встала из-за стола:

– Пожалуй, вздремну перед дорогой. Было очень приятно поболтать с вами, дорогуша. И я чрезвычайно рада, что вы вполне нормального размера.

Она вышла из ресторана, оставив озадаченную Еву гадать, при чем тут ее размер. Может, дамочкин сын карлик или... как там... недомерок? Но тогда следовало бы интересоваться размером Уилта... Чудной обед, но еще чуднее самочувствие от всей этой выпивки. Ева взяла такси, бросив свою машину на стоянке Центра. Дома ее сморило внезапной дремой, и она очнулась лишь к вечеру, не особо помня, почему вдруг разлеглась на полу гостиной. «Слава богу, Генри еще нет, а то была б картина...» – проскрежетала мысль в тяжелой голове.

Ева напрасно тревожилась. Наступил вечер, а наспех приготовленный супругу ужин так и стоял нетронутый. Размышляя о радужной перспективе, которую сулили нежданные деньги, Ева, мурлыча под нос песенку, убрала мясо и спаржу из духовки в холодильник. Потом глянула какой-то телефильм и решила не дожидаться возвращения мужа. Выключила свет и улеглась в постель, надеясь, что у Генри есть ключ от входной двери. «Наверняка весь вечер проторчал в пабе и набрался», – подумала Ева.

* * *

Уилт набрался. Двойной скотч был залакирован пинтами крепкого пива. По выходе из паба Уилт и Брейнтри очутились в кромешной тьме, ибо, как назло, во всем квартале не горели фонари. В результате Генри слегка поплутал, прежде чем выбрался к мосту, указующему путь домой. В его районе фонари горели, но сам дом был темен. Уилт потратил изрядно времени, чтобы в кармане нащупать ключ, а затем с очередной попытки попасть им в скважину. Но цель оказалась ложной. Ева так боялась грабителей, что месяц назад установила вторую, чрезвычайно надежную личину. Бесполезный ключ выскользнул из рук.

– Хлябь твою твердь! – промычал Генри и, качко присев на корточки, зашарил по земле, но тут о себе напомнил мочевой пузырь. Уилт шагнул к лужайке и уже откликнулся на его зов, когда в доме напротив вспыхнул свет, озарив соседку, миссис Фокс, выглянувшую из окна. Уилт резво отвернулся, вернее, хотел отвернуться, но, будучи в стельку пьян, заплелся в собственных ногах и ничком рухнул на только что самолично увлажненную травку. Единственным утешением стало то, что теперь от соседских глаз его скрывала живая изгородь, окаймлявшая палисадник.

Генри едва не погрузился в сладкую дрему, но ему помешал раздавшийся в доме телефонный звонок, вслед за которым в спальне зажегся свет, а чуть позже по лестнице протопали Евины шаги. Уилт попытался размышлять и даже в пьяном оцепенении смекнул: миссис Фокс телефонирует Еве, дабы уведомить ее о намерении неизвестного проникнуть в дом. Предприняв неудачную попытку подняться, Генри на четвереньках добрался до входной двери и приник к щели почтового ящика.

– Это я! – жалобно простонал он, но Ева его не услышала, поскольку оживленно обсуждала с соседкой, стоит ли вызвать полицию. Уилт прислушался и уловил конец разговора: «Обойдусь без них... Закрою на второй замок... Спасибо, что позвонили... Да, непременно скажу мужу...»

Звякнул телефонный рычаг, потом все стихло. В окне миссис Фокс, тоже панически боявшейся взломщиков, долго не гас свет. Ева никогда не призналась бы соседке, но брань, доносившаяся с крыльца, говорила о том, что личность «незваного гостя» ей определенно знакома.

Уилт возобновил мольбы:

– Это я. Ради бога, впусти. Я насквозь промок, еще две минуты на улице...

Он хотел сказать, что сляжет с пневмонией, но в приливе вдохновения Ева его оборвала, вознамерившись поквитаться за вчерашнюю грубость.

– Кто это – я? – спросила она, продлевая Уилтовы мучения.

– Ну хватит, ты прекрасно знаешь кто! Твой муж Генри, черт побери!

– Голос не похож. И вы явно пьяны.

– Да плевать, похож или нет! Я весь вымок! Ну да, маленько перебрал...

– У моего мужа должен быть ключ от двери. – Ева растягивала удовольствие. – Что ж вы сами не откроете?

– Я уронил хренов ключ! – сквозь почтовую щель заорал Уилт. – Зачем выключила свет на крыльце? Тут тьма хоть глаз коли!

Ева хотела зажечь уличный свет, но, передумав, шумно звякнула дверной цепочкой:

– Вызываю полицию.

– Свихнулась, что ли? Оно тебе надо?

Тут не поспоришь, подумала Ева, представив мигалки, сирены и совершенно излишние соседские пересуды. Однако подлец еще не заслужил прощения. Включив наружный свет и приоткрыв дверь на цепочке, она выглянула в щель. Весь перепачканный, Уилт смотрелся кошмарно.

– Вы не мой муж, – решительно заявила Ева. – Ничего похожего.

– Достала уже, я дверь вышибу! – завопил Уилт. – Если сейчас же не откроешь, я, на хрен, отолью в почтовый ящик миссис Фокс! Вот тогда поглядим, что ты запоешь!

– Видно, придется вас впустить, – поспешно сказала Ева и на секунду прикрыла дверь, чтобы снять цепочку.

За это время Уилт успел рухнуть наземь и теперь блевал в клумбу.

– Ладно уж, входи, – смилостивилась Ева, когда он закончил извержение.

Безуспешно попытавшись встать, Уилт на четвереньках одолел порог, а Ева, злорадно улыбаясь, бочком протиснулась на крыльцо и отыскала ключ. Заперев дверь, она гадливо посмотрела на супруга: до столь скотского состояния Уилт еще не напивался, утром его ждет славное похмелье, которое не позволит противостоять возникшему плану.

– Немедленно ступай наверх и прими душ, – отчеканила Ева. – Спать будешь в гостевой. Ко мне даже не суйся.

Она вернулась в спальню, предоставив Уилту самостоятельно одолевать лестницу.

Обе попытки принять душ закончились падением в ванну; полчаса спустя Генри, весь в синяках, полный горечи и жалости к себе, пробрался в гостевую комнату, где уснул блаженным мертвецким сном.

* * *

Наутро Уилт позвонил на работу – сообщить, что свалился с вирусной инфекцией. Никто не ответил.

– Нынче суббота, – известила Ева. – В выходные люди не работают.

Уилт радостно вновь залег в постель, но вскоре Ева его растолкала. Неожиданно для себя она многое переняла от тетушки Джоан из Уилмы, штат Теннесси, у которой гостила прошлым летом и которая выдворила, а точнее сказать, вышибла ее из своего особняка под названием «Звездолет». Приобретенный опыт Еву ожесточил. Годами она терпела мужнино непотребное пьянство, но теперь решила действовать в духе своей тетушки. Давно пора за себя постоять.

– Слушай сюда! – рявкнула Ева, сдернув с Уилта простыню. – Отныне будешь делать, что я скажу!

Вид голого мужа вызывал отвращение.

– Господи боже мой, хочешь меня насмерть заморозить? – простонал Уилт.

– На улице жара. Сам виноват, что тебя колотит. Таким пьяным я тебя еще не видела.

– Ну виноват, виноват... С Питером отмечали...

– Что отмечали?

– История долгая и нудная. Можно потом?

– Нельзя.

– Меня не сократили, раз уж так хочешь знать. Вот что мы отмечали.

– Слава богу! – Ева уж хотела уйти, но остановилась: известно, Генри соврет – недорого возьмет. Не на такую напал! – Разве тебе грозило сокращение? Пусть это займет время, но я желаю знать правду.

Уилт выпучил налитые кровью глаза: черт бы побрал эту американскую тетку! Прежде Ева позволяла спокойно отмучиться похмельем, но с ее нынешней благоприобретенной настырностью справиться невозможно, да и сил-то нет.

– Отдай простыню, я все расскажу, – проскулил Генри.

Ева швырнула ему простыню и одеяло:

– Ну, поведай.

– Поначалу я собрался на заседание КРУНа...

Ева терпеть не могла эти чертовы ахро... анахро... сокращения:

– Расшифруй!

– Комиссия по распределению учебной нагрузки. Там решают, от каких дисциплин избавиться и, естественно, кого из деканов попрут с работы. Коммуникации считаются не вполне университетским предметом, и оттого меня не пригласили. Питер рассказал, что там происходило. Мэй-сволочь-филд предложил меня убрать.

– Ему-то что за дело?

– Он, видишь ли, председатель КРУНа, если это так важно, – вздохнул Уилт.

– Ну и?..

– По счастью, там оказался проректор. Нельзя избавляться от Уилта, сказал он, поскольку лучше него никто не управится с отморозками, каких не сыщешь на других отделениях. Ты поняла?

Ева кивнула.

– Хорошо. Затем, добивая Мэйфилда, проректор предложил ему занять мою должность, и подонок наглухо заткнулся. Питер говорит, засранец чуть в обморок не хлопнулся, и вопрос моего увольнения больше не возникал.

Ева почти поверила. Но если что, справится у Питера Брейнтри.

– Теперь можно мне поспать?

– Нет. Оденься, и чтоб через пятнадцать минут был внизу. У меня сногсшибательная новость.

Генри застонал. Из опыта он знал, что их понятия о сногсшибательности сильно расходятся.