Текст книги "Тэсс из рода д'Эрбервиллей"

Томас Гарди
Тэсс из рода д'Эрбервиллей

Предисловие

Ни одна из книг Томаса Гарди не оставляет столь цельного впечатления, как роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». В читательской памяти имя писателя обычно связано с этой книгой. Особенно трогает и запечатлевается образ героини, наделенной редким обаянием. Пожалуй, именно женский образ способен был во всей непосредственности, с тончайшими оттенками передать характер переживаний Гарди. В радости и страданиях женской души, пламенной и самоотверженной, но легкоранимой, беззащитной перед грубой силой, выразились и его омраченная печалью восторженность, и переполнявшие его горечь и негодование.

«Тэсс из рода д’Эрбервиллей» – история недолгой жизни простой крестьянки, милой, обаятельной женщины, поруганной и загубленной.

«Почему, – спрашивает писатель, – случилось так, что эта прекрасная женская душа, чувствительная, как паутинка, и, в сущности, чистая, как снег, обречена была носить клеймо?.. Почему так часто грубое берет верх?..»

Последовательно, фаза за фазой – в книге их семь, семь периодов в личной судьбе героини, – прослеживает автор развитие событий и духовную эволюцию Тэсс, выявляя причины ее трагедии. Эта веселая, скромная, нежная девушка из Блекмурской долины, когда читатель впервые встречается с ней – на сельском празднике Майского дня, – еще вся в ожидании: «сосуд эмоций, не окрашенных опытом». От переломного момента, а главное, от обстоятельств зависит, как раскроет себя, свои человеческие свойства сосредоточенная в ней жизненная сила – на радость или горе. Все оборачивается мрачной стороной в столкновении обездоленной девушки с обществом, с его нравами и порядками.

Лишения и нужда гонят Тэсс из родного дома. Она становится жертвой беспутства богатого бездельника Алека д’Эрбервилля. Общественное мнение преследует ее тупыми и ханжескими заповедями. «Погибель твоя не дремлет», – стращает апостольским текстом бездушный ревнитель Христова учения. Тэсс мучительно переживает свое «падение». Ее скорбь и подавленность усиливаются ввиду отсутствия независимого суждения и протеста: лишь смутно в ней пробивается сомнение, мысль о несправедливости, незаслуженном наказании за «грех», о котором она не помышляла, которого сторонилась.

Едва гнет нужды и предрассудков слабнет, жизнь, пульсирующая в Тэсс, расцветает, согретая надеждой. В ней распускается светлое, возвышенное чувство. Перед читателем возникает поэтичный образ деревенской девушки, доильщицы на молочной ферме Тэлботейс. Блекнут обступившие ее «мрачные призраки». Однако возлюбленный Тэсс с символическим именем Энджел (Angel – ангел) оказывается ангелом черствой добродетели. Чистосердечную исповедь навсегда преданной ему души он, по природе человек мягкий, прямодушный, отзывчивый, встречает с холодной жестокостью. Сразу тускнеют радужные краски мимолетной идиллии, обнажая суровую реальность. Развеиваются многие наивные представления героини, крепнет в ней чувство свободы, требование справедливости. Измученная, снова искушаемая тем, кто причинил ей столько зла, Тэсс становится к тому же и невольной причиной несчастья близких ей людей и ради них идет на роковую жертву. Однако она не может изменить себе, тому, что делает ее чистой женщиной, и в порыве возмущения и отчаяния убивает соблазнителя, видя в нем причину всех бедствий своей загубленной жизни.

Тэсс обрекают на муки, толкают на преступление и наконец казнят. Нужда, бесправие, жестокость закона, догматизм и лицемерие, власть предрассудков – сборище злых сил действует совокупно, толкая ее к последней черте, попирая и губя человечность.

Типичность судьбы Тэсс подчеркивается трагедией ее подруг – батрачек Мэриэн, Изз и Рэтти. Лишения, безработица, личная неустроенность приводят их всех на ферму Флинтком-Эш, а здесь их ждет изнуряющий и безысходный труд. Ломается жизнь милой и доброй Мэриэн, слабнет ее воля к сопротивлению невзгодам, единственную отраду она находит в вине. Вянут, не изведав радости, Изз и Рэтти. Дополняет картину исковерканная жизнь Энджела Клэра – одного из центральных персонажей. Он поставлен в иные условия, принадлежит к привилегированному слою, и драматизм его положения определяется по преимуществу причинами морального порядка.

Энджел не похож на правоверных представителей своей среды с их мелким снобизмом и самодовольной приверженностью к установленному порядку вещей. Он выгодно отличается от братьев Катберта и Феликса, отмеченных сатирической авторской характеристикой. Ему претит религиозная взвинченность и чопорная добродетель Мерси Чант, которую прочат ему в жены его родители. Энджел Клэр – «человек с чистой совестью», с похвальным стремлением отстоять независимость своих убеждений. Этот сын сельского пастора высказывает еретические суждения, атеистические мысли, отрицает за узкой группой право выдавать свои ограниченные представления за всеобщие истины, склонен отдаться искреннему порыву, шагнуть через сословные барьеры и своими руками делать свое счастье. Однако его свободомыслие неглубоко и непрочно. Устремленность к возвышенному в нем рассудочна, чувства зажаты сухой логикой и скованы догмой. «Завзятый бунтарь», он на деле оказывается «рабом условностей». Только потрясение вызывает запоздалый поворот в его чувствах.

Падение женщины – эта тема большой литературы настораживала и пугала ханжей и ретивых блюстителей нравственности. Эта тема задевала живое чувство, волновала воображение, всегда могла стать слишком злободневной. Многие английские писатели, предшественники Гарди, привлекая к ней внимание, делали горькие наблюдения, будившие совесть, будоражившие мысль. Однако никто из них не связал с этой темой столько кричащих вопросов, не тронул так резко больное место, не высказал столь жестокого упрека. «Падшую» Тэсс он назвал «чистой женщиной» и заявил, что говорит только правду. О «подлой» батрачке он писал восхищенно, любуясь возвышенностью и красотой ее чувств, с презрением отталкивая укоренившееся ханжество, цинизм и предрассудки, церковную и сословную пропись. Тэсс – воплощение мягкой женственности, ее трепетная импульсивность целомудренна, внутренние порывы отзывчивы и великодушны. Это не вымученная, не розовая чистота – обаятельность героини осязаема, и потому образ ее так притягателен… «Бедное поруганное имя! Сердце мое, как ложе, приютит тебя» – сострадание и вызов в этом эпиграфе – шекспировских строках.

Тэсс – трагический персонаж. Однако ни страсть, ни волевое устремление, ломающее препятствия, сталкивающее разноречивые интересы, не владеют ею. Душевная чистота – пленительное и безобидное свойство – вот ее пафос. Казалось бы, нет места для трагического конфликта. Но именно это свойство, нежелание Тэсс поступиться своей правотой, пойти на уступки, хотя бы и сулящие выгоду, придают ее положению особый драматизм.

Гарди и ранее красноречиво говорил о трагической гибели добродетели. Прообраз Тэсс возник еще в романе «Вдали от обезумевшей толпы», где рассказана печальная история бедной девушки Фанни Робин, обманутой беспутным молодым человеком. Но тогда эта тема не стояла в центре, многое оставалось недоговоренным, острота сглаживалась, роман венчала счастливая концовка.

В «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» гибель доброго начала, красоты, человечности не эпизод. Тэсс, однажды жертва бесшабашного соблазнителя, обречена быть жертвой навсегда: «таков закон» – власть грубых и циничных обстоятельств, одобряющих зло, на которое привилегированная посредственность взирает снисходительно.

Автор «Тэсс» ополчался против догм, вскрывал относительность и несостоятельность ходячих мнений и философских афоризмов, когда они подкрепляли заблуждение, служили проповеди насилия или смирения, оправдывали социальное зло. «Все суета», – машинально, в состоянии крайней душевной подавленности, повторяет Тэсс, пока ей не приходит в голову, что «к современной жизни эти слова совсем не подходят. Так думал Соломон свыше двух тысяч лет назад, – развивает мысль повествователь, – а Тэсс, хотя и не принадлежала к категории мыслителей, ушла значительно дальше. Если все суета, то кому вздумалось бы обращать на это внимание? Увы, все было хуже, чем суета, – несправедливость, кара, расплата, смерть!» Когда Гарди спрашивает: «Хотелось бы знать, откуда почерпнул поэт (Уильям Вордсворт, 1770–1850. – М.У.) право говорить о «священном плане Природы», – поэт, чья философия почитается в наши дни глубокой, а стихи – легкими и прозрачными», в горькой иронии его вопроса – протест против викторианского филистерского оптимизма, искавшего себе поддержки в ложной идее божьего провидения. Разоблачая социальное зло, Гарди не прошел мимо разносторонних попыток объяснить и оправдать его доводами от Природы. Он выступает против либеральных глашатаев викторианского благополучия, усматривавших в «поведении Природы» некий тайный счастливый промысел, якобы способный оправдать социальную несправедливость.

«Тэсс из рода д’Эрбервиллей» не хотели печатать. «Если писатель когда-нибудь и плачет, – заявил Гарди, – то, вероятно, когда он впервые узнает, как дорого приходится платить за право писать на английском языке».

Роман был изрядно покалечен, прежде чем ему позволили появиться в свет. Впоследствии Гарди с трудом восстанавливал «изъятия», и борьба с издателями и критиками удручала его до крайности.

Автора «Тэсс» обвиняли в безнравственности, осуждали за пессимизм. «Пусть наконец будет правда», – отвечал писатель. Им действительно овладевали тягостные думы, и воображение рисовало мрачные видения, но нравственное чувство не изменяло ему, и не колебалась в нем вера в человека. Многострадальная Тэсс тянется к свету, к радости, жаждет счастья – столько в ней, в этом простом человеке, жизненных сил, светлой неустрашимой любви. Мэриэн, Изз, Рэтти – все они привлекают душевностью, чувством верной дружбы, способностью поступиться личным интересом. Люди труда, чистые сердцем и сильные духом, воодушевляли Гарди. В народной среде находит он образы мужества, трезвость и прямоту суждений, бескорыстие помыслов и поступков, искренность и возвышенность чувства.

В романе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» неоднократно встречаются описания сельских работ – жатвы, молотьбы, копки свеклы. Это отнюдь не фон и не декоративный элемент, а часть картины, нечто в ней столь важное, без чего не составить цельного впечатления и не оценить по достоинству глубокий демократизм идейных и эстетических устремлений Гарди.

Тэсс, ставшая матерью внебрачного ребенка, терзает и томит «свое трепещущее сердце всеми муками сожаления, какие только может придумать одинокое и неопытное существо…». Потребность быть полезной и независимой приводит ее на полевые работы, и здесь, среди тружеников, начинают рассеиваться ее нравственные горести, она преображается и спокойно смотрит в глаза людям.

В изображении Гарди интимные – радостные и драматические – переживания обычно не изолированы от повседневности, от всего будничного распорядка. Страстные порывы чувств возникают и в самой обыденной обстановке. Предметы, явления привычного обихода способствуют у него полноте и цельности воспроизведения характеров, в передаче тонких и сложных моментов чувства достигается впечатление живой реальности и простоты, восторженное удерживается в рамках естественного, не переходит в выспреннее. Сцена дойки коров оказывается сценой лирического объяснения, страстной и значительной, и маленький штрих невольно и очень кстати вызывает теплую улыбку: «Старая Красотка в недоумении оглянулась; видя, что подле нее, вопреки всем обычаям, установившимся с незапамятных времен, сидит не один, а двое, она сердито подняла заднюю ногу». Это как раз после взволнованного шепота Клэра: «Я… я не знал, что делаю. Я не хотел быть дерзким. Я предан вам всей душой, Тэсси, милая!»

Гарди не разгораживает стеной романтичное и обыденное, он и не путает их, не мешает в безликое одно. Он оживляет примелькавшееся, поворачивая его необычной стороной, может оттенить, расцветить его привнесением необычной подробности или столкнуть и обнажить контрасты.

Когда Тэсс и Клэр едут под дождем по размокшей дороге с бидонами молока (гл. XXX) и Клэр, волнуемый одной страстью, тревожимый одной мыслью, ждет, что же скажет ему любимая, согласится ли стать его женой, в ответ он слышит «только хлюпанье копыт по грязи да плеск молока в бидонах». На фоне неба вырисовываются развалины старого замка. Клэр рассказывает о нем, о древнем нормандском роде д’Эрбервиллей – настроение перемежается, контрастными слоями набегают и сплетаются ассоциации, лирическая тема усложняется, а в конечном счете в маленьком эпизоде разматывается сложный клубок мыслей, беспокоивших автора. Величественная Эгдонская степь и железнодорожная станция со слабым светом закоптелой лампы – «жалкой земной звезды, которая, впрочем, имела в некотором смысле больше значения для обитателей мызы Тэлботейс и всего человечества, чем небесные светила, хотя далеко ей было до них», – реальная картина и вместе с тем иносказание, образы-символы, возбуждающие неприязненное чувство к цивилизации, отталкивающей своим бездушием, механической жестокостью.

В повествовании о батрачке Тэсс раскрывается не только лирическая тема – писатель говорит о жизни простого человека и о судьбе английского крестьянства.

Дарбейфилды – могикане старой английской деревни. Они принадлежат к числу семей, которые, по словам Гарди, составляли в прошлом ее костяк. Их гонят из родных мест «в интересах нравственности», и горестная судьба батрачки Тэсс – эпилог большой трагедии.

Роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», как и многие другие произведения Гарди, указывает на глубокую внутреннюю связь его творчества с сельской Англией, с ее потрясениями в кризисную эпоху.

В первой трети XIX века в английской деревне еще сохранялось мелкое крестьянство как особый социальный слой. На родине писателя в Дорсетшире и соседних юго-западных графствах многие обычаи, черты быта и нравов патриархальной Англии держались сравнительно долго. Однако к концу века от прежней деревни почти не осталось и следа. Исчезли мелкие землевладельцы и пожизненные арендаторы, не работавшие на чужих фермах, проявлявшие известную самостоятельность и независимость по отношению к помещику и фермеру. Оседлые батраки вытеснялись «бродячими». Рушилось длительное постоянство внешних связей, исчезала многовековая традиция, были, как говорит Гарди, «преданы вечному забвению деревенские легенды – огромная масса незаписанного фольклора, местная хроника, местная топография и терминология».

Многим персонажам Гарди, хотя бы той же Мэриэн, Изз или Рэтти, свойственна вера в судьбу. «Они выросли в глухих деревушках, где фатализм глубоко пустил корни», – поясняет автор. Слепая вера в господство неведомой и неотвратимой силы, характерная для сознания патриархального крестьянина, оставляет в их душе заметный след, производит пагубное влияние: парализует волю, склоняет к смирению. Она одновременно притупляет и некоторые отрицательные чувства. Подруги Тэсс не испытывают к ней зависти, злобы – личные неудачи, драматические события принимаются ими просто: «так угодно было судьбе». Конечно, они руководствуются не только фаталистической формулой: они искренне восхищаются Тэсс, любят и уважают ее, признают ее нравственное превосходство. Психологический анализ у Гарди обычно глубок и точен, не ограничивается поверхностным и очевидным, раскрывает мотивы поведения в их сложности и противоречиях. Это в равной мере относится к Изз Хюэт, к Энджелу Клэру и к Алеку д’Эрбервиллю. Последний представлен отнюдь не лубочным злодеем.

Смирение чувств и стоическое достоинство нередко служили в более ранних романах Гарди залогом перемены к лучшему: в итоге судьба оказывала милостивое снисхождение своей жертве. Так, например, было с Элизабет-Джейн («Мэр Кестербриджа»). Не то здесь: смирение и стоицизм девушек-батрачек не приносят им ни отрады, ни утешения. В ходе событий проясняется, почему именно «так было суждено», раскрываются реальные истоки «роковых» горестей, редеют и тают упования на благодетельную силу смиренной кротости.

Когда в 1912 году Гарди готовил собрание своей прозы, он объединил – на основе общности замысла, темы, принципа изображения – «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и шесть других романов («Под деревом зеленым», «Вдали от обезумевшей толпы», «Возвращение на родину», «В лесном краю», «Мэр Кестербриджа», «Джуд Незаметный») в серию «Романы характеров и среды». В них представлена сельская и провинциальная Англия 30—80-х годов XIX столетия. Описывая ее быстро меняющийся облик, нарастание противоречий между городом и деревней, автор создает целую систему образов-символов, в которых с отчетливой наглядностью выразилось его отношение к этому конфликту.

Действие романов Гарди, а также его повестей и рассказов обычно связано с одной и той же местностью на юге Англии, с родным ему краем. Пользуясь старинным наименованием, он называет его Уэссексом. В Средние века здесь, в Дорсетшире, где родился писатель, и прилегающих графствах, было одно из королевств древних саксов. Уэссекс, «восхитительный», как отзывается о нем писатель, – образ неповторимый и многогранный. Это и природа милого края, воспетая им, и простой его люд, изображенный с любовью, и многовековая его история, запечатлевшаяся в характерах, быте, нравах, в памятниках старины.

Символичен образ Эгдона – вересковой степи, с чарующей картинностью описанной в романе «Возвращение на родину». Символичны названия первых трех книг серии: «Под деревом зеленым» (1872), «Вдали от обезумевшей толпы» (1874), «Возвращение на родину» (1878).

«Под деревом зеленым» – слова из английской народной баллады, которую персонажи шекспировской комедии «Как вам это понравится» распевают в Арденнском лесу, – своеобразной утопии. Слова эти могут служить ключом к пониманию замысла романа. «Под деревом зеленым» – патриархальный мирок, изолированный от покрытого копотью города с его контрастами и противоречиями.

Гарди искал социальную почву, способную взрастить подлинно человеческие отношения. Ему казалось, что в поисках идеала не стоит устремляться вперед, можно удовлетвориться трудовой патриархальной жизнью на лоне природы. С наслаждением и упованием показывал он глухие уголки, уцелевшие неподалеку от крупных городов, порой по детали восстанавливал целую картину. Утопические представления писателя, его попытки отмахнуться от неизбежного, осудить прогресс или приспособить нововведения к старым условиям сказывались в идеализации патриархальной ограниченности, в слабой обрисовке характеров, лишенной типической значительности. Однако сам же писатель показывает, как действительность опрокидывает умозрительные построения: под кронами его «зеленого дерева» возникают далеко не идиллические сцены.

«Вдали от обезумевшей толпы» – опять-таки цитата, на этот раз из «Элегии на сельском кладбище» Томаса Грея, в которой английский поэт XVIII века воспевал патриархального крестьянина, его быт, чуждый городскому. «Вдали от обезумевшей толпы» – это, следовательно, вдали от города, от цивилизации и все под тем же «деревом зеленым». «Обезумевшая толпа» – обобщенный образ с резко выраженной эмоциональной оценкой. Это все то, что враждебно «Уэссексу», подрывает и губит его: корыстолюбие и эгоизм собственника, разжигаемые ими слепые страсти, душевная суета, внешний лоск и нравственная опустошенность… Автор по-прежнему ищет выход в бегстве от действительности, лелея мечту о «старой веселой Англии», но чувство жизни, трезвость взгляда приходят в столкновение со столь дорогими ему иллюзиями. Все реже слышен «под деревом зеленым» шум веселого дружного хоровода, омрачилась и нарушилась сельская идиллия – писатель не мог не ощущать беспочвенность своей утопии.

«Возвращение на родину» – возвращение в родной Уэссекс из цитадели «обезумевшей толпы». Та же коллизия выражена здесь еще более резко и контрастно. Уже само место действия – Эгдонская вересковая степь, связанная с именем легендарного короля Лира, – придает произведению трагический колорит. Если «Под деревом зеленым» напоминает о веселых изгнанниках, нашедших безмятежный приют в Арденнском лесу, то Эгдонская степь – о старом бездомном Лире, застигнутом бурей.

Трезвое чувство действительности все сильнее берет верх над личными симпатиями. Гарди сознает невозможность возврата к прошлому, видит ограниченность патриархального существования, хотя и продолжает сокрушаться о его гибели.

Символика заглавий, свойственная трем первым книгам серии «Романы характеров и среды», исчезает в четвертой книге: «Мэр Кестербриджа. Жизнь и смерть человека с характером». Гарди концентрирует внимание на индивидуальном герое – простом человеке, выступает в его защиту, видя в его печальной судьбе отражение народной трагедии. В центральной фигуре и вокруг нее сосредоточивается борение чувств, с нею связываются проблемы, ранее волновавшие писателя или вновь возникшие перед ним.

В Тэсс глубок отпечаток трудовой патриархальной среды с ее светлой и темной сторонами, среды, отжившей свой век. Пленяющая цельность, непосредственность и бескорыстие чувств сочетаются в героине с отсталыми представлениями, наивной созерцательностью, беспочвенной одухотворенностью, душевной уязвимостью. Суеверный страх тяготит ее дух, ослабляет, а временами и вовсе парализует волю, редко-редко в самозабвении преодолевает она изнуряющее состояние тревоги. Многие черты сближают ее с Маргаритой из трагедии Гете «Фауст» – поэтическим воплощением патриархально-идиллической гармонии. В отличие от Маргариты Тэсс способна бросить вызов, выдержать испытания – если бы не мягкотелость Энджела, если бы не замкнутость в узком кругу, из которого нет выхода. Приноровленность Тэсс к движению вперед, к быстрому развитию, к решительной перемене – примечательное ее свойство, отмеченное автором, однако не раскрытое им во всем его реальном значении.

В сюжет романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» привнесены мотивы, которые, расширяя рамки основной темы, в то же время склонны так сместить перспективу, что реальное может стать фантастическим, преходящее – принять вид извечного, злосчастье – быть увязано с господством слепого рока над людьми.

Джон Дарбейфилд, родитель Тэсс, не просто пожизненный арендатор, он «сэр Джон», нисходит «по прямой линии от древней рыцарской семьи». Героиня не обычная крестьянка, она Тэсс из рода д’Эрбервиллей. Она «д’Эрбервилль по крови», которая передает ее отцу чахлую энергию угасшего рода, а ей – утонченность чувств и восприимчивость к страданию. Тэсс несет на себе проклятие, обречена расплачиваться за преступления некогда могущественных предков, жестоких и властных феодалов. Злые силы жаждут возмездия и искупительной жертвы.

Вдову «сэра Джона» и его детей выселяют: «Дарбейфилдов, бывших некогда д’Эрбервиллями, постигла та же участь, на какую, без сомнения, в бытность свою олимпийскими богами графства, обрекали они, и довольно жестоко, таких же безземельных, какими стали теперь сами».

Алек д’Эрбервилль с холодным расчетом использует наивность и беспомощность Тэсс: «Несомненно, в былые времена кто-нибудь из одетых в кольчугу предков Тэсс д’Эрбервилль, возвращаясь навеселе домой после битвы, причинял деревенским девушкам то же зло, если не с большей жестокостью». Героине являются зловещие предзнаменования, словно в романтической трагедии рока. Древнее предание, легенда о карете д’Эрбервиллей, вплетается в события, освещая их таинственным светом. Стук этой странной кареты раздается как предвестник надвигающегося на Тэсс несчастья.

Не следует преувеличивать роли этих мотивов, того, что часто оказывается лишь «фантастической формой», облекающей реалистический замысел писателя. Нельзя не видеть горькой иронии в той настойчивости, с какой он говорит о Тэсс как о наследнице рыцарей-феодалов. Все же эта ирония связана с фаталистической идеей, усугубляющей мрачный колорит романа. Две одинокие фигуры, потрясенные и опечаленные, Клэр и Лиза Лу, бредущие по дороге в тот час, когда свершается «правосудие», излучают свет надежды, но робкий, символический, являют пример стоического сопротивления невзгодам, взывая больше всего о сострадании.

Тэсс среди мегалитов Стоунхенджа – развалин древнего языческого храма, в котором приносились жертвы Солнцу, – патетическая сцена, построенная на контрасте между романтической приподнятостью, мужественной и нежной человечностью и мертвящей обыденностью, механической жестокостью.

Необычность площадки действия, одновременно реальной и фантастической, контрастная живопись и строгая пластика отвечают замыслу автора, его намерению показать героиню-жертву простой и величественной, противопоставить язычески светлое мироощущение, живое доброе чувство, чистое сердце – догме, фальши, бесчеловечности религиозно-филистерской морали и казенной законности. Сцена выразительна и эффектна. И все же трудно освободиться от ощущения театральности. Не случайно здесь преобладает изобразительность романтического искусства, в то время как большинство эпизодов книги выдержано в реалистической манере.

Лунатические блуждания Энджела Клэра, алое пятно на потолке, напоминающее «гигантского туза червей», – кровь убитого Алека д’Эрбервилля, ее мерное капание в мертвой тишине – детали, более свойственные «сенсационному роману» Уилки Коллинза, автора хорошо известных у нас «Лунного камня» и «Женщины в белом».

Углубление реализма, острота и страстность в защите демократических убеждений, сам материал, не терпящий эпического спокойствия, ломка и движение характеров, требующие убедительной психологической мотивировки, – все это сказалось на повествовательной манере Гарди.

Отчетливее, чем в «Мэре Кестербриджа» и других, более ранних его романах, выражена в «Тэсс» публицистическая струя. «Будем говорить честно», – вдруг прерывает автор рассказ о том, как радость бытия в переменившихся к лучшему условиях берет в героине верх над придавленностью, усиленной предрассудками, и доказательством от действительности опрокидывает скудоумные положения «любезных теоретиков», как он называет схоластов и догматиков своего времени. Наряду с подобного рода прямым обращением к читателю Гарди более настойчиво, чем ранее, изыскивает способы косвенного выявления авторской точки зрения, стремится выразить ее так, чтобы она была очевидной, но ненавязчивой. Дважды приводит он текст последнего письма Тэсс, подчеркивая этим его значение и свое одобрение тому, что в нем сказано. Преодолев чувство самоуничижения перед Клэром, Тэсс осуждает за жестокость своего супруга: он пренебрег особенностями случая в угоду схеме, предпочел быть «справедливым» по мерке, вместо того чтобы «быть чуточку добрее».

Заметно возросла роль сатирических характеристик и оценок. Оригинальные, меткие, они больше всего затрагивают духовенство, бездушных служителей церкви, юродивых во Христе, лицемерных ревнителей нравственности.

Бытовая тема, очень важная для Гарди, приобретает новые оттенки. Относительная цельность патриархальной среды в романе «Под деревом зеленым» дает почву для веселого юмора и шутливой иронии. Постепенно беззаботность и веселье уступают место более сложному и суровому настроению. Окончательный распад и полное исчезновение патриархальных связей, некогда глубоких и прочных, отзывается в бытовом материале романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» ироническим и иронико-трагическим гротеском. В экспозиции бытовой гротесковый штрих связан с фигурой Джона Дарбейфилда, подвыпившего разносчика, узнающего случаем, что он потомок рыцарей и наследник… их «знатных скелетов». Некоторая передышка в сюжете, возникающая при описании харчевни «Чистая капля» и застольного собрания в трактире Ролливера, где восседает и сэр Джон («чуть-чуть» не сэр Джон Фальстаф), лишь подводит к трагическому эпизоду, оттеняя его: Тэсс и ее маленький брат Абрэхэм едут ночью вместо отца, обессиленного впечатлениями дня и выпитым под вечер, на своем захудалом Принце, говорят о «подгнившей планете», и на пути на них обрушивается непоправимое несчастье.

Употребление «внутренней речи», связанное с поисками новых средств реалистической передачи психологических переживаний и косвенных форм выражения авторского мнения, участилось, стали разнообразнее стилистические ее функции. Высказывания автора и персонажей смыкаются теперь несравненно чаще, особенно тогда, когда писатель хочет выразить сочувствие переживаниям положительного действующего лица, поддержать его своим авторитетом.

Все же Гарди предпочитает описывать, а не изображать сложные психологические состояния, не воспроизводить непосредственно «диалектику чувства» и в малой степени передает своеобразие высказываний про себя. Как бы то ни было, повествовательная манера писателя претерпевала разносторонние изменения, обогащалась, становилась более гибкой.

Едва роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» вышел в свет, он привлек к себе широкое внимание, и не только на родине писателя: один за другим начали появляться его переводы – в 1893 году он был опубликован в журнале «Русская мысль». До Гарди дошли сведения, что Л. Н. Толстой читал этот перевод и одобрительно отозвался о книге.

Роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» вызвал интерес в театральных кругах Англии, Америки и других стран. Гарди не одобрял переделок для сцены, считая, что с ними связаны невозместимые утраты. Все же после колебаний и сомнений он написал сценический вариант своего романа. Спектакль был поставлен в провинции и в Лондоне и прошел с большим успехом. Английским композитором Ф. д’Эрлангером была написана опера «Тэсс». Она была поставлена в 1906 году в Неаполе. В 1909 году Гарди присутствовал на ее репетициях в лондонском театре Ковент-Гарден и на первом ее представлении.

«Романы характеров и среды» – а «Тэсс» среди них самая популярная книга – оказали глубокое влияние на развитие английского романа XX века. Об этом можно судить, вглядываясь в творчество Д. Г. Лоуренса, Джона Голсуорси, Ричарда Олдингтона, Грэма Грина, Джеймса Олдриджа и многих других писателей Англии.

Тринадцатый по счету роман Гарди – «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» – оказался предпоследним его романом. Спустя четыре года, в 1895 году, вышел «Джуд Незаметный», и на самом подъеме творчества, при несомненной и широкой его популярности как романиста, Гарди «вдруг», неожиданно для себя и своих читателей, отошел от прозы. К разгадке этого внезапного события подводит его дневниковая запись от 17 октября 1896 года: «Быть может, я смогу в стихах полнее выразить мысли и чувства, противоречащие косному, застывшему мнению – твердому, как скала, – которое поддерживается множеством людей, вложивших в него капитал». И далее: «Если бы Галилей сказал стихами, что земля вертится, инквизиция, возможно, оставила бы его в покое». Бесцеремонность издателей, усилившаяся травля в печати, угроза судебного преследования, пышущие злобой анонимки не прошли бесследно для творческой судьбы писателя.