Текст книги "Отшельник"

– Нет, спасибо, – отреагировала она.

– Я здесь не по этому вопросу, – усмехнулся он.

– Если хочешь чего-то от меня, оставь заявку на моем сайте. Сегодня я занята.

– Я пришел, чтобы поговорить о мальчике, – сказал Эрхард, понижая голос.

– О мальчике? – переспросила Алина. Выглядела она так, словно наглоталась транквилизаторов.

– Да. О маленьком мальчике, которого ты уморила голодом и бросила в картонной коробке.

Она резко выпрямилась и посмотрела на него в упор:

– Адвокат запретил мне обсуждать моего сына.

Умница! Она внимательно слушала. «Моего сына»… В голосе слышалось возмущение. Может, она и не под кайфом вовсе…

– Сколько тебе заплатили? Я слышал, в полиции тебе дали тысячу евро.

– Конечно нет! – прошипела женщина. – Столько я зарабатываю в хорошую субботу в декабре. Полицейских денег мне не нужно.

– Тогда зачем ты согласилась? – Он закрыл ее журнал, чтобы она смотрела на него.

– Это мой сын.

– Хватит. Я не журналист.

– Ты таксист. Я тебя помню.

– За тысячу евро я бы тоже согласился стать матерью мальчика.

– Нет, потому что его мать – я.

Ей удалось ответить так убежденно, что Эрхарда вдруг охватило сомнение. Но Алина не похожа на охваченную горем мать.

Она похожа на счастливую вдову, которая наслаждается свободным вечером. Она похожа на «подозреваемую из местных», как назвал ее Берналь.

– Раз уж я сумел тебя вычислить, журналисты и подавно вычислят. Когда они узнают, что ты солгала, что полиция… – он понизил голос, – что полиция платит тебе, чтобы ты признала себя матерью, тебе придется нелегко.

– Это все для виду, – сказала она, потягивая коктейль через соломинку – у нее в бокале было что-то зеленое, вроде мохито с огурцом.

Эрхард был растерян. Он ожидал, что Алина будет сожалеть о своем поступке, может быть, сломается. Но она, похоже, совсем не переживает.

– Тебе заплатили больше чем тысяча евро! – догадался он. – Гораздо больше!

– Как скажешь, богач! – Она вынула соломинку изо рта и ухмыльнулась. – Не все же трахаться с такими стариками, как ты.

Эрхард сделал вид, что не слышал.

– Из-за тебя полиция положит дело на полку. Это неправильно.

– Мальчик умер. Родителям на него плевать, ты понял? Кстати, они, скорее всего, тоже умерли. Так мне сказали в полиции.

– Они просто хотят закрыть дело, пусть преступник и не найден.

– Ну да, и что? Слушай, таксист, мне запретили об этом распространяться. Обсуждать тут нечего. Ты портишь мне вечер. – Она раскрыла журнал и стала читать.

– Вечер? Если ты играешь роль матери, тогда тебе лучше вложить в игру больше души.

У него руки чесались влепить ей пощечину.

Он вернулся в бар, заказал пиво и выпил его одним глотком: пена и жидкость потекли по шее в ворот рубашки. Музыка стала живее, кое-кто из молодежи пошел танцевать. Похоже, музыкантам это нравится, но, по правде говоря, бар – не слишком подходящее место для танцев. Смотреть на них было невыносимо, только молодежь способна на такое притворство. Они терлись друг о друга. Девица в мини-юбке прижималась лобком к заметной выпуклости на ярких шортах своего парня. Их намерения были совершенно недвусмысленны. В их ужимках не было никакой романтики, никакого очарования – сплошное притворство… Брр!

Тупая, мерзкая, жадная сука! Результат многих поколений межродственных браков и разврата. После почти тридцати лет Эрхард признал и свой вклад в такое положение вещей. Бессовестные бюрократы и эгоисты-граждане… Еще не поздно. У него еще есть время подпортить полицейские сводки. Он может разоблачить Алину и некомпетентность полицейских. Ему плевать на Берналя и на их почти дружбу. Если суперинтендент полиции нравов не желает искать родителей мальчика или того, кто повинен в его гибели, пусть платит за свою лень!

Он то и дело косился на Алину. Через окно он видел, как она заказывает шампанское и продолжает читать журнал. Изображает благородную сеньору! И все время у нее на губах играла самодовольная улыбка, как будто она вот-вот засмеется. К ней подошло несколько мужчин, но она их всех прогнала. Ее поведение удивило Эрхарда. Он думал, что она работает, но, может быть, она пришла сюда в свой выходной, который не закончится тем, что какая-нибудь жирная свинья будет тискать ее девичьи грудки. После того как у нее появился новый неожиданный источник дохода, она могла позволить себе отдых. Но он не мог ей этого позволить.

Когда закончился концерт, произошло нечто неожиданное. Пока два парня с дурацкими косичками собирали инструменты, остальные плюхнулись на диваны и закурили самокрутки – наверное, с марихуаной. Какие-то девицы уселись к ним на колени. Эрхард толком не видел, кто они, но потом заметил, как Алина склонилась к солисту. Тот задрал на ней платье, чтобы взглянуть, какие на ней трусики. Больше всего Эрхарда поражало не само действие, а скорость, с какой все происходило. Никаких разговоров, ухаживаний, хотя бы предварительного знакомства – вперед на всех парусах! И хотя из динамиков гремела музыка, в зале была такая интимная обстановка, их голоса словно плыли по воздуху, Эрхарду было слышно все, в том числе и подчеркнуто «городское» произношение Алины, когда она шептала в ухо солисту:

– Хочу отсосать у тебя, мучачо!

Эрхард чуть не упал со стула, но повернулся к барной стойке и допил пиво.

– Не сейчас, не здесь, погоди, – прошептал в ответ солист.

Ах ты, маленький говнюк! Алина не заметила Эрхарда, хотя он сидел метрах в четырех, не дальше, либо притворялась, либо уже забыла о нем. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, он не спеша вышел на улицу. Жизнь в городе кипела, несмотря на то что завтра будний день. Мимо проехали трое на мопеде; две девчонки в ярких платьях шли на пляж, болтая по мобильным телефонам.

Не похоже, что из-за нового источника дохода Алина бросит свое ремесло. Вот жадная сука! Она не стоит того, чтобы быть матерью мальчика, пусть и ненастоящей. Она – худший сорт шлюх, из тех, кто мог бы выбрать другую жизнь, но пользуется своим телом, чтобы мстить мужчинам – мужской глупости и простодушию. Она словно говорит: «Видите, что вы со мной сделали? Видите, какой я стала из-за вас?»

При свете уличных фонарей парни с косичками загрузили аппаратуру в фургон, пообещав басисту завезти все домой. Он слышал, как басист сказал:

– Мы остаемся.

Эрхард поскользнулся на длинных пальмовых листьях и едва не упал. Он ждал несколько минут. Наконец те, кого он ждал, вышли из бара. Они выглядели иначе. На сцене они выглядели одухотворенными. Теперь перед ним всего лишь группа хихикающих мальчишек, которые изображают рок-звезд. Они перешли улицу, не глядя на машины, водители вынуждены были резко тормозить, чтобы не сбить их. Они не обратили внимания и на фургон под фонарем, в котором курили два их товарища. Они не заметили Эрхарда, стоящего за пальмой, он не сводил взгляда с Алины, прильнувшей к тощему солисту. На втором музыканте висла совсем девчонка. Она похожа на юную, пожалуй, даже слишком юную Бирте Тав, датскую актрису, которая в семидесятых снималась в мягком порно. Группа идет по короткой дорожке к отелю «Феникс». Через несколько минут туда же за ними вошел Эрхард.

В баре отеля было всего несколько человек. Муж и жена пили белое вино; человек, похожий на коммивояжера, смотрел в ноутбук. Бармен помахал Эрхарду рукой, но он вернулся к стойке администратора, с которым хорошо знаком. Мигель уже в возрасте, он стоит за стойкой, сколько Эрхард себя помнит. Когда водишь такси, невольно знакомишься с персоналом отелей – если, конечно, тебе не все равно. Таксистам полезно водить дружбу с работниками отелей. Благодаря им появляются новые клиенты и щедрые чаевые. С Мигелем приятно было иметь дело. Приветливый, всегда тщательно причесанный, с мягкими руками, которые приветствуют всех, кто заходит. Ходили слухи, что он ухаживает за восьмидесятилетней матерью.

Сначала Эрхард сделал вид, будто просто проходил мимо.

– Как дела, Мигель? Работы много?

– У нас никогда не бывает много работы, сеньор Йоргенсен. Нам всегда хватает времени на наших гостей.

– Вы давно видели Жана Булара?

Это шутка «для своих» об одной островной знаменитости, Булар оказался в колонке светской хроники, потому что танцевал с Пенелопой Крус на террасе пентхауса в отеле.

– Я не обсуждаю гостей отеля, – с легкой улыбкой ответил Мигель.

– Даже если они нарушают закон?

– У нас такие не останавливаются.

– А как насчет тех пяти-шести человек, что зашли несколько минут назад?

– Что случилось, сеньор Йоргенсен? Неужели они забыли расплатиться по счету?

Эрхард посмотрел на Мигеля:

– Да, можно и так сказать.

– Сколько они вам должны? Может, включить сумму в их счет?

– Я сам с ними разберусь. Скорее всего, произошло недоразумение. В каком номере они остановились?

Мигель бросил на Эрхарда осторожный взгляд:

– Только для вас…

– Вы ведь понимаете, кого я имею в виду? Трое молодых людей и две… как бы их получше назвать? Сопровождающие женщины.

– Я видел только двух молодых людей. Они сняли номера сегодня, немного раньше. Говорите, их сопровождали женщины?

Мигель ни мимикой, ни жестами не показал, что понимает: «сопровождающие женщины» – значит «проститутки». Эрхарду не хотелось его смущать.

– Я ненадолго, – заверил он.

– Номера двести двадцать один и двести двадцать три. Под тем номером, где вы останавливались последний раз.

– Спасибо, Мигель. Я сейчас вернусь.

Эрхард повернул за угол и вошел в лифт. Он слишком устал, чтобы подниматься по лестнице.

Их было слышно уже из коридора. Парень гудел как пылесос. Звуки, которые издавала Алина, похожи на волынку, которую пинают ногой, но сомнения не было: это она. Звук нарастал, пока он не остановился перед дверью номера 221. Эрхарду не хотелось натыкаться на других музыкантов, но он знал, что по крайней мере один из них сейчас занят с малышкой, похожей на Бирте Тав. Возможно, с ней там двое. Из 223-го номера не доносилось ни звука. Может быть, они все заснули вповалку, усталые и обкуренные.

Он постучал в дверь три раза. Не слишком настойчиво.

– Убирайтесь! – раздался голос солиста.

– Шампанское, сеньор.

– Убирайтесь!

– От продюсера, который сидел в баре, сеньор, – соврал Эрхард, надеясь, что его слова заинтересуют солиста. Он услышал шорох, потом шаги.

Как только солист приоткрыл дверь, Эрхард ударил по ней со всей силы. Получив дверью по лицу, парень попятился, пытаясь за что-нибудь ухватиться, ничего не нашел, упал на кресло, затем на столик, перевернув картину в раме, которая со звоном упала на пол. Эрхард быстро вошел в номер.

Алина лежала посреди кровати, раздвинув ноги и раскинув руки в стороны. Эрхард отчетливо видел ее выбритый светло-русый лобок, узкую полоску живота и острые грудки. Узнав Эрхарда, она не свернулась клубком, как он ожидал, а спокойно закинула руки за голову и скрестила ноги.

Солист попытался встать, но Эрхард стукнул его о стену, потом о кровать. Из носа у парня пошла кровь. Он не мог говорить. На прикроватной тумбочке стояла открытая бутылка виски. Эрхард посмотрел на этикетку: «Джек Дэниелс», но бутылка не квадратная, как положено. Скорее всего, подделка. Парень сел, прижав ладонь к носу. Эрхард сделал глоток, потом вылил немного виски на лицо парня; тот извивался от боли, но не кричал. Эрхард не мог понять, кто перед ним – мужчина или идиот.

– Какого черта тебе здесь надо, Четырехпалый?

Эрхард стоял тихо, ждал, когда парень поднимет на него налитые кровью глаза.

– Забирай свои вещи и убирайся. Держись от нее подальше. И друзьям передай.

– Что я сделал? Я подумал… мы познакомились в баре, – просипел парень.

– Она самая главная мошенница на острове.

Алина не шелохнулась. Эрхард ожидал, что она как-то отреагирует, но она молча ждала, отчего ему стало не по себе.

– О чем ты? – спросил парень.

– Убирайся отсюда, живо! – Эрхард размышлял, не замахнуться ли бутылкой, чтобы парень понял: он не шутит, но тот быстро собрал с пола одежду и вышел из номера. Его волосатые, тощие ягодицы являли собой жалкое зрелище. Спина была вся в прыщах.

– Ты что задумал? – На губах у Алины играла отвратительная улыбка, словно ей нравилось все происходящее, словно она – популярная шлюха из фильма с Джоном Уэйном. – Сам меня хочешь, старая свинья?

– Я не трахнул бы тебя, даже если бы ты была последней женщиной на острове, мошенница. – Ему хотелось сказать что-нибудь грубое, уязвить ее, чтобы согнать наглую улыбку с ее губ. Но его слова на нее не действовали.

– Еще бы! – ухмыльнулась она.

Ему захотелось врезать ей бутылкой по лбу, а осколки вогнать в ее бездетный живот. Ему хотелось ее убить. Все в ней ему было ненавистно: ее кудряшки, и задорные соски, которые она даже не пыталась прикрыть, и самодовольная улыбка с налетом горечи – Эрхард вдруг понял, что такую улыбку невозможно стереть ни насилием, ни унижением, ни ненавистью, и бессильно смотрел на нее. Он видел Алину в деревне, когда она была девчонкой, сидела в автобусе или на задней парте в школе. Чуть косящая девчонка в цветастом платье. Он видел, какой она была в детстве: она пинала камешки на дороге и гонялась за собачьим хвостом.

– Как ты дошла до такой жизни? – спросил он.

Вопрос ее удивил. Она еще улыбалась, но глаза неуверенно отвела в сторону. Эрхард продолжал:

– Как ты стала такой равнодушной к другим? Ко всему?

– Я не позволю тебе портить мне карьеру, – сказала она и приподнялась, собираясь встать с постели.

– Оставайся на месте, – приказал Эрхард.

Она медлила и наконец наполовину прикрылась простыней.

– Чего ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты поняла, какая ты дура… Тупая кошелка, которая решила нажиться на смерти маленького мальчика.

– Тебе-то что за дело? Ты тут ни при чем.

– Нельзя бросить ребенка и выйти сухой из воды.

– Послушай, я никого не бросала. Я просто…

– Я все про тебя знаю.

– Ну и что ты собираешься со мной сделать? Сдать меня в полицию?

Снова эта раздражающая решимость. Как будто ее забавляет роль детоубийцы.

Но она права. Он сам не знает, что с ней делать. Он думал, что ему как-то удастся разбудить в ней совесть, но, потерпев поражение, понятия не имел, как поступить.

– Сколько бы тебе ни дали в полиции, я дам вдвое больше. – Он стрелял наугад, и сам от себя не ожидал такого предложения. Он надеялся, что проститутка в Гисгее неверно все расслышала и что речь идет не о тысяче евро, а о меньшей сумме. Наверное, ему удастся наскрести около двух тысяч.

– В полиции мне ничего не давали, – устало возразила Алина.

– Опять врешь.

Ее упорство изумляло. Почему одни врут как дышат, а другим так трудно солгать, что они предпочли бы уехать за тридевять земель? Другие готовы пожертвовать всем, лишь бы не лгать…

– Я не вру. У полицейских я не взяла ни цента.

– Но…

– Мне не полиция платит.

– О чем ты? – Эрхард вспомнил слова Берналя о том, что женщину «простимулировали». Эрхард не сомневался в том, что Берналь имел в виду деньги.

– Деньги дает кто-то другой. Я не знаю кто. Полицейские миллион раз твердили, что мне платят не они, а какой-то тип из местных, махореро. Он, мол, хочет, чтобы проблему решили как можно быстрее. И перестань так на меня смотреть. Я правду говорю. Так они сказали.

– Сколько? – Эрхард понимал, что сумма, возможно, в десять раз больше тысячи евро.

– Пять тысяч за каждую неделю, что я просижу в тюрьме. И билет на самолет до Мадрида, если мне надоест здесь, на острове.

Он смотрел на нее. Разговорившись, она забыла о том, что надо бы прикрыть грудь. Она с удовольствием поедала разноцветные зефирины, которые достала из сумки, и мирно беседовала с Эрхардом, словно они просто друзья и встретились в баре. Эрхард никак не мог сообразить, кого же она ему напоминает. Она немного смахивала на Беатрис: у нее такие же волосы, только короче, и такой же цвет кожи, и такая же фигура, правда, у Алины короче ноги… Нет, не Беатрис. Она похожа на певицу Ким Уайлд, если бы та десять лет провела на панели. Ким Уайлд в виде пухленькой девчушки, которая обожает мерзкие сладости, наркотики и мохито.

Он сделал большой глоток из горлышка.

– Я куплю тебе билет на самолет. И может быть, дам тысячу евро.

– Ты дурак? – Алина пристально посмотрела на Эрхарда.

– Больше у меня нет.

Честность… Он не ждал, что его слова произведут на нее впечатление.

– Слушай, даже если бы я захотела…

– Скажи, что не хочешь лгать в суде. Скажи, что передумала.

– И что хорошего? Это ни на йоту не поможет. Вместо меня найдут другую, которая заберет мои деньги и выпивку на Пласа-Майор в Мадриде!

Может быть. Но бесконечно это продолжаться не может.

– Значит, после меня ты перекупишь следующую, а потом ту, что будет после нее? На всех тебе не хватит денег!

Эрхард злился, – все сводится к деньгам. Но она права. Денег у него нет. Тысяча для нее, если она в самом деле согласится, да еще придется добавить билет на самолет, он не знает, где найти столько денег. Во всяком случае, быстро.

– Если ты в самом деле хочешь вывести их на чистую воду, почему не обратишься в газету, в «Провинсию»? – Это самая крупная газета на острове.

Эрхард задумался.

– Потому что дело должна расследовать полиция, а не газеты. С ребенком ужасно обошлись. Совершено преступление.

– Его что, задушили? – Алина нахмурилась, вдруг выхватила у Эрхарда бутылку, отпила. Скорее всего, ей не показали снимков и не рассказали, как именно умер ребенок. Она не глядя взяла вину на себя. Тем хуже…

– Нет, уморили голодом. Сволочи…

– Я уже не могу пойти на попятную, – сказала она.

– Что они тебе сказали?

– Все дело в том махореро. Он какая-то важная шишка.

– Они тебе угрожали?

– Нет.

– Он один из «Трех пап»?

– Да не знаю я. Может быть.

– Ты ведь еще не взяла деньги?

Алина оглянулась по сторонам – явно в поисках одежды. Эрхард нигде не видел ее тряпок – черного платья и золотой блузы.

– Ты еще не потратила деньги?

– Я потратила все, что у меня было, – сказала она, поднимая с пола маленькие трусики.

– Сколько? Сколько ты потратила?

– Две тысячи, а может, и больше.

У Эрхарда голова пошла кругом. Он не понимал, как можно за день или два потратить столько денег.

– Что ты купила, черт тебя дери, – машину?

– Остынь, ты не мой дедушка.

– Если ты уже потратила деньги… – Он не договорил.

Все стало гораздо сложнее. Если она уже взяла деньги, дело перешло на другой уровень. Она застегнула бюстгальтер на груди и перевернула его, затем надела бретельки на плечи. В бюстгальтере ее маленькие грудки кажутся большими и соблазнительными. Сразу видно, вещь не дешевая. Не меньше ста евро… такой может и двести стоить. Золотую блузку и платье она наверняка купила в самом дорогом магазине в Корралехо…

– Перестань на меня пялиться. Я не такая тупая, как ты думаешь, – заявила она перед тем, как пойти в туалет.

– Ты должна вернуть деньги. Ты должна…

– О чем ты? Я ничего не верну. Это мои деньги, мне их дали.

Восприимчивость, которую Эрхард заметил в ней секунду назад, испарилась. В ней проснулась деловая женщина. Полицейские правильно подобрали ее. Наивную, но не дуру. Такой можно управлять, но нельзя манипулировать. Она тщеславная, но еще не дошла до точки. Хотя, в общем, несложно догадаться, как дочка фермера, который выращивает оливковые деревья, стала проституткой. Дело не только в том, что она плохо училась в школе и не хотела работать кассиршей в местном супермаркете. Только родители способны так растоптать личность ребенка. Только злой родитель способен сделать девочку настолько холодной и равнодушной, что она готова распродавать себя по кусочкам, и тело, и душу.

– Что, если я… если я заплачу тебе деньги, а ты потом их вернешь? – говорит он. – К завтрашнему утру я раздобуду несколько тысяч. Когда ты идешь в суд? В пятницу?

– Не трудись. Не будет этого. У тебя нет денег.

– Говорю тебе, я верну то, что ты потратила. Только нужно прикинуть как…

– Там гораздо больше, – сказала она. Одетая, она выглядела другой… взрослой. – Ближе к четырем тысячам.

Эрхард ощутил, как силы покидают его. Виски и все остальное, все, что он успел влить в себя за вечер, вдруг ударило ему в голову; он чувствовал себя пьяным и обиженным. Ему хотелось обозвать ее маленькой глупышкой, но он не мог. Таких денег ему не найти.

– Ладно, забудь, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

– Что будешь делать? – спросила она.

– Найду настоящую мать мальчика, – ответил он.

Он вышел в коридор, прошел мимо солиста и еще одного музыканта. Они подслушивали под дверью. Вид у Эрхарда такой, что мальчишки попятились, едва увидев его.

Он понимал, что в таком состоянии лучше не садиться за руль, и все же завел машину. Ехал злой, раздраженный, ни на что не обращая внимания. В днище машины ударяли куски глины и камни. Наконец он попал домой. Он не вошел внутрь, а сидел в машине и заснул еще до того, как заглох мотор.