Текст книги "Фантом. Последние штрихи"

3. Родители

Майкл Ковингтон передал жене бокал с шерри и налил себе двойной бурбон с капелькой воды. Он попробовал напиток, оценил его положительно и уселся в свое добротное кожаное кресло.

– Мы хотели поселиться в Богом забытом месте, – сказал он. – В уютном, тихом, старом городке. И мы теперь здесь.

Линда кивнула.

– Знаю.

Она не притронулась к шерри и крепко держала бокал в одной руке.

– Здесь никто не строит бесконечные ряды новых коттеджей, как в городках вокруг, чего мы и хотели избежать.

– Знаю. И мне правда нравится Линнхейвен, – сказала Линда. – Есть что-то очаровательное в его захудалости.

– И? – Майкл взял одну из своих курительных трубок и начал вертеть ее в руках. Он уже давно не курил дома, но всегда имел при себе минимум одну трубку.

– В этом вся проблема, – продолжила Линда. – Линнхейвен подходит мне, и тебе, насколько я могу судить, но…

– Именно.

– …но я не уверена, что он подходит Неду.

– Здесь ты ошибаешься, – уверил ее Майкл. – Ему здесь нравится. Не надо быть дипломированным детским психологом, чтобы это понять. Лучшее, что мы могли сделать для этого ребенка – вывезти его из Вашингтона.

– Не называй его «этим ребенком», Майкл, пожалуйста.

– Милая, послушай, впервые в жизни он видит, что такое природа. Здесь есть лес, и поля, и ручьи, и пляж. Он может наблюдать, как рыболовные лодки выходят в море и возвращаются с уловом. Он в полном восторге от всего этого.

Майкл откинулся на спинку кресла с видом человека, который только что дошел до последней черточки в идеальном бухгалтерском балансе.

– Все так, – признала Линда, – и это действительно важно, и я рада за него. – Она говорила медленно и четко, словно пыталась объяснить свои сомнения прежде всего самой себе, а не своему мужу. – Но… Не знаю… У него здесь нет друзей.

– Они появятся. Дай ему время. Мы здесь всего лишь месяц.

– Вот именно. Дети заводят друзей за день-два. И даже за пару часов. Но местные ребята или гораздо старше, или совсем малыши.

Майкл вздохнул.

– В сентябре он пойдет в новую школу, познакомится с ровесниками. Тогда у него появятся друзья.

– Может быть, но они наверняка будут жить далеко.

– Солнышко, ты слишком беспокоишься на пустом месте. Правда. Давай расслабимся и посмотрим, как пойдет. Думаю, все будет хорошо. Нед здесь прямо ожил.

Линда взглянула на бокал с шерри, словно впервые его заметила, и сделала глоток.

– Если бы он занимался каким-нибудь командным видом спорта…

– Ты же знаешь, Неда это не интересует, – терпеливо возразил Майкл. – Я пытался заинтересовать его бейсболом и баскетболом, помнишь? Они ему не понравились. У него есть свои увлечения, и пусть он ими занимается. Я не собираюсь становиться придурошным папашей, который заставляет своего сына быть лучшим питчером или квотербеком в округе.

– Нет, нет, мне этого тоже не хотелось бы. – Линда скорчила гримасу, раздосадованная, что она не может понять источник своего беспокойства и даже сформулировать, в чем это беспокойство заключается.

«Может, ничего страшного, – подумала она. – А может, страшно все». Она стареет. Обычный кризис тридцатилетних, о котором пишут в журналах и говорят на ток-шоу. Но в реальности проблемы она не сомневалась. Нед был ее единственным ребенком, и она знала, что других у нее не будет. А очень сложно знать наверняка, что хорошо для твоего ребенка, а что – плохо. Ты надеешься, что, когда ребенок подрастет, будет легче. Но это не так. Становится только хуже и тяжелее.

Она посмотрела на Майкла. Хороший муж, который желает семье только добра. Крепкий и надежный. Она с удовольствием наблюдала, как за годы их совместной жизни из нервного и неловкого юноши он превратился в уверенного в себе мужчину. В преданного мужа и отца. И если иногда он бывал немного самодовольным, если сглаживались острые углы – не так уж это неожиданно, не так ужасно. Это происходит со всеми. Разве нет?

Что касается ее самой, Линда понимала, что не прилагает особенных усилий, не пытается плыть против течения, настоящего или воображаемого. Тело становится дряблым, на лице появляются морщины. В конце концов, она была матерью уже почти десять лет. Материнство меняет не только тело, но и разум. Она осознавала, что читает больше журналов и меньше книг, чем раньше.

Она с удовольствием слушала любую ретро-музыку, хотя раньше предпочитала хорошую классику. И хуже всего, теперь она подчинилась власти телешоу, на которые несколько лет назад и краем глаза бы не взглянула. В периоды особенно мрачного настроения Линде казалось, что она стала частью масштабного процесса обветшания, медленного, но неумолимого ускользания личности.

 
День за днем
Со всех сторон
Я уплываю в глубь времен.
 

С другой стороны, Майкла, казалось, подобные мысли никогда не посещали. Он принимал жизнь такой, как она есть, и получал от нее удовольствие. Счастливчик. Он никогда не испытывал сомнений, и Линда не знала, завидовать ли ему или бояться за него.

Одно дело – их жизнь. Но благополучие Неда гораздо важнее. И Линда намеревалась сделать для него все, что было в ее силах.

Ребенок – это все, что у тебя есть.

Единственный сын.

– Эй, милая, что случилось?

Да, и еще муж. Линда машинально улыбнулась и сделала глоток шерри.

– Сыграем в криббедж? – предложил Майкл.

– Я сегодня не в состоянии сосредоточиться на картах. Ты не обидишься?

Майкл пожал плечами.

– Ладно. Я просто спросил.

– Тебе не кажется, что Нед проводит слишком много времени с теми мужчинами из рыболовной лавки, или что там у них? Я немного беспокоюсь.

– Думаю, ничего страшного, – ответил Майкл, поразмыслив пару секунд. – Я спросил о них нашего соседа Билла Фишера, и он говорит, они вполне безобидные старикашки.

– Вдруг они немного… того? Нед – красивый маленький мальчик, знаешь, и они…

– Не, слушай. Про них никаких слухов не ходит. А они были бы, если бы имелись хоть малейшие подозрения. Ты же знаешь. Кроме того, Билл говорит, что они живут чуть ли не со времен царя Гороха и никогда никаких проблем.

– Но мне все равно это не нравится, – продолжала настаивать Линда. – Он ходит к ним почти каждый день.

– Получается, у него все-таки есть друзья.

– Майкл, они старые портовые крысы, которые живут в настоящей дыре.

Майкл нахмурился и уставился в бокал с виски.

– Тебе не кажется, что это прозвучало слишком грубо и свысока?

Линда отвела взгляд.

– Прости, – сказала она. – Может ты и прав, но речь идет о нашем сыне.

Майкл встал с кресла, чтобы налить себе еще бурбона. Что-то ему подсказывало, что разговор затянется на три или четыре бокала.

– Милая, слушай, дедушка и бабушка Неда живут черт знает где, в Буффало, и он видится с ними только пару раз в году. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он с удовольствием проводит время со стариками. Это вполне естественно и полезно. Расширяет его кругозор. И кроме того, нравятся они тебе или нет, а ты с ними даже не знакома, что ты собираешься делать? Запретишь Неду с ними встречаться и приближаться к их хибаре? И чего ты добьешься?

Линда печально покачала головой.

– Нет, не думаю, что это как-то поможет.

– Конечно, нет. Еще шерри?

– Нет, спасибо.

– Линда, если хочешь, я еще поспрашиваю про этих стариков, а может, и сам с ними познакомлюсь. Но я правда считаю, что нам надо продолжить делать то, что мы и делали: оберегать нашего сына от того, что может ему навредить, но позволить ему расти самостоятельным ребенком.

– Хочешь сказать, что я себя накручиваю?

– Нам это и так известно, дорогая.

Майкл взял в руку пульт от телевизора. Словно рыбак, закидывающий удочку, он поднял руку над головой и опустил, направляя устройство на экран и одновременно нажимая кнопку включения. Он повторил это движения несколько раз, переключая каналы, прежде чем нашел что-то приемлемое.

Бедняжка Лин. Иногда на нее находят подобные настроения. И он не мог никак ей помочь. Оставалось по возможности сохранять спокойствие и рассудок. Он осознавал, что разубедить ее не получится. Надо попробовать помочь ей самой во всем разобраться. Ее можно было понять. Во-первых, переезд в Линнхейвен после многих лет жизни в городе. На то, чтобы привыкнуть, ей потребуется время, но он был уверен, что с этим она справится без проблем. Сам переезд – не ошибка, а то, ради чего они так долго работали. Во-вторых, конечно, ее здоровье – страх не всегда сознательный, может быть, но в то же время очень реальный. Должно быть, она каждый день думает о том, не повторится ли тот ужасный приступ, который случился у нее пять лет назад. Доктора тогда так и не смогли его объяснить. Линда страдала от астмы с самого детства, и время от времени у нее случались приступы удушья, с которыми помогали справиться ингаляторы. Но тот приступ был таким сильным… К счастью, пока он не повторялся, но сама мысль о том, что такое может произойти еще раз, пугала. Он постарался максимально обезопасить их дом – установил кондиционеры, воздухоочистители, увлажнители и ионизаторы. Этого всего хватило бы, чтобы открыть небольшой магазин бытовой техники. В-третьих, Нед – их единственный ребенок. Если бы они завели еще детей, да хотя бы еще одного, возможно, ее тревожность не была бы такой сконцентрированной. Но доктора запретили ей рожать еще раз. Не самая веселая ситуация, но лучше радоваться ребенку, которого им повезло завести, чем скорбеть по неродившимся.

Майкл был уверен, что все со временем решится само собой. Линнхейвен – чудесный городок, и им достался прекрасный дом. Он мог бы счастливо жить здесь до конца своих дней. У дома был свой характер. Большой и просторный дом-солонка с двумя каминами, участок площадью в добрых четыре акра. Выгодное вложение капитала. Это было грустно, но неизбежно – рано или поздно люди снова откроют для себя Линнхейвен, и цены на недвижимость здесь взлетят до небес. Конечно, Майкл не планировал продавать этот дом, но приятно было осознавать, что твой дом в ближайшие годы значительно – даже драматически – вырастет в цене. В конце концов, у них все получилось и дела шли хорошо.

Но попробуй убедить в этом Лин.

4. Особенная комната

Это была лучшая комната в доме. Открытый космос и недра Земли, триумф мальчишеского воображения.

Марки, и монеты, и подержанное собрание книжек о братьях Харди, и крабовые ракушки с остатками слизи, и камни странного цвета, и высушенные червяки, и желуди, и каштаны, и микроскоп, и телескоп, и саламандра в аквариуме, и комиксы, и всевозможные карточки, и припрятанная на какой-то особенный, но пока неизвестный случай петарда, и резные палочки, и перочинный нож, и непромокаемые спички, и фляжка, и карманное увеличительное стекло, чтобы поджаривать жуков, и кроличья лапка, и ракушка с мертвой улиткой внутри, и…

Это была лучшая комната в любом доме. Это была комната мальчика. Здесь и только здесь можно было обнаружить магические силы. Невидимые Гири, которые в определенные дни утяжеляли руки и ноги, и ты не мог вылезти из постели, пока они не решали тебя отпустить. Живой Камушек, который каждый раз сдвигался на пару сантиметров. Ночной Огонь, видный только в зеркале в темноте, когда причесываешься (тебе известно, что это статическое электричество, но если это все, что тебе известно, то ты ничего не знаешь).

Это была небольшая узкая комната, и Нед выбрал ее только по этой причине. Он понимал, что следить за каждым квадратным сантиметром – непростая задача, и в большой комнате это было бы невозможно. Кроме того, большая комната кажется пустой и нежилой, как бы ты ее ни обставил. Эта обувная коробка со скошенным потолком казалась ему идеальной.

В некоторой степени замкнутое пространство – это не всегда плохо, поэтому одно окно лучше, чем два. Из него видно: задний двор, газон, который отец Неда должен привести в порядок, будущие клумбы и огород, пара шезлонгов и, чуть поодаль, два величественных клена и несколько берез. За пределами участка Ковингтонов лежал широкий луг, заросший густым кустарником.

На фоне этого непримечательного пейзажа выделялось старое покосившееся пугало, безмолвный и одинокий свидетель лучших времен, когда за лугом кто-то ухаживал. Нед внимательно изучил его сразу после переезда в этот дом. На нем осталось лишь несколько лоскутов истлевшей одежды, но «тело» было крепко врыто в землю, а веревки, связывающие «руки», так натянулись, что у Неда не получилось их развязать.

Если Нед находился в доме, то большую часть времени проводил в своей комнате. Он почти не смотрел телевизор, не считая пары любимых программ, так как сильно от него уставал. И находиться в такой особенной комнате было гораздо интереснее, чем сидеть, уставившись в плоский экран телевизора.

Прежде всего, дело в волшебстве. Не только в Живом Камушке, но и в волшебстве за пределами этого феномена. Невидимом волшебстве. Нед верил в него, хотя не до конца понимал. Для того чтобы его прочувствовать, нужно оказаться в особенном месте. Все остальное – обыденность. Нед уже привык к страху вперемешку с приятным волнением. Когда его родители окончательно решили переехать из Вашингтона, он испугался, что волшебство его комнаты пропадет навсегда. Но в свой первый день в Линнхейвене, выбрав свою комнату, он понял, что все будет хорошо. Может, дело в том, как падает свет, или в местном воздухе, но казалось, комната была наполнена почти осязаемым волшебством. Конечно, «волшебство» – довольно широкий термин, но даже если Нед не мог точно его назвать, он ощущал его присутствие.

– Такое вообще бывает? – спросил он Лузгаря как-то раз.

Старик на мгновение задумался; его лицо приобрело серьезное выражение.

– Думаю, да, – ответил он наконец. – Бывает.

– И что это такое?

– Никто не знает, даже если они пытаются убедить тебя в обратном. – Потом он поднял указательный палец вверх, подчеркивая свою следующую мысль. – Но я точно знаю одно. Это не имеет ничего общего с кроликами из цилиндров или карточными фокусами и прочими подобными трюками.

– Но, если никто не знает, что это такое, и никто этого не видит, откуда ты знаешь, что оно вообще существует?

– Ну и вопросы у тебя, мальчик. Воздух же тоже не видно, но ты знаешь, что он есть. Может и с волшебством точно также, хотя я его давным-давно не ощущал.

– А настоящие волшебники бывают? Люди, которые знают, как его использовать?

– Никогда их не встречал, – фыркнул Лузгарь. – Даже не слышал о таких, только о фокусниках с их трюками. Вот этих ребят кругом полно.

Неда его ответ удовлетворил. Неплохо было бы обладать какими-то знаниями, но что-то ему подсказывало, что это невозможно, и Лузгарь подтвердил его догадку. Волшебство – качество, или состояние, что-то, на что можно не обратить внимание, вроде резкого похолодания или облака пара. Но то, что оно является таким эфемерным, не значит, что нельзя его искать и, возможно, даже найти.

– А всякие там ночные твари, фантомы, существуют, Лузгарь? – Нед знал ответ на этот вопрос, но ему хотелось услышать мнение старика.

– Скажи, что ты имеешь в виду, и я отвечу.

– Я не знаю, – сказал Нед. – Их нельзя увидеть, но иногда ночью в темноте можно почувствовать их присутствие. Короче, странные твари, и нельзя вылезать из кровати, а то они нападут.

– Да, кажется, я их помню, – ответил Лузгарь. – Я бы сказал, что они связаны с волшебством.

– А они опасны?

– Не думаю.

– Когда вырастаешь, они исчезают?

– Все исчезает, когда вырастаешь, – проговорил Лузгарь, но, увидев выражение лица Неда, улыбнулся и добавил: – Но появляются другие прекрасные вещи, Недли. Главное их не проморгать.

– А Мутный знает о волшебстве?

– Так же, как и я. Он ничего ни о чем ниоткуда не знает, это факт. Спроси его, он сам тебе скажет.

– Но ты же много чего знаешь.

Лузгарь лишь рассмеялся в ответ.

Неду фантомы были очень хорошо знакомы. Казалось, он знал об их существовании большую часть своей жизни. Конечно, он их не видел, и ему приходилось признать, что он на самом даже не испытывал на себе их прикосновения, но все равно знал, что они существуют. Иногда, когда несколько ночей подряд они не приходили, ему казалось, что он по ним соскучился. Но потом они возвращались, окружали кровать, щекотали нервы и будоражили страхи, и он готов был отдать все на свете, чтобы они исчезли.

Он пытался представить себе, как они выглядят. Двуногие уродливые полулюди с большими невидящими глазами, вылезающие из земляных недр. Отвратительные антропоморфные растения с корнями вместо ног, чья огромная покрытая мхом пасть с громким причмокиванием может поглотить взрослого человека целиком.

Или Песочный Человек, который на самом деле вовсе не человек. Каждое его движение сопровождается ужасным, скрежещущим, зубодробительным звуком, словно кто-то царапает стекло, только в тысячи раз хуже. Или жирный, рыхлый мешок слизи, в который можно засунуть руку, но лучше не надо. Они приходят по одному или толпой, принимая бесчисленные формы и обличия. Невидимые и неосязаемые. Но они приходят, они существуют. Какое-то время назад Нед пытался закрепить их в своем сознании, придать им индивидуальность, снабдить именами. Бронк, Лори, Цулл, Норгуб – все равно, что насаживать снежинку на рыболовный крюк.

Как-то раз, несколько лет назад, сразу после того, как мать вернулась из больницы, Нед спросил родителей о ночных тварях и фантомах. Они сидели за обеденным столом, и отец погонял горошинки по тарелке, прежде чем ответить.

– Они в твоем воображении, вот и все. Люди представляют себе разные вещи, но это не значит, что они реальны.

– Как ночные кошмары, – вторила ему мать Неда. – Ты знаешь, что они бывают очень страшными, но понимаешь, что это лишь сон, и они не могут тебе навредить. Все это в твоей голове.

– Все так, – подтвердил отец Неда.

Нед решил, что некоторые вещи с родителями лучше не обсуждать. Конечно, в них не было ничего постыдного или секретного, просто не имело никакого смысла заводить о них разговор в их присутствии. Волшебства и фантомов для них не существовало. Неду казалось, что его родители в каком-то смысле даже победили. Они были свободны от страхов, которые приходили вместе с темнотой. Но если это и была победа, то она скорее заключалась в сохранении нейтралитета, и поэтому не казалась Неду чем-то привлекательным.

Ему по-прежнему было страшно вспоминать то, что произошло с его матерью тогда, пять лет назад. Несмотря на его худшие страхи, она вернулась, и жизнь шла своим чередом. Но даже если у врачей имелось для этого название, даже если его родителям казалось, что они знают, что это было, Нед был уверен, что только он понимает, что на самом деле произошло той ночью. Пришел фантом. И разбудил черную магию ночного мира. От этого понимания ему лучше не становилось, а его родителям не вредило незнание. В любом случае, люди были не властны над всем этим. Если такое снова произойдет, Нед знал: никакие лекарства или приборы не помогут. Оставалось жить с этим, или… или что? Но никто не мог этого избежать.

Однажды ночью, после того дня, когда они с Лузгарем ловили раков, Нед заснул рано. В Вашингтоне он обычно долго не мог уснуть и читал при свете фонарика или представлял себе источники звуков за окном. Но в Линнхейвене, возможно, из-за морского воздуха или из-за насыщенного дня, он все чаще и чаще засыпал, как только становилось темно.

Но кое-что не меняется. Ночные создания.

Нед открыл глаза. Комната казалась наполненной бледным лунным светом.

Его внезапно пробудившемуся сознанию было не за что зацепиться, ни грохочущих грузовиков, ни автомобильных гудков за окном. Ничего, кроме тишины линнхейвенской ночи. Дом стоял далеко от моря, и до него не долетал шум волн или звон колокола на буе.

Этот свет.

Никогда раньше Нед его не видел. Он вообще никогда ничего не видел, сколько бы раз ни просыпался посреди ночи. Теперь он видел свет, прозрачный, бледный, делавший комнату похожей на аквариум.

Существовал мизерный шанс проснуться с открытыми глазами, когда голова не под одеялом. Тогда надо сразу укрыться с головой. Стоит замешкаться – и наступает паралич. Остается надеяться на то, что выдержишь.

Нед лежал в кровати, как тряпичная кукла, с широко открытыми глазами и обмякшим телом. Что это за свет? Он почти мог различить очертания предметов в комнате. Они были лишь размытыми фигурами на границе его сонного поля зрения. Но сознание было в состоянии понять, что этот призрачный свет уникален. Он смог слегка потрясти головой, но свет не исчез, рассеянный, но настойчивый, словно след от вспышки фотоаппарата.

– Что это?

Нед понял, что это его собственный голос, хотя он звучал тихо и размыто, словно эхо со дна очень глубокого колодца. Через секунду он начал сомневаться, что это сказал именно он.

– Что это?

Теперь громкий голос так близко напугал Неда. Он часто заморгал в надежде на то, что это движение вернет его в знакомую темноту. Но нет, свет никуда не делся. Он был настоящим, а вовсе не сном или побочным оптическим эффектом быстрого пробуждения. Он представлял себе сотни, тысячи различных созданий, но даже помыслить не мог о таком леденящем, рассеянном свечении.

Этого не может быть.

Комнаты так себя не ведут. Комнаты вообще никак себя не ведут. Комнаты – это просто… комнаты.

Этого не может быть, но…

Нед внезапно осознал, что ему не страшно. Он не испытывал страха, несмотря на то, что просто лежал там, абсолютно беззащитный и беспомощный. А все потому, что он мог видеть что-то, что бы это ни было. Он находился в комнате, полной различных вещей, но не чувствовал опасности, а лишь замешательство.

– Что это?

Ничего.

– Кто здесь?

Ничего.

– Что вам нужно?

Ничего, ничего, ничего. Нед подумал, что его родители, по сути, оказались правы. Все это, на самом деле, ничто.

Ничего.

Может, он просто глупый мальчишка, населивший свое воображение глупыми созданиями, не имеющими никакого отношения к реальности? Может, фантомы – всего лишь фантомы его сознания? Нед зажмурился и какое-то время отсчитывал секунды в уме. Потом снова открыл глаза.

Все еще свет.

Теперь страх. Возможно, он ошибался, сильно ошибался. Недооценивал происходящее, думал, ничего особенного, но на самом деле это было что-то большее, настолько значительное, что он не в состоянии это понять. Нед задрожал всем телом.

– Есть тут кто?

Его голос прозвучал обреченно, и он возненавидел его, как только услышал.

Потом свет внезапно пропал. Он не потух медленно, не исчез постепенно. Вот он был, а в следующую секунду исчез. Это даже больше расстроило Неда, потому что он увидел какое-то ужасное подтверждение своих страхов. То, что он видел, вовсе не было ничем. В этот раз он не пострадал, но какая разница? В его мир было совершено вторжение. Он видел свет, не похожий ни на один свет на земле. И этот свет окружил его, но не поглотил.

Пока не поглотил.