Текст книги "Все очень просто"

Тина оглядела комнату, заставленную предметами декора настолько, что казалось, здесь уже нет места для воздуха. Рядом с ней на столе горела лампа, но это была не простая лампа. Она представляла собой дерево с корявым, скрученным стволом и парой десятков розовых цветов, увенчанное изогнутыми ветвями с резными зелеными листьями и одним видом розовых цветов с лампочками. И все это было сделано из стекла.

И это была лишь одна из нескольких ламп, расставленных по углам комнаты.

Были ли они новыми? Люстру Тина помнила – жуткие желтые нарциссы, отвратительные розовые пионы и еще какие-то синие цветы, которые она не могла назвать, и все это на фоне каскада из слоновой кости и стекла. Тина не смогла забыть этот ужас. Да, она вспомнила бы эту лампу в любом случае.

Кроме того, в комнате на всех мыслимых поверхностях были расставлены аквариумы. Один даже нашел место на краю рабочего стола, за которым она сидела. Тина в самом деле сначала решила, что это настоящие аквариумы с золотыми рыбками, пузырьками, кораллами, камнями и водорослями. Но спустя десять минут она заметила – золотые рыбки не двигаются. Ничего не двигалось, потому что было стеклянным!

О боже!

Тина положила голову на стол и закрыла ее руками. Не на это ли ушли все деньги?

– Ты устала, Валентина? – спросила Лили, входя в комнату. Одну за другой она брала в руки стеклянные вещи и смахивала с них несуществующие пылинки, прежде чем двигаться дальше. – Попросить Кармелу принести еще кофе или чай?

Тина села прямо и покачала головой. Никакое количество кофе не решит эту проблему. То, что она чувствовала, не было усталостью. Это было полное отчаяние. И ужасное чувство – теперь она знала, куда делись все деньги…

– Что это за счета из банка, Лили? Те, которые приходят ежемесячно? Я не могу найти чеков на соответствующие траты.

– Просто домашние расходы. То, это… Ты же знаешь, как это бывает. – Лили пожала плечами.

– Нет, мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, как есть. Какие домашние расходы?

– Просто вещи для дома! Я имею право покупать вещи в дом, не так ли?

– Нет, если это ведет к банкротству! Куда деваются деньги, Лили? Почему нет никаких записей об этом?

– О… – Мать попыталась рассмеяться, взмахнув руками, как будто в вопросе Тины не было ничего особенного. Я не возилась с деталями. За всем следил Лука. Его двоюродный брат владеет заводом…

– Каким заводом? Стекольным? Это туда утекали все твои деньги? Ты тратишь все на стекло?

– Все не так!

– Нет?

– Нет! Потому что он предоставляет мне двадцать процентов скидки, так что я не плачу полную цену. Я экономлю.

– Таким образом, каждый раз, когда ты получала очередные деньги от Луки Барбариго, ты тратила их в магазине на стекольном заводе его двоюродного брата?

Ее мать пожала плечами:

– Он посылает за мной водное такси и сам оплачивает проезд. Мне это ничего не стоит!

– Нет, Лили, – сказала Тина, решительно отодвигая стул, чтобы встать. Она не видела смысла задавать еще вопросы. Все и так было ясно. – Это стоило тебе всего! Я просто не верю, как ты можешь быть такой эгоисткой! Кармела работает за гроши. А сейчас, когда ты платить ей и вовсе не можешь, все равно захламляешь это рушащееся палаццо массой бесполезного стекла. Удивительно, что дом не рухнул в канал под тяжестью твоих стеклянных сокровищ!

– Кармела получает свою зарплату!

– В то время как ты влезаешь все глубже и глубже в долги! Что будет с ней, как ты думаешь, когда Лука Барбариго выкинет вас обеих на улицу? Кто будет заботиться о ней тогда?

Ее мать заморгала, плотно сжала губы, и на мгновение Тина подумала: наконец-то Лили выглядит уязвимой.

– Ты не позволишь этому случиться, так? – кротко спросила Лили. – Ты с ним поговоришь?

– Да, я с ним поговорю. Но я не понимаю, почему мой разговор должен поменять ситуацию. Раз Лука тебя так крепко связал финансово, почему он должен простить тебе все долги?

– Потому что он племянник Эдуардо.

– И что?

– А Эдуардо любил меня.

«Скорее потакал тебе», – думала Тина, проклиная бессмысленную человеческую гордыню Эдуардо за позволение жене думать, будто его состояние неисчерпаемо.

– Кроме того, – ее мать продолжала, – ты заставишь его увидеть реальность. Лука тебя послушает.

– Сомневаюсь.

– Но вы были друзьями…

– Мы никогда не были друзьями! И если бы ты знала, что он говорил о тебе, ты бы поняла: он никогда не был и твоим другом.

– А что он говорил? Скажи мне!

Тина покачала головой. Она и так сказала слишком много. Ей не хотелось вспоминать те ужасные вещи, которые Лука говорил ей, пока она не дала ему пощечину.

Тина взяла свою куртку со спинки стула:

– Очень жаль, Лили. Мне нужно подышать свежим воздухом.

– Валентина!

Тина покинула этот музей стекла, все еще слыша голос матери в ушах.

Она спустилась по мраморным ступеням, не имея представления, куда идет, просто понимая, что должна уйти хоть куда-нибудь. Куда-нибудь подальше от ламп, которые выглядели как деревья, и застывших в стекле золотых рыбок, и кучи люстр, которые грозились разрушить здание своим весом. Она бежала от невероятной наивности своей матери и ее пагубного неумения читать условия соглашений, от беспечного игнорирования их. Но самое главное – Тина спасалась от своего страха, что не сможет разобраться в проблемах своей матери и вернуться домой через три дня.

Ее мать тонет в долгах, а древнее палаццо грозится рухнуть в канал и утонуть под тяжестью тонны дорогого, но бесполезного стекла…

Эта поездка оказалась пустой тратой времени и денег.

Тина повернула налево за ворота и направилась вниз по узкой улице в сторону канала и остановки водного трамвайчика, который отвезет ее куда-нибудь, где не было ее матери. На следующем углу она опять повернула налево, слишком внезапно, чтобы увидеть того, кто шел навстречу. Чьи-то большие руки оказались на ее плечах, и Тине пришлось остановиться, так как она уткнулась головой в мощную грудь.

Лука…

Глава 4

Глаза Луки были скрыты за темными очками, но все равно Тина поймала его взгляд и поняла: он узнал ее.

– Валентина? – сказал он голосом, дарованным ему богами. – Неужели это ты?

Она безрезультатно боролась против его власти. Лука был слишком близко, так близко, что даже воздух, казалось, пропитался запахом этого стопроцентного мужчины. Чувствовалась легкая нотка «Булгари», аромата, который заставлял Тину приблизиться к нему, хотя она изо всех сил старалась держаться на расстоянии. Аромат, который был ключом к воспоминаниям, которые она хотела бы забыть…

И Тина проклинала сочетание его бархатного голоса и аромата, проклинала то, что она вспомнила все слишком детально, и то, что он выглядел так же хорошо, как и раньше: не набрал килограммов двадцать и не облысел.

Вместо этого он был так же красив, как в их прошлую встречу: льняной пиджак поверх белой рубашки, которая сидела будто вторая кожа на его мускулистой груди, бежевые льняные брюки и широкий кожаный ремень на бедрах. И вдруг Тина почувствовала неравенство между ними. Она была с мокрыми после душа волосами, одетая в старые джинсы и зеленую кофту из супермаркета. Такой наряд сошел бы для фермы или даже ее маленького города в Австралии, но в данной ситуации все это выглядело жалко и дешево.

– Конечно, это ты. Мои извинения, я не сразу узнал тебя в этой одежде.

И бархатный голос превратился в наждачную бумагу, вернувшую Тину в реальность.

– Лука. – Она решила, что ледяной тон лучше подчеркнет ее решимость, в противовес его самодовольству. – Рада снова тебя видеть, но сейчас я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

Его улыбка стала только шире, но он отпустил Тину, хотя его руки задержались на ее плечах чуть дольше, чем это требовалось.

– Куда ж ты так торопишься? Насколько я понял, ты только что приехала.

Не было смысла удивляться и спрашивать, как он узнал. Ее мать звонила кому-то, когда Тина приехала. Первым был отец, как сказала мать, а вторым, видимо, Лука Барбариго, готовый выдать ей очередной кредит для покупки тонны нового стекла.

При всех протестах матери против недобросовестных действий с его стороны она нуждалась в Луке как в поставщике, как наркоман нуждается в дилере.

Тина не хотела тратить время на реверансы.

– Тебя это не касается!

– Но я скучал по тебе. Я пришел, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

– Зачем? Тебе хочется позлорадствовать насчет жалких навыков моей матери распоряжаться деньгами? Не беспокойся, я знала о них всегда. Едва ли это новость. Жаль, что ты зря потратил время, потому что я вернусь в Австралию первым же рейсом. А теперь разреши мне пройти. – Она старалась обойти его, но это было нелегко. Казалось, Лука занимал всю улицу. Он сдвинулся вправо, преграждая ей путь:

– Ты улетаешь из Венеции так скоро?

– А для чего оставаться? Для отдыха? Я уверена, вы не так наивны, как моя мать, синьор Барбариго. Я ничего не могу сделать, чтобы спасти ее от банкротства. Ты слишком крепко связал ее.

Его глаза блестели в тонких лучах заходящего солнца, и Тина не сомневалась: эти искорки были в его глазах, а не в лучах, отраженных от очков.

– Почему так воинственно, Валентина? Мы ведь можем поговорить как разумные люди.

– Ну, быть разумным, синьор Барбариго, требуется только от вас. Я давно тебя знаю и уже проверила все счета матери. Ты невероятно разумный человек!

– Может, ты и права, Валентина. Но это не мешает твоей матери считать, что именно ты спасешь ее от банкротства. – Лука громко рассмеялся.

– Тогда у нее еще меньше мозгов, чем я думала. А у тебя нет намерений оставить ее в покое, не так ли? Ты не успокоишься, пока не заберешь палаццо!

Головы праздных туристов повернулись в их сторону, иностранцы следили за ними, желая увидеть настоящую местную ссору, что украсила бы их венецианское путешествие.

– Пожалуйста, Валентина, – сказал Лука, подтолкнув Тину к стене и прижавшись к ней своим телом, будто они были любовниками. – Неужели ты хочешь обсуждать финансовые дела твоей матери на улице, развлекая туристов? Что они подумают о нас, венецианцах? Что мы недостаточно цивилизованные люди, чтобы обсуждать такие вещи без посторонних?

Опять он оказался слишком близко. Тина чувствовала его теплое дыхание на своем лице. Лука был рядом, и она не могла игнорировать его запах, не чувствовать тепло, исходящее от мужского тела. Тина уже была не в состоянии мыслить рационально, а не только опровергать очевидное.

– Я не венецианка.

– Да. Ты из Австралии, и ты очень откровенна. Меня это восхищает. Но этот разговор стоит продолжить где-нибудь в другом месте и без посторонних. – Он указал в направлении, откуда она пришла. – Пожалуйста. Нам стоит обсудить все в доме твоей матери. Или, если хочешь, мы можем пойти ко мне. Уверяю, это всего в нескольких минутах ходьбы.

И встретиться с врагом на его же территории? Ни в коем случае!

– Ну хорошо, вернемся в палаццо. Но только потому, что я хочу объясниться с тобой, а потом уеду.

– Я не могу дождаться, – услышала она, а потом Лука пробормотал что-то по-итальянски.

Тина развернулась и направилась в обратном направлении.

Кармела встретила их в дверях палаццо, улыбаясь и как-то неуверенно переводя взгляд с одного на другого. Тут Лука улыбнулся и включил очарование, заговорил с ней на родном языке. Тина могла бы поклясться, что старая женщина покраснела. В этот момент она возненавидела Луку еще больше.

– Ваша мать в спальне, – сказала Кармела, извиняясь за ее отсутствие. – Она сказала, у нее болит голова.

Лука посмотрел на Тину, но та проигнорировала его. Кармела отвела их наверх в приемную, пообещав принести кофе и прохладительные напитки. Это была огромная комната с высокими потолками и пастельного цвета декоративной плиткой на стенах. Комната должна была быть просторной и светлой, но казалась тесной из-за бесчисленных шкафов и столов, заваленных стеклянными украшениями, статуэтками, хрустальными бокалами, лампами разной формы, стеклом, отражающим рубиново-красный закат.

«Даже красиво, – усмехнулась про себя Тина, – такой сверкающий иллюзорный мир из стекла, если не вспоминать о стоимости всего этого».

– Ты похудела, Валентина, – раздался голос сзади. – Ты слишком много работаешь.

Она обернулась:

– Все мы изменились, Лука. Все мы стали на несколько лет старше. Надеюсь, немного мудрее. Я, например, стала.

Он улыбнулся и взял коллекционное пресс-папье, что светилось красным, со стола, положил его на ладонь.

– Некоторые вещи, я вижу, не изменились. Ты по-прежнему прекрасна, Валентина. – Лука улыбался и осматривал одно стекло, держа его в руке, прежде чем взять следующее, медленно прокладывая путь по загроможденной комнате, останавливаясь иногда, чтобы рассмотреть то крошечное животное из хрусталя, то позолоченную статуэтку из стекла, не обращая на Тину никакого внимания. – Может быть, ты стала немного более колючей. Возможно, более энергичной. Более страстной… – На этом слове он словно споткнулся и задумался.

Тина сглотнула, борясь с нахлынувшим прошлым и всплеском тепла внизу живота.

– Я не хочу это слышать, – сказала она и отвернулась, а он продолжал кружить по комнате, держа в руке и поглаживая стеклянного мальчика с фонарем, как будто золотистая кожа этого ребенка была настоящей, а не просто очередной глупостью ее матери. – Я знаю, что ты делаешь.

Он наклонил голову:

– И что же конкретно я делаю?

– Я просмотрела все счета Лили. Ты продолжаешь давать ей деньги. Деньги, которые она тратит вот на это. – Тина обвела рукой комнату. – На продукцию стекольного завода твоего брата в Мурано.

Лука пожал плечами:

– Что я могу сказать? Я банкир. Занимать деньги – всегда риск. И я не отвечаю за то, как люди тратят полученный кредит.

– Но ты же знаешь, у Лили нет дохода, с которого она могла бы вернуть эти деньги, и все равно даешь ей их.

Лука улыбнулся и поднял указательный палец:

– Но доход – не единственное, что принимают в расчет банкиры при оценке кредитного риска. Ты забываешь – твоя мать, как мы это называем, владеет исключительным активом.

Тина фыркнула:

– Ты бы посмотрел на ее активы! – Слова сорвались у нее с языка прежде, чем она успела подумать, и теперь висели в воздухе, как кристаллы на люстре, тяжелые и крупные.

Лука вопросительно приподнял бровь:

– Я говорил о палаццо.

– Я тоже, – быстро ответила Тина. – Не знаю, о чем ты подумал.

Он рассмеялся, пробежал кончиками пальцев по краю стеклянной рифленой чаши, стоящей на каминной полке, и продолжил дальше обходить комнату.

Такие длинные пальцы, это невозможно было не заметить, такие легкие прикосновения… Прикосновения, которые она помнила на своей коже. Прикосновения, которые Тина часто представляла, когда не могла уснуть и чувствовала болезненное одиночество…

– Твоя мама очень красивая женщина, Валентина. Тебя не раздражает, что я говорю это?

Тина заморгала, пытаясь ухватить нить разговора, и подняла голову, когда он подошел ближе.

– А должно раздражать?

– Я не знаю. Ты не думаешь, что я мог бы переспать с Лили? Может быть, я уже спал с ней? – Лука остановился перед Тиной и улыбнулся: – Это тебя беспокоит?

– Даже знать не хочу! Мне все равно! Меня не касается, с кем ты спишь.

– Конечно не касается. И, конечно, Лили очень красивая женщина. Хотя по сравнению с тобой…

Лука коснулся пальцами ее лба, погладил непослушные пряди волос. Тина ахнула, дрожа от прикосновений и думая: она должна остановить его, должна отойти. Но Лука сам отошел от нее, опустив руку. Тина заморгала, немного ошеломленная, чувствуя, как будто уступила ему.

– Ты сказал маме, что мы старые друзья.

Он пожал плечами и сел в кресло из красного бархата.

– А разве нет?

– Мы никогда не были друзьями!

– Ну же, Валентина… – Лука произнес ее имя так, будто снова погладил бархатной перчаткой. – Конечно, учитывая то, что между нами было…

– У нас нет ничего общего! Мы провели одну ночь вместе, одну ночь, о которой я жалею до сих пор. И не только из-за того, что ты сказал, когда мы расставались.

– Я не помню, чтобы эта ночь была такой неприятной.

– Возможно, ты вспомнил другую ночь? С другой женщиной? Уверена, их было много, так много, что тебе легко запутаться в воспоминаниях. Но я не сбита с толку. Ты не мой друг. Ты вообще мне никто. Никогда не был кем-то для меня и никогда не будешь.

Вот сейчас Лука уйдет. Поймет, что между ними больше ничего нет, и уйдет. Но он лишь подтянул длинные ноги и удобнее уселся в кресле.

– Когда твоя мать впервые пришла ко мне за кредитом, – сказал он голосом, который заставил ее обратить внимание на каждый слог, – я собирался ей отказать. У меня не было никакого намерения давать Лили деньги.

Тина ничего не сказала. Она чувствовала: не было никакого смысла спрашивать, почему он изменил свое решение. Лука все равно ей скажет, даже если она не захочет знать.

– Я схожу посмотрю, как там кофе, – сказала Тина, делая шаг к лестнице.

– Нет, – ответил Лука, преградив ей выход в одно движение, и заставил ее удивиться, как такой большой мужчина мог двигаться так грациозно. – Кофе подождет, пока я не закончу. Пока ты не дослушаешь.

* * *

Тина посмотрела на него. Черты его лица были так красивы и так жестки одновременно… И только через минуту до нее дошло – Лука изучает ее так же внимательно, как и она его.

– У меня не было желания одалживать эти деньги твоей матери, – продолжил Лука. – Но потом я вспомнил одну длинную ночь в номере с камином, с коврами на полу и перьевым одеялом, согревающим широкую кровать. Вспомнил девушку с кожей цвета сливок, с янтарными глазами и золотыми волосами, которая оставила меня слишком быстро, весьма рассерженная.

Тина уже не сдерживалась:

– Ты даешь маме денег, чтобы отомстить мне? Потому что я ударила тебя? В таком случае ты в самом деле сошел с ума!

– Ты права. Но не совсем. В кредитовании твоей матери я увидел возможность вернуть дом Эдуардо, прежде чем он рухнул бы в канал. Я был должен сделать это для Эдуардо, несмотря на то что не хотел иметь ничего общего с его женой. Но это была не единственная причина. Я также хотел дать тебе второй шанс.

– Шанс ударить тебя снова? Звучит так заманчиво… – Сейчас Тина с удовольствием ударила бы что-нибудь. Почему бы не его самодовольное лицо?

Он рассмеялся:

– Некоторые говорят: жизнь банкира скучна. Дни заполнены бесконечными встречами и разговорами о корпоративных финансах и о процентной марже. Но это не обязательно так. Иногда жизнь банкира может приносить пользу.

– Слушай, меня не волнует, как ты коротаешь часы, я действительно не хочу знать! Перестань мне это рассказывать!

– Тогда ты более эгоистична, чем я думал. – Голос Луки стал серьезным. – У твоей матери огромные финансовые проблемы. Она может потерять палаццо. Вернее, она потеряет палаццо. Тебе все равно, что твоя мать может стать бездомной?

– Это будет на твоей совести, а не на моей. Не я угрожаю выгнать ее.

– И все же ее еще можно спасти.

– Как? У меня нет тех сумм, которые мама должна тебе.

– Кто сказал, что мне нужны от тебя деньги?

В его голосе звучала пугающая нотка, заставившая задуматься, какую именно валюту он имеет в виду. Но нет, он же не…

– У меня нет ничего, что могло бы заинтересовать банкира и убедить его простить долг.

– Ты недооцениваешь себя. У тебя есть то, что может поспособствовать одному итальянскому банкиру списать долг твоей матери. Послушай, что я предлагаю. Я не зверь, что бы ты обо мне ни думала. Я не хочу, чтобы твоя мать страдала от унижения, будучи выгнанной из ее дома. На самом деле у меня есть квартира с видом на Гранд-канал, она готова и ждет, когда твоя мать туда переедет. Лили будет свободно ею владеть и получать ежемесячные выплаты. Единственная, кто стоит на пути, это ты. – И Лука улыбнулся, вновь напомнив ей хищника.

Волоски на ее коже встали дыбом, и она покрылась мурашками. Лука был очень красивым мужчиной. Всегда был. Но Тина знала этого человека, знала, на что он способен. И ее чувство самосохранения обострилось.

– Ты собираешься сказать мне, что я должна сделать для счастья моей матери?

– Тебе понравится, вот увидишь. Я просто хочу, чтобы ты разделила со мной постель.

Тина заморгала, ожидая: вот-вот она проснется. Но это был не сон.

– Так все просто? – усмехнулась Тина. – Ты оставишь в покое мою мать, подаришь ей квартиру, и она будет там жить на твое пособие? И все, что нужно для этого, – мне переспать с тобой?

– Я же говорил, все очень просто.

За кого Лука ее принимает? Продаться ему, как какая-то шлюха, чтобы спасти мать?

– Спасибо, что посетили нас, синьор Барбариго. Я уверена, не стоит беспокоить Кармелу, ты сам сможешь найти выход. Я верю в твою сообразительность.

– Валентина, ты понимаешь, от чего отказываешься?

– От рая, судя по твоим словам. Но мы не на рынке, и я не ищу рая. Точнее, я не готова искать его у тебя в кровати.

– Ты можешь пересмотреть свое решение. Думаю, ты не понимаешь, с какой степенью серьезности его стоит рассматривать.

– А я не думаю, что у нас есть о чем разговаривать. Я услышала достаточно.

– Как же твоя мать? Тебя вообще волнует ее судьба?

– Моя мать уже большая девочка, синьор Барбариго. Она ввязалась в эту историю, как и любой другой, кто не считает деньги.

– Даже если она потеряет палаццо и останется бездомной?

– Пусть будет так. Она подыщет жилье в другом месте, как делают все остальные, кто не считает деньги.

– Я удивляюсь тебе. Ты ее родная дочь, и ничего не делаешь, чтобы помочь ей?

– Ты предаешь слишком большое значение моей заботе о матери. Я не буду играть с тобой в эту грязную игру. Вышвырни мою мать на улицу, если хочешь. Может быть, она извлечет из этого урок. Но не стоит ожидать, что я займусь проституцией ради ее спасения.

Лука кивнул, и Тина почувствовала облегчение.

Удивительно. Она только что оставила мать на произвол судьбы. Но это было не хуже того, чего она ожидала от встречи с Лукой. Возможно, если бы ее мать была лучшей матерью, такой, к которой испытывают любовь и уважение, Тина рассмотрела бы дикое предложение Луки.

– В таком случае ты не оставляешь мне выбора. Что ж, пойду и позвоню твоему отцу, пусть узнает плохую новость.

– Моему отцу? – переспросила Тина, страх сжимал ее грудь. Лили говорила с отцом по телефону, когда Тина приехала, а она так и не удосужилась узнать – почему? Ведь это было очень странным. Что происходит? – Зачем тебе ему звонить? При чем здесь Митч?

– Это имеет значение? Я думал, ты не хочешь больше в этом участвовать.

– Если речь идет о моем отце, то, конечно, дело касается и меня. Зачем тебе звонить ему?

– Потому что Лили говорила с ним сегодня.

– Я знаю это, – отрезала она нетерпеливо. – И?..

– И он не хотел, чтобы твоя поездка прошла впустую. Лили сказала мне, что он сделает все для тебя, и, видимо, была права. Он готов пожертвовать фермой как запасным вариантом, если ты не сможешь помочь Лили.