Текст книги "Чародейка"

Трой Деннинг
Чародейка

ПРОЛОГ

Царь Титхиан I полз на четвереньках через вестибюль. Расставив конечности, он двигался рывками, в беспорядочном ритме, свойственном насекомому. Его нижняя челюсть находилась в постоянном движении, как будто он жевал жесткий стебель колючего растения. Взгляд выпученных глаз царя не отрывался от каменного пола. Без остановок он добрался до угла, затем, цепляясь когтями за стену, попытался подняться. Он не прекращал своих попыток до тех пор, пока ему не удалось встать более или менее прямо.

Некоторое время царь старался подтянуться еще выше, но потом внезапно упал на пол и продолжил свое путешествие на четвереньках, правда, теперь уже он двинулся в другом направлении.

Две отделенных от тела головы летели за царем, держась на расстоянии метра от пола. Одна была совершенно сморщенной, с мертвенно-бледной, пепельного цвета кожей, впалыми щеками, провалившимися глазами и потрескавшимися губами. Другая казалась раздувшейся, с грубыми чертами лица, одутловатыми щеками, опухшими глазами, превратившимися в темные щелочки, и ртом, полным сломанных зубов серого цвета. У обеих были жесткие волосы с многочисленными хохолками. Под подбородком у них темнели шрамы от швов. Кожа там была аккуратно собрана и зашита грубыми черными нитками.

«Разум насекомого взял верх над разумом Титхиана, – предположила вздувшаяся голова, мысленно обратившись к сморщенной. – Я говорил тебе, Виан, что он не был готов к таким опасностям и испытаниям».

«Лжец. Ты ничего подобного мне никогда не говорил, – ответил Виан. – Но это не имеет никакого значения, Сач. Если Титхиан не в состоянии подчинить себе разум панка, то нам от него в любом случае не будет никакого проку».

Догадываясь, что головы разговаривают между собой и, возможно, обсуждают его, Титхиан тем не менее не понимал ни слова из того, что они говорили. За десять дней до этого он использовал Незримый Путь для того, чтобы установить мысленный контакт с одним канком. Царь собирался проследить за тем из своих противников, кто вознамерится покинуть город, используя этого канка в качестве транспортного средства. Когда же Титхиан расширил рамки контакта, причудливые ощущения, обуревавшие канка, едва не свели с ума царя, позволив врожденным инстинктам гигантского насекомого взять верх над человеческим разумом. В данный момент наиболее примитивная, самая обширная часть интеллекта Титхиана считала его самого канком насекомым в два раза крупнее человека, имевшим твердый хитиновый панцирь черного цвета, шесть похожих на толстые палки ног и пару жестких усиков-антенн на голове.

Титхиан ощущал странные вибрации где-то в области подмышек, где у канков находились своего рода барабанные перепонки, заменявшие им уши.

Какие-то приглушенные звуки, отдаленно напоминавшие голоса, проходили сквозь верхнюю часть его тела. Титхиану показалось, что он узнал голос Садиры – одной из тех трех, за которыми царь намеревался шпионить. Что же касается Сача и Виана, то их речь представлялась ему просто бессмысленным набором звуков.

Крошечная часть его еще помнила, что некогда он был монархом, а вовсе не канком. Поэтому-то царь и пытался разобрать слова и понять смысл того, что говорилось. Именно этого он и добивался, возжелав обрести контроль над разумом канка. И теперь, даже несмотря на неудачи, он не собирался отступать.

Титхиан сконцентрировал все свои мысли на жизненном центре своего организма, то есть на том самом месте, где три потока жизненной энергии Пути – умственный, мысленный и физический – сливались воедино, высвобождая некую таинственную могучую силу. Бывший монарх мысленно представил себе, как нить золотистого цвета протягивается от жизненного центра его организма к его мозгу. Спустя мгновение он почувствовал странное покалывание во всем теле. Хотя царь знал, что это сильно ослабит его, он продолжал выкачивать из себя энергию до тех пор, пока кончики пальцев на его руках и ногах не стали излучать ее. Он хорошо понимал, что, если хочет одержать верх над инстинктами канка, ему потребуется вся энергия, которую он сумеет собрать…

Когда Титхиан почувствовал, что энергии набралось достаточно, он использовал часть ее для того, чтобы мысленно нарисовать собственный портрет. В его воображении предстал худощавый, костлявый мужчина с резкими чертами лица, крючковатым носом, длинными рыжеватыми волосами и золотой царской короной Тира на голове.

Насекомое немедленно отреагировало на его мысль, вызвав к жизни из глубин царского сознания образ канка. Тот сразу же устремился в атаку.

Щелкая жвалами, он кинулся вперед, чтобы схватить свою добычу. Хрупкий образ Титхиана метнулся в сторону, упал и покатился по земле. Когда он снова оказался на ногах, канк уже разворачивался для новой атаки.

Царь представил себе, что у него растут крылья. Он вновь ощутил покалывание во всем теле, когда новый поток энергии устремился из его жизненного центра. Затем он почувствовал, что у него появились крылья.

Канк сделал мощный бросок как раз в тот момент, когда Титхиан отчаянно захлопал ими. Монарху удалось оторваться от темной земли, с трудом избежав при этом челюстей насекомого.

Прежде чем туповатый канк понял, куда делась его добыча, царь опустился ему на спину и схватился руками за его усики-антенны. Канк взвился в воздух, пытаясь сбросить с себя нежелательного наездника. Но Титхиан крепко держался за жесткие усики. Борьба образов продолжалась.

Канк опустился на землю, визжа от боли и испуга. Его усики-антенны являлись как бы продолжением головных нервных окончаний, и любое повреждение этих жизненно важных отростков могло погубить его. Поэтому канк решил прибегнуть к еще одному способу избавиться от наездника. Он подобрал под себя все три ноги, расположенные с левой стороны, намереваясь опрокинуться на спину и раздавить врага.

Но Титхиан предвидел этот маневр противника. Он снова вызвал из недр своего организма поток жизненной энергии и вообразил, что местность там, где ему пришлось сражаться с канком, скрыта туманом. Царю показалось, что желудок его поднялся к горлу, но он продолжал крепко держаться за усики-антенны канка, пытаясь заставить непокорное существо признать его своим хозяином. Канк сопротивлялся еще некоторое время, затем покорился воле наездника.

Царю не пришлось долго ждать, чтобы понять, что ему все-таки удалось взять верх над инстинктами огромного насекомого. Не успел образ канка сдаться, как в ушах царя зазвучал знакомый голос. На этот раз, когда Титхиан прочно контролировал чувства и ощущения канка, он мог уже разобрать слова…

– Садира, что происходит с твоим канком? – послышался голос Рикуса, одного из спутников Садиры.

– Я не знаю, – ответила Садира. – Он словно взбесился, даже попытался сбросить меня. Я хорошо знаю нрав канков, но никогда не видела ничего подобного.

Будучи не в состоянии провести разницу между тем, что происходит в его голове и вне ее, канк на действия Титхиана реагировал чисто физически.

Надеясь успокоить Садиру, Титхиан слегка постучал по усикам-антеннам огромного насекомого – образа, запечатленного в его мозгу. И он, и настоящий канк, которым управляла Садира, устремились вперед.

– Видно, что-то вывело твоего скакуна из равновесия, а теперь он пришел в себя, – заметил второй спутник Садиры, тирийский аристократ Агис из семьи Астиклесов. – Пришпорь-ка канка. Клед должен быть уже где-то совсем рядом, и я просто сгораю от нетерпения встретиться с Эрсталом. Рикус говорил, что он такой же ученый человек, как и мудрецы Тира.

– В этом я вам не судья, – произнес Рикус. – Я знаю только то, что сегодня он – единственный из оставшихся в живых людей, кому посчастливилось прочесть «Книгу кемалокских Царей».

– А ты уверен, что он все еще находится в Кледе? – спросил Агис.

– Уверен, – заверил его Рикус. – То, что осталось в памяти Эрстала после прочтения книги, является для карликов единственным источником знаний о своей истории. Все в поселении согласятся скорее погибнуть, чем позволить ему уехать.

Хотя оба они находились всего лишь в нескольких метрах от скакуна Садиры, Титхиану они представлялись неясным пятном. Туповатый канк умел сосредоточивать свое внимание лишь на ближайших предметах. Обычно дело не шло дальше узкой полосы каменистой местности, по которой он передвигался.

Все остальное, лежащее за ее пределами, представлялось ему в виде плохо различимой завесы из нечетких силуэтов и неясных цветов, причем даже самое незаметное движение вызывало рябь, от которой болели глаза.

Так как наездник находился вне пределов видимости канка, то и Титхиан не мог видеть Садиру. Тем не менее он ощущал ее присутствие гораздо более явственно, чем присутствие Рикуса или Агиса. Слившись с разумом канка, царь ощущал вес тела наездницы на своей спине, равномерно распределявшийся по всей длине хитинового панциря. Он чувствовал запахи, исходящие от нее.

Жесткие усики-антенны насекомого явственно различали кислый аромат, исходящий от человеческого тела, тщательно замаскированный духами из цветов серебряного шиповника.

После того как трое тирян молча ехали в течение почти получаса, Садира решилась нарушить молчание:

– Рикус, ты уверен, что мы сможем найти в «Книге кемалокских Царей» нечто такое, что поможет нам?

– Я в этом вовсе не уверен, но это наш единственный шанс, – проворчал бывший гладиатор. Он пожал плечами, и Титхиану показалось, что вокруг его плеч замерцали желтые огоньки. – Нам никогда не удастся остановить Дракона, пока мы не найдем у него уязвимого места.

– Знания, которыми владеет Эрстал, – наша единственная надежда, вздохнул Агис. Он кивнул, словно соглашаясь с Рикусом, и вокруг его головы заиграли вспышки черного света. – Если он не сможет помочь нам, мы не сумеем помешать Титхиану заплатить Дракону ужасную дань.

– Никогда! – ответила Садира. – Я не позволю, чтобы тысяча рабов была предана такой мучительной смерти.

– Тогда как ты собираешься поступить, если Дракона будет невозможно остановить? – с вызовом спросил Рикус.

– Я призову к оружию весь Тир, – ответила Садира. – Мы все встанем, как один.

– И как один все умрем, – отрезал Рикус. – Зло многолико. Некоторые его виды не могут быть уничтожены с помощью силы.

– Ты собираешься сдаться? – с горечью произнесла Садира. – Воину, который тренировался в гладиаторских школах Титхиана и выступал на арене Тира, такая дикая мысль никогда бы не пришла в голову.

– Так как я сражался с людьми и животными, то рисковал только собственной жизнью, – возразил Рикус, голос которого эхом отдавался в теле канка и в ушах Титхиана. – Сейчас на нас лежит во много раз большая ответственность, и принять ее на себя не так-то легко.

– В этом ты прав, Рикус, – согласился Агис. – Но в то же время мы не имеем права пожертвовать тысячью жизней, не попытавшись их спасти. А это возможно лишь путем борьбы, путем применения силы. Если у нас есть хотя бы малейший шанс на успех, мы не можем пренебречь им. В данном случае любой риск оправдан.

С этими словами аристократ постучал прутиком между усиков-антенн канка.

Тот понял команду и сразу же перешел на рысь, устремившись по каменистой равнине в сторону Кледа.

Когда стало ясно, что разговор подошел к концу, Титхиан прервал мысленный контакт с канком и сосредоточился на том, что происходило во дворце.

– Клянусь Ралом! – громко выругался царь, и его гневный голос эхом отразился от каменных стен. – Они никогда не успокоятся. Мне давно следовало покончить с ними!

– А разве мы не говорили тебе об этом тысячу раз? – произнес Сач вздувшаяся голова. – Но у тебя имелось собственное мнение.

– Это было бы не так трудно организовать, тем более что ты уже созрел для этого, – добавил Виан, глаза которого заблестели в предвкушении чужой смерти и, следовательно, возможности напиться горячей крови. Обе отвратительные головы медленно перемещались в воздухе по кругу, чтобы постоянно находиться перед лицом Титхиана. Когда тот поднялся на ноги, они оказались на уровне его глаз.

– Что же такого сделали твои друзья, что ты наконец-то перестал витать в облаках и стал трезво смотреть на положение вещей? – полюбопытствовал Сач.

– Каким-то образом им стало известно о скором появлении Дракона, сообщил Титхиан.

– Что ж, это уже никого не удивляет, с тех пор как вокруг полно шпионов, – злобно произнес Виан.

– Лучше мириться с наличием соглядатаев, о которых ты знаешь, чем иметь около себя шпионов, о существовании которых ты и не подозреваешь, – резко ответил царь. – Кроме того, меня приводит в бешенство не то, что именно им удалось узнать, а то, как они собираются использовать полученные сведения.

– Например?

– Они хотят не дать Дракону получить причитающийся ему налог с Тира жизни тысячи рабов, – ответил царь.

– Пусть только попробуют! – произнес Виан, оскалив желтые зубы. – Они все погибнут, и никто не посмеет бросить в тебя камень, обвинив в их смерти.

– Ну уж нет, – проговорил Титхиан, качая головой. – У меня есть свои далеко идущие планы относительно Дракона, и я не собираюсь злить его.

Но тут обмен мнениями между царем и его ближайшими советниками был прерван появлением мажордома. Это была высокая статная блондинка с величественной осанкой. Прелести ее фигуры не могла скрыть даже железная кольчуга.

– Нижайше прошу простить за вторжение, ваше величество, – произнесла она, низко кланяясь.

– Разве тебя кто-нибудь приглашал сюда, женщина? – грозно спросил Сач.

– Оставь нас, или ты дорого заплатишь за свою наглость, – злобно проворчал Виан.

Блондинка удивленно подняла брови, услышав угрозу, затем холодно взглянула на говорящие головы. После небольшой паузы она снова обратилась к царю:

– Вождь лесного племени хафлингов по имени Нок просит оказать ему честь, приняв его.

Это имя было знакомо Титхиану, так как именно Нок отдал Рикусу и Садире то оружие, с помощью которого они убили царя-колдуна Калака, последнего тирийского монарха.

– Что он хочет? – спросил царь.

– Он отказался сообщить мне о цели своего визита, – ответила мажордом.

Титхиан несколько секунд раздумывал над этим явным нарушением правил придворного этикета, пытаясь понять, имело ли в данном случае место умышленное оскорбление его царского достоинства со стороны вождя хафлингов, или тот просто-напросто не имел представления о том, как следует вести себя при дворе. В конце концов царь заявил:

– Я никого не принимаю до завтрашнего вечера.

– Я предложу ему прийти завтра, – объявила мажордом, пятясь спиной к двери и низко кланяясь.

Титхиан отпустил ее легким взмахом руки. Он нисколько не сомневался, что Нок проделал столь долгий и опасный путь вовсе не ради того, чтобы нанести ему визит вежливости. Значит, у вождя должна быть на это какая-то очень важная причина. Но царь давным-давно взял себе за правило никогда не принимать посетителей, предварительно не выяснив, о чем они собираются с ним говорить. Он строго придерживался этого правила совсем не потому, что считал себя выше других, а из простой политической целесообразности. Тот, кто заранее продумывает ход будущего разговора, в гораздо меньшей степени подвергает себя опасности сказать что-то такое, о чем впоследствии будет сожалеть.

Выйдя в сводчатый проход, ведущий из залы, мажордом потянулась за мечом, висевшим у нее на поясе.

– Я ведь просила подождать в приемной, – громко проговорила она, обращаясь к кому-то, находившемуся за пределами залы.

Прежде чем она сумела сказать что-либо еще, с ее губ сорвался возглас боли и удивления. Покрытый кровью заостренный кусок дерева, напоминавший по форме острие копья, пробив кольчугу, как будто это была обычная ткань, высунулся из ее спины. Женщина пошатнулась и отступила назад, к центру залы, застонала от боли, попыталась ухватиться слабеющими руками за древко копья, пронзившего ее грудь.

Другой конец копья находился в руке хафлинга, разрисованного с ног до головы густой зеленой краской. На плечи его было наброшено некое подобие плаща из птичьих перьев. На косматой голове красовалось нечто вроде короны из зеленых листьев, в носу висело толстое золотое кольцо, а на груди на серебряной цепи болтался блестящий обсидиановый шар. За спиной у него толпилось более десятка его соплеменников в простых набедренных повязках, с маленькими луками и крошечными стрелами с черными наконечниками.

– Незваный гость и убийца! – прошипел Виан, пристально глядя на вождя хафлингов.

– Убей его! – закричал Сач, облизывая губы длинным красным языком.

Головы разлетелись в стороны, чтобы приблизиться к царю с разных сторон, но тот, не раздумывая, сделал им знак держаться от него подальше.

Даже если бы Титхиан сразу не догадался, кто такой этот Нок, оружие, которое хафлинг держал в руках, заставило бы царя насторожиться. Это было копье из особой древесины, то самое волшебное копье, которое Нок на время передал Рикусу и которым гладиатор тяжело ранил царя Калака. Титхиан хорошо знал его волшебные свойства. Оно пробивало любые доспехи, а древко защищало обладателя копья от различных чар. Это означало, что Сач и Виан ничем помочь царю не смогут.

Переключив внимание на вождя хафлингов, Титхиан резко спросил:

– Как тебе удалось пройти мимо моей охраны? Ей дан приказ никого ко мне не пропускать без моего разрешения.

– Точно так же, как я прошел мимо этой женщины-воина, – ответил вождь, вытаскивая копье из тела блондинки. Мажордом упала на пол и больше не шевелилась. – Неужели ты и в самом деле веришь в то, что твоя охрана достаточно надежна, чтобы помешать Ноку пройти туда, куда он хочет?

– Конечно нет. Но я все-таки ожидал, что ты проявишь должное уважение к моему сану и не станешь их убивать, – ответил Титхиан. Хотя царь был оскорблен до глубины души тем, что вождь лесных людей осмелился расправиться с его охраной, его больше беспокоила та легкость и скрытность, с которой лесные хафлинги сумели проникнуть к нему. Все это наводило его на серьезные размышления и должно было стать поводом для последующего разбирательства. По-видимому, легенды, ходившие в Тире об их охотничьих достоинствах, полностью соответствовали действительности.

Так как Нок никак не отреагировал на замечание Титхиана, тот, нахмурившись, объявил:

– Я хочу, чтобы ты все-таки рассказал мне, зачем тебе понадобилось нарушать мой покой и вторгаться в мои личные апартаменты без всякого предупреждения.

– Есть одна женщина по имени Садира, – ответил Нок, бросив сердитый взгляд на царя. – Ты должен отдать ее мне.

– И почему же я должен сделать это? – возмутился царь.

Нок развернул свое волшебное копье и приставил его заостренным концом к груди Титхиана. Кончик копья легонько кольнул царя, и тонкая струйка крови потекла по животу Титхиана.

– Потому что я требую этого! – прошипел взбешенный вождь.

Титхиан поднял руку и осторожно отвел копье в сторону.

– Тебе следует научиться искусству дипломатии, – спокойно произнес царь, глядя прямо в глаза Ноку, взгляд которого излучал гнев и злобу. – Но если говорить об упомянутой тобой Садире, то в настоящее время она отправилась на поиски приключений и находится за пределами Тира. Я позволю тебе расправиться с этой женщиной, но только при условии, что ты сам сумеешь схватить ее.

– Я бы не поверил тебе, пообещай ты мне поймать ее, – произнес Нок, с отращением глядя на Титхиана. – Так где она?

Царь снисходительно улыбнулся:

– В пустыне. Охотнику твоей репутации не составит никакого труда отыскать ее по следам, – явно не скрывая насмешки, ответил царь.

1. ЗАПЕРТЫЕ ВОРОТА

– Эрстала нельзя беспокоить, – проговорил престарелый карлик, перегнувшись через невысокий парапет, обрамлявший верхнюю часть караульного помещения у ворот Кледа. – Забирайтесь снова на своих канков и возвращайтесь в Тир. Здесь вам делать нечего.

За исключением почтенного возраста время оставило заметные следы на его лице в виде десятков морщин, он ничем не отличался от других карликов, стоявших по обе стороны от него и составлявших стражу Кледа. Как и все карлики, он был невысок ростом, коренаст, с широкой грудью и хорошо развитым плечевым поясом. У него была темная кожа, лишенная какой-либо растительности, и грубые черты лица. По виду он был похож на небольшой валун. На его лысой голове был хорошо виден костяной гребень.

– Какое ты имеешь право говорить от имени Эрстала? – вступила в разговор Садира. Она положила обе руки на обсидиановый шар – набалдашник трости, которую привезла с собой.

– Я Лианиус, старейшина поселения Клед! – прокричал старец.

– Что значит «старейшина»? – недоуменно спросила Садира, посмотрев на Рикуса.

– Это основатель поселения, – ответил Рикус. Безволосый, мускулистый, он выглядел выше и стройнее карликов. И этому было объяснение. Рикус был мулом, то есть человеко-карликом. Благодаря такому необычному происхождению он унаследовал лучшие черты, характерные для представителей обеих рас.

Видя, что Лианиус продолжает молча смотреть на них сверху, Рикус продолжил:

– Старейшина выступает от имени поселения. Если он не хочет, чтобы мы встретились с Эрсталом, значит, мы не сможем этого сделать.

– Это нас никак не устраивает, – проговорил Агис, впервые вмешиваясь в разговор. Аристократ выглядел весьма привлекательным мужчиной, от него так и веяло здоровьем. У него были длинные черные волосы с редкими седыми прядями, густые брови, печальные карие глаза и квадратный подбородок, говоривший о твердости характера. – Я провел десять дней в пустыне вовсе не для того, чтобы получить от ворот поворот.

– Но все же выбор остается за Лианиусом, а не за нами, – напомнил ему Рикус.

– Может быть, я сумею сделать так, что он изменит свое решение, задумчиво проговорил аристократ, уставившись на дряхлого карлика.

Рикус схватил аристократа за плечо.

– Лианиус, может быть, и упрям, но я многим ему обязан. Не смей и думать о том, чтобы использовать против него колдовство, – сердито произнес бывший гладиатор.

Агис резко отодвинулся, в его взгляде сквозило недоумение.

– За кого ты меня принимаешь? За Титхиана? – возмутился он.

Не получив ответа, Агис повернулся к Лианиусу.

– Прежде чем ты примешь окончательное решение, позволь мне объяснить, почему мы обязательно должны поговорить с Эрсталом, – миролюбиво проговорил аристократ.

– Нет, – не раздумывая, ответил старейшина.

– С ним что-нибудь случилось? – озабоченно спросил Рикус.

– Что натолкнуло тебя на эту мысль? – сердясь, ответил вопросом на вопрос Лианиус.

– Твой отказ допустить нас к нему, – произнес Рикус, в голосе которого слышались тревожные нотки. – Он, случайно, не умер?

Лианиус отрицательно покачал головой, но в его глазах явно читалась тревога.

– Нет, он жив… – начал было он.

– Но не совсем здоров, – перебил его Рикус.

Старец кивком головы подтвердил догадку Рикуса.

– Мы постараемся не очень беспокоить его, – сказал Агис. – Нам приходится на этом настаивать только ввиду чрезвычайных обстоятельств…

– Мне очень жаль, но я не могу удовлетворить вашу просьбу, – твердо произнес Лианиус. Подняв руки, он сделал знак аристократу, чтобы тот замолчал. – Я прикажу доставить вам достаточно пищи и воды, чтобы вы могли спокойно отправиться в обратный путь.

– Здесь что-то не так. Положение, видимо, намного более серьезно, чем он говорит, – прошептала Садира на ухо Рикусу. – Даже если Эрстал болен, его болезнь не может стать основанием для того, чтобы не допускать нас в поселение.

Мул согласно кивнул:

– Это все так, но как нам следует поступить в этой ситуации?

Пока Садира обдумывала свой ответ, к тем, кто находился на верху караульного помещения, прибавились еще двое. Одного из них она видела впервые. Он был худощав, на целую голову выше своих соплеменников. На его лбу темнела татуировка в виде багрового солнца. У него были совершенно необычные яркие красновато-коричневые глаза. Женщину, которая стояла рядом с ним, Садира узнала сразу же. Это была Ниив, бывшая партнерша Рикуса по выступлениям на арене для гладиаторских боев в Тире. Она принадлежала к чистокровным представителям человеческой расы: белокурые волосы, светлая кожа, глаза ярко-зеленого, изумрудного цвета и полные красные губы. Эта женщина возвышалась над карликами подобно тому, как в пустыне ива возвышается над зарослями акации. Увидев огромный живот Ниив, Садира сразу поняла, что та беременна, причем находится почти на сносях. Бывшая воительница набросила на плечи легкую накидку, закрывавшую ее красивые плечи и спину. Но она намеренно не закрывала от палящих лучей солнца свой живот. Поэтому кожа даже внизу ее живота была темно-красного цвета.

– Рикус! – радостно закричала Ниив, не обращая внимания на Агиса и Садиру. – Как приятно вновь увидеть тебя! Надеюсь, у тебя все в порядке?

Рикус ничего не ответил, так как потерял дар речи при виде огромного живота своей бывшей возлюбленной. Он так и остался стоять с широко открытым от изумления ртом, и лишь его черные глаза выдавали душевную боль, которую он испытывал в этот момент.

Садира попыталась вернуть его к действительности, дотронувшись концом трости до его руки.

– Закрой рот, – прошептала она. – Тебе не следует ее ревновать. Это ни к чему хорошему не приведет. Ты окажешься в неловком положении.

– А я и не ревную, – прошипел Рикус в ответ.

– Уверена, – ответила Садира, наигранно улыбаясь. – Но, как ты понимаешь, меня это не волнует. Это – твоя проблема. Я ничего не имею против твоих чувств к Ниив.

– Как будто ты могла бы что-нибудь сказать, если бы даже и имела, возразил Рикус, многозначительно посмотрев на Агиса.

– Сейчас не время выяснять отношения, – тихо одернул их аристократ. Надо сделать все, чтобы убедить Лианиуса разрешить нам встретиться с Эрсталом. Вот что имеет сейчас для нас решающее значение. И мне кажется, что именно ты, Рикус, сможешь убедить Ниив поддержать нас.

Рикус нахмурился.

– Каким же образом? – недоуменно спросил он.

– Для начала тебе следует хотя бы поздороваться с Ниив, – ответила за Агиса Садира. – Было бы очень хорошо, если бы Ниив не думала, что ты все еще сердишься на нее.

После короткого замешательства Рикус запрокинул голову.

– Я рад снова видеть тебя, Ниив, – негромко сказал он. – Ты выглядишь… крепкой и здоровой.

– Ну ты скажешь! Сейчас я похожа на толстую и к тому же беременную бабу, – смеясь, проговорила Ниив. – А что ты делаешь здесь? Я не думаю, что ты проделал долгий и опасный путь для того, чтобы передать мне наилучшие пожелания.

– Тир в опасности, – быстро ответил за Рикуса Агис.

– Значит, Тиру не повезло, – невозмутимо произнес карлик с красными глазами, стоявший рядом с Ниив. – Моя жена сейчас не в том состоянии, чтобы сражаться.

– Они сами видят это, Келум, – сказала Ниив, беря карлика за руку. Кроме того, я сомневаюсь, что они прибыли сюда, решив заполучить еще одного бойца.

– Ниив права, Келум, – проговорил Агис. – Если дело дойдет до сражения, то даже сотня воинов, подобных твоей жене, не сможет спасти Тир от неминуемой гибели.

– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросила Ниив.

– Дракон собирается вскоре посетить Тир, – пояснил Рикус.

Ниив и карлики оторопело уставились на мула, как будто он говорил на совершенно непонятном для них языке.

После непродолжительного молчания Агис добавил:

– Дракон потребовал с Тира налог человеческими жизнями, и мы намереваемся помешать ему убить тысячу рабов. Мы очень надеемся, что Эрстал сможет вспомнить что-либо из «Книги кемалокских Царей», что позволило бы нам противостоять Дракону.

Обратившись к Рикусу, Лианиус спросил:

– Что касается этого Дракона, то не тот ли это Дракон, о котором говорил царь Кард?

– Я полагаю, что тот же самый, – ответил Рикус. Поймав недоуменные взгляды Садиры и Агиса, он пояснил:

– Последний раз, когда я был в Кледе, здесь появился призрак царя Карда. Среди прочих вещей он поведал карликам о том, что занесенный песками город их предков однажды посетит Дракон.

Едва Рикус закончил свое объяснение, как Лианиус закричал:

– Я должен потребовать, чтобы вы немедленно удалились. Вы не получите помощи ни от Кледа, ни от его жителей.

– Но ведь дело идет о тысяче человеческих жизней! – возразила Садира.

– Пусть лучше Дракон возьмет тысячу тирийских жизней, чем истребит жителей Кледа, – ответил Лианиус. – Если мы поможем вам, то Дракон уничтожит нас.

– Он никогда ни о чем не узнает, – возразил Агис. – Мы приняли все меры предосторожности, чтобы наша поездка и ее цель остались в полном секрете.

Старец отрицательно покачал головой:

– Мы не можем пойти на такой риск.

Садира посмотрела на Ниив:

– Ты лучше кого-либо знаешь, почему мы не можем принести в жертву тысячу безвинных жизней.

– Здесь право решения принадлежит старейшине, а не мне, – ответила Ниив, отворачиваясь.

– Но старейшина прислушивается к мнению Келума, а Келум послушает тебя, – ответил Рикус. – Помоги нам ради Тира.

– Я не могу просить этих людей рисковать жизнями ради какого-то там Тира, о существовании которого они впервые узнали несколько лет назад, когда гладиаторы Тира изгнали урикитов из Кледа, – пояснила Ниив, указывая рукой в сторону поселения. – У меня нет на это никакого права.

– Забудь о Тире, – медленно произнесла Садира, показывая на живот Ниив.

– Неужели ты хочешь, чтобы твой ребенок всю жизнь жил в страхе перед Драконом?

Ниив бросила на Садиру негодующий взгляд.

– Лучше прожить жизнь в страхе, чем умереть еще во чреве матери, ответила она.

– Ты и в самом деле так считаешь? – спросил Агис. – Если ты учишь своего ребенка спасаться от тирании, вместо того чтобы бороться с ней, разве ты не обрекаешь его на жизнь в рабстве?

– Сейчас ты, Ниив, совсем непохожа на ту женщину, которая помогла убить царя Калака, – продолжала гнуть свою линию Садира. – Если все действительно так, скажи нам честно, и мы не будем больше терять время, прекратим это бессмысленное обсуждение.

Ниив молча посмотрела на своих старых друзей. По выражению ее лица можно было догадаться, что в душе ее борются противоречивые чувства. С одной стороны, ей были по-прежнему дороги интересы Тира, а с другой жизнь была всецело связана с Кледом, где она нашла вторую родину и создала семью.

– Когда тебе что-то очень нужно, существуют ли для тебя пути, к которым ты никогда не прибегнешь, как бы тебе ни хотелось добиться желаемого? наконец спросила она.

– Да, существуют, но только не тогда, когда дело касается защиты Тира, – ответила Садира. – И все это не имеет никакого отношения к вопросу, заданному Агисом. Ты хочешь, чтобы твой ребенок жил под гнетом тирана или, наоборот, свободным человеком?

Ниив немного помолчала, затем посмотрела на свой огромный живот.

– Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, – проговорила она, беря за руки Келума и Лианиуса. – С вашего разрешения, мы ненадолго вас покинем.