Текст книги "Чародейка"

Фенеон даже не поднял головы, услышав шум отодвигаемой занавески, так как знал, что это пришла дочь.

– Надеюсь, удалось поживиться? Принесла что-нибудь? – спросил он, даже не позаботившись повернуться в ее сторону.

Раин подошла к отцу и поцеловала его в щеку. От него пахло застарелой блевотиной и прокисшим броем.

– Ничего особенного. Все прошло не так, как хотелось бы, – ответила она, опуская ему в руку серебряную монету. – Вот, держи.

Впервые с того момента, как Раин вошла в плохо освещенную комнату, взгляд ее отца стал осмысленным и сфокусировался на блестящей монете. Он подбросил ее вверх, чтобы определить вес и убедиться, что она не фальшивая, а потом недовольно произнес:

– Моя дочь могла бы принести и больше.

– В следующий раз. Тала, – ответила Раин, называя отца словом, которое у эльфов использовалось для обозначения мужчины, кровь которого текла в жилах говорящего.

Раин показалось, что лезвие кинжала, спрятанного ею под блузкой, становится теплым. Это ощущение было вызвано струйкой крови, вытекавшей из ранки в паху. Занятая мыслями о том, как оставить драгоценный кинжал у себя, она совсем забыла о том, что, когда Хайар притянул ее к себе, кончик лезвия кинжала уколол ее в пах.

Недовольный Фенеон наконец-то перевел взгляд на дочь и несколько мгновений разглядывал ее, словно желая понять, не обманывает ли она его.

Затем он что-то проворчал и опустил монету в один из кошельков, прикрепленных к его поясу. Раин облегченно вздохнула про себя и направилась к костяной лестнице, расположенной в задней части комнаты.

Через мгновение она благополучно исчезнет с глаз отца и окажется в огромной общей комнате, в которой обитали члены клана.

Не успела Раин ступить на первую ступеньку лестницы, как из-за занавески донесся громкий голос ее брата:

– Что привело вас сюда, жрецы?

В тот же миг Фенеон был уже на ногах, сжимая в одной руке меч с костяным клинком, а в другой – кинжал с обсидиановым лезвием.

– Во имя царя Титхиана Первого, отойди в сторону, – приказал один из жрецов.

– Подождите здесь, – возразил Хайар. – Вы сможете обсудить свою проблему с нашим вождем.

– Я тебе уже сказал отойти в сторону! – повторил жрец.

Из-за занавески донеслись звуки борьбы. Раин сделала знак отцу оставаться на своем месте, а сама спустилась с лестницы и подошла к нему.

– Что там происходит? – грозно спросил он.

– Они пришли за мной, – ответила Раин.

Фенеон подтолкнул дочь в сторону входа.

– Выйди к ним и не позволяй им заходить сюда, – тихо сказал он, указывая на груды краденого, заполнившие склад. – Если они увидят все это, мне придется заплатить кучу денег, чтобы откупиться!

– Не беспокойся, все будет в порядке, – ответила Раин.

В ее голосе явственно слышались нотки удивления и гнева. Промчавшись по затененной улочке и свернув на улицу, на которой находился дом ее отца.

Раин оставила далеко позади толстого торговца вином и обоих жрецов. Они никак не могли видеть, в какую лавку она вошла. По-видимому, они стали расспрашивать прохожих, и, скорее всего, один из них из страха перед жрецами был вынужден показать им нужную лавку. В любом другом городе такое просто не могло произойти. Толпа, состоящая из покупателей и просто прохожих, изобразила бы полное неведение, руководствуясь двумя важными соображениями: никогда не оказывать содействия жрецам и не разглашать сам факт своего появления на Рынке Эльфов. Но, как на собственном опыте знала Раин, Тир был особенным городом. Царь Титхиан пользовался в Тире значительной популярностью, и, к сожалению для некоторых категорий его жителей, граждане города в своем большинстве всегда старались помочь властям…

Высунувшись из-за занавески, Раин увидела, что жрецы отшвырнули Хайара с дороги древками своих Протазанов, и он летит прямо на нее.

– Что-то не так? – спросила Раин, подхватывая брата. Поставив его на ноги, она бросила взгляд на улицу и увидела, что у дверей лавки собралась небольшая толпа. Мужчины и женщины с интересом наблюдали за развитием событий, время от времени громко подбадривая торговца вином и жрецов.

Толстяк торговец увидел Раин и громко потребовал:

– Верни мне мой кинжал!

– Теперь он мой, – хладнокровно ответила женщина. Она произнесла это ровным голосом, хотя внутри у нее все клокотало от ярости. Ее отец, без сомнения, слышал слова торговца, и теперь ей придется проявить открытое неповиновение воле вождя клана, чтобы оставить кинжал у себя.

Раин повернулась к жрецам и не спеша задрала перед блузки, демонстрируя им стальной кинжал и, с вполне определенным умыслом, порядочный участок гладкого мускулистого живота. Призывно улыбнувшись царским чиновникам, она другой рукой вытащила кинжал из-за пояса и подняла его над головой. Что бы ни случилось потом, она хотела быть абсолютно уверенной в том, что у полуэльфа и его партнера не появится оснований для обыска.

Торговец вином попытался выхватить у нее кинжал. Хайар молниеносно схватил его за кисть руки, затем с силой толкнул в грудь, одновременно сделав подножку. Толстяк торговец шлепнулся на спину, ловя открытым ртом воздух.

Жрецы направили свои протазаны на Хайара. Но, увидев, что молодой эльф остался на месте и больше не собирается нападать на толстяка, они чуть приподняли свои протазаны в вертикальное положение.

– Раин сказала, что это ее кинжал, – произнес Хайар, нагло глядя прямо в лицо толстяка торговца.

– Воровство не делает человека владельцем украденной вещи, – с трудом проговорил торговец.

– Я не украла его. Он сам обещал отдать его мне, – возразила Раин, опуская наконец перед блузки и снова прикрыв свой живот. – Или, может быть, ты уже забыл об этом? – В последних ее словах послышался многозначительный намек.

Толпа, собравшаяся снаружи, удовлетворенно захихикала, а торговец густо покраснел. Но это был крепкий орешек, и его было невозможно заставить с помощью гнусных намеков отказаться от прав собственности на украденную вещь.

– Но она же так и не стала спать со мной! – заявил он, глядя на жрецов.

– И ты возмущен этим? – раздался голос отца Раин, высунувшегося из-за занавески. – Так ты считаешь мою дочь шлюхой?

Жрец-полуэльф отодвинулся немного в сторону и направил свой протазан на Фенеона. Раин и Хайар взволнованно переглянулись, собираясь поддержать своего отца.

Взгляд торговца остановился на мгновение на спрятанной за занавеской руке Фенеона, но его решимость не уступать нисколько не уменьшилась.

– Мы с ней договорились, – сказал он, взглядом прося поддержки у жрецов.

– Мы договорились о том, что ты дашь мне кинжал, и теперь он у меня, пояснила девушка-эльф.

– Я сомневаюсь, что рана на его голове является частью договоренности, – твердо сказал жрец. – Ты просто ограбила его, да к тому же причинила ему телесные повреждения.

Толпа, с жадным интересом наблюдавшая за происходящим, одобрительными возгласами поддержала решительные действия жреца, направленные на восстановление законных прав торговца вином. Но у Раин существовало на этот счет совсем другое мнение. В ее понимании действия блюстителя порядка говорили лишь о желании получить взятку, и у нее не было сомнения, что отец охотно даст ее жрецу, а потом компенсирует свои убытки. Она хорошо знала, что ее отец очень не любил оставаться внакладе.

– Толстый дурак заслуживает своей участи, – сказала Раин. – Я была вынуждена разбить фляжку с вином о его голову, чтобы не дать ему лапать меня своими грязными руками. – Она бросила на торговца злобный взгляд, затем улыбнулась жрецу-полуэльфу. – Тем не менее я понимаю, почему ты относишься ко мне с подозрением. Что требуется, чтобы убедить тебя в моей невиновности?

– Во всех кошельках людей твоего клана не найдется достаточно золота, чтобы подкупить хотя бы одного из жрецов царя Титхиана, если это то, на что ты, видимо, намекаешь, – ответил рыжеволосый жрец.

Раин и Хайар вопросительно переглянулись, не зная, как вести себя дальше. Опыт подсказывал им, что жрецов всегда можно подкупить, причем размер взятки был обычно невелик.

Видя их замешательство, на помощь им пришел Фенеон, попытавшийся отвлечь внимание жрецов от Раин.

– Я, по-моему, уже говорил, что у меня есть еще одна дочь? – спросил он. – Вы, должно быть, слышали о ней. Все ее зовут Садира из Тира.

– Если ты это утверждаешь, возможно, так оно и есть, – ответил жрец-полуэльф, вращая глазами из стороны в сторону. – Вполне может быть, что ты к тому же и мой отец. Но все это к делу не относится.

Жрец приставил протазан к груди Раин, затем указал на кинжал, который она держала в руке.

– Верни его торговцу вином, – произнес он. – Там, куда ты сейчас отправишься, тебе он не понадобится.

Из собравшейся на улице толпы донесся громкий женский голос:

– И правильно! Пусть эти эльфы знают, что их ждет, когда они начинают грабить свободных граждан Тира!

– Отправьте ее на работу в шахту! – закричала другая женщина.

Раин поспешно взглянула на отца.

– А почему бы нам не купить этот кинжал? – предложила она. В конечном счете если нельзя подкупить жрецов, то, может быть, торговец вином согласится взять деньги, и тогда вопрос будет закрыт.

Ответом ей был сердитый взгляд Фенеона.

– Что еще ты скрывала от меня? – зло спросил он, указывая на кинжал.

Несколько мгновений он разглядывал жрецов, затем снова посмотрел на Раин.

Глаза его злобно блестели. – Ты пытаешься одурачить меня! – заорал он. Ты заодно с ними!

Раин нахмурилась. Отец и раньше иногда разговаривал с ней таким тоном и часто обвинял ее в различных проступках, но это всегда происходило, когда он был навеселе. Ничего подобного никогда не случалось, когда обстановка, как сейчас, была критической.

– Подумай о том, что ты говоришь! – воскликнул Хайар. – Никогда и ни при каких обстоятельствах член клана Бродяг Песков не примет сторону постороннего!

– Если она прячет кинжал от меня, то, возможно, она скрывает еще что-нибудь? – прошипел Фенеон. Он поднял руку, как будто поднимая что-то, находящееся по ту сторону занавески.

– Стой! Не двигайся! – скомандовал рыжеволосый жрец, увидев его движение.

– Это дело касается только меня и моей дочери, – закричал Фенеон, вытаскивая меч из-за занавески.

– Твоя дочь теперь пленница Титхиана, – произнес жрец, наставляя на него свой протазан. – Если ты попытаешься причинить ей вред, я убью…

Он не успел договорить, так как вверх молниеносно взметнулась нога Хайара, и ее мощный удар пришелся прямо в грудь жреца, отшвырнув его назад. Пока тот пытался сохранить равновесие, около уха Хайара мелькнул костяной клинок Фенеона, вонзившийся в шею тирянина.

У Хайара не было времени на размышление о том, насколько близок был его отец к убийству собственного сына, промахнись он хоть немного. Не успел тирянин испустить дух, как Хайар бросился на полуэльфа, охранявшего Раин.

Тот начал было поворачивать свой протазан, чтобы отбить нападение, но, видя, что Раин все еще крепко сжимает в руке предмет спора, заколебался.

Секундное замешательство стоило ему жизни. Стальные пальцы Хайара с силой ударили в горло полуэльфа. Полуэльф выронил свое оружие и медленно повалился на пол, держась обеими руками за горло.

Когда второй жрец упал, торговец вином попытался скрыться. Раин кинулась вслед за ним. Догнав его, она вонзила кинжал ему в спину. Толстяк упал, обливаясь кровью. Предсмертный крик замер у него на губах.

На улице раздались крики ужаса. Зрители были потрясены. Толпа мгновенно рассыпалась во все стороны. Мужчины и женщины бросились бежать, опасаясь, что сумасшедшие эльфы теперь возьмутся за них. Раздавались крики:

– Убийство! Позовите царскую стражу!

Раин захлопнула дверь лавки, а Хайар перерубил похищенным протазаном шесты, на которых держался тент, укрепленный над прилавком. Деревянные ставни с громким стуком упали вниз, скрыв эльфов от любопытных взглядов.

Раин взглянула на отца. Тот стоял посреди комнаты, крепко сжимая меч, и пристально смотрел на дочь.

– #Тада, ты действительно собирался убить меня? – тихо спросила она.

Фенеон в ответ громко выругался и протянул свободную руку со словами:

– А теперь отдай мне этот проклятый кинжал.

3. ТАНЦОВЩИЦЫ КАРАВАНА

Сквозь звуки мелодии, выводимой волынками, послышалась какая-то странная трель, напоминающая звук манка для птиц. Она была почти неотличима от основной мелодии. Но звук этот мгновенно разрушил все очарование музыки и вывел колдунью из состояния экстаза, в который она впала. Когда Садира прекратила двигаться и покачивать плечами в такт музыке, ей удалось остановить свой затуманенный алкоголем взгляд на лице ближайшего к ней музыканта.

– Т-ты с-слышал э-то? – с трудом выговорила колдунья. Ее речь была едва слышна и тонула в звуках лихого ритма, отбиваемого им руками на барабане.

– Танцуй! – скомандовал он, не поднимая глаз от барабана.

– Больше не буду, – возразила она, стараясь избавиться от пьянящего воздействия музыки, все еще звучавшей у нее в ушах. – Что-то здесь неладно. Мы можем оказаться в опасности.

Барабанщик, никааль с покрытым пылью панцирем и копной черных волос, завертел своей удлиненной головой, поворачивая ее под самым немыслимым углом, чтобы узкие слуховые щели, расположенные в задней части головы, могли поймать посторонние звуки. Не услышав ничего необычного, никааль повторил свою команду:

– Танцуй!

Садира отошла от широкого круга танцующих, состоявшего из женщин, принадлежащих к различным расам. Среди них были никаали, тарики, карлики и даже одна-две чистокровные представительницы человеческой расы. Все они кружились и скакали, каждая на свой манер, вокруг яркого пламени костра, от которого исходил кисловатый запах горящего помета инексов. Мужчины стояли вокруг, образуя как бы второе кольцо. Одни из них играли на музыкальных инструментах, другие просто наблюдали за танцующими. Глаза их горели вожделением, со всех сторон сыпались непристойные замечания.

Танцующие женщины были одеты по-ниобенэйски. Все они обмотали вокруг бедер яркие ткани, перебросив один конец одеяния по диагонали через плечо, закрывая груди. Впервые увидев подобный наряд, Садира решила, что вся конструкция может в любой момент развязаться. Но время шло, бешеный темп танца не спадал, а все продолжало держаться на своих местах, несмотря даже на самые дикие прыжки и вращения танцующих.

Выбравшись из круга танцующих, Садира повернулась, чтобы повнимательнее осмотреть походный лагерь каравана. Она хотела во что бы то ни стало отыскать источник, издававший ту запавшую ей в память трель, которая вывела ее из состояния экстаза. Караван устроил стоянку на развалинах рухнувшей башни. В центре находилась круглая площадка, наполовину занесенная песком и освещенная желтоватым светом двух атхасских лун.

Площадку со всех сторон окружали остатки стен, которые местами достигали высоты в несколько метров. На стенах были выставлены часовые, которые внимательно наблюдали за тем, что происходит в темной пустыне. Часовые вели себя спокойно, и Садира сделала вывод, что за стенами не происходит ничего такого, что могло бы насторожить. Поэтому она начала уже думать, что, может быть, злополучная трель ей просто послышалась.

Надеясь, что она снова услышит трель, если отойдет подальше от танцующих, колдунья подобрала с земли свою трость и решительно направилась к бочонку, находившемуся в двух десятках метров от нее. Около него стоял старшина каравана Милон, привлекательный на вид мужчина со смуглой кожей, ухоженной бородой и веселой улыбкой. Рядом с ним находилась Оза, женщина-мул, его правая рука, старшая вожатая каравана. Своим внешним видом она очень напоминала Рикуса. Она обладала таким же могучим телосложением и так же, как он, была полностью лишена волосяного покрова.

У нее было широкое скуластое лицо с тонкими губами, серыми глазами, взгляд которых поражал своей загадочностью, и голова, вся иссеченная шрамами. Это говорило о том, что она в течение многих лет участвовала в гладиаторских поединках. По бокам ее головы, там, где полагалось быть ушам, виднелись отверстия, окруженные шишками со следами выжженного клейма.

Старшина наполнил кружку и протянул ее колдунье.

– Ты прекрасно танцевала, Лорели, – сказал он, называя Садиру тем именем, которым она назвалась, присоединяясь к каравану.

– Было бы странно, если бы я танцевала плохо, попав сюда, – ответила девушка-полуэльф, заметив, что женщина-мул следит за движением ее губ. Музыканты божественно играют на своих инструментах. То, что они играют, не простая музыка.

– Их музыка обладает волшебной силой, – согласился старшина, бесстрастно улыбаясь. – И я очень рад, что она пришлась тебе по душе.

Большинство пассажиров обычно не понимают ее. Они думают, что женщины танцуют, чтобы доставить наслаждение мужчинам, а на самом деле они делают это ради собственного удовольствия.

– Я танцую ради того и другого, – пояснила Садира, соблазнительно улыбаясь ему. – Что плохого в том, что мужчина смотрит на тебя, когда ты танцуешь? Есть множество гораздо более опасных занятий, которым ты можешь посвятить вечер, но почему это должно касаться кого-то еще?

– Возможно, это может касаться одного из тех двух мужчин, которые были с тобой, когда мы встретились, – сказал Милон. – У меня создалось впечатление, что один из них был твоим… – он остановился, подыскивая нужное слово, – близким другом.

– Они оба являются, как ты выразился, моими близкими друзьями, пояснила Садира, наслаждаясь неподдельным изумлением, отразившимся на лицах ее собеседников. Улыбаясь про себя, она сделала большой глоток из своей кружки. Брой оказался теплым и ароматным. Видимо, добавление в него какой-то незнакомой Садире пряности отбило обычный кислый вкус и увеличило его крепость. – Это мои возлюбленные, но я никогда не признаю какого-либо мужчину своим господином.

– Ниобенэй находится слишком далеко отсюда, чтобы убегать туда от мужчин, которые не имеют никаких прав на тебя, – заметила Оза, произнося слова невнятно, как это обычно бывает с теми, кто не слышит собственную речь.

– Я направляюсь в Ниобенэй не для того, чтобы скрыться от кого-либо, а по делам, – возразила Садира, наконец-то поняв, что вопросы задаются ей с определенной целью. – Почему вас так интересует цель моей поездки в Ниобенэй?

– Мы обязаны знать все о грузе, который везем…

– Но Лорели не является грузом, – с упреком произнес Милон. Он дружески улыбнулся Садире. – Оза имеет в виду, что мы заинтересованы в твоем благополучии. Ниобенэй совсем не похож на Тир. Одинокая женщина всегда подвергается там большой опасности. Мы думаем, что тебе следовало бы в Ниобенэе остановиться вместе с нами на стоянке, принадлежащей Торговому клану «Бешап».

По тому, как Оза нахмурилась, Садира поняла, что за этим предложением стоит нечто большее, чем простое проявление внимания. Кроме того, ей стало ясно, что между старшиной и его помощницей особые отношения.

– Спасибо за заботу, но она мне не понадобится, – поблагодарила Садира.

– Я и так буду в безопасности.

Но старшина выглядел обескураженным.

– У тебя есть знакомые в Ниобенэе? – продолжил он расспросы.

– Я сама смогу позаботиться о себе, – ответила колдунья, поднося кружку к губам и отворачиваясь в надежде избежать дальнейших вопросов.

Милон подождал, пока она не опорожнит свою кружку, затем продолжал:

– Тебе действительно следует взять меня в проводники. – Он забрал у Садиры кружку, вызвав этим недовольство Озы, и снова наполнил ее.

– Еще раз благодарю тебя за заботу, но мой ответ будет «нет», поспешно проговорила Садира, предостерегающе поднимая руку.

– «Нет» чему – моему предложению быть твоим проводником в Ниобенэе или еще одной кружке броя? – укоризненно спросил Милон.

– И тому и другому, – ответила Садира. – Я уже достаточно выпила. К тому же я пришла сюда не ради выпивки. Я услышала один звук… трель, раздавшуюся откуда-то из пустыни.

– Это голодный лирр, – сказала Оза. – Я видела пару их вечером.

– Тем не менее стоит посмотреть, – приказал Милон.

– Уши-то есть у часовых, а не у меня…

– Делай то, что тебе сказано, – настойчиво повторил Милон.

– Слушаюсь, начальник! – недовольно произнесла Оза, доставая из-под одежды кинжал с изогнутым костяным лезвием. Она сердито посмотрела на Садиру, затем повернулась к Милону:

– Уж трех-то жен тебе должно быть достаточно. – С этими словами она нехотя направилась к стене.

– У тебя три жены? – удивленно спросила Садира, наблюдая за тем, как Оза перелезает через стену.

Казалось, смуглая кожа Милона потемнела.

– Две из них остались в Ниобенэе, – объяснил он.

– А что с третьей? – спросила Садира, глядя вслед Озе.

– На что только не пойдет старшина каравана, чтобы сохранить такого отличного помощника, как Оза, – с тоской в голосе произнес Милон.

Когда Оза исчезла в темноте, Садира вновь вернулась к волновавшей ее теме:

– Я совсем не шутила, когда сказала тебе о том непонятном свисте. Никак не могу вспомнить, где я слышала его раньше… И я уверена, что он не имеет никакого отношения к лиррам, – пояснила колдунья.

– Может быть, это грабители, – задумчиво проговорил Милон. – Если так, то они очень пожалеют, что выбрали именно наш караван. Оза, может быть, и не самая привлекательная из моих жен, но она, без сомнения, самый лучший боец из тех, кто находится на службе у Торгового клана «Бешап».

Садира еще крепче сжала набалдашник трости.

– Ты полагаешь, что кто-то может напасть на нас? – спросила она с тревогой в голосе.

– Такое уже случалось много раз. Пустыня кишит эльфами и другими грабителями, – ответил Милон, беспечно пожимая плечами.

Видя, что старшина и не собирается прекращать веселье, Садира поинтересовалась:

– Разве ты не станешь готовиться к отражению нападения?

– Нет. Вожатым музыка просто необходима, так как она снимает напряжение и позволяет им расслабиться и забыть о трудностях и опасностях, подстерегающих их. Кроме того, если мы будем каждый раз прекращать танцы, когда кто-то услышит какой-нибудь странный звук, донесшийся из пустыни, среди моих людей воцарится грусть и печаль, а это не пойдет нам на пользу.

– Он повернулся в сторону танцующих, покачивая головой в такт музыке. Вернемся теперь к твоей поездке в Ниобенэй, – произнес он, не отрывая глаз от кружащихся в лихом танце фигур. – Я бы хотел, чтобы ты пересмотрела свое решение и осталась с нами. Если кто-либо из людей царя-колдуна случайно увидит, как ты танцуешь, тебе никогда не позволят покинуть город.

Садиру так и подмывало принять его предложение, так как в любом городе было трудно найти более безопасное место, чем территория, принадлежащая Торговому клану. Тем не менее она не хотела, чтобы за ней наблюдали, пусть это даже будут глаза друзей. Никто не должен был знать о цели ее путешествия.

– Я пробуду в городе очень недолго, – твердо ответила колдунья. – К тому же мои знакомые будут заботиться обо мне все это время.

– Ты имеешь в виду тех, кто предпочитает оставаться невидимыми? – как бы невзначай спросил Милон.

Садира выругалась про себя. Хотя она даже словом не обмолвилась о цели своей поездки, старшина разгадал ее план. Прибыв в Ниобенэй, Садира собиралась вступить в контакт с местными членами Клана Невидимых в надежде, что тайная организация колдунов поможет ей с ночлегом и питанием и подыщет какого-нибудь надежного эльфа – если только такие существуют, чтобы он показал ей дорогу к башне Пристан.

Садира вымученно рассмеялась, пытаясь сделать вид, что вопрос старшины удивил и даже развеселил ее.

– Что подтолкнуло тебя задать такой странный вопрос? – спросила она.

Милон пристально посмотрел на нее, затем указал на трость, которую она держала в руке.

– Вот эта трость, – пояснил он. – У тебя на бедре висит отличный стальной кинжал, но ты, видимо, совсем забыла о нем и так крепко сжимаешь в руке ручку трости, как будто она – могучее оружие. Обычно так сжимает рукоять меча рука воина. Если бы ты хромала, то тогда трость была бы тебе необходима. Но женщина, которая так танцует, не нуждается ни в какой трости. Отсюда вытекает, что это – волшебное оружие, а ты не кто иная, как колдунья.

– Ты очень наблюдателен, но тем не менее заблуждаешься в отношении меня, – ответила Садира, горько сожалея о том, что ее мысли затуманены алкоголем. – Трость – семейная реликвия, напоминающая мне о матери, которой она раньше принадлежала.

Милон вежливо улыбнулся.

– Она тоже была колдуньей? – без тени смущения спросил он.

Садира сердито посмотрела на караванщика, прикидывая про себя, не собирается ли собеседник оставить ее здесь. Как и большинство простых людей, вожатые караванов очень редко соглашались терпеть присутствие колдунов. И эта их неприязнь к колдунам имела под собой серьезные основания. Они справедливо обвиняли колдунов в том, что именно они превратили Атхас в бесплодную пустыню, выкачав из пышной растительности жизненную силу и использовав ее для заклинаний.

– Если ты настолько уверен, что я колдунья, то зачем позволил мне присоединиться к каравану? – со страхом спросила Садира.

– Потому что ты заплатила за свой проезд, а я – честный человек, ответил Милон. – Кроме того, я вижу разницу между колдунами истребителями растительности и порядочными колдунами. Если бы я увидел, что ты принадлежишь к первому типу, я никогда бы не предоставил тебе возможности встретиться с твоими коллегами из Клана Невидимых в Ниобенэе.

Садира не могла не согласиться с его логикой. Хотя ей никогда не приходилось вступать в контакт с организациями Клана Невидимых за пределами Тира, она была достаточно наслышана о том, что ни одна из них не потерпит присутствия истребителей растительности в своих рядах. Выслушав заверения Милона, она тем не менее решила на всякий случай не спешить с признаниями.

– Возможно, ты и сам колдун, – перешла в атаку Садира. – Ты ведь много знаешь о Клане Невидимых.

– Я вовсе не колдун. Мне все это известно, потому что одна из моих жен очень интересуется колдовством, – пояснил Милон. Он наклонился к Садире и тихо добавил:

– Она в течение многих месяцев пыталась войти в контакт с людьми, связанными с Кланом. Теперь я надеюсь, что ты, может быть, поможешь ей.

– Мне очень жаль, но я действительно не представляю…

Садира остановилась, так и не закончив фразы, так как снова услышала странную трель. Но на этот раз Садира находилась вдали от музыкантов, и ей сразу удалось определить ее происхождение. Это было нежное щебетание гигантского паука. Эти звуки ей довелось слышать только однажды, когда она находилась по ту сторону Кольцевых гор, в лесу, где обитали хафлинги.

Милон с недоумением посмотрел на насторожившуюся колдунью.

– Что-то не так? Ты услышала еще что-нибудь? – поспешно спросил он.

– Разве ты не слышал щебетание?

Милон утвердительно кивнул.

– Наверно, какая-то птица. Я не могу сказать, какая именно, но… начал было он, но не успел договорить.

– Это не птица, – прервала его Садира. – Это паук.

– Паук, который щебечет, да еще так громко? – не веря своим ушам, произнес Милон. – Ты была права, отказавшись от броя. Ты явно перебрала.

– Нет, дело не в этом, – возразила Садира. – Это огромные пауки.

Хафлинги, живущие в лесу по ту сторону Кольцевых гор, охотятся на них. Они употребляют их в пищу.

– Но мы ведь сейчас находимся очень далеко от гор, – сказал Милон.

С этим было трудно не согласиться. Пауки были смирными, ручными существами, которые строили гнезда на деревьях и питались разного рода грибами, в изобилии растущими среди густой травы в лесу. Совершенно невероятно, чтобы пауки смогли перенести длительное путешествие, перебраться из влажного, прохладного леса в жаркую, засушливую пустыню, где не росли ни деревья, ни грибы. Тем не менее колдунья была уверена в том, что щебетание напоминало звуки, которые издавали пауки.

– Если это не пауки, значит, кто-то имитирует звуки, которые они издают, и делает это очень искусно, – пояснила Садира.

– Кого ты имеешь в виду?

– Это могут быть только хафлинги, – уверенно заявила колдунья. – Язык, на котором они говорят, очень напоминает щебетание и писк птиц. Я слышала разговор на диалекте, который они используют во время охоты на пауков.

– Хафлинги никогда не путешествуют по пустыням.

– Все меняется. Тебе следует приготовиться к схватке, – посоветовала Садира.

– Зачем? Ты же видишь, что у нас выставлены часовые. Они ничего не заметили, в противном случае они уже предупредили бы нас, – невозмутимо ответил Милон.

– Твои часовые ничего и не заметят, пока не будет уже слишком поздно, возразила Садира. Видя, что Милон все еще не воспринимает ее слова серьезно и не собирается прекращать танцы, колдунья предложила:

– Пойдем со мной. Я докажу тебе, что я права.

С этими словами Садира перелезла через стену. Милон последовал за ней, держась на шаг сзади. Не останавливаясь, он достал из-под плаща меч с широким изогнутым обсидиановым клинком. Вместе с Садирой выбрался он за пределы лагеря и углубился в темную пустыню. Обе луны заливали мерцающим желтоватым светом верхушки песчаных холмов, оставляя впадины между ними погруженными в непроницаемый лиловый мрак. Вскоре показался ряд темных силуэтов, похожих на небольшие песчаные холмики, храпящие и фыркающие во сне. Ими оказались отдыхающие в пустыне инексы. Легкий ветерок дул со стороны огромных рептилий, принося с собой специфический запах, исходящий от них.

Канк Садиры был привязан немного в стороне от инексов, чтобы более крупные рептилии его случайно не затоптали. Все скакуны отдыхали с грузом на спинах. Канк Садиры тоже не был разгружен. Ее личные вещи и бурдюк с водой были привязаны к упряжи. Колдунья сделала это специально, на случай, если каравану неожиданно придется сниматься со стоянки. Десятка два часовых, вооруженных копьями, охраняли рептилий. Часть часовых бродила между ними, высматривая эльфов-грабителей или хищников, которые могли бы проникнуть на охраняемую ими территорию, одни – в поисках поживы, другие пищи.

Милон направился было к рептилиям, но Садира остановила его, схватив за руку, и повела в противоположном направлении.

– Хафлинги – первоклассные охотники, – сказала она. – Они обязательно подойдут с подветренной стороны, чтобы инексы не смогли их учуять.

– Тогда пошли. Видно, ты лучше меня знаешь хафлингов, – ответил Милон.

Они обогнули развалины с северной стороны и подошли к залитой лунным светом небольшой полосе булыжника. Это было все, что осталось от древней дороги, для охраны которой и была когда-то построена башня. Уцелевший отрезок дороги протянулся метров на двадцать – двадцать пять к северу, после чего терялся в бесконечных песках пустыни. Подойдя к дороге, Садира остановилась и стала прислушиваться. Затем рывком пересекла ее и скрылась в темноте. Милон последовал за ней, держась в нескольких шагах позади. Он не отставал от колдуньи, несмотря на неудобную для быстрой ходьбы одежду.