Текст книги "Ум – это миф"

Эта уверенность сметает все

У. Г.: Я никогда не мог сидеть на сцене и говорить. Это слишком искусственно. Вести дискуссии по гипотетическим или абстрактным вопросам – пустая трата времени. Сердитый человек не может просто сидеть и спокойно рассуждать о гневе – он слишком сердит для этого. Так что не говорите мне, что у вас кризис, что вы сердитесь. Зачем говорить о гневе? Вы живете и умираете, не переставая надеяться, что однажды вы вдруг перестанете сердиться. Вас отягощает эта надежда, и, когда вы теряете надежду в этой жизни, вы выдумываете будущую жизнь. Никаких будущих жизней не будет.

Вопрос: Ну хорошо, ваши речи не дают никому надежду – это точно. Так зачем же вы тогда выступаете – разве не для того, чтобы утешить или научить кого-то?

У. Г.: Что я, по-вашему, должен делать? Вы приходите, я говорю. Вы хотите, чтобы я вас тоже критиковал? Это бесполезно, потому что вас ничто не проймет. Вы окружили себя непроницаемой броней и ничего не чувствуете.

Вы неспособны осознать свое положение, вы реагируете менталом – своими идеями и измышлениями. Ваша реакция – это мысль. Боль, которую вы чувствуете там, четко отражается здесь, без всякой необходимости переживать боль. Здесь нет никаких переживаний. Их нет вообще. В этом естественном состоянии ты ощущаешь чужую боль независимо от того, знаешь ты этого человека или нет. Недавно мой старший сын умирал от рака в больнице неподалеку. Я часто навещал его. Знакомые говорили, что я все время испытывал сильную боль, пока он не умер. Я не могу ничего с этим сделать. Эта боль – еще одно проявление жизни. Они хотели, чтобы я попытался как-то вылечить его от рака. Если я буду трогать эту опухоль, она будет только расти, потому что я буду прибавлять ей жизни. Рак – это размножение клеток, еще одно проявление жизни. Что бы я ни делал, опухоль будет только становиться сильнее.

В.: Значит, вы воспринимаете чужие страдания, но сами свободны от них, так?

У. Г.: Страдание – это переживание, а здесь нет переживаний. Жизнь устроена не так, что она отдельно, а вы отдельно. Жизнь – это единое движение, и все, что я могу о ней сказать, может только запутать, дезориентировать вас. Вы не есть «кто-то» или «что-то», вы не какой-то отдельный предмет, окруженный другими предметами. Единое движение – не нечто, что ты можешь пережить.

В.: Но мысль о том, что можно жить, не переживая, звучит иррационально для ума.

У. Г.: То, что я говорю, вступает в противоречие с вашей логикой. Вы используете логику, чтобы поддерживать эту разделяющую структуру, вот и все. Ваши вопросы – это опять мысли, они являются реакциями. Все мысли – это реакции. Вы отчаянно защищаете эту броню, этот щит из мыслей, и боитесь, что движение жизни вдребезги разобьет ваши границы. Жизнь подобна реке в половодье, затопляющей берега, стремящейся вырваться из своих пределов. Ваша мыслительная структура и физиология ограниченны, но сама жизнь не ограничена ничем. Поэтому свобода причиняет боль телу; мощнейший выброс энергии, который происходит при этом, причиняет боль телу, взрывая каждую клетку. Вы даже представить себе не можете, что это такое. Поэтому мои слова могут только дезориентировать вас, независимо от того, как я это скажу.

В.: Гуру и священники тоже говорят, что разделяющей структуры нет и что она – источник наших проблем. Чем же вы отличаетесь от них?

У. Г.: Для вас (и для них тоже) это всего лишь слова, и ваша вера в единое движение жизни ни на чем не основана, в ней нет уверенности. Вы сейчас ловко привели в качестве довода слова ваших гуру и священников. Ваша вера – результат слепого приятия того, что вам говорят авторитетные для вас люди, всяких истин из вторых рук. Вы не отделяете себя от своих верований. Когда вашим драгоценным верованиям и иллюзиям приходит конец, вам тоже приходит конец. Я всего лишь отвечаю на ваше страдание, которое вы выражаете своими вопросами, логическими аргументами и другими измышлениями.

В.: Но вы же сидите здесь и говорите часами, разве это не указывает на то, что вам есть что сказать, что у вас есть какая-то философия, даже если ваши слушатели ее не понимают?

У. Г.: Вовсе нет. Здесь нет никого, кто мог бы говорить, давать советы, ощущать боль и вообще переживать что-либо. Как мяч, который кидают в стену, – он просто отлетает от стены, и все. То, что я говорю, – непосредственный результат того, что вы спрашиваете. У меня нет ничего своего, никакой явной или скрытой программы. Мне нечего продавать, нечего доказывать, у меня нет никаких личных целей.

В.: Но наши тела смертны, и мы надеемся на некое бессмертие. Поэтому мы обращаемся к высшей философии, религии, духовности. Конечно, если мы…

У. Г.: Тело как раз бессмертно. Оно просто меняет форму после клинической смерти, оставаясь в круговороте жизни в измененном виде. Тело не интересуется никакой «жизнью после жизни», никаким постоянством. Оно стремится выжить и размножиться прямо сейчас. Воображаемое «посмертие», созданное мыслью из страха, на самом деле является желанием повторения, переживания одного и того же, только в видоизмененной форме. Это желание повторения одного и того же, по сути, есть желание постоянства. Такое постоянство чуждо телу. Мысль желает постоянства, но это желание мысли зажимает тело и искажает восприятие. Мысль видит себя не только гарантом продолжения своей собственной непрерывности, но также гарантом непрерывности существования тела. Обе эти непрерывности абсолютно ложны.

В.: Похоже, что должны произойти какие-то радикальные перемены, но без вмешательства воли…

У. Г.: Если это происходит не по вашей воле, то вы не можете ничего с этим сделать. Вы не сможете остановить этот процесс или как-то повлиять на него. Вам ничего не останется, кроме как пройти через это. Если подвергать сомнению реальность, ничего хорошего не выйдет. Лучше подвергайте сомнению свои цели, свои верования, то, что для вас несомненно. Именно от этого вы должны освободиться, а не от реальности. Бессмысленные вопросы, которые вы задаете, исчезнут сами собой, как только ваши цели будут отброшены. Эти две вещи взаимозависимы. Одно не существует без другого.

В.: Такая перспектива невыносима. Нас страшит забвение, окончательное разрушение.

У. Г.: Если вы умерли, вы умерли. Все.

Так зачем же вам мои уверения? Боюсь, что незачем. Вы будете продолжать делать то, что вы делаете, и вам никогда не придет в голову, что все это бессмысленно. Когда вашими действиями перестанет руководить надежда и желание непрерывности существования, все остальное, что вы делаете, тоже прекратится. Вы будете плыть по течению. Но все равно останется надежда: «Должен же быть хоть какой-то выход! Может, я делаю что-то не так?» Другими словами, мы должны принять, что абсурдно полагаться на что-либо. Мы должны непосредственно встретиться со своей беспомощностью.

В.: И все-таки мы не можем перестать надеяться, что у наших проблем есть какое-то решение.

У. Г.: Ваши проблемы продолжаются из-за того, что вы наизобретали ложных решений. Если нет ответов, то не может быть и вопросов. Они взаимозависимы – ваши проблемы и решения всегда идут рука об руку. И, поскольку вы хотите воспользоваться какими-то ответами, чтобы положить конец своим проблемам, эти проблемы продолжаются. Все эти решения, которые предлагают вам всевозможные святые, психологи и политики, – никакие не решения. Это очевидно. Если бы существовали настоящие ответы, проблем бы не было. Они могут только вдохновлять вас на еще большие потуги, чтобы вы еще больше медитировали, культивировали смирение, стояли на голове и все такое прочее. Это все, что они могут. Учитель, гуру или лидер, который предлагает решения, тоже фальшивка, вместе со своими так называемыми ответами. Он не выполняет честную работу, а торгует всякой дешевкой на рынке. Если вы отбросите свои надежды, страхи и наивность и посмотрите на этих людей глазами бизнесмена, вы увидите, что у них нет ничего стоящего, да и не будет никогда. Но вы все равно продолжаете покупать эти фальшивки, потому что вам их предлагают «знающие люди».

В.: Но эта область настолько сложна для понимания, что приходится полагаться на тех, кто серьезно изучал все это и посвятил свою жизнь самореализации и мудрости.

У. Г.: Все их философии не могут сравниться с врожденной мудростью тела. Все то, что они называют ментальной деятельностью, духовной деятельностью, эмоциональной деятельностью и чувствами, – это на самом деле единый процесс. Организм очень умен, и для того, чтобы жить и размножаться, ему не нужна никакая наука или теология. Если убрать все представления о жизни, смерти и свободе, тело останется нетронутым, оно будет по-прежнему гармонично функционировать. Ему не нужна ни моя, ни ваша помощь. Вам не надо делать вообще ничего. Вы больше никогда не будете задавать свои глупые, идиотские вопросы о смерти, бессмертии и загробной жизни. Тело бессмертно.

В.: Вы безжалостно отрезали все пути к избавлению, разрушили все надежды избежать этого несчастья. Ничего не остается, кроме саморазрушения. Почему бы тогда не покончить жизнь самоубийством?

У. Г.: Если вы покончите жизнь самоубийством, вы этим ничего не измените. Сразу же после самоубийства ваше тело начнет разлагаться, возвращаясь к другим, иначе организованным формам жизни. Когда вы умрете, вы ничему не положите конец, а только послужите продолжению жизни. Жизнь не имеет ни начала, ни конца. Мертвое тело под землей идет на корм муравьям, разлагающиеся трупы обогащают почву, которая в свою очередь питает другие формы жизни. Вы не можете положить конец своей жизни, это невозможно.

Тело смертно, и оно не задает глупых вопросов типа: «Есть ли бессмертие?» Оно знает, что его жизнь в данной форме закончится, чтобы продолжиться в других. Вопросы о загробной жизни всегда задаются из страха.

Люди, которые руководят вашей «духовной жизнью», не могут быть честными в этих вопросах, потому что они зарабатывают на страхе, болтовне о будущей жизни и «таинстве» смерти. А что касается вас самих, вас на самом деле не интересует будущее человечества, вас интересует только своя собственная судьбишка. Вы просто исполняете ритуал, часами рассуждая о человечестве, сострадании и всем таком прочем. А на самом деле вы интересуетесь собой, иначе у вас не было бы этого детского интереса к будущим жизням и неминуемой смерти.

В.: Но для многих из нас жизнь священна. Мы стараемся защитить наших детей, природу, предотвратить очередную войну.

У. Г.: Вы все невротики. Вы говорите о недопустимости абортов, бесконечно что-то бубните о том, как драгоценна жизнь, а затем бомбите города и убиваете людей. Это же абсурд! Вы так обеспокоены убийствами нерожденных детей и в то же время убиваете тысячи и тысячи людей при помощи бомб, голода, нищеты и терроризма. Ваша «забота» о жизни – просто повод для создания очередной политической проблемы. Это бесполезный разговор. Мне он неинтересен.

В.: Да, но многие из нас видят все это и хотели бы что-то изменить. Это не просто эгоизм с нашей стороны.

У. Г.: Вы и в самом деле этого хотите? Вас действительно интересует будущее человечества? Все ваши выражения гнева, добродетели и заботы ничего для меня не значат. Это всего лишь ритуал. Вы сидите и болтаете, вот и все. Вы не испытываете гнева. Если бы вы сейчас испытывали гнев, вы бы не задали этот вопрос, даже самому себе. Вы сидите и все время болтаете о гневе. Тот, кто испытывает гнев, не стал бы о нем болтать. Тело уже среагировало на этот гнев, поглотив его. Гнев исчез, сгорел на месте. Вы ничего не делаете, тело просто поглощает его. Вот и все. Если вам тяжело это слышать, если это повергает вас в депрессию, никогда не ходите к святым людям. Принимайте таблетки, делайте что угодно, но только не ждите, что духовный бизнес вам поможет. Это пустая трата времени.

В.: Вы хотите, чтобы я все бросил, отказался…

У. Г.: Пока вы думаете, что вам есть от чего отказываться, вы заблуждаетесь. Не думать о деньгах и о насущных потребностях – это ненормально. Это извращение – отказывать себе в необходимом. Вы думаете, что, наложив на себя вериги, вы увеличите свое осознание и сможете с его помощью стать счастливым. Не будет этого. Вы обретете покой, когда отбросите все свои представления об осознании и начнете функционировать как компьютер. Вы должны быть машиной, автоматически функционирующей в этом мире, не сомневающейся в своих действиях ни до, ни после, ни в процессе их совершения.

В.: Выходит, вы отрицаете йоговские практики, религиозное отречение, ценность нравственного воспитания? Но человек не машина, а нечто большее.

У. Г.: Все нравственные, духовные, моральные ценности – ложь. Психологи в поисках разумного выхода дошли до последней черты, они обращаются за ответами даже к духовным людям. Они заблудились, но все же на свои вопросы должны ответить они сами, а не закосневшие, бесполезные обычаи духовного бизнеса.

В.: Получается, мы такие беспомощные… Не удивительно, что люди верили мессиям, махатмам и пророкам.

У. Г.: Так называемые мессии принесли в этот мир только страдания. Если бы перед вами оказался современный мессия, он бы ничем не смог вам помочь. А если уж он не может помочь, то и никто не может.

В.: Если священник, спаситель или видящий не может помочь, тогда, может быть, как говорится в писаниях, мы должны «познать истину, и истина сделает нас свободными».

У. Г.: Истина – это движение. Ее нельзя поймать, удержать, выразить или использовать в своих целях. Как только вы ее ухватили, она перестала быть истиной. То, что является истиной для меня, я никогда, ни при каких условиях не смогу передать вам. То, что здесь является несомненным, невозможно передать другому. Поэтому весь этот гуру-бизнес – полнейшая чепуха. Так было всегда, не только сейчас. Ваше самоотречение только обогащает попов. Вы отказываете себе в самом насущном, в то время как какой-нибудь священник ездит на роллс-ройсе, ест как король, и ему оказывают королевские почести. Он, как и все прочие в духовном бизнесе, наживается на глупости и доверчивости других. И политики точно так же наживаются на легковерии людей. Повсюду одно и то же.

В.: Вы все время подчеркиваете только негативную сторону, у вас классический подход «нети нети» (не то и не это). Но если это состояние, про которое вы говорите, – наше право от рождения, разве вы не указываете на необходимость отбросить весь лишний груз, включая все авторитеты, писания и гуру?

У. Г.: Нет. Покончить со всеми гуру, храмами и священными писаниями, чтобы обрести свободу, – это смешно. Вы ищете ответы лишь для того, чтобы решить свои проблемы, чтобы избежать страданий. Но жизнь – это не что иное, как страдание. Рождение – это страдание. Все, что рождается, страдает. Бесполезно спрашивать, почему все так. Просто так есть. Вы думаете, что, отвергнув авторитеты и гуру, вы пройдете какое-то священное испытание; испытание страданием вам не поможет. Это исключено.

В.: Но мы-то знаем, что вы не просто фаталист и циник. Вы показываете человечеству другой путь, а не просто критикуете настоящее положение вещей, разве нет?

У. Г.: У вашей проблемы есть решение – смерть. Свобода, которой вы хотите, приходит только в момент смерти. Все в конце концов достигают мокши, потому что мокша всегда знаменует собой смерть, и вы умираете.

В.: Но я так понял, что вы не имеете в виду смерть в поэтическом или воображаемом смысле. Вы описываете не какую-то психологическую, романтическую или абстрактную смерть, а настоящую, реальную, физическую смерть – или нет?

У. Г.: Да. Когда вы умираете, ваше тело распростерто, оно перестает функционировать, и ему приходит конец. Но в этом случае тело как бы обновилось. Сейчас это происходит каждый день как нечто само собой разумеющееся, но на то, чтобы этот процесс стабилизировался, ушли годы. Для меня жизнь и смерть – это не две отдельные вещи, это одно. Я должен предупредить вас, что, если с вами на самом деле произойдет то, на что вы нацелились – мокша, – вы умрете. Произойдет физическая смерть, потому что в этом состоянии должна произойти физическая смерть. Это все равно что развлекаться задержками дыхания. Может, вам это нравится, но, если вы задержите дыхание надолго, вы задохнетесь.

В.: Значит, мы должны осознать смерть, сделать ее объектом медитации и рассматривать как нечто романтическое и мистическое, правильно?

У. Г.: Описывать это состояние как медитативное и осознанное – романтический бред. Осознание! Каких только ухищрений не придумают, только чтобы обманывать себя и других! Невозможно осознавать каждый свой шаг – вы начнете слишком много думать о себе и станете неуклюжими. Когда-то я знал одного портового лоцмана. Он до этого читал о «пассивной осознанности» и пытался ее практиковать. Он, впервые за всю свою жизнь, чуть не вызвал крушение судна, которое вел. Ходьба происходит автоматически, и если вы будете пытаться осознавать каждый шаг, вы свихнетесь. Так что не надо изобретать медитативную ходьбу. Все и так достаточно плохо. Медитативное состояние еще хуже.

В.: Но нельзя же просто отбросить. все, что мы считали священным?

У. Г.: Кто избрал меня избавителем? У вас есть куча святых, пророков и спасителей, которые хотят вам служить. Зачем вам еще один?

В.: Из того, что вы говорите, можно сделать вывод, что разумный человек должен сделать то, что сделали вы, – умереть. Вы говорили, что для того, чтобы обрести свободу или мокшу, нужно по-настоящему умереть. Романтически настроенный невротик не сможет решиться на такой радикальный шаг. Только человек, свободный от саморефлексии, неврозов и жалости к себе, сможет совершить такой поступок. Можно ли этому научиться? Можно ли научить людей быть разумными?

У. Г.: Я не верю в то, что этому можно научиться. Можно научить человека технике-математике, механике, но не целостности. Как можно учить людей быть нежадными и нечестолюбивыми в этом по-идиотски жадном и честолюбивом обществе? Вы только сделаете из них еще больших невротиков.

Взгляните на себя, вы – обманщик! Ваши религиозные амбиции такие же, как у бизнесмена. Если вы не можете обманывать, значит, тут что-то не так. Как вы думаете, каким путем богатые приобретают свое богатство? Может, лекциями об альтруизме и бескорыстии? Вовсе нет. Они приобретают его обманом. Общество, которое аморально по самой своей сути, утверждает, что обманывать аморально, а не обманывать – морально. Я не вижу никакой разницы. Если вас поймают, вас посадят в тюрьму. У вас будет кров и еда. О чем волноваться? Это ваша вина заставляет вас говорить об альтруизме, в то время как вы продолжаете вести свою эгоистичную жизнь. Альтруизм и отсутствие жадности привнесены мыслью, чтобы вы не смогли увидеть, что в вас нет ничего, кроме жадности. Но вы не удовлетворены тем, что есть. А если бы ничего больше не было, что бы вы делали? Ничего больше и нет. Вам нужно просто жить с этим. Никуда от этого не денешься. Все, на что способна мысль, – это повторяться снова и снова, а все, что повторяется, – маразм.

В.: Но медитация менее повторяема, она глубже, чем обычная мысль. И, тем не менее, она не приносит удовлетворения.

У. Г.: Если бы ваша медитация, садхана, методы и техники хоть что-нибудь значили, вы бы не сидели здесь и не задавали этих вопросов. Все это является для вас средством что-то изменить. Я придерживаюсь мнения, что менять или трансформировать нечего. Вы приняли идею о том, что надо что-то менять, как догмат веры. Вы никогда не сомневались в существовании того, кого надо изменить. Вся тайна просветления основана на идее о трансформации себя. Я не знаю, как донести до вас, как передать вам свою уверенность в том, что вы и все ваши авторитеты всех эпох – фальшивки. И они сами, и их духовный товар, который они продают, – совершеннейшая фальшивка. Поскольку я не могу передать вам эту уверенность, было бы бессмысленно и искусственно для меня забираться на трибуну и разглагольствовать об этом. Я предпочитаю общаться неформально. Я просто говорю: «Приятно было побеседовать с вами».

В.: Так зачем же вы тогда вообще говорите?

У. Г.: Я не вижу ничего привлекательного в том, чтобы быть асоциальным. Я просто не даю людям то, чего они хотят. Когда они понимают, что не получат того, чего хотят, они, конечно же, уходят. И когда они уходят в последний раз, я с удовольствием добавляю: «Вы нигде этого не получите».

Когда люди приходят, чтобы поговорить, они вдруг сталкиваются с самим безмолвием. Поэтому каждый, кто приходит, потом становится безмолвным. Если он не может выносить безмолвие и настаивает на том, чтобы разговаривать и обсуждать что-то, ему придется уйти. Но если вы остаетесь надолго, вы замолчите, и не потому, что безмолвие более убедительно или более рационально, чем вы, а потому, что само безмолвие заставляет замолкать такие импульсы.

Это безмолвие сжигает все. Сжигает весь опыт. Поэтому беседы с людьми не утомляют меня. Это энергия, благодаря которой я могу говорить целый день, не ощущая ни малейшей усталости. В течение стольких лет я говорил с таким огромным количеством людей, и это никак не отразилось на мне. Все, что говорили они и я, сгорело без следа. К сожалению, у вас все по-другому.

В.: Как соотносится со всем этим разум? Вы как будто указываете на то, что есть изначально присущий нам разум, который не имеет ничего общего с накоплением знаний и усвоением техник.

У. Г.: Приятие того факта, что существуют ограничения, – это и есть разум. Вы пытаетесь освободиться от этих естественных ограничений, и в этом причина ваших мук и страданий. Ваши действия таковы, что одно действие ограничивает следующее. Ваше действие в настоящий момент ограничивает следующее действие. Это действие – реакция. Вопрос о свободе действий даже не поднимается. Поэтому не нужно никакой фаталистической философии. Слово карма означает действие без реакции. Любое ваше действие ограничивает то действие, которое за ним последует.

Любое действие, которое совершается на сознательном уровне вашего существования как думающего существа, – это реакция. Чистое, спонтанное действие, свободное от всех предыдущих действий, – бессмысленно. Единственное действие – это реакция живого организма на стимулы окружающего мира. Этот процесс стимул-реакция – цельное явление. Не существует разделения между действием и реакцией, пока не вмешается мысль и искусственно не разделит их. А в остальном это автоматический единый процесс, и вы не можете ничего сделать, чтобы остановить его. Да и не нужно его останавливать.

Как в реальности нет разделения между действием и реакцией, так и нет религиозному человеку места в естественном мироустройстве. Живое движение жизни угрожает источнику его власти и авторитета. Но он все равно не хочет уходить со сцены. Долой его! Религия – это не контракт, общественный или частный. Она не имеет ничего общего с социальной структурой и управлением. Религиозная власть хочет сохранить свое влияние на людей, но религия – это абсолютно личное дело. Единственное, в чем преуспели святые и спасители, – это бросили вас на произвол судьбы, оставили наедине с вашей болью и страданием, и неутихающим чувством, что в жизни есть что-то более интересное и значительное.

Важно только бытие, а вовсе не то, как нужно жить. Мы создали эту идею «как нужно жить», которая в свою очередь создала для нас эту дилемму. Ваше мышление создало эту дилемму. Ваше мышление создало проблемы – чем питаться, что носить, как вести себя. Телу все это не важно. Я просто показываю вам абсурдность нашего разговора. Как только вы ухватите суть того, о чем я говорю, все просто случится. Мне нечего сказать человечеству.

Мы запустили необратимые процессы. Мы загрязнили воздух, воду, все на свете. Законы природы не знают наград, только наказания. Награда состоит только в том, что вы находитесь в гармонии с природой. Все проблемы начались тогда, когда человек решил, что все мироздание было создано исключительно для его услаждения. Мы поставили идею эволюции и прогресса выше природы. Наш ум (а отдельных умов нет, есть только «ум», который объединяет в себе все знания и весь опыт человечества) создал идею души и эволюции. Но развиваются только технологии, а мы как раса движемся к полному и тотальному разрушению мира и самих себя. Все, что заложено в сознании человека, приближает уничтожение этого мира, который был создан с таким трудом и тщательностью. В человеческом мышлении так и не произошло качественного изменения: мы думаем о наших соседях точно так же, как испуганный пещерный человек думал о своих. Единственное, что изменилось, – это способ уничтожать своих соседей и их имущество.

Жестокость – это неотъемлемая часть эволюционного процесса. Жестокость необходима для выживания живого организма. Вы не можете осуждать атомную бомбу, потому что это закономерное продолжение полиции и вашего желания защищенности. Как положить этому конец? Никак. Невозможно пустить вспять целое.

В.: Гуманисты утверждают, что человек обладает способностью любить и что только любовь может быть спасением от взаимного уничтожения. Что вы можете об этом сказать?

У. Г.: Любовь и ненависть – это абсолютно одно и то же. Обе они приводили к войнам, убийствам и резне. Это не мое личное мнение, а исторические факты. Повсюду творится одно и то же. Все наши политические системы возникли из религиозного мышления, как на Западе, так и на Востоке. В свете этих фактов как же у вас может оставаться хоть какое-то доверие к религии? Что хорошего в воскрешении прошлого, бесполезного прошлого? Вы зависаете на прошлом, потому что ваша жизнь не имеет для вас смысла. Вы даже не плывете по течению. У вас нет никакого направления. Вы просто поддерживаетесь на поверхности. Очевидно, в вашей жизни нет никакого смысла, иначе вы не жили бы в прошлом.

То, что не помогло вам, не может помочь никому. Не важно, что я говорю, вы – среда выражения. Вы уже ухватились за то, что я сказал, и превратили это в новый «-изм», идеологию и средство достижения чего-то. Я пытаюсь донести до вас, что вы должны открыть что-то для себя. Но не думайте, что то, что вы найдете, будет представлять какую-то ценность для общества, что этим можно будет изменить мир. Вы будете потеряны для общества, вот и все.

В.: То, что каждый должен найти для себя, – это Бог или просветление, разве нет?

У. Г.: Нет. Бог – это абсолютное наслаждение, непрекращающееся счастье. Так не бывает. Корень вашей проблемы в том, что вы хотите того, чего не существует. Трансформация, мокша, освобождение и прочее – это лишь вариации на одну и ту же тему: вечного счастья. Тело не сможет это вынести. Например, сексуальное наслаждение временно по самой своей сути. Тело не может долго выдерживать непрерывное наслаждение, оно может разрушиться. Желание навязать телу воображаемое состояние непрерывного счастья – серьезное неврологическое расстройство.

В.: Но религии предостерегают людей от поиска наслаждений. Молитвы, медитации и различные практики учат нас выходить за пределы простого наслаждения…

У. Г.: Они продают вам духовный наркотик, духовный морфий. Вы принимаете его и засыпаете. Сейчас ученые усовершенствовали наркотики, приносящие наслаждение. Теперь их гораздо легче принимать. И вам никогда не придет в голову, что просветление и Бог, которых вы ищете, – это всего лишь предельное наслаждение, наслаждение, которое вы придумали, чтобы освободиться от состояния страдания, в котором вы всегда пребываете. Ваш невроз и страдание происходит от того, что вы хотите совместить две вещи, которые противоречат друг другу.

В.: Но вы почему-то свободны от всех этих противоречий, и, хотя вы и говорите, что не пребываете в состоянии вечного блаженства, похоже, что по большому счету вы счастливы. Как так вышло, что ваша жизнь пошла именно по этому руслу?

У. Г.: Когда я рассказываю историю своей жизни, я словно бы рассказываю о чужой жизни. Когда я размышляю о своей жизни, я не ощущаю привязанности, не испытываю никаких чувств или эмоций. Если вы думаете, что я храню какие-то ценные воспоминания о своем прошлом, значит, у вас составилось неверное впечатление.

В.: Если оставить разговор о том, существует ли добро и зло для организма, который генетически запрограммирован на то, чтобы быть жестоким и воинственным, разве религиозные практики, медитация, йога, смирение и прочее не помогают человеку преодолеть эти биологические ограничения?

У. Г.: Сама по себе медитация – это зло. Потому-то все злые мысли раздуваются до гигантских размеров, когда вы пытаетесь медитировать. Иначе у вас не было бы ориентиров, вы не смогли бы узнать, добрые или злые ваши мысли. Медитация – это битва. Гуру обещают вам покой, когда закончится битва, но вы только все больше и больше страдаете. Мало того что медитацию и мокшу как цель вам вживили вместе с вашей культурой, но еще и в результате вы не получите ничего, кроме страданий. Впрочем, вы можете получить какие-то незначительные мистические переживания, которые не имеют никакой ценности, ни для вас, ни для кого бы то ни было.

В.: Но нам не нужны незначительные переживания, мы хотим свободы.

У. Г.: Какая разница, найдете ли вы эту свободу, это просветление, или нет. «Вас» уже не будет, так что «вы» не сможете насладиться результатом. Что хорошего может принести вам это состояние? Оно заберет все, что у вас есть. Потому-то его и называют дживанмукти, прижизненное освобождение. При жизни существа тело умирает, но, каким-то образом пережив смерть, остается живым. Это не счастье и не несчастье. Там нет счастья. Вы этого не хотите, не можете хотеть. Вы хотите обладать всем, но там вы все потеряете. Вы хотите обладать всем, а это невозможно. Религии обещают вам сады и розы, но вам достаются только шипы.

В.: Если представление о благодати, покое и свободе – это всего лишь фикции, придуманные для того, чтобы убежать от нашей всечеловеческой ограниченности, то зачем тогда вообще что-то делать? Если нет никакой вечной, трансцендентной реальности, к которой человек мог бы прийти, зачем нам поддерживать свое существование? Неужели все, что нам остается, – только есть, спать и дышать?

У. Г.: Да, это все, что есть. Убедитесь в этом сами. Я только говорю вам, что вы должны выяснить для себя, есть ли что-нибудь за этими бессмысленными абстракциями, которыми вас завалили. Они говорят о Пресвятом Сердце, Вселенском разуме, Верховной душе и обо всех этих абстрактных мистических понятиях, которыми завлекают доверчивых людей. Жизнь нужно описывать в простых физических и физиологических терминах. Необходимо очистить ее от мистического и психологического тумана. Не надо говорить о «высших центрах» и чакрах. Это не чакры, а железы, которые управляют человеческим организмом. Железы дают команды, как должен функционировать организм. В вашем случае вмешался чужак – мысль. В естественном состоянии мысль ничем не управляет, она временно включается, когда перед ней ставят задачу, и отходит на задний план, как только нужда в ней пропадает.