Текст книги "Пылающий берег"

Он поднял большую машину в воздух и усмехнулся, чувствуя, как она поднимается все выше.

Эндрю сказал – «быстрая», и теперь Майкл сам ощутил это: его вжало в сиденье, когда он повернул к горизонту, и SE5a понесся, как охваченный страстью ястреб.

– Не построили еще такой «альбатрос», который теперь сможет удрать от нас! – восторгался Майкл.

На высоте в пять тысяч футов он выровнялся и резко повернул самолет вправо, забирая все круче и круче, держа нос машины вверх; правое крыло почти вертикально повернулось к земле, и кровь отхлынула от мозга Майкла, отброшенная центробежной силой, так что перед глазами у него все стало серым, бесцветным; потом он развернул машину в противоположную сторону и закричал от восторга под порывами ветра и под рев огромного мотора.

– Давай, давай, черт побери! – Он обернулся, чтобы посмотреть на немецкую линию фронта. – Приходите, увидите, что мы тут для вас приготовили!

Когда он приземлился, другие пилоты окружили машину.

– Как он, Майкл?

– Как набирает высоту?

– Поворачивает хорошо?

И Майкл, стоя над ними на нижнем крыле, сложил пальцы и послал в небо воздушный поцелуй.

В тот день Эндрю повел свою эскадрилью все на тех же потрепанных и заплатанных старых «сопвичах» на главный аэродром в Бертангле, и они в нетерпении ждали перед третьим ангаром, когда наземные команды выкатят большие SE5a и построят их длинным рядом на бетонированной площадке.

Через своего дядю в штаб-квартире дивизии Эндрю добился присутствия фотографа. Пилоты выстроились вокруг Эндрю, как футбольная команда, перед новыми самолетами. Все были одеты как попало, ни на одном не было мундира Королевских воздушных сил. На них были фуражки и кожаные шлемы, а Эндрю, как всегда, красовался в своем шотландском берете. Кто-то надел укороченный морской бушлат, кто-то – кавалерийский китель или кожаную летную куртку; но на груди у каждого непременно сверкали крылья Королевских воздушных сил.

Фотограф установил тяжелую деревянную треногу и исчез под черным покрывалом, а его помощник стоял рядом со вспышкой. Лишь один из пилотов не присоединился к группе. Хэнк Джонсон был крепким маленьким техасцем, ему не исполнилось и двадцати, и он был единственным американцем в эскадрилье; до войны он работал объездчиком полудиких лошадей. Он за свой счет пересек Атлантику, чтобы присоединиться к эскадрилье «Лафайет», а оттуда уже добрался до двадцать первой эскадрильи Эндрю, состоявшей из шотландцев, ирландцев, колонистов и прочих отщепенцев.

Хэнк стоял за фотоштативом с толстой черной голландской сигарой в зубах и подавал глупые советы хлопотавшему фотографу.

– Иди сюда, Хэнк! – позвал его Майкл. – Нам нужна твоя милая мордашка, чтобы придать блеска снимку!

Хэнк потер свой кривой нос, сломанный одной из его диких лошадок, и покачал головой.

– Неужели никто из вас, ребята, не слышал, что фотографироваться – дурная примета?

Ему ответили неодобрительными возгласами, а он в ответ дружелюбно помахал сигарой.

– Валяйте! – предложил он. – Но моего папочку укусила гремучая змея ровно в тот день, когда он в первый раз сфотографировался.

– Там, в синеве, гремучих змей не найдешь! – крикнул кто-то.

– Верно, – согласился Хэнк. – Но зато есть кое-что намного хуже, чем целое гнездо гремучек.

Язвительные выкрики стали тише. Мужчины переглянулись, а потом один дернулся, словно намереваясь покинуть группу.

– Улыбочку, джентльмены, пожалуйста!

Фотограф появился из-под черного покрывала, заставив пилотов застыть на месте, но улыбки у всех получились кривоватыми, когда был открыт объектив фотоаппарата и их изображения были запечатлены для потомства на пластинке, покрытой нитратом серебра.

Эндрю постарался как можно быстрее исправить настроение, едва все разошлись.

– Майкл, бери пятерых, – приказал он. – Мы даем тебе десять минут, и ты попытаешься нам помешать и перехватить до того, как мы доберемся до Морт-Ома.

Майкл повел свое звено из пяти самолетов в классическом построении для нападения из засады, против солнца, скрытого клочьями облаков, перекрывая обратный маршрут к Морт-Ому. И все равно Эндрю едва не ускользнул; он повел свою группу точно на юг и очень низко. Это помогло бы, будь у Майкла зрение чуть похуже; он заметил вспышку луча низко стоявшего солнца на ветровом стекле с расстояния в шесть миль и тут же выпустил красную сигнальную ракету, подавая знак: «Враг в поле зрения».

Эндрю, поняв, что его засекли, поднялся выше навстречу Майклу, и оба отряда дальше помчались вместе на изумительных машинах.

Майкл нашел взглядом SE5a своего друга и подлетел ближе, и они образовали замысловатый воздушный дуэт, заставляя могучие машины все набирать и набирать скорость, проверяя их возможности и выносливость на пределе; но ни одному из них не удалось добиться преимущества, пока, в общем случайно, Эндрю не зашел в хвост Майклу на опасное расстояние. Тогда Майкл дал полную скорость и развернулся, не кладя машину в крен, и хвост его SE5a заскользил в сторону, а Майкла отбросило вбок так, что его шея чуть не сломалась, и он уже несся прямо на Эндрю.

Они проскочили мимо друг друга, и только стремительные рефлексы опытных боевых пилотов спасли их от столкновения. Майкл тут же повторил рискованный разворот на месте, и его с такой силой швырнуло на стенку кабины, что отчасти зажившее плечо ударилось о раму и от боли у него все расплылось перед глазами. Тем не менее он мгновенно развернулся и пристроился Эндрю в хвост. Эндрю отчаянно метался из стороны в сторону, но Майкл повторял каждое его движение и не выпускал его из-под прицела «виккерса», подбираясь все ближе, пока его пропеллер чуть не задел машину Эндрю.

– Нги дла! – победоносно заорал Майкл. – Я поел!

Это был древний боевой клич племени зулусов, который испускали воины короля Чаки, погружая длинный серебристый наконечник копья-ассегая в живую плоть.

Он заметил лицо Эндрю, отразившееся в зеркале заднего вида, которое висело на перекрещении креплений на крыле над его головой: глаза Эндрю были полны испуга и недоверия из-за невероятного маневра Майкла.

Эндрю пустил зеленую ракету – сигнал возвращения на аэродром и признания победы Майкла. Эскадрилья рассыпалась в небе, но при этом сигнале самолеты перестроились, и Эндрю повел их к Морт-Ому.

Как только они приземлились, Эндрю выскочил из кабины и побежал к Майклу; схватив его за плечи, он нетерпеливо встряхнул друга:

– Как ты это сделал? Черт побери, как ты это сделал?

Майкл быстро объяснил.

– Но это невозможно! – Эндрю покачал головой. – Разворот на плоскости… если бы я сам не видел… – Он умолк на секунду. – Давай попробуем еще раз.

Два больших самолета вместе промчались по узкой взлетной полосе, а вернулись лишь тогда, когда угасли последние лучи солнца. Оба пилота выпрыгнули из кабин и принялись обниматься, хлопать друг друга по спине и отплясывать, в своей толстой летной одежде напоминая пару цирковых медведей. Наземная команда стояла в сторонке, снисходительно улыбаясь, но потом Мак, старший механик, вышел вперед и коснулся козырька фуражки:

– Прошу прощения, сэр. Но эта работа с покраской все равно что сборы моей свекрови на прогулку в воскресенье, сэр, дело долгое и грязное, помоги нам Бог.

На заводе самолеты выкрасили в тусклый серовато-коричневый цвет. Такой цвет предположительно должен был сделать их незаметными для врага.

– Зеленый! – тут же заявил Эндрю.

Очень немногие пилоты с обеих сторон, немецкой и британской, соглашались на защитную окраску. Для них машина являлась предметом гордости, и им хотелось раскрасить свои самолеты поярче, чтобы сразу заявить врагу о своем присутствии, бросая ему прямой вызов.

– Зеленый, – повторил Эндрю. – Ярко-зеленый, в тон моему шарфу, и не забудьте про летающий хаггис на носу!

– А мне желтый, Мак, будь любезен, – решил Майкл.

– Интересно, почему это я так и думал, что вы предпочтете желтый, мистер Майкл? – усмехнулся Мак.

– Ох, Мак, раз уж на то пошло, убери это дурацкое маленькое ветровое стекло и подтяни расчалки, ладно?

Все старослужащие верили, что если подтянуть расчалки и изменить угол крыльев, можно добавить к скорости несколько узлов.

– Я этим займусь, – пообещал Мак.

– Урегулируй все так, чтобы лететь без рук, – добавил Майкл.

Летчики-асы всегда беспокоились о таких вещах, все это знали. Если SE5a будет лететь прямо, пилот сможет убрать руки с рычагов управления и стрелять из обоих пулеметов.

– Без рук, сэр, – понимающе кивнул Мак.

– Да, и еще, Мак, наладь орудия на пятьдесят ярдов…

– Что-нибудь еще, сэр?

– Пока все. – Майкл усмехнулся в ответ на усмешку Мака. – Но я еще подумаю.

– Не сомневаюсь, сэр. – Мак покорно качнул головой. – Все будет готово к рассвету.

– Получишь бутылочку рома, если успеешь, – пообещал Майкл.

– А теперь, мальчик мой… – подошедший Эндрю обнял Майкла за плечи. – Как насчет того, чтобы выпить?

– Я уже думал, ты никогда не предложишь, – ответил Майкл.

Столовая была заполнена взволнованными молодыми людьми, все громко и страстно обсуждали новые машины.

– Капрал! – сквозь общий шум позвал работника столовой лорд Киллигерран. – Вся выпивка этим вечером – за мой счет, пожалуйста.

Пилоты ответили ему восторженными криками и поспешили вернуться к бару, чтобы как следует воспользоваться предложением.

Часом позже, когда у всех уже лихорадочно блестели глаза, а смех достиг пика, что Эндрю счел вполне подходящим, он постучал по барной стойке, требуя внимания, и торжественно заявил:

– Как великий чемпион игры в боку-боку в Абердине и всей Шотландии, не говоря уже о Гебридских островах, считаю правильным предложить всем присутствующим сыграть в эту древнюю и достойную игру.

– Вот как, древняя и достойная! – Майкл насмешливо покосился на Эндрю. – Ладно, поколочу твою команду, сэр.

Они бросили монетку, Майкл проиграл, и его команде пришлось построить пирамиду из тел у дальней стены столовой, в то время как прислуга столовой поспешно убирала подальше все, что могло разлиться. Потом парни из команды Эндрю одновременно ринулись к пирамиде через всю столовую и всеми силами обрушились на пирамиду, стараясь развалить ее и добиться чистой победы. Но если в процессе нападения какая-то часть их тел касалась пола, это означало немедленную дисквалификацию всей команды.

Команда Майкла выдержала стремительность и вес нападения, и наконец все восемь игроков команды Эндрю, стараясь, чтобы даже пальцем ноги или руки не задеть пол, взгромоздились, как стая обезьян, на пирамиду Майкла.

С вершины кучи Эндрю задал главный вопрос, который должен был означать блестящую победу или бесчестное поражение:

– Боку-боку, сколько пальцев я поднял?

Майкл, придавленный взгромоздившимися на него телами, предположил:

– Три?

– Два!

Эндрю утвердился в победе, и пирамида с угрюмым ворчанием развалилась; в воцарившемся хаосе Майкл придвинулся к уху Эндрю:

– Как ты думаешь, могу я позаимствовать сегодня вечером мотоцикл?

Эндрю, еще не отдышавшийся, скосил глаза на Майкла:

– Снова хочешь подышать свежим воздухом, мой мальчик?

И поскольку Майкл явно смутился и не нашел умного ответа, он продолжил:

– Все мое – твое, отправляйся с моим благословением и передай счастливице мое глубочайшее почтение, ладно?

Майкл оставил мотоцикл среди деревьев за амбаром и, неся связку армейских одеял, направился по грязи ко входу. Как только он перешагнул порог, вспыхнул свет – Сантэн подняла заслонку сигнального фонаря и направила луч ему в лицо.

– Добрый день, месье.

Она сидела на тюках соломы, подобрав под себя ноги, и проказливо улыбалась ему.

– Вот так сюрприз! Какая встреча!

Он вскарабкался на тюки и обнял ее.

– Ты рано пришла! – упрекнул он девушку.

– Папа рано лег спать…

Она не смогла продолжить, потому что губы Майкла закрыли ей рот.

– Я видела новые самолеты, – выдохнула Сантэн, когда они отодвинулись друг от друга. – Но не знала, который из них твой. Они все одинаковые. Меня беспокоит то, что я не могу отличить твой.

– Завтра мой снова станет желтым. Мак перекрасит его для меня.

– Нужно договориться о сигналах, – сказала Сантэн, забирая у него одеяла и начиная сооружать гнездышко между тюками.

– Если я вот так подниму руку над головой, это будет означать, что вечером мы встретимся в амбаре, – предложил он.

– Этого знака я буду ждать с нетерпением. – Сантэн улыбнулась и разгладила одеяла. – Иди сюда! – приказала она.

Голос ее сразу стал хрипловатым и мурлыкающим.

Много позже, когда она лежала, прижавшись ухом к обнаженной груди Майкла и прислушивалась к биению его сердца, он слегка пошевелился и прошептал:

– Сантэн, так не годится. Ты не можешь поехать со мной в Африку.

Она резко села и уставилась на него, сжав губы, а ее глаза, темные, как орудийное железо, угрожающе сверкнули.

– Я имел в виду, что скажут люди? Подумай о моей репутации – как я могу путешествовать с женщиной, на которой не женат?

Сантэн продолжала пристально смотреть на него, но ее губы уже начали складываться в улыбку.

– Но конечно, решение должно найтись. – Майкл сделал вид, что напряженно размышляет. – Есть! – Он щелкнул пальцами. – Что, если я женюсь на тебе?

Сантэн прижалась щекой к его груди.

– Только ради спасения твоей репутации, – прошептала она.

– Но ты еще не сказала «да».

– О да. Да! Миллион раз «да»!

И само собой, она тут же задала практический вопрос:

– Когда, Майкл?

– Как можно скорее. Я уже знаком с твоей семьей, а завтра ты познакомишься с моей.

– С твоей семьей? – Она отодвинулась от него на расстояние вытянутой руки. – Но твоя семья в Африке!

– Не вся, – заверил ее Майкл. – Основная часть здесь. Когда я говорю «основная часть», я не имею в виду количество, я подразумеваю наиболее важную ее часть.

– Не понимаю.

– Ты поймешь, ma chéri, ты поймешь, – заверил ее Майкл.

Майкл объяснил Эндрю, что именно он задумал.

– Если ты попадешься, я буду отрицать, что знал хоть что-то об этой гнусной идее. Более того, я буду с огромным удовольствием председательствовать на трибунале и сам стану руководить расстрельной командой! – предупредил его Эндрю.

Майкл расхаживал по полосе твердой земли на краю северного поля поместья де Тири, самого дальнего от летной базы. Он проскользнул на ярко-желтом SE5a за рядом дубов, что ограждали поле, а потом, перелетев семифутовую каменную стену, посадил самолет на землю. Оставив мотор работать на холостом ходу, он выбрался на крыло.

Сантэн уже бежала к нему от угла стены, где стояла в ожидании. Майкл увидел, что она точно выполнила все его инструкции и оделась тепло: на ней были подбитые мехом ботинки, желтая шерстяная юбка, на шее – желтый шелковый шарф. Кроме того, она надела роскошную накидку из чернобурой лисы, и капюшон подпрыгивал на ее спине, когда она бежала. На плече девушки висела мягкая кожаная сумка на ремне.

Майкл спрыгнул на землю и поднял Сантэн на крыло.

– Видишь? Я надела все желтое, твой любимый цвет!

– Умница! Вот, надень это.

Он достал из кармана шинели летный шлем, который стащил заранее, и показал Сантэн, как спрятать под него пышные волосы и застегнуть пряжку под подбородком.

– Я выгляжу романтично? – спросила она, позируя перед ним.

– Ты выглядишь потрясающе.

Это было правдой. Щеки Сантэн раскраснелись от волнения, глаза сверкали.

– Вперед!

Майкл снова влез на крыло и опустился в крохотную кабину.

– Она такая маленькая…

Сантэн колебалась, стоя на крыле.

– И ты тоже, но я думаю, ты еще и немножко боишься, да?

– Боюсь? Ха!

Сантэн одарила его презрительным взглядом и полезла в кабину.

Последовали хлопоты по укладке юбки девушки вокруг ее коленей, потом Майкл постарался посадить ее к себе на колени, чтобы не слишком нарушить равновесие машины… Майкл не смог удержаться от искушения и, когда девушка оказалась на его коленях, запустил руку к ней под юбку, почти до самой развилки между соблазнительными бедрами. Сантэн сердито взвизгнула:

– Вы просто наглец, месье! – И хлопнула его по колену.

Майкл застегнул ремень безопасности на них обоих, потом ткнулся носом в шею Сантэн под краем шлема:

– Ты теперь в моей власти. Тебе не сбежать.

– Не уверена, что мне этого хочется, – хихикнула Сантэн.

Понадобилось еще несколько минут, чтобы они приладили все юбки и меха Сантэн и убедились, что Майкл сможет управлять самолетом, притом что к его коленям была пристегнута Сантэн.

– Все, готово, – сообщил он наконец.

Он отвел самолет к концу поля, оставляя как можно больше места для взлета, потому что земля была рыхлой, а полоса – короткой. Он велел Маку убрать боеприпасы обоих пулеметов и слить охладитель «виккерса», что почти на шестьдесят фунтов облегчило самолет, но все равно машина была слишком перегружена для той полосы, что имелась в их распоряжении.

– Держись! – сказал Майкл на ухо Сантэн, открывая дроссель.

Большой самолет рванулся вперед.

– Слава богу, ветер южный, – пробормотал Майкл, чувствуя, как самолет отрывается от земли и поднимает их в воздух.

Когда они перелетели через стену, Майкл слегка накренил самолет влево над дубами, и они пошли вверх.

Майкл чувствовал, как напряжена на его коленях Сантэн, и подумал, что она действительно по-настоящему боится. Он даже разочаровался немного.

– Тебе ничто не грозит! – крикнул он ей сквозь рев мотора.

Девушка повернула голову, и Майкл увидел в ее взгляде не страх, а исступленный восторг.

– Это прекрасно! – крикнула она и поцеловала Майкла.

Знание того, что она разделяет его страсть к полету, восхитило Майкла.

– Мы пролетим над особняком, – сообщил он и снова резко положил самолет на крыло, снижаясь.

Для Сантэн это стало вторым самым изумительным переживанием за всю ее жизнь, это было куда лучше верховой езды или музыки, почти так же хорошо, как любовь Майкла. Она была птицей, орлом, ей хотелось кричать от радости, хотелось навсегда удержать это мгновение. Она желала всегда быть в вышине, чтобы бешеный ветер завывал вокруг, а сильные руки любимого мужчины обнимали ее, защищая.

Внизу открывался новый мир – знакомые с самого раннего детства места она видела теперь из другого, чарующего измерения.

– Наверное, ангелы именно так видят наш мир! – закричала она, и Майкл улыбнулся этой фантазии.

Особняк уже вырисовывался впереди – Сантэн и не осознавала прежде, какой он большой, какая у него чудесная розовая крыша из обожженной черепицы. А еще там был Нюаж, на поле за конюшней, – он скакал вперегонки с ревущим желтым самолетом, и Сантин засмеялась и крикнула:

– Беги, мой милый!

А потом они промчались над ним, и Сантэн увидела в огороде Анну – та выпрямилась над грядкой, заслышав гул мотора, и, прикрывая глаза ладонью, всмотрелась в самолет. Она была так близко, что Сантэн увидела, как нахмурилось ее красное лицо; девушка наклонилась из кабины. Желтый шарф летел за ней, когда она помахала рукой, и на морщинистом лице Анны отразилось недоверие, когда они пролетели мимо.

Сантэн хохотала и кричала Майклу:

– Давай выше! Выше!

Он повиновался; Сантэн не затихала ни на минуту, она вертелась и подпрыгивала на его коленях, наклонялась из кабины то в одну сторону, то в другую.

– Смотри, смотри! Там женский монастырь… О, если бы монахини увидели меня сейчас! А там канал… а там кафедральный собор Арраса… О, а там…

Ее восторженный энтузиазм заражал, и Майкл смеялся вместе с ней, а когда она снова повернула к нему голову, поцеловал ее, но Сантэн тут же отклонилась.

– Нет, я не хочу пропустить ничего!

Майкл летел на аэродром главной воздушной базы в Бертангле; взлетные полосы образовывали крест плотного зеленого торфа в лесу, а ангары и здания пристроились в концах этого креста.

– Послушай, – закричал Майкл в ухо Сантэн, – ты должна как можно ниже наклонить голову, когда мы будем приземляться!

Сантэн кивнула.

– А когда скажу, – продолжал он, – спрыгивай вниз и беги к деревьям. Справа увидишь каменную стену. Иди вдоль нее триста метров, пока не доберешься до дороги. И жди там.

Майкл описал идеальный круг над Бертанглем, заодно всматриваясь в базу в поисках какой-нибудь повышенной активности, которая говорила бы о присутствии старших офицеров или других возможных помех. Перед ангарами стояло с полдюжины самолетов, и Майкл увидел одного-двух человек, работавших там или просто бродивших между строениями.

– Похоже, все чисто! – пробормотал он и повернул навстречу ветру для последнего захода.

Сантэн съежилась на его коленях, с земли ее не было видно.

Майкл зашел к полосе высоко, как какой-нибудь новичок; он еще находился на высоте в пятьдесят футов, когда миновал ангары, шасси коснулись дальнего конца полосы, и Майкл позволил машине прокатиться почти до лесной опушки, прежде чем развернул ее бортом к деревьям и резко нажал на тормоз.

– Спрыгивай и беги! – приказал он Сантэн, высаживая ее из кабины.

Скрытая фюзеляжем от ангаров и зданий, она подобрала юбку, сунула под мышку свою кожаную сумку и помчалась к деревьям.

Майкл вернулся к ангарам и остановил самолет на бетонированной площадке перед ними.

– Вам надо бы расписаться в журнале, сэр, – сказал ему сержант-механик, как только Майкл спрыгнул на землю.

– В журнале?

– Новое правило, сэр; все полеты теперь регистрируются.

– Чертов бюрократизм, – проворчал Майкл. – Ничего не сделать теперь без бумажки.

Но он отправился на поиски дежурного офицера.

– Ох, Кортни, там для вас уже машина приготовлена.

Водитель ждал у колеса черного «роллс-ройса», припаркованного за первым ангаром. Едва завидев Майкла, он выпрямился.

– Нкозана! – восторженно улыбнулся он.

Его зубы сверкнули на фоне темного луноподобного лица, и он с такой энергией отсалютовал Майклу, что сбил с места козырек фуражки. Это был высокий молодой зулус, ростом даже выше Майкла, одетый в мундир цвета хаки, на котором красовались знаки различия Африканского корпуса.

– Сангане!

Майкл отсалютовал в ответ, широко улыбаясь, а потом, поддавшись порыву, обнял молодого человека.

– Увидеть тебя – все равно что вернуться домой, – с легкостью заговорил Майкл на языке зулусов.

Они выросли вместе, бродили по травянистым желтым холмам Зулуленда с собаками и охотничьими дубинами. Плавали в прохладных зеленых заводях реки Тугелы, ловили угрей, длинных, как их руки. Жарили свою добычу на дымном костре, лежали рядом ночами, всматриваясь в звезды и серьезно обсуждая свои возможности, решая, как они будут жить в будущем, какой мир построят, когда станут взрослыми.

– Какие новости из дома, Сангане? – спросил Майкл, когда зулус открыл дверцу «роллс-ройса». – Как дела у твоего отца?

Мбежане, отец Сангане, был старым служащим и другом Шона Кортни, он происходил из королевского дома Зулу и следовал за хозяином на все войны, но теперь постарел, растерял силы и был вынужден отправить вместо себя сына.

Они оживленно разговаривали, пока Сангане вел «роллс» с авиабазы и поворачивал на главную дорогу. Майкл, сидя сзади, снял летную куртку и остался в парадной форме с «крылышками» и всеми знаками отличия.

– Остановись вон там, Сангане, у деревьев.

Майкл вышел из машины и обеспокоенно позвал:

– Сантэн!

Она вышла из-за одного из стволов, и Майкл задохнулся, увидев ее. Сантэн воспользовалась имевшимся у нее временем, чтобы навести красоту, и теперь Майкл понял, зачем она прихватила с собой сумку. Майкл до сих пор ни разу не видел, чтобы Сантэн подкрашивалась, но она наложила косметику с таким искусством, что поначалу он просто не понял причин преображения. Казалось, что просто вся ее красота усилилась, глаза засверкали ярче, кожа стала более светящейся и жемчужной.

– Как ты прекрасна! – выдохнул Майкл.

Она уже не была женщиной-девочкой, в ней появились новые самообладание и уверенность, и Майкл преисполнился благоговением.

– Как ты думаешь, я понравлюсь твоему дяде? – спросила она.

– Да он в тебя влюбится… любой мужчина влюбился бы!

Желтый костюм имел необычный оттенок, который словно золотил кожу Сантэн и бросал золотые отблески на ее темные глаза. Поля шляпы-котелка были узкими с одной стороны и широкими с другой, где к ним был приколот пучок зеленых и желтых перьев. Под жакет Сантэн надела блузку из чудесного кремового китайского шелка с высоким кружевным воротником, которая подчеркивала линию горла и грациозную посадку головы. Ботинки исчезли, их сменили элегантные туфли.

Майкл схватил ее руки и почтительно поцеловал их, а потом повел к лимузину.

– Сангане, эта женщина скоро станет моей женой.

Зулус одобрительно кивнул, оценивая Сантэн, как оценил бы какую-нибудь лошадку или молодую породистую телочку.

– Пусть она принесет тебе много сыновей, – сказал он.

Когда Майкл перевел его слова, Сантэн вспыхнула и засмеялась.

– Поблагодари его, Майкл, но скажи, что мне хотелось бы иметь хотя бы одну дочурку.

Она окинула взглядом роскошную внутренность «роллса».

– А что, у всех английских генералов такие вот машины?

– Мой дядя привез ее с собой из Африки. – Майкл провел ладонью по мягкой коже сиденья. – Это подарок от моей тети.

– Твой дядя обладает стилем, раз отправился на войну в подобной колеснице, – кивнула Сантэн. – А у твоей тети отличный вкус. Надеюсь, однажды и я смогу преподнести тебе такой же дар, Майкл.

– Мне ужасно хочется тебя поцеловать, – признался он.

– Только не на людях, – чопорно возразила Сантэн. – Но можешь делать это сколько угодно, когда мы останемся одни. А теперь скажи, нам далеко ехать?

– Миль пять или около того, но, учитывая, сколько машин на дороге, одному богу известно, сколько времени это займет.

Они повернули на главную дорогу между Аррасом и Амьеном; она была забита военным транспортом – перевозимыми орудиями и санитарными машинами, тяжелыми грузовиками, конными фургонами и телегами, а по обочинам маршировали солдаты, согнувшиеся под тяжелыми ранцами, в стальных шлемах, делавших их похожими на грибы.

Майкл замечал негодующие и завистливые взгляды, когда Сангане вел сверкающий лимузин сквозь медлительную массу машин. Мужчины, месившие грязь, заглядывали внутрь и видели элегантного офицера с хорошенькой девушкой, сидевшей рядом с ним на мягкой коже. Однако большинство мрачных взглядов сменялись улыбкой, когда Сантэн махала им рукой.

– Расскажи мне о своем дяде, – потребовала она, поворачиваясь к Майклу.

– О, он совершенно обычный человек, и говорить-то не о чем. Его выгнали из школы за то, что он поколотил директора, он сражался с зулусами на войне и убил первого врага еще до того, как ему исполнилось восемнадцать, заработал первый миллион фунтов стерлингов до двадцати пяти лет, а потом все потерял за один день. Подстрелил несколько сотен слонов, когда был профессиональным добытчиком слоновой кости, и убил леопарда голыми руками. А потом, во время бурской войны, взял в плен генерала буров Леру, почти без посторонней помощи, заработал еще один миллион после войны, помогал разрабатывать договор союза в Южной Африке. Он был членом кабинета министров в правительстве Луиса Боты, но ушел в отставку, чтобы отправиться на эту войну. Теперь он командует полком. Ростом он чуть больше шести футов и может поднять каждой рукой по мешку с маисом весом в двести фунтов.

– Майкл, я боюсь встречаться с таким человеком! – совершенно серьезно сказала Сантэн.

– Да с какой стати…

– Я боюсь, что могу влюбиться в него.

Майкл восторженно захохотал.

– Я тоже этого боюсь. И боюсь, что он влюбится в тебя.

Штаб-квартира полка временно располагалась в брошенном монастыре на окраине Амьена. Территория монастыря была неухоженна и заросла, потому что монахи ушли отсюда еще во время сражений прошлой осенью, а кусты рододендронов превратились в настоящие джунгли. Здания красного кирпича обросли мхом, вьющаяся глициния добралась до самых крыш. Кирпичи же были испещрены следами выстрелов.

У главного входа их встретил молодой лейтенант:

– Вы, должно быть, Майкл Кортни… а я Джон Пирс, адъютант генерала.

– А, привет! – Майкл пожал ему руку. – А что случилось с Ником ван дер Хеевером?

Ник учился вместе с Майклом в школе и был адъютантом генерала Кортни с тех пор, как их полк прибыл во Францию.

– Ох, вы разве не слышали?

Джон Пирс помрачнел, это было такое знакомое выражение в дни войны… оно появлялось на лицах, когда спрашивали о ком-то из знакомых.

– Боюсь, Ник перебрался в лучший мир.

– О боже, нет!

– Боюсь, это так. Он был на линии фронта вместе с вашим дядей. И его достал снайпер.

Но внимание лейтенанта рассеивалось. Он не мог отвести глаз от Сантэн. Майклу пришлось представить их друг другу, а потом прервать восторженную пантомиму лейтенанта.

– Где мой дядя?

– Он просил вас подождать.

Лейтенант повел их в маленький внутренний садик, скорее всего принадлежавший настоятелю. Здесь стены опутали плетистые розы, а в центре садика на аккуратной лужайке красовались солнечные часы на резном постаменте.

В углу садика, куда проникало солнце, был накрыт стол на троих. Дядя Шон не изменял своему стилю – Майкл сразу отметил старинное серебро и хрусталь мануфактуры «Стюарт».

– Генерал придет, как только сможет, но он просил меня предупредить вас, что обед будет коротким. Весеннее наступление, сами понимаете… – Лейтенант махнул рукой в сторону графинов на маленьком сервировочном столике. – А пока могу я предложить вам шерри или что-нибудь покрепче?

Сантэн отрицательно качнула головой, но Майкл принял предложение.

– Покрепче, пожалуйста, – сказал он.

Хотя Майкл любил дядю так же, как родного отца, он все же нервничал из-за встречи после долгого расставания. И ему нужно было как-то успокоиться.

Адъютант налил Майклу виски.

– Надеюсь, вы меня простите, но я должен кое-что сделать…

Майкл жестом отпустил его и взял Сантэн за руку.

– Смотри, бутоны уже скоро превратятся в розы… и в нарциссы… – сказала она, прислоняясь к нему. – Все снова возвращается к жизни.

– Не всё, – мягко возразил Майкл. – Для солдат весна – время смерти.

– О Майкл… – начала было Сантэн, но умолкла и посмотрела в сторону стеклянной двери с выражением, заставившим Майкла быстро обернуться.

Из двери выходил мужчина – высокий, прямой и широкоплечий. Он остановился, увидев Сантэн, и окинул ее пристальным оценивающим взглядом. Его глаза были синими, борода густой, но аккуратно подстриженной так же, как у короля.

«Глаза Майкла!» – подумала Сантэн, глядя прямо в них.

Но эти глаза были куда более жесткими, поняла она.

– Дядя Шон! – воскликнул Майкл и отпустил руку Сантэн.

Он шагнул вперед, чтобы пожать руку дяде, и суровые глаза посмотрели на него и смягчились.

– Мой мальчик!

«Он его любит, – поняла Сантэн. – Они очень крепко любят друг друга».

Она всмотрелась в лицо генерала. Оно загорело и обветрилось, как дубленая кожа, в углах рта и вокруг этих невероятных глаз залегли глубокие морщины. Нос генерала был большим, как у Майкла, и крючковатым, лоб широким и высоким, и над ним была густая темная шапка волос, пробитых серебром, которое блестело на весеннем солнце.