Текст книги "Пылающий берег"

– Я знаю, сэр. – Биггс расслабился. – Я то же самое чувствую из-за нашего майора.

– Биггс, разбуди меня в три. Мне нужно немножко вздремнуть.

Но разбудил его не Биггс, а крики наземных команд, топот шагов, низкий рев зениток вдоль края фруктового сада и гул мотора «мерседес» над головой.

Майкл выбрался из палатки, встрепанный, с налитыми кровью глазами, все еще полусонный.

– Какого черта происходит, Биггс?

– Немец, сэр… прямо над самой базой пронесся.

Другие пилоты и механики кричали среди деревьев, спеша к краю поля.

– Он даже не выстрелил.

– Ты его видел?

– «Альбатрос», сэр. Голубой, с черно-белыми крыльями. Этот дьявол чуть не снес крышу столовой. И что-то сбросил… Боб подобрал.

Майкл снова нырнул в палатку и быстро надел куртку и теннисные туфли. Выбегая наружу, он услышал, как два или три самолета заводят моторы. Кто-то из его собственных пилотов намеревался пуститься в погоню за наглецом.

– Остановите их, никому не взлетать! – закричал Майкл.

Он еще не дошел до офиса адъютанта, как моторы умолкли, подчиняясь его приказу.

У дверей собрались несколько любопытствующих пилотов, и Майкл протолкался вперед как раз в тот момент, когда адъютант развязал шнурок, стягивавший холщовый мешок, который был сброшен с немецкой машины. Хор вопросов, комментариев и предположений мгновенно затих, когда все поняли, что находится в мешке. Адъютант осторожно пропустил между пальцами полоску зеленого шелка. В ней виднелись прожженные дыры, она была испачкана засохшей кровью.

– Шарф Эндрю… – без какой-либо надобности произнес адъютант. – И его серебряная фляжка…

Серебро было сильно помято, но крышка отсвечивала золотом, когда адъютант поворачивал фляжку в руках, а содержимое тихонько булькало. Он отложил фляжку в сторону и по одному достал другие предметы из мешка: наградные ленточки Эндрю, янтарный мундштук, пружинную монетницу, в которой остались три монеты, его бумажник из свиной кожи… Из бумажника выпала фотография родителей Эндрю, стоявших перед замком.

– Что это? – Адъютант поднял коричневый конверт из толстой блестящей бумаги, запечатанный восковой печатью. – Адресовано… – Он прочитал надпись на конверте. – Адресовано пилоту на желтом SE5a.

Адъютант изумленно посмотрел на Майкла.

– Это же ты, Майкл… что за черт?

Майкл забрал у него конверт и ногтями сорвал печать.

Внутри лежал единственный листок первоклассной бумаги. Письмо было написано от руки; и хотя почерк явно был континентальным, потому что заглавные буквы выглядели готическими, сам текст свидетельствовал, что автор безупречно владеет английским.

Сэр,

Ваш друг, лорд Эндрю Киллигерран, был сегодня утром похоронен на кладбище протестантской церкви у Дуэ. Эскадрилья «Ягдстаффель» отдала ему воинские почести.

Имею честь сообщить Вам и в то же время напомнить, что никакая смерть во время войны не является намеренным убийством. Цель войны – уничтожать врага всеми возможными средствами.

С нетерпением жду встречи с Вами.

Отто фон Грим, подразделение «Яста-2», у Дуэ.

Все выжидающе смотрели на Майкла, когда он складывал письмо и прятал его в карман.

– Они нашли тело Эндрю, – тихо сказал Майкл. – И он сегодня утром похоронен у Дуэ с полными воинскими почестями.

– Чертовски достойно с их стороны, – пробормотал кто-то из пилотов.

– Да, для гансов достойно, – сказал Майкл и повернулся, чтобы уйти.

– Майкл, – остановил его адъютант, – думаю, Эндрю хотелось бы, чтобы вот это осталось тебе.

Он протянул Майклу серебряную фляжку.

Майкл медленно повернул ее в руках. Металл, скорее всего, помялся при ударе о землю, подумал он и содрогнулся.

– Да, – кивнул он. – Я позабочусь об этом ради него.

Повернувшись к двери, он прошел сквозь группу молчащих офицеров.

Биггс помог ему одеться даже с большим вниманием к деталям, чем обычно.

– Я в них втер побольше жира, сэр, – сообщил он, помогая Майклу надеть ботинки из мягкой кожи антилопы куду.

Майкл словно не услышал его замечания. После суматохи, поднятой появлением немецкого самолета, он еще немного полежал, но заснуть так и не сумел. И все же он ощущал спокойствие, даже безмятежность.

– О чем ты, Биггс? – рассеянно спросил он.

– Я сказал, что подготовил вашу парадную форму, все будет сделано, когда вы вернетесь… И я договорился с поваром, он обеспечит вам добрых пять галлонов горячей воды для ванны.

– Спасибо, Биггс.

– Такое не каждый день случается, мистер Майкл.

– Это верно, Биггс, одного раза на всю жизнь достаточно.

– Уверен, сэр, вы и та юная леди будете очень счастливы. Мы с моей миссус поженились давно, в июне двадцать два года исполнится, сэр.

– Это очень давно, Биггс.

– Надеюсь, вы побьете мой рекорд, мистер Майкл.

– Постараюсь.

– И вот еще что, сэр… – Биггс смутился, не отрывая взгляда от шнуровки ботинок. – Не следует летать в одиночку, сэр. Опасно, сэр; надо бы взять с собой хотя бы мистера Джонсона, уж вы меня простите, сэр… я понимаю, не мое дело рассуждать об этом…

Майкл на мгновение опустил руку на плечо Биггса. Он никогда прежде такого не делал.

– Подготовь ванну к тому времени, когда я вернусь, – сказал он, вставая.

Биггс посмотрел ему вслед, когда Майкл, нагнувшись, выходил из палатки, и не попрощался с ним, и не пожелал удачи, хотя ему стоило немалых усилий удержаться от этого, а потом поднял сброшенную Майклом куртку и сложил ее с особым усердием.

Когда мотор «вулзли» чихнул, Майкл увеличил зажигание, и тот наконец ровно загудел. Потом Майкл внимательно прислушивался к нему секунд тридцать, прежде чем посмотреть на Мака, стоявшего на крыле рядом с кабиной; волосы Мака взлетали над головой в потоке воздуха от пропеллера.

– Отлично, Мак! – крикнул Майкл.

Мак усмехнулся:

– Задайте им перца, сэр!

Он спрыгнул вниз, чтобы убрать из-под передних колес упоры.

Майкл инстинктивно глубоко вздохнул, словно намеревался нырнуть в одну из прохладных глубоких заводей Тугелы, а потом открыл дроссель, и большая машина покатила вперед.

Холм за особняком снова оказался пуст, но Майкл и не ожидал ничего другого. Он поднял нос машины, чтобы набрать высоту, но тут же передумал, снова его опустил и провел самолет небольшим кругом, почти касаясь крыльями вершин дубов.

Он вышел из поворота, когда особняк находился точно впереди, и пронесся мимо него на высоте черепичной крыши. Он не заметил никаких признаков жизни; снова развернулся, описывая «восьмерку», и полетел вокруг особняка, все так же низко.

На этот раз он увидел движение. Одно из окон нижнего этажа, рядом с кухней, резко распахнулось. Кто-то замахал из него желтым лоскутом, но Майкл не смог рассмотреть, кто это был.

Он опять вернулся, и на этот раз его шасси почти коснулись каменной стены, что окружала огород Анны. И увидел в окне Сантэн. Он не мог ошибиться, это были ее пышные темные волосы и огромные глаза. Высунувшись из окна как можно дальше, она что-то кричала и размахивала желтым шарфом, который был на ней в тот день, когда они летали на встречу с Шоном Кортни.

Когда Майкл опять поднял нос самолета и открыл дроссель, чтобы подняться в небо, он чувствовал себя обновленным. Равнодушие, охватившее его, испарилось, и он наполнился энергией и жизненной силой. Он видел ее, и теперь все будет в порядке.

– Это был Майкл! – радостно закричала Сантэн, поворачиваясь от окна к Анне, сидевшей на кровати. – Я его видела, Анна, это точно был он! О, как же он красив… и он прилетел, чтобы найти меня, несмотря на папу!

Лицо Анны сморщилось и покраснело от неодобрения.

– Это дурная примета, жених не должен видеть невесту в день свадьбы!

– Ах, ерунда, Анна, ты иногда говоришь такие глупости! О, Анна, как же он красив!

– А ты не будешь красивой, если мы не закончим все к вечеру.

Сантэн подхватила юбку и устроилась на кровати рядом с Анной. Она положила на колени полосу старинных кружев цвета слоновой кости, потом поднесла иголку ближе к свету и прищурилась, вдевая в нее нитку.

– Я вот что решила, – сообщила она Анне, возобновляя работу над подолом свадебного платья. – Я буду рожать только сыновей, не меньше шести, и никаких девочек. Быть девочкой так скучно, я не желаю такого ни одному из моих детей. – Она сделала дюжину стежков и остановилась. – Я так счастлива, Анна, и так взволнована… Как ты думаешь, генерал приедет? И когда, как тебе кажется, кончится эта глупая война, чтобы мы с Майклом могли уехать в Африку?

Слушая ее болтовню, Анна слегка повернула голову, чтобы спрятать нежную улыбку.

Желтый SE5а мощно врезался в мягкое серое брюхо неба. Майкл выбрал один из разрывов в нижнем слое облаков и быстро пронесся сквозь него, очутившись в открытом воздушном коридоре. Выше над ним висела все та же крыша сплошной облачности, но внизу воздух оставался прозрачным как кристалл. Когда альтиметр показал восемь тысяч футов, Майкл выровнялся. Он находился в чистом пространстве, на равном удалении от облаков над ним и под ним, но в разрывы нижнего слоя мог различать ориентиры на земле.

Деревни Кантен и Обиньи-о-Бак были пусты, представляя собой картину полной разрухи. Лишь несколько каминных труб пережили волны войны, прокатившиеся над ними в одну и в другую стороны. Они торчали из влажной истерзанной земли, как могильные монументы.

Две эти деревни находились в четырех милях друг от друга; дорога, некогда соединявшая их, была полностью уничтожена, и передовые извивались по коричневым полям между ними, как парочка издыхающих гадюк. Воронки снарядов, наполненные стоялой водой, таращились на Майкла, как глаза слепца.

Майкл посмотрел на часы. Было без четырех минут четыре. Его взгляд снова устремился в пустое небо. Он по одной отвел руки от рычагов управления, сгибая и разгибая пальцы и в то же время энергично шевеля пальцами ног в мягких ботинках, чтобы расслабить их, как бегун перед выстрелом стартового пистолета. Он обеими руками потянулся к гашеткам пулеметов, проверяя регулировку. Потом дал по короткой очереди из каждого и кивнул, подув на скрытые перчаткой пальцы правой руки.

– Мне нужно выпить, – сказал он себе и достал из кармана фляжку Эндрю.

Он набрал в рот виски и немного подержал его во рту, перед тем как проглотить. Огонь вспыхнул в его крови, но Майкл устоял перед искушением выпить еще. Он завинтил крышку и положил фляжку в карман. Коснулся руля левого направления, начиная поворот над площадью патрулирования, и в этот момент заметил далеко впереди, на сером одеяле облаков, черную мошку. Он быстро заморгал, проверяя, не ошибся ли, а дальше уже не спускал с нее глаз.

Другая машина шла на высоте в восемь тысяч футов, точно на той же, на какой шел Майкл, и она быстро приближалась с севера, со стороны Дуэ. Майкл почувствовал, как всплеск адреналина смешивается в его крови с алкоголем. Щеки запылали, внутри все сжалось. Он отпустил дроссель и помчался навстречу мошке.

Благодаря скорости два самолета стремительно сближались, и другая машина чудесным образом увеличилась на глазах у Майкла. Он увидел яркий голубой нос и пропеллер, широко раскинутые большие ястребиные крылья. Он видел верхнюю часть шлема пилота между двумя черными пулеметами «шпандау», установленными на капоте двигателя, и заметил вспышку света на очках противника, когда тот наклонился вперед, чтобы посмотреть в прицелы.

Майкл дал полную скорость, и мотор взревел. Левая рука Майкла держала рычаг управления легко, как художник держит свою кисть, чуть нажимая на нее кончиками пальцев, когда выходил на немца так, чтобы тот очутился точно в центре его двойного прицела, а его правая рука уже тянулась к гашетке.

Его ненависть и его гнев вспыхнули во всю силу при виде врага, и он открыл огонь. Часы битвы в его голове помчались вперед, время замедлилось. Он видел, как дула обоих «шпандау» начали подмигивать ему, выплевывая яркие искры выстрелов, мигающих красным, как Марс в безлунную ночь. Он целился в голову противника, жал на триггер и чувствовал, как самолет словно пульсирует, когда его орудия содрогаются и грохочут.

Мысль о том, чтобы прервать эту лобовую атаку, даже не приходила в голову Майкла. Он был полностью поглощен своей целью, стараясь направить поток пуль в лицо немца, вырвать ему глаза, заставить его мозг вылететь из черепа. Он ощущал, что пули «шпандау» врезаются в корпус его самолета, рвут ткань крыльев, слышал, как они пролетают над его головой с резким шипением, как саранча, но не обращал на них внимания.

Он видел, что одна из его собственных пуль вышибла белые щепки из пропеллера немца, и понял, что отклонился от истинной цели. Два самолета готовы были столкнуться, и Майкл приготовился к этому, не отрывая руки от гашетки и не делая попытки свернуть в сторону.

А потом «альбатрос» резко взял вверх, в последний миг избежав катастрофы, сильно наклонившись вправо. Резкий удар встряхнул SE5a. Два крыла задели друг друга. Майкл увидел полосу оторванной ткани, летевшую за концом крыла. Он ударил по рулю направления, бросая SE5a в тот плоский скользящий разворот, на который был способен только этот самолет. Почувствовал, как крылья сгибаются от напряжения, и вот он уже мчался в обратную сторону. «Альбатрос» был впереди, но вне досягаемости огня.

Майкл попытался выжать из машины больше скорости, но самолет уже шел на пределе, а «альбатрос» по-прежнему уходил от него.

Потом немец повернул влево, и Майкл последовал за ним. Они стали резко подниматься, почти вертикально идя вверх, и скорость обеих машин начала падать, но теперь SE5a терял ее быстрее.

«Это же не тот „альбатрос“», – вдруг потрясенно осознал Майкл, увидев, что изменилось не только положение радиатора.

Он сражался с новым типом самолета, модернизированным, более быстрым и мощным, чем даже его собственный SE5a.

Майкл видел широкий размах черно-белых клетчатых крыльев, видел, как немецкий пилот вытягивает шею, чтобы увидеть противника в своем зеркале, и попытался резко взять вправо по короткой дуге.

Немец бросил «альбатрос» в крутой разворот и понесся обратно на Майкла, поливая его огнем своих «шпандау»; на этот раз Майкл был вынужден отступить перед массой и скоростью немца.

В критическое мгновение, когда Майкл завис в повороте, его скорость упала, что позволило немцу догнать его и сесть ему на хвост. Немец был отличным пилотом, и у Майкла похолодело внутри, когда он понял это. Он повел самолет вниз, чтобы увеличить скорость, и одновременно бросил свой SE5a в вертикальный поворот. «Альбатрос» не отставал, поворачивая вместе с ним, так что они закружили друг возле друга, как две планеты на постоянных орбитах.

Майкл посмотрел на вражеского пилота. Немец тоже смотрел на него, летные очки придавали ему вид страшный, нечеловеческий. А потом Майкл вдруг заметил за ярким голубым фюзеляжем, выше облачного покрова, маленькую движущуюся точку.

На мгновение у него остановилось сердце, а кровь словно сгустилась и замедлила движение по венам; затем сердце подпрыгнуло, как испуганный зверь, и помчалось куда-то, а воздух с шипением вырвался из горла.

«Имею честь сообщить Вам и в то же время напомнить, – написал ему немец, – что никакая смерть во время войны не является намеренным убийством. Цель войны – уничтожать врага всеми возможными средствами».

Майкл прочитал это предупреждение, но только теперь понял его. Они превратили его нелепое романтическое намерение устроить дуэль один на один в смертельную ловушку. И он, как дитя, отдал себя в их власть. Он указал им время и место, даже высоту. А они использовали голубую машину как простую приманку. Собственная наивность изумляла Майкла теперь, когда он видел, как враги вырываются из-за высоких облаков.

«Сколько же их?..»

Считать времени не было, но, похоже, весь состав «Ясты» на «альбатросах» нового типа, не меньше двадцати, несся к нему стремительной стаей; их яркие краски сверкали, как драгоценности, на мрачном облачном фоне.

«Я не смогу сдержать данное Сантэн слово», – подумал Майкл и посмотрел вниз.

Слой облаков лежал в двух тысячах футов под ним, это убежище находилось слишком далеко, но другого все равно не имелось. Он не мог надеяться на то, что сумеет сразиться с двадцатью самыми опытными немецкими воздушными асами, и у него оставалось всего несколько секунд до того, как они до него доберутся: они летели быстро, а голубая машина удерживала его.

Внезапно, глядя в лицо смерти, которую он намеренно искал, Майкл захотел жить. Он всеми силами налег на рычаг, разворачивая SE5a, потом дернул его вперед, и самолет рванулся от голубой машины, как выпущенный из пращи камень.

Тело Майкла дернулось, натягивая страховочные ремни, но он удержал большую машину при смене направления, использовал ее собственную инерцию движения, чтобы ринуться в стремительный спуск, к нижнему слою облаков.

Этот маневр застал противника врасплох, но он тут же опомнился, и «альбатрос» помчался за Майклом, в то время как разноцветная свора нагоняла их сверху.

Майкл наблюдал за ними в зеркало над головой, осознавая, насколько быстрее пикируют эти новые «альбатросы». Он посмотрел вперед, на облака. Их серые волны, еще несколько секунд назад казавшиеся такими вязкими и неприветливыми, являлись его единственной надеждой на жизнь и спасение, но теперь, когда он пустился в бегство, ужас вернулся и впился в него, как жуткий суккуб, высасывая всю его храбрость, все его мужество.

Он не успевал, они должны были настигнуть его прежде, чем он скроется в облаках… Майкл вцепился в рычаги, холодея от этого нового ползучего страха.

Его настиг стук выстрелов сдвоенного «шпандау». В зеркало Майкл увидел нервно пляшущие красные вспышки – так близко, совсем рядом… и что-то ударило его в нижнюю часть спины. Сила удара вышибла воздух из легких, и он понял, что необходимо уйти из-под линии огня орудий голубого «альбатроса».

Он ударил по рулю направления, пытаясь совершить разворот на плоскости, который повернул бы его лицом к лицу с его мучителями, но скорость была слишком высока, а угол снижения слишком крут, и SE5a не отозвался. Самолет лишь повернулся боком к гнавшейся за Майклом своре, и, хотя огонь «альбатроса» прошел мимо, другие самолеты начали атаковать его один за другим. Небо заполнилось яркими крыльями и фюзеляжами. Треск пуль по самолету Майкла стал непрерывным и невыносимым; SE5a упал на крыло и ушел в штопор.

Небо с облаками и пятна земли вперемешку с многоцветными «альбатросами» замелькали перед Майклом, грохот пулеметов оглушал его… Он почувствовал еще удар, на этот раз в ногу, прямо под промежностью. Посмотрев вниз, он увидел пробоину в полу кабины – пуля, пробившая пол, потерявшая скорость и деформированная, попала на излете в его бедро. Кровь била яркой артериальной струей. Ему приходилось однажды видеть охотника-зулуса, на которого напал раненый буйвол, – у охотника тоже была задета артерия, и он умер через три минуты.

Потоки пулеметного огня обливали его со всех сторон, а он не мог защищаться, потому что его аэроплан потерял управление и просто кувыркался, то задирая нос, то снова его роняя…

Майкл боролся с машиной, налегая на противоположный руль направления в попытке остановить вращение, и от напряжения кровь еще сильнее била из его разорванного бедра, и он уже ощущал приступы головокружения… Он убрал одну руку от рычагов и стал нашаривать место ранения, а когда нашел и зажал рану большим пальцем, пульсирующий поток крови оскудел.

Майкл опять попытался справиться с поврежденной машиной, повернуть ее, выровнять, одолеть вращение. Наконец самолет неохотно подчинился, и Майкл постарался не думать о пулеметном огне, настигавшем его.

Облака и земля перестали вращаться вокруг него, когда самолет снова ровно пошел вниз.

Майкл посмотрел в зеркало и увидел, что голубой «альбатрос» снова нашел его и уже приближается к хвосту SE5a для последнего, смертельного удара.

Прежде чем снова загрохотали «шпандау», Майкл ощутил холодную влагу на лице – серые клочья облаков ворвались в открытую кабину, а потом свет померк, и Майкл очутился в тусклом слепом мире, в царстве тишины, где «шпандау» уже не могли осквернять безмолвие неба. В облаках им было его не найти.

Взгляд Майкла машинально остановился на маленьких стеклянных трубках, наполненных глицерином, прикрепленных к приборной доске перед ним, и слегка коснулся рычагов управления, меняя уровень жидкости в них, пока маркеры наконец не показали, что SE5a летит сквозь облака ровно и прямо. Потом осторожно повернул самолет так, чтобы компас показывал на Морт-Ом.

Майкла сильно тошнило – это была первая реакция на ужас и напряжение схватки. Он сглотнул и сделал глубокий вдох, чтобы справиться с этим, а потом почувствовал, как его снова охватывает слабость. В его голове как будто трепыхалась летучая мышь. Темные мягкие крылья били по его глазам, зрение расплывалось темными пятнами.

Майкл сморгнул темноту и посмотрел вниз. Он все еще закрывал пальцем рану в бедре, но такого количества крови никогда прежде не видел… Его рука была сплошь в крови, пальцы стали липкими от нее. Рукав куртки промок до локтя. Кровь превратила его бриджи в мокрую массу и дотекла уже до ботинок. На полу кабины виднелись кровавые лужи, они уже сворачивались в комки, как желе из черной смородины, а красные змейки скользили по полу при каждом движении самолета.

Майкл на мгновение оставил управление, наклонился вперед, насколько позволили ремни, и ощупал свою спину. Он нашел еще одну рану, в трех дюймах сбоку от позвоночника, прямо над почками. Рана оказалась не сквозной. Пуля осталась в ней, вызвав внутреннее кровотечение, Майкл в этом не усомнился. В животе он чувствовал внутреннее давление, все там наполнялось кровью.

Самолет упал на крыло, и Майкл схватился за рычаги, чтобы выровнять машину, но ему понадобилось много секунд на это простое действие. Его пальцы кололо как иголками, ему стало холодно. Реакции замедлились, и каждое движение, даже самое незначительное, требовало огромных усилий.

Однако Майкл не ощущал боли, лишь онемение, распространявшееся от поясницы к коленям. Для проверки Майкл убрал палец с раны на бедре, и тут же из нее выплеснулась кровь, как перо розового фламинго, и он снова поспешно зажал дыру, сосредоточившись на управлении.

Сколько еще до Морт-Ома? Майкл попытался вычислить, но его мозг работал медленно и неуверенно. Девять минут от Кантена, прикинул Майкл, но как долго он уже летит? Он не знал этого и поднял рукав на запястье, чтобы посмотреть на часы. И понял, что ему нужно сосчитать деления, как ребенку…

«Не хочется слишком быстро выходить из облаков, – с напряжением подумал он. – Они будут меня ждать».

Циферблат часов расплылся перед его глазами.

«Двоится», – сообразил Майкл.

Он бросил быстрый взгляд вперед, и серебристые облака заклубились вокруг него, так что ему показалось, будто он падает. Майкл чуть не дернул за рычаг, чтобы остановить падение, но опыт остановил его, и он посмотрел на колбочки авиагоризонта. С ними все было в порядке. Его обманывали собственные чувства.

– Сантэн! – внезапно воскликнул Майкл. – Который час? Я ведь опоздаю на свадьбу!

Сквозь слабость прорвалась паника, темные крылья заколотились энергичнее за его глазами.

– Я ей обещал. Я поклялся!

Он опять посмотрел на часы.

«Шесть минут пятого… Это невозможно! – злобно подумал он. – Эти чертовы часы врут!»

Он совсем потерял связь с реальностью.

SE5a вырвался из облаков через прореху в нижнем слое.

Майкл вскинул руку, защищая глаза от яркого света, потом огляделся.

Он летел правильно, в сторону базы, узнавая дорогу, рельсы и похожее на звезду поле между ними.

«Еще шесть минут полета», – рассчитал он.

Вид земли вернул ему способность ориентироваться. Он вернулся в реальный мир и посмотрел вверх. Он увидел их там, кружащих, как стервятники над убитым львом, ожидавших, когда он появится. Заметив его, они повернули в его сторону радужные крылья… но он снова нырнул в облака в другой части открытого пространства, и снова его окружили холодные влажные клубы, скрывая от хищных глаз.

– Я сдержу обещание, – пробормотал он.

Потеря контакта с землей привела его в растерянность. Снова волнами накатило головокружение. Майкл позволил SE5a медленно погрузиться в облака, спускаясь ниже, и опять выбрался на яркий свет. Внизу все выглядело знакомым: гряда холмов, передовые, лес, деревня, церковный шпиль впереди… все выглядело таким мирным, идиллическим…

«Сантэн, я возвращаюсь домой», – подумал он.

На него навалилась огромная усталость, ее тяжесть будто душила Майкла, прижимая к полу кабины…

Повернув голову, он увидел особняк. Его розовая крыша служила маяком, неудержимо манившим его, и нос самолета повернул в ту сторону явно без помощи Майкла.

– Сантэн, – прошептал он. – Я скоро… подожди меня, я лечу…

Тут на него обрушилась тьма, словно он вошел в длинный туннель.

Что-то гудело в его ушах, похожее на шум прибоя в морской раковине. Майкл сосредоточился изо всех сил, глядя в сужавшийся проход в темноте, ища лицо Сантэн, ожидая услышать ее голос через нараставший гул в ушах.

– Сантэн, где ты? О боже, где ты, любовь моя?

* * *

Сантэн стояла перед большим зеркалом в тяжелой ореховой раме с позолотой и всматривалась в свое отражение темными серьезными глазами.

– Завтра я уже буду мадам Кортни, – торжественно произнесла она. – Да, и никогда больше не буду Сантэн де Тири. Разве это не пугающая мысль, Анна? – Она коснулась своих висков. – Как ты думаешь, я буду чувствовать себя как-то иначе? Наверняка такое событие должно меня изменить… я же перестану после этого быть прежним человеком!

– Очнись, дитя, – подтолкнула ее Анна. – У нас еще столько дел! Не время фантазировать.

Она взяла пышную юбку и через голову надела ее на Сантэн, а потом, стоя за спиной девушки, застегнула пояс.

– Мне хочется знать, Анна, смотрит ли сейчас на меня мама. Знает ли она, что я надеваю ее платье, радуется ли за меня?

Анна хмыкнула, опускаясь на колени, чтобы проверить подол юбки. Сантэн разгладила тонкое кружево на бедрах и прислушалась к негромким звукам мужского смеха в большой гостиной нижнего этажа.

– Я так рада, что генерал смог приехать. Он красавчик, не так ли, Анна? Такой же, как Майкл. А глаза… ты заметила?

Анна снова хмыкнула, но уже более выразительно; ее руки на мгновение приостановились при мысли о генерале.

«Да, это настоящий мужчина», – сказала себе Анна, когда увидела Шона Кортни, выходившего из «роллса» перед входом в особняк.

– Он выглядит таким важным в мундире и при медалях, – продолжила Сантэн. – Когда Майкл станет старше, я потребую, чтобы он тоже отрастил такую бородку. Это так солидно…

Снизу донесся новый взрыв смеха.

– Они с папой очень похожи, тебе не кажется, Анна? Ты прислушайся!

– Надеюсь, они оставят немного коньяка для других гостей, – проворчала Анна, вставая.

Потом она замерла на мгновение, прижав руку к пояснице, словно ее осенила какая-то мысль.

– Нам следовало бы выставить синий дрезденский фарфор, а не севрский. Он бы лучше выглядел с розовыми розами.

– Тебе бы подумать об этом вчера, – быстро перебила ее Сантэн. – Я не собираюсь снова всем этим заниматься.

Обе они трудились накануне весь день и почти весь вечер, открывая большую гостиную, запертую с тех пор, как сбежали все слуги. Гардины там покрылись пылью, высокий потолок украсила паутина, да так, что росписи с мифологическими сюжетами стали почти не видны.

Когда они закончили уборку, у обеих от пыли покраснели глаза и они чихали, принимаясь за серебро, сплошь потемневшее. Потом нужно было помыть каждый предмет из красного с золотом севрского обеденного сервиза и как следует вытереть. Граф, привлеченный к делу, многоречиво протестовал.

– Ветеран боев у Седана и армии Третьей империи вынужден работать, как какой-нибудь младший слуга!

Но наконец все было сделано. Гостиная снова сияла великолепием; пол, выложенный затейливым деревянным узором, сверкал от воска; нимфы, богини и фавны танцевали и гонялись друг за другом на сводчатом потолке, а серебряные вазы и первые из заботливо выращенных Анной в оранжерее роз выглядели при свечах как огромные драгоценности.

– Надо было испечь больше пирогов, – тревожилась Анна. – У этих солдат аппетит как у лошадей!

– Они не солдаты, они летчики, – поправила ее Сантэн. – И у нас достаточно еды, чтобы накормить всю союзную армию, а не одну эскадрилью… – Девушка оборвала фразу. – Смотри, Анна!

Анна подошла к окну и выглянула наружу.

– Это они! – воскликнула она. – Так рано!

Тускло-коричневый грузовик ехал по длинной гравийной подъездной дороге, подпрыгивая на рытвинах. Он выглядел аккуратным и чопорным на своих высоких узких колесах; его кузов был набит свободными от дежурства офицерами эскадрильи, а за рулем сидел адъютант, не выпускавший из зубов трубку. На лице адъютанта отражался настоящий ужас, когда он вел грузовик зигзагом, объезжая самые глубокие ямы, а пассажиры при этом громко ободряли его.

– Ты заперла кладовую? – в тревоге спросила Анна. – Если эта компания найдет еду прежде, чем мы будем готовы ее подавать…

Анна нашла себе старух-помощниц в деревне, из тех, кто не сбежал с началом войны, и они вместе битком набили кладовую, превратив ее в пещеру Аладдина, полную холодных пирогов и паштетов, мясных рулетов, окороков и яблочных пирожных, заливным из свиных ножек с трюфелями и десятками других вкусных блюд.

– Они не ради еды так рано приехали. – Сантэн тоже подошла к окну. – У папы ключи от винного погреба. Этим они и займутся.

Ее отец уже вышел на мраморные ступени парадного входа, приветствуя гостей, и адъютант затормозил так резко, что двое пилотов упали.

– Похоже, – воскликнул адъютант с явным облегчением, что машина наконец-то стоит, – вы и есть тот милый старый граф, так? Мы – передовой отряд, не знаю, как это по-французски, вроде бы le d’avant garde[22]22
  Авангард (фр.).


[Закрыть], вы не в курсе?

– О, все верно! – Граф схватил его за руку. – Наши бравые союзники! Добро пожаловать! Добро пожаловать! Могу я предложить вам маленький стаканчик чего-нибудь?

– Вот видишь, Анна, – улыбнулась Сантэн, отворачиваясь от окна. – Не о чем беспокоиться. Они друг друга понимают. Твоя еда в безопасности, по крайней мере на какое-то время.

Она взяла с кровати подвенечную вуаль и набросила себе на голову, после чего снова посмотрела в зеркало.

– Этот день должен стать счастливейшим в моей жизни, – прошептала она. – Ничто не должно его испортить.

– Ничто и не испортит, дитя. – Анна подошла к ней сзади и расправила на ее плечах прозрачное кружево. – Ты будешь самой прелестной из всех невест, и как жаль, что никто из местных тебя не увидит!

– Довольно, Анна! – мягко произнесла Сантэн. – Не о чем сожалеть. Все великолепно. Мне ничего другого и не хотелось бы.